Текст книги "Поэтическая Россия. Стихотворения"

Автор книги: Семен Надсон

Евг. Иванова

СТИХОТВОРЕНИЯ

 
Заревом заката даль небес объята,
Речка голубая блещет, как в огне;
Нежными цветами убраны богато,
Тучки утопают в ясной вышине.
Кое-где, мерцая бледными лучами.
Звездочки-шалуньи в небесах горят.
Лес, облитый светом, не дрогнет ветвями,
И в вечерней неге мирно нивы спят.
Только ты не знаешь неги и покоя.
Грудь моя больная, полная тоской.
Что ж тебя волнует? Грустное ль былое.
Иль надежд разбитых безотрадный рой?
Заползли ль змеею злобные сомненья,
Отравили веру в счастье и людей,
Страсти ли мятежной грезы и волненья
Вспыхнули нежданно в глубине твоей?
Иль, в борьбе с судьбою, погубивши силы.
Ты уж тяготишься этою борьбой
И, забыв надежды, мрачно ждешь могилы
С малодушной грустью, с желчною тоской?
Полно, успокойся, сбрось печали бремя:
Не пройдет бесплодно тяжкая борьба,
И зарею ясной запылает время,
Время светлой мысли, правды и труда.
 

Апрель 1878

 
Вперед, забудь свои страданья,
Не отступай перед грозой, —
Борись за дальнее сиянье
Зари, блеснувшей в тьме ночной!
Трудись, покуда сильны руки,
Надежды ясной не теряй,
Во имя света и науки
Свой частный светоч подымай!
Пускай клеймят тебя презреньем,
Пускай бессмысленный укор
В тебя бросает с озлобленьем
Толпы поспешный приговор;
Иди с любящею душою
Своею торною тропой,
Встречая грудью молодою
Все бури жизни трудовой.
Буди уснувших в мгле глубокой,
Уставшим – руку подавай
И слово истины высокой
В толпу, как светлый луч, бросай.
 

31 мая 1878

 
Не говори, что жизнь – игрушка
В руках бессмысленной судьбы,
Беспечной глупости пирушка
И яд сомнений и борьбы.
Нет, жизнь – разумное стремленье
Туда, где вечный свет горит,
Где человек, венец творенья,
Над миром высоко царит.
 
 
Внизу, воздвигнуты толпою,
Тельцы минутные стоят
И золотою мишурою
Людей обманчиво манят;
За этот призрак идеалов
Немало сгибнуло борцов,
И льется кровь у пьедесталов
Борьбы не стоящих тельцов.
 
 
Проходит время, – люди сами
Их свергнуть с высоты спешат
И, тешась новыми мечтами,
Других тельцов боготворят;
Но лишь один стоит от века,
Вне власти суетной толпы, —
Кумир великий человека
В лучах духовной красоты.
 
 
И тот, кто мыслию летучей
Сумел подняться над толпой,
Любви оценит свет могучий
И сердца идеал святой;
Он бросит все кумиры века,
С их мимолетной мишурой,
И к идеалу человека
Пойдет уверенной стопой!
 

27 июня 1878

 
Он умирал, певец забытый,
Толпы недавний властелин,
С своею славою разбитой
Он гордо погибал один.
Один… Слезою сожаленья
Никто поэта не почтил,
Никто тяжелые мученья
В последний час не усладил.
В несчастье брошенный друзьями,
Подавлен трудною борьбой,
С своими грустными мечтами
Он глубоко страдал душой.
Кругом угрюмо догорала
Глухая ночь, и бледный луч
Луна кокетливо бросала,
Прорвав покров свинцовых туч.
И весь облит дрожащим светом,
Угрюм и бледен он лежал.
Пред умирающим поэтом
Ряд сцен прошедших пробежал.
 
 
Он вспомнил прежние желанья,
Судьбой разбитые мечты,
Его влекло его призванье
К сиянью вечной красоты.
Весь век боролся он со мглою,
Он славу дорого купил;
Идя тернистою тропою,
Он жизнь и силы погубил.
И вот, усталый, одинокий,
Забытый ветреной толпой,
Он умирал с тоской глубокой,
С душой, надломленной борьбой.
И думал он: когда б, сияя
Красой, внезапно бы предстал
Пред ним святой посланник рая
И так страдальцу бы сказал:
«За то, что в людях яд страданий
Ты звуком песен заглушал
И благородный рой желаний
Стремленья к свету подымал,
За то, что ты борцом отважным
Всю жизнь за человека был
И лиру честную продажным
И пошлым словом не клеймил,
Всего проси – я всё исполню,
Ты будешь выше всех людей,
Я беспредельный мир наполню
Стогласной славою твоей,
Я дам тебе покой и звуки,
Зажгу в душе отрадный свет,
Ты вновь свои забудешь муки,
Людьми владеющий поэт;
И ты дорогою широкой
Пойдешь вождем толпы слепой,
И к цели светлой и высокой
Ты поведешь ее с собой;
И не умрешь ты в этом мире —
Ты сам себя переживешь,
И в дивных звуках честной лиры
Ты вновь по смерти жизнь найдешь», —
Он отказался бы от счастья,
Он только б об одном просил:
Что [б] кто-нибудь слезой участия
Его могилу окропил,
Чтоб кто-нибудь его сомненья
Горячей лаской разогнал
И светлым словом сожаленья
Душе больной отраду дал.
 

4 июля 1878

 
Была пора, – мы в жизнь вступали
Могучей, твердою стопой:
Сомненья злые не смущали
Тогда наш разум молодой.
Мы детски веровали в счастье,
В науку, в правду и людей,
И смело всякое ненастье
Встречали грудью мы своей.
Мечты нас гордо призывали
Жить для других, другим служить,
И все мы горячо желали
Небесполезно жизнь прожить.
Мы думали, что близко время,
Когда мы всюду свет прольем,
Когда цепей тяжелых бремя
Мы с мысли скованной сорвем,
Когда, как дивное сиянье,
Блеснут повсюду над землей
Свобода, честность, правда, знанье
И труд, высокий и святой.
Мы выходили на дорогу
С желаньем пользу принести,
И достигали понемногу
До края нашего пути;
Мы честно шли, и от начала
Вплоть до заката наших дней
Звучал нам голос идеала:
«Вперед за мир и за людей!»
 
 
Но годы те давно промчались;
Жизнь шла обычной чередой —
И с прошлым мы навек расстались
И жизнью зажили иной.
Забыли мы свои желанья:
Они прошли для нас, как сны,
И наши прошлые мечтанья
Нам стали странны и смешны.
Мы входим в мир, всё отрицая,
Без жажды пользу приносить;
Наш пошлый смех, не понимая,
Готов всё светлое клеймить:
Зовем мы предрассудком чувство,
В груди у нас сомнений ад,
Сорвав венец златой с искусства,
Мы увенчали им разврат.
И, грязь презрения бросая
В тех, кто силен еще душой,
Проходим жизнь мы, попирая
Святыню дерзкою ногой!..
 
 
Проснись же тот, в чьем сердце живы
Желанья лучших, светлых дней,
Кто благородные порывы
Не заглушил в душе своей!..
Иди вперед к заре познанья,
Борясь с глубокой мглой ночной,
Чтоб света яркое сиянье
Блеснуло б снова над землей!..
 

12 июля 1878

Дела давно минувших дней,

Преданья старины глубокой.

Пушкин. «Руслан и Людмила»

1

 
Спит гордый Рим, одетый мглою,
В тени разросшихся садов;
Полны глубокой тишиною
Ряды немых его дворцов;
Весенней полночи молчанье
Царит на сонных площадях;
Луны капризное сиянье
В речных колеблется струях,
И Тибр, блестящей полосою
Катясь меж темных берегов,
Шумит задумчивой струею
Вдаль убегающих валов.
В руках распятие сжимая,
В седых стенах тюрьмы сырой
Спит христианка молодая,
На грудь склонившись головой.
Бесплодны были все старанья
Ее суровых палачей:
Ни обещанья, ни страданья
Не сокрушили веры в ней.
Бесчеловечною душою
Судьи на смерть осуждена,
Назавтра пред иным судьего
Предстанет в небесах она.
И вот, полна святым желаньем
Всё в жертву небу принести,
Она идет к концу страданья,
К концу тернистого пути…
 
 
И снятся ей поля родные,
Шатры лимонов и дубов-,
Реки изгибы голубые
И юных лет приютный кров;
И прежних мирных наслаждений
Она переживает дни, —
Но ни тревог, ни сожалений
Не пробуждают в ней они.
На всё земное без участья
Она привыкла уж смотреть;
Не нужно ей земного счастья,
Ей в жизни нечего жалеть:
Полна небесных упований,
Она без жалости и слез
Разбила рой земных желаний
И юный мир роскошных грез, —
И на алтарь Христа и бога
Она готова принести
Всё, чем красна ее дорога,
Что ей светило на пути.
 

2

 
Поднявшись гордо над рекою,
Дворец Нерона мирно спит;
Вокруг зеленою семьею
Ряд стройных тополей стоит;
В душистом мраке утопая,
Спокойной негой дышит сад;
В его тени, струей сверкая,
Ключи студеные журчат.
Вдали зубчатой полосою
Уходят горы в небеса,
И, как плащом, одеты мглою
Стоят священные леса.
 
 
Всё спит. Один Альбин угрюмый
Сидит в раздумье у окна…
Тяжелой, безотрадной думой
Его душа возмущена.
Враг христиан, патриций славный,
В боях испытанный герой,
Под игом страсти своенравной,
Как раб, поник он головой.
Вдали толпы, пиров и шума,
Под кровом полночи немой,
Всё та же пламенная дума
Сжимает грудь его тоской.
Мечта нескромная смущает
Его блаженством неземным,
Воображенье вызывает
Картины страстные пред ним,
И в полумгле весенней ночи
Он видит образ дорогой,
Черты любимые и очи,
Надежды полные святой.
 

3

 
С тех пор как дева молодая
К нему на суд приведена,
Проснулась грудь его немая
От долгой тьмы глухого сна.
Разврат дворца в душе на время
Стремленья чистые убил,
Но свет любви порока бремя
Мечом карающим разбил;
И, казнь Марии изрекая,
Дворца и Рима гордый сын,
Он сам, того не сознавая,
Уж был в душе христианин;
И речи узницы прекрасной
С вниманьем жадным он ловил,
И свет великий веры ясной
Глубоко корни в нем пустил.
Любовь и вера победили
В нем заблужденья прежних дней
И душу гордую смутили
Высокой прелестью своей.
 

4

 
Заря блестящими лучами
Зажглась на небе голубом,
И свет огнистыми волнами
Блеснул причудливо кругом.
За ним, венцом лучей сияя,
Проснулось солнце за рекой
И, светлым диском выплывая,
Сверкает гордо над землей…
Проснулся Рим. Народ толпами
В амфитеатр, шумя, спешит,
И черни пестрыми волнами
Цирк, полный доверху, кипит;
И в ложе, убранной богато,
В пурпурной мантии своей,
Залитый в серебро и злато,
Сидит Нерон в кругу друзей.
Подавлен безотрадной думой,
Альбин, патриций молодой,
Как ночь прекрасный и угрюмый,
Меж них сияет красотой.
 
 
Толпа шумит нетерпеливо
На отведенных ей местах,
Но – подан знак, и дверь визгливо
На ржавых подалась петлях, —
И, на арену выступая,
Тигрица вышла молодая…
Вослед за ней походкой смелой
Вошла с распятием в руках
Страдалица в одежде белой,
С спокойной твердостью в очах.
И вмиг всеобщее движенье
Сменилось мертвой тишиной,
Как дань немого восхищенья
Пред неземною красотой.
Альбин, поникнув головою,
Весь бледный, словно тень стоял…
……………………………
……………………………..
И вдруг пред стихнувшей толпою
Волшебный голос зазвучал:
 

5

 
«В последний раз я открываю
Мои дрожащие уста:
Прости, о Рим, я умираю
За веру в моего Христа.
И в эти смертные мгновенья,
Моим прощая палачам,
За них последние моленья
Несу я к горним небесам:
Да не осудит их спаситель
За кровь пролитую мою,
Пусть примет их святой учитель
В свою великую семью,
Пусть светоч чистого ученья
В сердцах холодных он зажжет
И рай любви и примиренья
В их жизнь мятежную прольет!..»
 
 
Она замолкла, и молчанье
У всех царило на устах;
Казалось, будто состраданье
В их черствых вспыхнуло сердцах…
………………………………………………
…………………………………………….
Вдруг на арене, пред толпою,
С огнем в очах предстал Альбин
И молвил: «Я умру с тобою…
О Рим, – и я христианин…»
 
 
Цирк вздрогнул, зашумел, очнулся,
Как лес осеннею грозой, —
И зверь испуганно метнулся,
Прижавшись к двери роковой…
 
 
Вот он крадется, выступая,
Ползет неслышно, как змея…
Скачок… и, землю обагряя,
Блеснула алая струя…
 
 
Святыню смерти и страданий
Рим зверским смехом оскорбил,
И дикий гром рукоплесканий
Мольбу последнюю покрыл.
 
 
Глубокой древности сказанье
Прошло седые времена,
И беспристрастное преданье
Хранит святые имена.
Простой народ тепло и свято
Сумел в преданьи сохранить,
Как люди в старину, когда-то,
Умели верить и любить!..
 

31 июля 1878

Прозаик

 
Я прочитал твои творенья,
Они подчас сильны, умны,
Но, признаюсь, твои стремленья,
Ты не сердись… до слез смешны.
О чем, скажи, ты так хлопочешь,
Куда ты нас зовешь с собой?
Какой-то «свет» разлить ты хочешь
Над «сном объятого» землей?.
Мы разве спим? Прочти газеты:
Что новый день – то шаг вперед.
Куда ж вы тащите, поэты,
Своими песнями народ?
Чего добиться вы хотите,
Куда стремитесь вы душой,
За что наш славный век браните,
С какой сражаетесь вы мглой?
Зачем озлобленные ноты
Вы в нас бросаете порой?
Вы не певцы, – вы Дон-Кихоты,
И странен ваш «петуший бой».
 

1878

 
Я чувствую и силы и стремленье
Служить другим, бороться и любить;
На их алтарь несу я вдохновенье,
Чтоб в трудный час их песней ободрить.
Но кто поймет, что не пустые звуки
Звенят в стихе неопытном моем,
Что каждый стих – дитя глубокой муки,
Рожденное в раздумье роковом;
Что каждый миг «святого вдохновенья»
Мне стоил слез, невидных для людей,
Немой тоски, тревожного сомненья
И скорбных дум в безмолвии ночей?!.
 

1878

 
Терпи… Пусть взор горит слезой,
Пусть в сердце жгучие сомненья!..
Не жди людского сожаленья
И, затаив в груди мученья,
Борись один с своей судьбой…
 
 
Пусть устаешь ты с каждым днем,
Пусть с каждым днем всё меньше силы…
Что ж, радуйся: таким путем
Дойдешь скорей, чем мы дойдем,
До цели жизни – до могилы!
 

1878

Памяти Н.М.Д.

 
Я вновь один – и вновь кругом
Всё та же ночь и мрак унылый,
И я в раздумье роковом
Стою над свежею могилой:
Чего мне ждать, к чему мне жить,
К чему бороться и трудиться:
Мне больше некого любить,
Мне больше некому молиться!..
 

14 марта 1879

Н. Ханыкову

 
О, если б огненное слово
Я в дар от музы получил,
Как беспощадно б, как сурово
Порок и злобу я клеймил!
Я б поднял всех на бой со тьмою,
Я б знамя света развернул
И в мир бы песнею живою
Стремленье к истине вдохнул!
Каким бы смехом я смеялся,
Какой слезой бы прожигал!..
Опять бы над землей поднялся
Святой, забытый идеал.
Мир испугался б и проснулся,
И, как преступник, задрожал,
И на былое оглянулся,
И робко приговора ждал!..
И в этом гробовом молчаньи
Гремел бы смелый голос мой,
Звуча огнем негодованья,
Звеня правдивою слезой!..
 
 
Мне не дано такого слова…
Бессилен слабый голос мой,
Моя душа к борьбе готова,
Но нет в ней силы молодой…
В груди – бесплодное рыданье,
В устах – мучительный упрек,
И давит сердце мне сознанье,
Что я – я раб, а не пророк!
 

28 марта 1879

 
Пусть песнь твоя кипит огнем негодованья
И душу жжет своей правдивою слезой,
Пусть отзыв в ней найдут и честные желанья,
И честная любовь к отчизне дорогой;
Пусть каждый звук ее вперед нас призывает,
Подавленным борьбой надеждою звучит,
Упавших на пути бессмертием венчает
И робких беглецов насмешкою клеймит;
Пусть он ведет нас в бой с неправдою и тьмою,
В суровый, грозный бой за истину и свет, —
               И упадем тогда мы ниц перед тобою,
               И скажем мы тебе с восторгом: «Ты – поэт!..»
 
 
Пусть песнь твоя звучит, как тихое журчанье
Ручья, звенящего серебряной струей;
Пусть в ней ключом кипят надежды и желанья,
И сила слышится, и смех звучит живой;
Пусть мы забудемся под молодые звуки
И в мир фантазии умчимся за тобой, —
В тот чудный мир, где нет ни жгучих слез, ни муки,
Где красота, любовь, забвенье и покой;
Пусть насладимся мы без дум и размышленья
И снова проживем мечтами юных лет, —
             И мы благословим тогда твои творенья,
             И скажем мы тебе с восторгом: «Ты – поэт!..»
 

26 мая 1879

Отрывок

1

 
«Взгляни, как спокойно уснула она:
            На щечках – румянец играет,
В чертах – не борьба роковая видна,
            Но тихое счастье сияет;
Улыбка на сжатые губы легла,
            Рассыпаны кудри волнами,
Опущены веки, и мрамор чела
            Увит полевыми цветами…
Вокруг погребальное пенье звучит,
            Вокруг раздаются рыданья,
И только она безмятежно лежит:
           Ей чужды тоска и страданья…
Душа ее там, где любовь и покой,
           Где нет ни тревог, ни волнений,
Где нет ни безумной печали людской,
           Ни страстных людских наслаждений…
Она отдыхает! О чем же рыдать?
            Пусть смолкнут на сердце страданья,
И будем трудиться, бороться и ждать,
            Пока не наступит свиданье!..»
 

2

 
«О, если б в свиданье я веровать мог,
           О, если б я знал, что над нами
Царит справедливый, всевидящий бог
           И нашими правит судьбами!
Но вера угасла в усталой груди;
           В ней нет благодатного света —
И призраком грозным встает впереди
           Борьба без любви, без привета!..
Напрасно захочет душа отдохнуть
           И сладким покоем забыться;
Мне некому руку в тоске протянуть,
           Мне некому больше молиться!
Она не проснется… она умерла,
           И в сумрак суровой могилы
Она навсегда, навсегда унесла
           И веру и гордые силы…
Оставь же – и дай мне поплакать над ней,
          Поплакать святыми слезами, —
Я плачу над жизнью разбитой моей,
          Я плачу над прошлыми снами!..»
 

27 мая 1879

 
О, если там, за тайной гроба,
Есть мир прекрасный и святой,
Где спит завистливая злоба,
Где вечно царствует покой,
Где ум не возмутят сомненья,
Где не изноет грудь в борьбе, —
Творец, услышь мои моленья
И призови меня к себе!
 
 
Мне душен этот мир разврата
С его блестящей мишурой!
Здесь брат рыдающего брата
Готов убить своей рукой,
Здесь спят высокие порывы
Свободы, правды и любви,
Здесь ненасытный бог наживы
Свои воздвигнул алтари.
 
 
Душа полна иных стремлений,
Она любви и мира ждет…
Борьба и тайный яд сомнений
Ее терзает и гнетет.
Она напрасно молит света
С немой и жгучею тоской,
Глухая полночь без рассвета
Царит всесильно над землей.
 
 
Твое высокое ученье
Не понял мир… Он осмеял
Святую заповедь прощенья.
Забыв твой светлый идеал,
Он стал служить кумирам века;
Отвергнув свет, стал жить во мгле, —
И с той поры для человека
Уж нет святыни на земле.
 
 
В крови и мраке утопая,
Ничтожный сын толпы людской
На дверь утраченного рая
Глядит с насмешкой и хулой;
И тех, кого зовут стремленья
К святой, духовной красоте, —
Клеймит печатью отверженья
И распинает на кресте.
 

7 июня 1879

 
В тени задумчивого сада,
Где по обрыву, над рекой,
Ползет зеленая ограда
Кустов акации густой,
Где так жасмин благоухает,
Где ива плачет над водой, —
В прозрачных сумерках мелькает
Твой образ стройный и живой.
 
 
Кто ты, шалунья, – я не знаю,
Но милым песням на реке
Я часто издали внимаю
В моем убогом челноке.
Они звенят, звенят и льются
То с детской верой, то с тоской,
И звонким эхом раздаются
За неподвижною рекой.
 
 
Но чуть меня ты замечаешь
В густых прибрежных камышах,
Ты вдруг лукаво замолкаешь
И робко прячешься в кустах;
И я, в глуши сосед случайный
И твой случайный враг и друг,
Люблю следить с отрадой тайной
Твой полный грации испуг.
 
 
Не долог он; пройдет мгновенье —
И вновь из зелени густой
Твое серебряное пенье
Летит и тонет за рекой.
Мелькнет кудрявая головка,
Блеснет лукавый, гордый взор —
И всё поет, поет плутовка,
И песням вторит синий бор.
 
 
Стемнело… Зарево заката
Слилось с лазурью голубой,
Туманной дымкой даль объята,
Поднялся месяц над рекой;
Кустов немые очертанья
Стоят как будто в серебре, —
Прощай, – до нового свиданья
И новых песен на заре!..
 

22 июня 1879

Памяти Н. М. Д.

 
Когда затихнет шум на улицах столицы
И ночь зажжет свои лампады вековые,
Окутав даль серебряным туманом,
Тогда, измученный волненьями дневными,
Переступаю я порог гостеприимный
Твоей давно осиротевшей кельи,
Чтоб в ней найти желанное забвенье.
 
 
Здесь всё по-старому, всё как в былые годы:
Перед киотом теплится, мерцая,
Массивная лампада; лик Христа
Глядит задумчиво из потемневшей рамы
Очами, полными и грусти и любви, —
И так и кажется, что вот уста святые
Откроет он – и в тишине ночной
Вдруг прозвучит страдальца тихий голос:
«Приди ко мне, усталый и несчастный,
И дам я мир душе твоей больной…»
 
 
Вокруг окна разросся плющ зеленый
И виноград… Сквозь эту сеть глядит
Алмазных звезд спокойное сиянье,
И тонет даль, окутанная мглой.
Раскрыто фортепьяно… На пюпитре
Твоих любимых нот лежит тетрадь.
На письменном столе букет увядший
 
 
Из роз и ландышей; неконченный эскиз,
Набросанный твоей неопытной рукою,
Да Пушкин – твой всегдашний друг…
                                                   Страница
От времени успела пожелтеть,
Но до сих пор хранит она ревниво
Твои заметки на полях – и время
Не смеет их коснуться…
 
 
                                                   На стенах
Развешаны гравюры и картины,
И между ними привлекает взор
Один портрет: лазурные, как небо,
Глаза обрамлены ресницами густыми,
Улыбка светлая играет на устах,
И волны русые кудрей спадают
На грудь… Как чудное виденье,
Как светлый гость небесной стороны,
Он дышит тихою, но ясной красотою,
И, кажется, душа твоя живет
В портрете этом, светится безмолвно
В его больших, задумчивых глазах
И шлет привет из стороны загробной
Своей улыбкой… Бледное сиянье
Лампады довершает грезу…
 
 
                                                    Тихо
Склоняю я пред образом колена
И за тебя молюсь… Пусть там, за гробом,
Тебя отрадно окружает всё,
Чего ждала ты здесь, в угрюмом мире
Земных страстей, волнений и тревог,
И не могла дождаться… Спи, родная,
В сырой земле… Пусть вечный ропот жизни
Не возмутит твой непробудный сон,
Пусть райский свет твои ласкает взоры
И райский хор вокруг тебя звучит
И ни один мятежный звук не смеет
Гармонию души твоей смутить…
 
 
В моих устах нет слов, – мои моленья
Рождаются в душе, не облекаясь
В земные звуки, и летят к престолу
Творца, – и тихие, отрадные рыданья
Волнуют грудь мою… Мне кажется, что небо
Отверзлось для меня, что я несусь
В струях безбрежного эфира к раю,
Где ждет меня она, с улыбкой тихой
И лаской братскою… Оживший, обновленный
Вступаю я под сень его святую,
И мир земной, мир муки и страданий,
Мне чужд и жалок… Я живу иной,
Прекрасной жизнью, полною блаженства
И сладких снов…
 
 
                                                    Но вот моя молитва
Окончена. Святое вдохновенье
Меня касается крылом своим, – и я
Сажусь за фортепьяно… Звук за звуком
Несется в тишине глубокой ночи,
И льется стройная мелодия… В груди
Встают минувших дней святые грезы,
Звучат давно затихнувшие речи, —
А со стены всё тем же ясным взором
Глядит знакомый лик – и свет лампады
Играет на его чертах. И мнится
Порою мне, что тень твоя витает
Вокруг меня в осиротелой келье
И с ласкою безмолвной и горячей
Склоняется неслышно надо мной.
 
 
Пора: рассвет не ждет… Бледнеют звезды,
И свод небес блеснул полоской алой
Проснувшейся зари.
 

июнь 1879