Текст книги "Кавалер Золотой Звезды"

Автор книги: Семен Бабаевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

– Да как же так – нету? – Родионов снял кубанку и ударил ею о ладонь. – А я знаю, что есть! Ты летом сам сплавлял лес. Мимо нашей станицы брусья плыли. Мы все видели, а только не знали, что к чему.

– То лес чужой, – сказал Сергей. – Усть-невинский. Сплавляйте и вы. Наряд я выдам…

– Как же его сплавлять, когда Кубань обмелела?

– У нас одни перекаты, – подтвердил Андриянов.

– Сергей Тимофеевич, – заговорил Родионов, – скажи Савве Остроухову: пусть он даст нам взаймы бревен сто… До лета. Летом мы все восполним. А ждать до лета…

– Попросите Савву, может он и даст.

– Просили. Мы с Никитой Никитичем ездили к нему, чуть в ноги не кланялись. Я ему говорю, что на фронте мы делились и патронами и снарядами. – Родионов развел руками. – Куда там! И гладиться не дается! Я ему про фронт, а он свое: «Мой лес…» Ну, что тут скажешь? Прикажи ему, Сергей Тимофеевич…

– Приказать я не могу. – Сергей задумался. – Если бы вы были одни – другой разговор. Вчера приезжали из Белой Мечети. Привезли план и тоже просят лесу. На той неделе были краснокаменцы – им тоже нужен лес. И все смотрят на Савву Остроухова… Короче говоря, мы ваш план утвердим. А вот строительство электростанции не утвердим. У нас будет одна станция – усть-невннская ГЭС… Прочее строительство – пожалуйста. Поможем достать строительный материал. Я поговорю с Саввой не только о ваших нуждах. Я скажу ему так: «Сделал почин – выручай, дели свой лес напополам». Я думаю, что он уважит. А гидростанцию будем строить всем районом – тут распыляться нельзя.

– Когда же мы получим окончательный ответ? – спросил Родионов, встав и накинув на плечи бурку. – Нам бы надо побыстрее.

– Ах, какие быстрые! Завтра я вам позвоню.

– Будем благодарны, – сказал Андриянов, вставая.

Они распрощались и вышли.

В кабинете появился Стефан Петрович Рагулин. Он снял шапку, вытер кулаком вспотевшую лысину и, не здороваясь, мрачно посмотрел на Сергея.

– И что это у вас тут в районе за дурацкие порядки! – сказал он, и его давно небритое лицо почернело от злости. – На словах – все за высокий урожай, а на деле что ж получается? У Калугина в банке лежат колхозные гроши, а получить я их не могу… Да как же тут не кричать! Мне нужны гроши сегодня! Я посылаю человека за минеральными удобрениями. Завтра надо выезжать, а Калугин говорит, что у него нету такой статьи и он не может мне выдать ни копейки. Да какое мне дело до его статей! Мои гроши – давай их мне, раз они мне требуются. Я же их не пропивать собираюсь? Я пообещался – ты это знаешь – получить сорок центнеров зерна с гектара, а он мне своими статьями голову заморачивает. Законник какой нашелся!

– Сколько ж вы просите? – спросил Сергей и положил руку на телефонную трубку.

– Да хоть бы тысяч пять.

Сергей позвонил Калугину, говорил с ним долго и упросил выдать половину суммы сегодня, а остальную половину – в конце недели.

– Как же так – половину? – горячился Рагулин. – Мне ж никто не скажет: «Ты, Стефан, наобещался взять с гектара сорок центнеров, а бери любую половину!»

Ушел Рагулин недовольный и еще более разгневанный… Затем переступили порог старик и старуха из хутора Вишневые сады. Они жаловались на невестку, которая ушла от них и увела корову. Сергей пообещал вызвать в исполком невестку и поговорить с ней… Стариков сменил бухгалтер колхоза «Путь хлебороба» Авдеев, и Сергей с полчаса слушал историю о разбазаривании продуктов и трудодней в этой небольшой сельхозартели… После бухгалтера Авдеева у стола минут двадцать сидел животновод колхоза «Волна революции» Сидоренко, приехавший с жалобой на трактористов, запахавших часть сенокосных угодий.

…Короткий день угасал. Когда из кабинета ушел последний посетитель, Сергей остановился у окна и широко расправил плечи. За Кубанью над лесом садилось солнце. От реки веяло свежестью. Сергей вспомнил, что завтра вечером его ждет Савва, что там будет Ирина. Он задумался и не слышал, как вошел старший агроном отдела сельского хозяйства Андрей Саввич Полищук, худой высокий мужчина с седеющими, низко подрезанными усами.

– Ну, кажись, конец жалобщикам, – сказал он, присаживаясь к столу. – Ждал, ждал и насилу дождался.

– Что у вас, Андрей Саввич?

– Мой начальник, как вам известно, – сказал Андрей Саввич, раскрывая папку, – выехал в Усть-Невинскую и попросил меня доложить, как в районе выполняется постановление Совета Министров и ЦК ВКП (б) от девятнадцатого сентября…

– Охотно послушаю.

Андрей Саввич, сутулясь у стола, отыскал нужные бумаги.

– По последним данным райзо, – начал он глухим голосом, – возвращение колхозам земли идет туговато.

– В чем же дело?

– Кое-какие районные организации упорствуют. Вспахали зябь и требуют, чтобы земля за ними сохранилась до снятия урожая… Как с ними быть? Все ж таки люди труд затратили?

– Как быть? Никому и никакой отсрочки.

– И еще, – продолжал Андрей Саввич, – сокращение управленческих штатов в колхозах идет, на мой взгляд, медленно. Редко в каком колхозе уменьшилось число столов в канцелярии.

– Значит, столоначальники крепко сидят?

– Сидят надежно… Да, есть еще у меня один список, да только я не знаю, Сергей Тимофеевич… как быть? – Андрей Саввич наклонил голову. – Дело-то такое дальнее… Как-то даже и неловко… Тут вот, посмотрите, в списке есть фамилия второго секретаря… Так что я даже и не знаю…

– Да что ж тут знать? И второй секретарь вернет, если он взял незаконно.

– Понимаю, – еще ниже наклонив голову, сказал Андрей Саввич. – А может быть, Сергей Тимофеевич, так лучше, чтоб не поднимать этого вопроса?..

– Скрыть? Нет, этого делать нельзя.

– Так надо же принять во внимание, – Андрей Саввич посмотрел на Сергея грустными глазами, – принять во внимание и то, Сергей Тимофеевич, что он не сам брал ту корову, а мы, райзо, ему давали… Пусть так и будет. Ведь это же наше внутреннее дело…

– Нет, Андрей Саввич, это не только внутреннее наше дело, – Сергей, о чем-то думая, подошел к окну и снова вернулся к столу. – Почитайте «Правду», что там пишут и о некоторых секретарях, и о председателях райисполкома, и о директорах МТС.

– Это-то я знаю. Читал…

– Советую еще раз перечитать. – Сергей сел и взял карандаш. – А что там у нас делается в кладовых? Давайте по каждому колхозу. Начнем с Усть-Невинской.

Глава III

На площадь съезжались подводы, выстраивались в ряд, и возчики, закуривая, посматривали на окна остроуховского кабинета, как бы желая узнать, долго ли им придется стоять без дела. Во дворе станичного совета Дорофей запрягал свою выездную пару, но не в тачанку, а в длинную, со свисающими дробинами арбу.

– Эй, дьяволяка лысый! – шумел Дорофей на лысого спокойного коня. – Чего крутишь головой! Привык в тачанке ходить, а солому возить не желаешь?

– Эге! Хлопцы! – крикнул кто-то из возчиков. – Да с нами и Дорофей поедет. Погляди, как бушует!

Подъехал и кучер Артамашова, – и тоже не на тачанке, а на бричке. Когда собрался обоз в двадцать две подводы и к ним, выехав рысью со двора, присоединился Дорофей, из станичного совета вышли Тимофей Ильич, Савва, Сергей и Стефан Петрович Рагулин. У коновязи, кусая столб, подплясывал на тонких и сильных ногах жеребец – тот самый неспокойный гнедой жеребец, на котором Сергей ездил в Чубуксунское ущелье. Тимофей Ильич, ударяя плеткой о голенище, торопливо зашагал к жеребцу.

– Батя, вы скачите вперед! – сказал Сергей, стоя на крыльце и рассматривая обоз. – Да отделите лошадей от волов!

– И без тебя, сынок, знаю.

Тимофей Ильич легко и умело сел в седло, кивнул головой и, покрепче подбирая поводья, поскакал к головной подводе. С трудом осаживая жеребца, мелко семенившего ногами и подымавшего красивую голову, старик полуобернулся на седле и крикнул, точно подавая команду:

– Эй, конные! За мной! А вы, бычатники, тоже пошевеливайтесь!

Обоз загремел, растянувшись по площади.

– Э! Тимофей Ильич дюже большой мастер грузить воза, – сказал Рагулин, провожая взглядом всадника. – Мне с ним довелось сено возить… Умеет воз наложить. И ежели он повел обоз, то привезет соломы столько, что хватит нам весь кирпич выжечь.

– Если б только нам, – буркнул Савва, – а то всему району. Не пойму, что ж это из нашего пятилетнего плана получается?

– А что такое? – спросил Сергей.

– Да как же так! Гидростанцию планировали для Усть-Невинской, а теперь она перешла в район.

– Не печалься, Савва, – сказал Рагулин, – гуртом быстрее построим.

– Или тот же лес, – продолжал Савва. – Трудились, сплавляли, а теперь ко мне ежедневно делегация ездит из соседних станиц. Все за инициативу благодарят и лесу просят, а еще грозятся тебе пожаловаться.

– Что ж в этом плохого?

– Плохое то, что на готовое добро охотников найдется много… Вот и кирпичный завод мы восстановили, а теперь делай кирпич соседям.

– Надо помогать… А как же?

– Да вы не спорьте, – отозвался Рагулин. – Есть к тебе, Сережа, один хозяйственный вопрос. Скажи, когда мы будем иметь электричество?

– Думаю, что к весне… А что?

– Важная мысль зародилась, а без электричества осуществить ее невозможно.

– Какая ж это мысль?

– Секретная.

– Я знаю, – сказал Савва, – у Стефана Петровича один секрет на уме – об урожае печалится… Да только урожай, как я понимаю, электричеством, не подымешь.

– Может, кто и не подымет, а я подыму.

– Не хвастайте прежде времени.

– А я тебе, Савва, вот что скажу. В будущем году наш колхоз пообещался взять на гектаре двести сорок пудов, а дай к весне энергию – и можно прибавить к той же цифре еще сто пудов… Вот тебе и электричество!

– Это интересно! – сказал Сергей. – Стефан Петрович, вы расскажите.

– До поры до времени не могу, – тайна! Ты давай электричество, и мой секрет сам по себе откроется.

Еще немного поговорив с Рагулиным, но так и не узнав его «секрет», Сергей решил поехать сперва на кирпичный завод, а потом на строительство станции.

– Думаю, сопровождать тебя не нужно, – угрюмо проговорил Савва.

– Ты чего дуешься?

– Я? Нет, ничего. – Савва насильно улыбнулся. – Сережа, так ты вечером приезжай… Ирина обещала прийти.

– Хорошо, я приеду.

Улица вышла к берегу Кубани. Всякий раз, выезжая за станицу, Сергей и радовался и дивился: какой же странной и неузнаваемой стала знакомая с детских лет речная пойма!.. Бывало, поздней осенью здесь только и был виден серый, прибитый дождями песок да маячили голые кусты, – кругом просторно и тихо, лишь слышалось грустное журчание воды на перекате.

Теперь же пойма была завалена лесом – штабелями лежали и бревна и доски. Лесной склад – богатство, какого еще не видела ни одна станица! День за днем по реке расходился протяжный голос пилы, точно говоря: «У-и-и-х! Ма-а-а-ало!» А вблизи глиняного откоса желтыми курганами стояли обжигательные печи, темнел глиномешалочный чан, а вокруг этого чана ходил на приводе конь. Двор был просторный, люди по нему выстроились цепочками, кирпич-сырец проворно перебегал по рукам и ложился в печи дырявой стеной. А в центре двора невысокая труба курилась курчавым дымком, – пусть издали проезжие и прохожие видят: завод живет!

Более всего, конечно, Сергея радовал вид будущей гидростанции. И хотя еще не горели на солнце окна и не шумела турбина, хотя еще не блестел цинк на крыше, не плескалась вода и сквозь строительный лес лишь угадывались контуры квадратного здания с белыми стропилами, – а все вокруг казалось уже изменившимся: и берега Кубани словно сделались отлогими, и горы стали как будто ниже, и бег реки стремительнее, и даже Усть-Невинская точно надела обнову и помолодела.

«Вот она, живая мечта, – думал Сергей, подъезжая к строительству. – Да, здорово меняется пейзаж Кубани».

– Ванюша, а посмотри: какой прекрасный вид! – сказал он.

– Верно! – с достоинством ответил Ванюша. – Вид вполне приличный.

Сергей вошел в машинное отделение и остановился возле глубокого, изогнутого буквой «Г» котлована. Под ногами прогибались мокрые доски, в окна дул ветер, снизу веяло земляной сыростью. Вот на этом месте ляжет тяжелая красивая турбина. Сергей задумался. Увидев, на откосе высокого бугра бетонированную стену с дырой, он представил, с какой силой забурлит вода, падая по пятнадцатиметровой трубе.

«Скорей бы, скорей», – подумал он и посмотрел на стропила, откуда доносился звон и стук топоров. Прохор сидел верхом на перекладине.

– Любуешься? – крикнул он и стал слезать вниз по лестнице.

Подошел прораб, пожилой грузный мужчина в полушубке и в шапке-капелюхе.

– Пора бы и крышу натягивать, а черепица не едет, – сказал он, снимая капелюху и вытирая мокрый лоб.

– Без кровли никак нельзя, – вмешался в разговор Прохор. – Скоро польют дожди, а стены не укрыты. – Прохор вынул из-за пояса топор и провел пальцем по лезвию. – Быстроты нету в таком сурьезном деле, как доставка. Чересчур медленно идут грузы… В чем дело, Сергей Тимофеевич?

– Тоже самое – стекло, – продолжал прораб. – Идет оно к нам уже месяц, а когда прибудет – один бог знает.

– Быстро строите, – шутя сказал Сергей и кивнул Прохору. – Так быстро, что железная дорога не поспевает с доставкой.

– Шутки – вещь хорошая, – сказал прораб, – а дело все ж таки стоит… Вот ты торопил меня воздвигать стены, и мы постарались. Машинное отделение готово, а где машины?

– Едут, едут.

– Опять едут? Инженер по монтажу прибыл, а машин все нету…

– Приехал? – спросил Сергей. – Да где же он?

– Ушел в станицу. Что ему тут делать?

– Сережа, так этот инженер – знаешь, кто? – отозвался Прохор. – Наш станичник Витька, сын вдовы Грачихи! Ты бы поглядел на него – франт, просто ужас! На устьневинца не похожий.

– Виктор приехал! – воскликнул Сергей. – Вот это здорово! Эй, Ванюша! Поедем в станицу!

…Виктор Грачев обнял Сергея на пороге, и друзья детства долго смотрели друг на друга удивленными глазами. В эту минуту весь мир точно отодвинулся назад, и они увидели и залитое лунным светом бахчевое поле, и блеск росы на арбузной ботве, и берег Кубани в солнечном сиянии, и школьную парту, на которой сидели вместе, и Соню, и весенние вечера за станицей…

– Так вот ты какой, Витя! – сказал Сергей и рассмеялся. – А вырос! Ты, брат, повыше меня! А чуб у тебя все такой же – лен, да и только! И костюм приличный! Очень красиво! А Прохор – ты знаешь Прохора Ненашева? – франтом тебя назвал…

– Да, – задумчиво проговорил Виктор. – По внешности судят о человеке…

– Виктор, а мы-то кто теперь! – волнуясь, говорил Сергей. – Помнишь, какой манящей и загадочной казалась нам жизнь?

– Когда мы сидели верхом на балагане? А в балагане храпел дед Кудлай?

– А луна над степью – ну просто прелесть!

– Да, было загадочно, а вышло все так просто. Ты воевал, а я учился. Теперь ты начал строительство, а я приехал к тебе в подрядчики, – все весьма просто и обыденно.

– Инженер?

– Да. Электрик.

– Ну вот и хорошо. Будешь у нас главным электрификатором.

– Не смогу.

– Отчего не сможешь?

– Есть свои причины… В Усть-Невинскую я приехал ненадолго… Поживу у матери, пока буду монтировать турбину, и уеду. Да и что меня связывает с этой станицей? Одна старуха мать…

Наступило неприятное молчание. Друзья сели на лавку. Виктор угостил Сергея папиросой.

– Где твоя мать?

– Ушла на ферму… Бригадир позвал.

Опять молчание. Сергею было неловко, и он курил, склонив голову, не зная, о чем бы начать разговор.

– Ты один? – спросил Сергей.

– Еще двое должны подъехать. – Виктор потушил папиросу. – Ну, а ты как поживаешь? Надолго здесь обосновался?

– Очевидно, надолго.

– Я понимаю… Тебе иначе и нельзя. Слава, черт ее возьми…

– Это ты что же? Хочешь со мной поссориться?

– А чего ты хмуришься?.. Да, Сережа, тобой даже иностранные корреспонденты интересуются.

– Где же ты их видел?

– Были у нас в институте. Беседовали с участниками войны и в разговоре назвали твое имя… Собирались приехать в Усть-Невинскую. Ты знаешь, что их интересует? Проблема трудового устройства бывших воинов.

– Хотят перенять опыт? Милости просим, пусть приезжают.

– И еще собирался приехать один писатель. Книгу о тебе будет писать. Спрашивал у меня, есть ли в верховьях Кубани гостиницы.

– Ну, это ты уж врешь…

– Как бы там ни было, а скоро ты станешь героем романа. – Виктор рассмеялся и похлопал Сергея по плечу. – Не хмурь, не хмурь свои страшные брови… С тобой и пошутить нельзя!

– Что-то мне твои шутки не нравятся.

– Женился, Сережа? – спросил Виктор, желая переменить тему разговора.

– Собираюсь, – неохотно ответил Сергей.

– А как поживает Соня? Видишься с ней?

– Почти нет…

– Я и до сих пор не пойму, кого она из нас больше любила?

– По-моему, тебя.

Друзья рассмеялись.

– Ну, а ты обзавелся подругой жизни? – спросил Сергей.

– Следую твоему примеру.

– Зря… Лучше поучись у нашего друга Саввы. Вот кто показывает пример. Четыре сына и уже есть дочурка – прелестная девчушка. Сегодня у Саввы крестины. Пойдешь?

– В таком случае надо побриться.

Виктор пригладил ладонью спадавшие на светлый лоб мягкие русые волосы. Лицо у него было бледное, усталое. Он достал из чемодана бритвенный прибор и стал раскладывать его на столе.

Теплый вечер укрывал станицу, когда Сергей и Виктор вышли из дому и направились через площадь. В сумерках тонули сады, плетни, крыши хат. Курились трубы, и было так тихо, что дым тянулся к завечеревшему небу толстыми ровными столбами.

– Виктор, как тебе понравилось здание нашей ГЭС? На красивом месте стоит!

– Тот, кто строит станцию, красотой места интересуется меньше всего, – сухо ответил Виктор.

– Ну, тебе-то нравится?.. Ведь здание какое!

– И здание мне не нравится. Зачем такая махина? Там можно ставить два агрегата, а вам и одного хватит с избытком.

– Расчет у нас на будущее, – сказал Сергей. – Освоим новое дело, разбогатеем и вторую турбину поставим… Воды-то хватит!

– Эх, Сережа, Сережа, горячая голова! – снисходительно-ласково проговорил Виктор. – Море тебе по колено. Канала еще нет, а ты уже уверяешь меня, что воды хватит.

– Канал будет. У нас все готово. Проект утвержден. Ждем инженера… Да мы, если возьмемся…

– Ты, брат, настоящий герой! – Виктор обнял Сергея. – Ну, хорошо, хорошо. Рой канал, богатей, только вторую турбину монтировать я не приеду… Давай условимся заранее.

– Была бы турбина, а монтажники найдутся, – сердито ответил Сергей. – А вот и имение Саввы! Посмотри, какой уютный дворик…

Глава IV

Дом Саввы стоял в глубине двора окнами на улицу, и к нему вела дорожка, обсаженная гвоздикой и дубком. Сергею всегда, а особенно сегодня, было приятно проходить по этой дорожке. В комнатах горели огни, и на белом кружеве занавесок темнели головки цветов, доносились голоса детей, матерински-ласковый смех Анюты, и Сергей невольно ощутил на сердце теплую радость.

Пока Савва обнимал Виктора, смеялся и приговаривал: «Ага! Слетаются усть-невинские парубки!»; пока знакомил друга с женой, которая подошла спокойной походкой, протянула руку и сказала своим приятным голосом: «Снимайте пальто, будьте у нас как дома»; пока Савва унимал не в меру развеселившихся сыновей, представлял их по очереди Виктору, а потом отвел друга к висевшей у припечка люльке и показал дочурку, – все это время Сергей думал об Ирине и жалел, что ее еще не было, и все смотрел то на Анюту, то на умытых, причесанных хлопчиков, ощущая тот особенный семейный уют, который всегда был в этом доме.

А когда вошла Ирина с заплетенными косами, лежавшими у нее на груди, и, блестя черными глазами, еще у порога улыбнулась Сергею так украдчиво, что только он один и мог заметить, Сергею показалось, что в комнате стало светлее. Затем появились Семен с Анфисой, Никита с Варей, и Савва начал приглашать гостей к столу, говоря:

– Ах ты, горе! Не у всех имеются жены… Как же вас поудобнее за столом рассадить?

Сергей, волнуясь, обнял Ирину и сказал:

– Друзья! Вот моя жена!

– Сережа, ты с ума сошел, – чуть слышно проговорила Ирина, краснея и отстраняя его руку.

– Виктор, – не слушая Ирину, говорил Сергей, – одобряешь мой выбор?

– Вполне, – сказал Виктор. – Рядом с тобой теперь любая девушка становится намного красивее.

– Неправда! – сказала Ирина, и все заметили в ее заблестевших глазах слезы.

– Почему ж неправда? – спросил Виктор.

Ирина подняла голову и, смело глядя на Грачева, сказала:

– Потому что ты глупости говоришь!

– Обиделась, – значит, правда, – сказал Виктор, но уже обращаясь не к Ирине, а к Сергею.

– А я с Ириной согласен. Ты действительно сказал черт знает что…

– Ну, хорошо, хорошо, друзья, пусть я не прав.

– Братушка, – отозвалась Анфиса, – уж очень ты медленно выбираешь себе жену!

– Медленно, но зато надолго!.. Правильно, Иринушка?

Ирина молча села рядом с Сергеем.

Тем временем Савва налил в стаканы вина, а Анюта, розовая и взволнованная, поднесла к столу маленькую Иринушку в голубом с кружевами одеяле и осторожно передала ее Сергею.

– Ну, крестный папаша, – сказала она, озорно посмотрев на Ирину, – учись детишек нянчить… Может, пригодится!

– Наука не трудная, – рассудительно сказал Никита.

– Да тебе все нипочем, – отозвалась его жена Варя.

– Семену, Семену надо этой наукой овладевать! – сказал Савва. И все посмотрели на смутившуюся Анфису.

Семен наклонил голову и промолчал. А Сергей неумело, на вытянутых руках, держал мягкий и, как пушинка, легкий сверток, и ему не верилось, что в одеяле лежит живое существо. Все так же, не сгибая рук, он обошел вокруг стола. Гости заглядывали в одеяло и видели там крохотное личико с чуточку приоткрытыми сонными и ко всему равнодушными глазенками. Когда Сергей подошел к Ирине, она встала и сказала:

– Эх, медведь! Руки – как грабли… Еще уронишь!

Ирина взяла ребенка, склонила к нему голову, шепотом говорила что-то такое ласковое и нежное, отыскала соску, – ту самую соску с белым роговым кольцом, которую Сергей привез из Москвы, – подобрала концы одеяла, оправила на голове девочки беленький чепчик – и все это делала так умело и проворно, что ей могла позавидовать самая взыскательная мать. Передавая девочку Анюте, она поцеловала ее в теплую, с нежным пушком щечку и рассмеялась.

Сергей стоял тут же и то улыбался, то одобрительно кивал головой, а потом взял стакан с вином и предложил выпить за здоровье крестницы Ирины Остроуховой. За столом стало шумно – все смеялись, шутили, хвалили Анюту и за то, что в доме у нее всегда весело, и за то, что дети у нее такие голубоглазые и славные, и за то, что она такая заботливая хозяйка. А на столе чего только не было – тут и жареный гусь, обложенный печеными яблоками, и тарелки свиного холодца с застывшим, как иней, салом, и горы малосольных помидоров, и пироги, и ватрушки, и какие-то зубчатые пряники.

После ужина, когда маленькая Ирина снова лежала в люльке, а мальчуганы ушли спать, появился патефон, и гости разделились. Семен заводил патефон, Анфиса подбирала пластинки, Варя учила мужа танцевать вальс, а Ирина и Анюта сидели за столом и тихонько говорили о чем-то своем.

Друзья детства уселись на диван, закурили; разговаривали, смотрели друг на друга восторженными глазами, и им не верилось, что вот они снова вместе и что каждый из них уже не тот, каким был еще, казалось, совсем недавно.

– У меня свои планы и свои нужды, – говорил Савва. – И не могу же я печалиться о других. И в Родниковской и в Белой Мечети есть станичные советы, так о чем же они там думают? Или хотят, чтобы я взял их на иждивение? Не могу!

– Милый Савва, но и нельзя жить интересами одной своей станицы, – возразил Сергей. – Твоя Усть-Невинская не на острове стоит!

– Все правильно! – Савва даже приподнялся. – Но что ты там, Сережа, ни говори, а понять я тебя не в силах… То ты Усть-Невинскую возвеличивал, в первые ряды ставил… Помнишь, как мы вот на этом же диване вели беседу, как ты горячо нам подсоблял, и мы дело двинули… А теперь черт его знает что получается! Гидростанцию планировали для себя, а вышло для всех… Обидно, Сережа! Ведь старались! А лес? Себе приобретали, а получается – работали для чужого дяди…

– У тебя странное понятие о своем и чужом – вот в чем беда.

– Да уж какое есть, – с обидой ответил Савва.

– Разве гидростанция теперь уже не твоя?

– Моя, но и не моя. – Савва обратился к Виктору, который сидел с поникшей головой, курил и молча слушал. – Витя, ты человек образованный, рассуди – кто из нас прав?

– Я у вас временный гость, – ответил Виктор, не подымая головы. – Моя обязанность – установить машины… Но мне непонятно, о чем вы спорите?

– Обижает меня Сергей! – волновался Савва. – Понимаешь, все мои планы рушатся… Ну, скажи, разве друзья так поступают?

– Смотря по тому, как понимать дружбу, – с улыбкой сказал Сергей.

– Зря, Савва, волнуешься. – Виктор поднял голову и оправил ладонями спадавший на лоб мягкий чуб. – Мне кажется, как бы Сергей ни поступал, он прав… по-своему, конечно.

– Почему ж прав? – спрашивал Савва. – А мы? А вся станица?

– Прав уже по одному тому, – продолжал Виктор, – что его, так сказать, теперешнее место в обществе заставляет это делать…

– Ты опять свое? – Сергей решительно встал. – Так могут рассуждать действительно только временные гости… Но мы-то с Саввой здесь жители постоянные.

– Ну, полно, Сережа, – добродушно заговорил Виктор, тоже встал и застегнул пиджак. – Чего ты злишься? Ну, пусть я не прав, – не настаиваю… И не будем об этом… Лучше расскажите мне, что нового в станице?

– Савва, побеседуй с гостем об усть-невинских новостях, – сказал Сергей. – А я буду благодарить хозяев, мне пора! – Последнюю фразу он нарочно произнес громко, так, чтобы услышала Ирина. – И прежде всего я благодарю Анюту – это же золото, а не хозяйка!

В комнате наступила тишина. Сергей надевал шинель и поглядывал на Ирину. Ирина тоже стала одеваться.

– Ну, что же это такое! – Савва развел руками.

– Куда ты торопишься?

– Не могу, Савва… Спешные дела… Завтра я буду у тебя…

Сергей попрощался со всеми, подмигнул сестренке, подошел к люльке, посмотрел на сонное личико Иринки и вышел. Впереди его прошла Ирина.

Савва проводил Сергея за ворота.

– Обиделся? – спросил он, блестя глазами.

– Нет, не обиделся, а только слушать тошно… Да, вот что не забудь: Грачеву потребуются люди. Пошли к нему Прохора и еще человека три.

Сергей обнял Ирину, а она, словно давно этого поджидала, прижалась к нему, и они пошли улицей, не торопясь, точно и не зная, в какую сторону лежит их путь, – куда бы ни идти, лишь бы не стоять на месте… А Савва, оставшись у ворот, еще долго смотрел им вслед и думал:

«Сережа, Сережа, так вот какое у тебя спешное дело… А я и знал, что захотелось тебе побыть с Ириной. Вот и ушел. И правильно сделал. На твоем месте и я не стал бы сидеть в хате, потому что ноченька-то какая!..»

А ночь и в самом деле была хороша. Кто-кто, а Сергей Тутаринов знает, как чудесна южная осенняя ночь в эти часы. Давным-давно спит Усть-Невинская, и над ее припудренными инеем крышами разлита такая тишина, что даже слышно, как шуршат крыльями грачи, зорюя семьями на тополях; шатер неба высок и матово-черен, и над головой рассыпано столько малых и больших звезд, что рябит в глазах, если подолгу смотришь вверх; от Кубани веет изморозью, а широкая, со шпалерами акаций улица совсем пуста, и идешь по ней не один, а с любимой девушкой!

Так отрадно было вдвоем, разговаривая вполголоса, проходить под звездным небом, видеть то площадь, то шапки грачиных гнезд на тополях, то улочку, идущую к выгону… В станице начиналась перекличка зоревых петухов, повеяло свежестью разгулявшегося ветерка, а дорога еще далека и птичник еще не виден за Верблюд-горой…

– Сережа, – говорила Ирина, – зачем ты при всех назвал меня своей женой?

– Не утерпел, Иринушка!

– Ты в шутку сказал? Да? В шутку?

– Да как же можно! Совсем наоборот… Разве этим шутят?

– А все ж таки не надо было… Как можно наперед говорить такое?

– Так это же будет! – волновался Сергей. – Зачем же скрывать?.. И знаю – любишь!

– Люблю, – чуть слышно приговорила Ирина, – а только боюсь.

– Чего же ты боишься?

Ирина посмотрела Сергею в глаза.

– Если б ты был как все, чтобы были у тебя вот только эти приметные брови и вот только эти глаза, и весь ты – просто Сережа, и больше никто…

– Да я и есть такой… Ты только присмотрись хорошенько.

Ирина отрицательно покачала головой.

– Нет… Слышал, что сказал даже твой друг?.. Возле тебя девушки становятся красивее… А я хочу и с тобой и без тебя быть самой по себе, какая я всегда… Понимаешь, Сережа?

– И будь такой! Это же очень хорошо… А Виктора ты не слушай. Он и обо мне черт знает что говорит… Не успел приехать – и уже такие суждения.

Ирина наклонила голову и молчала.

– И еще, – сказала она, перебирая пальцами концы шали и уже боясь взглянуть на Сергея, – и еще – я поеду учиться…

– Одобряю, – сказал Сергей. – Вместе поедем. Вот построим гидростанцию, жизнь наладится – и мы улетим с тобой, как вольные птицы!

– Долго ждать, – все так же тихо и грустно проговорила Ирина. – Когда это будет?..

– Скоро, скоро, Иринушка. – Сергей крепче обнял Ирину. – Ну, что ты сегодня такая невеселая?.. Подыми голову! Посмотри, как белеет иней на степи! И птичник уже видно…

Они подходили к птицеводческой ферме. С Верблюд-горы дул ветер, и на равнину клочьями сползал туман, – очевидно, рассвет был близок.