Текст книги "Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 2 (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Тот, с кем он говорил, задумался. Явно не зная, к какому решению склониться.

– В общем, решайте сами. Или этот ваш преподаватель молчит о личном конфликте с пацаном – а всё остальное пусть разбирают по закону. Мы с вами не лезем. – Оябуну надоело тратить время на повторение уже сказанного. – Джентльменское соглашение. Либо, если ваш человек обвиняет нашего пацана, то наш сходит в тюрьму. На какое-то время. Скорее всего, только до суда, – здесь Гэнки немного блефовал, но именно что немного. – Однако в этом случае мы считаем свои руки развязанными. И наводить порядок будем всеми доступными средствами.

Не прощаясь, он разорвал соединение.

Если мыслить прагматично и цинично, младший Асада предоставил неубиваемые козыри.

Что бы ни решила противоположная сторона, лично он выиграет в любом случае.

_________

продолжение планирую завтра в первой половине дня

Глава 21

– Эй, у тебя входящий! Стол дымится! – всунувший голову сквозь приоткрытую дверь коллега четко дал понять, что закончить упражнение не позволит.

Инспектор Садатоши, вздохнув, выпрямился и опустил руки. Последнее время сидячая работа и не самый здоровый образ жизни давали о себе знать: пару раз в день теперь приходится заниматься лечебной гимнастикой.

Без этого боли в поясничном отделе позвоночника иногда даже мешают уснуть. Нейро-концентратор говорит что-то о недостатке кальция, но глотать пилюли в этом возрасте неохота.

– Оно что, настолько срочное, что не подождёт пять-семь минут? – недовольно проворчал он, на самом деле уже направляясь к двери.

– Коллеги, – индифферентно пожал плечами товарищ по работе. – Не дозвонятся тебе – начнут меня теребить. А у меня через две минуты созвон сам помнишь с кем, – второй инспектор многозначительно указал пальцем в сторону большого панорамного окна.

Хидэоми, скользнул взглядом по экрану, еще раз вздохнул и принял вызов.

– Кобан номер... территория Академии Тамагава... Старший офицер Хонма... – бодро затарахтел другой коллега, строящий головокружительную карьеру в одной из сотен стационарных будок, рассыпанных по городу и агломерации.

– Что случилось? – Садатоши, в принципе, уже предполагал ответ на свой вопрос.

Поскольку на заднем плане увидел маячащую физиономию одного белобрысого гайдзина.

Но уточнить всё равно стоило.

– Есть факт обвинения от лица, заявляющего, что имело место нарушение закона. Есть нежелание обвиненного комментировать это обвинение. Масахиро Асада, несовершеннолетний, сослался на вас во время первичного опроса. – В этом вместе взгляд невысокого званием коллеги вильнул в сторону.

– Ну-ка, дай мне поговорить с этим нарушителем, – быстро принял решение Садатоши. – По общей, при всех, выходить никуда не надо, – опередил он движение не в меру рьяного младшего чина.

– Коротко, в течение тридцати секунд. Что случилось? – Хидэоми здраво рассудил, что абсолютно всех прочих фигурантов, если потребуется, он легко застанет и опросит в любой момент хоть и завтра, хоть и по телефону.

А вот если младший Асада натворил что-то серьёзное, то для разговора с ним, возможно, уже через несколько часов придётся оформлять специальные документы. Ехать на другой конец города.

Потому что в заведениях для досудебного содержания под стражей несовершеннолетних даже сотрудника девятого бюро не пустят по одному лишь удостоверению.

– Я могу просить вас прибыть сюда лично, для разбирательства? – спокойно, как ни в чём ни бывало, заявил малолетний отщепенец.

– Ты решил, что можешь мне теперь ставить задачи? – не выказывая никаких эмоций, Садатоши лишь вопросительно поднял левую бровь.

– Мне кажется, имеет место конфликт сразу трех групп интересов. Причём из Семьи, – школьник выделил интонацией последнее слово, – только я один. Остальные – самые обычные, ничем не примечательные граждане.

– Мне нет дела до проблем, которые меня не касаются, – безукоризненно вежливо постарался отбояриться полицейский.

Хотя уже чувствовал, что придётся ехать. Такие моменты, как ни печально, являлись частью его работы и достаточно подробно оговаривались в различных инструкциях.

– Инспектор, боюсь, в случае официального разбирательства без знания вашей специфики, могут быть допущены ошибки. – Настойчиво набычился парень. – Я вынужден буду защищать справедливость так, как считаю нужным. И как меня учат в семье. Я очень прошу вашей помощи не лично, ради себя...

– Ну давай, расскажи о всемирной справедливости, – весело фыркнул Садатоши, невежливо перебивая собеседника.

-... а хотя бы ради шестнадцатилетней девчонки, которой пятеро мудаков сломали позвоночник. И которая сейчас в реанимации, без внятных перспектив, когда её оттуда отпустят. – Асада, завершив пассаж, выжидательно уставился на стража порядка.

– Кажется, у кого-то работы прибавилось, – весело подал голос сбоку коллега, который слышал разговор, хотя и не попадал в кадр.

Хидэоми глубоко вздохнул. Соседа по кабинету хотелось обругать, но этого явно не стоило делать при свидетелях.

– Офицер, никого не выпускать, никуда не расходиться. Ждать меня, – принял достаточно очевидное решение один из сотрудников девятого бюро, разрывая соединение. После чего повернулся к коллеге. – Я в Тамагава, в системе отмечусь по дороге.

*********

Садатоши предсказуемо не обрадовался моей просьбе подъехать.

С другой стороны, насколько я сумел разобраться в причинно-следственных связях, для первичной квалификации дела у него тоже есть полномочия.

Об этом не говорят вслух, но девятое бюро – это палка о двух концах. Инструмент, который призван не только сдерживать якудзу.

Инспектор с коллегами, помимо того, что не дают распоясаться коллегам отца, ещё и тщательно следят за соблюдением законности в адрес самих Семей. Насколько я увидел из источников массовой информации (включая сайт департамента полиции Токио), альтруизмом здесь не пахнет. Просто здравый смысл государства периодически способен перевесить голую букву закона, тщательно соблюдая его дух.

Если простые недобросовестные граждане допускают лишнего в адрес любой из Семей, они рискуют нарваться на очень жёсткий встречный ответ. Тоже далёкий как от законности, так и от гуманизма.

А беспорядки на улицах, ночная резня в тёмных местах, прочие возможные прелести никому не нужны.

Об этом не говорилось прямо, но я очень хорошо понял, плюс подсказала Цубаса: с офисом прокуроров, они же общественные обвинители и прослойка между нами и судами, лучше общаться через своего куратора.

Так-то, теоретически, этот самый институт полицейского кураторства не существует. Формально, на бумаге.

Но всегда есть личные знакомства и связи, которые, как минимум, могут посодействовать объективности рассмотрения твоего дела.

_________

Садатоши прибывает через долгие полтора часа. И, не приветствуя никого отдельно, сразу переходит к делу.

– Что произошло? – он обращается к одному из местных полицейских, на постоянной основе сидящих в будке на территории.

– Заявитель вот, – тот коротко кивает в сторону начальника образовательного процесса. – Предварительное заявление я с планшета уже загрузил в систему.

– Вижу механические повреждения техники, – сотрудник девятого бюро, похоже, мгновенно заметил разбитый мной монитор. – Больше ничего не вижу. В чём вы обвиняете своего ученика? – спрашивает он горе-педагога.

– В физическом нападении на меня и в применении насилия в мой адрес, – взгляд Кавасимы полон тоски и печали.

Ему явно неприятно признаваться в случившемся, но от него так и разит непреклонной решимостью.

– Тебе есть что ответить по существу обвинения? – Садатоши поворачивается ко мне.

– Только два момента. Даже, пожалуй, больше чем два. Первое. Я бы очень хотел увидеть доказательную базу по теме. Второе. Я считаю, что имеет место злой умысел со стороны начальника образовательного процесса. Он сознательно пытается вывести из-под обвинения чистую уголовщину... – дальше коротко пересказываю свою версию перелома позвонка Икару. – Это были парни со спортивного отделения, плюс один мастер каратэ из моего класса. Они просто выбросили девчонку с балкона третьего этажа вниз, в холл. На каменные полы. Она сейчас в реанимации и перспективы крайне неоднозначные.

– Ты каким местом к этому происшествию? – абсолютно бесстрастно уточняет представитель девятки. – И как это связано с обвинением в твой адрес?

– Икару – мой друг. Вы лучше других способны понять все обязательства, которые этот факт налагает на меня в данных обстоятельствах.

– Якудза... , – злобно шипит Кавасима со своего места.

– Я бы попросил вас воздержаться от ярлыков, – абсолютно спокойно останавливает его жестом Садатоши, после чего снова обращается ко мне. – Я берусь за это дело. На всякий случай, чтобы ни у кого не осталось разных интересных мыслей либо собственных трактовок. Департамент токийской полиции, в моём лице, считает: заявление о преступлении Масахиро Асады является частью более сложного процесса. – Он обводит взглядом всех присутствующих. – Предположительно, оно может быть связано с другим правонарушением, и не может рассматриваться отдельно. Со своей стороны, гарантирую полную объективность досудебного расследования. В обеспечение этого своего заявления, согласно статье... , параллельно будет проводиться независимое расследование. Офисом прокурора этой территориальной подведомственности...

Насколько я понимаю, инспектор сейчас зачитывает какие-то стандартные формулы, призванные поставить стороны в равные условия.

Лично мне выгодно тянуть время. Я понимаю, что босс отца может не сразу позвонить начальству абсолютно справедливо пострадавшего преподавателя.

Также, начальник избирательного штаба конкурирующей партии тоже может не сразу принять решение. Либо – он должен будет его каким-то образом оформлять или согласовывать. Что тоже занимает время.

Сам же Кавасима закусил удила и больше всего жаждет возмездия в мой адрес. Такое впечатление, что эта проблема его сейчас беспокоит сильнее прочего.

Вижу, что ждать от него объективности в адрес Икару – пустая надежда.

Он, кстати, делая вид, что общается, старательно и лихорадочно пытается чего-то добиться от своего смартфона.

Я уже понял, что неглупый совет Цубасы разбить монитор именно сейчас лишает его возможности оперативно отредактировать некоторые архивы.

С другой стороны, а какого чёрта... Если ему можно, то чем я хуже?

Недолго думая, извлекаю свой смартфон и открываю мессенджер.

*********

Диалог в приватном чате.

– что творишь?

– ооо, привееет :)) За твоей сестрицей наблюдаю.

– как успехи?

– нейро-концентратор почистили. Левых команд с него не поступает. Пытается периодически, как мне кажется, распаковаться какое-то странное расширение со смартфона, но я пресекаю, хе-хе. Ей сейчас только много пить надо, интоксикация сама спадёт. Ты как? Ещё не в тюряге? :-D

– да тьфу на тебя! Совсем с ума сошла?! 0_0

– эээ, шучу же! :)) понятно, что если пишешь, то ничего тебе не сделали.

– ааа, не подумал... Сидим в кабинете Кавасимы. Ждём моего адвоката, он же юрист от отцовского босса. И сотрудника прокуратуры тоже ждём – чтобы разбираться с обвинениями друг другу. А то мне полиция заявила, что я не могу от имени Икару заявления подавать. О, ещё родители физкультурников на меня пока ничего не подали. Так что, заявление нашего великого педагога о моем насилии в их адрес тоже пока только слова...

– они, возможно, и не подадут: мне всегда казалось, что у Сэя левые расширения есть.

– это на что-то влияет в нашей ситуации?

– ты тормоз. Да. Если выяснится, что это запрещённый программный продукт, то при добросовестной работе этого самого общественного обвинителя, которого ты ждёшь, возможны очень серьезные последствия. Без деталей здесь! ^¿^ это всё из новостей?

– да. Ааа, ещё Мивако обещала подъехать. Вроде бы даже уже едет, только я не понял, куда. Сюда – или сразу в прокуратуру.

– а она там зачем??? ^¿^ ???

– отец недоступен. Сестрица у тебя на руках. Мать в положении, чего ей сюда переться? А кто-то из взрослых нужен.

– о, так вот куда Кога засобиралась, оказывается... твой знакомый из девятого бюро дело взял?

– да. Но он говорит, что требует параллельного независимого расследования от этих самых прокуроров. Как бы, дублирование функций. Не знаю, зачем.

– это нормально. Не парься. Потом объясню.

– слушай, а как ты ухитряешься так быстро печатать??? У меня в три раза дольше почему-то выходит!

– :)))))))) значок клавиатуры в правом нижнем углу экрана видишь?

– да.

– это голосовой ввод. У меня, в отличие от тебя, полиции рядом нет :))))

– так ты голосом диктуешь?!!

– ... а ведь я сейчас ржу. Хотя у меня и больная рядом. Маса, тебе говорили, что ты чертовски продвинут в обращении с техникой?

– нет. Пока никто не говорили.

– и не скажут :))))) ы-ы-ы...А если скажут – ты не верь :)))

– так, отбой. Прокуроры приехали.

– эй, ты что, ушёл со связи?!! Напиши, когда что-то прояснится... Если прояснится... Если сможешь писать... :'-(

*********

В самый последний момент у него возникли опасения.

Юто Кавасима сообразил, что некоторые файлы со своего рабочего места лучше было бы удалить. Понятно, что, теоретически, автоматические копии лежали на сервере обеспечивающей компании, и не только там. Плюс, не в единственном экземпляре.

Но существовали и неизвестные широкому кругу обстоятельства. Он был более чем уверен: без его личного одобрения, ни прокурорское, ни любое иное расследование реальных записей не получит (под реальными имеются в виду материалы, пригодные в качестве доказательства в суде).

Разбитый негодяем монитор стал смешной помехой, которая не позволяла сейчас на всякий случай убрать ненужное уже из личного архива.

По ряду процессуальных моментов, в качестве доказательств, эти файлы были бы успешно оспорены любым мало-мальски неглупым адвокатом. Юто позаботился об этом заранее, на всякий случай, когда только принимал дела по системе видеонаблюдения.

Но зачем лишние неприятности и тревоги, если их легко можно избежать? Тем более что выемка и восстановление требуют особых процессуальных оснований в данном случае (которых он не собирался предоставлять противной стороне даже в виде шанса).

К счастью, экран удалось заменить собственным смартфоном. Войдя с его помощью во все нужные директории.

Когда прибыли представители прокуратуры, начальник образовательного процесса смотрел на всех присутствующих чуть свысока и с видимым снисхождением.

*********

Пока дописываю, цена на впроцессник 99рр.

Затем будет повышена.

Глава 22

– Приветствую. А вы здесь по какому поводу? – представитель прокуратуры протянул руку одному лишь инспектору.

Он знал, что его вызвали в Тамагава от имени девятого бюро; но не знал, почему.

– Вам официально? – Садатоши не договорил, но было понятно, что за кадром осталось «...или правду?».

– Второе, – мгновенно уловил намёк общественный обвинитель.

– Парень – член семьи кое-кого из Семьи. – Абсолютно не стесняясь присутствующих, пояснил полицейский. – Он сразу вызвал меня, экономя время департаменту полиции.

Правоохранители не говорили сейчас вслух всего контекста, отлично понимая друг друга с полуслова.

Так, сотрудник прокуратуры на автомате сообразил: даже если местные герои кобана передали бы заявление по каналам криминальной полиции, после сверки фамилии фигуранта со списками базы дело в итоге всё равно финишировало бы в здании борцов с якудзой.

А так, получается, школьник прокомментировал полицейским заявление на самого себя. Экономя время.

– Как трогательно и заботливо с его стороны, – еле слышно фыркнул себе под нос представитель общественного обвинения.

– Он вообще очень рациональный мальчик, – в тон ему слабо улыбнулся Хидэоми. – У меня уже есть своё мнение, включая предварительную квалификацию дела. Но я предвижу серьёзные досудебные дебаты, в том числе, в вашем офисе. Несовершеннолетние, Семья пацана... – полицейский многозначительно поиграл бровями. – Чтобы не допустить ошибок либо взаимоисключающих трактовок, предлагаю вашему ведомству сразу инициировать независимое расследование.

– У кого-либо из присутствующих есть возражения? – сотрудник прокуратуры, не теряя времени, посмотрел по очереди на педагога и школьника.

– Ждем моего юриста и законного представителя, – дисциплинированно поднял руку учащийся по фамилии Асада (как явствовало из заполненных местным стационарным постом электронных документов).

– Я бы пока, в рамках неофициального разговора, без протокола предложил пообщаться. – Уверенно ответил сотрудник прокуратуры пацану.

Садатоши понял его намерение и промолчал.

Дело в том, что у учеников с учителями достаточно регулярно случаются различные инциденты, по всей стране. Некоторые из них, в свою очередь, заканчиваются вызовом полиции.

Однако, после профилактических бесед и реального сбора характеристик, очень часто удается ограничиться тем наказанием, которое в ювенальной юстиции именуется «профилактическая беседа по предупреждению рецидивов». В принципе, даже приговоры суда есть с такой мерой наказания.

– Я не возражаю, – кажется, гайдзин или игнорировал правила приличия, или никогда не знал о них.

По-хорошему, первым должен был ответить начальник образовательного процесса.

– Мои обвинения в его адрес могут быть каким-то образом дезавуированы? Если я выдвину их сейчас, в отсутствие его взрослых представителей? – мгновенно сориентировался преподаватель.

– Нет, – коротко и однозначно ответил общественный обвинитель. – Вы сейчас вводите в курс дела меня. Это не судебные дебаты, не очная ставка в процессе дознания, вообще не процессуальные действия.

– Прелюдия к оным, – подсказал со своего места Хидэоми.

Вообще-то, его коллега из прокуратуры сейчас лукавил. Но в целях экономии времени, можно было пойти и таким путём, тем более что ни о какой предварительной предвзятости дознания речь не шла.

– Он избил меня в моём кабинете. – Твёрдо заявил преподаватель.

Было видно, что эти слова даются ему с трудом.

– Кроме того, его одноклассник находится в больнице с кровоизлиянием в мозг, не знаю, как это сказать по-научному. – Продолжил Садатоши. – Он, – кивок в сторону белобрысого ученика европейской внешности, – немотивированно напал на пятерых учащихся старшей школы, нанес им достаточно серьёзные травмы.

– Орудие? – коротко поинтересовался обвинитель, сверившись с показаниями своего планшета.

– Я не знаю, – с досадой в голосе констатировал педагог. – Учащиеся утверждают, что драка голыми руками. Но что это меняет?

Хидэоми не стал сдерживаться и весело фыркнул, стараясь звучать потише.

– Давайте по порядку, – поморщился представитель прокуратуры. – Где заявление пострадавших учеников? Вернее, их законных представителей?

– У меня ничего нет, – Садатоши быстро поднял вверх пустые ладони. – Меня вон наши вызвали, из-за якобы драки в этом кабинете. – Он кивнул на офицера кобана. – А кстати, и правда. Где официальные заявления остальных пострадавших?

Взгляды правоохранителей скрестились на начальнике образовательного процесса академии.

– Насколько я знаю, эти заявления ещё не были написаны. – Вынуждено признал тот. – Но я более чем уверен, что за ними дело не встанет.

– Звоните, – предложил общественный обвинитель. – Звоните родителям прямо сейчас. Пусть шлют в электронном виде, заверяют собственными цифровыми подписями.

– Моего слова недостаточно? – многозначительно поднял бровь преподаватель. – Если постараюсь, я даже видеофайл найду.

– Ну и я тогда прошу открыть дело на основании моего слова, – мгновенно среагировал белобрысый. – Икару выбросили с третьего этажа эти самые пятеро. Её родители сейчас вместе с ней в реанимации, перелом позвоночника. Ушибы внутренних органов. Сотрясение мозга, кажется, с кровоизлияниями... Они просто физически не успели написать заявления. Мы дружим, поэтому я в курсе! – упредил он неизбежные вопросы правоохранителей.

– Мы не будем забегать вперёд, инициируя производство авансом, – мягко ответил и ученику, и учителю сотрудник прокуратуры. – Лично мой опыт говорит, что в некоторых случаях закон надо соблюдать безукоризненно.

– Если нет заявлений от пострадавших, а сами они живы; их дееспособные законные представители в состоянии выполнять свои процессуальные функции; то дознание не видит оснований для квалификации обвинения, – перевёл на понятный язык Садатоши.

– Давайте лучше разберемся, что тут между вами произошло, – нейтрально предложил его коллега, косясь на разбитый монитор на учительском столе.

– Я уже говорил предварительно, – снова вылез первым учащийся, пожимая плечами. – Беру пятую поправку. Вы же не думаете, что я буду свидетельствовать против самого себя? Допустим даже, только допустим, – он многозначительно поднял палец, – что за позицией уважаемого господина Кавасима стоят какие-то реальные основания.

– Какой грамотный парень, – весело хохотнул общественный обвинитель, переглянувшись с полицейским.

– Доказывать нужно вину, а не невиновность, – вздохнул белобрысый. – Азы юриспруденции. Презумпция невиновности. Я, честно говоря, не имею опыта подобных разбирательств. Возможно, мои юрист и жена отца, когда приедут, как сказал преподаватель, дезавуируют мои слова. Но лично я бы сейчас, по целому ряду личных моментов, очень хотел услышать какие-либо более серьёзные свидетельства собственной вины, чем просто слово против слова.

– Слово против слова? – зеркально повторил последнюю фразу представитель прокуратуры.

Он уже справился с неуместным весельем и выглядел бесстрастным и безэмоциональным.

– Ну да. Моё слово против его слова, что не так? – заозирался по сторонам Асада.

Правоохранители, снова переглянувшись, оставили последнюю ремарку без ответа.

– Я действительно вынужден у вас запросить какие-либо подтверждения ваших слов, – словно извиняясь обратился к педагогу общественный обвинитель. – Вот что имею ввиду...

_________

Там же, через некоторое время.

– ... медицинскую экспертизу можно будет сделать в нашем здании. Попутно, снимается вопрос её валидности в качестве судебного доказательства. – Представитель прокуратуры, не мигая, смотрел на Кавасиму. – Забегая вперёд. Даже если медицинское заключение совпадет с вашими заявлениями, я пока не вижу, как привязывать указанного вами исполнителя к вашему диагнозу. У вас ведется видеозапись в кабинете?

– А сам факт нападения учащегося на меня не является противозаконным?

– Если он вас похлопал газетой по затылку, это хулиганство, – пожал плечами правоохранитель. – Можете исключить его из своего учебного заведения. Через суд добиться запрета, чтобы он приближался к воротам. Принципиален вопрос тяжести нанесенных повреждений.

– Еще штраф можно выдавить из родителей, – подал голос со своего места полицейский. – Если газетой по затылку.

– Да, точно. Ещё штраф.

– Это неслыханно... – было видно, что преподаватель пребывает в явном волнении. – То есть, даже видеозапись того, как он меня избивает, не будет являться доказательством его вины?!

– Факта вины – будет, её степени – нет. А где сама запись? – мгновенно вцепился в последнюю фразу сотрудник прокуратуры. – Вы пока только говорите о ней, но я её ещё не увидел.

– Вы же сами сказали, что это только предварительная беседа? Не процессуальные действия, – парировал начальник образовательного процесса. – Тем более, пока нет законных представителей несовершеннолетнего...

– Они сейчас будут, – подал со своего места голос Асада. – Мне жена отца написала только что. Господа правоохранители, а я могу задать вопрос со своей стороны?

– Да, конечно, – спохватился за двоих Садатоши.

– Мой вопрос прост. Допустим, уважаемый педагог предъявляет видеозапись, где мои кулаки выбивают пыль из его пиджака. А как вы будете доказывать, что имел место жесткий контакт?

– Ты о чем? – заинтересованно вскинулся общественный обвинитель.

– Ну, допустим, я только имитировал удары, – пояснил пацан. – Вот так.

Он встал, подошёл к Хидэоми и выбросил вперед кулак. Плотно касаясь костяшками плеча полицейского сквозь ткань пиджака, но не нанося самого удара.

– На записи это может выглядеть, как удар. А на самом деле я же вас не бил, – пояснил белобрысый.

– Возвращаемся к первому пункту. – Вздохнул сотрудник прокуратуры. – Да. Без медицинского освидетельствования такая видеозапись весит немного. Но это и с самого начала было понятно...

*********

Кавасима был практически взбешен, хотя и не подавал виду. Происходящее было настолько диким, что не укладывалось в голове.

А что, если эта долбаная экспертиза заявит, что он почти здоров? Кстати, если не считать ощущающихся синяков, вроде как и правда серьезных нарушений в организме не было.

Эта белобрысая тварь что, отделается профилактической беседой? И штрафом, в самом лучшем случае? Вернее, для него – в худшем.

Господи, какое унижение... Хорошо ещё, что запись доставать не стал. Сейчас, после прояснившейся ситуации, выглядел бы идиотом.

Чёрт, ну почему нет заявлений от пострадавших? Он же лично обзвонил родителей только что!

Ладно, спортивное отделение. Теоретически, тех ещё можно понять. Травмы заживут – а вот репутация, что их отделал один математик, будет волочиться следом долго.

Но как насчёт Нагано?! Он же реально в коме! Куда смотрят родители?!

В этот момент зазвонил его смартфон.

Скользнув взглядом по экрану, педагог подобрался: его вызывал заместитель начальника избирательного штаба.

– Я должен ответить, – кивнул он присутствующим и, поднявшись, вышел из кабинета.

– Я на минуту. – Звонивший явно не заморачивался приличиями и этикетом. – Шеф просит тебя не выдвигать личных обвинение против пацана. Что бы там между вами ни случилось.

– Как так? – растерялся Юто.

– Ты меня услышал?

– Да.

– Подробности при встрече, – далее товарищ по партии просто повесил трубку.

– Да что же такое?! – в бессилии простонал начальник образовательного процесса сам себе, пользуясь пустотой коридора.

Одновременно с этими его словами, раздался звук ещё одного вызова.

Поговорив со вторым звонящем буквально полторы минуты, Кавасима сменил выражение лица на злорадное.

Удовлетворённо прокрутив в голове новости, он решительно направился обратно в кабинет.

Родители Сэя Нагано не просто наконец подали иск, а были настроены бороться непримиримо и до конца. Ресурсы в семье были.

У начальника образовательного процесса мелькнула мысль, что кто-то подогревал эту ситуацию со стороны. Но он, в отсутствие информации, не имел ни малейшего понятия ни об интересах семьи Ходзё на будущих выборах, ни о личной позиции одной достаточно непростой девицы.

Мао Курата, узнав о случившемся c её новым молодым парнем от его родителей, тоже решительно нажала на кое-какие доступные ей рычаги.

*********

Как ни смешно, но в местном своеобразном обществе реальных прав у личности хватает с запасом. Не хотелось бы сравнивать с кое-каким другим опытом, да...

Я, честно говоря, не рассчитывал, что всё это всерьёз можно спустить на тормозах.

Оказывается, можно.

Пока гений педагогики Кавасима бродит в коридоре и с кем-то общается по телефону, Садатоши, быстро и твердо задав мне несколько вопросов по-взрослому, сообщает: хулиганка.

Причём, если у великого педагога нет серьезных травм внутренних органов или перелома ребер, то в нашем контексте хулиганка равна общественному порицанию. И профилактической беседе.

Это всё – в том случае, если преподаватель решит засветить запись. На которой я его воспитываю.

На мой вопрос, а если нет, полицейский разводит руками в том духе, что на нет и суда нет.

Кавасима из коридора возвращается неожиданно просветлевшим.

Мне это, разумеется, не нравится, потому что я рассчитывал, что ему звонят как раз из избирательного штаба.

Странно, неужели я что-то не так рассчитал?

– Пожалуйста, проверьте в базе заявления от травмированного ученика. Вернее, от его родителей, – со скрытым торжеством сообщает начальник образовательного процесса, обращаясь к полицейским. – Там более чем серьезные повреждения, а доказательства причастности Асады у меня абсолютно случайно в наличии. Сэй Нагано рискует остаться инвалидом или даже вообще не выжить.