Текст книги "Поэтическая Россия. Стихотворения"

Автор книги: Семен Надсон

 
О, спасибо вам, детские годы мои,
               С вашей ранней недетской тоскою!
Вы меня научили на слово любви
               Отзываться всей братской душою.
Истомивши меня, истерзавши мне грудь,
               С глаз моих вы завесу сорвали,
И блеснул предо мною неведомый путь —
               Путь горячей любви и печали…
 

1880

 
Если душно тебе, если нет у тебя
        В этом мире борьбы и наживы
Никого, кто бы мог отозваться, любя,
        На сомненья твои и порывы;
Если в сердце твоем оскорблен идеал,
        Идеал человека и света,
Если честно скорбишь ты и честно устал,—
        Отдохни над страницей поэта.
 
 
В стройных звуках своих вдохновенных речей,
         Чуткий к каждому слову мученья,
Он расскажет тебе о печали твоей,
         Но расскажет, как брат, без глумленья;
Он поднимет угасшую веру в тебе,
         Он разгонит сомненья и муку
И протянет тебе, в непосильной борьбе,
         Бескорыстную братскую руку…
 
 
Но умей же и ты отозваться душой
        Всем, кто ищет и просит участья,
Всем, кто гибнет в борьбе, кто подавлен нуждой,
         Кто устал от грозы и ненастья.
Научись беззаветно и свято любить,
         Увенчай молодые порывы,—
И тепло тебе станет трудиться и жить
         В этом мире борьбы и наживы.
 

1880

 
В мире были счастливцы, – их гимны звучали,
Как хвалебные арфы бесплотных духов;
В этих гимнах эдемские зори сияли
И струилось дыханье эдемских садов;
В этих гимнах – как в зеркале сонного моря
Отражается небо и склон берегов —
Отразились и слезы блаженного горя,
И мечты, и желанья их дивных творцов.
 
 
Полюбить ли случалось им – сила искусства
Помогала им в каждую душу влагать
К их избранницам те же горячие чувства,
Тем же сладким недугом весь мир волновать;
Имена их избранниц хвалой становились
И в ряду знаменитых и славных имен,
Сквозь бессильную давность годов, доносились
Невредимо и свято до наших времен.
 
 
Милый друг, твой певец не прославлен хвалою
И тебя не прославит любовью своей,
Но зато и живет он и дышит тобою,
И на славу не сменит улыбки твоей…
 

1880

 
Пусть нас давят угрюмые стены тюрьмы, —
           Мы сумеем их скрыть за цветами,
Пусть в них царство мышей, паутины и тьмы, —
           Мы спугнем это царство огнями…
Пусть нас тяжкая цепь беспощадно гнетет.
           Да зато нет для грезы границы:
Что ей цепь?.. Цепь она, как бечевку, порвет
           И умчится свободнее птицы.
Перед нею и рай лучезарный открыт,
           Ей доступны и бездны морские,
И безбрежье степей, и пески пирамид,
           И вершины хребтов снеговые…
В наши стены волшебно оно принесет
           Всю природу, весь мир необъятный,—
И в темнице нам звездное небо блеснет,
           И повеет весной ароматной!
Нам прожить остается одну эту ночь,
           Но зато – это ночь наслажденья,
Прочь же мрачные думы и слезы, – все прочь,
           Что рождает тоску и сомненья!..
Мы на пир наш друзей и подруг созовем,
           Заглушив в себе стоны проклятий,
И в объятьях любви беззаботно уснем,
          Чтоб проснуться для смертных объятий!
И да будут позор и несчастье тому,
          Кто, осмелившись сесть между нами,
Станет видеть упрямо все ту же тюрьму
         За сплетенными сетью цветами;
Кто за полным бокалом нам крикнуть дерзнет,
         К нам в слезах простирая объятья:
«Братья, жадное время не терпит, не ждет!
         Утро близко!.. Опомнитесь, братья!»
 

1880

 
Есть страданья ужасней, чем пытка сама,—
           Это муки бессонных ночей,
Муки сильных, но тщетных порывов ума
           На свободу из тяжких цепей.
Страшны эти минуты душевной грозы:
          Мысль немеет от долгой борьбы,—
А в груди ни одной примиренной слезы,
         Ни одной благодатной мольбы!..
Тайна, вечная, грозная тайна томит
         Утомленный работою ум,
И мучительной пыткою душу щемит
        Вся ничтожность догадок и дум…
Рад бежать бы от них, – но куда убежать?
        О, они не дадут отдохнуть
И неслышно закрадутся в душу, как тать,
         И налягут кошмаром на грудь;
Где б ты ни был, – они не оставят тебя
        И иссушат бесплодной тоской,
Если ты как-нибудь не обманешь себя
        Или разом не кончишь с собой!..
 

1880

 
Вся в кустах утонула беседка;
Свежей зелени яркая сетка
По стенам полусгнившим ползет,
И сквозь зелень в цветное оконце
Золотое весеннее солнце
Разноцветным сиянием бьет.
 
 
В полумраке углов – паутина;
В дверь врываются ветви жасмина.
Заслоняя дорогу и свет;
Круглый стол весь исписан стихами,
Весь исчерчен кругом вензелями,
И на нем позабытый букет…
 

1880

 
Случалось ли тебе бессонными ночами,
Когда вокруг тебя все смолкнет и заснет
И бледный серп луны холодными лучами
Твой мирный уголок таинственно зальет,
И только ты в тиши томишься одиноко,
Ты да усталая, больная мысль твоя,—
Случалось ли тебе задуматься глубоко
Над неразгаданным вопросом бытия?
 
 
Зачем ты призван в мир? К чему твои страданья,
Любовь и ненависть, сомненья и мечты
В безгрешно-правильной машине мирозданья
И в подавляющей огромности толпы?..
 

1880

 
О, не отказывайте, братья,
Певцу, уставшему душой,
Когда призывные объятья
Он простирает к вам с мольбой
И в песне, дышащей слезами,
Как нищий, с жаждою любви,
Готов открыть он перед вами
Все язвы гнойные свои!
Он ваших слез не отвергает,
Он отзыв всем дает, любя,
И знайте – он за вас страдает,
Когда страдает за себя…
Как волны рек, в седое море
Сойдясь, сплотились и слились,
Так ваша боль и ваше горе
В его душе отозвались.
О, он достоин состраданья,
Ведь он за вас скорбит душой,
И, осмеяв его страданья.
Вы посмеетесь над собой!
 

1880

 
Ты дитя… жизнь еще не успела
В этом девственном сердце убить
Жажду скромного, честного дела
И святую потребность любить.
Дела много – не складывай руки,—
Это дело так громко зовет!
Сколько жгучих страданий и муки,
Сколько слез облегчения ждет!..
Между нищими всякого рода,
Между членами робкой семьи,
Над которой судьба и природа
Шутят злобные шутки свои,
В этом мире под вечным ненастьем,
В море слез, в нищете и в крови,
Всех беднее – кто беден участьем,
Всех несчастнее – нищий любви..
 
 
Друг мой, ты так сильна и богата
Детски чуткой душою своей,—
Не ищи же несчастного брата
У дверей многолюдных церквей:
Этим нищим, просящим у храма,
Все помогут: степенный купец,
И слезливая, нервная дама,
И успевший нажиться делец…
Это рынок, достойный презренья,
Где ты парою лишних грошей
Покупаешь себе убежденье
В доброте бесконечной своей.
Это рынок тщеславья людского,
И не встретят тут взоры твои
Выраженья участья живого
И слезу беззаветной любви.
 

1880

 
Христос!.. Где ты, Христос, сияющий лучами
Бессмертной истины, свободы и любви?..
Взгляни – твой храм опять поруган торгашами,
И меч, что ты принес, запятнан весь руками,
Повинными в страдальческой крови!..
 
 
Взгляни, кто учит мир тому, чему когда-то
И ты учил его под тяжестью креста!
Как ярко их клеймо порока и разврата,
Какие лживые за страждущего брата,
Какие гнойные открылися уста!..
 
 
О, если б только зло!.. Но рваться всей душою
Рассеять это зло, трудиться для людей,—
И горько сознавать, что об руку с тобою
Кричит об истине, ломаясь пред толпою.
Прикрытый маскою, продажный фарисей!..
 

1880

 
Путь суров… Раскаленное солнце палит
              Раскаленные камни дороги;
О горячий песок и об острый гранит
             Ты изранил усталые ноги;
Исстрадалась, измучилась смелая грудь,
             Истомилась и жаждой и зноем,
Но не думай с тяжелой дороги свернуть
            И забыться позорным покоем!
 
 
Дальше, путник, все дальше – вперед и вперед!
           Отдых после, – он там, пред тобою…
Пусть под тень тебя тихая роща зовет,
           Наклонившись над тихой рекою;
Пусть весна расстелила в ней мягкий ковер
И сплела из ветвей изумрудный шатер,
           И царит в ней, любя и лаская,—
Дальше, дальше и дальше, под зноем лучей,
Раскаленной, безвестной дорогой своей,
          Мимолетный соблазн презирая!
 
 
Страшен сон этой рощи, глубок в ней покой:
          Он так врадчив, так сладко ласкает,
Что душа, утомленная скорбью больной,
          Раз уснув, навсегда засыпает.
В этой чаще душистой дриада живет.
         Чуть склонишься на мох ты, – с любовью
Чаровница лесная неслышно прильнет
          В полумгле к твоему изголовью…
 
 
И услышишь ты голос: «Усни, отдохни!..
         Прочь мятежные призраки горя!
Позабудься в моей благовонной тени,
         В тихом лоне зеленого моря!..
Долог путь твой – суровый, нерадостный путь…
О, к чему обрекать эту юную грудь
          На борьбу, на тоску и мученья?!
Друг мой! вверься душистому бархату мха:
Эта роща вокруг так свежа и тиха,
           В ней так сладки минуты забвенья!..»
 
 
Ты, я знаю, силен: ты бесстрашно сносил
           И борьбу, и грозу, и тревоги,—
Но сильнее открытых, разгневанных сил
          Этот тайный соблазн полдороги…
Дальше ж, путник!.. Поверь, лишь ослабит тебя
          Миг отрады, миг грез и покоя —
И продашь ты все то, что уж сделал любя,
          За позорное счастье застоя!..
 

1880–1881

 
Муза, погибаю!.. Глупо и безбожно
Гибну от нахальной тучи комаров,
От друзей, любивших слишком осторожно,
От язвивших слишком глубоко врагов;
Оттого, что голос мой звучал в пустыне,
Не рассеяв мрака, не разбив оков;
Оттого, что светлый гимн мой в честь святыни
Раздражал слепых язычников-жрецов;
Оттого, что крепкий щит мой весь иссечен
И едва я в силах меч поднять рукой;
Оттого, что я один и изувечен,
А вокруг – всё жарче закипает бой!..
Говорят, постыдно предаваться сплину,
Если есть в душе хоть капля прежних сил, —
Но что ж делать – сердце вполовину
Ни страдать, ни верить я не научил…
И за то, чем ярче были упованья,
Чем наивней был я в прежние года,
Тем сильней за эти детские мечтанья
Я теперь томлюсь от боли и стыда…
Да, мне стыдно, муза, за былые грезы,
За восторг бессонных, пламенных ночей,
За святые думы и святые слезы,
За святую веру в правду и людей!..
 
 
Муза, погибаю – и не жду спасенья,
Не хочу спасенья… Пусть ликует тот,
Кто от жизни просит только наслажденья,
Только личным счастьем дышит и живет…
 

19 января 1881

 
Как он, измученный, влачился по дороге,
Бряцая звеньями страдальческих цепей,
И как томился он, похоронен в остроге,
Под стражею штыков и ужасом плетей, —
Об этом пели вы, но из его страданий
Вы взяли только то на песни и цветы,
Что и без пошлых фраз и лживых восклицаний
Сплело ему венок нетленной красоты…
………………………………………………………..
Но между строк его болезненных творений
Прочли ли вы о том, что тягостней тюрьмы
И тягостней его позора и лишений
Был для него ваш мир торгашества и тьмы?
Прочли ли вы о том, как он страдал душою,
Когда, уча любви враждующих людей,
Он слышал, как кричал, ломаясь пред толпою,
С ним рядом о любви – корыстный фарисей?
Сочтите ж, сколько раз вы слово продавали,
И новый, может быть прекраснейший цветок,
И новый, может быть острейший терн печали
Вплетете вы в его страдальческий венок!..
 

Январь 1881

 
Мне снилось вечернее небо
И крупные звезды на нем,
И бледно-зеленые ивы
Над бледно-лазурным прудом,
И весь утонувший в сирени
Твой домик, и ты у окна,
Вся в белом, с поникшей головкой,
Прекрасна, грустна и бледна…
Ты плакала… Светлые слезы
Катились из светлых очей,
И плакали гордые розы,
И плакал в кустах соловей.
И с каждою новой слезою
Внизу, в ароматном саду,
Мерцая, светляк загорался
И небо роняло звезду.
 

20 сентября 1881

 
О любви твоей, друг мой, я часто мечтал,
И от грез этих сердце так радостно билось,
Но едва я приветливый взор твой встречал —
И тревожно и смутно во мне становилось.
Я боялся за то, что минует порыв,
Унося прихотливую вспышку участья,
И останусь опять я вдвойне сиротлив,
С обманувшей мечтой невозможного счастья;
Точно что-то чужое без спроса я взял,
Точно эта нежданная, светлая ласка —
Только призрак: мелькнул, озарил и пропал,
Мимолетный, как звук, и солгавший, как сказка;
Точно взгляд твой случайной ошибкой на мне
Остается так долго, лазурный и нежный,
Или грезится сердцу в болезненном сне,
Чтоб бесследно исчезнуть с зарей неизбежной…
Так, сжигаемый зноем в пустыне скупой,
Путник видит оазис – и верить боится:
Не мираж ли туманный в дали голубой
Лживо манит под тень отдохнуть и забыться?..
 

20 сентября 1881

 
Сколько лживых фраз, надуто-либеральных,
Сколько пестрых партий, мелких вожаков,
Личных обличений, колкостей журнальных,
Маленьких торжеств и маленьких божков!..
Сколько самолюбий глубоко задето,
Сколько уст клевещет, жалит и шипит, —
И вокруг, как прежде, сумрак без просвета,
И, как прежде, жизнь и душит и томит!..
А вопрос так прост: отдайся всей душою
На служенье братьям, позабудь себя
И иди вперед, светя перед толпою,
Поднимая павших, веря и любя!..
Не гонись за шумом быстрого успеха,
Не меняй на лавр сурового креста,
И пускай тебя язвят отравой смеха
И клеймят враждой нечистые уста!..
Видно, не настала, сторона родная,
Для тебя пора, когда бойцы твои,
Мелким, личным распрям сил не отдавая,
Встанут все во имя правды и любви!
Видно, спят сердца в них, если, вместо боя
С горем и врагами родины больной,
Подняли они, враждуя меж собою,
Этот бесконечный, этот жалкий бой!..
 

Ноябрь 1881

 
Завеса сброшена: ни новых увлечений,
Ни тайн заманчивых, ни счастья впереди;
Покой оправданных и сбывшихся сомнений,
Мгла безнадежности в измученной груди…
Как мало прожито – как много пережито!
Надежды светлые, и юность, и любовь…
И всё оплакано… осмеяно… забыто,
Погребено – и не воскреснет вновь!
 
 
Я в братство веровал, но в черный день невзгоды
Не мог я отличить собратьев от врагов;
Я жаждал для людей познанья и свободы,
А мир – всё тот же мир бессмысленных рабов;
На грозный бой со злом мечтал я встать сурово
Огнем и правдою карающих речей, —
И в храме истины – в священном храме слова
Я слышу оргию крикливых торгашей!..
Любовь на миг… любовь – забава от безделья,
Любовь – не жар души, а только жар в крови,
Любовь – больной кошмар, тяжелый чад похмелья —
 
 
Нет, мне не жаль ее, промчавшейся любви!
Я не о ней мечтал бессонными ночами,
И не она тогда явилась предо мной,
Вся – мысль, вся – красота, увитая цветами,
С улыбкой девственной и девственной душой!..
 
 
Бедна, как нищая, и, как рабыня, лжива,
В лохмотья яркие пестро наряжена —
Жизнь только издали нарядна и красива,
И только издали влечет к себе она.
Но чуть вглядишься ты, чуть встанет пред тобою
Она лицом к лицу – и ты поймешь обман
Ее величия под ветхой мишурою
И красоты ее под маскою румян.
 

1881

 
Пока свежо и гибко тело
И, как гранит, тверда рука,
Не страшно никакое дело
Для силача и смельчака. —
Невзгод и бурь он не боится,
Смеясь идет на смертный бой,
И не нужда к нему стучится,
А радость, счастье и покой!
 
 
В здоровом теле – дух здоровый,
Здоровый духом – не падет
В борьбе с невзгодою суровой
Под игом горя и забот;
И, разогнав трудом ненастье,
Развеяв с бою мрак ночной,
Он ускользающее счастье
Возьмет добычей боевой!..
 

1881

 
С каждым шагом вокруг всё черней и черней
            Рать суровых врагов надвигается,
С каждым шагом всё меньше надежд и друзей,
            Всё мучительней сердце сжимается…
Я еще не сдаюсь: стоны братьев звучат
            Мне призывом в разгаре сражения,
Но… иссечен мой щит, мои ноги скользят,
            И близка уж минута падения!
 
 
Злую шутку сыграла ты, жизнь, надо мной, —
           Ты, не дав мне ни злобы карающей,
Ни меча, – безоружного кинула в бой
           С светлым гимном любви всепрощающей.
Не умев ненавидеть, я думал любить,
           Думал скрежет вражды и проклятия
Примиряющей песнью моей заглушить
           И протягивал… камням объятия!..
 

1881

Памяти Ф. М. Достоевского

 
Не презирай толпы: пускай она порою
Пуста и низменна, бездушна и слепа,
Но есть мгновения, когда перед тобою
Не жалкая раба с продажною душою, —
А божество-толпа, титан-толпа!..
 
 
Ты к ней несправедлив: в часы ее страданий
Не шел ты к ней страдать… Певец ее и сын,
Ты убегал ее проклятий и рыданий,
Ты издали любил, ты чувствовал один!..
 
 
Приди же слиться с ней: не упускай мгновенья,
Когда болезненно-отзывчива она,
Когда от пошлых дел и пошлого забвенья
Утратой тягостной она пробуждена.
 
 
Не презирай толпы: пускай она бывает
Пошла и низменна, бездушна и слепа,
Но изучи ее, когда она страдает,
И ты поймешь, гордец, как велика толпа.
 

1881

 
В детстве слышал я старую сказку о том,
Как когда-то, давно, за лазурью морей,
За глухими лесами и диким хребтом,
Было целое царство оковано сном
           С молодой королевой своей.
 
 
Белый замок ее, утонувший в садах,
          Точно вымер – ни звука нигде;
Всё недвижно стояло в горячих лучах
Золотистого дня, как в немых зеркалах,
         Отражаясь в озерной воде…
 
 
А когда-то нередко ночною порой
         Там пестрели наряды гостей,
И с крыльца под стемневшие своды аллей,
Извиваясь, сбегали одна за другой
        Разноцветные цепи огней.
 
 
Или утром душистым, под темный каштан,
        Молода и светла, как весна,
Королева без свиты сходила одна
Помечтать и послушать, как плачет фонтан
        И как дышит тревожно волна…
 
 
И мгновенно всё стихло: объятые сном,
        Онемели и терем и сад,
Смолкнул говор людской, и не слышно кругом
Ни рогов егерей в полумраке лесном,
        Ни обычных ночных серенад…
 
 
Злые чары свершились – высокой стеной
        Вкруг поднялся терновник густой,
И не смели туда от далекой земли,
Мимо рифов и мелей, доплыть корабли
        И раздаться там голос живой…
 

1881

 
Я не зову тебя, сестра моей души,
Источник светлых чувств и чистых наслаждений,
Подруга верная в мучительной тиши
Ночной бессонницы и тягостных сомнений…
Я не зову тебя, поэзия… Не мне
Твой светлый жертвенник порочными руками
Венчать, как в старину, душистыми цветами
И светлый гимн слагать в душевной глубине.
 
 
Пал жрец твой… Стал рабом когда-то гордый царь…
Цветы увянули… осиротел алтарь…
 

1881

 
Мы – как два поезда (хотя с локомотивом
Я не без робости решаюсь вас равнять)
На станции Любань лишь случаем счастливым
            Сошлись, чтоб разойтись опять.
 
 
Наш стрелочник, судьба, безжалостной рукою
На двух различных нас поставила путях,
И скоро я умчусь с бессильною тоскою,
            Умчусь на всех моих парах.
 
 
Но, убегая вдаль и полный горьким ядом
Сознания, что вновь я в жизни сиротлив,
Не позабуду я о станции, где рядом
            Сочувственно пыхтел второй локомотив.
 
 
Мой одинокий путь грозит суровой мглою,
Ночь черной тучею раскинулась кругом, —
Скажите ж мне, собрат, какою мне судьбою
            И в память вкрасться к вам, как вкрался я в альбом?
 

1881

 
Напрасные мечты!.. Тяжелыми цепями
Навеки скован ты с бездушною толпой:
Ты плакал за нее горячими слезами,
Ты полюбил ее всей волей и душой.
Ты понял, что в труде изъязвленные руки,
Что сотни этих жертв, загубленных в борьбе,
И слезы нищеты, и стоны жгучей муки —
Не книжный бред они, не грезятся тебе…
Ты пред собой не лгал, – на братские страданья,
Пугаясь, как дитя, не закрывал очей,
И правду ты познал годами испытанья,
И в раны их вложил персты руки, своей;
И будешь ты страдать и биться до могилы,
Отдав им мысль твою, и песнь твою, и кровь.
И знай, что в мире нет такой могучей силы,
Чтоб угасить она смогла в тебе любовь!
 

1881

 
Позабытые шумным их кругом – вдвоем
           Мы с тобой в уголку притаились,
И святынею мысли и чувства теплом,
           Как стеною, от них оградились.
Мы им чужды с тех пор, как донесся до нас
           Первый стон, на борьбу призывая,
И упала завеса неведенья с глаз,
           Бездны мрака и зла обнажая…
Но взгляни, как беспечен их праздник, – взгляни,
           Сколько в лицах их смеха живого,
Как румяны, красивы и статны они —
          Эти дети довольства тупого!
Сбрось с их девушек пышный наряд, – вязью роз
           Перевей эту роскошь и смоль их волос,
И, сверкая нагой белизною,
           Ослепляя румянцем и блеском очей,
Молодая вакханка мифических дней
           В их чертах оживет пред тобою…
 
 
Мы ж с тобой – мы и бледны и худы; для нас
          Жизнь – не праздник, не цепь наслаждений,
А работа, в которой таится подчас
          Много скорби и много сомнений…
Помнишь?.. – эти тяжелые, долгие дни,
          Эти долгие, жгучие ночи.
Истерзали, измучили сердце они,
          Утомили бессонные очи…
Пусть ты мне еще вдвое дороже с тех пор,
Как печалью и думой зажегся твой взор;
          Пусть в святыне прекрасных стремлений
И сама ты прекрасней и чище, – но я
Не могу отогнать, дорогая моя,
           От души неотступных сомнений!
 
 
Я боюсь, что мы горько ошиблись, когда
           Так наивно, так страстно мечтали,
Что призванье людей – жизнь борьбы и труда,
           Беззаветной любви и печали…
Ведь природа ошибок чужда, а она —
          Нас к открытой могиле толкает,
А бессмысленным детям довольства и сна —
         Свет, и счастье, и розы бросает!..
 

1881–1882