Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Саша Урбан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава 22

Амаль Мартинес вошла в зал заседаний Верховной Коллегии и по привычке подняла взгляд. Башня Коллегий напоминала все храмы разом. Каждый этаж был посвящен каждому из богов – за исключением Рошанны – а главный зал на верхнем этаже был венцом. Широкий и просторный, с куполом и ползущей по нему лепниной и барельефами. Если присмотреться, можно было увидеть чередующиеся сцены из Писания и главные моменты истории Темера – за исключением самых темных страниц этой истории, конечно же. Вот, боги обучают людей магии. А следом уже люди возводят город, управляя силами природы. Строят дворцы, захватывают близлежащие территории, побеждают в войне против единого тогда еще Архипелага. Основание Академии, свержение Реджиса, появление Верховной Коллегии…

«Какой фарс», – подумала Амаль, но предусмотрительно поджала губы, чтобы случайно не дать словам вырваться наружу. Ее и раньше смешило это желание Верховной Коллегии приравнять себя к богам, назваться чуть ли не их прямыми потомками, но сегодня, когда в башню прибыла делегация из Галстерры, это выглядело особенно жалко. Как махать игрушечным мечом, когда на тебя целятся из ружья.

Пожалуй, к огромному счастью, никто не разделял ее взглядов. Коллеги раздували щеки, приветствуя делегацию – капитана флота, посла и высокого мужчину, единственного одетого не в военную форму. Он выглядел скорее дельцом: строгий костюм прямого кроя по галстеррской моде, галстук, запонки, кожаные туфли, новизну которых выдавал оглушительный скрип. И все как один блестели позолотой на пуговицах, запонках, люверсах. В сравнении с членами Верховной Коллегии, одетыми в черное, представители Галстерры выглядели ряжеными с карнавала. Мужчина в костюме единственный рассматривал убранство зала в то время как его спутники жали руки членам Коллегии. Он же первым заметил Амаль и улыбнулся.

– Теперь, я так понимаю, все в сборе.

– Благодарю за ожидание, – произнесла Амаль, всем своим видом показывая, что и не думала спешить. Ситуация была хуже некуда, но лебезить и расшаркиваться через проклятыми стальными Галстеррцами значило окончательно потерять контроль.

– Дамам позволительно все, – перехватил инициативу посол. – Даже опоздание на заседание международного уровня.

И сверкнул улыбкой почти также ярко, как блестела в свете магических кристаллов его залысина. Амаль выдала еще одну благодушную улыбку и заняла свое место за круглым столом.

Мужчина в костюме сел ровно напротив нее. В ровном свете кристаллов в глаза бросалась его молодость. На вид ему было не больше тридцати – ни одного седого волоса, открытый взгляд голубых глаз, полуулыбка, не сходившая с губ, совершенно детский подбородок с ямочкой, никак не вязавшийся с жесткой линией челюсти. Амаль никак не могла избавиться от ощущения, что она видела его раньше.

– Позвольте представить членов нашей делегации для новоприбывших, – продекламировал посол. – Сэр Вальтер Велле, вице-адмирал. Мистер Ричард Вальд, главный инженер их Величеств. И ваш покорный слуга, сэр Говард Редер. Мы благодарны, что вы нашли время для встречи в это несомненно сложное для Темера время.

«Как будто есть выбор, когда вы вводите в акваторию свои корабли», – подумала Амаль, но промолчала. Не ей было высказываться, когда такие же маги как она укрепили целый квартал магическими барьерами.

Мистер Вальд улыбнулся, будто мог прочитать ее мысли.

Члены Коллегии ответили такими же вылизанными вежливостями, которые даже при желании нельзя было трактовать двояко, отчего только возрастала общая напряженность.

– Сразу хочу пояснить, Корона понимает, какой темный час настал для Темера, но хочет выразить надежду, что этот переломный момент сможет стать поворотной точкой в отношениях наших государств, – завел свою шарманку Редер.

– Маги всегда сами решали свои проблемы, – нахмурился Лерой. – С чего Галстерре предлагать свою помощь в этот раз?

– Меня больше волнует, в чем будет заключаться эта помощь. Пять военных кораблей с вашими известными на весь Архипелаг пушками дают повод для довольно однозначных догадок, – заявил Линетти, представитель заклинателей воды. Со своим пузом и длинными седыми волосами он напоминал накрытый ажурной салфеткой аквариум. Амаль кивнула, молча присоединяясь к его высказыванию. Ричард Вальд снова улыбнулся и с любопытством посмотрел на посла и вице-адмирала, будто сам он не был членом делегации, а просто заплатил, чтобы посмотреть политическое представление из первых рядов, и пока зрелище его не разочаровывало.

– Я понимаю, как это выглядит с вашей стороны, – тут же сказал Редер. – Но эти корабли – демонстрация силы, инструмент, который мы готовы вложить в ваши руки.

– А если демонстрации будет недостаточно?

– Мистер Вальд? – посол обратился к королевскому инженеру. Тот неторопливо расстегнул пуговицу на пиджаке и достал из внутреннего кармана две фотокарточки. Передал их сидевшей напротив нее Амаль и попросил отдать дальше.

Женщина взглянула на изображение. На одной карточке была стоянка посреди каменистой пустыни. Панцирные верблюды с детенышами, а среди них – замотанные в узорчатые ткани люди. Трудно было определить, где мужчины, а где женщины. Одни сидели возле глинобитных хижин, другие собрались возле уличных печей, в стороне целая группа упражнялась с разномастным оружием: винтовками, мечами. Под навесом лежали вповалку еще люди, но лиц их было уже не разобрать. На второй карточке вповалку лежали уже все. Верблюды спрятались в панцири, люди валялись, раскинув руки и ноги. Дым из уличной печи смешался с тем, что поднимался от останков.

– Это стоянка наших пустынных соседей. Караван направлялся на север Архипелага к Мертвым островам и к столице кочевников – Альмире. Мы перехватили их недалеко от береговой линии и получили разрешение на испытание новинки, – с ловкостью фокусника он достал еще одну карточку, на ней уже были сверкающие на солнце пушки. – Это «Сирена» – новейшая разработка для Галстеррской армии. Выпущенный снаряд может преодолеть несколько километров и всегда вонзается в землю острым концом. Как только он закрепляется, открываются шлюзы в видимой части, и раздается мощный звуковой сигнал. В зависимости от изначальной настройки можно сделать так, чтобы люди просто потеряли сознание или быстро и безболезненно умерли от разрыва сосудов.

– Или медленно и болезненно, – со знанием дела добавил до того молчавший вице-адмирал. Ричард Вальд согласно кивнул.

– Преимущество «Сирены» в том, что она обеспечивает максимально эффективное выполнение стратегических задач с минимальными повреждениями для инфраструктуры. Никаких разрушенных домов и воронок от снарядов.

– Прошу прощения, – Амаль протянула руку и забрала первые фотокарточки. Показала делегатам разрушенное поселение. – Это не очень соответствует тому, что вы сказали.

– Виноват, мэм, – подал голос вице-адмирал. – Но с пустынниками всегда так. Их для верности лучше подпалить.

– Очаровательно. Но здесь – не пустыня, – произнесла она. – И мы имеем дело не с вооруженными фанатиками, а с простыми людьми, у которых однажды уже забрали все, и теперь они в отчаянии. Напуганы, что все это может повториться.

– Мы это прекрасно понимаем, мэм, – перехватил инициативу Редер. – Именно поэтому корабли – не главное. Мы готовы предложить вам нечто большее – гарантии безопасности для всех ваших людей. В том числе и для алхимиков.

***

– Я надеюсь, твои действия были обусловлены научным интересом, – только и сказал Ханнес, когда они с Элль остались наедине. Они немного отстали от процессии из пяти алхимиков и Ирвина, двигавшихся к лаборатории на нижних этажах. Хотя, «наедине» было сильно сказано – в коридорах башни гудело тревожное эхо. Впереди катились носилки, на которых лежали еще живые стонущие люди. Элоизу попросили их встретить и проводить в кабинет.

– Я не очень понимаю, – вздернула подбородок Элль.

– Как бы тебе объяснить… ты же не лезешь целоваться с лягушками, на которых испытываешь зелья? Не облизываешь крыс? – раздраженно проворчал Ханнес, словно действительно не понимал, как Элоиза вообще допустила возможность близости с восстановленным мертвецом. – Или я чего-то о тебе не знаю?

– Ирвин не лягушка и не крыса.

– Но он наравне с ними, дорогая. Ты ведь видела, как он выглядит на самом деле, когда его жизненные функции уже не поддерживаются?

Элль хотела возразить, но шедший впереди Ирвин повернул голову в ее сторону и приподнял брови. Элоиза замедлила шаг, хватаясь за мысль, зародившуюся в голове. Она никогда не была сильна в интригах и сложных схемах, ее горизонт планирования размывался уже после двух дней обозримого будущего. Но в этот раз она решила дать себе еще один шанс.

– Чем еще вы занимаетесь в башне? Кроме возрождения мертвецов, – соврала она.

– Так, мелочи. Зелья, взрывчатка. Алхимическое оружие, если угодно, – пожал плечами Ханнес.

– И что вы планируете делать с этим потом? – она посмотрела на отца во все глаза, будто и не было у них никакого серьезного разговора о неподобающем поведении девушки.

– Всё можно продать, если найти правильного покупателя, – на этот раз запнулся уже Ханнес. – Но сперва нам нужно показать, что мы не просто безмолвная масса. С нами нужно считаться.

Элль кивнула. Носилки подняли в ее кабинет, где уже поджидал Доминик. Час назад Элоиза пришла в его пропахшую перегаром и потом комнату, чтобы заключить сделку. Она найдет способ освободить его, сохранив жизнь, а он – прикроет ее от Ханнеса. Пока что у нее не было ни малейшего представления, как это осуществить, главное, что Дом поверил и горячо пожал ей руку. Потом дернул на себя, но тут же свалился с ног. Похмелье оказалось сильнее бушевавшего в нем желания.

Чтобы немного поправиться, Дом осушил бутыль домашней настойки. Пока он жадно глотал огненную воду, Элль пыталась осмотреться в полумраке его обиталища. Она надеялась найти книги, какие-то записи, но в помещении не было ничего, кроме тусклых бликов стеклянных боков бутылок. Она даже ненавязчиво спросила, знает ли Доминик что-нибудь о легендах Северной Пустыни, на что тот рассмеялся и с видом важного взрослого сказал, что все пустынники – необразованные варвары, верящие в вымышленного бога. Ему ли не знать – в их доме служила одна из таких. Не смогла жить вдали от жаркого, наполненного песком ветра, и исчезла в один прекрасный день.

«Иногда она приходила ко мне по ночам, рассказывала сказки, когда ее рот не был занят более важными делами. Ты же не против…? Это было задолго до тебя, но я не могу ее забыть, хоть она и прислуга», — бормотал Доминик, в третий раз пытаясь правильно застегнуть рубашку.

Но Элль не беспокоила его связь с прислугой. Куда важнее было понимание, что Дом и сам не понимал, почему именно Ирвин пережил восстановление. Почему один единственный раз его кровь, пронизанная магией и любовью, смогла подарить жизнь кому-то еще. Его это не особенно волновало. Он раз за разом повторял опыт в надежде обрести уважение своего учителя. Он не пытался копнуть глубже, вдруг дело было в Ирвине? Или в дне недели? Или в фазе Феррис?

Он знал и осознавал так мало, что Элоизе хотелось как следует оттаскать Доминика за его тонкие жидкие волосы, но она сдержалась. Намекнула, что поищет способ разгадать загадку смерти, и попросила Доминика повторить свой опыт с теми, кого доставит Ирв.

Когда они вошли в кабинет, все уже было готово. Ирвина выгнали за дверь, Доминик взял все командование на себя. Младшие алхимики погрузили людей – двоих мужчин – на столы для целительских операций. Один был таким тощим, что напоминал брошенную на стол ветошь, изъеденную молью до дыр. Второго же раздуло, как перестоявшее тесто. Он тяжело дышал, хрипел, в его груди что-то булькало, а в углу рта блестели не до конца схватившиеся багровые корки.

– Ты помнишь закон равновесия? – спросил Доминик, наклоняясь к Элль. Младшие алхимики отошли в сторону, Ханнес замер на безопасном расстоянии, сцепив руки за спиной. Элоиза и Дом оказались одни против двоих умирающих.

– Энергия перетекает из зоны большей концентрации в зону меньшей ради установления равновесия, – процитировала Элль. Вышло коряво, но и ситуация не располагала к вдумчивому копанию в памяти.

– Сделай между ними канал, свяжи их, – скомандовал он шепотом и отстранился, будто близость Элль выжигала воздух вокруг него.

Элль выпростала руки и провела пальцами, хватая безвольно болтавшиеся в воздухе нити. Каждый из умиравших цеплялся за жизнь, каждый тонул в отчаянии. Худого безразличие глодало, а раздутого все никак не могло утащить на дно, но оба равномерно погружались в пучину, как бы ни старались набить свои грудные клетки воздухом. Они уже ничего не видели и не слышали в предсмертной агонии, но когда Доминик и Элоиза в четыре руки связали между собой их нити, не заботясь о прочности узлов, оба забились, как выброшенные прямо на жаровню живые рыбы.

Они кричали, раскрывали рты, пока из глоток не полетели брызги крови. Элль хотела отвернуться, но она знала, что не посмеет. Она бросила взгляд на Доминика – тот стоял безразличный к происходившему. Наблюдал за агонией, как будто заранее знал, что ничего не выйдет. Он едва шевелил пальцами, распуская самые слабые узлы, которые облегчили бы муку и позволили двум связанным душам незаметно проскользнуть за завесу, прямиком на суд Дремлющих богов, когда они проснутся и возобновят приемные часы в своем чертоге.

Вскоре оба умиравших стихли, обмякли, напоминая усеянный рыбами и медузами пляж после шторма. Дом утер покрытый испариной лоб и махнул младшим, чтобы убрали тела. Глянул на Ханнеса, кивком обозначая конец эксперимента.

– Я ожидал другого, – поджал губы отец. Элль напрягла плечи и спину, чтобы не склонить голову под грузом отцовского разочарования.

– Отрицательный результат – тоже результат, – невозмутимо парировал Доминик.

– Предыдущий продержался два часа.

– Я пытаюсь выяснить, в чем причина. Коллегия, возраст, состояние здоровья, биография – так много факторов, – рассеянно взмахнул рукой Дом и тут же закашлялся. Его горло распухло, раздалось, и принялось душить собственного хозяина.

Ханнес стоял неподвижно, только сжимал кулак перед собой. Пылающий взгляд перешел с Доминика на Элоизу.

– Мне нужно три восстановленных мертвеца. Минимум, – прошипел он. – Корабли Галстерры уже в Темере.

Ханнес ослабил хватку, и горло Доминика начало сдуваться. Когда оно позволило глотнуть воздуха, сын Летиции Верс в неизменной надменности сказал:

– А я-то думал, что нам важно качество, а не количество.

Ханнес упер взгляд в дочь.

– Элли, я рассчитываю на тебя. Это наш шанс стать по-настоящему свободными. Бери любые книги, работай день и ночь, – требовал он, пока сам не выдохся. Он говорил что-то еще, но взгляд Элль возвращался к каталкам, которые не могли разъехаться в узком дверном проеме. С каждым словом Ханнес становился все дальше, и Элль не пыталась уцепиться за него, спросить, зачем это все. Просто не видела смысла. Кажется, она ничего и не видела, кроме двух отпечатков смерти, повисших над полом.

Она стояла, как истукан, даже после того, как Ханнес покинул кабинет, оставляя дочь и несостоявшегося зятя наедине с призраками тех, кто несколько минут назад ускользнул на ту сторону.

Доминик достал из внутреннего кармана халата фляжку и сделал несколько больших глотков.

– Теперь ты понимаешь, Элли, дорогая, в этом прелесть быть мной – от меня никто ничего не ждет. Не доставляю проблем – и уже замечательно. А вот ты – от тебя постоянно чего-то хотят. Каждому что-то нужно, но не нужна ты сама. Должно быть больно и одиноко, – нахмурился Дом.

– Твое сочувствие просто очаровательно. Тебе его тут пришили? – вскинула бровь Элль, словно проснувшаяся от укола его ядовитых слов.

– Нет, я пришел к нему сам, – едко парировал Дом. – Как и к восстановлению Ирвина.

– И как же у тебя это получилось? – произнесла она едко, а сама сжалась, пытаясь удержаться, не выдать, насколько ей это важно. Дом осел в кресло и потянулся, как ленивый. разморенный солнцем кот.

– Не знаю, Элли, думаю, дело в судьбе. Я просто блуждал по кварталу Увеселений… Искал, чем бы еще мне накачать свое тело, чтобы оно перестало жаждать тебя. И преуспел – в одной курильне ставили кальян на вине и добавляли туда все специи, которые пожелаешь. Я уже хотел мирно поспать, когда увидел этого парня с дырявым животом, и мне стало его жаль. У него, как и у меня, все было впереди, но кто-то другой своей волей перечеркнул то, что было нам предначертано. Мне стало его жаль, и я его спас. Ну, то есть так получилось. Гарантий не было. Может, боги направляли меня?

Элль услужливо достала из шкафчика бутыль настойки, вытащенную Ирвином из общего погреба, и налила в мерный стакан. Преподнесла питье Доминику.

– И все-таки, как тебе пришла эта идея? – вновь спросила она. Этот вопрос не давал ей покоя уже несколько дней. Доминик никогда не обладал даром созидания, он мастерски воспроизводил чужие формулы, у него была прекрасная память, но придумывать что-то свое ему не удавалось.

– Я уже сказал, Элли. Видимо, боги вели мою руку и указывали, как сплести энергию, – он понизил голос и заговорил вкрадчиво, игриво. – Как будто на ухо шептали, что только возвращенный с того света мертвец может создать подобного себе и повести за собой, дать ему смысл и волю.

Он поднялся с места и запутался в собственных ногах, повалился вперед, ровно на Элль. Девушка не успела отшатнуться и подставила плечо костлявому, но все еще тяжелому телу. Ее обдало запахом перегара и давно не стиранной одежды. Дом крепко обхватил Элоизу за талию и по-собственнически зарылся носом в ее волосы.

– Когда ты рядом, меня даже пойло не берет, – произнес он в исступлении. Элль поморщилась и попыталась отстраниться, но Дом прижимал ее к себе, впечатывал в собственное тело, и девушка кожей чувствовала, как от Доминика к ней тянутся тонкие нити чар.

– Перестань! – она вскрикнула и оттолкнула его изо всех сил. Дом зашатался, попытался сесть на прежнее место, но промахнулся и шлепнулся на бок, принялся грязно ругаться.

Дверь тут же открылась и на пороге показался Ирвин.

– Все в порядке? – спросил он с деланой веселостью. В глазах у него стоял лед, и Элль почувствовала, как нагрелась и запульсировала ниточка у ее сердца.

– Все просто охренительно, – выпалил Доминик. Он с трудом сошкрябал себя с пола и, размащисто зашагал в сторону двери, шатаясь так, будто вечно пьяный капитан в его голове то и дело командовал «право руля», «лево руля» и никак не мог определиться.

Ирвин предложил проводить его до башни, но был послан в Бездну. На том и порешили.

Когда дверь за сыном Летиции закрылась, Элль с облегчением выдохнула.

– Тебе бы заиметь при себе нож, – со знанием дела сказал Ирвин. – Или что-нибудь еще для самозащиты.

– Нож – оружие неодаренных, – попыталась отшутиться Элоиза, но заклинатель был серьезен. Она нахмурилась. – Ты же не думаешь, что я смогу всадить нож в живого человека?

– Можешь потренироваться на мне. Доминик подлатает.

– Еще чего!

– Я серьезно, Элль. Мы в опасном месте, и дальше будет только хуже. Я смогу тебя защитить, но что, если меня не будет рядом?

Элль вспомнила заклинателя, который напал на нее на набережной. Как она оплела его коконом из чар быстрее, чем успела оценить ситуацию. Повезло, что он не умер, но в другой раз времени на такое колдовство могло и не быть. В конце концов, незримое искусство было неспешным.

– Я решу этот вопрос по-своему, – сказала она наконец. – Тебе удалось добраться до Лоры?

Ирвин кивнул и достал из-за пазухи тонкую книжечку. Нижний слой пыли уже сросся с мягкой обложкой и сколько бы Элль ни пыталась его оттереть, на пальцах все равно оставалось неприятное ощущение.

– Она сказала, что с тебя должок, – хмыкнул Ирвин. Элоиза закатила глаза.

– Если я окажусь права и мы найдем что-то здесь, то я действительно с ней расплачусь, – кивнула Элоиза и раскрыла сборник на первой странице.

Глава 23

«Давным-давно бродил по окраине Великой пустыни волшебник. Грехи его были так велики, что сам Раад проклял его в наказание за беды и боль, что он принес людям пустыни. Раад призвал колдуна к своему двору, сказав, что желает взять его в свои ученики, чтобы позже сделать своим верховным жрецом, а ослепленный жаждой славы колдун поверил богу ночи и вечной тьмы. Три дня и три ночи колдун отдыхал во дворце Раада, дожидаясь своего учителя. Ему не терпелось начать обучение, настолько, что на третий день колдун не выдержал и принялся творить страшные жестокие чары во славу Раада. Разгневанный бог явился к грешнику и одним движением рассек его горло, позволил жизни вылиться из тела, а затем загнал ее обратно, закупорил своей волей. И велел Раад гулламу служить, подчиняться каждому слову, что он скажет. Первым приказом Раада было уничтожить всех еретиков в его городе. Во второй раз Раад пожелал, чтобы гуллам отравил воду во всех реках, по берегам которых селились чужаки с белыми, как соль, лицами. А когда гуллам выполнил и этот приказ, Раад послал его в пустыню, чтобы тот ходил там тысячу лет и еще тысячу дней после, и запретил ему Раад приближаться к людям. Так и ходит живой мертвец, исполняя приказ, не в силах лишить себя жизни, что дана ему в наказание волей Раада, а покинет он этот мир лишь в тот день, когда прикажет ему Великий Раад или когда сам сомкнет глаза, покидая свой народ»

Элль и Ирвин каждый перечитали сказку по несколько раз. Это было единственное упоминание гуллама, оставленное странствующим автором, который собирал чудеса, случившиеся по воле Раада. После сказки шла заметка, в которой автор описывал, что многие обитатели пустыни лично видели гулламов, причем описанный колдун был одним из многочисленных мертвецов, которых Раад оживил и подчинил своей воле. В то же время в пустыне было распространено убеждение, что любой мертвец, не упокоенный должным образом, может обратиться в гуллама.

Понятнее не становилось. Элоиза заснула с книгой в руке, а проснувшись – первым делом перечитала текст в надежде заметить что-то, на что не обратила внимания сразу. По сути, Доминик был таким же гулламом, как Ирвин. Эта мысль не давала Элоизе покоя, и с таким же заключением к ней обратился и Ирвин, когда пришел навестить ее в обед. В башне стало много работы для него, нужно было передавать весточки «своим» в оцепленном квартале вокруг храма Рошанны, наблюдать за ситуацией.

– Возможно, на Севере даже не догадывались о том, что один гуллам может создать второго гуллама, – предположила Элль. Они вообще мало знали о Северной пустыне, а дальние соседи не спешили заводить международные отношения с народами, где чародеям разрешалось жить наравне с обычными людьми. Там, если верить слухам, только самым сильным чародеям дозволялось прислуживать Рааду, остальных же лишали дара, отчего те сходили с ума и жили не дольше двадцати лет.

– Вряд ли сейчас это важно, – сказал Ирвин, на всякий случай укрепляя дверь кабинета Элоизы ледяным замком. Слишком часто кто-нибудь пытался нарушить их уединение. – Но если Доминик – тоже гуллам, то он может исполнять твою волю, как колдун из сказки.

– Он ведет себя слишком самоуверенно для того, кто должен подчиняться, – хмыкнула Элль, но слова заклинателя заставили ее задуматься. А что, если он уже исполнял ее волю? Она прикрыла глаза, вспоминая, что тараторила в разгоравшемся пожаре. Умоляла Доминика не умирать, не бросать ее, не переставать любить ее. Вот и результат…

Элль выругалась, а Ирвин только улыбнулся, как будто сам уже давно все понял.

– Думаю, ты можешь попробовать ему что-то приказать как бы… невзначай. Например, принять ванну или надеть чистую одежду, – ухмыльнулся он.

– Но почему у него нет Голода, про который говорил ты? – не переставала сотрясать воздух вопросами Элль. Она разложила книгу со сказаниями на столе и подходила к ней то с одной, то с другой стороны, будто надеясь, что в переплетении букв найдётся ответ, даже если взглянуть на текст придется вверх-тормашками.

Волосы растрепались, по спине бежали ручейки пота, все мышцы были напряжены до судорог. Элль как будто висела на краю обрыва, и ей оставалось подтянуться лишь раз, чтобы оказаться в безопасности. Но именно перед этим последним движением тело решило начать балансировать между одним рывком и полным отчаянием.

Она не сразу почувствовала, как Ирвин положил ладони ей на плечи и улыбнулся, дожидаясь, когда она ощутит на себе его взгляд и позволит ему вывести девушку из дебрей мыслей.

– Я, конечно, не алхимик, – мягко проговорил Ирвин. – Но думаю, что дело в том, что мертвец возродил мертвеца. Лед из колодезной воды все-таки отличается от того, который получаешь из сточной канавы.

– Но что, если Дом погибнет, а ты следом? – замотала головой девушка.

Ирвин провел рукой от ее плеча к запястью, переплел их пальцы и поцеловал тыльную сторону ладони, прижался к ней щекой, внимательно глядя в глаза Элоизе. Мягкая улыбка не сходила с его губ.

– Я уже отвечал на этот вопрос, – невозмутимо улыбнулся он. – Если лучшим, что я могу сделать для тебя, будет моя смерть, то так тому и быть. Но главное, чтобы ты смогла выбраться из этой бездны. Хорошо?

– Я не хочу, чтобы ты умирал, – прошептала она вмиг осипшим голосом. Ирвин нежно заправил прядь волос ей за ушко.

– Поверь, сейчас мне этого хочется меньше всего.

Он подался вперед, преодолевая последние сантиметры, разделявшие их. Обхватил лицо Элль руками и мягко провел пальцами по щекам, будто вытирая слезы, которые еще не выкатились из огромных глаз девушки. Или выкатились, а она их так и не почувствовала. Ирвин склонился к ней и легко коснулся губ на долю секунды, будто спрашивая разрешения, поддразнивая. Элль зажмурилась и обхватила заклинателя за шею, полностью растворяясь в поцелуе. Тонкая золотая нить приятно потеплела, распирая сердце нежностью.

***

Вице-адмирал и посол отправились на обзорную экскурсию по городу. Коллегия выделила им комнаты в гостинице в Квартале Рек, но делегаты вежливо отказались. Сказали, что на борту своих кораблей они чувствуют себя ближе к дому. Коллегия согласилась, а в глубине души каждый вздохнул с облегчением. Каждую ночь они ждали, что конфликт обострится и алхимики выйдут из своих убежищ, каждое утро обреченно принимали необходимость снова искать мирное решение – если оно вообще было возможным.

Мистер Ричард Вальд единственный не изъявил желания осматривать достопримечательности. Единственное, что его заинтересовало – это статуя из черной бронзы перед входом в башню Верховной Коллегии. Задержавшаяся в башне Амаль заметила мужчину, когда выходила. Она даже допустила мысль, что королевский инженер поджидал ее. Мистер Вальд улыбнулся и жестом пригласил присоединиться к созерцанию. Амаль не собиралась отказывать.

Статуя была посвящена торжеству справедливости и изображала весы: на одной чаше лежали разбитые оковы, на другой – толстая книга с темерскими законами. Ричард задумчиво обошел конструкцию несколько раз, даже попробовал сдвинуть чаши весов, но так и не преуспел, хмыкнул и обратился к Амаль.

– В нашей культуре весы используются, чтобы показать баланс добра и зла. А у вас… такой интересный образ.

– Законы и свобода должны быть в идеальном балансе, иначе общество погрузится в хаос. Свобода без закона – это катастрофа, не меньшая, чем законы без свободы, – проговорила Амаль. Ричард усмехнулся.

– А вы сами этому следуете?

– Прошу прощения?

– Я, конечно, инженер, а не политик, но мне кажется, что именно законы без свободы стали причиной вашей… ситуации. Из-за которой мы все здесь, – отметил мужчина, все еще тонко улыбаясь, как будто выдал изящную шутку, достойную высшего света. – А для отдельных людей действует свобода без законов.

– Вы правильно напомнили, что вы не политик, – поджала губы Амаль.

– Но больше всего меня интересует материал этого предмета искусства. Черная медь, – он буквально огладил памятник взглядом. – Какой глубокий символизм, что справедливость в государстве магов олицетворяет металл, который лишает магических способностей.

– Потому что перед лицом справедливости мы все равны, – произнесла она невозмутимо, но это вызвало у Ричарда еще один смешок. Он прижал кулак к стиснутым губам, как будто пытался сдержать рвавшийся наружу хохот. Затем все-таки обернулся к Амаль и перевел дыхание.

– Не смешите меня, мисс Мартинес. У нас в Галстерре почти нет магов – кроме тех, что переехали от вас, но мы прекрасно знаем – никто не равен перед законом.

– И как же вы предлагаете мне и моим… людям вроде меня решить сложившуюся ситуацию?

– А чем вам не нравится вариант с собственным островом для алхимиков? Юридически под управлением Галстерры, но фактически остров принадлежит мне, – улыбнулся Ричард. – А я, предположим, отдам его вам в доверительное управление. И вы будете там абсолютно свободны и защищены, если будете выполнять ряд условий.

***

– Ты уверена? – только и спросил Ханнес, когда Элль, собрав все свое мужество в кулак, заявилась в его кабинет и сказала, что знает, как провести восстановление.

Единственное, в чем девушка была искренне уверена, так это в том, что если она сейчас раскроет рот, то с языка неминуемо польется правда о том, что она лишь примерно представляет, что нужно делать, и совершенно не собирается создавать больше порождений, чем есть сейчас. Но если Ханнес поймет, что она бесполезна, то избавится от нее. Или хуже – найдет, как подчинить. Элоиза прикрыла глаза, вспоминая ледяную стену, которую выстраивала вокруг себя всякий раз, когда нужно было пофлиртовать с безразличным ей красавчиком в баре.

– Совершенно точно. Но мне важно понимать, когда все должно быть готово. Ты хочешь, чтобы к выбранному тобой дню у тебя уже была сотня восстановленных?

Хотелось спросить: «Зачем это все? Какому безумцу это могло прийти в голову? Какой идиот мог решиться на подобное?». Но он стоял перед ней, знакомый с детства, всегда спокойный и интеллигентный, безукоризненно вежливый папа, который мог часами говорить о том, как несправедлив был режим Реджиса к алхимикам. И вот, он, все такой же безукоризненно сдержанный, в окружении молодых людей, руководит лабораторией взрывчатки и планирует создание армии живых мертвецов.

– Нет-нет, это слишком радикально. Слишком много таких восстановленных могут напугать наших союзников, – рассуждал Ханнес. – Мы просто должны показать, что алхимики – больше, чем просто затравленные крысы в лабораториях. Мы достаточно сильны, чтобы с нами считались.

Солнце клонилось к закату. Элль и сама не заметила, как они с Ирвином провели в лаборатории несколько часов. Говорили обо всем, будто были знакомы первый день. Элль спрашивала о жизни заклинателя до восстановления, о том, как проходили его дни после. Как будто за полотном разговора можно было отгородиться от всего ужаса, что творился вокруг. Будто словами можно было скрыть водоворот убийств и жестокости, не думать о своей причастности к ним. Когда эти мысли все-таки прорывались, Ирвин и Элль цеплялись друг за друга, вслух обещая разобраться со всем этим, когда они окажутся в безопасности. Просто надо было понять, что задумал Ханнес, чтобы под шумок скрыться ото всех. Поэтому Элль и явилась к отцу в кабинет, размалеванный закатными всполохами.