Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Саша Урбан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

– Но я…

– Фрэн, – папа положил руку на ее плечо и строго взглянул на маму. – Осталось немного, держи себя в руках. Мы скоро будем в Галстерре. Элли, постарайся вести себя тихо.

– Если бы не ты со своими выступлениями, Ханнес, – проскрежетала Фрэн, но папа взглянул на нее так, что слова застряли в ее горле. В такие моменты Элль всегда становилось страшно. За нее, за себя. Она хотела было встать между ними, но папа перехватил ее на середине пути и, как маленькую, взял на руки. Элль до сих пор помнила, какие у него были острые выпирающие кости. Наверное, у нее были почти такие же, потому что еды в подвале, где они прятались, почти не было. Хозяева перестали появляться три дня назад. А накануне им принесли чемодан с запиской: место, адрес, три билета на паром.

Когда мама узнала, что места, обозначенные в билетах, находятся не в каюте, а в трюме, она снова разразилась ругательствами. Просто ящики с подушками! Они, профессора Академии, поедут, как корабельные крысы! Элль свернулась на своем ящике, укрыла голову рукой и смотрела, как пляшут тени на решетчатых перегородках, разделяющих багажный отсек. Мама с папой опять ругались. Ханнес сохранял спокойствие, как гранитная сказала, не повышал тона, в то время, как Фрэн бушевала океаном, пока не выдохлась, пока ее не сложило пополам от очередного приступа головокружения.

А Элль лежала и представляла, что она очень далеко от всего этого. От ругающихся взрослых, от страха, который окутывал улицы города липкой паутиной. Но эта фантазия не приносила спокойствия, а лишь погружала девочку в пучину ужаса и отчаяния. Знакомая жизнь, пусть и состоявшая из постоянных переездов посреди ночи и маминых криков, оставалась позади. А впереди была неопределенность.

Воспоминания утихли, когда вместо шуршащих соцветий остался только серый порошок. Элль осторожно пересыпала его в котелок размером с кофейную чашку и поставила на горелку – кристалл с зачарованным пламенем. Теперь такие были везде, чтобы не нанимать заклинателей и снизить риск пожаров.

Элль перешла к следующей части формулы. Осторожно срезала колючки репейника и выдавила из соцветия сок в глубокую миску, туда же щедро плеснула сока алоэ из канистры, которую держала под столом. По кабинету разлился густой терпкий запах, умиротворяющий и наполняющий верой в лучшее. Так пахнет воздух в первые дни весны, когда еще не сошла слякоть, но солнце уже посылает теплые поцелуи с обещанием большего. И снова нахлынули воспоминания.

Они заняли небольшой полуразваливающийся дом в пригороде Галстерры и сразу принялись за ремонт. Мама старательно чертила знаки и сигилы, скрепляя чарами листы фанеры и черепицу, чтобы нехитрая конструкция не развалилась окончательно под порывами ветра, и злобно зыркала на Ханнеса, когда тот водил руками, и точно из воздуха доставал тонкие каменные плиты, новые доски.

– Можешь не делать этого хотя бы здесь? Не при ней? – взвивалась она, когда наперсток терпения переполнялся. Элль никак не могла понять, в какие моменты это происходило и почему вообще продолжалось. Они были далеко от Темера. За ними никто не мог прийти в ночи. Элль наконец позволяли гулять днем и выходить на улицу без взрослых. В основном, потому что в округе больше никто и не жил. Была пара семей таких же беженцев, но детей у них не было.

– Потому что это и есть алхимия, дорогая Фрэн, – небрежно отвечал папа, делая очередной взмах руками. – Я отказался от своего дома, но не откажусь от своей сути. Элли, гляди!

И в его руках горсть песка растекалась, ширилась, превращаясь в тонкое стекло. Элль хлопала в ладоши от восторга.

– Тебе не нужны формулы и сигилы, – заговорщически говорил папа. – Ты алхимик – тебе достаточно видеть суть вещей. Попробуй! Не бойся, у тебя получится.

– Можешь хотя бы ребенка этому не учить, – прикрикивала мать, но под хлестким взглядом Ханнеса тушевалась и уходила в дом.

А Элль долго вглядывалась в игру солнца на гранях песчинок, пока ей не удавалось рассмотреть – кожей ощутить – другое мерцание. Будто сотни тончайших ниточек удерживали песчинки, помогали им сохранять форму. И Элоиза разрывала эти ниточки, перекраивала, меняла связи по своему усмотрению, чувствуя, как кончики пальцев нагревались, когда лопалась очередная связь.

– Весь мир состоит из связей. И только тебе решать, какими они должны и могут быть, – улыбался папа.

Элль заглянула в миску. Экстракты загустели. Элль провела ладонью, нащупывая тонкие ниточки зарождающихся связей, и быстро добавила туда первые компоненты. Подхватила кончики воображаемых нитей и принялась плести узор. Умиротворение притупляло боль, лишало ее острых зубов, оставляя только последнюю ноту тоски – ту самую, ноющую и тягучую, которая звучит за секунду до того, как раствориться в покое.

Оставалось всего ничего. Ощущение любви, широкой и неиссякающей, направленной не на одного человека и не на двух, а как будто на весь окружающий мир и себя в том числе. Для этого были нужны…

– Белые маки… сердцевинка белой розы… иланг-иланга, – напевала себе под нос Элоиза. В этот раз цветы были совсем свежие. Элль завернула их в конверт, добавила немного розового масла и опустила в закипевшую воду в еще одном крошечном котелке.

Она поднесла руки к лицу. От кончиков пальцев все еще исходил сладкий аромат белых цветов. Элль прикрыла глаза, готовая погрузиться в воспоминания, но… ничего не произошло. В груди звенела пустота, под веками разлилась тьма. Элоиза зажмурилась, пытаясь выдавить хотя бы одно воспоминание, импульс, но тщетно. Единственное, что смог выдать ее натруженный мозг, это строки из прочитанного на днях романа: «Селеста наконец почувствовала, что может твердо стоять. Призраки прошлого стали тенями, стелющимися у ее ног, но никак не демонами, следовавшими по пятам. А впереди вместо непроглядного ужаса раскинулась дорога, путь, полный новых встреч и чувств. Теперь Селеста знала – только ей выбирать, каким будет этот путь».

Тупая банальщина! Грудь сдавило от нахлынувшей злости. Элль хотелось вложить в состав что-то настоящее, не вычитанное из книг. Она старательно искала новые ощущения, но они не удерживались в ее душе. Вот и оставалось раскачивать эмоции словами, напечатанными на страницах книг.

Элоиза встряхнулась, приводя мысли в порядок, и принялась смешивать компоненты. Сначала горечь отвергнутости, затем тягучий сироп размышлений с легкой ноткой жалости к себе, затем – щедро плещущуюся любовь к жизни. Стеклянный флакон, в который вливалась пахнущая белыми цветами масса, запотел. В нос ударил приторный запах лепестков, маслянистый и вызывающий нестерпимое желание чихнуть. Элль сконцентрировалась, прислушалась к чутью.

«Чувства, эмоции – такие же связи. Те же нити, которые не дают стеклу рассыпаться на осколки. Ты можешь резать их, а можешь сплетать», – так говорил папа и никогда не винил Элоизу, если что-то не получалось. Только однажды…

Элль мотнула головой.

В груди, как в пустом сосуде, эхом отозвались эмоции, закатанные в флакон. Чистые, звонкие, светлые, такие… чужие.

Мышцы потяжелели от приятной усталости. Элль со смешанным удовольствием посмотрела на результат своей работы. Теперь формуле нужно было дать остыть, осесть, и можно было отдавать Эллиоту для проверки, что новый состав не вызывает побочных реакций, вроде мании или головных болей.

В вопросах контроля лаборатория Летиции была впереди всего Темера, даже государственные алхимические лаборатории так не боролись за качество и порой попадали в новости, где их поливали грязью и осуждением.

«Все просто, дорогуша. Верховная Коллегия периодически напоминает, что контролирует алхимиков, пусть даже такими показательными казнями в газетах. У нас же все по-другому, наши клиенты доверяют нам самое ценное, свои страхи и желания. Мы не можем их подвести. У нас нет армии журналистов, которая по щелчку напишет, что произошло недоразумение. Если такое и случится, то они сожрут нас с потрохами, а мы ведь этого не хотим. Не хотим работать по квотам и получать гроши, на которые даже комнату не снять», – говорила хозяйка подполья.

– Готово? – Эллиот оказался тут как тут. У него было исключительное чутье на безделье. Как только кто-то заканчивал работу, Эллиот находил новое задание. И врать ему было бесполезно.

– Кажется, да, – кивнула Элоиза, указывая на флакон. – Духи для залечивания душевных ран.

Эллиот закатил глаза.

– У нас ни разу такого не запрашивали, – вздохнул он, как будто ему приходилось говорить не со взрослой девушкой, а с ребенком, которому в сотый раз объясняли, что не надо купаться в луже. – Женщины после расставания не хотят залечивать душевные раны. Они выпячивают их напоказ, как боевые шрамы, упиваются страданием, приносят свое горе подругам, чтобы обеззаразить его вином.

– Рано или поздно от этого устаешь.

– Как устать, если для некоторых это хобби? – снисходительно поинтересовался Эллиот.

Элоиза закатила глаза. Мужчина тут же сменил гнев на милость.

– Я не пытаюсь сказать, что твоя работа бесполезна, милая. Просто она… эксклюзивна. И подходит далеко не всем. А что насчет дурмана для домов увеселений?

Элль достала флакон с фиолетовой жидкостью внутри и указала на плотно прилегающую пробку.

– Нужна другая крышка. При контакте с воздухом формула сразу становится летучей и вся выпаривается.

– И как ты все успеваешь? – проворковал целитель, забирая оба флакона. – Ты вообще спишь?

– Иногда, – ответила девушка.

Этого оказалось достаточно. Эллиот потрепал ее по плечу, разве что «хорошей девочкой» не назвал, и, забрав образцы, двинулся дальше по разделенной стеклянными перегородками лаборатории. Элоиза взглянула через прозрачную стену в соседний кабинет. Там две женщины боролись с комьями липкой пены, застывавшей до состояния камня. Стены, хоть и тонкие, не пропускали звук, но по движениям губ Элль понимала, что в тесном кабинете стоит трехэтажная ругань. Она постучала в стекло и жестами предложила помощь. Напарницы переглянулись, но все-таки кивнули.

Элль прошмыгнула в их отсек.

Взаимовыручка в Крепости была редкостью. Никто не хотел брать на себя риски, если что-то пойдет не так. Но если какая-то из групп алхимиков не укладывалась в план, то штрафовали всех.

Произошел краткий обмен любезности, прозвучал вопрос: «Ну, что тут у нас?», и женщины с видом провинившихся студенток принесли Элль свои записи. Девушка склонилась над исписанными страницами, пытаясь разобраться в переплетении закорючек и знаков плюсов и минусов. Записанные на бумаге формулы были почти безукоризненными, но чего-то не хватало. Элль не могла сказать, чего именно, проще было работать напрямую со связями. Стоило коснуться или хотя бы задержать руку над составом, и под пальцами будто появлялось переплетение нитей, тогда Элль безошибочно определяла, где допущена ошибка, и исправляла ее.

Вот и сейчас она запустила руки в полотно чар, провела кончиками пальцев по линиям искрящих магией нитей. Грубоватым, не очень ровным. Прикрыла глаза, чтобы под чернотой опущенных век появились вспышки. Розовый – конечно же – с переливами жасминовой белизны, экзотичная загадочность орхидеи. Вот здесь нити путались, сбивались в тугой ком.

– Это пена для ванн, – объяснила работавшая над составом Роза, алхимик. – Должна действовать как афродизиак и немного сгущать воду.

– И увлажнять кожу, – добавила ее напарница.

– Ясно, – кивнула Элль и, нащупав слишком жесткую нить, выдернула ее, не открывая глаз.

Раздался вздох, шипение, и воздух наполнился густым запахом орхидеи. Потом к ногам Элль что-то шмякнулось с влажным хлюпаньем. Девушка открыла глаза и увидела, что из чаши на столе теперь перла во все стороны не пена, а густое желе цвета молодых бутонов розы. На поверхности еще щелкали мелкие пузырьки, они же испускали аромат.

– Ты что наделала! – воскликнула Роза, закрывая нос и рот рукавом.

Элль посмотрела на свою руку – в пальцах, которыми она выдернула незримую нить, лежали сушеные фиолетовые лепестки. Она снова прикрыла глаза и, растерев сухоцвет, добавила в состав буквально щепотку, аккуратно вплетая нить, истончившуюся до толщины волоса. Желе перестало растекаться. Застыло и довольно дрожало, источая ровный тонкий аромат.

По кабинету прокатился вдох.

– Слишком много орхидеи, – только и сказала Элоиза. Она попыталась улыбнуться, но женщины все равно выглядели недовольными.

– Спасибо, – наконец, выдала напарница Розы. Она натянула потуже перчатку и загребла рукой желе. Поднесла к лицу и привередливо принюхалась. – Неделю с ним мучались.

– И что людям просто ванну не принять? – фыркнула Роза. Обе расхохотались, давя неудобство.

Они прекрасно знали, куда в первую очередь отправится партия. В публичные дома и увеселительные клубы, где публика статусом повыше. Когда правительство Реджиса было свергнуто, многие ушли в подполье и стали биться за власть там. Появились контрабандисты, держатели увеселительных заведений. Летиция обыграла их всех и стала незаменимым поставщиком. Самая чистая работа в этом грязном бизнесе.

– Еще с чем-то помочь хочешь? – как будто с вызовом сказала Роза и кивнула на пухлый гроссбух. – У нас еще куча висяков.

Элль взглянула на часы. Только-только перевалило за полдень.

– Простите, у меня дела.

– Ну коне-е-ечно, – тут же протянула женщина, каждой чертой своего лица показывая, что ни капли не обиделась.

«Сама виновата, – сказала про себя Элль. – Нечего было лезть».

Несколько минут ей понадобилось, чтобы привести свой кабинет в порядок. Затем сменить рабочий халат на прогулочную мантию. Не черную, для официальных визитов под защитным символом «Саламандр», а серо-розовую, цвета прибитой дождем пыли. Носителям невидимого колдовства – невидимые цвета. Теперь Верховная коллегия утверждала, что алхимики должны носить свой цвет с гордостью, как выжившие, преодолевшие трудности со стойкостью камней, на которые раз за разом накатывают скалящиеся пеной волны. Вот только особой гордости в воздухе не витало. Особенно сейчас, когда после новостей о «Поцелуе смерти» по радио и в газетах заговорили о том, чтобы вернуть ужесточение правил в отношении алхимиков.

Элль немного повертелась перед зеркалом, укладывая волосы то в высокий пучок, то позволяя им ниспадать на плечи. Оба варианта одинаково не нравились, и чем больше девушка старалась, тем сильнее становилось закипавшее в груди недовольство, уже вот-вот готовое вырваться в нетерпеливое «мне нечего надеть!», но Элль одернула себя.

«Не на свидание собираешься», – напомнила она и сама же удивилась появившемуся при этой мысли разочарованию.Когда ей в последний раз хотелось оказаться на настоящем свидании? С прогулками по набережной, поцелуями украдкой и маленькими безделушками, которыми кладут на алтарь нежности, лишь бы увидеть радостный блеск в глазах? Казалось, это было целую вечность назад.

Год и три месяца, если быть точной.

Элль достала из карманов тонкие перчатки и натянула их, отрезая себя от нитей и связей, оплетавших все вокруг. У нее не было привычки колдовать на улицах, но лучше было перестраховаться. В последнее время полиция с огромным удовольствием задерживала всех, кто казался им подозрительным, пытающимся нарушить недавний закон о неприменении магических способностей в отношении граждан.

Глава 4

– У нас как будто свидание, – нарушил молчание Ирвин и довольно огляделся, как будто немногочисленные посетители кафе должны были оценить его шутку.

Элль, до этого чинно потягивавшая чай, аж поперхнулась. Чашка с грозным лязгом опустилась на блюдце. Девушка и сама вряд ли сказала бы наверняка, что именно ее возмутило: что Ирвин говорил об этом так небрежно, или что он угадал ее собственные мысли. Как бы то ни было, она скрестила руки на груди и сказала:

– Еще чего.

Молодого человека вид ее нахмуренных бровей ни капли не смутил. Наоборот, улыбка стала только шире.

– Ну, в некотором роде, так оно и есть. Мы сидим в кафе, мило беседуем, неминуемо приближаемся к тому, чтобы узнать друг друга поближе, – рассуждал он, не теряя веселой улыбки. Как будто все происходящее было для него отменной шуткой, которую он не против поддержать и развить.

– Мы тут работаем вообще-то, – напомнила Элль. Она бросила взгляд на часы. Летиция и капитан уже давно должны были прийти, но ни один из них так и не почтил кафе своим присутствием. Неудивительно. Для широкой общественности Летиция была в первую очередь фигурой, связанной с храмом, лениво отбивающейся от нападок журналистов и подозрений о связях с подпольем. Элль так усиленно вглядывалась в силуэты прохаживавшихся мимо парочек, что темными пятнами скользили по ту сторону окна, что рисковала на следующий день обнаружить у себя на веках мозоли.

Официант в накрахмаленном переднике подошел к их столу и поставил в центр корзинку с маленькими ароматными булочками, от которых еще тянулись тонкие струйки пара.

– Но мы не заказывали, – начал было Ирвин, на что официант только закатил глаза и посмотрел на Элоизу.

– Это от заведения, в качестве извинения, – произнес он чуть ли не по слогам.

Элль кивнула. Когда официант ушел, Ирвин вопросительно посмотрел на Элоизу.

– И что это значит?

– Летиция не придет, – сказала девушка, с трудом смиряя взвившуюся в груди злобу. Летиция то ли издевалась, то ли проверяла ее. Хотя, что мешало ей объединить одно с другим? – Значит, будем разбираться сами.

– Так много можно сказать с помощью корзинки булочек? – продолжал веселиться Ирвин, но под взглядом Элль все-таки посерьезнел. – Хорошо, давай сделаем вид, что я читаю тебе пошлые стихи, а ты мило краснеешь.

– Обязательно пошлые?

– Мне кажется, мы слишком хорошо знакомы для томных, романтичных и возвышенных, – улыбнулся он, прочистил горло и подался вперед, чтобы звуки его голоса доносились только до Элль. – Итак, как много ты знаешь о «Поцелуе смерти»?

– Немного, – только и ответила она. Ирвин поник, как будто не смог заманить ее в игру. Искр веселости в его глазах поубавилось. – Формула паршивая, быстро распадается. Скорее всего, именно из-за этого состав дает такой сильный… эффект.

– Ну, хорошо. С месяц назад мы получили первый отчет об убийстве в порыве страсти. Смеялись всем отделом, пока не увидели снимки. Обычно же как бывает, поссорились, побили посуду, потом либо он ее шнуром от занавесок, либо она его кухонным ножом, а нам потом разбирайся – самооборона, аффект или умысел.

– Ты слишком спокойно об этом говоришь.

– Работа такая, – пожал плечами Ирвин. – Но тут оказалось, что пара начала усиленно мириться. Судя по кавардаку в квартире, по крайней мере. И судя по травмам на телах, они просто затрахали друг друга до смерти. Первым умер мужчина, сердце не выдержало, а его возлюбленная отправилась следом.

– Тоже наложила на себя руки?

Ирвин кивнул.

– И так каждый раз. В телах самоубийц нашли следы алхимической формулы, но она очень быстро распадалась, так что восстановить, воспроизвести или хотя бы зафиксировать ее не удалось.

Элль раздраженно фыркнула.

– А вы проверяли рынки, бары, аптеки? Судя по эффекту, это афродизиак, такой можно купить с рук даже у официанта, если он решит, что ты надежный человек.

Ирвин прикрыл глаза и стиснул челюсти, глядя из-под полуопущенных век на девушку так, словно она оказалась тумбочкой на пути его мизинца.

– Конечно, проверяем. Поэтому-то мы и пришли к Летиции. Хотелось узнать, может, среди ее каналов или конкурентов есть кто-то… В конце концов, «Саламандрам» же принадлежит весь рынок любовных зелий.

– Хороших зелий. А это – хорошим точно не назвать. По крайней мере, судя по остаточному эффекту. Никто из уважающих себя бизнесменов не станет выпускать такое лишь затем, чтобы потопить конкурента. Это глупо и себе же дороже. Да и конкуренты… – она осеклась. Обычно она не болтала, тем более о делах Летиции. Но под взглядом голубых глаз Элль невольно расслаблялась и говорила, как на духу.

Ирвин как будто понял, что разговор потек куда-то не туда и заговорил.

– И тем не менее, продажу не остановили. Через неделю у нас появилась новая пара трупов. Через две – еще три. И вот, вчерашние, – он тяжело выдохнул.

Элль поводила носом над чашкой чая, но запаха чар не почувствовала. Особо не стесняясь, стянула перчатку и провела над напитком рукой. Ничего подозрительного. «Сама дура», – заключила она, скрестила руки на груди и съехала немного вниз на стуле, всматриваясь в лицо детектива. Прислушалась к своим ощущениям.

– А вам не попадалось само зелье. До того, как оно попало в кровь? Флаконы и склянки в мусорных баках искали? – наседала девушка. Хотелось разобраться с этим делом как можно скорее и вернуться к своей непримечательной работе.

– Нет, – развел руками Ирвин. – Везде искали, но исходного образца у нас нет. Так бы наши алхимики, конечно, сравнили его с теми, что уже есть в архиве, и мы бы не стали отвлекать госпожу Верс.

«Детектив должен помогать тебе, а не ты – ему», – раздался эхом в голове голос Летиции. Элль закатила глаза.

– А что насчет пар? Вы что-то выяснили о них?

– Средний класс, разные коллегии, – безразлично пожал плечами Ирвин. – Все либо женатые, либо давно в отношениях. Правда, у тех, первых, оказалось, что женщина была замужем не за тем парнем, с которым они отправились к чертогу Дремлющих Богов.

– А что-то про их отношения?

Ирвин посмотрел на нее непонимающе, будто она вдруг заговорила на другом языке.

– Не очень понимаю, при чем тут это.

Элль тяжело вздохнула и подалась вперед, взяла булочку и помахала ею перед носом Ирвина.

– Смотри, мой искушенный напарник. Это – человеческие отношения. Когда время проходит, они могут… портиться. Засыхать, крошиться, покрываться плесенью, – она красноречиво разорвала румяную корочку и смяла нежный мякиш, так что в тарелку посыпались хлебные ошметки. – Ты можешь взять другую булочку, но что, если ты боишься, что с ней произойдет то же самое?

– Ну… – Ирвин пожал плечами, насмешливо улыбаясь. Как будто это все было лишь игрой.

– Или, – парировала Элоиза. – Это единственная булочка, которую ты можешь себе позволить. Или ты просто не хочешь другую. А она засохла, скотина такая. Что ты будешь делать?

Заклинатель воды открыл было рот, и каждая черта его лица лучилась невысказанной шуткой, но молодой человек все же дальновидно промолчал.

– Никогда не сталкивался с такой задачей, – честно ответил он.

Еще бы, – подумала про себя Элоиза. Посмотреть на него, так Ирвин светился благополучием и сытой жизнью. Элль вздохнула и принялась собирать крошки от первой булочки.

– Ты можешь попробовать размочить хлеб, срезать с него плесень. Что угодно, лишь бы хоть немного вернуть его к изначальному виду. Также и с любовными субстанциями. Если мы говорим о бытовом использовании. Возможно, люди пытались что-то исправить в своей жизни и решили, что пара капель зелья им поможет.

– А в итоге получили смертельный исход, – подытожил молодой человек.

Элоиза победно кивнула. И как он только стал детективом?

– А это не могли быть просто… любители поэкспериментировать? – спросил он. Элль развела руками.

– Это твоя работа и ты должен был рассказать мне, кем были жертвы. Узнаем, зачем они приобретали «Поцелуй смерти», сможем понять, кто его делает.

Ирвин кивнул и забарабанил пальцами по столешнице.

– Как насчет небольшой прогулки? – он стрельнул глазами в сторону Элль. Девушка сложила руки на груди и вскинула подбородок.

– У тебя появились светлые мысли?

– Тут неподалеку живет сестра Вайолет, – кивнул молодой человек. – Если ты права, то, скорее всего, сестра была в курсе жизни нашей жертвы.

Элль поежилась. Не то, чтобы она горела желанием общаться со скорбящей женщиной – кем бы она ни была – но слишком уж странно это все выходило. Если Летиция знала, что все так обернется, могла и предупредить.

«Все-таки наказывает», – решила Элль и кивнула, принимая приглашение.

***

Весна упрямо вступала в свои права. Ветер еще был промозглым, а временами и откровенно холодным, но солнце уже не спешило закатиться за горизонт. Оно зависло над рекой Солари, расстелило свой огненный шлейф, выглядывало полыхающим ликом в промежутках между домами. Элль ежилась под этим испепеляющим взглядом.

Улицы начали наполняться людьми. Они высыпали из магазинов и канцелярий, речных трамваев, развозивших их из лабораторий и с заводов. От наводнившей переулки толпы стало как будто нечем дышать. Элль сильнее куталась в мантию, и словно в ответ на это движение по коже пробегал мороз.

«Выглядишь очень подозрительно», – сказал внутренний голос, но Элль ничего не могла с собой поделать, только тихо злилась. Жизнь не готовила ее к тому, что она станет протеже королевы самой влиятельной банды в столице. И уж точно не было ни намека на то, что она вместе с блаженным детективом будет копаться в деле с кучей трупов. Ее дело маленькое – поводить руками, сказать «да» или «нет».

Ирвин же плыл рядом, меряя улицы прогулочным шагом. Заглядывал в витрины с любопытством школяра, то и дело тыкал Элль, указывая ей то на книжные магазины, то на цветочные лавки.

– Можешь не отвлекать меня? – шикнула она, когда наперсток терпения все-таки переполнился. Ирвин оскорбленно приложил руку к сердцу.

– Я просто пытаюсь узнать, что тебе больше нравится. Розы или лилии?

– Мне не нравятся цветы, – бросила девушка. – Я работаю с ними почти каждый день.

Ирвин издал удивленный смешок и в ответ на вопросительное подергивание брови Элоизы сказал:

– Я думал, ты каждый день занимаешься тем, что превращаешь воду в вино для госпожи Верс.

– Нет, – отрезала Элль и предварительно взвесила все факты, чтобы потом сказать. – Давай не будем отвлекаться от нашего дела.

– Сложно принять такие условия, когда перед тобой стоит незнакомка, пытавшаяся ускользнуть до рассвета и чуть не укравшая мое сердце.

– Мне твое сердце ни к чему.

Ирвин посмотрел на нее с любопытством. Элль выдержала несколько секунд его взгляда и уставилась в мостовую. Какая, собственно, ему разница? И зачем ей рассказывать ему что-либо, не связанное с делом?

Чтобы отвести подозрения, чтобы он думал, что ты действительно помогаешь ему, а не ищешь… этого идиота, – напомнила она себе и тут же захотела взвыть. В конце концов, она же не шпионка и не обучена всем этим подковерным играм и интригам. Доминик и полюбил ее за прямолинейность, за простоту и открытость. А теперь она прятала это все, как ребенок прячет в карманы конфеты, абсолютно уверенный, что взрослые не заметят распухшие от сладостей складки на одежде.

– Не переживай, – беззаботно проговорил Ирвин. Он взял на себя риск и подошел к Элль вплотную, выпростал из кармана руку и взял девушку под локоть. – Если бы мы не встретились на месте преступления, я бы каждый день проводил в «Колодце», пока целители не забрали бы меня с отказывающей печенью.

Элль на это лишь фыркнула. Звучало, как дешевая шутка. Накануне флирт Ирвина казался ей убедительнее. А может, она просто хотела, чтобы так оно и было?

– Возможно, если найдем отравителя, я выпью с тобой еще раз.

– Даже годовая премия так меня не мотивировала.

И снова эта его улыбка, заставляющая думать, что он ни капли не сомневается в собственных словах.

Элль на секунду стало тошно. Она отвела руку, выпутываясь из его хватки, и смерила Ирвина полным сомнений взглядом.

– Не многовато ли усилий ради случайной знакомой из бара? – этот вопрос всегда работал безотказно. Как пожарный кран, который тушит пожар страсти и неуместных мыслей.

Но этот парень оказался непробиваем.

– А если сама судьба вела нас друг к другу?

Элль еле сдержала смешок. Такие фразы она читала только в книгах. Причем, не в самых художественно ценных. И если в процессе чтения она еще могла умиленно вздыхать и оттягивать ворот рубашки, то теперь ей было одновременно смешно и неловко, как при изящном па, сделанном прямиком в собачью кучку. В груди пылало недоверие, выжигая остальные эмоции со скоростью лесного пожара.

– Послушай-ка, – она сбавила шаг, чтобы, медленно рассекая толпу, выглядеть достаточно сурово и зловеще, – ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о судьбе, так что перестань разбрасываться словами. Мы тут работаем, так что давай займемся делом, иначе катись в Бездну.

На ум пришла грешная мысль попросить Летицию дать ей другое задание, а на поиски Доминика поставить Эллиота. Целитель не вызовет никаких подозрений, а Эллиот и вовсе даже мертвого уговорит. Но внутри тут же острым уколом отозвалось осознание: Летиция только посмеется над ней. Напомнит, что Элль – единственное, что связывает ее с сыном. Потом пустит скупую слезу убитой горем матери, и у Элль больше никогда язык не повернется на эту тему. Отчасти ведь это и ее вина.

– Ладно, как скажешь, – пожал плечами Ирвин. – Но если ты вдруг захочешь поговорить о чем-то помимо трупов и зелий, то я всегда тут.

Элль только закатила глаза. Этот парень непробиваемый, как титановый щит, и назойливый, как голодный комар.

Дом сестры Вайолет Фареро найти оказалось непросто. Женщина жила в районе, который прозвали Кварталом Луж. Это была окраина похуже доков, постоянно заболоченная с провалами лакун, в которых застаивалась и протухала вода. Этот район вырос стихийно, когда с падением Реджиса в город хлынули беженцы, надеявшиеся восстановить себя в правах. Пока ждали восстановления, пришлось на время сколотить себе жилища. Сначала это были просто навесы и коробки тонких стен, но время шло, конструкции становились все более основательными и крепкими, а городские власти были слишком заняты, чтобы решать что-то с этой застройкой. Делегировали эту задачу одной из банд, а те просто взяли бедняков под свое крыло и разжились рабочей силой – как рассказывал Ирвин, перескакивая с кочки на кочку. Он то и дело оборачивался и пытался протянуть Элоизе руку, но девушка уверенно задрала подол мантии и следовала за ним след-в-след.

– Ты так спокойно говоришь об этом, – фыркнула она, когда им удалось выйти на более-менее ровный участок. На извивающейся улице был утрамбован свежий слой сухого песка. Видимо, местные сами скидывались и восстанавливали размытые дождями и приливами дороги.

К тухлой воде примешивался запах гари. В этой части города все еще топили печи и, судя по омбре, жгли там весь мусор, который не было жалко. Элль с тоской подумала о ванне в их Крепости и о том, с каким наслаждением она сдерет с себя одежду и сожжет ее, потому что вонь трущоб точно не сдастся под натиском мыла.

Как будто ей самой не приходилось так жить. Как будто от нее не несло помоями и дегтем, пока строился их дом на отшибе.

В цивилизованной части города отопление и свет проводили с помощью алхимических кристаллов – технологии, которую вот уже несколько лет Верховная Коллегия пыталась выгодно продать на экспорт, но безуспешно. Беда лишь в том, что не все страны доверяли разработке магов и предпочитали полагаться на созданное в Галстерре электричество.