Текст книги "Саня Дырочкин — человек общественный"

Автор книги: Семен Ласкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Простудишься и заболеешь! – предупредил он. – Вот зайдёшь в вагончик, там тепло, хоть разувайся!

Тогда от переполнения Севка запел.

– Эх, да мы строители! Эх, да мы плотники! – орал Севка.

Я подхватил, сочинив вдруг продолжение:

– Эх, да первоклассные мы работники!

– Предлагаю петь иначе, – сказал Юрий Петрович. – Эх, да мы строители! Эх, да мы плотники! Мы третьеклассники! Мы работники!

Всем поправка понравилась. И мы хором, даже Юлька и Поликарпов-старший, подхватили новую песню.

И тут Майка Шистикова подтолкнула меня в бок. Я ничего не понял, хотел её толкнуть тоже, но увидел, что Майка показывает куда-то в сторону.

Чуть левее строительного вагончика, куда мы направлялись, одиноко стояла знакомая фигура – Люська Удалова! Она неожиданно помахала нам рукой.

Естественно, никто не побежал к ней, она сама, увидев наше рабочее спокойствие, решилась и пошла навстречу.

– Поработали? – заискивая, спросила она.

– Кое-что сделали полезное, – сказал Севка и уже для Люськи спел:

 
Эх, да мы строители!
Эх, да мы плотники!
 

Хор подхватил продолжение:

 
Мы третьеклассники!
Да мы работники!
 

Люська опустила глаза.

– А можно мне с вами в другой раз поработать, Дырочкин? – виноватым шёпотом спросила она.

– А как же старушки? – принялся издеваться Байкин. – Знаешь, сколько через неделю у тебя было бы нужных справок?!

– Ладно тебе, Севка! – сказала Люська. – Та работа тоже общественная, но она не такая полезная, как ваша.

– Какая же общественная?! – не унимался Байкин. – Если ты для себя одной выгоду ищешь?

– Ладно уж, приходи, Удалова, – пожалел я Люську. – На стройке всегда нужны люди.

А сам подумал: «В конце концов она сама попросилась работать, а это уже немало!»

– Спасибо, Дырочкин! – обрадовалась Люська и так на меня посмотрела, что я невольно подумал: «А может быть, Удалиха не такая уж и плохая девчонка!»

…Ох, как замечательно перевести дух после работы! Вытянуть ноги! Откинуть голову, сесть свободно. И посидеть в раздевалке пару минут неподвижно, разглядывая потолок или уставившись в голую серую стену.

Тело гудит, оттаивает. Каждая косточка, каждая мышца словно бы вспоминает проделанную работу. Жаль, что нас не видела Галина Ивановна!

Скинули ватники, аккуратно сложили, собрали перчатки и ушанки – завершили дело.

Юрий Петрович поставил электрический чайник, достал из буфета колотый сахар, кружки.

Я думал: «Теперь никто не скажет, что наша работа – пустяк!»

Люська тоже старалась. Разлила заварку, подносила каждому чай, словно официантка.

– Пейте, пейте, – ласково говорила Люська. – Если хотите, могу погорячей и покрепче… Чай даёт человеку бодрость и силу, сама читала об этом в кондитерском магазине…

– Неплохо бы ещё чёрного хлебца, – помечтал Севка. – Готов спорить, я мог бы слопать буханку.

– А ты попробуй сахар с чаем вприкуску. Получается вроде закуски, – посоветовал вошедший с улицы Василий Иваныч.

– Здорово! – попробовал Севка. – И вкусно. И сытно.

Разговор незаметно опять повернулся к стройке. О чём ещё говорить рабочему человеку?!

Я спросил Юрия Петровича: что же мы станем делать дальше, ведь мусора в садике почти не осталось?

– Дело-то найдётся, – вздохнул Юрий Петрович. – Но нам не хватает умельца, человека с золотыми руками. Понимаете, когда садик сюда поедет, то нужно будет и полочку для цветов им сделать, и решётки для батарей, да мало ли что требуется при переездах. Столярные работы – это не в ваших силах…

– Да, – уныло кивнул Севка. – Столярные мы пока не можем. Если бы лекцию по астрономии, то я бы попросил своего деда…

И тут Федя сказал, волнуясь:

– Есть! Есть такой человек – золотые руки!

Все обернулись к Поликарпову.

– Этот нужный всем человек – мой папа, – показал на Василия Ивановича Федя. – Он всё умеет!

И тогда я подумал: «Как хорошо, что мы с Севкой сохранили тайну!»

– А как ты думаешь, Федя, папа твой согласится? – спросил Юрий Петрович, хитренько улыбнувшись, делая вид, что Василия Ивановича здесь нет.

Поликарпов-старший подхватил игру:

– Согласится, уж я его знаю.

Все стали аплодировать и смеяться.

И тогда поднялся мой закадычный друг Севка Байкин и от всей звёздочки сказал Поликарпову-старшему то, что каждый из нас думал:

– Уважаемый Василий Иванович! Вы всегда можете рассчитывать на нашу помощь.

– Спасибо, – сказал Поликарпов-старший и пожал рабочую руку Байкина.

* * *

Вечером я кормил Феньку, заставлял слизывать из ложечки кашу. Собака была очень слаба, всё ещё лежала на Мотькином коврике.

Мотька устроилась рядом на стареньком одеяле – она уступила больной своё место.

Зазвенел телефон. Пришлось подняться, снять трубку.

– Дырочкин?! – услыхал я взволнованный Севкин голос. – Собирайся! Бабушка идёт в хозяйственный магазин, ожидаются тяжелейшие покупки. Потребуется наша мужская помощь.

Я сразу вспомнил решение звёздочки.

– А ты предупредил, что я с вами?

– Конечно! – заверил Байкин. – Она будет очень тебе благодарна.

Итак, нужно было срочно собраться. Что мы должны нести, спрашивать, казалось, глупо: после уборки детского садика «Лисичка» трудностей я не боялся. Главное, мы теперь могли предъявить нашей вожатой немалый список общественно полезной работы.

* * *

Севкины дедушка и бабушка – это отдельный разговор. Севкин дедушка – знаменитый профессор какой-то очень серьёзной науки. Когда дедушка мыслит в своём кабинете, то все Байкины затихают, ходят на цыпочках по квартире: шорох мешает дедушкиным мыслям.

Бабушка Екатерина Константиновна – пенсионерка. Когда-то давно, до пенсии, говорят, она была химиком-лаборантом. Теперь она просто бабушка, другого о ней не скажешь. Просто маленькая старушка, чуть повыше Севки, кругленькая, как колобок.

Полдня бабушка ходит по магазинам, полдня готовит. Впрочем, пока она готовит, то успевает ещё и почитать. Её любимое чтение – детективы и истории про сыщиков и шпионов.

Почему у Севкиной бабушки интерес к шпионам, как у всех мальчишек, сказать трудно. Как-то мы с Севкой этот вопрос обсуждали: «Может, Екатерина Константиновна была химиком-лаборантом только для вида, а на самом деле она сыщик?» Но Севка решительно отверг моё предположение.

– Ты не представляешь, какая бабушка трусиха! Она же боится всего на свете. А если увидит таракана, то упадёт в обморок. Представляешь, – спрашивал у меня Севка, – что было бы с бабушкой, если бы она, сыщик, встретилась со шпионом?

Мы долго гоготали над Севкиным предположением.

Чтобы раздобыть очередной детектив, бабушка ходит в книгообмен, где такие же «детективщики», как она, обмениваются книгами.

Скажем, английский ты прочитаешь и его меняешь на шведский, шведский на австралийский, австралийский на кубинский, кубинский на польский, и так далее, и так далее, пока не захочется снова перечитать английский.

Если обмен удачный – у Севки праздник. И гуляй сколько хочешь, и спи сколько влезет, бабушка обо всём забывает, она читает.

При неудачном обмене одни упрёки. Я не хожу к Севке в гости в такие дни.

Утрами бабушка отправляется по магазинам, покупает продукты.

Идёт бабушка не спеша, всё делает медленно. Севка заявляет, что ходить с бабушкой – с ума рехнуться!

Например, выбирает бабушка капусту для щей. Все уже выбрали, а бабушка стоит и смотрит, обдумывает, какой взять кочешок. Один – не очень круглый. Другой – не очень крепкий. Осматривает кочан бабушка долго, жмёт его, пробует «на крепкость», взвешивает на ладони, точно делает для капусты какой-то особый анализ.

Севка утверждает, что он не раз поднимал восстание против бабушки.

– Или выбирай скорее! – предъявлял ультиматум Севка. – Или я укушу первый попавший кочан капусты, и тебя заставят его купить!

По дороге бабушкины волнения не кончаются. Она вздыхает, качает головой, продолжает сомневаться: тот ли взяла кочан?! Ту ли выбрала капусту?! Получатся у неё голубцы или нет?! Хорошо мясо для щей или не очень?!

Как все бабушки, Екатерина Константиновна частенько теряет свои очки. Вот только что они были, и их уже нигде нет.

Бабушка шарит по карманам пальто в коридоре, заглядывает в буфет, передвигает стулья.

Севка помнил, как однажды бабушка даже перелила щи из одной кастрюли в другую: проверяла, не сварила ли очки вместе с мясом.

Спас положение Севка. Он открыл последний бабушкин детектив и между страницами нашёл очки.

– Ну и растяпа! – признаётся бабушка.

Отыскав очки, Екатерина Константиновна успокаивается. Она надевает их, победно оглядывает комнату, точно видит её впервые, и смеётся.

Смех у бабушки тонкий, и если слушать бабушку с закрытыми глазами, то обязательно покажется, что это смеётся девчонка.

В конце концов оказывается, что кочан куплен отличный, а вот мясо – никуда! Ужасное ей подсунули мясо!

Бабушка отчаивается:

– Из такого мяса никто ничего путного не сварит! Что скажет дедушка?!

Дедушка – главный авторитет в семье. И Севкина мама, и Севкин папа, и Севкина бабушка стараются дедушку не огорчать.

Что бы ни произошло, что бы ни случилось, обязательно все пытаются мысленно представить, как к произошедшему событию может отнестись дедушка? Что он скажет?

Дедушкина улыбка – самый дорогой подарок.

При всём том дедушка не командир, не капризуля, он очень спокойный человек. Просто авторитет у дедушки грандиозный.

Кстати, по Севкиным наблюдениям, дедушка чаще всего даже не замечает бабушкиных стараний, из-за того что в его голове целый рой самых различных научных мыслей.

Было, скажем, такое…

Бабушка приготовила новое блюдо: мясо с гарниром из чернослива.

Сначала на стол поставили тарелку с тушёным черносливом. И пока бабушка хлопотала на кухне, вошёл дедушка, погружённый в свои научные расчёты, и, не заметив, съел весь чернослив.

Бабушка внесла изобретённое ею мясо и обнаружила, что чернослив исчез.

– А где же гарнир? – спросила бабушка.

– Гарнир? – удивился дедушка и поглядел на опустошённую им тарелку. – Первый раз слышу.

Вот как бывает! Дедушка проглотил бабушкину фантазию, ничего не заметив.

* * *

Итак, Севка и его бабушка уже ждали меня на улице, чтобы идти в магазин. Время было не позднее, послеобеденное.

– Сначала купим кастрюльку с длинной ручкой, – объяснила нам задачу бабушка, – потом забежим за картошкой – с вами я могу взять побольше – и домой. – Она благодарно нам улыбнулась. – С такими помощниками можно унести вдвое больше.

Она шла впереди, а мы с Севкой сзади.

– За кастрюльками нужно было бы пригласить Удалову, – сказал Севка. – Она наверняка знает, в каком магазине есть с самыми длинными ручками.

– Справимся сами! – возмутился я. – Думаешь, если Люська разливала нам чай на стройке, то она стала лучше?

Байкин вздохнул:

– Ничего я не считаю! Просто Удалова пока крупнейший специалист по вопросам торговли. И мы, Дырочкин, в этом должны честно признаться.

* * *

Хозяйственный магазин был буквально набит кастрюлями. Бабушка старалась пересмотреть все. Ни одна кастрюлька ей не подходила. То у кастрюльки обнаруживалась щербинка, то неровность, то чуть косо поставлена ручка.

Некоторое время я стоял рядом, ждал бабушкиного решения. А Севка сразу же исчез, я даже потерял его из виду. Он-то знал бабушку и понимал, что стоять около неё придётся долго.

Я пошёл поискать Севку.

Отдел кастрюль кончился, начались хрустальные вазы, целый стеллаж, а перед ним широкий прилавок. Вазы были самых различных форм и размеров.

Около прилавка скучала продавщица. Иногда продавщица отходила к кастрюлькам, где что-то обсуждала с другой продавщицей, вероятно своей подругой.

Севка стоял у прилавка с хрусталём и не отрывал взгляда от большой вазы.

Я подошёл к другу:

– Ты что, Байкин, хрусталя в жизни не видел? Глазеешь, будто девчонка…

Севка сказал с восторгом:

– Похоже на рыцарские шлемы!

Я пожал плечами, это задело Байкина.

– Вечно ты споришь! – возмутился он, перепутав меня с собой. – А форма?! А блеск?! Ты бывал в Эрмитаже в рыцарском отделе?!

– Фантазия у тебя!.. – похвалил я.

Видимо, мой комплиментик Байкину был приятен.

– А представляешь, – сказал Севка, сверкая глазами, – если бы в один прекрасный день я, ты и Федя въехали бы, как рыцари, с пиками и мечами верхом на лошадях в квартиру ветеринара?!

И Байкин сделал выпад, будто бы ветеринар уже стоял перед ним.

– На колени! – сурово потребовал он. – Просите прощенья?!

Севка говорил так, будто бы достать лошадь, мечи и пики трудностей не представляло. Можно было подумать, что лошади табунами пасутся на улицах Ленинграда, а старинные доспехи выдаются в ателье проката.

– Ну и где это ты найдёшь мечи, пики, щиты?!

– Пустяки! – сказал Байкин. – Ничего нет проще!

Он шагнул к связке длинных металлических карнизов, вытащил один, получилось вроде бы Байкин действительно с пикой.

Я оглянулся: продавщицы были заняты разговором и не обращали на нас внимания.

Севка времени даром не терял, подобрал для себя подходящий тазик. Ничего тут не скажешь, щит получился отменный.

– Могу звёздочку вооружить за одну секунду, готов спорить.

Спорить было не о чем.

– Все на борьбу с ветеринаром! – шёпотом воззвал Байкин. – Мы бы этому Кролику показали, как отказываться ехать к больному, как лечить за деньги! Я бы пощекотал его своей пикой!!! Я бы заставил его умолять о прощенье!!

И Севка сделал решительный выпад и пикой кольнул воображаемого ветеринара.

– Могу представить, как бы он заверещал от страха!..

Мы совершенно забыли за разговорами про Екатерину Константиновну.

* * *

Я оставил Севку в хрустальном отделе, а сам пошёл напомнить бабушке, где мы её ждём. Оказалось, Екатерина Константиновна уже стояла с кастрюлькой в кассу, но вдруг передумала и снова пошла в отдел, выбирать другую.

«Мы никогда, наверное, не уйдём отсюда, – вздохнул я про себя. – А нужно ведь ещё идти за картошкой».

За окном редкие хлопья мартовского снега медленно ложились на мокрый асфальт, таяли.

Мне захотелось показать Севке возникшую на улице красоту, кружащиеся и тающие снежинки, но Байкина на прежнем месте не оказалось.

Я пошёл его поискать, и тут нечто странное предстало перед моими глазами. «Марсианин!» – невольно подумал я.

На «марсианине» были Севкины вполне земные брюки и Севкины ботинки! Зато голова «марсианина» ярко сверкала.

«Да это же Севка в хрустальной вазе!» – сообразил я.

– Байкин, снимай сейчас же! Увидит продавщица! – бросился я к нему.

Тяжёлая ваза глубоко сидела на Севкиной голове, даже закрывала подбородок. Байкин поддерживал вазу руками.

Бабушка тоже увидела незнакомое чудовище в вазе и сразу понеслась к нам, расталкивая людей в проходе.

– Сева, что ты наделал?! – сердилась бабушка, хватаясь руками за вазу, вернее, за Севкину голову.

Ваза не поддавалась. Севка согнулся, и чем сильнее бабушка тянула вазу, тем активнее бодал бабушку Севка.

– Зачем ты её надел?! – причитала бабушка, стараясь освободить внука.

Севка сохранял спокойствие.

– Я рыцарь! – сообщил он бабушке из вазы. – Это мой шлем!

– Ты дурачок, а не рыцарь! – возмущалась бабушка. – Разве рыцари разгуливали в вазах!

Кажется, Севка и сам уже всё понимал. Впрочем, не понять случившегося было трудно. Севкин нос крепко держал вазу. Нос был как выступ.

Продавщица из отдела ваз, наговорившись с подругой, тем временем вернулась в свой отдел и… обомлела.

– А что покупатель делает в вазе?! – прошептала она. – Зачем он туда забрался?!

– Мальчик хотел поиграть… – виновато объясняла бабушка, дёргая за вазу.

– Как это поиграть?! Ваза стоит девяносто восемь рублей семьдесят копеек?! – говорила продавщица.

Услыхав про такую сумасшедшую сумму, бабушка ещё сильнее потянула вазу.

– Ты мне оторвёшь голову! – стонал Севка из вазы. – Ой, больно!

– Снимай сам, – советовал я.

– Не мучайте меня! Подождите! Я немного посижу в вазе! – умолял Севка.

В отдел прибывали люди. Тревожный гул нарастал со всех сторон. Каждому не терпелось извлечь Севку.

Появился директор, солидный человек с усами золотистого цвета и курчавой бородкой. Он медленно обошёл Севку в вазе.

Продавщица кинулась объяснять ситуацию.

– Гм! – обдумывал директор чрезвычайное Севкино положение. – Тянуть, кажется, бесполезно. Будем вывинчивать.

– Как… вывинчивать?! – с ужасом повторила бабушка, отпуская Севку.

– Крутить по часовой стрелке. – И директор показал нужное направление руками.

Он осмотрел магазин, увидел стол, на котором обычно заворачивают товары, и распорядился:

– Мальчика положим сюда… Вы, бабушка, держите пострадавшего за ноги, а я покрепче зажму вазу и буду медленно поворачивать её на голове, пока она не останется в моих руках…

– Кто она?! Голова?! – как эхо произнесла бабушка.

– Конечно, и такое возможно, – кивнул директор, – но я бы хотел всё-таки вывинтить вазу, а голову мальчик пусть уж носит. Она ему пригодится. – И прибавил: – Хотя было бы не худо, если бы его голова стала чуть умнее.

Директор повернул Севку к столу, на котором заворачивают товары.

Байкин шёл, как слепой, вытянув руки. Сквозь толстый хрусталь многое не рассмотришь. Да и тяжеленная эта ваза! Севкина голова опрокидывалась то назад, то вправо, то влево, – слабоватой для такого веса оказалась Севкина шея.

– Сюда, сюда! – подталкивал Байкина директор.

– Держись, Севка! – подбадривал я друга.

– Держусь! – донеслось из вазы. – Как считаешь, Дырочкин, если они меня не вывинтят, жить в вазе можно?

За меня ответил директор:

– Если не вывинтим, то вам, бабушка, придётся внести в кассу девяносто восемь рублей семьдесят копеек и мы охотно разобьём вазу. Молотков в нашем магазине полно.

– Но я не рассчитывала на такую большую трату! – проговорила бабушка, слегка бледнея. – Я шла за кастрюлькой!

Севка забрался на стол, стараясь лечь осторожно, но так стукнулся вазой, что хрусталь загудел.

– Хороший хрусталь! – похвалил директор. – Чешский! Слышите, какой чистый звук?!

Он поплевал на ладони, готовясь вывинчивать вазу.

– Ну, мальчик, – предупредил директор, – сейчас потянем. Конечно, будет слегка неприятно, может, больно, но нужно терпеть. Ты сам придумал себе эту пытку.

– Лежи, Севка, – шепнул я.

– Ле-ежу, – отозвалось из вазы.

– Значит, так, – продолжал директор. – Если твой нос слегка сплющится, не огорчайся. Красота для мужчины значения не имеет. Главное – ум и сила!

Севка не отзывался. Возможно, он был с директором не согласен.

– Начали! – скомандовал директор и медленно стал поворачивать вазу.

Вместе с вазой поворачивалась и Севкина голова. Когда директор повернул голову до предела, Севка заорал:

– Бо-о-ольно!

Пришлось ставить голову на прежнее место.

– Заплатили бы, уважаемая, в кассу девяносто восемь рублей семьдесят копеек и ваза ваша, – снова предложил директор. – А дальше делайте с хрусталём всё, что хотите.

– У меня нет с собой таких больших денег! – напомнила бабушка.

Севкино положение становилось крайне серьёзным.

– Но может, товарищ директор, вы посидите с моим внуком, а я съезжу в сберкассу? Нужно как-то освобождать человека.

– Почему я должен его караулить?! – возмутился директор. – У меня план! Покупатель! Продажа хозяйственных товаров! А если и другие начнут надевать мои вазы, как шляпы?!

Бабушка растерянно молчала.

– Екатерина Константиновна, – сообразили, – поезжайте в поликлинику к моей маме. А я посижу у директора как заложник.

– Мне нужен не ты, а ваза! – возмутился директор. – Или деньги. На другое я не согласен.

Народу набилось полно.

И все начали давать советы.

– Могу вам оставить паспорт, – оживилась бабушка после чьей-то подсказки.

– Нужно же иметь сердце!

– Пусть едут! – разрешил кто-то в толпе.

– Вы так можете довести бабушку до инфаркта!

– Что бабушку?! А ребёнка?!

– Вот если бы это был его мальчик!

Директор чесал затылок.

– Ладно, рискну, – сказал директор. – Давайте паспорт, пишите расписку. Но если в вазе окажутся царапины, то вы всё равно должны будете её купить. Испорченную мы не примем. Это вам не бутылка за двадцать копеек.

Бабушка была на всё согласна. Севкин вид разрывал её душу.

Наконец мы вывели Севку из магазина. Идти в вазе ему было совсем неудобно.

Люди шли рядом, давали советы:

– А вы бы обмотали ему голову шарфом и вели, как слепого. По крайней мере, никто ничего не спросит.

Севка на всё соглашался.

– Терпи, – утешал я. – Моя мама поможет.

– А если она не поможет?! Как я буду кормиться?! – канючил Севка.

Мне захотелось его рассмешить.

– Придётся ставить тебя на голову, а суп наливать в вазу, – сказал я.

Но Севку моё остроумие оскорбило. До поликлиники он брёл молча.

* * *

В детской поликлинике оказалось полно народу. Мамы и бабушки стояли в очереди в регистратуру, толпились у дверей кабинетов. Но стоило нам появиться, как очередь расступилась: такой «головы» никто никогда не видел.

– Простите, – мягко спросил маленький старичок в школьных ботинках. – У вашего мальчика голова в гипсе?

– В вазе, – ответила бабушка, ошарашив старичка.

– Какой такой вазе?

– В хрустальной, – пояснил я. – Девяносто восемь рублей семьдесят копеек штука.

– Девяносто восемь?! – ахнул старичок. – Нет, люди теперь живут не по средствам! Плохо им было в тёплых шапках?!

Я побежал к маминому кабинету, но, как оказалось, кто-то уже успел перепутать меня с Севкой.

Из маминого кабинета до меня долетело:

– Ваш мальчик попал в хрустальную вазу!

Резко отъехало кресло. Послышался цокот маминых каблучков. Дверь распахнулась.

– Ты?! – Мама будто бы не поверила своим глазам. – А ваза?!

– В вазе Севка!

Она всё поняла. Мы бросились вниз.

Севка покачивался на стуле под тяжестью хрустальной вазы. Он был похож на древнеегипетского фараона. Мешала только школьная форма: пиджак и брюки. Без брюк Севку от фараона не отличили бы.

– Екатерина Константиновна, – приняла на себя командование мама, – держите внука за голову и вперёд, к хирургическому кабинету. Сегодня принимает мой друг, доктор Кулябкин, он мастер золотые руки, лучший детский хирург района.

При слове «хирург» Севка вздрогнул:

– Я не хочу! Бабушка! Он мне отпилит голову! Я больше не буду!

– Не волнуйся, Сева, – успокоила Байкина моя мама. – Доктор Кулябкин сделает всё прекрасно!

И они повели Севку к хирургическому кабинету.

Мы с Екатериной Константиновной остались ждать в коридоре.

Бабушка считала свой пульс. Глаза у неё блестели. Она то и дело высказывала вслух свои мысли: «Какой ужасный, какой непослушный, какой трудный ребёнок!»

Стонов слышно не было. Возможно, Севку вынимали под общим наркозом.

Наконец дверь распахнулась, и на пороге появился чистенький, улыбающийся Севка с хрустальной вазой в руках. Он был похож на человека, вышедшего из ванной: розовые щёки, умытое лицо.

А главное – Севкин нос сидел на своём месте и не был сплющен. Да и ваза сверкала ещё ослепительнее.

– Сева?! – не поверила бабушка собственным глазам. – Тебя достали?!

– Нисколечко не было больно! – успокоил бабушку Севка. – Я даже не успел вскрикнуть.

Мы были в полном восторге.

– Благодарю вас, доктор Кулябкин! – Бабушка молитвенно сложила руки. – И вас, Ольга Алексеевна! Если бы вы знали, как я нервничала из-за внука?!

Бабушка обнимала Севку и всё спрашивала, как ему жилось в вазе и как его доставали.

– Да ничего, – говорил Севка. – Терпеть можно. Правда, чуть примяло уши.

– Уши можно разгладить, – уверяла бабушка.

– Не утюгом, надеюсь? – пошутил Севка.

– Какой, оказывается, остроумный мальчик сидел в хрустальной вазе! – смеялись люди.

И тут бабушка вспомнила про свой паспорт, под залог которого она получила внука в вазе. Нам нужно было успеть до закрытия магазина забрать документ.

– Идите, – заторопила нас мама, но мне тихо шепнула: – Не задерживайся, Саня. Постарайся быть сразу же дома. Тебя ждёт сюрприз…

– Какой?

Мама улыбнулась:

– Ну что ж это за сюрприз, если ты о нём заранее знаешь?..

* * *

Мы гордо несли вазу через весь магазин в кабинет директора.

Кажется, директор ещё не верил, что ваза к нему вернётся целой.

Он долго вертел её, придирчиво осматривая дно, и, не найдя царапин, вздохнул:

– Принимаю.

Мы получили бабушкин паспорт.

Домой шли весёлые. Севка болтал и болтал без умолку.

– Как это рыцари таскали такие тяжёлые доспехи и шлемы?! – поражался Байкин, ощупывая свою тонкую шею.

У парадной мы попрощались.

– Как-нибудь потом ещё поиграем? – нарочно спросил я.

Севка намёк понял, погрозил пальцем:

– Нет, Дырочкин, с меня хватит. Но ветеринара, готов спорить, мы с тобой всё-таки накажем…

Спорить мне не хотелось, и я вздохнул.

– Неплохо бы наказать, но только где его теперь повстречаешь…

* * *

Мама уже ждала меня дома. Открыла дверь, её глаза весело блестели. За маминой спиной прятался сюрприз, и этот сюрприз был… папа!

Так начинался праздник! О чём только мы не переговорили в тот вечер!

Я рассказал папе про Севку, очутившегося в хрустальной вазе. И папа долго и весело смеялся.

Потом папа рассказывал мне и маме про свои встречи с охотниками на Камчатке, с рыбаками на Сахалине, с оленеводами на Чукотке.

– Кого ты только не повидал, где только не побывал! – поражалась мама.

А как было не рассказать папе нашу главную новость – работу на стройке?!

– Какой же молодец такое придумал?! – воскликнул папа.

И я тогда рассказал ему о нашем знакомстве с Юрием Петровичем, о его удивительной квартире: о тренажёрах, эспандерах, шведской стенке. И о том, как мы под его руководством убирали наш детский садик «Лисичка».

– А как бы мне познакомиться, Саня, с этим замечательным человеком? – спросил папа.

– Ничего нет проще! – пообещал я.

Мы говорили и говорили: сколько, оказывается, серьёзных событий набралось в нашей семье за месяц! Вот хотя бы больная Фенька, как ему было не рассказать всю печальную историю этой собаки?!

О Поликарпове-старшем, конечно, рассказывала мама. Папа внимательно слушал, и, когда он хмурился, лоб его пересекала вертикальная складка, а в глазах отражалась печаль.

– В одиночку Василию Иванычу не поможешь, – вздохнул папа. – Хотя, думаю, он человек не пропащий, раз сам явился на стройку. Работа в «Лисичке» немалого стоит, сейчас бы самое время поддержать человека…

Я спросил:

– Как поддержать? Что ты предлагаешь? Мы готовы…

Папа думал.

– А что, если собрать родителей ребят вашей звёздочки? И серьёзно обсудить все острые вопросы…

– Да, да, конечно! – воскликнула мама. – Организуем «родительскую звёздочку». Взрослые могут сделать то, что детям пока не под силу. Не откладывая, в субботу и соберёмся.

Затем папа и мама пересчитали членов нового родительского коллектива.

– Екатерина Константиновна Байкина, – начал папа. – Шистикова Мария Васильевна, дедушка Миши Фешина, бабушка Бойцовой, это очень активные люди.

– Удаловы, – подсказала мама, – двое.

Я промолчал. Мы, конечно, не имели права исключать Люську, но и забывать её поведения не хотелось. У меня ещё Люська полного прощения не заслужила.

– Не забудь Поликарповых, – говорила мама. – Их тоже двое.

– Поликарпов Василий Иваныч – важнейшая для родительской звёздочки фигура, – кивал папа.

Составили текст:

«Уважаемые родители!

20 марта, в субботу, в квартире Дырочкиных состоится первое собрание родителей октябрят одной звёздочки.

Встреча состоится в 18 часов.

Повестка:

1. Создание «родительской звёздочки».

2. Планы на весенние каникулы.

3. Разное».

Мама сказала:

– Саня разнесёт эти повестки, а вот к Юрию Петровичу мы зайдём всей семьёй. С Юрием Петровичем, надеюсь, нас познакомишь ты, Саня.

– С Юрия Петровича и начнём, – охотно согласился я.

* * *

Юрия Петровича дома не оказалось.

На улице уже сморкалось. Быстро приближался вечер. За высоким забором, на стройке зажглось несколько лампочек, они тускло осветили дорогу…

– Вдруг Юрий Петрович сейчас в «Лисичке»? – сказал папа, разглядывая свет в нижних окнах нового здания. – Схожу-ка я, погляжу, кто там?..

– А Саня тем временем разнесёт повестки, – сказала мама. – А я домой.

Так и решили.

Я быстро обошёл всех своих, распихал листки по почтовым ящикам и побежал домой. Честно сказать, я торопился. Хотелось узнать новости от папы.

К моему удивлению, папы дома не оказалось, он ещё не вернулся.

Мама накормила меня, потом Мотьку и Феньку. И всё время она останавливалась, прислушивалась к шуму на лестнице. Лифт ходил, но двери хлопали на нижних этажах. Мама явно беспокоилась.

– А не прогуляться ли нам до стройки? – наконец не выдержала ожидания мама. – Куда мог пропасть наш папа? Я начинаю волноваться…

– Давай сходим, – согласился я.

…В помещении «Лисички» горел свет. Мы с мамой поднялись на крыльцо и в широком окне вестибюля будущего садика, к полной своей неожиданности, увидели… Василия Иваныча Поликарпова, а с ним нашего папу.

Поликарпов-старший пилил доску, устроив её между двумя расставленными табуретками. Пила ровно входила в дерево, оставляя за собой тонкую полоску, будто бы по линейке. Левым коленом Поликарпов прижимал доску к табуреткам, другой её конец придерживал папа.

Потом папа приставил обрезанную часть доски к стенке, замерил, что-то отметил карандашом и снова понёс к Василию Иванычу.

Поликарпов-старший кивнул, соглашаясь с папой, и стал отпиливать неширокую полоску.

Ну и ловко же он работал! Не зря Федя говорил, что у его отца – золотые руки!

Вошёл Юрий Петрович, поднял доску на уровень глаз и будто бы прицелился из неё, как из ружья. Одобрительно кивнул и поставил в сторонку. Видимо, мужчины выполнили его задание на отлично. По крайней мере, Юрий Петрович показал им обоим большой палец.

Мама шёпотом окликнула меня:

– Пошли, Саня. Не будем мужчин отвлекать от дела. Пусть трудятся вместо, это так важно!..

* * *

Сегодня первым в расписании – урок музыки. Мы собрались у музыкального кабинета.

Вера Альбертовна ждала, когда мы выстроимся, чтобы ввести нас в класс.

Наконец все расселись, приняли «позу слушателя» – так Вера Альбертовна называет нашу музыкальную настроенность.

Всем положено сосредоточиться, но мне сосредоточиться не удаётся: новости меня просто распирают.

Я зорко слежу за Севкой.

Байкин вертится. Ищет мой взгляд. Я понимаю: Севка утром обнаружил повестку и разволновался: как же могло случиться, что новое дело придумано и начато без него?! И потом, что такое «родительская звёздочка»?! Зачем она нужна?! Попробуй усидеть, если ответа не знаешь.

Майка толкает меня в бок, но я делаю вид, что важнее урока музыки ничего для меня не существует.

– Зачем вызываете мою маму? – пристаёт Майка.

– Эй, Дырочкин! – шепчет Фешин. – Мой дедушка вечером не сможет. У него работа в театре.

Люська грозит кулаком Байкину, видимо, считает собрание «родительской звёздочки» Севкиным вредным делом. Бедный Байкин!

Невозмутима одна Татка. Пение – её любимый предмет. Татка схватывает мелодию на лету и поёт так, что Вера Альбертовна от удовольствия краснеет. Татка – талант, это всем известно.

Продолжаю делать вид, что слушаю музыку.

Я так внимателен и сосредоточен, что Вера Альбертовна ставит меня в пример.

– Почему вертитесь?! – одёргивает она ребят. – Может ведь Дырочкин сидеть спокойно?!