Текст книги "Город смерти"

Автор книги: Сэмюэль Р. Дилэни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Вдруг генерал порылся в ящике и извлек папку.

– Крето, Земля, Минос, Калисто, – начал он, потом прихлопнул папку ладонью. – Алеппо, Pea, Олимпия, Парадиз, Дис!

– Что это? Маршрут Батчера, до того как он попал на Титан?

– Похоже, что так… Но это так же положение серии случаев, которые начались с декабря шестьдесят первого. Мы только недавно связали их с Вавилоном-17. Мы работали над последним «несчастным случаем», а потом подняли материалы о предыдущих. И везде сообщения о радиопереговорах. Как вы думаете, мисс Вонг привезла нам диверсанта?

– Возможно, только это не Ридра.

– Ну что же, я думал, что вы так и скажете.

– По аналогичным причинам, я уверен, что этот мужчина с нею не Батчер.

– Тогда кто же он?

– Сейчас я еще не знаю. Но очень важно, чтобы мы установили это. – Доктор Тмварба встал. – Где я могу увидеться с экипажем Ридры?

– Отличное место, – сказал Калли, когда они вышли из лифта на верхнем этаже Башни Союза.

– Хорошее, – согласилась Молли, – хорошо бы его обойти.

Официант в белом мундире по ковру из виверры подошел к ним, искоса взглянув на Брасса и сказал: – Они с вами, доктор Тмварба?

– Да. У нас ниша у окна. Принесите выпивку прямо туда. Я уже сделал заказ.

Официант повернулся, кивнул и отвел их к высокому арочному окну, выходящему на площадь Союза. Несколько человек обернулись, глядя на них.

– Штаб-квартира Союза может быть очень приятным местом, – с улыбкой сказал доктор Тмварба.

– Если есть деньги, – подтвердил Рон, он изогнул голову, глядя на сине-черный потолок, где огни были размещены так, что соответствовали созвездиям, видимым с Римика, и тихонько свистнул. – Я читал о таких местах, но никогда не думал, что сам попаду сюда.

– Я хотел бы привести сюда парней, – проворчал помощник. – Они думают, что лучше приема у барона не бывает.

В алькове официант отодвинул для Молли кресло: – Барон Вер Дорко с Военного Двора?

– Да, – сказал Калли. – Жареный барашек, вино, отличный фазан. Никто их не ел.

Он покачал головой.

– Одна из досадных привычек аристократии, – со смехом сказал Тмварба, – но их осталось немного, и большинство достаточно умны, чтобы отбросить свои титулы.

– Последний хозяин оружия в Армседже, – сказал помощник.

– Я читал сообщение о его смерти, Ридра была там?

– Мы все были. Очень дикий был вечер.

– Но что там произошло?

Брасс покачал головой: – Ну, капитан отправилась раньше…

Когда он кончил рассказывать о происшедшем с добавлениями остальных, доктор Тмварба откинулся в кресле.

– В бумагах этого не было, – сказал он. – А что такое этот ТВ-55?

Брасс пожал плечами.

Послышался щелчок – и микрофон связи с Лишенными Тела ожил в ухе доктора.

– Это человеческое существо, которое с рождения находится под контролем, – сказал Глаз. – Я был с капитаном Вонг, когда барон показывал ей его.

Доктор Тмварба кивнул.

– Можете ли вы еще что-нибудь рассказать мне?

Помощник, пытавшийся поудобнее устроится в кресле, теперь лег животом на край стола.

– Зачем?

Остальные молча ждали.

Толстый человек оглядел остальных членов экипажа.

– Зачем вы рассказали ему это? Он отправится назад и выдаст все это космонавтам.

– Верно, – сказал Тмварба. – Все, что сможет помочь Ридре.

Рон поставил стакан с ледяной Кока-колой.

– Космонавты не могут относится к нам хорошо, док, – объяснил он.

– Они не повели бы нас в такой ресторан.

Калли заткнул салфетку за циркониевое ожерелье, которое он надел для такого случая. Официант поставил на стол вазу с французским жареным картофелем, отошел и вернулся с тарелкой шницелей.

Напротив Молли держала в руках длинный красный стручок и вопросительно смотрела на него.

– Кетчуп, – объяснил доктор Тмварба.

– Ох! – сказала Молли, положив его на стол.

– Здесь должен был бы быть Дьявол, – помощник откинулся назад и взглянул на доктора. – Он мастер готовить пищу из суррогатов. Но здесь настоящая еда.

После этого, готов поклясться, он выбежал бы из камбуза, как будто его там укусили.

Брасс сказал: – Что случилось с капитаном Вонг? Никто не хочет спросить?

– Не знаю, – ответил Тмварба. – Но если вы расскажете мне все, что знаете, у меня будет больше возможностей, чтобы сделать что-нибудь.

– Другое, что никто не хочет сказать, – продолжал Брасс, – это то, что мы не хотим, чтобы вы что-нибудь делали для нее. Но мы не знаем, почему.

Остальные промолчали.

– На корабле был шпион, мы все знаем об этом. Он дважды пытался уничтожить корабль. Думаю, что именно он отвечает за то, что произошло с капитаном Вонг и Батчером.

– Мы все думаем так, – сказал помощник.

– Этого вы не хотели говорить космонавтам?

Брасс кивнул.

– Расскажите ему о сломанных пластинках и о переговорах перед взлетом, когда мы попали на «Тарик».

Брасс объяснил: – Если бы не Батчер, – щелкнул снова микрофон Лишенных Тела, – мы бы вернулись в нормальное пространство в центре Новой. Батчер убедил Джебела поймать нас и взять на борт.

– Так. – Доктор Тмварба обвел сидящих за столом долгим взглядом. – Один из вас шпион.

– Может, это кто-то из парней, – сказал помощник. – Не обязательно кто-то за этим столом.

– Если это так, – сказал доктор Тмварба, – то я говорю с остальными. Генерал Форестер ничего не добился от вас. Но Ридра нуждается в помощи. Это очень просто.

Брасс прервал затянувшееся молчание.

– Я потерял корабль в схватке с Захватчиками, док, – весь взвод парней и половину офицеров. Даже тогда я хорошо боролся и был хорошим пилотом для любого капитана-транспортника, хотя схватка с Захватчиками могла сделать меня человеком, приносящим несчастья, капитан Вонг не из нашего мира. Но откуда бы она не пришла, она просто сказала: «Мне понравилась ваша работа, я нанимаю вас.» Я ей благодарен.

– Она так много знает, – сказал Калли. – Это самый дикий полет, в котором я участвовал. Миры… Она проламывалась сквозь них и брала нас с собой. Когда в последний раз меня брали на обед к барону? А на следующий день я обедал с пиратами. И вот я здесь. Я хочу ей помочь.

– Калли слишком слит со своим животом, – прервал Рон. – Она заставляет думать, док. Она заставила думать о Молли и Калли. Вы знаете, она была в тройке с Мюэлом Арандайлом, тем парнем, что написал «Имперскую Звезду»? Должно быть, знаете, так как вы ее доктор. Во всяком случае, начинаешь думать, что, может быть, люди, живущие в других мирах, как сказал Калли, люди, которые пишут книги и делают оружие, эти люди реальны. Если вы верите в них, вам легче поверить и в себя. И тогда тот, кто сделает это с вами, нуждается в помощи, вы помогаете.

– Доктор, – сказала Молли. – Я была мертва, она оживила меня. Что я должна сделать?

– Вы можете рассказать мне все, что сами знаете, – он перегнулся через стол, сцепив пальцы, – о Батчере?

– О Батчере? – спросил Брасс. Остальные тоже были удивленны. – Но что о нем? Мы не знаем ничего, только то, что капитан и он действительно сблизились.

– Вы три недели были с ним на одном корабле. Расскажите мне все, что вы видели.

Экипаж смотрел друг на друга в вопросительном молчании.

– Может ли что-то указать, откуда он?

– Титан, – сказал Калли. – Знак на руке.

– До Титана, по крайней мере на пять лет раньше. Проблема в том, что этого не знает и сам Батчер.

Они смотрели друг на друга еще более ошеломленные.

Наконец Брасс сказал: – Его язык. Капитан сказала, что изначально он говорил на языке, в котором нет слова «я».

Доктор Тмварба еще более нахмурился, когда снова щелкнул микрофон Лишенных Тела:

– Она научила его говорить «я» и «вы»… Они гуляли вечером по кладбищу, а мы парили над ними, когда они узнали друг о друге, кто они.

– «Я», – сказал Тмварба. – В этом что-то есть. Интересно. Казалось, я знаю о Ридре все, что стоит знать. Но, оказывается, я знаю мало…

Микрофон щелкнул в третий раз: – Вы знаете о майне-птице?

Тмварба был изумлен: – Разумеется. Я был при этом.

Раздался смех Лишенного Тела: – Но она никогда не говорила вам, чего она испугалась.

– Это была истерика, вызванная предыдущими потрясениями.

Приведения рассмеялись:

– Червяк, доктор Тмварба. Она вовсе не боялась птицы. Она испугалась телепатического впечатления об огромном земляном черве, ползущем на нее, испугалась картины, которую рисовала птица.

– Она сказала это вам… и никогда не говорила мне.

– Миры, – повторил призрак. – Миры существуют у вас перед глазами, а вы их не видите. Эта комната может быть полна фантомов, но вы этого не знаете. Даже остальные члены экипажа не знают того, что говорим мы сейчас, но капитан Вонг, она никогда не использовала микрофон. Она нашла способ разговаривать с нами без приборов. Она прорвалась сквозь миры и соединилась с нами – это очень важно. И оба становились богаче.

– Тогда кто-то в мире, моем или вашем, должен сказать, откуда пришел Батчер. – Какое-то воспоминание проникло из памяти доктора, и он засмеялся. Остальные смотрели на него с удивлением. – Червь. «Где-то в раю теперь червь, червь…» Это из ее раннего стихотворения. А мне никогда не приходило в голову.

– Мне полагается быть счастливым? – поинтересовался Тмварба.

– Вам полагается быть заинтересованным, – ответил генерал Форестер.

– Вы посмотрели на гиперстатическую карту и обнаружили то, что, несмотря на то, что попытки диверсии за последние годы происходили в обычном пространстве галактики, они все лежат на крейсерской дистанции от Спецелли Снэп, на расстоянии одного прыжка. Вы так же обнаружили, что в то время, когда Батчер был на Титане, никаких диверсий не было. Иными словами, вы установили высокую вероятность того, что Батчер ответственен за все это дело. Нет, я вовсе не счастлив.

– Почему?

– Потому что он важная личность.

– Важная?

– Важная… для Ридры. Экипаж сказал мне это.

– Он? – потом пришло понимание. – Он? О, нет, кто угодно другой. Он низшая форма. Нет. Грабежи, диверсии, множество убийств… я хочу сказать, что он…

– Вы не знаете, что он. И если он ответственен за атаки Вавилона-17, в своем праве он так же экстраординарен, как и Ридра, – доктор встал с пузырькового кресла. – Вы дадите мне возможность проверить мою идею? Я слушал ваши целое утро. А моя сработает вероятно.

– Я все еще не понимаю, чего вы хотите.

Доктор Тмварба вздохнул.

– Прежде всего я хочу поместить Ридру, Батчера и вас в самую глубокую, темную, наиболее сильно охраняемую и недоступную темницу штаб-квартиры Администрации Союза.

– Но у нас нет тем…

– Не обманывайте меня, – спокойно сказал доктор Тмварба. – Вспомните, вы ведете войну.

Генерал скривился.

– Зачем вся эта секретность?

– Потому что этот парень много стоит. Если бы рядом со мной были бы все военные силы Союза, я был бы спокойнее, тогда бы я знал, что у нас есть шанс.

Ридра сидела в одном углу тюремной камеры, Батчер – в другом. Оба были привязаны пластиковыми ремнями к сидениям, выступавшим из стен. Доктор Тмварба следил за тем, как из камеры выкатывают оборудование.

– Никаких темниц, никаких пыточных камер, а, генерал? – он взглянул на красно-коричневое пятно, которое стирали с пола у его ног, и покачал головой. – Я был бы счастлив, если бы камеру промыли кислотой и продезинфицировали. Но, наверное, никакой приказ…

– У вас есть все необходимое, доктор? – спросил генерал, игнорируя его недовольство. – Если вы изменили свои намерения, то через пятнадцать минут здесь будет множество специалистов.

– Место недостаточно велико, – сказал доктор Тмварба. – Я получил девять специалистов прямо здесь.

Он положил руку на среднего размера компьютер, размещенный у стены рядом с остальными.

– Вы говорили, – сказал генерал Форестер в ответ, что необходима максимальная безопасность. Я могу собрать здесь двести пятьдесят мастеров айкидо.

– Я имею черный пояс айкидо, генерал, и думаю, что мы вдвоем справимся.

Генерал поднял брови.

– Я сам занимаюсь карате, но айкидо я никогда не понимал. А у вас черный пояс?

Доктор Тмварба, налаживая оборудование, кивнул.

– И у Ридры тоже. Я не знаю, что может сделать Батчер, поэтому предпочел привязать их.

– Хорошо. – Форестер притронулся к чему-то на дверном косяке. Металлическая плита медленно опустилась. – Будем здесь пять минут. – Плита достигла пола, и полоска между краями двери исчезла. – Края сварены. Мы в центре двенадцати слоев защиты, причем все они непреодолимы. Никто не знает даже расположения этого места, включая меня.

– После лабиринтов, которые мы прошли, я тоже не знаю, – сказал Тмварба.

– На случай, если кто-нибудь захочет засечь нас, мы автоматически передвигаемся каждые пятнадцать секунд. Он не вырвется отсюда.

Генерал указал на Батчера.

– Я скорее хочу быть уверен, что никто не ворвется сюда, – сказал Тмварба и нажал кнопку.

– Начинайте.

– У Батчера амнезия, как говорят доктора на Титане. Это означает, что его сознание заключено в части мозга и блокировано все, что происходило до шестьдесят второго года. Его сознание заключает, таким образом, часть коры головного мозга. Вот это, – Тмварба надел на голову Батчера металлический шлем, глядя на Ридру, – создаст серию «неприятностей» в этом районе, пока он не вынужден будет прорваться из этого района в остальную часть мозга.

– А что если между этим участком коры и другим просто нет связи?

– Если будет достаточно неприятно, он установит новые связи.

– При той жизни, которую он вел, – заметил генерал, – мне трудно представить себе, что может быть неприятно для его головы.

– Онофф, алгол, фортран, – сказал Тмварба.

Генерал следил, как доктор проводит дальнейшие приготовления.

– Обычно создают ситуацию укуса змеи в мозге. Однако, с мозгом, который не знал слова «я», тактика страха не подействует.

– А что подействует?

– Алгол. Онофф. Фортран. С помощью парикмахера и того факта, что сегодня среда.

– Доктор Тмварба, я не изучал внимательно ваш психоиндекс…

– Я знаю, что делаю. Ни один из этих языков для компьютера не знает слова «Я». Это делает невозможным такие предложения, как «я не могу решить эту проблему», или «я не хочу напрасно тратить время», или «я не понимаю». Генерал, в маленьком некоем городе на испанской стороне Пиренеев есть лишь один цирюльник. Цирюльник бреет всех мужчин в городе, кто не бреется сам. Бреет ли цирюльник себя сам или нет?

Генерал нахмурился.

– Вы не верите мне? Но, генерал, я всегда говорю правду, за исключением сред. По средам любое мое утверждение – ложь.

– Но сегодня – среда! – воскликнул генерал, начиная выходить из себя.

– Как убедительно. Ну, ну, генерал, перестаньте, а то у вас посинело лицо.

– Я дышу нормально!

– А я ничего не говорю. Отвечайте только «да» или «нет»: прекратили ли вы бить свою жену?

– Будь я проклят, пока вы думаете о жене и о сердце, скажите, что бреет цирюльник?

Генерал разразился смехом.

– Парадоксы. Вы хотите начинить его парадоксами, чтобы он с ними боролся?

– Если так поступить с компьютером, он перегорит, если только он не запрограммирован выключиться, встретив противоречие.

– Предположим, он решит лишиться тела?

– Разве такая малость остановит меня? – Тмварба указал на другую машину. – Для этого вот и есть это.

– Еще одно. Как вы знаете, какие парадоксы ему давать? Конечно те, что вы говорили мне…

– Их нет. Помимо всего прочего они существуют на английском и еще нескольких аналитических языках.

Парадоксы существуют в лингвистической манифестации языка, на котором они выражены. В парадоксе об испанском цирюльнике слово «все» и содержит противоречащие значения. То же самое и в других парадоксах. Лента, которую послала мне Ридра, содержит грамматику и словарь Вавилона-17. Удивительно! Это наиболее аналитический из существующих языков. Но это потому, что все изменяется, и значения выражаются в огромном наборе конгруэнтных конструкций, выраженных теми же словами. Это означает огромное количество парадоксов, которые ошеломляют. Ридра заполнила конец ленты наиболее остроумными из них. Мозг, ограниченный Вавилоном-17, эти парадоксы сожжет или сломает…

– Или заставит установить связь с другой частью мозга. Понимаю. Ну, начинайте.

– Я уже начал две минуты назад.

Генерал посмотрел на Батчера.

– Я ничего не вижу.

– И еще минуту не увидите. – Доктор делал дальнейшие приспособления. – Система парадоксов, которую я шлю ему, должна еще прорваться через внешнюю оболочку его мозга.

Внезапно губы на твердом мускулистом лице разошлись, обнажив зубы.

– Начинайте, – сказал доктор Тмварба.

– Что происходит с мисс Вонг?

Лицо Ридры тоже исказилось.

– Я надеялся, что этого не случится, – вздохнул доктор Тмварба, – но подозревал, что все же случится. Она в телепатическом контакте.

Треск стула Батчера. Ремень, крепивший голову ослаб, и череп Батчера ударился о спинку сидения.

Звук со стороны Ридры перешел в вопль, потом прекратился. Ее испуганные глаза дважды мигнули, она закричала: – О, Моки, как больно!

Один из ремней, удерживающий руку Батчера, лопнул, взлетел кулак.

Доктор Тмварба нажал кнопку, белый свет сменился желтым, что-то произошло с телом Батчера – он расслабился.

– Он лишил… – начал генерал Форестер.

Но Батчер тяжело дышал.

– Выпустите меня отсюда, – донеслось от Ридры.

Доктор Тмварба нажал другую кнопку, и ремни, стягивающие ее лоб, икры, запястья, раскрылись с треском. Она побежала через камеру к Батчеру.

– Его тоже!

Он нажал другую кнопку, и Батчер упал ей на руки.

Под его тяжестью она опустилась на пол и начала делать ему массаж.

Генерал Форестер держал их под прицелом вибропистолета.

– Итак, ради дьявола, кто он и откуда?

Батчер снова начал терять сознание, но, цепляясь руками за пол, он поддерживал себя.

– Наи… – начал он. – Я… я Найзл Вер Дорко… Голос его утратил жесткость. Он стал немного выше и был окрашен легким аристократическим акцентом. Армседж. Я родился в Армседже. Я… я убил своего отца!

Дверная пластина скользнула в сторону. Послышался запах дыма и горячего металла.

– Дьявол, чем так пахнет, – сказал генерал Форестер. – Этого не может быть!

– Я предполагал, – сказал доктор Тмварба уверенно, – что половина защитных слоев этой камеры будет прорвана. Если бы это продолжалось еще несколько минут, у нас вообще не было бы шансов.

Послышался шум шагов, испачканный сажей космонавт остановился, пошатываясь у двери.

– Генерал Форестер, с вами все в порядке? Внешняя стена взорвана, каким-то образом вскрыты радиозамки на двойных дверях! И керамические стены пробиты почти до середины. Похоже на лазер. Генерал сильно побледнел.

– Кто пытался пробиться сюда?

Батчер встал на ноги, держась за плечо Ридры.

– Несколько наиболее остроумных моделей моего отца, включая ТВ-55. Здесь в штаб-квартире Администрации Союза их должно быть не меньше шести и довольно высокоэффективных. Но теперь о них можно не беспокоиться.

– Я успокоюсь только тогда, – размеренно сказал генерал Форестер, – когда мне все объяснят.

– Нет, мой отец не был предателем, генерал. Он просто хотел сделать меня наиболее эффективным секретным агентом Союза. Но оружие – это не инструмент, а скорее знание, как его использовать. И у Захватчиков есть это знание. Это Вавилон-17.

– Хорошо. Вы можете быть Найзелом Вер Дорко. Но это только еще более запутывает дело.

– Я не хочу, чтобы он много говорил, – сказал доктор Тмварба, – потрясение, испытанное его нервной системой…

– Я в порядке, доктор. У меня сильный организм. Мои рефлексы намного превосходят нормальные, и теперь я контролирую свою нервную систему до пальца на ноге. Мой отец все делал основательно.

Генерал Форестер положил ноги на стол.

– Лучше пусть говорит. Ибо, если я все не пойму через пять минут, то я всех вас куда-нибудь отправлю.

– Мой отец начал работу над усовершенствованием шпиона, когда ему пришла в голову эта мысль. Он придал мне наиболее совершенную человеческую форму, какую только мог создать. Затем он послал меня на территорию Захватчиков, надеясь, что я там внесу максимум смятения. И я причинил им немало вреда, прежде чем они схватили меня… Отец продолжал совершенствовать своих шпионов, и вскоре они намного превосходили меня. Я не продержусь против ТВ-55, например, более пяти минут. Но из-за… я думаю, это семейная гордость… Он хотел сохранить контроль над всей операцией в своей семье. Каждый шпион Армседжа мог получать команды заранее установленным кодом. В мой спинной мозг вживлен гиперстасисный трансмиттер, большей частью электроплазмовый. Независимо от того, насколько сложны будущие шпионы, я сохранял над ними контроль. В течение нескольких лет, тысячи шпионов внедрялись на территорию Захватчиков. До моего пленения мы составляли мощную силу.

– Но почему они вас не убили? – спросил генерал. Или они решили обратить всю эту армию шпионов против нас?

– Они открыли, что я – оружие Союза. Но в определенных условиях этот гиперстасисный трансмиттер уничтожается на моем теле. И мне требуется не менее трех недель, чтобы вырастить новый. Потому они никогда и не знали, что я контролирую остальных. Но они использовали на мне свое секретное оружие – Вавилон-17. Они вызвали у меня амнезию, оставили без всяких коммуникативных способностей, кроме Вавилона-17, потом позволили бежать из Нуэва-Нуэва Йорка обратно на территорию Союза. Я не получил никаких инструкций об устройстве диверсий. Власть, которой я обладал, контакт с остальными шпионами пробудилась во мне очень болезненно и очень медленно. И вся моя жизнь стала преступлением, маскирующим диверсии. Как или почему, я по– прежнему не знаю.

– Думаю, я могу объяснить это, генерал, – сказала Ридра. – Вы можете запрограммировать компьютер так, чтобы он делал ошибки, и вы сделаете это, не перепутывая провода, а «манипулируя» языком, на котором вы научили компьютер думать. Отсутствие «я» предотвращало всякую самокритику и всякое самосохранение. В сущности оно прерывало всякую возможность осведомленности о символах и символических процессах – а именно таким образом мы различаем реальность и выражение реальности.

– Шимпанзе, – прервал доктор Тмварба, – достаточно координирован, чтобы научиться водить автомобиль, и достаточно разумен, чтобы различить красный и зеленый свет, но он поведет автомобиль прямо на кирпичную стену, когда горит зеленый, а когда горит красный, он остановится посреди перекрестка, даже если в следующее мгновение на него налетит грузовик. У него нет символических процессов. Для него красный свет означает «стой», зеленый – «иди». То, что это не сами действия, а их символы, он не осознает…

– Итак, – продолжала Ридра. – Вавилон-17 – это язык, содержащий для Батчера долговременную программу превращения в преступника и диверсанта. Если вы лишите кого-нибудь памяти и оставите в чужой стране, сохранив ему только название инструментов и частей машин, не удивляйтесь, если он станет механиком. Манипулируя его словарем, вы можете легко превратить его в моряка или художника. Вавилон-17 – такой точный аналитический язык, который снабжает вас техническим мастерством, в любой ситуации, в которой вы окажетесь.

– Но вы хотели сказать, что этот язык даже вас мог обратить против Союза? – спросил генерал.

– Начнем с того, – сказала Ридра, – что слово, обозначающее на Вавилоне-17 слово «Союз», может быть переведено на английский язык, как «тот, который захватывает». Теперь понимаете? И все программы подчинены этому слову. Когда мыслишь на Вавилоне-17, становится совершенно логичным постараться уничтожить собственный корабль, а потом при помощи самогипноза заблокировать тот факт, чтобы вы не смогли раскрыть собственные действия и остановить себя.

– Вот ваш шпион, – прервал Доктор Тмварба.

Ридра кивнула.

– Вавилон-17 программирует действия личности, усиливая их самогипнозом, при этом все, что мыслится на этом языке, кажется правильным, поскольку на других языках оно выражено очень грубо и неуклюже. Запрограммированная личность, во-первых, должна стремиться любой ценой уничтожить Союз, а во-вторых, оставаться скрытой от остальной части сознания. Это и произошло с нами.

– Но почему Вавилон-17 не полностью подчинил вас? – спросил доктор Тмварба.

– Он не рассчитан на мой «талант», Моки, ответила Ридра. – Я анализировала эту проблему на Вавилоне-17. Все очень просто. Человеческая нервная система производит радиошум. Но нужна антенна с поверхностью во много тысяч квадратных миль, чтобы уловить этот шум. В сущности единственное устройство, способное на это, – нервная система другого человека. Лишь несколько человек, подобно мне, лучше других контролируют ее. Я контролирую испускаемый мной радиошум. И я просто несколько исказила их.

– И что же я должен сделать с этими шпионами, которых вы скрываете в головах? Подвергнуть вас лоботомии.

– Нет, – сказала Ридра, – исправляя свой компьютер, вы не рвете его провода. Вы исправляете язык, вводите отсутствующие элементы и компенсируете двусмысленности.

– Мы ввели главные отсутствующие элементы на кладбище «Тарика», – сказал Батчер. – Мы на пути к остальным людям.

Генерал медленно встал.

– Не может быть, – он покачал головой. – Тмварба, где лента?

– У меня в кармане, где она и пролежала все время, – сказал доктор Тмварба, доставая катушку с записью.

– Я отправлю это криптографам, и все мы проверим. – Генерал подошел к двери. – Да, я вынужден вас закрыть…

Он вышел, а трое оставшихся смотрели друг на друга.

– … да, конечно, я должен знать, что тот, кто сумел проникнуть в наше наиболее защищенное помещение и саботировать военные усилия в целом рукаве галактики, сможет сбежать из моего закрытого кабинета… Я не дурак, но я думаю… Я знаю, что вас не беспокоит, что думаю я, что они… Нет, мне не приходило в голову, что они хотят похитить корабль. Да, я… Нет. Конечно, не уверен… Да, это один из самых больших наших кораблей. Но они улетели… Нет, они не нападали на наши… У меня нет никаких сведений, кроме оставленной мне записки… Да, на моем столе они оставили записку… Да, конечно, я прочту ее вам… Именно это я и хочу… хочу все время сделать…

Ридра вошла в рубку боевого корабля «Хронос». Когда опустила на пол свой чемоданчик, Батчер отвернулся от контрольного щита.

– Как дела внизу?

– Есть какие-нибудь затруднения с новыми приборами? – спросила Ридра.

Парень из взвода навострил уши.

– Не знаю, капитан.

– Мы должны вернуться в Снэп и передать корабль Джебелу и его людям на «Тарике»… Брасс говорит, что он сможет сделать это, если вы, парни, хорошо справитесь со своим обязанностями.

– Мы постараемся, но поступает так много приказов. Сейчас я должен идти вниз.

– Я задержу вас ненадолго, – сказала Ридра. – Допустим, я сделаю вас почетным квипукамайокуна?

– Кем-кем?

– Это парень, который читает все поступающие приказы и интерпретирует их, ваши далекие предки были индейцами, верно?

– Да, семинолы.

Ридра пожала плечами.

– Квипукамайокуна – это на языке майя. При отдавании приказа, они завязывали узелки на веревке. Мы используем программные карты. Ну, хорошо, бегите.

Тот дотронулся до лба и убежал.

– Как вы думаете, что генерал сделал с вашей запиской? – спросил Батчер.

– Это уже не важно. Она сгладит впечатление в верхах. Они поразмыслят над ней и над теми возможностями, которые они перед ними открывают, а мы тем временем будем делать свое дело. У нас есть исправленный Вавилон-17. Назовем его Вавилон-18 – это наиболее могущественное мыслимое оружие.

– Плюс моя армия убийц, – сказал Батчер. – Думаю, мы справимся в шесть месяцев. И ваше счастье, что эти припадки болезни не ускорили ваш метаболизм. Мне это кажется несколько странным. Вы должны были погибнуть, не овладев Вавилоном-17. Так было рассчитано.

– Им не повезло в том, что они напали на меня. Что ж, как только мы кончим с Джебелом, мы оставим на столе командующего Захватчиками Мейлоу в Нуэва-Нуэва Йорке записку: «Эту войну следует закончить в шесть месяцев». Лучшее прозаическое предложение, из всех когда-либо написанных. Но сейчас нам предстоит поработать.

– У нас есть инструмент, которого нет ни у кого, – сказал Батчер. Он подошел и сел рядом с ней. – А с хорошим инструментом дело пойдет легко. А что мы будем делать в оставшееся время?

– Я думаю, напишу стихотворение. А может, роман. Мне есть что сказать.

– Но я все еще преступник… Покрывать плохие дела хорошими – лингвистическая ошибка, которая уже не раз причиняла неприятности людям. Особенно, если хорошие дела еще в будущем. Я по-прежнему ответственен за множество убийств.

– Весь механизм суда, предназначенный для устранения, – тоже лингвистическая ошибка. Если вас это беспокоит, возвращайтесь, отдайтесь в руки, а потом попробуйте заняться своим делом. Пусть лучше я буду вашим делом.

– Конечно, но кто сказал, что этот суд легче?

Ридра начала смеяться, она остановилась перед ним, взяла его за руки, положила на них лицо, заходясь в смехе.

– Но я буду вашим защитником! А вы теперь должны знать, что даже без Вавилона-17 я сумею уговорить кого угодно.