Текст книги "Последний свидетель"
Автор книги: Саймон Толкиен
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 10
Проснулся Томас в десять утра. Комнату заливал яркий солнечный свет. Секунду-другую он никак не мог сообразить, где находится. За окном спальни не было знакомых деревьев, которые он привык видеть во Флайте. Виднелись лишь крыши соседских домов, какие-то башни и высокие шпили в отдалении. И еще через открытое окно в комнату проникал бесконечный шум дорожного движения. Лондон уже давным-давно проснулся.
После завтрака он пошел к реке прогуляться. Тротуары просто кишели людьми, и на набережной ему пришлось ждать минуты две или три, пока на переходе загорится зеленый свет. Поток легковушек и грузовиков казался просто нескончаемым. Но вот наконец все они остановились, и он смог перейти улицу и попасть на Альберт-Бридж. Висячий мост и днем оказался не менее красивым, чем ночью, с гирляндами мигающих лампочек. Позолоченные амбразуры в белоснежных башенках, над головой воздушное сплетение легких металлических конструкций. Томас стоял в самом центре моста, облокотившись на парапет, и смотрел, как пляшут на воде солнечные зайчики, затем перевел взгляд на восток, туда, где находились Вестминстерское аббатство и Тауэр, но эти достопримечательности были скрыты за поворотом реки. Внезапно при виде простершегося вокруг огромного и величественного города его охватило возбуждение. Казалось, что события ночи имели место не здесь, а где-то совсем в другой стране. По мосту проезжали дети на велосипедах, они стремились попасть в парк Бэттерси, невозможно было даже представить, что на этих солнечных оживленных улицах человек мог испытать такой страх.
Вернувшись к дому, Томас остановился перед ограждением, отделявшим полуподвальное помещение, и глянул вниз. Занавески на окнах Греты были раздернуты, за стеклами ни признака жизни. Минуты через две он собрался с духом, спустился по ступеням и заглянул в одно из окон. Все в точности так же, как было накануне днем. Никаких стаканов на столе, ни бумаг, ни одного следа, указывающего на то, что ночью там кто-то побывал.
Мама к приходу Томаса уже проснулась, сидела за дубовым бюро в кабинете и писала письма. Подняла глаза, увидела сына и улыбнулась.
– Привет, Том. Как спалось?
– Да вроде бы нормально.
Томаса удивил мамин вопрос, и солгал он почти автоматически, даже не думая. Он уже успел возненавидеть себя за то, что прошлой осенью рассказал маме о том, как Грета примеряла ее платья. Ничего хорошего из этого не вышло, и теперь он не собирался сознаваться в том, что подглядывал и подслушивал.
А что касается встречи с теми двумя парнями, то он сам виноват, нечего было шляться по улицам в столь поздний час. И об этом тоже маме рассказывать не стоит, она только расстроится. Так что забыли, проехали.
– Вроде бы? – леди Энн удивленно приподняла бровь.
– Да нет, спал я просто прекрасно. Почему спрашиваешь? Ты-то сама как спала?
– Как убитая. Но ты же знаешь, я принимаю снотворное. Спрашиваю просто потому, что под глазами у тебя темные круги.
Томас покосился в зеркало, висевшее над камином. Мама права. Выглядит он просто ужасно.
– Наверное, дурные сны снились. – Он выдавил полуулыбку.
– Помнишь, какие именно?
– Нет. Забыл.
На сей раз Томас солгал уже сознательно. Он вовсе не собирался рассказывать маме о том неприличном, чудовищном сне, хотя помнил его в деталях и даже красках. Все, до мельчайших подробностей.
– Что за допрос ты устроила, мам? – недовольно пробормотал он.
– Прости. Просто ты выглядишь… как-то странно. Прямо сам не свой. Эти жуткие темные круги под глазами, а щеки красные, как свекла. Уж не заболел ли, сынок? Может, у тебя температура?
– Да нет. Я в полном порядке и абсолютно здоров. Если будешь мучить меня и дальше, уйду на улицу и не вернусь.
– Не надо. Я заказала столик в ресторане на ленч. Скоро уже выходить, так что пойду наверх и переоденусь.
Томас продолжал стоять в дверях, глубоко засунув руки в карманы. Вид у него был раздраженный и недовольный.
– Ну, будет тебе, Том, – извиняющимся тоном протянула леди Энн. – Прости, если обидела. Погоди-ка, хочу тебе кое-что показать. Иди сюда.
Томас подошел к бюро, за которым сидела мама.
– Ну, не смотри таким букой. Не стану показывать, если тебе неинтересно. Это секрет, большой секрет.
– О чем это ты?
– Так тебе хотелось бы знать?
– Давай, мам. Не томи душу, говори. Ты же знаешь, я просто обожаю разные тайны.
– Так и быть. Но только смотри, чтоб никому ни слова. Отец огорчится, если узнает, что я тебе сказала.
– Сказала что?
– О ящике. Ящике письменного стола. Подойди сюда, посмотри. Сейчас покажу, как он устроен.
Томас подошел и смотрел матери через плечо. Она протянула руку. И Томас увидел два ряда маленьких ящичков, расположенных в углублении в центре. Он затаил дыхание и не сводил с матери глаз. А леди Энн осторожно надавила на две крохотные медные кнопки, что находились на нижних ящичках по обе стороны от углубления, и тут послышался тихий щелчок, деревянная панель откинулась, и взору предстало еще одно углубление. Маленький тайник.
– Но там пусто, – разочарованно протянул Томас.
– Не в том дело, глупыш. Важен сам механизм. Смотри, как он умно устроен.
– Да, вижу. Но внутри обязательно должно быть что-то. К чему иметь под рукой тайник, если нечего в нем прятать? Какой-нибудь секрет.
– Ну и что? Дома во Флайте у нас тоже есть, ты же знаешь. И ничего в нем не хранится.
– Ну, то совсем другое дело. Тот куда как больше, и все о нем знают.
– Жаль, что разочаровала тебя. Впрочем, один положительный момент все же есть. Лично я рада, что твой отец не хранит в нем каких-то постыдных секретов. Впрочем, он вряд ли стал бы хранить их здесь, даже если б они имелись. Просто он редко пользуется этим бюро.
– А давно оно здесь?
– О, я не знаю. Уже было, когда мы с ним познакомились. Кажется, он получил его в наследство от матери. Показал мне этот тайник сто лет тому назад и заставил пообещать, что я никому не скажу о нем. Почему… не знаю. Возможно, просто хотел привнести в нашу жизнь ореол тайны. Ладно. Как бы там ни было, не говори ему, ладно?
– Не скажу, – ответил Томас. И настроение у него сразу улучшилось. При одной только мысли о том, что мама показала ему тайник, хоть и обещала отцу никогда не делать этого.
– Так мы едем? – спросил он.
– Через десять минут. Вон вроде бы и такси подъехало. Встретимся внизу. Мне еще надо переодеться.
Обедали они в ресторане в Ковент-Гарден, а потом дошли до пирса в Вестминстере и отправились на экскурсию в Тауэр.
Томас с трудом сдерживал нетерпение, ему казалось, что катер движется по реке страшно медленно. Дома, во Флайте, у него хранилась книга о Тауэре, и он считал этот замок самым красивым и замечательным в мире. Они проплыли под Лондонским мостом, и вот их взорам предстали высокие стены и башни Тауэра.
– Вот там они выставляли головы казненных! – возбужденно воскликнул Томас и указал рукой. – Насаживали на пики, что на Лондонском мосту! Я читал в своей книжке.
– А она с картинками? – осторожно спросила леди Энн.
– Нет, конечно. Да и мост этот совсем не тот. Старый продали, кажется, американцам.
Катерок уже совсем замедлил ход, пассажиры приготовились сойти на берег, но Томас даже не шевельнулся. Продолжал стоять рядом с мамой, перевесившись через поручни. Он ждал, когда катер минует последнюю, столь важную для него заветную отметку.
– Вот, смотри! – воскликнул он и указал на Тауэр. – Видишь, мам? «Ворота изменников»! Это главные водные ворота в Тауэре. Через них провозили узников. Последний их путь к смерти.
Леди Энн пробрал неприятный озноб. Название ворот было выбито в камне над портиком, серые речные волны бились о черную решетку ворот внизу. Лучи солнца сюда никогда не проникали.
– Бог мой, Томас, до чего же ты обожаешь разные ужасы, – растерянно пробормотала леди Энн. Ее давно уже беспокоило пристрастие сына к темным страницами прошлого, силам зла, смерти, казням и прочим ужасам. Нет, надо обязательно поговорить об этом с Питером. Она уже давно собиралась, но все никак не могла решиться. У Томаса слишком развито воображение. И она чувствовала, что ни к чему хорошему это не приведет.
Оказавшись в самом Тауэре, они посетили темницы, места казни, а потом не меньше получаса простояли в очереди, чтоб увидеть сокровищницу ее величества королевы. Но это зрелище, похоже, разочаровало Томаса. Ювелирные украшения с огромными камнями, хранящиеся за пуленепробиваемым стеклом, не произвели на него должного впечатления. В отличие от каменных темниц Белой башни и Кровавой башни, где каждый шаг и звук отдавался зловещим эхом. И где Томас мог живо представить себе страдания томившихся там узников.
В этом мама была с ним согласна. Особенно в том, что касалось драгоценностей.
– Вот почему я не разрешила отцу поместить наши фамильные драгоценности в банковский сейф, – сказала она. – Ну, помнишь наш вчерашний разговор в машине? Стоит изъять хоть что-то из контекста истории, и предмет сразу же утрачивает ценность. Во всяком случае, в моих глазах.
И они направились к выходу ловить такси.
Вечером они поехали в знаменитый театр «Глобус» смотреть спектакль по пьесе Шекспира «Макбет». Томас был потрясен. Он не раз читал эту пьесу, но здесь, под открытым ночным небом, персонажи впервые ожили для него по-настоящему.
Поначалу, когда Макбет повстречал трех ведьм, напророчивших, что он непременно станет королем, Томас еще замечал окружающих, в том числе и маму, она сидела рядом, кутаясь в шаль. Но вскоре он потерял всякое ощущение реальности, а Макбет тем временем спорил с женой, следует ли убивать короля Дункана, пока тот спит в гостевой спальне их замка.
Томасу нравился Макбет, храбрый полководец, произносивший столь величественные речи, и ему страшно не хотелось, чтоб тот совершил преступление. И одновременно он понимал, знал, что от судьбы Макбету все равно не уйти.
Затем сцена погрузилась в почти полную тьму. И Макбет прокрался в королевскую почивальню и заколол несчастного ударом кинжала прямо в сердце. Теперь Томас ненавидел Макбета всеми фибрами души, и ненавидел все больше, чем больше людей убивал на своем пути этот злодей. И вот настал момент, когда в Шотландию вошел со своей армией сын короля Дункана Малкольм, и тут симпатии Томаса вновь оказались на стороне Макбета, особенно в тот момент, когда тот так мужественно встретил свою смерть.
Спектакль закончился под звуки фанфар, действующие лица трагедии превратились в простых актеров и вышли раскланиваться на аплодисменты. Томас был просто опьянен противоречивыми и бурными чувствами, которые испытывал на протяжении последних двух часов.
– Ну, скажи, мам, правда здорово? Просто необыкновенно! – спросил он в такси по пути домой.
– Да, наверное, – довольно холодно ответила леди Энн. «Макбет» вовсе не принадлежал к числу ее любимых пьес, к тому же на сегодня крови с нее было достаточно.
Вернувшись домой, леди Энн и Томас обнаружили наверху в гостиной сэра Питера и Грету. Они сидели за столом, разложив перед собой какие-то папки, с бокалами красного вина в руках. «Похоже, отец никогда не перестает работать», – подумал Томас и тем не менее почтительно склонился к отцу и поцеловал его в подставленную щеку. Подобного рода обмен приветствиями всегда казался Томасу сухой формальностью, лишенной каких-либо чувств, и призван был лишний раз подчеркнуть главенство отца в доме. Военный, что с него взять…
– Ну, хорошо провели вечер? – осведомился сэр Питер.
– О, да, – ответила мама. – Смотрели «Макбета» в «Глобусе». Я под конец немного замерзла, а вот Том получил огромное удовольствие. Не правда ли, дорогой?
Томас кивнул. Описать словами испытанный им восторг было невозможно.
– О, тебе здорово повезло, – вмешалась Грета. – Это моя любимая пьеса. И мне всегда страшно нравился Макбет. Ну, сам персонаж, я имею в виду. Не только пьеса.
– Вот как? – холодно заметила леди Энн. Она уже сомневалась в правильности выбора развлечений для сына. Эта экскурсия в Тауэр, затем «Макбет», и мальчик пребывает в страшно возбужденном состоянии. Последнее, чего ей хотелось, так это обсуждать личные качества безжалостного убийцы Макбета с секретаршей своего мужа.
Но Грета пропустила мимо ушей это завуалированное ее предупреждение.
– Очень хорошо помню, как впервые увидела этот спектакль. Училась тогда в университете. В «Макбете» есть совершенно потрясающие строчки. Помните, он вдруг увидел в воздухе воображаемый кинжал, перед тем как отправился убивать короля? – Грета протянула вперед руки, точно намереваясь взять это оружие, и процитировала:
Грета очень выразительно продекламировала этот отрывок, сумела передать даже неуверенность Макбета в том, что он должен убить Дункана, и Томас сразу проникся к ней симпатией. В эти секунды она казалась ему родственной душой. Очевидно, он все же недооценивал эту женщину прежде.
Однако на леди Энн это маленькое представление произвело противоположный эффект. Она с трудом сдерживала раздражение. С самого начала была вовсе не в восторге от того, что застала мужа и Грету в столь интимной обстановке, распивающими вино в гостиной. И вот все накопившееся за долгое время раздражение выплеснулось наружу. Ей захотелось поставить наконец на место эту зеленоглазую выскочку.
– Потрясающие слова, – заметила она тоном, предполагавшим совсем обратное. – Написано превосходно, но за ними нельзя спрятаться. Макбет убил короля, а ведь тот был гостем в его доме. Совершенно хладнокровно заколол его самым настоящим, а не воображаемым кинжалом. Можно ли представить более подлый, коварный и трусливый поступок?
– Это его жена довела, – сказала Грета. – Она заставила. И ведьмы.
– Вы пытаетесь найти оправдания. А он просто кровожадное ничтожество и получил в конце по заслугам.
– Может быть. Но почему же тогда в финале публика сочувствует ему, а не скучному Малкольму?
Томаса так и подмывало сказать, что он на стороне Греты, но пришлось прикусить язык. Он инстинктивно чувствовал: за спорами матери с Гретой стоит нечто большее, чем просто разногласия в интерпретации одной из шекспировских пьес.
Тут в спор вмешался сэр Питер. Похоже, он не осознавал, чем вызвано недовольство жены.
– Да ты у нас революционерка, Грета, – заметил он. – Самая настоящая революционерка. – И в голосе его при этом звучало нескрываемое восхищение, что раздражило леди Энн еще больше.
– Искренне надеюсь, что это не так, – сказала она. – Ибо никогда не симпатизировала революционным идеям. Люди должны знать свое место.
Леди Энн тут же захотелось извиниться, взять свои слова назад, но что-то ее остановило. Очевидно, все те же раздражение и гнев, которые испытала она в доме «Четырех ветров» три месяца тому назад, когда случился тот страшный шторм. И когда Питер взял с собой Грету, отправившись на поиски Кристофера Марша. Не ее, а именно Грету. Вечно эта Грета!
Тогда она сказала примерно то же самое. Словно эти три слова, «знать свое место», слишком уж прочно укоренились в ее сознании и всегда были готовы сорваться с языка. Словно она знала: именно эти слова могут больнее всего ранить врага. Судя по кислому выражению лица Греты, они на сей раз попали точно в цель.
В комнате повисло неловкое молчание. И никто не решился прервать его, пока леди Энн не заговорила снова, обращаясь на сей раз к мужу:
– Ну, как там твои избиратели?
– Да вроде бы нормально. Хотя с Гретой получилось бы лучше. Она всегда умела заставить самых сомневающихся и непокорных есть с руки.
Леди Энн нахмурилась. Мужу, как всегда, удалось найти нужные слова для поддержки своей секретарши.
– Я думала, вы были там вместе.
– Нет, Грете пришлось изменить планы. У нее захворала мама, и она вынуждена была ехать в Манчестер и переночевать там.
– Сочувствую, Грета, – сказала леди Энн. – Надеюсь, вашей маме лучше? – В голосе ее звучала неподдельная озабоченность. Ей стало стыдно за свои выпады.
– Да, спасибо. Теперь все хорошо, – ответила Грета. Ей не понадобилось много времени, чтоб вновь обрести самообладание. – Самый заурядный артрит. Ну, бедняжка приуныла, а когда появилась я, вновь воспряла духом.
– Что ж, я рада, – заметила леди Энн и поднялась с дивана. – Однако пора в постель. И тебя, Томас, это тоже касается. Завтра предстоит еще один долгий и интересный день, надо как следует выспаться, набраться сил. Не хочу, чтоб и завтра ты выглядел так, как сегодня утром.
– А как он выглядел утром? – спросил сэр Питер.
– Жуткие темные круги под глазами. Такое впечатление, что не спал ни минуты. Наверное, перевозбудился от пребывания в Лондоне. Ступай, Томас. Спокойной ночи.
Томас подошел к отцу, подарил ему еще один дежурный поцелуй, затем вдруг в нерешительности замер на полпути к двери. Он не знал, следует ли целовать Грету или нет.
Она решила за него, помогла выйти из затруднительного положения. Поднялась, подошла и крепко поцеловала в щеку, придерживая рукой за плечо.
– Доброй ночи, – шепнула она, а затем, когда Томас зашагал вслед за матерью к двери, добавила: – Я рада, что тебе понравилась пьеса.
Через пятнадцать минут Томас уже лежал в постели, раздираемый самыми противоречивыми чувствами.
Выходит, Грета солгала о том, где находилась прошлой ночью. Вовсе не в нескольких сотнях миль от Лондона, вовсе не в Манчестере, где, по ее словам, ухаживала за больной матерью. Она была здесь, в подвале этого дома, и принимала там какого-то подозрительного незнакомца с конским хвостом на голове и большим шрамом за ухом. Она упрашивала его набраться терпения, подождать еще немного. Но чего именно? Томас задавался этим вопросом весь сегодняшний день.
В этой истории вообще много неясного. Кто этот человек? Почему солгала Грета? Чего им надо было ждать?..
Томас приложил к щеке ладонь. Нежно провел пальцами в том месте, где щеки его касались губы Греты. И еще он вспомнил, какой красивой она казалась, когда цитировала строки из пьесы Шекспира. И тут же вслед за этим воспоминанием пришло другое, о постыдном ночном сне.
ГЛАВА 11
Наутро Томас ждал на ступеньках лестницы, ведущей в кухню. Он слышал разговор матери с отцом, тот, как всегда, куда-то спешил – Томас видел в прихожей его портфель с накинутым поверх плащом. Чисто инстинктивно, сам не понимая, почему, он старался избегать общения с отцом. И в то же время ему хотелось слышать, о чем говорят родители. Вскоре выяснилось, что о нем, слишком уж часто повторялось в разговоре его имя.
– Тебе нужно проводить больше времени с мальчиком. В противном случае понадобится помощь извне. – В голосе матери отчетливо улавливалась тревога.
– Непременно. Обещаю. – А вот в голосе Питера звучало с трудом сдерживаемое раздражение. – Ведь именно я вывожу его сегодня в город, разве нет? И потом, это целиком твоя вина, что все это время он почти безвылазно торчал во Флайте. Его нужно отправить в хорошую школу. Там он сразу повзрослеет, вот увидишь.
– Но он уже посещает хорошую школу, Питер. Мы ведь обсуждали это. И я не согласна с твоим мнением об английских школах-пансионатах. Никогда не соглашусь! Там лишь превращают детей в эмоциональных калек со склонностью к садомазохизму.
– Ага! Но все время держать его возле своей юбки тоже не слишком полезно для мальчика, или ты не согласна? И вообще, у нас бы не было этого разговора, если б Томас был человеком устойчивым в эмоциональном плане.
– Нет, не было бы. И да, очевидно, что он немного помешан на всем, что связано со смертью. Не нужно быть психиатром, чтоб заметить это. А после смерти собаки все это только усугубилось.
– Но собаки умирают и будут умирать, – отрезал Питер. – Такова жизнь. Это неизбежно. Это тоже часть взросления.
– Для тебя, быть может. Но видел бы ты его вчера! У него слишком бурное воображение. И еще он возомнил себя экспертом мирового уровня по казням. Мог бы сам водить туристов по Тауэру, рассказывать, сколько ударов топора потребовалось для того, чтоб отсечь голову Анне Болейн, и что именно потом сделали с этой ее головой. А вечером еще и «Макбет», он прямо чуть из кресла не выпрыгнул!..
– И снова твоя вина. Не следовало водить его на этот кровавый спектакль, раз у парня такие проблемы.
– Да, согласна, не следовало. Но он таков вовсе не потому, что ходит по театрам и смотрит там страшные пьесы. Надеюсь, ты понимаешь это, Питер.
– Понимаю. Но чего именно ты от меня хочешь?
– Хочу, чтоб ты проводил с ним больше времени. Показал бы ему мир, поездил бы с ним, вывел в свет…
– Интересно, как это ты себе мыслишь? Ведь оба вы все время торчите в Суффолке, а я страшно занят на службе.
– Ну, наверное, нам обоим надо постараться. Приложить больше усилий, ведь мы его родители. Я буду почаще вывозить его в Лондон, ты займешься его досугом здесь.
– Хорошо, договорились. Начнем прямо с сегодняшнего дня. После переговоров с арабами. Хотят закупить целую флотилию воздушных истребителей, наверное, с целью перебить друг друга. Передай ему, мы можем встретиться в двенадцать. К этому времени я освобожусь.
Родители вышли в холл, и Томас отпрянул и спрятался за перилами. На прощание они расцеловались и пожелали друг другу удачного дня. И выглядели в этот момент нормальной супружеской парой средних лет, а не мужем и женой, которые видятся лишь два раза в месяц по уик-эндам.
За отцом захлопнулась входная дверь. Томас выждал еще минуту или две, а затем спустился к матери на кухню.
– А сегодня ты выглядишь лучше, Том, – весело заметила она. – Вот что значит для усталого мальчика выспаться хорошенько.
– Да, спал я хорошо. Но только зачем все время подчеркивать, что со мной не все в порядке? – раздраженно заметил Томас.
– Ничего я не подчеркиваю. С чего это ты взял?
Томас промолчал. Его так и подмывало спросить маму, что имелось в виду под помощью «извне», но он не стал. Этого только не хватало, чтоб его обвинили в подслушивании.
– Где папа? – спросил он.
– Ему пришлось уйти пораньше. У него какие-то важные переговоры, но он обещал отвести тебя пообедать, а потом показать парламент.
– О господи! Так уж обязательно видеть этот парламент, мам?
– Конечно, почему бы нет. И вообще, хватит капризничать, Томас. Ты должен годиться отцом, всеми его достижениями.
– Он-то мной не больно гордится. Никогда не пропустит случая заметить, как я безнадежен. Не играю в крикет. Не играю в регби. Да как я могу научиться играть, если в моей школе и понятия не имеют об этом регби?
– Я все понимаю. Ему нужно время, чтобы узнать тебя получше. А для этого надо почаще бывать вместе. И я очень рада, что сегодня вы этим и займетесь. Короче, ты должен быть в вестибюле его офиса ровно в полдень.
– Где? В Уайтхолле? Разве там не нужен пропуск?
– Конечно, нет. Дальше приемной ты все равно не пройдешь. Хотя позже, наверное, пропуск все же понадобится, когда он поведет тебя в здание парламента. Но папа все организует, не волнуйся.
– Как думаешь, там можно увидеть премьер-министра? – спросил Томас. Вялость и недовольство как рукой сняло, перед ним открывались новые занимательные перспективы.
– Не знаю. Но на всякий случай советую одеться поприличнее, вдруг действительно встретишь премьер-министра. Можешь надеть блейзер и брюки, которые мы купили в «Харродз». И еще не забудь захватить плащ на случай дождя.
Леди Энн собралась к парикмахеру, а затем – к своему портному, вышла по пути и оставила Томаса в такси одного. Машина проезжала мимо Биг-Бена и здания парламента. Томаса вновь переполняли самые противоречивые чувства. Он с обидой вспоминал слова отца, подслушанные утром, и одновременно его одолевало любопытство и предвкушение того, что сегодня ему предстоит увидеть. Далеко не у каждого мальчика отец – член кабинета министров. Особенно занервничал Томас, оказавшись перед высоким серым зданием в викторианском стиле с позолоченной табличной на дверях и легендарным названием «МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ». Он даже стал заикаться от волнения, объясняя строгому портье у входа цель своего визита. Тот выслушал мальчика с самым подозрительным и надменным выражением, впрочем, подобным образом он, очевидно, обращался со всеми гражданскими, вне зависимости от пола и возраста.
Томас прождал минут пять под неусыпным наблюдением строгого портье, и вот наконец на верхней площадке лестницы, устланной красной ковровой дорожкой, появилась Грета. Сегодня она выглядела иначе. Во Флайте и вчера вечером одета она была просто, по-домашнему, но сейчас на ней красовался строгий деловой темно-серый костюм поверх белой блузки. Костюм был изумительно скроен и пошит из какой-то дорогой ткани и самым выгодным образом подчеркивал ее фигуру. Юбка была выше колен и открывала длинные и стройные загорелые ноги. У Томаса даже закружилась голова – с такой живостью он вдруг представил себе сцену из недавнего сна.
Она сбежала вниз по лестнице, слегка покачивая корзиной для пикника. Поставила ее на пол, чмокнула Томаса в щеку, при этом обняла за плечи, в точности как вчера вечером, и он на секунду ощутил прикосновение ее грудей.
– Приглядываешь за нашим юным гостем, да, Майлз? – с напускной серьезностью спросила она портье. Тот буркнул в ответ что-то невнятное, продолжая сидеть за столом. Похоже, даже появление Греты в мини-юбке не смогло изменить его настроя и кисло-подозрительного выражения лица.
– Майлз Тридцать Три Несчастья. Так мы его называем, – шепнула Грета Томасу.
– Вполне оправданное прозвище, – ответил тот тоже шепотом, но вышло громче, чем он рассчитывал. И Томас был уверен: Майлз Тридцать Три Несчастья прекрасно его слышал. Потому как вдруг принял самый воинственный вид и так и вцепился пальцами в лежавший на столе степлер.
– У меня, увы, плохие новости, – сказала Грета, полностью проигнорировав этот угрожающий выпад со стороны портье. – Отец не может сейчас освободиться. С самого утра возникли проблемы. Арабы из Саудовской Аравии грозятся аннулировать большой контракт по закупке оружия.
– Почему?
– Обычная история. Кто-то осмелился нелестно выразиться в адрес их законодательной системы. Лично мне кажется, довольно сложно удержаться от подобных ремарок, зная, что там насмерть забивают женщин камнями за неверность мужьям, отрубают людям головы прямо у всех на глазах в центре города. Как бы там ни было, но сэр Питер не виноват, что не может спуститься к тебе. И просил передать, что искренне сожалеет. Надеюсь, ты не откажешься от моей компании? Взамен?
Говоря все это, Грета вывела Томаса из здания, и едва успели они подойти к краю тротуара, она взмахнула рукой, и перед ними тут же притормозило такси.
– Это недалеко. Просто не хочется таскаться по городу с корзиной для пикника. Думаю, мы очень славно проведем время где-нибудь у реки, после того как покончим с парламентом.
Томас был тронут. Он испытывал к Грете самые противоречивые чувства. Очевидная антипатия, возникшая между матерью и Гретой, предполагала, что первая, узнав, что он провел день с секретаршей, будет далеко не в восторге, даже сочтет это своего рода предательством. Но разве был у него выбор? Отец подвел, мама целый день занята своими делами. И это очень мило со стороны Греты, что она выкроила время, чтобы как-то развлечь его, да еще прихватила еду для пикника. Последнее было совсем необязательно. И вот Томас уселся в такси рядом с ней и почувствовал, как по коже даже мурашки пробежали от предвкушения того, как проведут они день.
Во время пасхальных каникул заседания парламента не проводились. Длинные, обитые зеленой кожей скамьи в палате общин не слишком заинтересовали Томаса, даже когда Грета указала на переднюю, где обычно заседало правительство, и микрофон, которым пользовался отец при выступлениях. Да, он подвел его, но, с другой стороны, Томас испытывал явное облегчение при мысли о том, что весь день сможет провести без него. Можно представить, какую скуку развел бы отец. Зато Грета знала массу забавных историй из жизни политиков, которые с удовольствием рассказывала, предваряя каждую предупреждением: «Чтоб никому ни слова, иначе мне страшно попадет от твоего отца».
Солнце сияло на безоблачном небе, когда наконец около часа дня они вышли из здания парламента. И направились в парк, неся корзинку вместе. Поверх корзины был накинут плед, и Грета расстелила его на газоне у берега реки.
– А мы вчера катались на катере, – сказал Томас. Просто для поддержания беседы, пока Грета раскладывала приготовленные для пикника продукты. – Мы с мамой проплыли примерно вон оттуда до Тауэра. Мимо «Ворот изменников».
– Жутковатое местечко, – заметила Грета. – Давненько там не была, наверное, со дня своего первого приезда в Лондон.
– Чем же жутковатое? – спросил Томас.
– Ну, как же, достаточно вспомнить имена. Эти несчастные принцессы в башне. Анна Болейн. Потом Кэтрин Ховард.
– Да, нам показывали место, где их казнили.
– Потом еще этот негодяй Генрих Восьмой. Уж так отличился, такой след оставил в истории, что никому не снилось. Женился на хорошеньких девушках втрое моложе себя, а потом безжалостно убивал, стоило заподозрить их в измене. Естественно, что они изменяли этому жирному борову, чего еще было от них ожидать?
– Да ничего они не изменяли, – вступился за несчастных Томас. – Уж во всяком случае, Анна Болейн. Это Томас Кромвель говорил королю, что она изменница, а на самом деле ничего подобного. – Король Генрих Восьмой и шесть его жен были, пожалуй, самыми популярными персонажами в истории.
– Что ж, печально слышать. Уж я бы точно наставила рога этому злобному старому козлу. Мало не показалось бы.
Томас промолчал. И сердце его забилось при мысли о том, что вытворяла бы Грета, наставляя рога нелюбимому мужу. Он даже покраснел и отвернулся.
– Ладно. Давай не будем говорить о казнях и прочих ужасах. День выдался такой чудесный, к чему его портить? Не хочу, чтоб меня потом обвинили в том, что у тебя выдалась еще одна бессонная ночь.
– О чем это вы? Спал я прекрасно.
– Просто твоя мама сказала вчера, Томас, о том, что у тебя с утра были черные круги под глазами и оттого ей показалось, что ты вовсе не спал.
– Так то было накануне ночью.
– Да, именно.
И Грета окинула Томаса выжидательным взглядом. Вопросов не задавала, но словно ждала каких-то объяснений. Но, поскольку он снова промолчал, решила зайти с другого конца.
– Должно быть, после тихой жизни во Флайте здесь все кажется таким непривычным. И нужно время, чтоб приспособиться, верно?
– Наверное.
– И этот ужасный уличный шум. Даже после полуночи нет покоя. Я сама часто просыпаюсь от этого шума.
