Текст книги "Поэтическая Россия. Стихотворения"

Автор книги: Семен Надсон

 
Нет, я лгать не хочу – не случайно тебя
Я суровым упреком моим оскорбил;
Я обдумал его – но обдумал любя,
А любя глубоко – глубоко и язвил.
Пусть другие послушно идут за толпой,
Я не стану их звать к позабытым богам,
Но тебя, с этой ясной, как небо, душой,
О, тебя я так скоро толпе не отдам!..
Ты нужна… Не для пошлых и низких страстей
Ты копила на сердце богатства свои, —
Ты нужна для страдающих братьев-людей,
Для великого, общего дела любви.
 

1884

 
Часто ты шепчешь, дитя, засыпая
В теплой и мягкой кроватке своей:
«Боже, когда же я буду большая?..
О, если б только расти поскорей!
Скучных уроков уж я б не учила,
Скучных бы гамм я не стала играть:
Всё по знакомым бы в гости ходила,
Всё бы я в сад убегала гулять!»
С грустной улыбкой, склонясь за работой,
Молча речам я внимаю твоим…
Спи, моя радость, покуда с заботой
Ты не знакома под кровом родным…
Спи, моя птичка! Суровое время —
Быстро летит, – не щадит и не ждет.
Жизнь – это часто тяжелое бремя,
Светлое детство как праздник мелькнет…
Как бы я рад был с тобой поменяться,
Чтобы, как ты, и резвиться и петь,
Чтобы, как ты, беззаботно смеяться,
Шумно играть и беспечно глядеть!
 

1884

 
Он к нам переехал прошедшей весною,
Угрюмый и бледный лицом, как мертвец…
«У вас, говорит, отдохну я душою, —
Здесь тихо…» И зажил наш новый жилец.
Был май, кое-где уж сирень зацветала…
Тенистый наш садик давно зеленел;
И, глядя, как в небе заря догорала,
Он в нем по часам неподвижно сидел.
Сидит, да порой про себя напевает,
Да смотрит вперед с просветленным лицом.
А ветер ему волоса колыхает
И кротко его обвевает теплом.
Покой, тишина… Ни столичного грома,
Ни крика торговцев кругом не слыхать;
За садом, почти что от самого дома,
Раскинулась взморья спокойная гладь.
Порой заглядишься – и жаль оторваться…
А воздух-то, воздух душистый какой!
А зелень, а солнце!.. И стал поправляться
И стал оживать наш отпетый больной.
 
 
Я скоро, как сына, его полюбила, —
Так кроток был звук его тихих речей,
Такая всегда задушевность сквозила
Во взгляде его темно-карих очей…
 

1884

 
Любви, одной любви! Как нищий подаянья,
Как странник, на пути застигнутый грозой,
У крова чуждого молящий состраданья,
Так я молю любви с тревогой и тоской.
 

1884

Посвящается А. Я. Надсон

 
Как уцелел ты здесь, деревянный старый дом,
Одноэтажный дом, убогий и невидный?
Чертоги и дворцы, стоящие кругом,
Глядят в лицо твое с брезгливостью обидной:
Им стыдно за тебя… Твой простодушный вид
И странен и смешон в семье их франтоватой.
И им как будто жаль, что солнце золотит
Равно своим лучом красу их карьятид
И твой фасад с его недавнею заплатой.
Взгляни: прильнув к тебе гранитною стеной,
Но высясь над тобой, как над цветком
                                                                     стыдливым,
Дуб высится в лесу косматой головой, —
Стоит гигант-дворец в величьи горделивом.
На строй колонн его лег мраморный портал;
Смеясь, из ниш глядят амуры, как живые;
А там, за окнами, – там роскошь пышных зал,
Цветы, и зеркала, и ткани дорогие.
Как чудно он хорош, твой чопорный сосед,
Когда румяная, как дева молодая,
Вечерняя заря коралловый отсвет
Бросает на него, в лазури угасая!
 
 
Как чудно ой хорош и в тихий час ночной,
Весь, сверху донизу осыпанный огнями,
Гремящий музыкой, наполненный толпой,
Манящий издали зеркальными дверями…
А ты?.. Глубокой мглой окутан, как плащом,
Ты крепко спишь у ног блистательной громады;
И лишь одно окно трепещет огоньком,
Неверным огоньком полуночной лампады.
Под шум чужих пиров ненарушим твой сон;
Ты равнодушен к ним, ты полон мглой обычной,
И кажется, что ты лишь чудом занесен
Из дремлющей глуши в водоворот столичный!..
 

1884

 
В минуты унынья, борьбы и ненастья,
За дружбу и свет ободряющих слов,
Всю душу, не знавшую с детства участья,
Отдать, как ребенок, я страстно готов.
Под ласку их в сердце смолкают тревоги
И снова в нем вера сияет тепло,
И тернии трудной и знойной дороги,
Как свежие розы, ласкают чело.
И рад я страданью за то, что страданье
Сказалось любовью, – и в силах опять
Я песнью моею людское сознанье
К свободе, к любви и к труду пробуждать.
Но ласки иной, беззаветней, нежнее,
Чем братская ласка, – у жизни порой
Прошу я всей страстью и волей моею,
С надеждою робкой и жгучей тоской…
 

1884

 
Чу, кричит буревестник!.. Крепи паруса!
         И грозна, и окутана мглою,
Буря гневным челом уперлась в небеса
         И на волны ступила пятою.
В ризе туч, опоясана беглым огнем
         Ярких молний вкруг мощного стана,
Грозно сыплет она свой рокочущий гром
         На свинцовый простор океана.
Как прекрасен и грозен немой ее лик!
         Как сильны ее черные крылья!
Будь же, путник, как враг твой, бесстрашно
                                                                                   велик.
 

1884

 
Снова лунная ночь, только лунная ночь на чужбине.
Весь облит серебром потонувший в тумане залив;
Синих гор полукруг наклонился к цветущей долине,
И чуть дышит листва кипарисов, и пальм, и олив.
Я ушел бы бродить, – и бродить и дышать ароматом,
Я б на взморье ушел, где волна за волною шумит,
Где спускается берег кремнистым, сверкающим скатом
И жемчужная пена каменья его серебрит;
Да не тянет меня красота этой чудной природы,
Не зовет эта даль, не пьянит этот воздух морской,
И, как узник в тюрьме жаждет света и жаждет
                                                                                   свободы,
Так я жажду отчизны, отчизны моей дорогой!
 

9 (21) января 1885 Ницца

 
Жалко стройных кипарисов —
Как они зазеленели!
Для чего, дитя, к их веткам
Привязала ты качели?
Не ломай душистых веток,
Отнеси качель к обрыву,
На акацию густую
И на пыльную оливу.
Там и море будет видно:
Чуть доска твоя качнется,
А оно тебе сквозь зелень
В блеске солнца засмеется,
С белым парусом в тумане,
С белой чайкой, в даль летящей,
С белой пеною, каймою
Вдоль по берегу лежащей.
 

Начало 1885 Ницца

 
Умерла моя муза!.. Недолго она
Озаряла мои одинокие дни;
Облетели цветы, догорели огни,
Непроглядная ночь, как могила, темна!..
Тщетно в сердце, уставшем от мук и тревог,
Исцеляющих звуков я жадно ищу:
Он растоптан и смят, мой душистый венок,
Я без песни борюсь и без песни грущу!..
А в былые года сколько тайн и чудес
Совершалось в убогой каморке моей:
Захочу – и сверкающий купол небес
Надо мной развернется в потоках лучей,
И раскинется даль серебристых озер,
И блеснут колоннады роскошных дворцов,
И подымут в лазурь свой зубчатый узор
Снеговые вершины гранитных хребтов!..
А теперь – я один… Неприютно, темно
Опустевший мой угол в глаза мне глядит;
Словно черная птица, пугливо в окно
Непогодная полночь крылами стучит…
Мрамор пышных дворцов разлетелся в туман
Величавые горы рассыпались в прах —
И истерзано сердце от скорби и рай,
И бессильные слезы сверкают в очах!..
Умерла моя муза!.. Недолго она
Озаряла мои одинокие дни;
Облетели цветы, догорели огни,
Непроглядная ночь, как могила, темна!..
 

Март 1885

 
Так вот оно, море!.. Горит бирюзой,
          Жемчужною пеной сверкает!..
На влажную отмель волна за волной
          Тревожно и тяжко взбегает…
Взгляни, он живет, этот зыбкий хрусталь,
          Он стонет, грозит, негодует…
А даль-то какая!.. О, как эта даль
           Усталые взоры чарует!
Сын края метелей, туманов и вьюг,
          Сын хмурой и бледной природы,
Как пылко, как жадно я рвался на юг,
           К вам, мерно шумящие воды!..
 

Первая половина 1885

 
Закралась в угол мой тайком,
Мои бумаги раскидала,
Тут росчерк сделала пером,
Там чей-то профиль набросала;
К моим стихам чужой куплет
Приписан беглою рукою,
А бедный, пышный мой букет
Ощипан будто саранчою!..
Разбой, грабеж!.. Я не нашел
На месте ничего: всё сбито,
Как будто ливень здесь прошел
Неудержимо и сердито.
Открыты двери на балкон,
Газетный лист к кровати свеян…
О, как ты нагло оскорблен,
Мой мирный труд, и как осмеян!
А только встретимся, – сейчас
Польются звонко извиненья:
«Простите, – я была у вас…
Хотела книгу взять для чтенья…
Да трудно что-то и читать:
Жара… брожу почти без чувства….
А вы к себе?.. творить?.. мечтать?..
О бедный труженик искусства!»
И ждет, склонив лукавый взгляд,
Грозы сурового ответа, —
А на груди еще дрожат
Цветы из моего букета!..
 

Первая половина 1885

 
Кипит веселье карнавала!
На мостовой, на площадях,
(Везде земля, как после бала,
В кокардах, лентах и цветах.
Bataille des fleurs!..[23]23
  Битва цветов (фр.). – Ред.


[Закрыть] Летят букеты…
Не молкнет хлопанье бичей, —
Тут тамбурин, там кастаньеты…
Огонь улыбок, блеск очей…
А вот и ты, моя смуглянка, —
В толпе, шумящей как поток,
Вся разгоревшись, как вакханка,
Ты мне бросаешь твой цветок.
Благодарю, – ты им спугнула
Больную мысль: под смех и крик,
Под эхо пушечного гула
Я был далеко в этот миг.
Я был на родине печальной,
Под снежным дремлющей ковром;
И видел я в деревне дальней
Знакомый пруд, забытый дом,
В саду под инеем березы,
Двора разрушенный забор…
А здесь – здесь солнце, зелень, розы
И моря ласковый простор.
О, пусть и я хоть раз мгновенью
Отдамся всей моей душой!..
Вот снова в светлом отдаленьи
Мне улыбнулся образ твой.
Из-под венка лукавым взглядом
В толпу ты смотришь… я готов,
Я жду, – и чуть сошлись мы рядом,
Как хлынул свежий дождь цветов!
 

Первая половина 1885

 
Шипя, взвилась змеей сигнальная ракета,
И целый дождь огней пролился в вышину;
Вот яркая волна пурпурового света
Ворвалась в нежную, лазурную волну.
Вот мечут искрами колеса золотые,
И под водой пруда и в сумраке аллей
Блестят, звено к звену, гирлянды огневые
Мгновенно вспыхнувших несчетных фонарей.
Весь озарился сад; в причудливом сияньи
Мелькают статуи, как будто смущены,
Что дерзкая толпа в крикливом ликованьи
Спугнула с их очей полуночные сны.
Клубами вьется дым… Гремит, не умолкая,
Зовущий, томный вальс. А в ясных небесах,
Свой вечный, гордый путь над миром совершая
Плывет немая ночь в серебряных лучах…
Плывет немая ночь и, полная презренья,
Глядит, как в глубине, зияющей под ней,
Бессильный человек, ничтожный раб мгновенья,
Пытается затмить лучи ее огней…
 

Первая половина 1885

 
Я пригляделся к ней, к нарядной красоте,
Которой эта даль и этот берег полны,
И для меня они теперь уже не те,
Чем были некогда, задумчивые волны;
Не тот и длинный ряд синеющих холмов,
И пальм развесистых зубчатые короны,
И мрамор пышных вилл, и пятна парусов,
И вкруг руин – плюща узоры и фестоны.
Я больше не дивлюсь, я к ним уже привык;
Но чуть в груди моей замолкло восхищенье, —
Природы снова стал понятен мне язык,
И снова жизни в ней услышал я биенье.
Я не спешу теперь разглядывать ее,
Как незнакомую красавицу при встрече,
Но, словно друг, в ее вникаю бытие
И слушаю давно знакомые мне речи —
Те речи, что слыхал на родине моей,
Когда один, с ружьем, бывало, в полдень мглистый
Бродил в болотах я, терялся средь полей
Иль лесом проходил по просеке тенистой.
 

Первая половина 1885 Ментона

 
Всё та же мысль, всё те же порыванья
К былым годам, к любви пережитой!
Усни в груди, змея воспоминанья,
Не нарушай печальный мой покой!..
От этих глаз, под жизненной грозою
Теплом любви светивших мне тогда,
В сырой земле, под каменной плитою,
Я знаю, нет давно уже следа…
 

Первая половина 1885

 
Не принесет, дитя, покоя и забвенья
Моя любовь душе проснувшейся твоей:
Тяжелый труд, нужда и горькие лишенья —
Вот что нас ждет в дали грядущих наших дней!
Как сладкий чад, как сон обманчиво-прекрасный,
Развею я твой мир неведенья и грез,
И мысль твою зажгу моей печалью страстной,
И жизнь твою умчу навстречу бурь и гроз!
Из сада, где вчера под липою душистой
Наш первый поцелуй раздался в тишине,
Когда румяный день, и кроткий и лучистый,
Гас на обрывках туч в небесной вышине,
Из теплого гнезда, от близких и любимых,
От мирной праздности, от солнца и цветов
Зову тебя для жертв и мук невыносимых
В ряды истерзанных, озлобленных борцов.
Зову тебя на путь тревоги и ненастья,
Где меры нет труду и счета нет врагам!..
Тупого, сытого, бессмысленного счастья
Не принесу я в дар сложить к твоим ногам.
Но если счастье – знать, что друг твой
                                                                       не изменит
Заветам совести и родине своей,
Что выше красоты в тебе он душу ценит,
Ее отзывчивость к страданиям людей, —
Тогда в моей груди нет за тебя тревоги,
Дай руку мне, дитя, и прочь минутный страх:
Мы будем счастливы, – так счастливы, как боги
                 На недоступных небесах!..
 

Декабрь 1885

 
О, неужели будет миг,
Когда и эти дни страданья
Я помяну, уже старик,
Теплом в часы воспоминанья,
И, под тяжелой ношей дней,
Согбенный над плитой могильной,
Я пожалею и о ней —
Об этой юности бессильной?
Не может быть!.. Что мне дала
Ее бесцельная тревога?
К каким итогам привела
Меня пройденная дорога?
Я разве жил?.. Не так живут!
Я спал, и все позорно спали…
Что мы свершили, где наш труд?
Какое слово мы сказали?..
Нет, не зови ты нас вперед.
Назад!.. Там жизнь полней кипела,
Там роковых сомнений гнет
Не отравлял святого дела!
Там Петр в Клермонте говорил
И жег огнем сердца народу,
И на костер там Гус всходил,
И Телль боролся за свободу…
Там страсть была, – не эта мгла
Унынья, страха и печали;
Там даже темные дела
Своим величьем поражали…
А мы?.. Ничтожен перед ней,
Пред этой древностью железной,
Наш муравейник бесполезный,
Наш мир пигмеев, – не людей!..
 

1885

 
На юг, говорили друзья мне, на юг,
          Под небо его голубое!
Там смолкнет, певец, твой гнетущий недуг,
          Там сердце очнется больное!
 
 
Я внял их призывам – и вот предо мной,
          Синея в безгранном просторе,
Блестит изумрудом, горит бирюзой.
          И плещется теплое море.
 
 
Привет, о, привет тебе, синяя даль,
         Привет тебе, ветер свободный!
Рассейте на сердце глухую печаль,
         Развейте мой мрак безысходный!
 
 
О, сколько красы окружает меня!..
         Как дальние горы сияют!
Как чайки в лучах золотистого дня
         Над серым прибрежьем мелькают!
 
 
Теряются виллы в зеленых садах,
         Откуда-то музыка льется,
Природа вокруг, как невеста в цветах,
         Лазурному утру смеется…
 
 
Но что это? В свадебном хоре звучат
         Иные, суровые звуки,
В них громы вражды, затаенный разлад,
         Угрозы, и стоны, и муки!..
 
 
То море, то синее море поет;
         Разгневано синее море!
Напев величавый растет и растет,
         Как реквием в мрачном соборе!..
 

1885

 
Это не песни – это намеки:
         Песни невмочь мне сложить;
Некогда мне эти беглые строки
         В радугу красок рядить;
Мать умирает, – дитя позабыто,
         В рваных лохмотьях оно…
Лишь бы хоть как-нибудь было излито,
Чем многозвучное сердце полно!..
 

1885

 
«За что?» – с безмолвною тоскою
Меня спросил твой кроткий взор,
Когда внезапно над тобою
Постыдной грянул клеветою
Врагов суровый приговор.
За то, что жизни их оковы
С себя ты сбросила, кляня;
За то, за что не любят совы
Сиянья радостного дня;
За то, что ты с душою чистой
Живешь меж мертвых и слепцов;
За то, что ты цветок душистый
В венке искусственных цветов!..
 

1885

 
Художники ее любили воплощать
В могучем образе славянки светлоокой,
Склоненною на меч, привыкший побеждать,
И с думой на челе, спокойной и высокой.
Осенена крестом, лежащим на груди,
С орлом у сильных ног и радостно сияя,
Она глядит вперед, как будто впереди
Обетованный рай сквозь сумрак прозревая.
Мне грезится она иной: томясь в цепях,
Порабощенная, несчастная Россия, —
Она не на груди несет, а на плечах
Свой крест, свой тяжкий крест, как нес его
                                                                       Мессия.
В лохмотьях нищеты, истерзана кнутом,
Покрыта язвами, окружена штыками,
В тоске, она на грудь поникнула челом,
А из груди, дымясь, [струится кровь ручьями…]
О лесть холопская! ты миру солгала!
 

1885

 
Не хочу я, мой друг, чтоб судьба нам с тобой
               Всё дарила улыбки да розы,
Чтобы нас обходили всегда стороной
               Роковые житейские грозы;
Чтоб ни разу не сжалась тревогою грудь
               И за мир бы не стало обидно…
Чем такую бесцветную жизнь помянуть?..
               Да и жизнью назвать ее стыдно!..
Нашим счастьем пусть будет – несчастье вдвоем…
 

1885

 
Да, только здесь, среди столичного смятенья,
Где что ни миг, то боль, где что ни шаг, то
                                                                                 зло, —
Звучат в моей груди призывы вдохновенья
И творческий восторг сжигает мне чело;
В глуши, перед лицом сияющей природы,
Мой бог безмолвствовал… Дубравы тихий шум,
И птиц веселый хор, и плещущие воды
Не пробуждали грудь, не волновали ум.
Я только нежился беспечно, безотчетно,
Пил аромат цветов, бродил среди полей
Да в зной мечтал в лесу, где тихо и дремотно
Журчал в тени кустов серебряный ручей…
 

1885

 
Если ночь проведу я без сна за трудом,
Ты встречаешь меня с неприветным лицом,
              Без обычной, застенчивой ласки,
И блестят твои глазки недобрым огнем —
             Эти кроткие, нежные глазки.
             Ты боишься, чтоб бедный твой друг
Не растратил последних слабеющих сил
И чтоб раньше бы часом его не убил
              Пересиленный волей недуг.
Милый, добрый мой друг, не печалься о мне:
Чем томиться на медленном, тяжком огне,
             Лучше сразу блеснуть и сгореть…
 

1885

 
Прощай, туманная столица!
Надолго, может быть, прощай!
На юг, где синий Днепр струится,
Где весь в цветах душистый май!
 
 
Как часто уносила дума
Из бедной комнатки моей
Под звуки уличного шума
Меня в безбрежие степей!
 
 
Как часто от небес свинцовых
И душных каменных домов
Я рвался в тень садов вишневых
И в тишь далеких хуторов.
 
 
И вот сбылись мои желанья:
Пусть истомил меня недуг,
Пусть полумертв я от страданья,
Зато я твой, румяный юг!
 
 
Я бросил всё без сожаленья:
И труд, и книги, и друзей,
И мчусь с надеждой исцеленья
В тепло и свет твоих лучей!
 

1885

 
Да, молодость прошла!.. Прошла не потому,
Что время ей пройти, что время есть всему;
Увянула не так, как роза увядает;
Угаснула не так, как гаснет звездный луч,
Когда торжественен, прекрасен и могуч
Встает румяный день и тени разгоняет!
Нет, молодость прошла до срока, замерла,
Как прерванный напев!.. Она не умерла —
Она задушена, поругана, убита!
В могилу темную, под камень гробовой, —
Жестоких палачей бездушною толпой
Она еще живой и сильною зарыта!
Не время унесло с собой ее расцвет,
Жизнь унесла его, развеял опыт жадный,
Яд затаенных слез, боль незаживших ран,
Подслушанная ложь, подмеченный обман, —
Весь мрак последних дней, глухой и безотрадный!
 

1885

 
Напрасно я ищу могучего пророка,
Чтоб он увлек меня – куда-нибудь увлек,
Как опененный вал гремучего потока,
Крутясь, уносит вдаль подмытый им цветок…
На что б ни бросить жизнь, мне всё равно…
                                                                                Без слова
Я тяжелейший крест безропотно приму,
Но лишь бы стихла боль сомненья рокового
И смолк на дне души безумный вопль: «К чему?»
Напрасная мечта! Пророков нет… Мельчая,
Не в силах их создать ничтожная среда;
Есть только хищников недремлющая стая,
Да пошлость жалкая, да мелкая вражда.
А кто и держит стяг высоких убеждений,
Тот так устал от дум, гонения и мук,
Что не узнаешь ты, кто говорит в нем – гений
Или озлобленный, мучительный недуг!..
 

1885

 
Когда, спеша во мне сомненья победить —
Неутолимые и горькие сомненья, —
Мне говорят о том, как много совершить
                  Уже успели поколенья;
Когда на память мне приводят длинный ряд
         Побед ума над тайнами природы
                  И вдалеке меня манят
Волшебным призраком блаженства и свободы, —
Их гордость кажется мне детской и смешной,
                  Их грезы кажутся мне бредом,
И не хочу кадить я робкой похвалой
                  Всем этим призрачным победам.
Да, гордый человек, ты мысли подчинил
Всё, что вокруг тебя когда-то угрожало,
Ты недра крепких скал туннелями прорыл,
         Ветрам открыл причину и начало,
Летал за облака, переплывал простор
Бушующих морей, взбирался на твердыни
                 Покрытых льдом гранитных гор,
Исследуя, прошел песчаные пустыни,
Движение комет ты проследил умом,
                Ты пролил свет в глубокой мгле —
И всё-таки ты будешь на земле
                Бессильным, трепетным рабом!..
 

1885