Текст книги "Саня Дырочкин — человек общественный"
Автор книги: Семен Ласкин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
– Молодец! – похвалил Пулеметов. – Значит, можешь?!
И опять протянул тигру кусок мяса.
Севка восхищённо подтолкнул меня:
– Здо́рово, Александр?!
– Нормально, Всеволод!
Пулеметов повернулся к Буршу. В этот раз всё произошло моментально. Бурш прыгнул. За ним так же уверенно пролетела Дама.
Екатерина Константиновна облегчённо вздохнула – наблюдать за тиграми нужны крепкие нервы!
– Как только под эту музыку прыгают тигры?! – вздохнула Татка. – Скрипка невыносимо фальшивит.
Васька не хотел повторять трюк. Топорщил усы, загребал лапой. Наконец ещё раз «взял» обруч.
Теперь на столик лёг сам дрессировщик, поднял обруч.
– Ап! – над ним пролетели тигры. – Ап!!
На мотоцикле выехал Тим, остановился около Васькиной тумбы, приглашая кататься тигра.
Затем Тим подъехал к Буршу и Даме. Старики важно сошли в коляску.
Мотоцикл взревел и укатил с манежа.
– Ну как, Дыркин! – с восторгом пихнул меня Севка.
– Нормально, Бочкин!
Мы посмеялись.
– А Васька парень с характером! – заметил Юрий Петрович. – Я не хотел бы остаться с ним с глазу на глаз.
К нам подошёл Кулеметов, поздоровался и присел на бархатный валик манежа.
На его лбу блестели капельки пота. Видно, устал дрессировщик.
– А ваш Тим просто гений! – воскликнул дедушка Фешин.
– Прекрасный медведь! Умница! – поддержала его мама.
Гафур благодарно нам улыбнулся.
– Тим, конечно, блестящий артист… Но не скрою, что месяца два назад мы чуть не потеряли его для цирка…
– Как?! – закричали мы хором. – Почему? Этого быть не может!
– Расскажите! Что же случилось?!
– Видите ли… трюк у Васьки только стал получаться, но ещё недавно даже я в успех тигра не верил. Репетировали подолгу и однажды перебрали своё время, задержали других артистов…
– Ничего удивительного в этом нет! – сказал Юрий Петрович. – Когда бьёшься и не выходит, время летит незаметно.
– В том-то и дело! – подтвердил Гафур. – Но в тот день администратор цирка, человек пустой и недобрый, пришёл на работу пьяным.
Кулеметов вздохнул.
– Для цирка это ужасно! Медведи буквально звереют от запаха зелья…
– И что же случилось? – не выдержал Севка.
– Администратор вышел и грубо потребовал освободить манеж. Он громко ругался, топал ногами. Ни я, ни униформисты не заметили, как Тим оказался рядом. Секунда – и медведь уже мчался с администратором в охапку – униформисты даже не успели включить брандспойты – и выбросил администратора… в ящик с опилками, там у нас место цирковой помойки.
Полина Герасимовна мрачно сказала:
– Сто́ящего человека зверь в помойку не бросит. А вот пьяницу? Глаза бы мои на них не смотрели!..
– А я уже не пью, – крикнул в сердцах Василий Иваныч. – Ненавижу эту гадость!
Полина Герасимовна просияла.
Меня подтолкнул локтем Байкин. Мы многое знали, но говорить не имели права. Мы умели молчать – и этим гордились.
И тогда Екатерина Константиновна громко сказала:
– Хорошего человека зверь никогда не обидит!
– Конечно, – согласился с бабушкой Севка. – Мы это знаем по поведению наших собак и кошек.
Севка имел в виду Барсика, Мотьку и Феньку.
* * *
Подошёл пустой трамвай. Мы с Севкой сразу заняли места впереди.
У всех на душе продолжался праздник.
– Ап! – скомандовал трамваю Севка.
Трамвай сразу же подчинился. Захлопнулась дверь, вагон стремительно полетел по рельсам.
– Это наш собственный трамвай, – сказал Мишка. – И мы можем повернуть его куда хотим, чтобы долго кататься по городу.
А Люська сказала, что мы больше никого в наш трамвай не пустим, так как мы этот трамвай откупили, заплатив в кассу, и теперь можем ехать домой без остановок.
А Федя сказал, нет, раз это наш собственный трамвай, то лучше всюду делать остановки и собирать людей, которые куда-то спешат. И этим оказывать им помощь.
А Татка сказала, что хотя трамвай и пустой, но будет отлично, если мы всем вошедшим станем уступать место.
А я возразил, зачем же уступать место вошедшим, если вокруг только свободные места.
Все стали смеяться над Таткой, но Татка сказала:
– А всё равно тем, кому вы уступите место, это будет приятно.
И она тут же встала и уступила место вошедшей на остановке старушке.
– Спасибо! Какая ты молодец! – похвалила старушка Татку и, подвинувшись, попросила Татку посидеть рядом. Так они и ехали дальше вместе: старушка и Татка.
На следующей остановке и мы уступили свои места. Трамвай из нашего превратился в общий.
Мы продолжали веселиться уже стоя, а Екатерина Константиновна, Полина Герасимовна и мама то и дело напоминали нам, что мы находимся в общественном месте и кричать неприлично.
– Почему же неприлично?! – заступились за нас люди, которым мы уступили места. – Идут каникулы. И пусть ребята весело отдыхают. Что может быть радостнее детского шума?!
* * *
В пятнадцать часов тридцать первого марта вся звёздочка собралась у проходной Металлического завода. Только началась вторая смена, в бюро пропусков было тихо.
Удалов Пётр Петрович вышел к нам в чистом синем халате, в клетчатой коричневой рубашке и в галстуке. В руке он держал жёлтую картонку-пропуск.
Контролёр – молодая тётя в тужурке, подпоясанной солдатским ремнём, – забрала пропуск, пересчитала всех нас и спросила:
– В гости?
– В гости, – подтвердил Пётр Петрович. – А это моя Люська.
– Да это уж по носу видно! – сказала контролёр и улыбнулась.
– Нос как нос, – возмутилась Люська. – Не короче других и не длиннее, – но всё-таки проверила нос в стеклянной витрине.
– Да она у тебя взрослая, почти невеста! – продолжала контролёр рассматривать Люську.
С этим Удалиха спорить не стала.
Невестой сделаться Люське хотелось бы побыстрее, что и говорить!
Через проходную мы вышли на заводскую площадь с большой клумбой, чуть присыпанной мартовским снегом. В центре клумбы стоял гипсовый рабочий, чем-то очень похожий на Петра Петровича Удалова.
От клумбы тянулись асфальтовые дорожки, и по тому, как они удалялись, становилось ясно, что завод огромен, будто город.
Пётр Петрович спросил:
– Кто из вас будет ответственным за порядок?
– Я, – тут же предложила себя Люська.
Пётр Петрович будто бы её не услышал.
– Пусть Саня. Он командир звёздочки, – сказали вместе Федя и Майка.
Люська пожала плечами:
– Не очень-то мне и хотелось!
– Значит, так, – разъяснил правила Пётр Петрович. – По заводу не бегать. Здесь идёт работа, очень опасен транспорт! Оглянитесь! Вон поезд тащит турбину к барже. Там бегут вагонетки, электрокары, крутятся мощные краны – так что, пожалуйста, держитесь вблизи друг друга.
Мы миновали заводские кирпичные склады, какие-то крытые ангары, пересекли железную дорогу и тут же отступили к навесу – заметили мчащуюся вагонетку.
– Вот бы на такой поездить! – мечтательно шепнул Севка.
В ту же секунду Пётр Петрович крикнул:
– Куда направился, Коля?!
– За вами! Начальник велел подать октябрятам карету!
Коля махнул кепкой, как мушкетёр шляпой.
– Пожалуйста, братцы! Рассаживайтесь согласно купленным билетам!
Мы радостно зашумели.
Коля вскочил на подножку, а Пётр Петрович встал сзади, пересчитал нас.
– Порядок!
– Поехали! – сказал Севка, словно Гагарин на взлёте, и даже приподнял руку.
Коля выжал сцепление.
Вагонетка помчалась по заводскому асфальту, полетела, как птица.
Коля не качнул нас, не подбросил – это был первоклассный водитель!
Рабочие останавливались, кричали Петру Петровичу Удалову:
– Ты куда их повёз, Петя? В ясли?! Где таких набрал сыроежек?!
– Вырастут! – отвечал Пётр Петрович. – Это мои октябрята!
– Зелёные! Пучок – рубль!
– Таких не отдам и за сотню!
А один старый рабочий крикнул вдогонку:
– Растите быстрее! Нам очень нужна смена!
* * *
В цехе такой шум, что с ним не может сравниться даже школа на самой большой перемене. Друг друга не слышно. Стучат станки-агрегаты, воет токарный, ритмично ухает пресс – это в штамповке. Каждый рабочий сосредоточен, каждый на своём месте.
– Смотри! – толкает меня Севка. – Как здорово работает этот парень!..
Действительно, движения молодого рабочего точны и ритмичны. Взял деталь, положил на металлический столик, нажал рукоятку. Пресс с шипением опустился, ухнул, пошёл кверху. И правда здорово!
У выхода из цеха стало потише.
Пётр Петрович собрал ребят.
– Какой у нас год и месяц? – спросил он.
Мы слегка удивились вопросу – что спрашивать пустяки, будто бы сам не знает! – но всё же назвали.
– А спросите, за какой год трудится тот рабочий, на которого смотрели сейчас Сева и Саня?
– За какой? – закричали мы хором.
– Он уже работает в счёт будущего года, на одиннадцать месяцев опережает планы. Получается, что живём сегодня, а детали даём за послезавтра.
– Здо́рово! – восхитился Севка. – Готов спорить, что если бы так можно было в школе, я бы учился уже в девятом классе!
– Вечно хвастаешь, Байкин, – сказала Люська.
– В школе главное учиться хорошо, – напомнил Пётр Петрович.
– Знаем! – закричали ребята. – Но нам бы хотелось побыстрее!
* * *
По железной лесенке, нависшей над цехом, мы поднялись на второй этаж. Прошли по застеклённому коридору, мимо нескольких комнат, в которых что-то считали мужчины и женщины.
– Здесь мозг цеха, – коротко сказал Пётр Петрович, показывая на кабинет. – Инженеры, экономисты, начальник.
У обитой коричневой кожей двери с табличкой «МУЗЕЙ» Пётр Петрович остановился.
– А сюда я приглашаю вас поговорить и подумать.
Он открыл комнату и пропустил нас. В центре стоял стол и стулья, на стенах фотографии и таблицы, справа и спереди – стеллажи, как в библиотеке. Но только вместо книг – разнообразные детали, продукция цеха.
Шум станков здесь не слышен.
Мальчишки бросились к деталям, а девчонки, конечно, к картинкам.
– А вот Пётр Петрович! – узнала фотографию Майка.
Люська подошла к ней, поглядела.
– Вроде бы папа, а вроде не он… – засомневалась она.
На карточке у станка стоял хмурый и очень серьёзный подросток. Он точил снаряд, а за его спиной у другого станка работал старик, и что-то похожее, как мне показалось, было между ними.
– Нет, это не я, – покачал головой Пётр Петрович. – Этот подросток мой папа, Люсин – дедушка, тоже Удалов Пётр Петрович.
– Дедушка?! – удивилась Люська. – А что же он такой молодой?
– Все когда-то бывают молодыми, – засмеялся Пётр Петрович. – В сорок втором моему отцу было пятнадцать, а видите, каким он кажется взрослым! Он вытачивает снаряд, а рядом уже стоит готовый с надписью: «За Ленинград!».
Каждому хотелось получше рассмотреть этот блокадный снимок! Здорово Удалов трудился! Стружки били фонтаном! Удалов хорошо понимал, как нужен его снаряд для победы.
– За труд твой дедушка, Люся, вот этот мальчик, хмурый и голодный, был награждён в сорок третьем году медалью «За оборону Ленинграда», самой лучшей, самой дорогой медалью для всех ленинградцев.
Люська с гордостью взглянула на Севку:
– Видал, Байкин?!
– Ну и что? – Севка пожал плечами. – Я тебя поздравляю. Но наш орден больше.
А Пётр Петрович уже показывал на карточке другую фигуру, что была за спиной подростка Удалова.
– А это ещё один Удалов Пётр Петрович, но его, к сожалению, давно уже нет. Он отец моего папы, значит, мой дед, а Люсин прадед. Я его никогда в жизни не видел. Он был выдающийся мастер.
– Чем же выдающийся? – спросил я.
И тогда Пётр Петрович пригласил всех к столу, чтобы рассказать поподробнее историю Удаловых.
* * *
– Знаете ли вы, что такое династия? – начал он.
– Знаем, – закричал умный Севка. – Это семья баронов, графов и даже царей!
– Ну, царей и графов у нас давно уже нет, а династии остались. Только теперь мы говорим о династиях рабочих. Вот и у нас династия Удаловых!
Всем было интересно послушать Петра Петровича, но особенно разволновалась Люська.
Она, оказывается, тоже ничего про свою династию не слыхала.
– Удалов Пётр Петрович, мой прадед, самый первый из нашей династии, пришёл в город из сибирской деревни Удалихи, совсем мальчонкой. А через десяток лет выточенные им детали были отмечены высшей наградой на международной выставке в Чикаго. Это было давно, задолго до революции. Удалов-первый привёл на завод Удалова-второго, моего деда. А мой дед уже точил детали для турбин Днепрогэса. Удалов-второй тоже был Пётр Петрович, о его золотых руках не раз писали в газетах.
Мы переглянулись.
Пётр Петрович перешёл к следующему стенду.
– Удалов-второй, вон тот, с бородой, умер в блокаду, в сорок втором, прямо в цехе.
Пётр Петрович вздохнул.
– …В сорок третьем в цех приехали командиры с фронта. Вошли и поразились: у станков работали оголодавшие блокадные ребятишки. «А где же рабочие?!» – спросили командиры. «Мы рабочие, – ответили дети. – А наши отцы на фронте».
В музее стало тихо.
И вдруг Севка обернулся к Удаловой и, вздохнув, признался:
– Я был неправ, Люся. Медаль твоего дедушки тоже серьёзнейшая награда!
* * *
Потом мы пошли к проходной завода. Пётр Петрович остановился около обелиска с выгравированными на нём фамилиями рабочих, погибших в блокаду. Он снял шапку. И мы тоже сняли.
Среди имён я сразу отыскал имя Люськиного прапрадеда Петра Петровича Удалова, основателя династии, их главного предка.
* * *
С завода мы возвращались по набережной. Острый, пронзительный ветер резкими порывами дул вдоль Невы, заставлял нас пригибаться.
Люська держала одной рукой шапку, другой – запахивала полу пальто. Но говорить, став спиной к ветру, было удобно.
Люська в эти минуты казалась задумчивой и печальной.
– Не представляю, – вздохнула она, – что мне в дальнейшем делать?! У нас династия, а у меня, как помните, были другие планы…
– Как же! – воскликнул Севка. – Ты собиралась стать директором магазина!
– Теперь с этим покончено, – сказала Люська. – Мало ли что напридумывается в детстве.
Ветер пронёсся сквозь нас с бешеным воем, пришлось помолчать.
– С тех пор как мы потрудились в «Лисичке», я твёрдо решила стать портнихой. Но наша династия… рушит все мои планы.
– Да, – поддержал Удалову Байкин, – у тебя, Люська, вкус и всё такое. И лучше тебя никто не понимает в одежде.
Удалова с благодарностью поглядела на Севку.
– А впрочем, ничего сложного в твоём положении я не вижу! – улыбнулся обнадёживающе Байкин. – Династия – это же полный титул. Вот и пишись в дальнейшем: Удалова Людмила Петровна, портниха, дочка, внучка, правнучка и праправнучка Удаловых, знатной династии рабочих.
Люська от радости всплеснула руками, и её шапка полетела вдоль дороги, подхваченная ветром.
Мы с криками бросились спасать шапку от стихийного бедствия.
Когда все снова собрались в кружок, Севка сказал обнадёживающе:
– Готов спорить, Люська, что у тебя с удовольствием будут шить наши жёны, если ты, конечно, не возражаешь.
– Заходите в любое время, – пригласила Люська. – Очень вам всем буду рада!
* * *
Двадцать второе апреля!
Наконец-то пришло двадцать второе апреля!
Именно сегодняшнее двадцать второе апреля мы ждали целых три года!
Галина Ивановна вошла в класс. Мы встали. Каждый у своей парты.
– Какие красавцы! Какие беленькие! – воскликнула она, разглядывая всех нас в белых рубашках.
– Обещаем покраснеть после второго урока, – тут же сострил Севка.
Даже Галине Ивановне понравилась Севкина шутка.
– Садитесь, – разрешила она и стала серьёзной. – Поздравляю вас с днём рождения Ильича и с днём вступления в пионеры… А теперь будем спрягать глаголы.
Спрягать, когда ждёшь такого?!
Я вздохнул. Мне спрягать вдвойне тяжелее, я был избран хранителем тайны!
Не лёгкое это дело – хранить секреты! Но я старался. Я не подходил к Севке, даже немного от него скрывался.
Какие в моём положении глаголы?! Рта раскрыть невозможно!
Первый урок медленно сменился вторым уроком.
Со звонком в класс прибежала вожатая Лена, осмотрела каждого, поправила воротнички, одёрнула рубашки, напомнила, чтобы мы внимательно слушали слова пионерской клятвы.
– Вы уже не маленькие! – говорила она. И поглядела на меня как на хранителя тайны.
Наконец нас построили парами и повели в актовый зал, где собрались гости.
Я увидел своих папу и маму, прошёл мимо них торжественным шагом.
Правее мамы стояла Севкина бабушка Екатерина Константиновна и Севкин дедушка-профессор. Удивительно, как это дедушка прервал работу над своей книгой?! Видимо, приём внука в пионеры был важнее.
Когда мы поравнялись, Севкин дедушка не удержался и крикнул:
– Привет будущим пионерам!
Никто совершенно не удивился, что дедушка нарушил порядок.
Правее Байкиных стояли Юрий Петрович и Зинаида Сергеевна, сегодня ещё более красивые, чем обычно. Когда мы прошли мимо, то Зинаида Сергеевна и Юрий Петрович подняли свои сомкнутые руки и поприветствовали нас.
Люська, идущая сзади, шепнула:
– Погляди, Дырочкин, на ней – белое платье, на нём – чёрный костюм. К чему бы это?
Я не ответил. Я подумал: «А ведь это мы с Севкой их подружили!»
Дальше стояли дедушка Фешин и родители Удаловы, все трое были крайне серьёзны. И когда Удалиха стала со мной шептаться, то Пётр Петрович сдвинул брови.
Василий Иванович и Полина Герасимовна улыбались, приветствуя Федю. А я пожалел, что они не захватили с собой Юльку, ведь ей тоже было бы приятно видеть в такой день брата.
Но особенно повезло Майке.
Её папа, капитан дальнего плавания, приплыл в Ленинград именно сегодня, так что у Майки получился двойной праздник.
«Молодец, капитан!» – мысленно похвалил я Майкиного папу.
Дальше всех стояла бабушка Бойцова с Таткиной виолончелью. Она обнимала инструмент, как Татку, даже поглаживала его деревянную спину. Предстоял концерт в честь новопринятых пионеров.
Теперь без Татки Бойцовой школьные концерты не проходили.
Раздалась барабанная дробь, и шестиклассники внесли Знамя.
Они торжественно пронесли его вдоль октябрятской линейки.
Впереди шагала вожатая Лена, она высоко поднимала руку в пионерском салюте.
– Смирно! – крикнула Лена общей линейке.
Мы застыли.
Из учительского ряда вышла старшая вожатая школы Анна Алексеевна и стала рассказывать о пионерах.
Загремела барабанная дробь, и слово взял Юрий Петрович.
Он говорил обо мне и о Севке, о Майке, о Люське и о Феде, о Мишке и о Татке, о всей нашей звёздочке, о том, как мы подготавливали к переезду детский садик «Лисичка».
А на меня глядели папа и мама.
Я даже с грустью подумал: «Жаль, что таким меня не увидела Мотька!»
Шестиклассники повязывали нам галстуки, а я вдруг почувствовал, каким же становлюсь взрослым и сколько ещё мы успеем сделать хорошего в жизни.
Мы сказали торжественное обещание.
Я сделал шаг вперёд, пришла пора моей тайны. Словно бы ветерок пробежал по залу, всколыхнул галстуки на Татке и на Майке, на Мишке и на Севке, на Люське и на Феде, на моих друзьях, очень серьёзных теперь людях.
И тогда я громко объявил, что сегодня не только нас приняли в пионеры, но и мы, юные пионеры, по решению пионерской дружины хотим принять в почётные, пионеры одну из самых лучших бабушек нашего класса, героя Отечественной войны и ветерана Екатерину Константиновну Байкину.
– Разрешите повязать вам галстук?!
От неожиданности и удивления дедушка-профессор даже открыл рот, глаза его округлились, и он вдруг закричал: «Ура-а-а!»
А бабушка Байкина наклонила голову, чтобы помочь мне завязать ей галстук, и неожиданно всхлипнула. Это были, конечно, слёзы счастья.
Снова гремели барабаны, трубили горны.
Мы выходили из зала. На бабушке развевался пионерский галстук.
– Эй, Дырочкин! – вздохнул Байкин. – Как же ты утаил от меня такое?! А ещё друг называется! Трудно разочаровываться в людях!
Я ответил, что пройдёт время и Байкин правильно поймёт мой поступок.
Папы и мамы, дедушки и бабушки, Юрий Петрович и Зинаида Сергеевна, Анна Алексеевна и Галина Ивановна шли счастливые рядом с нами.
Василий Иванович Поликарпов то и дело поглядывал на Севкину бабушку. Я подумал, что, наверное, и ему хотелось бы стать почётным пионером, но Василию Ивановичу стать почётным было ещё рано.
Я пожал руку своему закадычному другу. Он ответил мне тем же.
Мы расходились по классам, а я думал, что с сегодняшнего дня для меня, для всех нас начинается новая эра.
И я мысленно сказал себе: «Прощай, Саня, человек семейный! Здравствуй, Саня Дырочкин, – человек общественный!».
Дорогие ребята!
Теперь, когда вы дочитали последнюю страницу, закройте на секунду глаза и попробуйте представить себе Саню Дырочкина, Севку Байкина, Люсю, Татку Бойцову или других героев повести. Готов спорить, что вы тут же увидели ребят именно такими, какими их изобразил на своих весёлых рисунках художник Михаил Бычков.
Признаюсь, что я, автор, и сам проделал такой маленький фокус. И хотя повесть была написана много раньше и героев её я, конечно, представлял себе, но и для меня герои стали внешне такими, какими нарисовал их Бычков. Художник не только первый и самый внимательный читатель рукописи, будущей книги. Вчитываясь, он ищет тот единственный возможный верный образ героев, который отразит не только внешний облик, но и характер. И тогда каждый, читающий повесть, будет представлять именно этого, а не какого-то другого случайного человека.
С Михаилом Бычковым мы повстречались и подружились почти десять лет назад. Принёс я тогда в издательство рукопись детской книги, которая называлась «Саня Дырочкин – человек семейный». Да, да, не удивляйтесь. Это была первая часть истории, с которой ты познакомился теперь!
И мне сказали, что иллюстрировать её будет молодой художник. Мы встретились. Художник оказался человеком неутомимым: он делал набросок за наброском, отвергал прекрасные, как мне казалось, варианты, пока не достигал удивительной выразительности и наибольшего приближения к тексту. Однажды он попросил познакомить его с… Мотей, немаловажной героиней книги. Собака Мотя жила в соседнем доме.
Теперь уж не знаю, как Мотя выдержала такую нагрузку – позировать художнику. Устав, она уносилась под диван, но он и тут умудрялся нарисовать её, чуть ли не ложился на пол.
Художник сделал более пятидесяти зарисовок: Мотя глядела на нас то с любопытством, то раздражённо, то перекатывала голову с уха на ухо, то соглашалась, то возражала. Наконец мы разложили по всей комнате наброски и стали отбирать те, где Мотин характер был «схвачен» художником наиболее точно. Теперь собака могла появиться на страницах книги.
А ребята, их характеры, лица?! Бычков детей рисовал всюду: в метро и в автобусах, во дворе и около школы и даже в классах. Когда я увидел Саню Дырочкина, нарисованного Бычковым, то ахнул: мальчик был копией действительного Сани, которого я знал давно, а художник ни разу не видел. Это был маленький поэт, человек задумчивый и мудрый, его прекрасные стихи есть в первой повести.
Когда Бычков принёс готовый макет книжки «Саня Дырочкин – человек общественный», я снял с полки первую повесть: «Саня Дырочкин – человек семейный». Какая обложка лучше? На одной были удивительно задумчивый Саня и такая же задумчивая Мотя. Осень роняла на них свои разноцветные листья. На второй – Саня с друзьями маршировал, теперь это были молодцы, деятельные ребята, а рядом с ними неслась такая же весёлая Мотя. «Обе лучше!» – признался я словами какого-то ребёнка.
Откроем книгу, рассмотрим её форзац – яркий, весёлый разворот. Сколько здесь радости, фантазии! «Как же вы, такой взрослый, могли рисовать, как настоящий ребёнок?» – всё удивлялся один недоверчивый первоклассник.
Да, повезло мне с художником, что и говорить.
Не знаю, как вы, ребята, а я с нетерпением буду ждать встречи с новыми работами Михаила Бычкова.
Семён Ласкин
Дорогие ребята!
Любите ли вы читать смешные истории? А рассматривать смешные рисунки?
Напишите нам, пожалуйста, чем понравились или не понравились вам герои этой книжки? Похожи ли они на вас или ваших знакомых?
Знаете ли вы другие книги писателя С. Б. Ласкина и художника М. А. Бычкова?
Наш адрес: 191187, Ленинград, наб. Кутузова, 6. Дом детской книги издательства «Детская литература».
Не забудьте указать свой возраст.
