Текст книги "Саня Дырочкин — человек общественный"
Автор книги: Семен Ласкин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Надеюсь, вы не думаете, что виноваты в этом мои дети?!
– Я вообще никогда ничего не думаю, – сказала кассирша, – только, пожалуйста, объясните, каким образом в раздаточном окошке оказался чек… на тридцать рублей ноль-ноль копеек?! И почему в кассе нет таких громадных денег?! Последний мальчик, говорят, взял один стакан чая, тогда как выбита тыща стаканов.
И Екатерина Семёновна подняла над головой белый квадратик чека с дыркой в серединке.
Севка стал сразу же смертельно бледным. Вылитый покойник, одно лицо.
– Беда! – оплакивала себя кассирша. – Из каких денег я должна оплачивать недостачу?!
Класс молчал. Никто не знал, как помочь пострадавшему человеку.
И тут Байкин стал поднимать руку. Он это делал медленно и тяжело, точно к его ладони был привязан огромный груз.
– Ты что-то хочешь сказать, Сева?! – тихо и даже ласково спросила Галина Ивановна. – Может, ты что-нибудь знаешь?
Севка открыл рот, но никто его слов не расслышал. Кажется, у него стал заплетаться язык от горя.
– Кажется, это я… я… всё перепутал… – снова произнёс Севка.
– Ты?! – не поверила Галина Ивановна. – Но зачем тебе столько чая?!
А кассирша вдруг закричала:
– Вот он, вот мой разоритель! Пускай он скажет, куда делись ещё девятьсот девяносто девять стаканов?
Галина Ивановна вежливо попросила:
– Успокойтесь, Екатерина Семёновна. Байкин – честный мальчик. Он объяснит всё сам. Говори, Сева.
– Вашему Севе нужно ведро берёзовой каши! – крикнула зло кассирша.
Мы знали, что «берёзовой кашей» называют серьёзную взбучку. И Севка, мне кажется, в ту трагическую минуту готов был принять любое тяжёлое наказание.
– Вы ушли, – пытался объяснить Севка, – а Федя Поликарпов захотел ещё стакан чая… Я положил в кассу три копейки… Все видели. И нажал кнопку. А чек сдал в раздаточное окошко… Я был ответственным за сегодняшний завтрак. Я старался.
– Но разве ты знал, на какую нажимать кнопку?! Ты что, учился на кассиршу?! – кричала кассирша.
– Нет, не учился, – тихонько пробормотал Севка. – Но я нажал всего один раз, а выбилась тыща…
Галина Ивановна сурово глядела на Байкина.
– Какое легкомыслие, Сева! – воскликнула она. – Нет, не легкомыслие даже, а больше!
Екатерина Семёновна подхватила:
– Вот-вот! Сегодня ты, мальчик, выбил тыщу стаканов чая, завтра выбьешь десять тысяч тарелок супа, а послезавтра – сто тысяч порций мяса! А деньги? А недостача?!
Я подумал: ну и денёк! Сначала владелец машины, потом ограбленная Севкой касса! Нужно быть осторожнее с полезными делами.
– Простите меня, Екатерина Семёновна! – извинялся Байкин. – Я больше никогда не буду кассиршей!
Но Екатерина Семёновна не собиралась прощать Севку. Она, уходя, так сильно хлопнула дверью, что на пол повалились все орфограммы.
После уроков я попросил звёздочку задержаться, обсудить Севкин поступок.
– Товарищи! – начал я грустно. – Сегодня Байкин едва не ограбил кассиршу на девятьсот девяносто девять стаканов чаю, что равняется в сумме двадцати девяти рублям девяносто семи копейкам.
Севка украдкой глотал слёзы.
– Но я же хотел как лучше! – воскликнул он. – Ты, Саня, знаешь!
– Знаю, – подтвердил я, очень жалея Севку. – Но что делать, если преступление всё-таки было.
– Было, – уныло кивнул Севка.
– Нужно придумать Севке исправительно-трудовые работы, – сказал Фешин. – Пусть делами доказывает, что он хороший.
Люська повела плечами:
– Мы для себя-то работу не можем придумать, а здесь – преступник.
– Что значит «не можем»?! А перевод стариков через дорогу?! – напомнила Майка.
– Ему недостаточно перевода, – усомнилась Люська. Ей явно хотелось усилить наказание Севке.
– Смотря как он будет стараться, – вступился я за друга.
– Что есть силы, Саня! – выкрикнул Севка.
Встречу назначили на четыре. Решили, что вся звёздочка, кроме Майки и Татки (они сегодня заняты переноской виолончели) выйдет к магазину «Юбилей».
Проголосовали единодушно, но Поликарпов почему-то так и не опустил руку.
– Что, Федя? – спросил я.
– Я не смогу сегодня, – сказал Поликарпов. – Мне нужно сходить за сестрёнкой в садик, потом ещё мама просила купить хлеба, картошки и мыла. – И Федя вынул из кармана рубль и показал ребятам.
Молчание было долгим.
– Что-то маловато денег на такую уйму товаров! – усомнился Фешин, хотя сам, как известно, никогда не ходил за картошкой.
– Столько и стоит! – сказал Федя.
Все поглядели на Люську: что-что, а цены-то она хорошо знала!
Люська кивнула.
– Если Федя не может, – явно обрадовался Севка, – то я готов за него поработать, буду переводить за двоих.
– Запросто! – поддержал я друга.
Было приятно, что Севка от пережитого горя стал много добрее.
Но Федя продолжал нам не верить… «Трудно ему живётся, – думал я, возвращаясь домой. – Пора бы с ним поговорить обо всём откровенно…»
* * *
К «Юбилею» я пришёл последним. И Люська, конечно же, упрекнула меня:
– Уже час здесь толкаюсь. Обошла магазин двадцать четыре раза, не знала, что и подумать…
Она вынула из кармана блокнот и показала запись: «Дефицит на сегодня».
– Выписала стоимость, размеры, импорт… Нужно чётко знать, что рекомендуешь пешеходам.
– А если пешеходу ничего не нужно? – спросил я.
Учительская строгость появилась на Люськином лице.
– Всем обязательно что-нибудь нужно, – сурово заметила она. – К примеру, я только что выяснила, что на прилавках вот-вот появятся вьетнамские будды, пятьдесят ре штука…
– Будды? – переспросил Севка, старательно записывая каждое Люськино слово. Можно было понять, отчего так старается Байкин.
– А с чем их едят, ты не скажешь? – осторожно спросил он.
Люська расхохоталась.
– Темнота! Будда – это же статуэтка, деревянный божок, для уюта прекрасная вещь. Были бы у меня деньги, я бы и сама не отказалась от будды.
– А что-нибудь подешевле? – робко выяснял Севка. – Возможно, не у каждой старушки имеются такие деньги.
– Тогда можешь посоветовать… заколки. – Люська перевернула страничку в своём блокноте. – Рубль пятьдесят штука. Их днём с огнём не сыщешь…
– Но зачем же старикам заколки? – поразился я.
Люська нас пожалела:
– А если старушке под сорок?! Она же моментально поскачет в отдел мелкой галантереи, произнести не успеешь.
– Мне кажется, люди сами знают, что им нужнее в «Юбилее». Может, ограничимся переводом через дорогу? – сказал я.
Мои слова огорчили Люську:
– Но где же я смогу применить свои знания?!
Что верно, то верно!
– Если хочешь, рекламируй, – подумав, сказал я. – В конце концов, реклама – добровольное дело.
– Факт, – обрадовался Севка. – И я бы мог постараться: почему не сказать людям два-три полезных для них слова?!
– Ты умнеешь на глазах, Байкин! – поддержала моего друга Люська.
* * *
Удалова заняла пост в нескольких шагах от нас с Севкой – в помощниках она не нуждалась.
Заранее договорились как бы случайно подходить к пожилым людям.
Севка предложил немного потренироваться. Я должен был сыграть для него старушку.
– Позвольте, бабушка, помочь вам на этом опаснейшем переходе, – вкрадчиво и предельно вежливо обращался ко мне Байкин. – Поглядите, какой сумасшедший транспорт! Можно мгновенно оказаться под колёсами.
Я подыгрывал Севке:
– Спасибо, внучек! Подержи-ка мою тяжеленную сумку…
– Я с удовольствием донесу её вам.
Севка подавал мне руку, и мы вступали на полосу перехода.
– Видишь, как легко и просто! – говорил Байкин, возвращая меня-«старушку» на прежнее место. Севка полностью был готов к работе.
Как назло, в «Юбилей» торопились в основном молодые люди. Старики отсиживались дома, будто бы сговорились. Мы заскучали, перестав надеяться на удачу.
И вдруг!..
К переходу подошла старушка, именно такая, какая была нам необходима! Её всю будто перекосило. Она шла немного пригнувшись, придерживая голову в шерстяном платке.
– Дырочкин, приступай! – подтолкнул меня Севка. – А я зайду с левого фланга…
Мы поспешили к старушке, опередив безработную, скучавшую Люську.
Горел «красный», и мы, ожидая «зелёного», встали рядом со старушкой: Севка слева, я – справа.
– Может, вам, бабушка, помочь перейти дорогу? – вежливо сказал я, не отрывая взгляда от светофора.
– Сумасшедший транспорт, – подкинул Севка. – В вашем возрасте пара пустяков угодить под колёса.
И тут сильная рука неожиданно подняла меня в воздух. Рядом висел Севка. Мы были как два нашкодивших котёнка.
– Кто – бабушка?! Я?! – вскричала старушка, сверкая молодыми глазами. – Да как вы смеете человека оскорблять, шалопаи?!
Теперь-то я видел, как мы с Севкой ошиблись.
Кажется, ей было немного за двадцать.
Мы хрипели.
– Болтаются по улицам без дела! – кричала нам «старушка». – Лучше бы собирали макулатуру! – ни к селу ни к городу потребовала она.
Нужно было извиниться, объяснить свою трагическую ошибку, но висеть в воздухе и говорить было очень неудобно.
– Извините… Вы в платке… – просипел Севка.
– И нам показалось… – мычал я. – Вас совсем не было видно… – хрипел я. – А мы проводим общественно полезную работу… – уже на земле заключил я.
– Ещё бы! Будешь в платке, – поняла нас «старушка», – если второй день болят зубы!
Она схватилась за больную щёку, мы облегчённо вздохнули.
А «старушка», забыв нас, уже мчалась на «зелёный», да так быстро, что я подумал: «А может, она мастер спорта?»
* * *
Наконец нам всё-таки повезло! К переходу подковыляла настоящая бабушка – тут мы не могли ошибиться. Она панически боялась угодить под машину. Стояла на краю тротуара и то опускала ногу на переход, то ставила её обратно, точно купальщик, который трогает пальцем холодную воду, но вступить не решается.
Мимо бабушки со свистом неслись самосвалы, грузовики, легковые. Зевать на таком переходе было опасно.
– Будем брать?! – шёпотом произнёс Севка магическую фразу из какого-то милицейского фильма.
Я кивнул.
Бабушка ничего не подозревала. Мы стояли рядом, старушка оказалась как бы под нашим дружеским конвоем.
За нами с завистью наблюдала безработная Люська.
– Какое опасное движение! – начал Севка, отчего-то поглядывая на небо, точно грузовики грохотали там, а не на мостовой.
– Сумасшедший транспорт! – поддержала Севкину мысль старушка.
– Здесь ничего не стоит угодить под машину, сразу в лепёшку, – попугал я старушку.
– Вы совершенно правы, – согласилась она и впервые внимательно на нас посмотрела. – Давайте руки, ребятки, я вас переведу.
Вот тут-то и произошла заминка. В правой руке старушка держала авоську, левую протянула мне. А как быть с Севкой?
– Ты дал бы руку своему другу, – сообразила она.
Байкин тут же стал спорить.
– Куда проще, если вы отдадите мне авоську, а я дам вам свою руку.
В старушкиной сетке лежали хлеб, сырок, пачка маргарина и чёрный кошелёчек.
– Позвольте сумку, – вежливо повторил Севка, – вам будет много удобнее на переходе.
И не дожидаясь, он потянул к себе старушкину авоську.
– Нет, нет, мальчик, – занервничала старушка, явно пугаясь Севкиной активности. – Мне совершенно не тяжело.
– Да вы не волнуйтесь, – спорил Севка. – Перейдём дорогу, и я вам верну авоську. Я только предлагаю помощь.
– Мне не нужна помощь! – крикнула старушка и, отпустив мою руку, двумя своими стала отрывать от Севки авоську.
Так, препираясь, они дошли до середины дороги.
Я брёл рядом. Казалось, старушка и Севка совершенно обо мне забыли.
Вспыхнул «красный». Пришлось остановиться.
Старушка крепко держалась за авоську, но Севка делал вид, что не понимает её тревоги.
– Между прочим, – вежливо объяснял Севка, – если вы направляетесь в «Юбилейный», то я очень вам рекомендую заглянуть в отдел сувениров, говорят, туда поступили вьетнамские будды.
– Какие ещё будды?! Какой странный мальчик! – сказала старушка и сильнее потянула авоську к себе.
– Украшение для буфетов, – втолковывал Севка. – Боги из Вьетнама.
Они пропустили очередную колонну автомобилей.
– Пятьдесят ре штука. Тонкая ручная работа.
– Пятьдесят?! – ахнула старушка и опять дёрнула авоську. – Половина моей пенсии!
Севка явно перебарщивал с рекламой.
«Красный» сменился «зелёным». «Зелёный» – «красным» и «жёлтым». Старушка и Севка не двигались с места. Каждый тянул к себе авоську.
Пора было прекратить эти споры, и я крикнул:
– Бегите! Разве не видите, «зелёный»!
Дальнейшее описанию не поддаётся. Севка буквально поскакал через дорогу, авоська оказалась в его руках.
А «красный» внезапно отрезал старушку от Севки.
Со стоном и скрежетом затормозил самосвал.
– Кошелёк! – кричала старушка. – Моя пенсия!
Севка стоял на краю перехода, успокаивающе махал ей рукой.
– Я вас жду. Не волнуйтесь.
Наконец, тяжело дыша, старушка схватила свою авоську, прижала к себе.
– Ваше счастье, что нет милиционера!.. – задыхаясь, говорила она. – Надо вас в тюрьму! Обоих! За хулиганство!
Вокруг стали собираться люди.
– Что сделали эти ребята? – спрашивали они. – Вроде бы вполне симпатичные детки…
– Симпатичные?! – возмутилась старушка. – Да это же матёрые бандиты! Спекулянты с большой дороги! Они только что торговали вьетнамскими буддами по пятьдесят рублей штука!
– По пятьдесят?! – не верили своим ушам люди.
Я попытался объяснить ошибку:
– Мы ничего не продавали, вы не поняли…
– Как ничего?! – возмущалась старушка. – Я не глухая! Он назначал мне цену!
И вдруг кто-то крикнул:
– Что с ними говорить!? Ведите в милицию! Там разберутся!
Дело принимало серьёзный оборот.
Севка внезапно нырнул под руку старушке. Я – за ним.
Мы мчались вперёд по проспекту – ветер свистел в ушах. С такой бешеной скоростью я, пожалуй, ещё никогда не нёсся.
Люди шарахались. Вслед нам летели их возмущённые крики.
* * *
И тут что-то громадное и тёмное выросло перед нами. Сворачивать было поздно. «Всё! – промелькнуло в голове. – Сейчас опрокину!» И я ткнулся в мягкое, тёплое и шерстяное. Севка барахтался рядом. Нас крепко прижали друг к другу.
– Пустите! – орал перепуганный Байкин. – Это была наша общественная работа!
Клещи медленно разжимались.
Наконец я разглядел человека. Он улыбался. Ничего угрожающего не было в его взгляде. Наоборот, показалось, что мы где-то уже встречались.
– Не узнаёте? – спросил он, продолжая улыбаться.
Я от неожиданности вскрикнул: перед нами стоял тот самый рабочий со стройки, который давал доску для спасения Феньки.
– За кем гонитесь? – спросил он с интересом. – Впереди вроде никого не видел.
– А позади? – ляпнул Севка.
– Так вы спасались?! – Рабочий рассмеялся. – Но и преследователей нет…
Пришлось соврать:
– Мы соревнуемся, кто быстрее.
– Нашли где носиться! – осудил нас рабочий. – Силы вам девать некуда?..
Мы промолчали.
– Как тебя зовут?
– Саня.
– Выходит, полностью Александр?
Я не спорил. Приятно, когда с тобой, как с равным.
– А тебя?
– Сева.
– Севастьян? – подумав, спросил рабочий.
– Всеволод, – поправил Севка. – Но полным именем меня только бабушка называет, да и то когда мной недовольна. – И Севка изобразил бабушку: – «Всеволод, ты опять не убрал за собой посуду?!»
– Учтём, – засмеялся рабочий. – А я Юрий, – он немного подумал, словно сомневался, так ли его зовут, и прибавил: – Для вас – Юрий Петрович.
Мы пошли вместе, разговаривая. Совсем иначе себя чувствуешь, когда рядом такой человек, сильный и взрослый!
Свернули под арку высотного дома, остановились у незнакомой парадной.
– Надеюсь, домой не спешите? – спросил Юрий Петрович, набирая на двери парадной нужный код.
– Нисколько! – сразу же сказал Севка.
Не скрою, и мне и Севке явно хотелось побывать у такого человека дома. Пока шли, я только про это и думал.
– Тогда проходите, – сказал Юрий Петрович, придерживая дверь. Он улыбался. – Нам, мне кажется, пора подружиться. Вы спасли собаку. Вернули на стройку доску, значит, поступили как серьёзные взрослые люди. Таких я уважаю.
– И вы тоже нам симпатичны, – признался Байкин. – Другой взрослый бы и слушать не стал, прогнал бы нас со стройки, а вы помогли.
Юрий Петрович даже развёл руками:
– Ну, если мы симпатичны друг другу, то препятствий для нашей дружбы не вижу…
Байкин осторожно спросил:
– А ваша жена?.. Она не станет сердиться? Женщина, говорят, не всегда согласна с мужчиной.
– А я не женат, – успокоил нас Юрий Петрович. – Пока никого ещё не встретил. Не так-то всё это просто, братцы.
Севка совсем осмелел:
– Я-то считал, что проще ничего не бывает.
– Ну и комик! – только и сказал Юрий Петрович.
Не скрою, квартира Юрия Петровича нас поразила. Не было ничего общего ни с нашей квартирой, ни с квартирой Байкиных, Фешиных, Удаловых, да и с другими известными мне квартирами.
Квартира Юрия Петровича скорее напоминала маленький физкультурный зал, только спортивные снаряды у него были поразнообразнее.
На полу стояли две огромные гири, к стене была привинчена шведская стенка, вернее, не просто стенка, а целый спортивный комплекс с эспандерами, подвижным сиденьем, «спинкой» и несколькими ручками для самой сложной гимнастики. Мат тоже был, но чуть поменьше, чем тот, что в нашем физкультурном зале; рядом стоял какой-то станок, похожий на велосипед, но только без колёс, и ещё станок, напоминающий лодку: два весла и сиденье. С ума рехнуться – так интересно!
– Пока я вожусь на кухне с чаем, – предложил Юрий Петрович, – советую вам здесь слегка размяться. Можете покачать брюшной пресс… – И он показал на шведскую стенку. – Или дайте нагрузочку на ноги. – Он кивнул на велотренажёр. – Только следите за скоростью, лучший темп – шестьдесят километров. А если захотите развивать бицепсы и плечевой пояс, то садитесь в тренажёр-лодку…
– Классно! – восхитился Севка и оседлал велотренажёр. – А у нас дома только буфет, шкафы, столы, стулья. Входить противно!
Он налегал на педали, пыхтел, но нужной скорости явно не мог добиться. Через три минуты Байкин уже задыхался, пот крупными каплями тёк по его щекам и носу. Стрелка спидометра едва достигала пометки «тридцать».
– Слабовато! – посочувствовал Севке Юрий Петрович, возвратившись из кухни. – Умственно ты сильнее, Всеволод. А я уважаю только гармоничного человека. Доберись хоть до сорока – постарайся.
– А куда спешить в моём-то возрасте? – скептически сказал Севка. – Жизнь длинная.
– Ладно, – ухмыльнулся Юрий Петрович. – Вопрос о жизни оставим открытым, а пока на кухню.
Чай вкусно пахнул и был налит в огромные кружки. Юрий Петрович разрезал ватрушку, тоже большими кусками. «Мужские порции», – с уважением подумал я.
Всё стало прекрасно! Здесь мы были как в крепости. Теперь никакие старушки не могли нас отправить в милицию!
Если честно, то мы здорово проголодались, и порции были вполне подходящие. Работать на перекрёстке, предлагать «дефициты», а потом нестись с космической скоростью по проспекту – дело трудное!
– Ну, рассказывайте, братцы, чем увлекаетесь в нерабочее время? Как живёте? Какие имеете интересы?
– В том-то и дело, – сразу разоткровенничался Севка, – что с интересами у нас не очень…
– Не понял? – переспросил Юрий Петрович. – Объясни, Всеволод, если не трудно…
– Как вам поточнее… – начал Севка. – Во втором классе у нас были обычные, как у всех ребят, интересы, но недавно вожатая Лена сказала, что мы живём без всякой для других людей пользы. А как приносить эту пользу – не знаем…
– Не очень-то ясная была поставлена перед вами задача, верно, – кивнул Юрий Петрович. – Что же вы придумали?
– Не много! – охотно признался Байкин. – Люська Удалова, девчонка из нашей звёздочки, посоветовала переводить через дорогу старушек…
– Около магазина «Юбилейный», – прибавил я.
Юрий Петрович пожал плечами:
– Что это за дело – водить старушек?! Они ведь не слепые…
– Но у них тяжести в руках, и тогда мы помогаем… – уточнил я.
– Но тяжести у них появились не на переходе, а раньше. Из дома или домой они ведь несли эти тяжести?.. Как же они без вас обходились?
– Что вы! – воскликнул Севка. – Старушки иногда попадаются чрезвычайно крепкие. Я едва вырвал у одной сумку.
Я незаметным жестом приказал Севке заткнуться – так и жди, что он про милицию ляпнет.
Но Юрий Петрович всё правильно понял.
– Нелепое вы нашли себе занятие, – сказал он. – А тем не менее дел настоящих вокруг полно, только, я думаю, нужно их захотеть увидеть. – Он поднялся из-за стола и с кружкой чая подошёл к окну. – Вот взгляните, братцы…
Мы, конечно, встали, но сколько в окно ни глядели, ничего нового и полезного там не смогли увидеть. По дороге мчались автомобили. Люди шли быстро и медленно по тротуару. Чуть дальше возвышался забор той стройки, где мы раздобыли доску и где нас поймал Юрий Петрович.
– Нет, – сказал Севка, – никаких полезных дел я не замечаю, хоть зарежьте.
– Зачем же, Всеволод, тебя резать, какая от этого польза?! – посмеялся Юрий Петрович. – Но забор стройки и новый дом за забором ты видишь?
– Естественно, – сказал Севка.
– Так вот… – Юрий Петрович отхлебнул глоток чая. – В этом доме заканчиваются отделочные работы. В нижнем этаже планируется детский садик.
– В «детский» нам поздновато, – сказал я.
– Это и хорошо! Вы старше, значит, смогли бы помочь детскому садику с переездом. Подготовить помещение, вынести строительный мусор. Вот уж настоящая была бы работа!
Я осторожно спросил:
– Думаете, звёздочку на стройку пустят?
– Со мной пустят.
– Работать на стройке – во! – показал большой палец Севка. – А каска и спецодежда будут?!
– Со спецодеждой повремени, Всеволод, – охладил Байкина Юрий Петрович. – Об этом позднее…
Он медленно стал расхаживать по кухне. От окна к двери. От двери к окну. Чувствовалось, он обдумывает будущее дело.
– Скажем, если бы вы могли выйти на часок-два в субботу да на часок в воскресенье, было бы славно! – Он остановился и, поглядев на нас с Севкой, прибавил: – А по поводу спецодежды?.. Придётся выписать несколько пар рукавиц со склада, ватники… Вещи я получу на своё имя. Придёте на стройку, и я выдам вам всё под расписку.
– Расписываться мы умеем, – заверил Байкин.
– В этом я не сомневаюсь, – улыбнулся Юрий Петрович. – А вот согласятся ли ваши родители, твоя бабушка, Всеволод, и твоя мама, Александр?
– Бабушка согласится.
– А моя мама – подавно!
– Тогда считайте, что первый шаг почти сделан, – заключил Юрий Петрович. – Вопросы есть?
Я внезапно вспомнил о Татке. Однажды мама сказала, что у музыкантов нежные руки. Следовало предупредить Юрия Петровича.
– Есть. У нас в классе учится виолончелистка Татка Бойцова, ей нужно беречь для музыки свои руки – как же ей быть со стройкой?!
Юрий Петрович и это правильно понял.
– Не волнуйся, Саня. Для музыкальных рук дело тоже найдётся. Ну, допустим, почему бы ей не стать счетоводом? Кто-то должен вести учёт нашей работы.
– Конечно, – подтвердил Севка. – Пускай Татка считает. Раз у нас производство, должен быть и бухгалтер. – Он подумал немного. – А директор нам, Юрий Петрович, не нужен? А то я бы мог взяться.
И довольный собственной шуткой, Байкин весело рассмеялся.
* * *
От Юрия Петровича мы вышли счастливыми! Как всё здорово получилось! За Шистикову и Фешина я был спокоен. Эти сразу же согласятся. Да и какой нормальный человек откажется от настоящей стройки?! Каждый из нас просто мечтал о серьёзном, а не о пустяковом деле!
Был, конечно, ещё Поликарпов. Вот уж о ком сказать заранее невозможно. Мы с Севкой немного посетовали на него и повздыхали. С Люськой и то легче справиться всем коллективом, хотя Удалиха, конечно, начнёт спорить – ей лишь бы торчать в магазинах!
Подробно мы обсуждали каждого. Спешить было некуда, теперь за нами никто не гнался.
Погода за этот час стала более хмурой, затуманилось, затянулось дымкой небо, стало серовато-белёсым.
Мы пересекли пустырь, вышли на протоптанную тропинку, оказались у знакомого дома. Когда-то сюда я приходил в детский садик «Лисичка». Как давно это было?!
А вот и песочник, покосившиеся старые качели, горка, с которой мы так любили съезжать зимой, окна нашей спальни…
– Даже трудно теперь представить, Саня, что ты недавно ещё был ребёнком, а теперь почти что рабочий, – сказал Севка.
Мне и самому это нелегко уже представить!
На площадке играли дети, кричали, носились друг за другом.
Иногда около них возникали мамы, нетерпеливо покрикивали на своих, подгоняли. Мамы возвращались с работы, у каждой оставалось немало дел дома.
Вдруг рядом кто-то удивлённо меня окликнул:
– Саня?! Дырочкин?!
Весёлый, молодой и очень знакомый голос.
Я осмотрелся.
Зинаида Сергеевна, воспитательница нашей группы в «Лисичке», спрыгнула, будто девчонка, со ступеней деревянной горки и теперь быстро шла ко мне, раскинув руки. Чёрные глаза Зинаиды Сергеевны весело лучились, на щеках пылал морозный румянец, она совершенно не изменилась за эти длиннющие три года.
Я радостно вскрикнул и бросился ей навстречу.
– Какой же ты стал взрослый, Саня! – говорила Зинаида Сергеевна. – Почему никогда не приходишь? Забыл нас? Наверное, ты уже во втором классе?
Байкин снисходительно усмехнулся:
– Переходим в четвёртый!
– Значит, ты в третьем?! – поразилась Зинаида Сергеевна. – Ещё чуть-чуть, и закончишь школу, – пошутила она.
Подошла чья-то мама, попрощалась с Зинаидой Сергеевной, потом со мной и с Севкой.
– Мои выпускники, – обобщила нас Зинаида Сергеевна. – Саня был рассудительнейший ребёнок!..
Распрощавшись с чужой мамой, она снова повернулась ко мне:
– А кто из наших с тобой в классе?
– Фешин, Удалова, Шистикова, Бойцова, – перечислял я.
От удивления она даже всплеснула руками:
– Как хорошо, что вы вместе! Ну, расскажи про Люсю! Как там моя непоседа?
– Давайте я лучше про Татку. Она теперь музыкант почти мирового класса! Десять профессоров, говорила моя мама, сражались из-за Татки на виолончелях, чуть не подрались между собою. Все уверены, Татка станет народной артисткой!
– Тата-Таточка! – вздохнула Зинаида Сергеевна. – Бывало, кто-то начнёт песню, а Тата уже продолжает. – Она помолчала. – Ну, а Люся?
От Люськи, видно, было не спастись, как бы мне этого ни хотелось.
– Люська как Люська, – не удержался Байкин. – Ничего хорошего в ней нету. Тряпичница. С утра до ночи слоняется по магазинам.
– Вы – мальчики, вам Люсю понять трудно, – заступилась вдруг за Удалиху Зинаида Сергеевна. – Девочкам всегда приятно видеть что-то красивое, яркое, цветное. Люся – тонкая, чувствующая душа, вы ещё убедитесь в этом.
– Да мы кое в чём уже убедились, – мрачно отрезал Байкин. – Смотреть на неё тошно!
– Почему ты так нехорошо говоришь о Люсе, мальчик?! – возмутилась Зинаида Сергеевна.
– Да потому, – завёлся Байкин, – что мы решили делать общественно полезное дело, а у Люськи в голове только магазины и дефициты…
Я пытался остановить Байкина взглядом. Но хотелось огорчать Зинаиду Сергеевну.
Положение спасла чья-то мама, она подошла прощаться с Зинаидой Сергеевной и спросить о своём ребёнке.
Детей продолжали разбирать.
– А мы скоро переезжаем, – словно забыла о нашем споре Зинаида Сергеевна. – Наш садик старенький и неудобный, а теперь нам строят почти дворец: залы, спальни, музыкальные комнаты… – Она неожиданно вздохнула: – А я всё-таки жалею наш старый!.. Сколько детей выросло в нём! И ты, Саня…
Я осторожно спросил:
– А где будет новый?
Зинаида Сергеевна показала на стройку. Мы с Севкой переглянулись.
– Надеюсь, ты придёшь поздравить нас с новосельем?
Вдруг Севка крикнул:
– Привет, Фёдор!
Я обернулся. Недалеко стоял Поликарпов с какой-то девчонкой.
– Привет! – Я тоже поднял руку.
– Вы знакомы? – удивилась Зинаида Сергеевна.
– Мы из одного класса, – объяснил Севка.
Поликарпов потянул за собой сестрёнку.
– До свидания, Зинаида Сергеевна, – буркнул Федя. – Некогда нам…
– Идите, конечно, – отпустила она Федю.
– И нам пора. – Байкин нетерпеливо тянул меня за рукав.
– Мы так мало поговорили! – пожалела Зинаида Сергеевна. – Ещё придёте?
– Обязательно, – пообещал я, помня наш разговор с Юрием Петровичем о стройке. – И очень скоро…
Зинаида Сергеевна улыбнулась, но как-то грустно. Не очень-то она поверила, видно, что я сдержу своё слово…
* * *
Мы торопились. Вначале прибавили шагу, но, отойдя от садика, пустились бегом. Нужно было догнать Поликарповых.
Федя увидел нас, когда мы были уже близко. Оглянулся. Пошёл быстрее.
– Куда так спешишь, Фёдор? – спросил, задыхаясь, Севка.
– Куда нужно!
Поликарпов свернул к своему дому.
– Надо бы поговорить. – Я попытался схватить его за локоть. – У нас грандиозные планы. Мы тебе скажем…
– Отвяжись. Валяете дурака, – зло сказал Федя, – а я занят!..
– Дурака?! – возмутился Севка. – Да мы формируем рабочую бригаду! Выходим на стройку…
– Как же, пустили вас! Врать-то! – сказал Федя. – Пошёл ты, Бочкин!
Севка обиделся, было видно, но обострять отношения теперь мы не имели права. Перед звёздочкой стояла другая общественная задача.
– Не спеши, – попросил я. – Поговорить надо. Давай зайдём к тебе, хочешь? Или к нам с Севкой? Родители любят, когда ко мне приходят ребята…
– К нам нельзя, – неожиданно сказала девчонка.
– Не болтай, Юлька! – Федя резко дёрнул сестру.
Юлька вырвала у него руку.
– Я тебя накажу, – пригрозил сестре Федя, точно взрослый.
– Что она тебе сделала?! – заступился за девчонку Байкин.
– Пусть не болтает ерунды…
Юлька отбежала на несколько шагов в сторону и крикнула:
– А потому что дома наш папа!
Федя подскочил, стукнул её по затылку, но, видно, не больно.
– Зачем дерёшься! – встрял Байкин. – Она говорит правду. Мы и так всё знаем.
– Что, что ты знаешь, зануда?! – заорал на него Федя.
Севка, кажется, в этот раз разозлился:
– Да то знаем, что твой отец был пьяным и чуть не утопил Феньку. Решил выкупать собаку перед продажей. Теперь понял?
Федя был потрясён. Он даже сжал кулаки, но сдержался, не бросился на нас с Байкиным.
– Ну и что?! Не в ванне же купать собаку?!
– Это мы слышали от твоего отца, – сказал Севка.
– Ещё слово – и врежу! – пригрозил Федя. – Вы у меня дождётесь. Ты её спасал, что ли?!
– Спасал Дырочкин, – сказал Севка. – Полз по доске за твоей собакой, мог погибнуть…
– Врёшь! Всё вы выдумали! – распалялся Федя. – Где это вы доску достали? Что она, ждала вас на берегу Невы?! Прямо в том месте, где тонула собака?!
– Доску нам дали на стройке…
Федя поглядел на нас с Севкой, не зная, что и ответить. Потом вдруг повернулся и пошёл к дому. Юлька побежала за ним.
Мы не отступали.
– Слушай, Поликарпов, – говорил я, – не обижайся. Выходи на пустырь с Фенькой. А я с Мотькой, со своей собакой. У тебя фоксик, а у меня – скай. Давай их познакомим. Собаки быстро становятся друзьями.
Севка поддержал меня:
– Выходи, Фёдор. Я бы тоже своего вывел, но у меня кот Барсик. Мотька с ума спятит, как только его увидит. Собаки котов не переносят. Она и меня-то из-за Барсика не терпит.
Поликарпов молчал.
Мне захотелось рассмешить Федю.
– От Севки так пахнет котами, что Мотька сразу начинает на Байкина лаять, будто бы не может его от кота отличить.
На этот раз Федя ухмыльнулся.
– А Фенька у нас заболела, – неожиданно сказала Юлька. – Лежит на кухне, едва дышит.