Текст книги "Саня Дырочкин — человек общественный"

Автор книги: Семен Ласкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Конечно, она простудилась! – заволновался Севка. – Этого нужно было ожидать! Столько пробыла в ледяной воде!

Я спросил:

– А врача вызывали?

Поликарпова будто взорвало.

– Дураки! – заорал он. – Чего раскудахтались?! Пожалели собачку! Ах, бедняжка! Ничего с ней не случится! Полежит и встанет! Мы и без врача обойдёмся! Сказал, валите подобру-поздорову!

Пришлось действительно отстать от этого психа.

– Да ну его, Саня! Уговариваем, объясняем, будто бы нам с тобой больше всех нужно…

Мы повернули к своему дому и тут увидели около гастронома того самого дядьку, Фединого отца. Он стоял со своими дружками. И вид у них всех был довольно-таки противный.

«Вот отчего на нас кричал Федя, – подумал я. – За отца стыдился…»

Севка тоже заметил дядьку.

– Нет, Дырочкин, мы не имеем права так легко отступаться, – сказал он.

Я согласился:

– Будем бороться за каждого человека.

– Тогда предлагаю идти к ним домой… – сказал Севка.

– Боюсь, что Федя к себе нас не пустит.

– Обязан пустить, – сказал Севка. – В конце-то концов мы же спасли его собаку от неминуемой смерти. А отца всё равно нет дома. И в ближайший час, судя по всему, он не вернётся…

* * *

Квартиру Поликарповых нашли сразу. Позвонили. Никто не прошёл по коридору, в доме будто бы спали. Пришлось звонить снова. Опять тишина.

Севка не хотел сдаваться, нажимал и нажимал на кнопку звонка. Мне даже стало страшновато: если в доме всё же были взрослые, то могли отругать за настырность.

Тут дверь неожиданно распахнулась, и на пороге возник злющий Федя.

– Сказано, уметайтесь! – зашипел он. – Отца позову, если не уйдёте!

– Да его нет дома, – спокойно сказал Севка. – Он с дружками около магазина. А мы с Дырочкиным хотели проведать больную Феньку, имеем полное право.

Но Федька захлопнул дверь перед Севкиным носом.

– Ах так?! – разозлился Байкин.

И он стал нажимать на кнопку, точно это был не звонок, а гашетка пулемёта. «Тра-та-та!» – летело из-за двери.

Второй раз щёлкнула задвижка, и уже более мирный голос сказал из темноты:

– Ладно уж, проходите…

Севка бесстрашно шагнул в коридор первым.

Я вытянул руки. Нащупал стенку и пошёл вдоль неё в сторону светлой полоски.

Кухонька оказалась полупустая. Газовая плита, столик, две табуретки, настенный шкафчик. У стены на половике лежала собака и часто дышала. Она подняла голову, перекинула свой короткий хвост справа налево, потом обратно, словно приветствовала нас, старых своих знакомых.

– Узнала, – ласково сказал Севка, усаживаясь на пол. – Значит, болеешь?

Неожиданно собака заскулила, точно пожаловалась на свою жизнь и худое здоровье. И не врач мог понять, как ей плохо.

Я потрогал Фенькин нос – он был сухой и горячий. Нос у собаки вроде термометра, по нему сразу можно узнать о болезни.

– Ты не захватил врачебную трубку? – деловито поинтересовался Севка и объяснил Феде: – У Дырочкина мама врач.

– Нет, не взял.

– Жаль, – вздохнул Севка. – Ещё бы аппарат для кровяного давления! Мало ли что… У собак, я слыхал, тоже бывают инфаркты.

Юлька глядела на Севку с глубоким уважением, верила каждому его слову. Ей, видно, казалось, что именно Севка может спасти собаку.

– Но вы хоть её кормили?

– Ничего не ест, – ответила Юлька.

– В рот не берёт, – прибавил Федя.

– Когда болеешь, конечно, – поддакнул Байкин. – Я как-то болел ангиной, так пил только морс, а есть не мог.

– Нужно бы молока Феньке, – подумав, сказал я. – Собаки молоко любят.

– Молока нету, – вздохнул Федя.

– Купим, – сказал Севка и стал рыться в карманах. – А банка найдётся?

– Банок много.

Севка вынул пятнадцать копеек.

– Я сбегаю. Этого хватит на целых пол-литра.

– И копейку ещё сдачи, – уточнил Федя.

* * *

Мы с Севкой мчались из магазина и всё время ссорились, кому нести молоко. Договорились: до пустыря – он, за пустырём – я.

Одно встревожило: у гастронома дядьки не оказалось. А вдруг он вернулся?!..

– Может, вначале за Юрием Петровичем сходим? – предложил Севка. – Он посильнее…

– Должны справиться сами, – принял решение я. – Что Юрий Петрович – нянька?

Федя стоял возле парадной.

– Отец дома, – тихо сказал он. – Давайте молоко и подождите, я скоро выйду.

И исчез. А мы с Севкой ещё долго курсировали вдоль домов, даже дошли до парадной Юрия Петровича, потом повернули назад.

Давно нам пора было делать уроки, но уходить, не дождавшись Феди, было обидно. Кажется, Поликарпов теперь нам с Севкой всё же поверил.

У поворота меня вдруг слегка подтолкнули. Я оглянулся. Рядом стоял Федя.

– Наверное, час ждём, – сказал я. – Не отпускали?

Он кивнул.

– Трудно тебе с ним? – спросил Севка, так и не решившись назвать «отцом» этого дядьку.

– Но ты же его совсем не знаешь! – хмуро осадил Севку Федя. – Видел раз и думаешь, что уже всё понял! Отец хороший! Конечно, когда выпьет – другое дело, но когда трезвый!..

Надо же! Защищает такого никудышного человека! Я возмутился:

– А из-за кого тогда страдает собака?!

– Когда отец трезвый, – настойчиво повторил Федя, – он очень добрый. Вы сами ещё убедитесь в этом. Завтра ему за себя станет стыдно.

– Да мало ли что будет завтра? – закричал Байкин. – А сейчас?! А сегодня?!

Федя упрямо покачал головой:

– Вы его знаете худым. И только. А отец… Он был лучшим банщиком района. Его портрет висел на доске Почёта. Да и дома сколько сделано его руками! Каждая полочка, каждый… Если бы вы видели, каких он Юльке навырезал из дерева игрушек?! – волновался Федя. – А какие делает свистульки, когда мы приезжаем в деревню!

– Второй папа Карло! – иронично сказал Севка.

Федя чувствовал, мы ему не хотим верить.

– И вообще! Это болезнь! – в отчаянье выкрикнул он. – И если бы отцу помогли, он бы снова… Он бы вылечился!

– Первый раз слышу, что можно лечить от таких болезней, – сказал я.

Помолчали.

– Пойду. – Чувствовалось, что Федя огорчён нашим спором. – Когда нет мамы, я её заменяю. Да и Юльке со мной спокойнее…

Я не удержался и спросил:

– Фёдор, разреши насчёт твоего отца посоветоваться с моей мамой?

– А мне с бабушкой? – тут же присоединился Севка.

Поликарпов шагнул в нашу сторону, его глаза вспыхнули гневом.

– Ни с мамой! – сказал мне. – Ни с бабушкой! – Это Севке. – Слышите, оба?!

Он быстро пошёл от нас к дому.

– Федя! – крикнул я вслед. – Если тебе потребуется помощь… – я назвал наш домашний адрес, – то за своих маму и папу я ручаюсь… В любой час приводи к нам Феньку.

– И ко мне, – тут же предложил Байкин, но, подумав, засомневался: – Нет, лучше к Сане. У меня Барсик. А собаки котов не понимают. Впрочем, и коты собак тоже.

– Спасибо, – сказал Федя. – Может, как-нибудь обойдётся…

А я подумал, что именно Феде нужно первому рассказать о нашем серьёзном деле, о будущей стройке. Нет, не теперь, конечно, а чуть позднее.

* * *

Большая перемена началась с разминки. Галина Ивановна снова предложила нам поскакать на одной ножке, слегка потолкаться.

Федя стоял в углу напротив. Я направился к нему.

– Как Фенька?

– Плохо.

– Молоко давал?

– Давал, – кивнул Федя. – Не берёт, стискивает зубы. – Он помолчал. – Я сидел с ней полночи.

– Нужно бить тревогу… Искать собаке врача, – забеспокоился Байкин, продолжая подпрыгивать.

Я развёл руками.

Взволнованный Байкин запрыгал по коридору. Остановился. И поскакал назад, к нам.

– У бабушки есть знакомый, прекрасный кошачий доктор! Он лечил Барсика от блох, а Мурзика, который жил у нас до Барсика, от грибного заболевания кожи.

– Может, кошачьи болезни совсем другое? – усомнился я.

Решили спросить у Галины Ивановны. Севка тут же попрыгал к ней.

Через минуту он мчался назад, иногда для скорости ступая и на вторую ногу.

– Чисто кошачьих докторов не бывает! – крикнул Севка. – Ветеринар обязан уметь лечить и собак и кошек! – Он даже радостно подтолкнул плечом Федю: мол, выше нос, товарищ! Всё будет в полном порядке! – Готов спорить, мы спасём твою Феньку и во второй раз.

Поликарпов только махнул рукой:

– Да где вы найдёте собачьего доктора?

Зазвенел звонок. Мы с Севкой поскакали к своему классу.

– Ах, Саня! – воскликнул Байкин, меняя правую скаковую ногу на левую. – Полюбил бы собак мой Барсик, я бы взял к себе Феньку! Но как возьмёшь?! Барсик исцарапает любую собаку.

– И я бы взял. Две собаки – это совсем немного.

Севка думал.

– А как привести к Поликарповым врача? Этот дядька… Вряд ли Фенька дождётся, когда перестанет пить её хозяин. – И Севка от возмущения запрыгал на одной ножке, будто бы теннисный мячик на упругой ракетке.

* * *

– Ну в чём дело?! Вы разве не слышали звонка?! – прикрикнула на нас с Севкой Галина Ивановна.

Мы встали около своих парт, но не могли прекратить разговор.

– Буду дрессировать Барсика на терпимость к собакам, – торопливым шёпотом пообещал Севка. – Сегодня же выведу кота на шлейке в собачий садик, подведу к Мотьке и познакомлю. Давно им пора стать друзьями. Мы же с тобой, Дырочкин, стали?!

– Что-то я сомневаюсь в животных, – прошипел я в ответ.

Севка тут же протянул мне руку:

– Давай спорить?!

Галина Ивановна строго на нас посмотрела.

– Боишься?! – стал заводиться Севка. – Да я их подружу моментально! Как это так, чтобы мой Барсик и твоя Мотька не понимали друг друга?! Ты же понимаешь меня с полуслова!

– Но мы люди!

– А они – друзья человека! Объявляю, я за дружбу собак и кошек!

Надо признаться, что с приходом Байкина в нашу школу многое для меня изменилось. Даже непонятно, как мог я раньше без него жить?!

А переехали Байкины в наш район всего полгода назад. Прежняя их квартира была севернее Муринского ручья – есть такой ручей в городе. А теперь квартира у них на улице Западной. Вот Севка и рассуждает: было бы здорово, если бы нам ещё парочку раз переехать! Сначала на Южную улицу, а потом на Восточную, – так мы бы, не выезжая из города, пожили бы в каждой стороне света. А потом можно было бы и обратно вернуться севернее Муринского ручья.

Свою первую квартиру Байкин забыть не может. Там и воздух чище, и лес рядом, а в лесу – зайцы, он их неоднократно лично встречал. У нас же на Западной – одни машины, гарь да бензин. А из живой природы всего небольшой пустырь, собачий выгул, с единственным чахлым деревом.

– Скучаю я по своей исконной родине, по Муринскому ручью, – бывало, вздохнёт Севка. – Не могу здесь жить!

От тоски по потерянным зайцам Байкины кота завели, Барсика. И этим резко осложнили наши дружеские отношения.

Дело в том, что моя Мотька с любыми котами несовместима, в том числе и с Барсиком. Ненависть у неё к котам врождённая, перевоспитанию не поддаётся.

Из-за кота она и к Севке относится необъективно, лает на него. Я даже Байкину посоветовал перед встречей с Мотькой часик-другой попроветривать себя на улице поближе к дороге, считал, что запах машин посильнее кошачьего. Не получилось.

Пока я раздумывал о жизни и ручку грыз, Галина Ивановна прохаживалась по классу. Остановилась рядом.

– Ты ещё не начал?! – поразилась она. – Посмотри, некоторые уже заканчивают.

И действительно, вокруг поскрипывают парты, кипит работа. Байкин то в окно поглядит, то что-то запишет, вполне деловой у него вид.

А что, если мне раскрасить листок жёлтыми, голубыми и зелёно-красными полосами?! И подписать: весна! Разве рисунок не передаст настроения?! И что делать, если нужные слова у человека кончились?! Почему всё может кончиться: и чернила, и мел, и паста, а слова должны быть постоянно?!

Татка Бойцова вроде бы уже точку поставила, глядит по сторонам.

Он зашептал быстро:

– Приходи с Мотькой в собачий садик. Операция «Барсик – Мотя» начнётся в шестнадцать! Если встреча пройдёт спокойно, я уговорю бабушку забрать к нам Феньку.

– Саня! Сева! Ну сколько можно? – Галина Ивановна покачала головой.

Мы виновато притихли.

Конечно, в кошачье-собачьей дружбе я продолжал сомневаться, но на что только не пойдёшь ради своего закадычного друга?! Я не мог отказать Севке, да и Феньку надо было лечить срочно.

* * *

В шестнадцать ноль-ноль, как пишут в военных сводках, я вышел в собачий садик, ведя на поводке ничего не подозревающую Мотьку.

По дороге попадались собаки, они помахивали хвостами: здоровались. Мотька мирно и доброжелательно отвечала им тем же.

Я глазами искал Федю и Севку. Федя должен был выйти на собачью площадку и рассказать о Фенькином здоровье.

Что касается Севки, то у него задача была совершенно другая.

Знакомая собачья хозяйка остановила нас с Мотькой и долго рассказывала о том, что её Тюня, французская болонка, обожает печёнку с маслом, а она, хозяйка, этой печёнки пока не достала.

Я вежливо сказал, что тоже не прочь съесть печёнку. Что же касается Мотьки, то она предпочитает сушки: за килограмм семьдесят две копейки.

Мотька тем временем уже вела переговоры с болонкой, обнюхивала её голубой бантик. Мотька всегда была неравнодушна к голубому цвету.

– Дырочки-ин?! – донёсся до меня Севкин голос. – Пристёгивай своего волкодава! Да здравствует содружество собак и кошек!

Севка тянул на шлейке взъерошенного, упирающегося, перепуганного Барсика.

Я натянул поводок – это неприятно удивило Мотьку, она поставила уши, повела носом. Видимо, до её собачьего нюха долетел непривычный на собачьей площадке кошачий запах.

И вдруг Мотька резко рванулась в сторону. Болонка Тюня подскочила на метр, как мячик, и тут же оказалась на руках у своей хозяйки.

Севка продолжал двигаться с Барсиком на шлейке в нашем направлении.

– Зачем же сюда с кошкой?! – в ужасе закричала собачья хозяйка. – Это наш садик! Собачий!

– Мы за мир и дружбу! – крикнул ей Севка. – Давайте сядем вместе за стол переговоров!

Поводок в моих руках стал как струна. Я чуть-чуть смог подтянуть Мотьку, но она тут же так рванулась вперёд, что я, совсем не ожидая такой силы, полетел за ней.

Барсик, увидев рвущуюся к нему Мотьку, скакнул назад, перевернув бедного Севку на сто восемьдесят градусов, но убежать не смог: Севка крепко удерживал шлейку.

И вдруг мне показалось, что мяукнул Севка. Но через секунду я понял, что это Барсик, подпрыгнув, оказался на Севкиной голове. Байкин заорал благим матом. Впрочем, Барсик не задержался на Байкине. Он использовал Севкину голову как трамплин, оттолкнулся четырьмя лапами и взлетел на дерево, нижняя ветка которого была метрах в двух от его вопящего хозяина.

Рука Байкина тоже взлетела вверх – он всё ещё держал шлейку. Я с ужасом успел подумать, как бы кот не утащил Севку на верхотуру, тогда придётся снимать Байкина с дерева при помощи пожарных.

– Отпускай шлейку! – крикнул я. – Он тебя затянет!

Но Севка и сам всё понял.

Сопротивление коту в данных обстоятельствах было бесполезным.

Мотька, вырвавшись от меня, металась вокруг дерева, лаяла на кота, а Барсик изогнул спину, вздыбил шерсть и шипел, топорща усы и щерясь на Мотьку.

Барсиковы угрозы только подстёгивали Мотьку. Она прыгала с разбега на дерево, отскакивала, прыгала снова, тяжело шмякалась о выступающие корни.

В пылу воображаемой битвы, однако, Мотька не чувствовала боли.

– Дырочкин! – в отчаянии крикнул Севка. – Хватай Мотьку! Тащи домой! Иначе кот просидит на дереве сутки!

Мне наконец удалось наступить на поводок, и я потащил Мотьку в сторону дома. Она не шла. Вертелась, как заводная, скулила.

Несколько шагов я всё-таки протащил Мотьку, но она вырвалась и прыжками, развивая бешеную скорость, помчалась к коту, точно собираясь с разбега взлететь на дерево.

Почти так всё и случилось!

Мотька метнулась к стволу с истошным лаем. Длинное её тело вытянулось в струнку, Мотька подскочила над землёй и тут же тяжело шлёпнулась вниз.

Барсик в ужасе сиганул с нижней ветки на верхнюю. Тонкая ветка не выдержала, но Барсик успел прыгнуть ещё выше! Его когти скользнули сквозь редкие ветки, и кот рухнул вниз.

Теперь уже я ничего не понимал! Ко мне как сумасшедшая неслась Мотька с наездником на спине. Оказывается, кот упал с дерева на собаку и от ужаса вцепился в неё когтями.

Мотька пронеслась мимо, поводок развевался за ней. Таких перепуганных глаз я ещё никогда у неё не видел.

Дорогу переходила какая-то старушка. Она вела за руки двух внучек.

Когда Мотька с Барсиком на спине проскакали мимо, старушка восторженно всплеснула руками.

– Смотрите, Оля и Воля! – закричала она. – К нам приехал цирк! Кот верхом на собаке!

Мужчина на автобусной остановке прикуривал, расставив широко ноги. Он чиркнул спичку, и в этот ответственный момент стремглав пролетела Мотька между его ногами.

– Ловко! – похвалил собаку мужчина и задымил папиросой. – Наверно, в милиции натренировали. Интересно, за кем это они так скачут?..

– Барсик! Барсик! – взывал Севка.

А я страдал из-за Мотьки.

Какой позор для её собачьей чести: носиться с орущим котом на шкирке!

После такого, пожалуй, и собакой-то числиться стыдно, взвоешь с горя!

– Смотрите, девочки, а вот и сам дрессировщик! – показывала старушка на Севку.

Она внимательно наблюдала с тротуара за интереснейшей цирковой программой.

– Какой юный! Наверно, это сын дрессировщика из цирка!

И тут Барсик свалился с Мотьки.

Он стрелой пронёсся мимо старушки и её внучек, вызвав вопли восторга!

Севка помчался за Барсиком. Мотька отчего-то рванула за Севкой. Я за – Мотькой.

– Давай наперерез, – успел скомандовать я.

Севка пересёк Барсику путь и, как вратарь, упал на кота, накрыв Барсика телом.

Я тоже упал и схватил Мотьку за заднюю ногу. Мотька, видимо решив, что это кот, испуганно взвыла.

…Пришёл я в себя только в лифте. А Мотька, кажется, не могла успокоиться ещё сутки. Ночью она скулила и металась, видимо, ей продолжал сниться Барсик. Нам с мамой пришлось ей дать чуточку валерьянки.

Утром, когда за мной, как обычно, забежал Севка, Мотька испуганно понеслась от него под кровать. Байкин, видимо, на всю свою жизнь безнадёжно пропах котами.

* * *

В холодильнике дома ничего вкусного не оказалось, а мне не хотелось идти к больной Феньке с пустыми руками. Я схватил из вазы конфеты и побежал к Поликарповым.

Севка уже ждал меня около Фединого подъезда с яблоками.

– Разве собаки едят яблоки? – удивился я.

Байкин почесал затылок, кажется, он и сам уже об этом думал.

– Вообще-то я сомневаюсь. Но, понимаешь… Я сказал бабушке, что собираюсь к больной. Она хотела дать апельсинов, но я объяснил, что больная апельсинов не любит. «Тогда возьми яблоки, – сказала она. – Яблоки всем полезны». – И Севка вздохнул. – Пришлось взять…

* * *

Дверь нам открыла заплаканная Юлька.

– Феньке совсем плохо… Мама говорит, помирает наша собака.

– Рано лить слёзы! – буркнул Севка. – Мы ещё поборемся за её жизнь.

В комнате было чисто.

Между столом и кроватью на половичке лежала больная Фенька и тяжело дышала.

Я присел. Севка остановился рядом. Фенька взглянула на нас гаснущим, безразличным глазом, кажется, ей уже никто не был нужен.

– Едва заставили выпить бульона, – сказал Федя. – От всего отказывается.

Мы вышли в коридор.

Нужно было срочно решать, что ещё можно для собаки сделать.

– Ребята! – без обиняков начал Севка, у которого, как известно, всегда рождались новые планы. – В бабушкиной записной книжке я нашёл адрес того ветеринара. Когда у нас болел Барсик, то, помню, бабушка говорила, что у такого доктора и она была бы не прочь полечиться. Дырочкин, – обратился ко мне Байкин за поддержкой, – ты же вчера видел, как силён и здоров мой Барсик? А ведь раньше он тоже был критически болен.

Я только пожал плечами. При чём тут Барсик, его всего-навсего мазали от чесотки?! Байкин, конечно, преувеличивал тяжесть кошачьей болезни.

Впрочем, в одном он был прав: собаке врач необходим. И немедленно.

* * *

Я посмотрел адрес: ветеринар жил примерно в четырёх остановках. Мы должны были безотлагательно к нему поехать.

– Там кинотеатр, – вспомнил я остановку. – Мы бывали на этой улице с мамой.

– Значит, едем?! – сказал Севка.

Федя тоже захотел ехать, пришлось уговорить его остаться около больной собаки.

Зашли в комнату попрощаться с Фенькой, приободрить её взглядом. Бока у собаки вздымались. У морды лежала нетронутая конфета.

– Держись, псинка, – сказал я как можно твёрже. Собаки, говорят, по голосу всё понимают. – Через час будем с ветеринаром!

Фенька закрыла глаза, точно поблагодарила нас с Севкой. У меня сердце сжалось.

Я готов был ехать за ветеринаром для неё хоть на Северный полюс.

* * *

То ли трамвай полз, как гусеница, то ли нам так не терпелось, но дорога, казалось, никогда не кончится. Мы вставали с мест, смотрели в окна, боялись пропустить нужную остановку.

– Если собака погибнет, то я пойду к директору бани и всё расскажу, – пригрозил я вполне конкретному человеку, которого рядом не было.

Севка сжал мой локоть.

– Мы вместе пойдём в баню! – поклялся он.

* * *

Дом, в котором жил ветеринар, стоял в глубине новостроек. Четырёхэтажный, он словно бы затерялся в этом районе среди двенадцати– и шестнадцатиэтажных.

Погода к вечеру стала хуже, валил снег, как в феврале, но был он уже по-весеннему мокрым, прилипал к лицу, быстро таял.

Парадную мы отыскали сразу.

Судя по номерам квартир, ветеринар жил на последнем этаже.

Мы взбежали наверх.

На дверях висела табличка:

ВРАЧ ПО ВЕТЕРИНАРНЫМ БОЛЕЗНЯМ

И. И. КРОЛИК

– Здорово, что он Кролик! – восхитился Севка. – Наверное, вроде доктора Айболита.

Фамилия словно бы обещала удачу.

На душе стало спокойнее. Я нажал на кнопку. И пока мы ждали, Севка обил снег с моей шапки, с воротника, с ботинок, принялся чистить себя. Входить в чужую квартиру мокрыми – это значит не понравиться хозяевам. Мы понимали: нужно произвести самое приятное впечатление на ветеринара.

Дверь открылась. Толстячок небольшого роста, чуть повыше нас с Севкой, в колпачке с помпоном, в полосатом тёплом халате возник перед нами. В его глазах светилась доброта.

Кролик сложил рот колечком, так что между губами стали видны два белых больших зуба, и глазами словно бы пересчитал нас с Севкой, потом удивлённо спросил:

– Ко мне?

– К вам, – подтвердил Севка, – если вы – Кролик?

– Я-то Кролик, а кто вы? – спросил он ещё более удивлённо.

– Мы просто люди, у которых беда, – начал я.

– Понимаю! – перебил Кролик. – Но где же тогда ваши папы и мамы?

Он будто бы давно ожидал нас со всем семейством и поразился, что мы растеряли родителей по дороге.

– Они дома, – объяснил Севка.

– Тэ-эк! – сказал Кролик и пошевелил губами и чуточку носом. Он почему-то отступил назад и стал закрывать дверь.

– Постойте, – закричали мы. – Вы же Кролик?!

Кролик оставил щёлку и молча смотрел на нас – видно, ждал объяснений.

– Понимаете, – начал Севка, – у моей бабушки был ваш адрес, вы лечили нашего Барсика…

– Ах, вас прислала бабушка, это другое дело! – успокоился Кролик и поглядел добрее. – А то я с детьми не веду никаких серьёзных переговоров.

Тут он вполне доброжелательно хрюкнул, удивив нас с Севкой. Как мы знали, хрюкают совершенно другие звери.

– Какое же поручение ко мне вам дала бабушка?

– Товарищ Кролик, – начал я как можно вежливее. – У нас погибает собака. Её кинули в прорубь, и она простудилась. Помогите, очень вас просим!

Кролик неопределённо покашлял:

– Собак тыщи, а Кролик один.

– В том-то и дело! – воскликнул Севка. – Это вы же спасли Барсика от чесотки в его молодые годы! Бабушка говорила, таких, как вы, больше нету!

Молчание затянулось. Кролик думал.

– А ваша бабушка… что-нибудь мне прислала?

– Что она вам могла прислать? – удивился Севка. – Барсик здоров, ему ничего больше не нужно. Собака болеет совершенно в другом доме…

– В другом? Я так и думал…

Из комнаты вышел мальчишка с пирожным; он слизывал крем и чмокал. Удивительно, как он был похож на ветеринара. Такой же Кролик, но только поменьше.

Старший Кролик оглянулся на младшего.

– Отойди, здесь дует! – Он с неожиданным вздохом пожаловался младшему. – Как это тебе нравится?! – воскликнул он. – Если я Кролик, то меня может требовать к себе любая собака?! – И поглядел на нас с гневом. – Пусть ваша бабушка возьмёт такси и за мной приедет. После работы я хожу на работу только на такси и за деньги!

Кролик щёлкнул задвижкой.

Я сжимал кулаки. Там у Феди погибала собака, а этот Кролик!.. Даже голова закружилась от злости – так бы и треснул.

Мы молчали до самой трамвайной остановки. Севка поднял воротник. От неудач, я заметил, больше мёрзнешь.

– В средние века было проще! – сказал вдруг Севка. – Я бы заколол этого гнусного Кролика на турнире пикой! – Он даже сверкнул глазами.

– Ах, Саня! – размечтался Байкин. – Как я бы на него наехал! Я бы свалил Кролика одним ударом! Я бы заставил его ползать на коленях и молить о пощаде!

Я только вздохнул:

– Фантазируешь, Севка! Ну сам подумай, как мы можем отомстить ветеринару?!

Севка обернулся и погрозил кулаком в сторону кроличьего дома.

– Не знаю, как отомстить, – признался Байкин, – но что отомщу, не сомневаюсь. Я таких обид не прощаю!

* * *

Фенька грустная лежала на коврике. Около её мордочки стояла миска с бульоном, но собака, как прежде, не ела.

– Шли бы домой, – вздохнула Федина мама. – Завтра я отнесу Феньку в больницу.

– В больницу?!

– Конечно, – подтвердила Федина мама. – Собаки, что дети малые.

И тут мне стало ясно, как поступать дальше.

– Но ведь моя мама детский доктор! Она же наверняка может вылечить Феньку!

– Ты молодец, Дырочкин! – воскликнул Севка. – Здорово соображаешь! Как мы сразу не догадались?!

Федина мама безнадёжно вздохнула – она ведь не знала, что за отличный человек моя мама!

– Идите домой, ребятки. Шум для больных очень вреден.

Мы пошли одеваться.

– Я за маму ручаюсь! Она никогда не откажет больному. И если вы разрешите, то моя мама обязательно навестит Феньку.

– Навестит. И вылечит, – поддержал меня Байкин. – Ольга Алексеевна Дырочкина – это не ветеринар Кролик!

Федина мама удивлённо на нас посмотрела. Мы и забыли, что она ничего не знает о подлом ветеринаре, которому поклялся отомстить мой закадычный друг Севка Байкин.

* * *

Я мчался домой сломя голову: мама должна была уже вернуться с работы.

В витринах «Юбилея» горел яркий свет, люди толпились у прилавков.

Напротив входа в универмаг я столкнулся с Люськой. Удалова высматривала старушек.

Мне вдруг захотелось рассказать Люське о Феньке и о наших грандиозных планах, о будущей стройке – вот настоящее дело.

– Куда спешим, Саня? – перебила мои мысли Люська, зыркая по сторонам глазами, как пограничник. – Оставайся здесь, не пожалеешь.

Я сгоряча стал объяснять ей про больную собаку, опустив, конечно, историю с Фединым отцом.

– Но ведь твоя мама детский врач, а не собачий?! – удивилась Люська.

– Зато у мамы золотое сердце! – Я стал с возмущением говорить Удалихе про ветеринара. Пусть знает, какие ещё встречаются люди!

Люська слушала меня, будто бы глупого ребёнка, скривив рот.

– Поражаюсь тебе, Дырочкин! – воскликнула она. – Вроде бы взрослый человек, но какой наивный!

– Чем же?!

– Почему ты считаешь, что этот ветеринар бесплатно должен мчаться лечить незнакомую собаку?! Что она ему, родственница?!

– Но собака умирает!

Люська пожала плечами.

– Жить или умереть, это её личное собачье дело! – Люська решительно со мной не соглашалась. – Представь, что ты притащил бы ветеринара к какой-то собаке, а в это время рядом тяжело заболела корова? Кто полезнее? Кто важнее? – наступала она.

– Какие же коровы в Ленинграде?!

– Найдутся коровы, – уверенно сказала Люська, – когда узнают, что коров кто-то лечит бесплатно.

Моему гневу не было предела. Я даже забыл на секунду, что тороплюсь к маме.

– Ты ещё хуже, чем я о тебе думал! – воскликнул я. – Не надейся, мы не примем тебя в пионеры!

– Примете! – расхохоталась Люська. – И примете первой!

– Не примем!

– Сейчас покажу фокус. И ты всё поймёшь.

Она вдруг бросилась к переходу, встала рядом с какой-то старушкой, которая дожидалась очередного «зелёного» сигнала светофора.

Я услышал, как Люська жалобным голосом попросила:

– Бабушка, вы меня на ту сторону не переведёте?

Узнать Удалову было просто невозможно, даже ростом она вдруг стала ниже.

– Конечно переведу, детка! – ласково пообещала старушка. – Вечером машины ещё опаснее, чем утром.

Она сама взяла Люськину руку.

– А братика моего вы не смогли бы перевести?

– Отчего же, – заметила меня старушка. – Давай, мальчик, и ты руку.

Я возмущённо крикнул:

– Но я не брат!

– Брат, брат! – настаивала Люська. – Двоюродный, правда.

– Всё равно близкий, – согласилась старушка. – Пошли, – сказала она и похвалила нас: – Молодцы, что попросили помощи на переходе.

В руке у старушки была сумка.

– Вам тяжело? – поинтересовалась Люська. – Можно, я донесу?

– Спасибо, – поблагодарила старушка и отдала Люське сумку. – А теперь давай мне руку.

Вспыхнул «зелёный», и старушка заторопилась.

– Пошли, ребятки!

Мне всё равно нужно было к своему дому. На тротуаре Люська вернула старушке сумку, сказала со вздохом:

– Помогать старшим – наше общественное дело!

– Наверное, ты пионерка? – улыбнулась старушка.

– Вступаем, – скромно сказала Люська. – Разрешите, я донесу вам до дома сумку?

– Вот молодец! – поразилась старушка. – Таких бы побольше! Ты мне напоминаешь мои молодые годы…

Я стал прощаться.

– Рада была вас встретить, – сказала старушка. – Спасибо! А ты бери, мальчик, пример со своей сестрёнки…

Люська робко попросила:

– А не могли бы вы несколько таких тёплых слов написать на бумаге? Вот так, мол, как Удалова, и должны поступать все.

– С удовольствием напишу! Добро, девочка, – великое дело! – согласилась старушка. – Только у меня нет ручки.

– А мы можем зайти в «Юбилей», там есть столик, бумага, ручка. Это у вас отнимет не больше минуты.

– Конечно, конечно, – согласилась старушка.

– Большое спасибо, – скромно опустила глаза Люська. – А вы, может быть, напишете, чтобы меня первой приняли в пионеры?

– Кого же принимать, если не таких, как ты! – к моему ужасу, сказала старушка.

И они пошли в сторону «Юбилея».

Люська, видимо, заметила, что меня нет, обернулась и быстро показала мне длинный язык.

«Ничего, Удалова! – думал я, торопясь к дому. – Мы ещё поговорим с тобой и об этом!..»

В лифте я внезапно подумал, что Люська Удалова и этот зловредный Кролик чем-то между собой похожи. Но чем?! Внешне общего в них ничего не было. И тогда я про себя решил, что, наверное, все плохие люди должны быть похожи друг на друга именно тем, что они плохие.

* * *

Я всегда поражался, как моя мама умеет хорошо слушать! Смотрит на тебя прямо-прямо, внимательные глаза расширены – красивые глаза у моей мамы! Она когда слушает, всегда кулаком подпирает щёку. И если на тебя так хорошо смотрят, так слушают, то и ты стараешься рассказать всё подробнее и лучше.

А вот если человек не умеет слушать, если он всем своим скучающим видом показывает, что ему давным-давно всё уже ясно, то и вам становится ясно, что ничего не может быть ясно этому человеку, ничего не понятно.

Я рассказал ей историю про Феньку.

– Значит, Федя тот мальчик, у которого… папа?!.. – Мама не договорила, дождалась моего кивка, поднялась. – Пошли, Саня.