Текст книги "Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе"

Автор книги: Саймон Мюррей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Мы провели на пляже весь день, отдыхали и купались, но все время бросали взгляды на могилу в песке. Яма была тесной, Виньяга лежал на спине и не мог даже повернуться. Поверх ямы, вровень с поверхностью песка, натянули брезент, который за весь день ни разу не шевельнулся, как будто под ним была пустота. Это было, наверное, все равно что лежать в печи. Солнце палило нещадно.

Наступил вечер, и всех, кроме заблудившейся утром группы, отвезли в Лендлесс на машинах. Мы же должны были добираться на своих двоих.

В лагере мы были уже за полночь. Виньягу заперли в каталажке, остальные завалились на свои койки, но сон не шел к нам. Мы были выбиты из колеи – и телесно, и духовно.

На следующий день

Виньяге дали пятнадцать суток ареста и пелотпо четыре часа каждый день. Если бы взводом по-прежнему командовал Маскаро, он наверняка выпер бы Даниэля из школы, но Лоридон умнее. Я думаю, он понимает, насколько ценный кадр Виньяга.

Началась вторая экзаменационная сессия. Даниэль тоже сдает ее в промежутках между сеансами пелот.Инцидент с Дадоном, конечно, сыграет против него. За усердие ему поставят жирный ноль, это уж точно. Даниэль во многих отношениях на голову выше всех других, но после того, что случилось, первого места ему не видать. У остальных дух соперничества разыгрался даже сильнее, чем во время первой сессии, – и не столько благодаря тому, что убрали с пути основного соперника, сколько из-за того, что нам пришлось перенести. В эти недели мы навидались столько всякого дерьма, что нашивки капрала сами по себе ничего на этом фоне не значат. Только первое место может компенсировать моральный ущерб, нанесенный нам Дельгадо и его подручными.

7 августа 1963 г.

Лидирует Питцер. Я опять занял второе место, Сото третий. Даниэлю пришлось довольствоваться седьмым. Но мы только на середине пути, так что главные сражения впереди. Четверых отослали обратно в полк.

Месяц спустя

За последние недели было много разного. После экзаменов атмосфера в школе изменилась, и мы приступили к тому, ради чего приехали сюда, – приобретению навыков обучения рядовых. Занимались мы этим под руководством Лоридона. Сержанты по-прежнему гоняют нас, но постоянное целенаправленное давление на психику отошло на второй план. Один раз, правда, они снова взялись за старое и заставили нас чистить туалеты зубными щетками, проверяя результаты каждые пять часов в течение трех дней, но в конце концов это им надоело, и больше они нас не трогали.

Много времени проводим на полевых учениях, отрабатывая нападение на вражеские форпосты. Мы по очереди должны тщательно продумать всю операцию, и, признаюсь, я делал это с большим увлечением. Наверное, это похоже на детскую игру в войну, поскольку противника на самом деле нет, но разыгрываем операции мы вполне реалистично.

Моральный дух на должной высоте. Коллектив у нас, за немногими исключениями, вполне сплоченный. Питцер по-прежнему рвется к победе во всех аспектах подготовки, что, естественно, раздражает Даниэля, Сото и меня. Не хотелось бы, чтобы на первое место вышел именно Питцер, но следует признать, что он этого достоин, и, боюсь, так и произойдет.

Мы находимся в хорошей форме и преодолеваем большие расстояния в горах с поразительной скоростью. Прежде, когда мы гонялись за партизанами, мы тоже были в форме, но тогда условия были другие. Теперь мы меньше едим и очень мало пьем.

Лоридон ввел новый курс обучения – боевое многоборье. Нас вывозят в море на вертолетах, и на скорости тридцать пять миль в час мы должны спрыгнуть в воду с высоты тридцати пяти футов. Затем, если ты уцелел, надо во всей амуниции и ботинках доплыть до берега, где тебя ожидает твоя винтовка, саки шлем, напялить это все на себя и пробежать восемь километров. Отсчет времени начинается с того момента, когда ты выпрыгиваешь из вертолета.

Прыжок из летящего вертолета без парашюта вызывает трепет и неплохо взбадривает. На груди и на спине у тебя привязаны резиновые подушки, которые должны продержать тебя на плаву до прибытия спасательной шлюпки, в том случае, если ты отключишься после прыжка. Когда врезаешься в воду, упав с высоты тридцати пяти футов, ощущение такое, будто приземляешься на бетон.

Завтра мы должны пробраться в лагерь регулярных войск. Последние два дня мы тайком вели наблюдение за ним, изучили расположение мин и расстановку часовых и составили детальный план лагеря, включая склады, столовые и казармы. Личный состав предупрежден о нашей акции, но когда именно она будет осуществлена, они не знают. Количество часовых удвоено, лагерь обнесен таким количеством дополнительных проволочных заграждений, что не всякий танк решится штурмовать их.

Два дня спустя

Прошлой ночью нас сбросили на парашютах в горах милях в четырех от армейского лагеря. Всего нас было десятеро, мы разделились на группы по два-три человека. Я был вдвоем с Дельгадо. Каждая группа имела свое задание, но прежде всего надо было добраться до лагеря. Мы были там около часа ночи и обнаружили столько прожекторов, что вокруг лагеря было светло, как днем, а внутри проволочных заграждений прохаживалась добрая сотня часовых. Они явно ждали нас.

У нас были с собой карточки с эмблемой нашего полка, и в нашу задачу входило незаметно проникнуть на максимальное количество объектов и оставить там эти сувениры. Лоридон поспорил с командиром армейского полка на пять ящиков шампанского, что мы проберемся в лагерь и нас не засекут. Нам с Дельгадо достались офицерская казарма и караульное помещение. Целый час мы пролезали сквозь проволочные заграждения. Затем нам предстояло проползти двести ярдов по открытому пространству. Часовые ходили толпами, но нас не видели. Четверо прошли мимо нас, болтая, а мы лежали в тени в двух футах от них. Мы решили, что при таком количестве болтающихся по территории людей лучшая тактика – наглость. Если мы будем идти открыто и спокойно, нас примут за своих, а крадущийся человек сразу вызовет подозрения. Тем не менее я, конечно, все время ожидал, что поднимется тревога.

Мы зашли в караульное помещение. Трое солдат отдыхали на койках, за столом сидел сержант, читавший какой-то комикс. За ним стояла незапертая пирамида с винтовками. Я абсолютно хладнокровно и бесшумно прошел у него за спиной. Дельгадо остался в дверях, готовый в любой момент прыгнуть на сержанта, если тот всполошится. Однако сержант продолжал читать, я спокойно взял одну из винтовок и вышел из помещения.

На очереди была офицерская казарма. На одной из дверей в коридоре висела табличка с именем командира полка, – очевидно, это была его спальня, и по доносившемуся из-за двери храпу было ясно, что он находится в неведении относительно вторжения «противника» в его часть, как и проигранных пяти ящиках шампанского, не говоря уже о других потерях. В коридор выходило еще несколько дверей, и под каждую из них мы просунули свои визитные карточки, на которых написали: «Le deuxieme R.E.P. vous souhaite bonne nuit». [93]93
  «Второй парашютно-десантный полк желает вам доброй ночи» (фр.).


[Закрыть]Утром офицеров ожидает большой сюрприз.

В буфете мы позаимствовали три бутылки виски, бутылку «Перно» и столько пива, сколько влезло в мой сак.Количество часовых к этому времени заметно уменьшилось – было уже четыре часа утра. Мы выбрались из лагеря без помех и направились к условленному месту встречи с другими «диверсантами» в четырех милях от лагеря. Все остальные тоже справились со своей задачей. Стопроцентный успех. Все устали, но настроение было приподнятое.

Лоридон и Дельгадо поехали вперед на джипе, мы вслед за ними на грузовике. И тут разыгрался захватывающий спектакль. Мы давно не ели, потратили много сил за последние шесть часов, в наших телах не осталось никаких продовольственных запасов, и в алкоголе они совсем не нуждались. Однако на радостях мы открыли виски и выпили его из горла, как и «Перно».

Результаты не замедлили сказаться. Педро Родригес совершенно потерял голову и потряс нас всех, когда откусил горлышко бутылки, запивая большими глотками виски. Кровью залило все вокруг, Педро же был абсолютно невменяем: он вопил и рычал и продолжал поедать бутылку. В жизни не видел ничего подобного. Мне приходилось слышать, что русские казаки, прикончив пару бутылок водки, закусывают ее стаканами, но тут была целая бутылка! В общем, это был не грузовик, а сумасшедший дом на колесах. Не помню уже, как мы доехали до Лендлесса.

По прибытии все завалились в койки и проспали до полудня – все, кроме Педро. Зайдя утром в рефектуар,я увидел, что сумасшедший дом переместился сюда. Педро стоял на столе, был весь покрыт кровью, хлеставшей из большой раны на его руке, и требовал, чтобы окружающие, будучи его братьями по оружию, стали также его братьями по крови и для этого выпили ее. Окружающие вопили и кричали. Некоторые пытались утихомирить Педро, другие хохотали и приветствовали его как сногсшибательного парня. Короче, ад кромешный. А Педро между тем выкинул бутылку из окна, схватил другую и отбил горлышко о край металлического стола. Все это не предвещало ничего хорошего. Никто не решался приблизиться к Педро, потому что он не соображал ровным счетом ничего. Но тут вошел Дельгадо с тремя караульными. Одним махом винтовки Педро сшибли с ног на землю и одним ударом по шее угомонили его. Затем его раздели, сунули под душ и отнесли в санчасть.

Согласно последним известиям, Педро зашили и вогнали в него солидную порцию транквилизатора, так что он более или менее успокоился. Через пару дней он вернется в строй и начнет с восьмисуточного пребывания на гауптвахте за порчу имущества легиона.

Лоридон в восторге от наших подвигов в лагере регулярных войск, но их командир собирается представить жалобу полковнику Кайу на то, что мы умыкнули его спиртное. Кайу, я думаю, это ни капли не волнует. Лоридону уж точно наплевать. Единственное, что обидно, – их полковник из-за этого вроде бы отказывается ставить проигранное шампанское. Вот уж поистине мелочная душонка!

11 сентября 1963 г.

С утра нас возили в полк делать прививки от холеры и разрешили нам провести там весь день. В 7.30 вечера в Лендлесс шел наш транспорт, но я пропустил его, так что пришлось добираться самостоятельно. В 9.00 был аппель,и успеть к нему я мог только в том случае, если бы поймал попутку на шоссе, которое тянется по берегу от Бу-Сфера до Лес-Анделуза, находящегося на полпути до Лендлесса. Оттуда в горы отходит грунтовая дорога; по ней никто не ездит, кроме машин, направляющихся в наш лагерь, так что последние две мили мне надо было идти пешком.

И тут я попал в переплет. Я шел по дороге к Лес-Анделузу и услышал, что меня нагоняет какой-то автомобиль. Я поднял руку, автомобиль остановился. В нем было четыре араба, они сказали, что подвезут меня. Внутри было темно, и я не мог толком разглядеть их лица, иначе я вряд ли стал бы к ним садиться. Но я забрался на заднее сиденье, и это было ошибкой, которая едва не стоила мне жизни. На заднем сиденье, кроме меня, сидели два араба. Когда мы тронулись с места, один из них перегнулся через меня и запер дверцу на замок. Они стали разговаривать по-арабски и время от времени чему-то смеяться. Мне не понравилось, как они смеялись.

У меня в мозгу прозвучал сигнал тревоги, я понял, что положение у меня хуже некуда. Все мои инстинкты говорили о том, что арабы строят в отношении меня планы, которые меня никоим образом не устраивают. Вид у арабов был бандитский, а международные отношения, сложившиеся во время войны, еще не отошли в прошлое. Легионер, попавший к ним в лапы, не мог ожидать ничего хорошего.

Несколько минут я пребывал в панике, но затем взял себя в руки и стал думать, как мне спастись. Пытаться выпрыгнуть на ходу не имело смысла. Машина ехала со скоростью пятьдесят миль в час, и они набросились бы на меня, пока я вожусь с замком. Я просил их подбросить меня до Лес-Анделуза, а они, если им можно было верить, ехали по основной дороге дальше и не собирались сворачивать к Лендлессу у въезда в поселок. Так что этот поворот должен был стать проверкой. Если они продолжат путь по главной дороге и остановятся в Лес-Анделузе, значит, мои инстинкты всполошились напрасно. Если же свернут на боковую дорогу, где им совершенно нечего делать, тогда я и вправду в западне.

Перед поворотом я попросил водителя остановиться, но он ответил, что не понимает меня. Я повторил просьбу, он повторил ответ. Затем он притормозил и свернул на боковую дорогу, где сразу стало темнее. Я как ни в чем не бывало снова спокойно попросил высадить меня, повторив просьбу несколько раз. Водитель стал замедлять ход, делая вид, что теперь понял меня и хочет остановиться, но что-то случилось с тормозами.

И тут страх у меня пропал, я взял себя в руки. Я понял, что надо делать, – выскочить из машины, пока она на ходу. Я стал благодарить их за то, что они подвезли меня и даже свернули с дороги, чтобы подбросить поближе, и спокойно, самым естественным образом отпер замок. Выждав пять секунд, я ударил сидевшего передо мной водителя ребром ладони по шее и распахнул дверцу. Водитель, получив удар, сразу налег на тормоза, арабов бросило вперед, а я выскочил из машины и понесся по дороге как на крыльях. До меня донесся разъяренный крик арабов, дверца захлопнулась, мотор взревел, и они кинулись в погоню. Я немедленно бросился в канаву, они пронеслись мимо. Меня трясло. Было ясно, что пройдет всего несколько секунд и они повернут обратно. Бежать в Лес-Анделуз не было смысла. Поселок уже погрузился в сон, да и защищать меня никто из местных жителей не стал бы. Поэтому, вскочив на ноги, я кинулся прочь от дороги, где у них на автомобиле было несомненное преимущество. Тут я с испугом увидел, что автомобиль продолжает взбираться на холм по извилистой дороге по направлению к Лендлессу. Они, должно быть, поняли, что именно туда мне надо, и решили перехватить меня ближе к лагерю. Однако я знаю каждый дюйм местности вокруг Лендлесса, как и точное расположение мин, так что я пробрался в лагерь, не выходя на дорогу, и успел на аппельза несколько секунд до начала. Впервые я почувствовал себя здесь как дома.

14 сентября 1963 г.

Завтра в шесть утра выходим в двухдневный марш до Сасселя и обратно. Марш долгий, и по результатам будут начисляться зачетные очки. Нам предстоит преодолеть 90 миль, и тот, кто пройдет эту дистанцию нормально, может считать себя не мальчиком, но мужем.

Вечер следующего дня

Вышли утром из лагеря в приподнятом настроении, перебрасываясь шутками. К полудню нам было уже не до шуток. Мы успели пройти двадцать четыре мили, и наши ноги и спины уже ощущали нагрузку. Сделав привал на час, мы продолжили путь. Мне вспомнился наш долгий марш в Сюлли. Господи, как давно это было! Постепенно я втянулся в ритм. В этом весь фокус – подчиниться ритму и не думать о ходьбе, о своих ногах и спине, шагать и шагать, как в трансе. До Сасселя мы добрались к семи часам вечера. Уже перед самым финишем свалился Вилле – он был первым, выбывшим из строя.

16 сентября 1963 г.

Прошлой ночью я был в карауле и, когда я поднялся на свою смену, почувствовал резкую боль под правым коленом, нога двигалась с большим трудом. Я с испугом думал о том, что я буду делать утром. Однако, после того как я прохромал первые пять миль, боль уменьшилась и я шел уже нормально. К этому моменту весь пелотонразделился на две основные группы. Шестеро самых выносливых, включая Лоридона, ушли далеко вперед, а все остальные, включая меня, образовали второй эшелон, растянувшийся на несколько миль. Самые последние едва волочили ноги и готовы были сойти с дистанции.

К четырем часам дня я оставил второй эшелон далеко позади и шел в одиночестве. Впереди тоже никого не было видно. Но когда до финиша оставалось миль семь, я увидел за поворотом дороги поникшую фигуру Сото. Бедняга выдохся вконец: ноги его были в волдырях и крови, он дергался так, словно шел по раскаленным углям. Я пошел рядом, пытаясь подбодрить его, он же уговаривал меня прибавить шагу и перегнать Питцера.

– Никто, кроме тебя, не может тягаться с ним, – говорил Сото. – Давай двигай, ты должен опередить его.

Я возразил, что насчет этого он может не беспокоиться: Питцер тащится в нескольких милях позади нас, так что мы оба будем на финише раньше его. Однако я жестоко ошибался. Проходя через деревню, мы остановились выпить воды и не успели двинуться дальше, как в двухстах ярдах позади нас появился не кто иной, как Питцер.

Я мог бы прибавить шагу и оставить Сото, но боялся, что в этом случае он свалится совсем. А он при этом продолжал долдонить, чтобы я шел вперед, и это было с его стороны, конечно, очень благородно. В конце концов Питцер поравнялся с нами и молча обогнал. Видно было, что ему тоже несладко. Мне в тот момент было наплевать, кто придет первым. В том, что я остался с Сото, не было ничего героического. Я тоже еле держался на ногах, и это был лишь повод для того, чтобы не гнать из последних сил. Так что, как ни жаль было, мы плюнули на Питцера и ввалились в лагерь около одиннадцати часов вечера, преодолев без малого сотню миль. Это и само по себе было достижением, независимо от того, кто прошел дистанцию быстрее.

18 сентября 1963 г.

Вчера я исполнял обязанности дежурного капрала и не сумел вовремя подготовить пелотонк аппель.В наказание меня заставили провести одну ночь в томбо.В жизни не спал лучше!

22 сентября 1963 г.

Сегодня в лесу около Мсилы мы устроили засаду и напали на подразделение регулярных войск, стреляя холостыми патронами и бросая по сторонам гранаты. Мы напугали бедняг до смерти. В конце концов мы бросились врукопашную, дико вопя и угрожая им беспощадной расправой. Они в панике кинулись наутек, но мы окружили их. Похоже, они поверили, что мы собираемся избить их до полусмерти и оторвать им уши. Мне было даже немного жаль их, хотя забава была что надо.

Две недели спустя

Мы вызубрили весь материал, который нам полагается знать по программе, так что можем без запинок ответить его с начала до конца и с конца до начала. Приближаются выпускные экзамены, и они покажут, кто в какой степени усвоил пройденное. В ближайшие четыре дня будут проверять, кто из нас лучше умеет руководить людьми, лучше командует в бою, лучше знает оружие, танки, мины и взрывчатые вещества, лучше проявляет себя в строевой подготовке и справляется с оказанием первой помощи. Кроме того, мы будем состязаться в беге, прыжках, лазании по канату, плавании, отжимании и прочих аспектах физического мастерства, пока не будет проверено все, чему нас обучали за эти четыре месяца. На этом испытания закончатся, и мы сможем вернуться к спокойному, размеренному существованию в полку.

На полпути к финишу

Пока трудно предсказать окончательный результат, поскольку мы знаем лишь собственные ошибки. Я не очень хорошо выступил в спортивных состязаниях – очевидно, старею – и допустил непростительный ляп в вопросе о взрывчатых веществах. Лоридон хлопочет с нами как взбудораженная наседка с цыплятами, следит за нашими выступлениями и ответами и делает пометки в записной книжке. В лагере царит серьезная, напряженная атмосфера. На карту поставлено многое. По вечерам в рефектуарвсе жалуются на совершенные промахи и с облегчением узнают, что и у других не лучше. Сото и Виньяга пристают ко мне с просьбой поднажать и обставить Питцера. Наши букмекеры ставят на Питцера чуть больше, чем на остальных. Я думаю, это объясняется тем, что его поддерживает многочисленный немецкий контингент. Меня по инициативе Сото поддерживают все испанцы. Но вполне может оказаться, что нас с Питцером обойдет кто-нибудь другой – например, Манбар или Калушке. Калушке выступил лучше меня в спортивных состязаниях, он в отличной форме и уверен в себе.

12 октября 1963 г.

Ну, вот и все. Мы чувствуем огромное облегчение и, конечно, удовлетворение. Нас тут основательно перемололи, и мы изменились. В себе особой перемены не ощущаешь, но замечаешь ее в других. Мы прошли испытания, которые либо ломают человека, либо создают новую личность. И то, что мы выдержали их, прибавляет у каждого из нас уверенности в себе. Она основывается прежде всего на том, что нам теперь не страшны никакие экзекуции, мы сознаем свою жизнеспособность. Я только сейчас понял все это, когда все испытания остались позади.

Но силы нам придает даже не столько осознание собственных способностей, сколько то, что их признают другие. Нет ни одного человека из тех, кто прошел до конца, кого я не уважал бы и не ценил бы очень высоко. Я уверен, все они станут отличными командирами. Я восхищаюсь ими и с радостью пошел бы в бой под начатом любого из них.

Мы испытали предельные физические нагрузки и стали благодаря этому сильнее. Аналогичную трансформацию претерпели и наши умственные способности. Наши чувства обострились, мы теперь более восприимчивы, сообразительны и расторопны, исчезло то отупение, в котором мы пребывали прежде, когда нам ни о чем не надо было думать. Тогда мы подчинялись командам как автоматы, теперь нам самим предстоит командовать, а значит, включать мозги.

Вечером в рефектуарсостоялся большой банкет. Все, включая Лоридона и Дельгадо, надрались от души, радуясь, что все кончилось. Все обиды были забыты, все грехи прощены. Это был настоящий взрыв энергии и эмоций. Мы разнесли в пух и прах рефектуар,выбили оконные стекла в казарме, разбросали столы и стулья по всему лагерю. Бутылки и тарелки летали по воздуху, как перья из вспоротой подушки. Не было никаких драк. Просто у тридцати человек произошла разрядка напряжения, которое нагнеталось в течение многих недель. Это было очень эффектное средство психологического воздействия, благодаря ему мы почувствовали себя гораздо лучше.

Завтра приедет полковник, состоится торжественная церемония объявления результатов и раздачи наград. Мне, пожалуй, уже все равно, кто займет первое место. Я испытываю главным образом облегчение оттого, что этот груз свалился с плеч. А Питцер все-таки неплохой парень, у него есть чувство юмора. Да и все остальные – отличные ребята.

На следующий день

Мы постарались, как могли, привести к приезду полковника лагерь в порядок или, по крайней мере, скрыть следы учиненного разгрома. Но это было все равно что делать вид, будто взрыва в Хиросиме никогда не было. В три часа мы должны были построиться на плацу в парадной форме, блистая красными эполетами, синими поясами и собственным безупречным видом. Нам все-таки удалось навести порядок – мы навострились делать это после стольких погромов, учиненных Дельгадо и другими сержантами с нашими вещами.

В половине третьего мы собрались, и нам зачитали очередность, в которой мы должны были промаршировать перед полковником. Она зависела от того, какое место ты занял по итогам всего курса обучения.

Первым оказался я. Ну, что тут сказать? Я был потрясен, страшно рад и беззастенчиво возгордился. Это был праздник всех англичан. Знай наших. Второе место занял Питцер, отставший от меня всего на пол-очка. Он воспринял свое поражение с достоинством и пожал мне руку; в этот момент я понял, что приобрел еще одного друга. Сото был четвертым, Виньяга седьмым, Калушке пятым, Манбар восьмым, а Нальда предпоследним.

Мы прошли парадным маршем перед полковником Кайу и по очереди подходили к нему, чтобы получить галон(нашивки) капрала. Присутствовало все командование роты и половина офицеров и сержантов полка, и после торжественной церемонии состоялся еще один банкет с участием полковника и остального начальства, закончившийся на этот раз вполне благопристойно. Среди приезжих был и Лафон, вне себя от радости. Он приписывал все заслуги своей воспитательной работе. Я был тоже очень рад видеть его. Это было немного похоже на то, как если бы на вручении наград в школьном актовом зале присутствовал твой отец. Поздравления сыпались на меня со всех сторон, как конфетти, но наиболее ценными из них были поздравления тех, кто окончил пелотонвместе со мной. Я думаю, они все желали мне победы. Они подталкивали меня к ней.