Текст книги "Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка"
Автор книги: Семен Данилюк
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Сомнений, что жест этот будет не то чтоб даже замечен, а – уловлен, Торопин, похоже, не испытывал. В самом деле бездельничавший на другой стороне зала молоденький официант, ранее, по наблюдениям Листопада, безразличный к призывам клиентов, поймал жест и, подхватив по дороге поднос с объедками, припустил в подсобку, бросив на ходу: – Обслужим в минуту.
Только после этого Торопин неспешно принялся стягивать перчатки со своих изящных трепетных пальцев, коими Всевышний облагодетельствовал три людские профессии: скрипачей, воров-карманников и карточных шуллеров. В этом узком элитном клубе Феликс Торопин состоял членом сразу по двум номинациям. По двум последним.
– Роднуля! Вернулся! – не крик, – восторженный вопль несущейся по проходу Митягиной прорезал ресторан. Торопин поднялся с некоторым волнением и тут же был смят: налетевшая Нинка обхватила его, принялась беспорядочно тыкаться губами. Потом отстранилась, сияющими глазами всмотрелась в обмазанное помадой лицо, рассмеялась увиденному и – своему счастью. – Уймись, зараза. Люди смотрят, – Феликс с усилием высвободился, стесняясь ее эмоций и собственных чувств. – Вернулся, что ж верещать? Для того и садятся, чтоб вернуться. Сама-то как тут без меня? Поди, направо и налево?
– Господи! Да о чем это ты! – Нинка всё не могла налюбоваться. – Да причем тут!.. Я ж тебя одного!.. Феликсулечка! Если б знал, как мне без тебя плохо было! Как тяжко! Уж как ждала, как ждала!
Усевшись на свободный стул, Митягина зарыдала – взахлёб.
Смущенный Торопин потряс ее за рукав:
– Будет тебе! Что ты, как мужа с войны... Сгоняй-ка живо за коньячком. Помнишь еще?..
– "Арарат"! – торопясь, опередила Нинка. – Как раз заначила, будто знала. И – лимончик под песочком! Просто в минуту! Она устремилась к подсобке. На выходе обернулась, будто боясь, что Феликс окажется видением, и – исчезла.
– М-да, – Торопин отер кончиками пальцев вспотевшие виски, заметил след помады, усмехнулся растроганно. – Вот бабье! Знаю, что с половиной города переспала. Но ведь как рада! Без дураков. Не, я еще, когда первый раз в кабаке приметил, сразу определил, – моя баба. Душой моя! Эх, жизнь подлянка! Наливай, Ваня. Как там твой кубанский дружок Рахманин говаривал? ломанем, пока при памяти.
И – сделалось им хорошо!
Все стало почти как прежде. Они сидели, сбросив пиджаки, в обнимку. Феликс, отбывший наказание в Средней Азии, вынес оттуда идею насчет наркотического трафика из Душанбе. Оставив обычную осторожность, он уговаривал Ивана поучаствовать в новом, сулящем невиданные барыши деле. Иван слушал, поддакивал. Но – чем больше в Феликсе проступал прежний "ближний его друган", чем приятней – внешне – становилось им друг с другом, тем далее – внутренне – отдалялся он от приятеля. Это никак не проявлялось. Он даже не размышлял об этом. И не было мыслей расстаться и не видеться – как "завязавший" алкоголик бежит распивочных компаний. Зачем не видеться, если встретил он человека под стать самому себе – отвязного, разухабистого, не знающего удержу в желаниях. Но другое крепло в нем твердо – с Феликсом он в гульках, но не в криминале – с этой узловой станции ему посчастливилось отъехать и – возвращаться не собирался. Его состав разгонялся, хоть и медленно, – по другому маршруту.
Через час Нинка договорилась о подмене и уволокла Торопина к себе домой.
Уже попрощавшись с Иваном, Феликс вдруг вернулся, склонился над самым ухом:
– Чуть не забыл насчет Звездина. Похоже, ты не в теме, – он ведь тогда выскользнул. Выпустили за недоказанностью и даже, насколько слышал, опять в ментуру вернули. Так что – бди! Если узнает, что ты в городе, добром не кончится.
Феликс хлопнул его по плечу и исчез.
Оставшийся в одиночестве Иван нахмурился, – положительно, всё подталкивало его к тому, чтобы слинять из ненавистного городка.
* Иван, зажав подмышку папку с диссертационными набросками, неспешно брел вдоль Волги по набережной Степана Разина.
В начале сентября в Твери всё еще бушевало лето.
Среди желтеющей, но пока буйной листвы исчез покорябанный, унылый губернский городок. Даже старинные, восемнадцатого века двухэтажные дома, соединенные арками в непрерывную, вытянувшуюся вдоль набережной цепочку, – трухлявые, иссеченные трещинами, с сыпящейся штукатуркой, – кокетливо выглядывали из-за тополей, как когда-то молодящееся старичьё из-за пышных вееров. Асфальт к концу дня парил, остывая. Жара спала.
Все живое было исполнено неги и умиротворения.
На ближайшей к Ивану витой скамейке двое парней приобняли с двух сторон опустившую золотистую голову девушку и в чем-то горячо ее убеждали. Скучающему Ивану хотелось развлечений. – Это шо за групповуха в общественном месте!? – гаркнул он. – Девушка, Вы им не верьте. Наобещают, а потом непременно надуют.
Парни подняли готовые к отпору лица, и – Иван узнал обоих. Антон Негрустуев и – удивительно – тот самый патлатый, что когда-то избивал его возле мотеля.
Узнали и его. В следующее мгновение неприязненное выражение лица Антона Негрустуева начисто смылось. Карие, монголоидные глаза его засияли лукавством и обожанием.
Ни мало не обращая внимания на прохожих, он вскочил на скамейку и прямо с нее запрыгнул на Ивана, едва не сбив с ног.
– Ванька! Что ж не позвонил, что в Твери? (Как всякий коренной тверичанин Антон презрительно игнорировал официальное название города). Или забыл, что я твой крестник? – выкрикивал он, светясь от радости. – Да если б не ты, я б сейчас не студентом на юрфаке, а на городском кладбище числился. Ты ж мой спаситель-избавитель!
А Иван, в свою очередь, в волнении охлопывал его по раздавшимся плечам и сам теперь не мог понять, как это за целый унылый год не пришло ему в голову навестить непосредственного этого мальчишку. Но зато понял другое: отныне они не скоро расстанутся.
– Познакомься, Ваня, – Антон показал на златовласку. – Ее зовут Вика.
– Моя чувиха, – быстро забил "вешки" патлатый. – Будет хорошо себя вести, может, доставлю неслыханное счастье, – возьму за себя замуж. Богатая бровь Златовласки недоуменно-надменно поползла вверх. – Я пока своего согласия не дала, – отреагировала она, обращаясь отчего-то к Листопаду.
–Как это не дала, когда давно всё дала?! – захохотал Патлатый, подмигивая остальным.
Лицо девушки вспыхнуло стыдом и обидой.
Листопад недоуменно посмотрел на Антона.
Тот удрученно развел руки:
– Как говорится, человек сам представился. Не прибавить, не убавить. Вадим Кириллович Непомнящий. Он же – Вадичка. Достойный сын достойного отца – нашего, кстати, секретаря обкома. Что называется, – человек без комплексов. Недели не проходит, чтоб куда-нибудь не вляпался. Но – прикольный. Потому и закорешковали. А насчет Вики... – Вика – это только с моего разрешения, – поспешно предупредил Вадичка. – Для остальных – Виктория. Нацеленный взгляд Листопада его сильно встревожил. Иван подошел к скамейке.
– Как же тебя угораздило, девчушка, в такое счастье ввалиться? – посочувствовал он. Вика едва заметно повела плечом, – теперь, спустя полгода после знакомства с Вадичкой, она и сама этого не понимала. Иван меж тем зацепил в лапищу прядь золотистых волос, потер их меж пальцами:внимания, Иван протянул лапищу не мечтала о первом мужчине. и.й казни, – крепко задела прокурорское самолюбие
– Неужто и впрямь настоящие?
Вика польщенно улыбнулась, подняла на него синие заплаканные глаза. Он нагнулся, осторожно снял пальцем слезинку со щеки: – Что-то случилось?
Теперь Вадичке не понравился и взгляд Вики – томно-отрешенный.
– Несчастье у неё, Ваня, – объяснил Антон. – В троллейбусе деньги из кармана вытащили. Вот маракуем, где достать. Надо срочно. -Жаль, Торопин ушел. Это как раз по его ведомству, – непонятно для других хмыкнул Иван. – И много?
– Очень. Сто двадцать рублей, – Вика всхлипнула. – Я групорг. Собрали на концерт Пугачевой. Должна была в девять отнести к поезду проводнику. В обмен на билеты. А теперь вот... Еще и подумают... Губы ее задрожали.
– Шо ж ты, горлан? – обратился Иван к патлатому. – Не можешь для невесты денег добыть?
– Да я б с чистым сердцем. Только папаша с мамашей как на зло в Крым укатили. Если только на паперти насобирать.
Со стороны горсада к ним подходило несколько человек.
Вадичка изогнулся, сорвал со лба повязку, отчего длинные сальные волосы разметались по лицу, перетянул ею один глаз и, выставив вперед правую ладонь, прихрамывая, двинулся наперерез.
– Подайте сто двадцать рубчиков на пропитание, – заканючил он.
Перепуганные прохожие боком-боком добавили шагу.
– Жлобье неинтеллигентное! – крикнул вслед Вадичка. Победно повернулся. – Ну, видали?
– Уж сколько раз видали, – Вика равнодушно отвернулась. – Может, у тебя, Вань, в заначке завалялось? – с надеждой произнес Антон. – Я б с утра у матушки перехватил, отдал.
Иван насмешливо присвистнул, – слово "заначка" в его лексиконе не значилось. Деньги уходили, как приходили, – в один-два дня. Он собирался отшутиться. Но Златовласка вскинула на него полные отчаяния глаза, да и Антон смотрел с такой наивной верой, что Иван осекся. – Где ж я вам за час деньги найду? – нахмурился он. – Если только из асфальта брызнут. Он задумчиво отправился дальше, вдоль Казаковской галереи, сделав остальным знак догонять. Обнадеженные Антон и Вика поспешили следом.
– Если б деньги под асфальтом валялись, так я б из дома без кайла не выходил! – загоготал Вадичка. Но шутка его осталась незамеченной. И это сильно уязвило.
Вадим Непомнящий привык быть в центре внимания. Всегда и всюду. И вот только что его с легкостью, да что там с легкостью? Походя отодвинули на второй план, кажется, вовсе не заметив этого. И даже девушка, которую он сделал женщиной и которая еще недавно смотрела ему в рот, торопилась за новым знакомым, не вспоминая о Вадичке. Насупившись, Непомнящий нехотя припустил за остальными.
Меж тем Листопад шел привычным своим, размашистым шагом. Зажав под мышкой папку , обе руки он отбросил за спину, будто отмахивался на ходу от нечистой силы. Нечистая сила – Антон и Вика – поспешала следом. В некотором отдалении независимо семенил бес – Вадичка. Иван продумывал варианты и отбрасывал их один за другим, – все они требовали времени. А времени не оставалось. Как часто у него бывало, озарение пришло вроде бы ниоткуда. Он обратил внимание на глубокую трещину, рассекшую двухэтажный дом, перед которым на скамеечке в ожидании программы "Время" млело несколько пенсионеров. Взгляд Ивана вдохновенно закосил. – Так! Как будто здесь! – внезапно, начальственным голосом объявил он. Остановившись, расстегнул папочку, сверился с чем-то внутри и решительно подтвердил, ткнув в асфальт. – Отсюда копать и начнем.
Он провел в воздухе линию, рассекшую дом надвое. И – будто палку в улей воткнул, – скамейка, до того разморенная, встревоженно загудела. Листопад оглянулся на сопровождающих. Все трое как остановились, так и стояли остолбенев. И это могло сорвать Иванов план. – Вы б, молодые люди, посерьезней! – прогремел он. – Выехали на профиль местности, так извольте начать работать. А Вы, барышня, шо мнетесь? – Я?! – хорошенький Викин ротик непроизвольно приоткрылся. – Именно. Я Вас спрашиваю: здесь или нет по плану магистраль пройдет? Не слышу! Въезжайте наконец.
– Да! Как будто здесь, – сообразила растерявшаяся Вика. Уголком глаза Иван заметил, как одна из старушек бочком-бочком припустила под арку, – явно за подмогой. – Шо значит как будто? – Листопад рассердился. – Вы кальку захватили? Шо, тоже нет?
Вика виновато пожала плечами.
– И никто другой, конечно? – взглядом Иван изничтожил оробевших Антона и Вадичку. – От оно, головотяпство наше рассейское! Никому ни одной мелочи передоверить нельзя, – пожаловался Иван. – Мы ж завтра с утра этот дом сносить начнем. За ночь надо подогнать экскаваторы, бульдозеры. А им – все хаханьки! А если окажется вдруг, что ошиблись, и магистраль через другой дом надо вести? Кто тогда перед людьми ответит?! Он уличающе навис над подрагивающей Викой.
– Да не, тот самый, – облизнув губы, подтвердила она.
– Надеюсь! Нет, советский чиновник – это нечто! Как с такими работать? Выгоню на хрен! – рыкнул он на Вику, заставив ее на всякий случай всмотреться, – а вдруг не шутит.
Последние из сидевших поспешно поднялись на ноги, безошибочно распознав по рыку большое начальство. Мелкое – оно обычно орало дурниной. Рык – удел высокого руководителя. – Погодите-ка, – Иван озадаченно уперся взглядом в легкомысленные домашние тапочки и тянучки на столпившихся людях. – А вы шо тут вообще делаете?
– Как это? Живем, – робко ответили ему.
– Шо значит живем? – прошипел Иван, всей громадой разворачиваясь к впавшему в ступор Вадичке.
– Вот тебя-то я точно выгоню, – пообещал он, веселея. – Завтра ломать, а тут, оказывается, до сих пор люди живут? Почему не обеспечил?! Пенсионеров начала колотить коллективная дрожь. – Это советские люди! – гремел меж тем Иван. – Партия учит, – не они для нас. Мы для них! Шоб к восьми утра подогнать машины с грузчиками и организовать переселение. Всё! Дело к вечеру. Тянуть некогда. Котлован начнем готовить немедля! Вызывайте технику. Из-под арки в сопровождении старушки показался коренастый мужчина средних лет в надетом на голубую майку пиджаке с университетским "поплавком" на лацкане. Редкие пучки волос тревожно колыхались на ходу. Следом торопились прослышавшие о нежданной беде жильцы в пижамах и халатах. Кто-то выскочил, обмотанный полотенцем, – видно, прямо из ванной, и – почему-то с портфелем.
– Игнатенко! – выпячивая вперед значок, представился мужчина. – Председатель домового комитета. Что здесь, позвольте узнать, происходит? – Это хорошо, что вы своевременно подошли, товарищ Игнатенко, – Листопад выставил ладонь. Чтоб пожать ее, низкорослому Игнатенко пришлось привстать на цыпочки. – Поможете при эвакуации! – Какая еще эвакуация?!.. – взвился было Игнатенко, но Иван жестом показал ему место подле себя, оглядел жильцов, которых с каждой минутой прибавлялось. Требуя внимания, поднял руку. – Дорогие товарищи! Мне приятно сообщить вам, что областной исполком депутатов трудящихся отреагировал на ваши многочисленные жалобы по поводу аварийного состояния дома. Довольно в самом деле жить вам в гнили и плесени! По ползимы без горячей воды! Согласно принятому решению на месте вашего дома пройдет тепломагистраль! – А мы? – среди полного обалдения спросил тихий голос.
– Даже не беспокойтесь. Завтра утром всех вывезем. Месячишки три, максимум четыре поживете в общежитии, – пресекая зарождающийся шум, Иван вновь приподнял руку. – А после расселим в новые благоустроенные дома – в соответствии с санитарными нормами и потребностью. Власть своя, советская. Не бросит!
– Но позвольте! Ведь никто ни слухом, ни духом. Так же не делают, – голос оправившегося Игнатенко наполнился подозрительностью. – Хотелось бы, знаете ли, понять. А то откуда ни возьмись и – здрасте-пожалуйста. У нас в районе вопрос о сносе даже не поднимался. Я на все собрания в домоуправлении хожу! – Вы правы, дорогой товарищ, тысячу раз правы, – Иван приобнял и прижал к себе председателя домкома, отчего у того перехватило дыхание. – К сожалению, действительно не обошлось без накладок. По нерадивости местных бюрократов решение, как вижу, не было своевременно доведено. И я от лица областных властей заверяю вас, шо виновных накажем по всей строгости!
Листопад погрозил пальцем окончательно перетрусившему Вадичке. – Но позвольте, товарищ...э?... – председатель домкома выжидательно сглотнул. – Для вас просто Пал Палыч, – разрешил Иван. – Но позвольте, товарищ Пал Палыч. Зачем же так круто? Мы действительно неоднократно писали о безобразиях с горячей водой. Но не в смысле же, чтоб нас вовсе... – он оглядел остальных жильцов, слегка отошедших от первой оторопи и готовых сорваться на крик. – К чему нам горячая вода, если нас самих отсюда...того этого? Мы здесь десятки лет...
– Так тут же еще...вот! – жилец, обмотанный полотенцем, ткнул портфелем в табличку на углу дома.
– Именно! – Игнатенко, найдя опору, приободрился. – Это, позвольте заметить, Казаковская набережная! То есть памятник архитектуры, охраняемый государством. Сносу не подлежит.
Сплотившиеся вокруг жильцы согласованно загудели.
Игнатенко глубоко задышал, готовясь перейти на повышенные тона. Подметивший это Иван дружески ткнул его в выпирающее из-под майки пузо. И будто проткнул, – набранный воздух с неприличным шумом вышел наружу, заставив председателя домкома побагроветь. – Сносу не подлежит! – осуждающе передразнил Листопад. – Ан – сносился! Труха изо всех щелей торчит. Вот вы всё от государства требуете. А сами? Каким-то духаном из арки тянет. Шо за вонь?!
– Так неделю пищевые отходы не вывозят. Сколь звонили! – выкрикнули из толпы.
– О! Вот это и есть отношение ваше истинное, – Листопад горько скривился. – Гадите под себя, хламите вокруг. Обгадили Казакова, что весь плесенью да трещинами пошел, а чуть что – им же и прикрываетесь. Да видел бы архитектор, шо тут из его бессмертного ваяния потомки наваяют, сам бы своими руками по кирпичику разнес. Не умеете за собой следить, так давайте не будем претендовать. Посему предлагаю, не теряя времени, расходитесь по квартирам и приступайте к сборам. А мне еще подсчитать требуется, сколько вызывать экскаваторов. Потом опять же баба копра, буровые.
Он извлек чистый лист бумаги, ручку и начал озабоченно что-то накидывать.
– Ничего, – успокоил своих Игнатенко. – Время, правда, позднее. Но я дежурному в исполком позвоню. А вы тут пока. Ничего! Не допустим. Он побежал к телефону. К Ивану подошла оробевшая Вика. – Милицию вызовет, – шепнула она, подрагивая одновременно от страха и азарта. Таких приключений в ее жизни никогда не случалось. – Может, уйдем быстренько? – Как это – уйдем? – удивился Иван. Убедился, что в пределах слышимости никого нет. – Тебе деньги нужны? Так приготовь карманы, – сейчас начнут совать. И – поестественней, поестественней. Заметив, что за ними наблюдают, он вновь принялся мерить шагами асфальт.
Меж тем распахнулось окно на втором этаже, и оттуда показалась сконфуженная физиономия Игнатенко. – Дозвонился, – сообщил он. – Из начальства никого уже нет. А дежурный не в курсе. Но говорит, раз готовятся копать, значит, решение имеется. Так что пока прошу без паники. С утра попробую прояснить. Хотя...что уж там с утра? Он безысходно махнул рукой и захлопнул окно. Вера в успех из него вышла, должно быть, вместе с воздухом. И это почувствовали. Стало окончательно ясно, что рассчитывать на помощь государства не приходится. Растерянные люди, всего двадцать минут назад имевшие какую-никакую крышу над головой и вот теперь внезапно приговоренные к бомжеванию, заметались. И как-то само собой в воздухе прошелестело: "Может, надо дать"?
К вышагивающему Листопаду притерлась полная домохозяйка, побойчей прочих, робко потянула за рукав, приближая к себе ухо. – Простите, товарищ! Мы тут чего подумали. А нельзя ли как-то по-другому?
– Шо значит по-другому? – Листопад остановился, неохотно отвлекаясь от расчетов.
– Ну, как бы чуть не так, – интимно прошептала она.
– Шо значит "чуть не так"?! – Листопад нетерпеливо добавил в голосе.
– Ну, в смысле.. – она воровато оглянулась на выходящих из соседних домов, – слух о нежданном бедствии уже полыхнул по всему Казаковскому комплексу, и набережная быстро наполнялась. В лице домохозяйки проступила отчаянная подлючесть. Она привстала на цыпочки и полушепотом, торопясь, закончила. – Может, через соседний дом эту вашу магистраль пустить?.. Вам-то не все едино? У них, сволочей, мусор и вовсе месяц не вывозили. И – трещина по фасаду пошла хуже нашей. Только они ее замазали, чтоб не отселили на капремонт! А? А за нами бы не задержалось. – О, люди, люди! Гиены, крокодилы, – тяжко вздохнул Листопад. Под его укоризненным взглядом женщина пристыженно попятилась. – Чуть не семьдесят лет вас советская власть перемалывает, а вы всё те же, что при царском режиме. Не скрою, имелся вариант пустить магистраль через переулок. Но – приняли во внимание ваши просьбы. А теперь поздно. Пришлось потратиться на дополнительную технику, асфальтоукладчики, прочее... Как ни считай, под двести рублей потянет. Точные цифры у моей помощницы. Так шо – не отвлекайте! Сконфуженная домохозяйка, осекшись, вернулась к своим. Потянулся шепоток: – Чего сказал-то? – Сам что ль, не слыхал? Хотя – говорит -есть вариант. Вроде как намекнул. Не, боязно. Не возьмет. Больно грозен. Еще и посадит. С такого станется. – А другие? Парни, те, правда, какие-то квелые, видно, из практикантов. Похоже, сами оглоблю этого до смерти боятся. Разве что с девкой попробовать? Та да, та видать, что шустрая. – Так наш-то выясняет вроде. – Э, милая, как дом бабой копрой шарахнут, выяснять поздно будет. Да и чего он может против этих-то? Давай у кого что есть. По рукам зашелестели бумажки. Депутация из трех человек робко приблизилась к Вике.
– Извините, девушка. Мы тут... Ваш главный сказал, что можно было через переулок. – А то не думали! – с ходу сориентировалась она. – А мы б поучаствовали. Тут вот как раз собрали, – на эти самые первые расходы. Рабочим – отступное. Только не подумайте чего – от всей души. – Да вы что? – Вика заалела. – Да если он только узнает! – Так мы не скажем. Могила! Ты уж помоги, дочка. Правда, всего сто семьдесят. Но, если надо, потом наберем еще. Лишь бы не тронули... – Ладно, попробую, – видя робость делегатов, Вика сама вошла во вкус импровизации. – Больно вас жалко. Она словно ненароком приоткрыла сумочку, куда опустился мятый конверт. Вобрала в себя воздуху и подошла к Листопаду, что-то зашептала. Тот несколько раз упрямо отмахивался, но Виктория не отставала, продолжая убеждать. До взволнованных людей доносились отголоски энергичной перепалки.
– Вы понимаете, какие это потери! А сроки? Кто за них отвечать будет? – Зато сохраним здание! А если до зимы не расселим, вообще в обкоме отвечать придется! Как бы партбилет не положить. – Да шо ты меня стращаешь?!
Наконец Листопад шагнул к притихшей в ожидании толпе.
– Так шо, в самом деле не хотите, чтоб через вас магистраль новой жизни прошла?
– Не хотим! Как угодно!..уж как-нибудь без воды. Волга рядом – проживем! – послышалась разноголосица. – Предки жили.
– М-да! Такие вы, стало быть, граждане! Я-то думал, вместе все как один в новую жизнь, единым шагом... – Листопад безысходно вздохнул. – Ну, раз так, раз уж против линии решили, то и хрэн с вами, живите дальше в своем клоповнике!
Он оглядел сопровождающих, ткнул пальцем в сторону Вадички, глумливая физиономия которого грозила неприятностями:
– А Вы, бездельник-весельчак, поднимитесь в квартиру председателя домкома и позвоните в ДРСУ. Передайте от моего имени, что даю отбой. Магистраль поведем по варианту Б. И – догоняйте.
Он захлопнул папку и, ссутулившись, пошел прямо через радостно загалдевшую толпу, – большой, наивный человек. За ним поспешила Виктория. На ходу ей пожимали руки, одна из старух благодарно перекрестила. – Всё, что смогла. Всё, что смогла, – бормотала Вика, отчего-то и впрямь растроганная.
Сторонкой, вдоль парапета, нырнул в переулок Антон.
На пересечении с улицей Вольного Новгорода Листопад обернулся. Лицо его лучилось весельем, – ему опять стало хорошо. От того, что удачно схохмил, от вида осчастливленной девушки, смотревшей на него с нескрываемым восхищением, от того, что встретил Антона и теперь уже не будет так одинок в опостылевшем городишке. Хорошо было и Вике, с восторгом смотревшего на озорного волшебника, влегкую добывшего деньги из асфальта. Она вытащила конверт:
– Здесь сто семьдесят. Пятьдесят лишних. Возьмите. У Вас ведь у самого нет.
– Оставь на конфеты, – Иван сжал ее ладошку с деньгами в кулачок, оглядел коротко остриженные пальчики с подушечками, смятыми, будто стоптанные тапочки. – Фоно?
– Музучилище. По классу фортепьяно, – подтвердила Вика. Она выжидательно стояла, не отнимая руки.
Подошел смурной Антон.
– И что хорошего мы сделали? – буркнул он. – Обчистили людей. Вы хоть видели, как старухи по трешке собирали? Не дело это. Как хочешь, Ваня, давай деньги, пойду верну. Лицо Вики испуганно вытянулось. До сих пор содеянное представлялось ей разудалой хохмой. Иван нахмурился:
– Да? И как ты себе это представляешь? – Скажу, мол, пошутили.
Листопад уничижительно гоготнул:
– Во-первых, оставишь ее без денег. Во-вторых, как только ты им вернешь "бабки", они тебя всем скопом в ментовку доставят. А следом и нас.
– Так и так не сегодня – завтра сообщат.
– Ни-ког-да! – внушительно отчеканил Листопад. Он все еще пребывал во власти счастливого вдохновения.– Никогда они ничего не сообщат и не напишут. Потому что все это – гомо совьетикус. То есть человек дрожащий. Он же от власти любой подлянки ждет. Кстати, правильно делает. Хорошо, на сей раз они лопухнулись. Но дома-то и впрямь аварийные. Водопровод тоже, поди, от Казакова. Если крик поднять, где гарантия, что та же мыслишка – переселить – не придет в голову какому-нибудь официальному мудриле? А начнут переселять, непременно надуют. Подсунут такую же гниль, только на окраине. Так на кой внимание привлекать? Так шо, дети мои, – он безмятежно приобнял обоих, – они еще свечку поставят, что легко отделались, и забудут случившееся, как дурной сон. Если вообще въедут. Среди нас-то нет дураков им это объяснить.
– Один, кажется, есть, – протянул Антон. Листопад проследил за направлением его взгляда и наполнился недобрым предчувствием.
Со стороны набережной бежал раскрасневшийся Вадичка, возбужденно размахивая руками.
– Я-таки их раззадорил! – ещё на бегу азартно выкрикнул он. – Должно быть, уже за ментовкой рванули. Еле ноги унес!
– Что ты еще отмочил? Говори, – потребовал Антон.
– Да не удержался. Малек отчебучил, – гордо глядя на Вику, сообщил Вадичка. – Пришел к преду. Он мне телефон. Куда, мол, звонить будете? В рай– или в облисполком? Ах ты думаю, покажу я тебе и рай, и ад, – Вадичка глотнул воздуха, предвкушая эффект. – Ноль два набрал. "Милиция, спрашиваю?" А сам на этого дедка гляжу. Ох, гляжу! "Мы тут лохов, говорю, развели. Сейчас на ихние деньги гульнем! Прошу зачесть как анонимную явку с повинной". И – кидаю трубку. У дедка глаза по пятаку. Верещать чего-то начал, соседей звать. Я ему пламенный привет и – припустил. Как видите, тоже могём блоху подковать!
Он победно подмигнул. Под ошарашенными взглядами обиженно задышал.
– А ништяк! За глупость платить надо. "Наколоть" фрайера – полдела. А ты попробуй вот так– объяснить лоху, что он лох. Чтоб огонь на себя! Вот где главный кайф. Запомнят они теперь Вадичку!
– Удавлю! – Иван ухватил Непомнящего за плечо, подтащил к себе, заставив приподняться на носки. В ожидании удара Вадичка зажмурился. От страха и унижения в уголках полных его губ непрерывно возникали и лопались мелкие пузырьки. Смотреть на это было противно. К тому же рядом сжалась перепуганная Вика. Бить расхотелось. – Как будто погоня! – выкрикнул Антон.
В самом деле в конце переулка, со стороны Волги, появились двое мужчин. Оборотившись к другим, пока невидимым, они показывали на беглецов.
– В общем так, – сквозь зубы процедил Иван. – Из-за тебя, пакостника, и впрямь могут розыск объявить. Потому расходимся в разные стороны. Всем надо на время затихнуть, пока пена уляжется. Если кого найдут, остальных он не знает. И гляди, козел, больше шоб ты мне не попадался!
Он с ненавистью оттолкнул незадачливого хохмача, через силу подмигнул посеревшей Вике: – Не робей. Главное в этой жизни – результат. На вокзал успеешь? – Д-да. Как будто да, – пробормотала она.
– Тогда удачи! Подхватив под руку Антона, Иван шагнул в ближайший проходной двор.
– А жаль, – пробормотал он, обернувшись на исчезающую за углом златовласку. – Не знаешь, что за девка?
– Да хорошая девчонка, – отреагировал Антон. – По молодой дури говоруну этому в лапы попала. Вот и мыкается.
* Вика в сопровождении неумолкающего кавалера пересекла несколько улиц. Убедившись, что опасность больше не угрожает, остановилась на обочине, выискивая взглядом такси.
Остановился и Вадичка. Он всё не мог успокоиться.
– За козла он мне отдельно ответит! Это я при тебе сдержался. А при случае посчитаюсь. Ишь гаденыш! Любит, как погляжу, молоденьким девочкам пыль в глаза пустить. Ему можно, а другим, видишь ли, нет.
Он пытливо скосился на реакцию Вики. Слишком заметно было впечатление, которое произвел на нее Листопад. И это Вадичку сильно беспокоило.
Со стороны Тверского проспекта появилось такси. Заметив поднятую руку, таксист принял к обочине.
Вадичка разудало ощерился:
– Ну что, вечером на хазе? – Зачем? – Так, как обычно. Покувыркаемся. Совершим обоюдоострый коитус!
– Не совершим! – Вика отрицательно мотнула головой, уселась на заднее сидение. – Занята я.
– Надолго?
– Навсегда, – услышал Вадичка то, чего боялся. Машина тронулась.
Ни для Вадички, ни для Вики разрыв не стал полной неожиданностью. Любви к нему она не испытывала никогда, а затем устала и от однообразных приколов, которыми поначалу он ее увлек.
А встречаться продолжала и не изменяла разве что из благодарности за первый сексуальный опыт да из своеобразной женской порядочности – поменять одного нелюбимого на другого мешала брезгливость.
Впрочем об этом Вика не думала. Размылся в памяти Вадичка, как акварельный набросок, облитый водой. Вроде что-то было. Но через расплывшееся пятно и не разберешь. По дороге на вокзал она откинулась на сиденьи и чуть заметно, уголками губ улыбалась, вспоминая косящий взгляд Ивана Листопада. Не нахальный – привыкшего к безнаказанности шкодника, а требовательно– наглый взгляд сильного, не знающего удержу в желаниях мужчины.
Вадичка же глядел вслед уходящей в навсегда любовнице. Знакомство с нею он начал с уверения, что любовь не имеет никакого полового значения. Но за прошедшее время, не признаваясь, привязался к Вике настолько, насколько вообще был способен на привязанность к другому человеку. Он едва сдерживал желание заскулить.
Впрочем и его мысли очень скоро переключились на другое. Шкода и впрямь получилась крутая. Может, и с последствиями. Так что совет насчет временно смыться выглядел не таким уж бестолковым.
Вадичка задумался.
* Иван стремительно пересек несколько улиц, прежде чем запыхавшийся Антон остановил его:
– Успокойся, Ваня. Конечно, паскудно вышло. Но не со зла же он. Просто по жизни такой отвязный. Без приколов не может. Делает, не приходя в сознание, потом думает. Одно слово – Вадичка!
– Дешевка всё это! – непримиримо объявил Листопад. Ярость всё еще бушевала в нем. – Легко выглядеть с фасаду Вадичкой, если с тылу ты – Кириллович. Ладно сам шкодит! Так он других втягивает. А у этих других папеньки обкомовского нет. Поп Гапон он. Ты хоть понимаешь, шо он сделал? Теперь наверняка искать начнут. А чего меня искать? Обком, вокзал, колокольня на Тверской. Я по росту, считай, четвертый. И в ментуру попадать никак нельзя. Назад ходу не будет, – Иван вспомнил про Звездина. Призадумался. – Надо срочно нычку какую-нибудь найти. Хотя бы на месячишко, пока всё не утихнет. Сзади, нарастая, к ним приближалась разудалая многоголосая песня: «Здравствуй, милая картошка-тошка, тошка, тошка!» Обдав гарью, мимо проскочил автобус, заполненный отъезжающими в колхоз студентами.
