Текст книги "Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе"

Автор книги: Саймон Мюррей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Однако они успели нанести нам серьезный урон. Больше всего досталось компани д'аппюи.Люди вокруг меня звали на помощь, другие лежали неподвижно. Но зацикливаться на этом не было возможности – мы все разом ринулись на вершину холма.

Постепенно мы оттеснили арабов с нейтральной полосы на территорию Туниса и, не обращая внимания на границу, преследовали их далеко вглубь территории Хабиба Бургибы. [63]63
  Хабиб Бургиба(1903–2000) – первый президент Туниса (1957–1987).


[Закрыть]И нам было ровным счетом наплевать, нарушили мы чьи-то суверенные права или нет, – мы просто прогоняли противника. Но сделать это до конца, нанести им окончательное поражение нам никогда не удастся, потому что, если никто не заставляет их воевать до последнего солдата, они будут лишь бесконечно уклоняться от наших ударов.

На следующий день

Сегодня мы отдыхали и зализывали раны. Многим они были нанесены минометной шрапнелью. Капитану Жэ понравилось, как мы держались в бою, и в знак одобрения он поставил выпивку всей роте. Чем дальше, тем больше он мне нравится. Он хорошо относится к подчиненным, а ведь именно это имеет решающее значение.

Нам выдали жалованье. Мы с Тео полдня играли в орлянку, и он практически обчистил меня. В день получки Тео бесподобен: к полудню он уже вдребезги пьян и ему трудно сфокусировать взгляд на одной точке.

Несколько дней спустя

В последние дни ходим патрулем вдоль проволочных заграждений, а по ночам устраиваем засады на ничейной земле. Со стороны феллаховособой активности не наблюдается. По-видимому, они тоже зализывают раны. Мы перенесли лагерь на новое место – наступила наша очередь жить по соседству с армейским борделем. Ну прямо не жизнь, а малина.

Как-то разговорился в фойес сержантом Бокемье. Он у нас что-то вроде ротного секретаря, держится обычно тихо и принимает таинственный вид, как будто ему одному известна некая важная конфиденциальная информация. Бокемье рассказал мне немного о себе. Во время войны он работал на ферме неподалеку от города Бери в Ланкашире, так что прилично знает наш север. Английская овсянка и кукурузные хлопья тоже хорошо ему известны. Судя по его рассказам, ему неплохо жилось там – во всяком случае, гораздо лучше, чем нашим в Колдице.

По словам Бокемье, у меня самый высокий IQ в роте, и это означает, что у большинства моих коллег дела совсем плохи. Мои преподаватели в Бедфорде прослезились бы, узнав о моих успехах. Еще он сказал, что меня трижды рекомендовали в школу подготовки капралов – Прат-Марка, Глассе и Вильмен – и всякий раз Второй отдел отвергал мою кандидатуру. Причин отказа они не приводили, но, по-видимому, я вызываю у них подозрения: кто я такой и какого рожна мне здесь надо? Меня это не удивляет – я и сам не могу внятно объяснить, что мне здесь надо. С самого первого дня в легионе я считаюсь потенциальным дезертиром, и они, вероятно, все еще ждут, что я рано или поздно совершу этот шаг.

12 декабря 1961 г.

Поднялись в три часа ночи. Уже восемь дней льет дождь, и всюду одна вода: в спальных мешках и палатках, внутри и снаружи. Вся одежда намокла, и, поднимаясь темным мокрым утром, мы дрожим от холода. Настроение из-за этого поганое. Да и без того нечему радоваться.

Было приказано опять идти штурмом на холм и выживать арабов из насиженных гнезд. Все это напоминает игру в «хитрую лису». [64]64
  «Хитрая лиса»– игра, в которой игроки за спиной водящего вытворяют кто во что горазд, а когда он резко оборачивается, замирают на месте.


[Закрыть]Французскую военную тактику порой трудно понять, однако ведь дали же они миру Клемансо [65]65
  Жорж Бенжамен Клемансо(1841–1929) – французский политический и государственный деятель, журналист. Был военным министром и премьер-министром Франции.


[Закрыть]и Наполеона.

Все происходило примерно так же, как и во время нашей первой увеселительной прогулки, но на этот раз мы держались увереннее, так как это было нам не внове. Арабы закрепились не очень надежно, и наши бомбардировщики вместе с артиллерией нанесли им более чувствительный урон. Довольно скоро мы заставили их отступить, однако перед этим они успели потрепать наши ряды с помощью двух удачно расположенных пулеметов. Одна из очередей прошлась всего в нескольких дюймах от меня и задела парня в двух ярдах правее. Пуля попала ему в колено, и я никогда не видел, чтобы человек так мучился. Рядом был санитар, мы затащили раненого в какое-то углубление, где санитар вколол ему морфий. Я побежал дальше, гадая, когда же наступит моя очередь. Очень хотелось иметь какие-нибудь наколенники.

Мы превосходили арабов числом и огневой мощью и отогнали их от границы, как и в прошлый раз. Затем мы оставили их в покое и устало поплелись под дождем по грязи домой. Какой во всем этом смысл?

14 декабря 1961 г.

Сегодня получил сразу две посылки. Энтони прислал мне фляжку-термос, а Лорис и Лейла – кулинарные изыски от «Фортнума». Они никогда не смогут понять, что это значит для меня, потому что, когда я увижу их и буду рассказывать об этом, обстановка будет настолько иной, что им трудно будет представить, как это было. Термос – бесценная вещь. Благодаря ему я смогу подкрепиться горячим чаем с коньяком, когда мы будем сидеть в засаде в холоде и сырости. Все деликатесы я отнес Жоржу Пенко из 4-й роты, с которым я в последнее время сблизился, и мы устроили пир. Жорж бегло говорит по-английски. Через месяц он отправляется в капральскую школу и очень рад этому. По его словам, он уже по горло сыт тем, что его с утра до вечера достают капралы, и чувствует, что теперь его очередь. Это, без сомнения, логично.

Мы поболтали, как обычно, о «Ла Кий»и о том, каким образом будем зашибать миллионы, когда вернемся на гражданку. «Ла Кий»– это название корабля, увозившего с Дьявольского острова тех, кто отбыл свой срок. [66]66
  Дьявольский остров —бывшая исправительная колония во Французской Гвиане.


[Закрыть]Здесь выражение «взять билет на „Ла Кий“»употребляется в значении «демобилизоваться».

18 декабря 1961 г.

Мы по-прежнему охраняем границу, дождь по-прежнему идет, по ночам мы по-прежнему совершаем вылазки на нейтральную территорию, где дрожим от холода в засаде, и по-прежнему безрезультатно. Правда, по мелочам кое-что изменилось.

Во-первых, нам выдали утеплительные пакеты – нечто вроде больших конвертов, наполненных химическими реактивами и прикрепляющихся к рубашке изнутри. Если потянуть за шнурок, в пакете начинается реакция и выделяется тепло. Во время ночных дежурств это очень кстати. Во-вторых, улучшились пайки, которые мы берем с собой, когда уходим на операцию. Нам традиционно выдают два типа индивидуальных пайков: «Е» (европейский) и «М» (мусульманский). Мы можем получить любой из них – какой в данный момент есть в наличии. Паек «Е» содержит банку консервированной свинины, банку сардин, сыр, а также плитку шоколада, маленький пакетик растворимого супа, два пакетика кристаллизованного лимонада, пакетик растворимого кофе, маленькую бутылочку о-де-ви(«живой воды» – в данном случае коньяка) и порцию туалетной бумаги. В мусульманском пайке свинина заменена тунцом и отсутствуют коньяк и туалетная бумага. Теперь же нам выдают коллективные пайки с гораздо большим ассортиментом продуктов и, слава тебе господи, без этих жутких сардин.

На следующий день

Весь день ехали на юго-запад к Сетифу сквозь дождь, ветер и снег и вечером разбили лагерь высоко в горах Кабилия. Лица у всех покраснели и распухли от мороза, глаза на ветру застыли в виде ледышек, выглядывающих из покрасневших глазниц. В темноте нам удалось кое-как поставить две большие палатки для офицеров, прочие оставили до утра. Неподалеку от нас находится деревушка под названием Бордж-Бу-Арреридж, затерянная в бесконечной пустоте. Пока наши машины разгружались и искали место для ночлега, вся земля в лагере превратилась в грязное месиво, и жизнь стала совсем удручающей.

В такие моменты, когда все вокруг мерзко до невозможности, очень легко сорваться и нужно мобилизовать свои душевные силы, делать дело, несмотря ни на что. В такие моменты у людей закаляется характер, а слабые ломаются.

В темноте, когда тебя не видят, есть возможность сачкануть. Но тут как раз требуются усилия каждого, и тогда всем остальным легче выполнить задачу. Люди, отлынивающие от работы, могут завалить всю операцию.

Наш враг номер один – это холод. Голод и жару можно перенести, но холод убивает в человеке силу воли. Ни с чем не сравнить то отчаяние, которое охватывает тебя, когда ты залезаешь в полной темноте в промокший и грязный спальный мешок на вершине горы, где льет дождь, завывает ветер, люди бродят среди разбросанного как попало имущества, чавкая по грязи в своих гигантских ботинках и наступая на лежащих. И если в придачу ко всему этому тебе говорят, что с 3.00 до 4.00 ты заступаешь в караул, тут-то ты и взрываешься.

22 декабря 1961 г.

Приближается Рождество. В каждой палатке свои ясли и свои украшения. Одна из больших палаток выбрана в качестве саль де фет(банкетного зала) – там в канун Рождества нас будут веселить «артисты». Каждый взвод готовит свои номера, стараясь перещеголять других, изобретая хитроумные световые эффекты и декорации из цветной бумаги. А снаружи льет дождь и ветер завывает в скалах, как голодный волк, – не слишком уютная обстановка для празднования Рождества.

Канун Рождества

С утра мы решили прочесать близлежащие холмы, чтобы убедиться, что рядом с нами не затаился противник, который мог бы испортить нам праздник, – и правильно сделали, потому что столкнулись лоб в лоб с отрядом феллахов.Это случилось сразу после полудня, когда мы уже подумывали о том, что пора бы вернуться в лагерь. Мы находились на краю неглубокого оврага, в сорока ярдах от нас протекал ручей, а за ним возвышался противоположный скалистый берег. Внезапно, как всегда, на нашем правом фланге послышались выстрелы, за которыми прогремела пулеметная очередь. Оказалось, что наши наткнулись на группу феллахов,которые кинулись прочь, как горные козлы, прямо сквозь нашу цепь.

Мы открыли по ним стрельбу, и за отсутствием деревьев спрятаться они могли разве что за кустиками травы и отдельными валунами. Пятеро сразу погибли под шквальным огнем, остальные, прятавшиеся в укрытии, сдались. Они вышли из своей землянки с поднятыми руками, но с несломленным духом.

Нужно быть закаленным и выносливым, чтобы жить, как кролики, в вырытых в земле норах. В их убежище мы нашли радиостанцию, одежду и запасы продуктов, которых хватило бы на воинскую бригаду, а оружия – на полк. Тут были и «стены», и «брены», и бинокли, и компасы. Улов у нас был богатым – прекрасная увертюра к Рождеству. Все вернулись в лагерь окрыленные победой и готовые приступить к празднеству.

Палатки внутри приобрели фантастический вид, стали почти красивыми. Даже трудно поверить, что все это создано грубыми руками легионеров, – а усилия были приложены немалые. Вечером мы собрались в саль де фет.Полковник Ченнел обошел все роты и поздравил их с праздником. Немцы спели свою «Stille Nacht»так, как это умеют только немцы; воцарилась атмосфера всеобщего доброжелательства, резко контрастировавшая со смертельным холодом снаружи и кровавой схваткой, происшедшей несколько часов назад.

Капитан Жэ преподнес подарки всем легионерам роты, каждому пожал руку и пожелал счастья. Среди подарков были радиоприемники, фотоаппараты, часы, электробритвы и прочее. Все это было приобретено на средства, вырученные нашим фойе,так что полковой бюджет не пострадал. После этого взводы разошлись по своим палаткам и приступили к великолепному пиршеству. Полевая кухня и на этот раз потрясла нас своей способностью создавать изобилие на голом месте в буквальном смысле слова: нам были предложены жареные цыплята и свинина, салаты и фасоль, сыры и выпечка – просто невероятно!

Кроме того, наш взвод имел на вооружении двадцать бутылок вина, четыре бутылки рома, шесть – коньяка, несколько бутылок мартини и несколько – «Чинзано», не считая двадцати четырех ящиков пива. На двадцать четыре человека приходилось в общей сложности более трех сотен бутылок. Мы утопили в спиртном и ночной холод, и все мысли о мире за пределами лагеря. Мы пели до хрипоты и пили до посинения. Помню, я заходил в другие палатки, чтобы чокнуться с друзьями. Да и все остальные постоянно курсировали по палаткам, где их радостно встречали и, естественно, наливали им.

Мы с Кохом спели дуэтом «Семь одиноких дней» и «Том Дули», [67]67
  «Семь одиноких дней»– негритянская песня; «Том Дули»– американская народная песня.


[Закрыть]обошли с этим номером все взводы и всюду имели шумный успех. Кох может спеть все что угодно, и, откровенно говоря, это, по-моему, действительно звучало неплохо. Своим пением мы заработали себе дополнительную выпивку – в немалом количестве.

Когда в пять утра подошла моя очередь заступать в караул, я чувствовал себя замечательно. Я бродил по холму вокруг палаток, и дух мой воспарял вместе с винными парами так высоко, что никакой холод не мог его сломить. Феллахивряд ли могли бы найти более подходящий момент для нападения, но полученный ими накануне удар в солнечное сплетение охладил их пыл. В шесть меня сменили, и я неторопливо заполз в свой спальный мешок. Празднование Рождества благополучно завершилось, на носу был Новый год; с этими мыслями я умиротворенно уснул.

25 декабря 1961 г.

Первый день Рождества был, как всегда в легионе, грустным. Праздничное настроение утром улетучивается, тяжелое похмелье превращает жизнь в кошмар и вытесняет всякие мысли о Рождестве и всех праздниках вообще. Это холодный, пустой день, когда ничто тебя не радует. Нас окружают замороженные скалы с лунными кратерами, лишенные всякой привлекательности; нет ни деревьев, ни травы – только камни, лед, снег и смерзшаяся грязь под ногами. Люди бродят с такими же смерзшимися мозгами и головной болью. Всюду холод, холод, холод – вот в чем проблема.

На следующий день

Две роты отправились на операцию и вляпались в такую же историю, что и мы в канун Рождества. Теперь в лагере полным-полно пленных арабов. Их допрашивают, и я сам не видел, но люди говорят, что им развязывают языки старым добрым методом – с применением электрогенератора.

27 декабря 1961 г.

Милях в десяти от нас расквартирован небольшой отряд сторожевого охранения из арки(вспомогательных войск). Офицерами у них французы, а остальной состав формируется из арабов, завербовавшихся во французскую армию. Прошлой ночью эти аркивзбунтовались, перебили офицеров и ударились в бега. Прямо восстание сипаев, [68]68
  Восстание сипаев– восстание сипаев в Индии против англичан, происшедшее в 1857–1859 гг.


[Закрыть]да и только! Мы весь день рыскали в горах в поисках беглецов. Но они хорошие ходоки, а для нас эти горы – неизведанная местность. Спим сегодня там, где нас застала ночь, а с рассветом продолжим погоню. Ночь черна, сыплет снег, и лишь дрожь спасает от полного замерзания.

На следующий день

Снег превратился в слякоть, и мы бредем по ней, переставляя одну ногу за другой, на протяжении многих миль. Никакими беглыми арабами и не пахнет – они растаяли вместе со снегом, и сегодня уже нет надежды кого-либо настичь, потому что в горах темнеет рано. Вечером в лагере нас ждет разогретый суп, который мы заливаем в опустошенный организм.

Совершенно неожиданно пришла рождественская открытка от Николь. И сразу все мысли – о ней, кочегарка опять кочегарит, пламя неудовлетворенного желания вновь раздуто. На открытке нет обратного адреса, так что я написал Кристиану Серву и попросил его помочь мне связаться с Николь. Всколыхнулась надежда, я снова чувствую прилив сил. Удивительно, как легко вызывают смену настроения падающий снег или пришедший с почтой клочок бумаги.

30 декабря 1961 г.

Совершили еще один патрульный обход – завтра опять праздник, и мы не хотим, чтобы нас застали врасплох со спущенными штанами.

31 декабря 1961 г.

Снова праздник. Веселье, пение, смех. В тысячу раз лучше, чем в Рождество. Никто не теряет головы, целиком наполнив ее алкоголем. Мы нагрузились прилично, но до белой горячки дело не дошло.

Новый год совсем на носу, старый растворяется в вечернем сумраке. Скатертью дорога! Но я все еще на подъеме в гору и не перевалил через пик. Ликовать еще рано, но время идет вперед, и все-таки это первый проблеск на далеком горизонте. Прошедший год – двадцать первый год моей жизни! – был долгим. Уже больше года я в полку. Столько всего было, что кажется, на тысячу лет хватило бы, – а я-то думал, что пять лет пролетят очень быстро. Но время не летит, оно надвигается, как зимняя ночь, когда ты затерян в океане, а на небе нет звезд.

1962

1 января 1962 г.

Празднование продолжается. Жэ собрал в центральной палатке всю роту, подвел итоги прошедшего года и сказал, что компания у нас подобралась очень хорошая. Мы подняли тост за самих себя, за легион, за Францию и де Голля, а также за другие не менее грандиозные вещи. Много пели хором – «Ле буден», [69]69
  «Ле буден»– гимн легионеров. Le boudin– валик; спираль; кровяная колбаса (фр.).Так называли скатку шинели, которую легионеры носили поверх вещмешков.


[Закрыть]«Белое кепи» и прочее, а потом был брошен клич выступить соло, забравшись на стол.

Неожиданно я в замешательстве услышал крик: «Джонни и Кох!» Все подхватили призыв и стали скандировать его, словно фанаты на футбольном матче. Сам Жэ вызвал нас с Кохом, и пришлось нам запрыгнуть на стол и спеть. Как мы пели – бог его знает, боюсь даже вспоминать, но у Коха и правда фантастические музыкальные способности, так что, наверное, что-то у нас получилось. Когда мы закончили, раздался рев, гром аплодисментов и требования повторить. Удивительно, как алкоголь притупляет слух у людей. Тут же за нас был произнесен тост, и мы снова пили – что-то исключительное, кстати сказать. Все веселились от души и не теряли формы. Штеффен был неподражаем, когда, намазав лицо сапожной ваксой и нацепив темные очки и огромный берет, бродил со свечой, изображая короля Бужи. [70]70
  Основанная карфагенянами крепость Бужи (ныне Беджая) одно время принадлежала султану Туниса; в XVI в. служила яблоком раздора между предводителями североафриканских пиратов.


[Закрыть]Чарли Шовен напился накануне до потери памяти, а утром обнаружил, что раздет догола. Мы сказали ему, что, пока он был в беспамятстве, его лишили невинности. Множество свидетелей утверждали, что в жизни не видели более интересного спектакля, и поздравляли Чарли с прекрасным выступлением. После этого он весь день приставал то к одному, то к другому подозреваемому с вопросом: «C'etait toi qui m'as encoule hier?» [71]71
  «Это ты вчера меня трахнул?» (фр.).


[Закрыть]Он так и не нашел обидчика – таковых и не было, – но вопрос у Чарли остался.

2 января 1962 г.

Сегодня развлечения забыты, мы опять приступили к делу. С рассвета и до заката ходили по холмам. Вчера была лишь краткая пауза в длящемся месяцы и годы бесконечном марафоне по этой дикой гористой местности.

В шесть вечера остановились на ночевку. Я расположился со спальным мешком на каменном уступе горы и предвкушаю долгожданный сон. Солнце скрылось за зубчатой линией горизонта, небо на западе полыхает красным цветом, переходящим ближе к востоку в синий, фиолетовый и наконец в угольно-черный. Вокруг и ниже меня мерцает огоньками целое море армейских костров. Уходя вдаль, к темной противоположной стороне долины, они напоминают какое-то факельное шествие. Вокруг костров сгрудились люди; время от времени к огню наклоняется чья-то тень, чтобы поставить банку бобов или кружку кофе, и снова сливается с окружающей темнотой. Ночь опускается быстро, как занавес в конце пьесы; приглушенные голоса постепенно стихают в молчании вечности. Наконец костры затаптываются – еще один день остался позади, пора устраиваться на ночь в спальном мешке. Надо отдохнуть, перед тем как утром снова взваливать на спину ношу. О господи, сколько еще мне предстоит протопать!

На следующий день

Посылка из Англии с продуктами, которые насыщают организм гораздо лучше, чем какая-либо иная еда, потому что сознаешь, что все это было упаковано руками друзей в уютном английском доме. Настоящее удовольствие получаешь от самых простых вещей, и именно это запоминается навсегда, – очень важное открытие.

На Бодуэна большое впечатление производит качество продуктов в моих посылках; он говорит, что они де ла класс(высший класс), и именует меня теперь не иначе как милордДжон.

6 января 1962 г.

Поднялись в 1.45 – можно сказать, и не ложились. Мчались на грузовиках прямо на восток сквозь черную холодную ночь, свернули по Национальной автостраде № 5 к Сетифу, а оттуда прямо на север по автостраде № 9, которая через пять часов вывела нас к ущелью Керата.

По дну ущелья вьется дорога с крутыми поворотами. Она была проложена много лет назад легионерами, о чем свидетельствует огромная мемориальная доска, вмонтированная в скалу у дороги. Само ущелье – еще одно чудо света. По обеим сторонам дороги к небу вздымаются две отвесные стены. Уникальный разлом горной породы. Мы только головами вертели и таращились на этот поразительный каприз природы. И лишь затем появилась пугающая мысль: «Это что, вот здесь мы и будем подниматься?!» И действительно, какой-то горный козел проложил серпантином тропинку, и мы гуськом полезли наверх по его следам. Колени у подбородка, вещмешки за спиной тянут вниз. Мы карабкались к небу, а с него, не переставая, сыпал мелкий дождь. На вершинах скал гуляли облака; в этом тумане ничего не стоит поскользнуться, и – поминай как звали.

Наконец мы добрались до самого верха, где с удивлением увидели расположившихся лагерем арабов, которые тоже никак не ждали нас в гости. При нашем появлении они мигом сориентировались и растворились в тумане. Искать их было бесполезно. Плауманн тащил с собой пулемет, а я патроны к нему. Пристроив пулемет на скале, Плауманн послал вслед арабам несколько очередей, я при этом заправлял в пулемет ленту. Но погодные условия помогли им благополучно улизнуть. Неподалеку стояла небольшая мехта, служившая феллахампристанищем. Мы ее сожгли. Их часовой, очевидно, прозевал нас, за что, скорее всего, поплатится жизнью, когда они сделают остановку, чтобы собраться с мыслями. У партизан суровые законы и железная дисциплина – иначе им не выжить.

Мы все-таки пошарили на вершине на всякий случай, но при нулевой видимости это был пустой номер, и к вечеру мы стали спускаться. По пути нам попалась небольшая долина на склоне, а в ней роща апельсиновых деревьев! Мы набросились на них, как саранча. После утомительного лазания по скалам с пересохшим горлом казалось, что в жизни не пробовал таких райских плодов. Набив животы, мы продолжили спуск и закончили его уже в темноте, промокшие до нитки. На дне ущелья мы нашли брошенные казармы с наваленной на полу соломой, где и заночевали.

18 января 1962 г.

Поднявшись на рассвете, под проливным дождем поехали в Филипвиль.

Вечером встретился с Робином Уайтом, мы обменялись новостями за пивом. Робин служит в хозроте, не участвует в операциях – и много теряет. Если бы он осознал это, то я уверен, что он предпочел бы ходить в горы, а не торчать безвылазно в лагере. Я готов в любой момент поменяться с ним местами.

20 января 1962 г.

Арабы опять активизировались. Это повторяется регулярно; начало года обычно отмечено нарастанием напряжения, которое взрывается бунтами и манифестасьон(демонстрациями). Объявлен комендантский час с 23.00. Мы снова вступаем в сезон пластиковых бомб. Чьих рук это дело? Арабов или ОАС? Неизвестно. Да и не все ли равно? Главное, что эти столкновения ничего, кроме страданий, французам не приносят, а арабам – уж и подавно. Я сходил в город – будто морг посетил. В барах и бистро закрыты ставни, висят замки: несколько лишних вырученных франков не окупят гранаты, брошенной в окно. Всюду пусто и мертво, как в городе призраков. Я бродил по обезлюдевшим улицам, возможно надеясь, что произойдет чудо и по прихоти судьбы я встречу Николь, но этого никак не могло случиться, и я уже достаточно прожил, чтобы в глубине души понимать это.

 
Мы музыку сочиняем,
Мы видим счастливые сны,
Мы камушки в море кидаем
И ждем наступленья весны…
 

В водосточном желобе валяется пустая банка из-под пива. Я пинком посылаю ее вдоль пустой улицы. Она прыгает и дребезжит, стены пустых домов отзываются эхом. В городе нет никого, кроме меня.

25 января 1962 г.

Сегодня у нас было дефиле(парад) в честь одного из командиров, Феррера, который увольняется, прослужив в полку тридцать два года. Очень долгий срок для легиона. Раздали целую кучу Медай милитер(«Военных медалей»), чтобы поднять наш воинский дух и отвратить нас от присоединения к ОАС, – а может быть, просто потому, что война действительно близится к концу, и если не вручить медали сейчас, то другого случая не представится.

ОАС, подпольная армия пье нуар,наращивает свои ряды. Она заявила, что будет противостоять любым попыткам де Голля предоставить Алжиру независимость. Это крепкая организация, состоящая из колонизаторов, отставных военных и дезертиров из легиона и регулярных войск. Добра от этой публики не жди.

30 января 1962 г.

«Rapportez au commandant de companie!» [72]72
  «Явиться к командиру роты!» (фр.).


[Закрыть]Никаких объяснений – предстать перед Жэ в 9.00, и все. Жэ просмотрел мой ливре матрикюль(личное дело) и отметил, что я не сразу согласился идти в парашютисты, а это рассматривается как проявление мовез волонте(«недоброй» воли). Еще он заметил, что я занимаю позицию постороннего наблюдателя и не предан легиону на все сто процентов, – по крайней мере так ему казалось раньше, однако рождественские праздники заставили его изменить свое мнение обо мне. Я знаю, что в легионе относятся к пению очень серьезно, но чтобы уж настолько… Просто смешно! Затем Жэ спросил, нет ли у меня каких-либо желаний, связанных со службой в легионе. Я чуть не ответил ему: «Да, есть – уволиться из него», но вовремя прикусил язык. Как в конце концов выяснилось, этот допрос был вызван тем, что он подумывает, не послать ли меня в будущем в школу подготовки капралов, и хочет знать мое мнение. Я постарался ответить как можно уклончивее: может быть, когда-нибудь в будущем, но в данный момент я не хочу становиться капралом и вообще менять мой нынешний статус.

3 февраля 1962 г.

Получен приказ приостановить все операции на десять дней, пока идут оживленные переговоры в Эвиане.

Несмотря на это, завтра нас направляют в горный район неподалеку от Филипвиля, где, как полагают, находится партизанский госпиталь, – слишком уж велико искушение!

4 февраля 1962 г.

Вышли из лагеря в 7.00 под проливным дождем и ползли с черепашьей скоростью в почти непроходимом кустарнике. Чтобы продвинуться вперед на несколько дюймов, надо было как следует помахать нашими куп-куп,так что за шесть часов мы прошли всего две мили. В конце концов мы нашли то место, где стояли лагерем феллахи,но они его недавно покинули, и, поскольку быстро темнело, бросаться в погоню за ними мы не стали. Лагерь был устроен безупречно: землянки надежно спрятаны в подлеске, крыши сплетены мастерски. Внутри было абсолютно сухо – и это после пяти дней непрерывного дождя! В землянках мы не нашли ничего, кроме масляных ламп, котелков и кастрюль. Мы сожгли лагерь дотла и вернулись к себе уже поздней ночью, в промокшем, замерзшем и жалком виде.

6 февраля 1962 г.

Ле Женеральобратился к нации с длинной и внушительной речью. «Франция должна проявить мудрость и предоставить Алжиру самоуправление, с тем чтобы наши страны сохранили дружеские отношения, арабы были бы независимы, а французы сохранили бы долгосрочные права на торговлю нефтью и газом». Пье нуарсловно обухом по голове огрели. Красноречие президента нисколько их не убедило. Наверное, они сознают, что земля уходит у них из-под ног, но они намерены всеми силами тормозить этот процесс и, прежде чем уйти окончательно, наверняка доставят немало неприятностей.

Алжир охвачен всеобщей стачкой, в которой участвуют и арабы, и французы. Магазины, транспорт, почта и даже бары прекратили работу, поскольку в открытые двери может запросто залететь пластиковая бомба. Не вполне ясно, то ли оасовцы напоминают этими бомбами о себе, то ли арабы подталкивают де Голля к скорейшему предоставлению обещанного, однако взрываются они во все возрастающем количестве.

Ряды ОАС также пополняются с каждым днем, организация превратилась в силу, с которой приходится считаться. В самой Франции они практически не имеют поддержки, но здесь за ними стоят миллионы. Не думаю, что они могут предотвратить неизбежный конец, но могут и хотят оттянуть его, насколько возможно.

22 февраля 1962 г.

Два года позади. Кто сказал, что я не выдержу?

Дезертиров все больше и больше. По всей вероятности, они присоединяются к ОАС. По радио сообщили, что оасовцы используют их в качестве наемных убийц, и привели в пример легионера, которому присудили десятилетний срок за убийство некоего юриста. Десять лет за убийство – это что-то очень уж мягко. Очевидно, юрист был арабом.

Два дня спустя

Капрал Мейер достал сегодня Чарли Шовена, тот потерял контроль над собой и заехал капралу по уху. За это Шовен сегодня ночует в томбо(могиле). Это наказание заключается в том, что человек должен вырыть яму и спать в ней. Летом это равноценно сожжению заживо, зимой – утоплению в проруби. Шовен замерзнет сегодня ночью как цуцик, а если пойдет дождь, то подхватит и воспаление легких.

Два дня спустя

Вчера я решил прогуляться в арабскую деревушку, находящуюся совсем рядом с нашим лагерем. Арабы отнеслись к моему приходу спокойно – с подозрением, конечно, но без особого недовольства или агрессивности. Мужчин практически нет, не считая маленьких мальчиков и стариков. Остальные ушли в горы и ожидают там наступления великого дня, когда они смогут вернуться домой, не опасаясь неприятностей со стороны солдат или тех же феллахов.Они уже давно живут между двух огней. То, что я вижу в этих деревушках, неизменно потрясает меня. Нищета здесь абсолютная. Тесно прижавшиеся друг к другу домишки из прутьев, слепленных грязью, кажется, вот-вот рассыплются. Собачий холод зимой и непросыхающий пот в летнюю жару. Дождь ручьями растекается по всей деревне, заливая хижины, – никто не обращает на это внимания. Повсюду грязь, люди одеты в лохмотья, которые болтаются на их истощенных телах. В деревне есть одно кирпичное строение – школа, превращенная в хлев. По-видимому, французы руководствовались благими намерениями, когда строили ее. По берегам реки разбросаны участки возделанной земли, на которых жители деревни пытаются выращивать рис, а на склоне горы растут оливы. Но дренажная система, к примеру, отсутствует, и лишь дождь смывает со временем все отходы.

Блага цивилизации им чужды, и никто не удосужился объяснить им их преимущества. Французы пытались, но не слишком настойчиво, а когда они уйдут, и эти попытки сойдут на нет. К тому же арабы пассивны от природы, и французам приходилось чуть ли не силком навязывать им что-либо новое. Женщины трудятся как каторжные, маленькие девочки шмыгают с кувшинами на голове к источнику и обратно – так они делали столетиями.

Когда думаешь, что этой стране, такой бедной и пустынной, и этим людям, абсолютно невежественным, в самом скором времени придется нести нелегкий груз независимости, становится даже не по себе. А сегодня ночью мы и арабы будем караулить друг друга в горах с нашими пушками. У них и у нас еще есть какое-то время, чтобы успеть погибнуть за правое дело.

Неделю спустя

В Эвиане продолжаются переговоры, здесь продолжается перестрелка – в горах, в пустыне, на улицах городов. Оасовцы являются камнем преткновения в урегулировании спорных вопросов и именно в этом видят свою задачу.