Текст книги "Последний свидетель"

Автор книги: Саймон Толкиен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Майлз задал этот последний вопрос с особым нажимом, что заставило присяжных сфокусировать все свое внимание на Томасе. Но тот медлил с ответом. В этот момент он походил на игрока в шахматы, который вдруг заметил, что его король находится под угрозой массированной и непредвиденной атаки. И теперь отчаянно, но напрасно искал ход, который мог бы предотвратить неизбежное поражение.

– Не знаю, – ответил он после паузы. – Я как-то об этом не думал. Ведь грабители могли убить меня, если б обнаружили. Наверное, решил, что промолчать будет безопаснее.

– Но ведь вы находились в безопасности. Мужчины уже ушли. И вам представилась возможность схватить убийц матери.

– Я об этом не подумал.

– Не подумали. Как-то не складывается, Томас. Не имеет смысла, поскольку ничего этого на самом деле не было, верно?

– Нет, было. Клянусь!

– Как не вписывается и тот факт, что полиция нашла северную калитку запертой.

– Должно быть, это они заперли ее, когда убегали. Специально, чтобы сделать вид, будто не заходили вовсе.

– Будто их там и не было?

– Да.

– А вот это уже больше похоже на правду, не так ли, Томас? Вы все это выдумали. Сочли, что истории с медальоном недостаточно, а потому в ход пошел чистой воды вымысел о том, что Роузи вернулся, не забыл упомянуть при этом имя Греты, а заодно и книжный шкаф. И все это с одной-единственной целью, засадить вашу мачеху за решетку. Я прав, Томас?

– Нет! Нет! – Этот крик, казалось, вырвался у Томаса из глубины души. Лицо его исказилось от боли, но ничто не могло удержать Майлза от достижения намеченной цели.

– Это ведь вы открыли входную дверь, пока полицейские еще не подошли и не могли видеть, чем вы занимаетесь?

– Нет. Они оставили дверь открытой.

– Кто?

– Лонни и Роузи.

– Лонни и Роузи! Уж не знаю, откуда вы взяли эти имена. Может, насмотрелись боевиков по телевизору. Но суть в том, что имена эти – чистой воды вымысел. Как, впрочем, и вся эта печальная история.

– Ничего подобного. Они приходили за мной! И снова придут. Точно вам говорю.

– Неужели, Томас? Неужели придут? – На круглой физиономии Майлза читалось недоверие. Он не стал дожидаться ответа на этот, последний вопрос, уселся на скамью прежде, чем Томас успел раскрыть рот.

ГЛАВА 22

На заднем сиденье служебной машины Питер нервно барабанил пальцами по кожаному портфелю, лежавшему у него на коленях. Впереди, по ту сторону от Лудгейт-Серкус, яркое солнце освещало купола величественного собора Святого Павла. Движение на Флит-стрит было плотным, машины двигались еле-еле, что затрудняло продвижение к Олд-Бейли, а потому ему было не до созерцания окрестных красот. Он уже на целых пять минут опаздывал на встречу с Гретой и был почти близок к отчаянию. Барабанная дробь по портфелю начала отзываться болезненным стуком в висках, и голову он держал еще более прямо и напряженно – так что на шее, над тугим воротничком рубашки, выступили толстые синие вены.

Эта неделя судебного процесса давалась Питеру нелегко. Он почти не спал, лицо осунулось, сказывались напряженная работа и беспокойство о жене. Под глазами темные мешки, уголок губ начал дергаться в мелком нервном тике. Мысли метались между происходившим в суде и сложными переговорами по вооружениям, которые как раз достигли своего апогея. Питер начал замечать под дружескими масками на лицах гражданских участников этих переговоров все возрастающее сомнение. Он чувствовал: это всего лишь вопрос времени, скоро он совершит какую-то роковую ошибку, и его доселе блестящая карьера будет разрушена.

Теперь Питер понимал: не надо было назначать эти переговоры на время судебного разбирательства. Но он наивно полагал, что работа послужит отвлекающим моментом, что уж лучше часами просиживать в Министерстве обороны, чем в коридоре у двери в зал суда, гадая о том, что же там происходит. Он пытался утешиться одной мыслью: скоро все это кончится, старался не думать о возможности признания Греты виновной. Лишь в снах видел он, как Грете зачитывают приговор, а потом уводят в наручниках, и он от ужаса тотчас же просыпался, весь в холодном поту и с громко бьющимся сердцем. Чтобы успокоиться, он протягивал в темноте руку, дотрагивался до спящей рядом жены.

Питер принял решение, определившее всю его дальнейшую жизнь, холодным ноябрьским днем в Ипсвиче, восемь месяцев назад. До того как этот ублюдок Хернс предъявил Грете обвинение в организации убийства. В тот день он сделал ей предложение. Это был его способ заявить миру, кто он такой и на чем стоит, кроме того, он все больше влюблялся в Грету. Питер был обязан ей столь многим. Не проходило и дня, чтоб он не испытывал к этой женщине страстного, почти болезненного желания. Брак означал, что отныне она никогда от него не уйдет. Пока смерть не разлучит их.

И, разумеется, объявление о предстоящей брачной церемонии вызвало скандал, но Питер был готов к нему заранее. Вот уже три года он занимал высокий пост министра обороны, с работой своей справлялся прекрасно и знал, что премьер-министр его всегда поддержит. Питер едва ли не приветствовал собравшихся в день свадьбы у его дома представителей средств массовой информации. Он охотно отвечал на вопросы репортеров, как бы объявляя тем самым на весь мир о своих чувствах к Грете.

Затем, два дня спустя, на севере Англии произошла железнодорожная катастрофа, в которой погибли тридцать пассажиров, и частная жизнь министра обороны сразу отодвинулась в средствах массовой информации на второй план. Интерес журналистов к его особе вернулся только с началом судебного процесса, при этом все камеры, перья и взоры были нацелены уже не на Питера, а на Грету.

Снова и снова Питер проклинал дурацкое устаревшее законодательство, не позволявшее ему находиться в зале суда до того момента, когда его самого пригласят давать показания. Большую часть времени рядом с Гретой в Олд-Бейли находился Патрик Салливан, и это немного помогало, поскольку Патрик был давним и близким его другом, а также добрым знакомым адвоката. Однако все равно не то, Питер сожалел, что не может находиться рядом с женой, помочь ей вынести это испытание. Майлз Ламберт сказал, что Питер будет давать свидетельские показания в среду, самое позднее в четверг, и он с нетерпением дожидался своего часа, как ждет узник освобождения. Он расскажет им, какой чудесный человек его Грета, убедит их, что она не способна на преступление. Он расскажет им, что за обедом, после посещения Цветочного шоу в Челси, на шее Энн красовался пресловутый медальон и что они с Гретой прекрасно ладили тогда в Лондоне. Он скажет, что не видел на Энн медальона в день ее смерти. Он объяснит суду, какой подлец и трус этот Мэтью Барн, ускользнувший из дома и не ответивший на его вопрос: правда ли, что Грета назвала медальон своим. Питер не видел Томаса с того октябрьского дня в Челси, когда, вернувшись домой, застиг там двух мальчишек, нагло вломившихся в его владения. Надо сказать, он и не скучал по Томасу. И не намеревался встречаться с сыном до тех пор, пока тот не приползет к нему на коленях, моля о прощении. Причем не только его, но и Грету. Может, даже этого будет недостаточно.

Питер считал, что он прав. Господь свидетель, он прав и справедлив. Он не уволил Джейн Мартин, хотя эта старая подлая кошелка заслуживала, чтоб ее выгнали пинком под зад. Вместо этого он разрешил ей остаться в доме «Четырех ветров», потому что знал: этого хотела бы Энн. Он всегда был добр и справедлив, в отличие от сына, который за его спиной рылся в нижнем белье Греты. В отличие от его дружка Мэтью, который позорно бежал, был слишком напуган, чтоб подтвердить лживые утверждения Томаса. Он, Питер, не таков. Он способен смотреть правде в глаза, он не станет тайком проникать в дома людей, чтобы затем лгать этому жирному глупому детективу Хернсу.

Но вот «Даймлер» подкатил к зданию суда, Питер торопливо выскочил из машины и, игнорируя репортеров, задававших идиотские вопросы, распахнул дверь и вошел. Он счел добрым знаком тот факт, что сегодня репортеров было меньше, чем обычно. Нет, очевидно, большая их часть осталась в зале, следила за ходом процесса, наслаждалась унижением Греты, и тогда, возможно, он не опоздал.

В большом холле нижнего этажа Питер столкнулся лицом к лицу с Патриком Салливаном, выходившим из лифта.

– Где Грета? – встревоженно спросил он. – Мы договорились встретиться здесь, я опоздал на десять минут. Она, наверное, ищет меня.

– Нет. Все в порядке. Она скоро спустится. Заседание закончилось всего две минуты назад.

– Как прошло?

– Хорошо. Нет, даже лучше, чем просто хорошо. Майлз проделал фантастическую работу над Томасом, доказал несостоятельность всех его показаний.

– И о медальоне тоже? Грета рассказывала, как он разобрался с этим мальчишкой Барном.

– Да, и о медальоне тоже. Но главный удар Майлз нанес в ходе перекрестного допроса о том, что произошло две недели тому назад. Жаль, что ты этого не видел и не слышал!

– Ты хочешь сказать, о той истории с убийцами Энн, которые якобы вернулись, чтоб убить Томаса? Вот тут я совершенно согласен с Гретой, он все это придумал. Нет ни малейшей улики, доказывающей правдивость его истории.

– Именно. Всем стало ясно, что придумал, поскольку Майлз нашел в его утверждениях массу уязвимых мест. Но самое сильное впечатление произвело разоблачение истории с «тревожной» кнопкой. Что якобы он с ее помощью вызвал полицию, а когда патрульная машина подъехала к воротам и сержант Хьюз позвонил, он спросил по домофону, кто это, и впустил их. И это вместо того, чтоб направить полицию по следу только что сбежавших из дома Лонни и Роузи. В тот момент обыскать окрестности не составляло труда, ведь уйти далеко они не могли…

– Лонни… и кто еще?

– Роузи. Тоже, несомненно, вымышленные имена, которыми Томас назвал вторгшихся в дом мужчин. Роузи, судя по всему, главный. Именно его якобы видел Томас под фонарем у дома, именно он сорвал медальон с шеи Энн в ночь, в ночь, когда…

Голос Патрика замер. Ему всегда было трудно говорить с Питером о событиях того рокового дня, на основании которых и было заведено все дело, пусть даже главным свидетелем обвинения и был сын Питера Томас.

– А разве Грета не показывала тебе копии последних свидетельских показаний Томаса? – спросил он, стремясь вернуть разговор в более приемлемое для него нейтральное русло.

– Нет, не показывала, – ответила вместо Питера Грета. Она бесшумно подошла к ним сзади. – Питеру и без того досталось, достаточно настрадался, читая эти злобные лживые вымыслы родного сына.

Патрика удивило раздражение в ее голосе. Всего несколько минут тому назад, в зале суда, она выглядела такой довольной.

– Прошу прощения, – сказал Патрик. – Я просто рассказывал Питеру, как все сегодня прошло.

– Да, прошло очень даже неплохо, верно? – тут же подхватила Грета. – И Майлз был гениален, впрочем, как всегда. – Она чмокнула мужа в щеку. От ее гнева и раздражения не осталось и следа.

Питер не ответил на приветствие жены. Вообще он словно не замечал ее присутствия. Глаза его приняли какое-то странное отрешенное выражение, он озабоченно хмурил лоб, словно был целиком погружен в серьезные размышления.

– Ты в порядке, милый? – озабоченно спросила Грета. – Что-то неважно выглядишь.

– Просто переработал, наверное, – предположил Патрик, стараясь заполнить неловкую паузу.

– Нет, ничего. Все нормально. У всех нас был трудный день, – ответил Питер и изобразил подобие улыбки, которая лишь слабо тронула его губы, но никак не отразилась в отрешенных голубых глазах.

– Боюсь, что этим еще не кончится, – заметила Грета. – Придется еще раз посовещаться с Майлзом, убедиться, что мы ничего не упустили. Ведь завтра давать показания буду я.

– Когда поговорить? – спросил Питер. – Прямо сейчас?

– Нет, мы условились встретиться у него в шесть тридцать. Мне еще надо переодеться. И не мешало бы выпить.

Патрик ушел, Грета уже сидела в машине, как вдруг Питер вышел из «Даймлера».

– Что-то мне нехорошо, Грета. Зайду в туалет, а ты подождешь, ладно? Я быстро.

И, не дожидаясь ответа жены, Питер торопливо поднялся по ступенькам и вновь вошел в здание суда. Он действительно чувствовал себя скверно, однако ни в какую туалетную комнату заходить не стал. Его насторожило высказывание Патрика о Роузи, словно сигнал тревоги прозвучал в самых потаенных глубинах сознания. Тут же вспомнилось, как он подслушал разговор Греты по телефону, что говорила она своему собеседнику в ту ночь, когда они впервые стали любовниками. Было это в день похорон; в тот же день Грету арестовали, ближе к вечеру отпустили, и они оказались в ее квартире, в постели Греты, и вдруг посреди ночи зазвонил телефон. И она сказала: «Не смей меня так называть. Я уже не твоя Грета Роуз». Питер был уверен, она произнесла именно эти слова; позже она объяснила, что так ее звали до приезда в Лондон. Грета Роуз, в честь бабушки, имя которой было Роуз. Правда ли это? Или же Грета все же связана с убийцами Энн? Он, Питер, должен это выяснить. Сама Грета, конечно, не скажет. Ведь умолчала же она об этих именах во вторых письменных показаниях Томаса. Не обмолвилась и словом. Просила, чтоб он не читал эти показания, под тем предлогом, что с него достаточно, они еще больше расстроят его, поскольку там Томас громоздит одну ложь на другую. А может, он ошибается? Может, он вообще не просил прочесть эти показания?.. Теперь Питер не был уверен, как в действительности обстояло дело. Он знал лишь одно: следует спросить Томаса об этом типе по имени Роузи. Как тот, второй, называл его, Роузи или Роуз? И что это, Роуз, имя или фамилия? Есть здесь какая-то связь или ее не существует?..

Питер даже не усомнился: захочет ли сын вообще отвечать на эти его вопросы. Ясно было одно: никому больше задать он их не сможет.

Возможно, Том еще не ушел из здания суда. Хернс ни за что не отпустит мальчика одного, это понятно. Может, и сам Хернс задержался, не ушел сразу после окончания заседания. Детективы вечно чем-то заняты. Питер уже несколько раз видел сержанта в коридорах здания суда, тот нес какие-то бумаги, подобострастно перешептывался о чем-то с барристерами, напускал на себя важный вид. Как-то не слишком похоже на Хернса уйти сразу же после заседания, тем более что сегодняшнее сложилось не в пользу стороны обвинения.

Проблема Питера состояла лишь в одном: он не знал, где искать сына, к тому же время работало против него. Ведь не будет же Грета ждать его в машине до бесконечности.

В комнате для свидетелей не было ни души, в помещении для полиции Хернса он не увидел. Питер уже махнул рукой на поиски и быстро сбежал вниз по лестнице. И тут вдруг на площадке второго этажа лицом к лицу столкнулся с сыном и детективом. Питер впервые увидел Томаса с октября прошлого года, с того дня, когда велел убираться из своего лондонского дома. Он бы никогда не смог подобрать нужных слов для начала разговора, если бы не подстегивала крайняя нужда: как можно больше узнать об этом загадочном Роузи. Она-то и помогла преодолеть смущение.

– Мне нужно с тобой поговорить, – просто сказал Питер. Стоял неподвижно, преграждая путь сыну к лестнице.

Томас открыл рот, но не издал ни единого звука. Казалось, от изумления он вовсе лишился дара речи. Зато Хернс ничуть не растерялся.

– Вы потенциальный свидетель со стороны защиты, сэр Питер, – заявил он. – Вам следовало бы осознать это, прежде чем вступать в разговоры со свидетелем обвинения.

– Он мой сын, – сказал Питер.

– Он также является свидетелем обвинения, – неумолимо гнул свое детектив. И даже взял Томаса за руку, собираясь его увести.

Питер словно окаменел. Томас с Хернсом последовали к лифтам, детектив надавил на кнопку вызова. Питер не двигался с места. Возбуждение, гнавшее его по коридорам и лестничным пролетам здания суда, улетучилось при одном осознании той пропасти, что разделяла его теперь с сыном. Через несколько секунд прибыл лифт и поглотил детектива и Томаса.

Питер выждал еще с минуту, потом начал медленно спускаться по ступеням. Огромный холл на первом этаже был пуст. Закончился еще один день правосудия и разбитых сердец, от него остался лишь мусор в урнах, жестянки от безалкогольных напитков, смятые бумажки и сигаретные окурки. Их тоже скоро уберут.

Питер неторопливо направился к выходу. Теперь уже неважно, выйдет ли Грета из машины, найдет ли его здесь. Он был уже на полпути к дверям, как вдруг кто-то дотронулся сзади до плеча. Питер обернулся и увидел Томаса. Мальчик прижимал палец к губам.

– Мистер Хернс там, наверху, – прошептал он. – Мне нужно вернуться.

– Мне необходимо спросить тебя кое о чем, – тоже понизив голос, заговорил Питер. – Это очень важно. Много времени не займет.

– Не здесь. Позже. Я буду у Мэтью. Позвони мне туда.

– Но у меня нет его телефона, – растерянно пробормотал Питер. Томас не ответил. Он уже развернулся и поднимался по лестнице. Питер начал подниматься следом и вдруг остановился. Выглянув из-за высоких каменных перил, он увидел Хернса и еще какого-то полицейского в униформе. Томас стоял между ними.

Питер вышел на улицу. Грета покинула машину и ждала его на тротуаре.

– Ну, как, тебе лучше? – заботливо спросила она. – Выглядишь по-прежнему неважно.

– Нет, теперь все о'кей. Я в полном порядке.

– Тебя тошнило, да?

– Да, было дело, – солгал он. – Наверное, что-то съел.

– Если плохо себя чувствуешь, совсем не обязательно ехать к Майлзу сегодня. Могу повидаться с ним завтра, прямо с утра.

– Перестань, о чем это ты. К завтрашнему дню надо хорошенько подготовиться.

– Да, пожалуй, ты прав. Просто я так устала. Знаешь, как тяжело высидеть там весь день, слушая всю эту грязь, все эти лживые утверждения.

– Патрик сказал, что сегодня у Томаса был оглушительный провал.

– Да, все прошло хорошо.

– И еще он сказал, что Майлз выявил в его истории о возвращении тех парней массу уязвимых мест и несуразностей.

– Да, теперь окончательно ясно: он все это выдумал.

– Но почему ты не познакомила меня с этими его показаниями, а, Грета?

– Ты это о чем?

– О вторых показаниях Томаса, касающихся возвращения тех мужчин.

– Не знаю. Наверное, потому, что сама получила их только перед началом суда, да и волноваться там было особенно не о чем, одно нагромождение лжи за другим. Я же говорила тебе, как все произошло в действительности, что он все это выдумал, и ты со мной согласился. Так что о чем тут еще говорить, все ясно.

– Да, конечно, – кивнул в ответ Питер, но голос выдавал, что думает он обратное.

– А с чего это ты вдруг так заинтересовался этими показаниями? – спросила Грета.

– Я?.. Нет. Просто Патрик сказал, что выжал из перекрестного допроса максимум. Что Томасу сегодня пришлось нелегко.

В салоне автомобиля повисло напряженное молчание. Питер смотрел в окно, стараясь подавить тревогу. Грета, в свою очередь, не сводила с него глаз. И вот наконец не выдержала первой.

– Ты ведь видел Томаса в здании суда, уже на выходе, да, Питер? Наверное, потому так и расстроился, верно?..

Настойчивость, звучавшая в голосе жены, заставила Питера оторваться от окна и взглянуть на нее.

– Да нет, конечно, с чего ты взяла. Я пошел в туалет, там меня вырвало. Я ведь уже говорил тебе. – Питер старался замаскировать тревогу раздраженным тоном. К его удивлению, трюк сработал. Грета заговорила снова, в голосе звучали извиняющиеся нотки.

– Я просто так спросила, – сказала она. – Без всякой задней мысли. И мне очень жаль, что тебе было плохо.

– Глядя на тебя, не скажешь, – буркнул в ответ он.

– Перестань. Что за глупости?

Она легонько чмокнула его в щеку, Питер улыбнулся и снова отвернулся к окну, за которым пролетала каменная стена набережной Челси. Он смотрел на Темзу и размышлял над тем, где живет этот Мэтью Барн. Ему обязательно надо расспросить Томаса о Роузи, но скажет ли ему сын правду? «Никому нельзя доверять», – с грустью подумал вдруг Питер. Ему так хотелось верить Грете, да он почти был уверен, что верит. Но если спросить ее о Роузи снова, сказать о возможности какой-то связи, она сразу подумает, что он не доверяет ей, и это станет гибельным для них обоих. Питер чувствовал, что и без того наговорил лишнего. Грета смотрела на него так странно, когда они выходили из машины.

– Думаю, мне лучше остаться дома, – заметила она. – Нехорошо бросать тебя в одиночестве, раз ты неважно себя чувствуешь. Майлз поймет.

– Нет, Грета, это было бы ошибкой. Я точно знаю, завтра тебе предстоит тяжелое испытание, надо подготовиться как следует. А в этой утренней спешке, то и дело поглядывая на часы… Нет, тогда тебе не удастся сосредоточиться.

– Все не так плохо, дорогой, не надо драматизировать, – улыбнулась она ему. – Впрочем, возможно, ты и прав. И я почувствую себя намного лучше, если выпью. Будь паинькой, приготовь своей девочке коктейль. А я пока пойду переоденусь.

Питер ждал в гостиной, прислушиваясь к шагам жены наверху. Сидел и не сводил глаз с телефона, точно загипнотизированный. Аппарат стоял на письменном столе-бюро, том самом, в потайном ящике которого Томас нашел медальон. Теперь бюро пользовалась Грета, и Питер вдруг задумался: положила ли она что-нибудь в этот потайной ящик взамен медальона? В сотый раз он пытался представить Энн, как выглядела она в тот, последний день перед смертью: за ленчем, лежа на диване, проходя мимо него по лестнице. Нет, медальона на ней вроде бы не было, но как можно быть уверенным в этом… Он ведь не знал, что в тот день Энн умрет, не знал, что видит ее в последний раз.

Я уже не твоя Грета Роуз. Больше нет. Значит, когда-то была ею? Нет, он должен все выяснить. Питер поднял трубку и набрал телефон справочной службы. Номер Мэтью Барна зарегистрирован не был, и он уже почти сдался, как вдруг вспомнил: школа! Он же родитель одного из учеников, полностью оплачивающий обучение сына. В Карстоу непременно дадут ему этот номер, у них нет причин для отказа.

И вот вскоре он уже говорил с Томасом.

– Что тебе надо, папа? – Голос Тома звучал устало, но он назвал его «папой», уже какой-то прогресс.

– Мне надо поговорить с тобой. Спросить кое о чем.

– О чем?

– О Роузи.

На том конце линии повисло молчание, на секунду Питеру даже показалось, что их разъединили.

– Томас, ты меня слышишь?

– Да, слышу.

– Я не могу долго говорить. Где встретимся?

– Не знаю.

Снова молчание, и тут Питер услышал шаги Греты, она спускалась по лестнице.

– Времени нет. Жду тебя в Челси, на ступеньках у Таун-Холла. В шесть тридцать.

– Где это?

– Да тут, неподалеку от дома. За углом.

Едва успел Питер положить трубку, как в гостиную вошла Грета.

– Кто звонил?

– Да, так, один человек из министерства.

– И что же он делает за углом неподалеку от дома?

– Речь идет о палате общин. Встречаемся гам на следующей неделе.

Ложь с легкостью слетела с уст Питера, он даже сам не ожидал подобного. Ответ, похоже, удовлетворил Грету. Она приняла от него бокал и поцеловала в губы. Это мимолетное прикосновение вдруг пробудило в нем желание.

Она догадалась об этом по его взгляду, улыбнулась и слегка отстранилась. Она по-прежнему обладала над ним особой чувственной властью.

– Нет, не сейчас, дорогой. Иначе я не смогу сконцентрироваться. Кроме того, на мне платье, в котором я завтра буду давать показания. Решила примерить. Что скажешь, как тебе?

– Думаю, оно само совершенство, – ничуть не покривив душой, ответил Питер. Черное платье безупречного покроя и длины. Подчеркивает тонкую талию и высокую грудь, но вырез скромный. Никогда прежде Грета не казалось ему такой красивой.

Время тянулось мучительно медленно. Мысли у Питера путались, но он старался не выдавать своего волнения, уткнулся в бумаги, разложенные на диване. Но что-то в его поведении явно насторожило Грету. Возможно, то, что он слишком часто поглядывал на часы, стоявшие на каминной доске. Несколько раз она спрашивала его, что не так, несколько раз подумывала отменить встречу с Майлзом Ламбертом.

В половине шестого в дверь позвонили, Грета взяла сумочку с бумагами и направилась к двери. На улице ее ждала машина. На ступеньках она вдруг остановилась, взяла мужа за руку.

– Я ведь могу положиться на тебя, да, Питер? – спросила она.

– Да. Да, конечно, можешь, – ответил он, стараясь не смотреть ей в глаза.