Текст книги "Осколки (СИ)"

Автор книги: Саша Урбан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Элль вопросительно вскинула бровь.

– Это госпожа Верс тебе сказала?

Целитель раздраженно скривился и замахал на нее рукой.

– Госпожа не имеет привычки доверять семейные дела кому-то кроме членов семьи. Ты для нее ведь стала почти родственницей. По сути, заняла место Доминика. В твоих интересах, чтобы он не возвращался в родительский дом. Думаю, и госпожа Верс со временем скажет тебе «спасибо».

– Я в этом сомневаюсь.

– Ну, ты ведь не знаешь ее так долго, как я, – польстил сам себе целитель. Элль чудом не закатила глаза. Эллиот же начал входить во вкус со своими нравоучениями. – Кстати, о нашем молодом детективе. Он парень славный, но, насколько я понял из встреч госпожи Верс и капитана Гана, не очень-то перспективный. В лучшем случае останется до старости лет на вторых ролях. Так что советую приберечь свое очарование.

Элль поджала губы.

– Может, вам еще сплясать?

– Это для твоего же блага.

– Какого блага? Будете указывать мне, под кого лучше ложиться, чтобы зимой не мерзнуть, когда будут очередные перебои с отоплением? – вспыхнула Элоиза.

– Ладно, это для общего блага. То, о чем я говорю, Элли, это политика. Как игра в шахматы. Но только с участием людей. А знаешь, дорогая Элли, что происходит, когда ответственное дело доверяют людям? Они все портят. Влюбляются, привязываются, и весь идеальный план летит в Бездну. Но ты… ты можешь сделать все идеально. Как тонко отлаженный механизм без единой слабости.

– То есть вы с Летицией считаете, что если я не могу любить, то мне как раз плюнуть использовать человека? Или предать его? – Элль усмехнулась, но это было скорее от нервозности, чем от веселости. Не мог же Эллиот всерьез так считать. Ему, как целителю, было известно больше о возможностях человеческого организма. И, как у всех целителей, у него был специфический юмор, который Элоиза осваивала до сих пор. Но в этот раз он не шутил.

– А что ты теряешь? Уважение ближнего своего? И давно ли оно тебе нужно, дорогая моя? Ты не нуждаешься ни в ком. Ну, насколько я могу сказать по результатам обследований и заполненным тобой опросникам. Летиция вообще изначально хотела сделать тебя своей наемной убийцей, но я убедил ее, что твои данные больше подойдут для управления бизнесом.

Стало совсем уже мерзко и тошно. Захотелось влепить Эллиоту пощечину за этот снисходительный тон, за выражение лица, будто Элль теперь должна была рассыпаться перед ним в благодарностях. Да за кого они ее принимали? Будто крысу, ее вели по лабиринту, постоянно меняя узор коридоров. Тело налилось тяжестью, ей казалось, что все это – расследование, Доминик, отравления – стало далеким и неважным. Это никогда не было ее борьбой. Она была простой девушкой, которая приехала в родной город в надежде найти любовь и лучшую жизнь. Не преуспела ни в одном из начинаний, так еще и позволила загнать себя в политические игры.

Элль сцепила зубы, изо всех сил давя взметнувшийся в груди гнев. Воздух вокруг нее едва ли не искрил от напряжения. Эллиот впился в ее лицо взглядом и довольно ухмыльнулся.

– Вот только не надо драмы, моя дорогая. Мы все прошли через это, и поверь, тебе легче, чем многим. У тебя уже есть наставники, готовые помочь. Защитить. Направить, если нужно. От тебя так-то ничего не требуется, просто делай то, что тебе говорят.

– Вот как? – Элоиза повернула голову и криво улыбнулась. Тело перекосило от напряжения, кровь шумела в ушах, бурлила в венах. Девушке даже показалось, что время потекло медленно. Достаточно, чтобы дать ей несколько секунд форы, пока Эллиот не догадался, что она собиралась сделать.

Элоиза вцепилась в ручку двери и резко дернула на себя. В салон хлынули шум, запах дыма, серый рассеянный свет. Мимо смазанными пятнами проносились люди, замедлявшие шаг, чтобы посмотреть на сумасшедшую, додумавшуюся распахнуть дверь на полном ходу.

Эллиот отшатнулся к противоположной двери, оглушенный шумом. Элль вцепилась в раму, все тело напряглось, замерло, сопротивляясь опасному прыжку, но оставаться было опаснее. Элль глотнула горький от выхлопов воздух и вытолкнула себя наружу. Благо, автокэб сбавил ход перед образовавшимся в конце улицы затором. Удар откликнулся звенящей болью в ногах, прокатился волной до затылка, и Элоизе показалось, что позвоночник вот-вот рассыплется на осколки и сама она развалится, как битая ваза. Но нет, устояла. Пришлось резво перебирать ногами, чтобы не рухнуть на мостовую. Зеваки, наблюдавшие за этим кульбитом, расступились от греха подальше и принялись вертеть головами в попытках понять, что же происходит.

Эллиот высунулся из автокэба и кричал вслед Элоизе, приказывал вернуться, но девушка упорно прокладывала себе путь через толпу. Крики Эллиота становились все тише. А люди поблизости, наоборот, махали руками, подсказывая девушке, куда свернуть, чтобы оторваться от преследователя. Элль кивала, а в груди клокотал безумный смех.

Свободна!

***

Ирвин, сколько бы смертей ни видел, все равно невольно прикрыл глаза в надежде, что кровавое месиво в некогда аккуратной гостиной не успеет отпечататься у него под веками. В комнате лениво бродил коронер, как сонная зимняя муха он останавливался то возле начавшей схватываться кровавой лужи на полу, то возле пятен на стене, то возле обломков каменного барельефа над камином. Заметив Ирвина, он указал на сколотый мраморный декор:

– Пострадавшая – заклинательница.

– Похоже, – кивнул Ирвин. Страшно хотелось закурить, но он предчувствовал, что один вдох табачного дыма станет сигналом для ворочавшейся под горлом тошноты.

– Она даже попробовала сбежать, – коронер указал на окно. – Выбросилась со второго этажа, умерла уже в воде. Потеря крови, спазм мышц или просто воды наглоталась – это вскрытие покажет. Даже больше скажу…

Он подвел детектива к укрытому простыней телу и приподнял ткань. В объятиях смерти дремал молодой человек, которого при жизни нельзя было назвать иначе кроме как «холеным». Чувствовалось, что жизнь ласкала его всеми благами, а теперь он валялся изломанной куклой с пробитым черепом, в котором застрял кусок мрамора.

– Это она его?

– Отбивалась. Дивная девица. Гору могла с места сдвинуть, а все одно – ради какого-то прощелыги рисковать. И на что они все надеются?

Ирвин бы с радостью ответил что-то едкое, достаточное, чтобы закончить эту беседу о непредсказуемости женщин, их характеров и желаний. Подобные разговоры наталкивали заклинателя на мысли об Элоизе, и нервозность разливалась по телу, как зуд. Когда все только начиналось, Доминик говорил, что его бывшая невеста – стервозная девица, готовая продаться подороже за чувство собственной значимости. Он раз за разом пересказывал, как Элоиза предала их идеи ради сытой жизни под крылом Летиции, и скрежетал зубами, колеблясь от жгучей ненависти до неожиданно вспыхивавшей нежности, с которой он вспоминал о своей «милой, доброй, ласковой Элли» – какой он запомнил ее в начале. И тут же, сморгнув пелену воспоминаний, он принимался ругать ее на чем свет стоит за ту ночь, когда она не дала ему умереть во время инцидента в лаборатории. Ирвин слушал и кивал. Ему в общем-то было все равно – куда больше его беспокоила его новая жизнь после смерти, вспышки голода и то, как легко мог управлять этим голодом Доминик.

Но вот, он узнал Элль. Видел ее каждый день и не мог найти ничего общего с образом, который описывал Дом. Перед собой он видел просто одинокую девушку, которой жизнь столько раз отвесила щедрых пинков и тычков, что она просто не верила, что все могло быть иначе. И Ирвину становилось ее жалко. Искренне, по-человечески – насколько это вообще может чувствовать оживший мертвец – жалко. А еще что-то в нем стремилось к Элль. Ему нравилось, когда она была рядом, хмурилась, язвила. Смотрела на него, как на обычного живого парня. Но если она сама докопается до всей истории с «Поцелуем смерти»...

«И что ты тогда сделаешь?» – спросил детектив сам себя. Ирвин не знал. Наверное, ему хотелось бы предупредить ее. Или наоборот, запутать ее еще сильнее, чтобы она ни в коем случае не вышла на Доминика Верса вновь – хоть это и невозможно. Если Ирвин не справится, его оставят разлагаться и тут у него будет несколько вариантов: запереться в каком-нибудь подвале, перетерпеть голод и дождаться, когда от него останется куча костей, либо поддаться голоду и ходить чудовищем по подворотням, нападая на тех, кто горит жизнью ярче других. И в том, и в другом случае исход одинаковый – тяжелое одиночество и так и не найденный ответ на вопрос «Кто убил детектива Ирвина в первый раз?».

Внутренний голос отдался гулким эхом под сводом черепа, но Ирвин не успел довести мысль до конца. Из соседней комнаты раздался хруст крошащегося камня и крики полицейских, почти полностью растворившиеся в животном реве. Ирвин готов был поклясться, он решил, что почтенные жители квартала Рек настолько пресытились богатством, что завели в качестве питомца перепончатого медведя, но двери распахнулись, и на пороге возник обычный мужчина.

Обычный ослепленный болью потери, готовый уничтожить все на своем пути мужчина в наспех накинутой сизой мантии представителя Верховной коллегии. Она-то и отпугнула полицейских, которые должны были удерживать скорбящего подальше от места преступления, – по крайней мере, пока Ирвин и коронер не соберут всю возможную информацию.

– Где он?! – взревел мужчина, брызжа слюной. Это был здоровяк на две головы выше Ирвина. Трудно было сказать, сколько ему лет – крепкое телосложение и крупные черты ясно давали понять, что до старческой немощи почтенному господину еще далеко. Он не обращал внимания на полицейского, повисшего на его плече, будто тот был мухой. Каштановые волосы едва тронула своим ледяным касанием седина, и только глаза никак не соответствовали его пышущему здоровьем и яростью облику. Они были застывшими, как у мертвой рыбы, для которой лежание на прилавке наконец-то обернулось блаженством смерти.

– Господин, прошу вас, – Ирвин шагнул было ему наперерез, но тут же вернулся на прежнее место, решив, что целее будет.

Отец жертвы, господин Лерой Шарп, старший советник Верховной Коллегии, проигнорировал детектива и направился к укрытому простыней телу. Сорвал покров и замер, как изваяние, сверля мертвеца взглядом. Несколько мгновений он не двигался, а затем отклонился назад, будто ему выстрелили в грудь, запрокинул голову и, обнажив зубы, расхохотался.

– Ну, сукин сын! Все-таки получил от нее напоследок! Скотина, – плюнул на мертвеца, пнул его напоследок и развернулся.

– Сэр, прошу вас, – подал голос коронер. Ирв даже удивился. Обычно в случае опасности коронер и сам пытался уподобиться трупу.

Лерой Шарп обернулся и смерил коронера взглядом.

– Я в своем доме! Вы не имеете права указывать мне.

– И все-таки побойтесь богов, – вздохнул Ирвин, понимая, что стоит вмешаться. Реплику получше он придумать не успел, и его слова попали прямо в цель. Лерой перевел на него взгляд, полыхающий алым из-за полопавшихся сосудов.

– Если бы боги были, они бы сделали так, чтобы этот ублюдок не рождался, – выпалил мужчина, но его плечи опустились, будто вспышка ярости выжгла в нем последние силы.

– У меня есть пара вопросов, – только и сказал Ирвин. – Можем поговорить в другой комнате?

Господин Шарп кивнул и жестом приказал следовать за ним. Они расположились в небольшой комнате для курения. Окна здесь были плотно занавешены, камин не топился. Единственное зеркало над каминной полкой было покрыто сетью трещин, расползавшихся ровно от центра. На полу лежал комок ткани, которой, должно быть, занавесили зеркало, и в черных складках, как звезды в ночном небе, блестели осколки стакана. Лерой прошел прямо по ним, рухнул в кресло и тут же отвел руку влево, чтобы схватить графин с вином.

Опытные детективы говорили, что, поработав достаточно времени, перестаешь обращать внимание на горе свидетелей, родственников, друзей. Но Ирвину все-таки было жаль этого человека, получившего огромную власть и влияние и потерявшего любимую дочь в собственном доме. Детектив хотел провести опрос как можно быстрее, чтобы не растягивать пытку для господина Шарпа, но тот будто сам хотел помучаться. Поэтому тянул с ответами, язвил, либо отвечал так пространно, что Ирвину приходилось вытягивать из мужчины слово за словом, пока не получится что-то внятное.

Оказалось, что Шарпа дома в ту ночь не было. Он уехал по делам – как выяснилось, к любовнице, которую поселил в квартале Озер. Не хуже Рек, но довольно далеко. Госпожа Шарп же отправилась проведать больную мать, насчет которой даже опытные целители разводили руками. В общем, драгоценная дочь, клявшаяся, что посвятит вечер упражнениям за роялем, осталась предоставлена сама себе и, видимо, решила устроить тайное рандеву с «гребаным подонком». О желании дочери стать супругой этого подонка господин Шарп знал, и даже сам подсуетился, чтобы юноше сосватали какую-нибудь старую деву с неплохим приданым и бедными родственниками, которые будут готовы пареньку руки целовать лишь за то, что он сочетался с их дочуркой узами брака. Как бы ни был мистер Шарп убит горем, своим планом по расстройству личной жизни дочери он гордился. Когда в графине остались считанные глотки, он уже с горькой усмешкой рассказывал, что своими руками дал парню конверт с деньгами, которых хватило бы, чтобы после медового месяца купить домик где-нибудь подальше от Темера. И это не считая приданного «старой девы», которое тоже взялось из кармана господина Шарпа.

Ирвин записывал, прикладывая все усилия, чтобы сохранять невозмутимое выражение лица. Брови так и норовили взметнуться куда-то в сторону затылка, и чем сильнее пьянел господин Шарп, чем глубже он погружался в пучину собственного страдания, тем сильнее детективу хотелось встряхнуть его и вернуть в сознание. Но так нельзя. Это непрофессионально. И уж тем более не стоит говорить о том, что человек, перешагнувший порог смерти, уже глух к страданиям своих близких. Они остаются одни со своей болью и виной и могут пествовать ее столько, сколько угодно. А умерший останется в непроглядной темноте наедине со своими кошмарами.

Ирвин откашлялся, прерывая этот поток мыслей, а потом обратился к господину Шарпу.

– Господин, я понимаю вашу ситуацию и ужасно сожалею.

– О-о-о, – осклабился Лерой Шарп. – Это я ужасно сожалею о вашей ситуации.

Его глаза лихорадочно блестели, а уголки губ дергались, постепенно расползаясь в улыбку.

– О чем вы? – попытался сохранять невозмутимость Ирв.

– О том, что наша доблестная полиция так и не смогла поймать ублюдка, создавшего «Поцелуй смерти». А люди продолжают умирать! Не просто люди – моя дочь! – он повысил голос, но после надрывного «дочь» снова заговорил тихим, рокочущим голосом. – Поверьте, я этого просто так не оставлю. Я сделаю так, что в Темере не останется даже памяти об алхимиках и их преступлениях.

«Твою ж мать», – только и подумал Ирвин.

Глава 14

– У нас сегодня книжный клуб? – Лора удивленно подняла взгляд, когда Элль зашла в магазинчик и застыла у прилавка, стискивая пальцы. Хоть девушка и попыталась привести себя в порядок, выход из автокэба на ходу и пробежка через толпу все-таки сказались на ее внешнем виде. Выглядела Элоиза мягко говоря потрепанной и совершенно потерянной.

Маршрут к книжному магазину она прокладывала совершенно уверенно, легко исключив другие места. К Летиции она не собиралась, там ее ждали только еще большие проблемы, возвращаться к Ирвину не было смысла – там ее искать будут в первую очередь. Особенно, после храма. Была еще подпольная типография, где обитала Милли, конечно… Та, возможно, даже озаботилась бы вопросом безопасности Элль, предложи девушка ей достаточно ценную информацию, но Элоиза отмела и этот вариант. Реши она помогать Милли, то снова оказалась бы втянутой в подпольную возню, просто на этот раз с другой стороны – только и всего. То же самое касалось особнячка Пенни Лауб.

Вариантов оставалось немного: книжный магазин или «Колодец», но от бара Элль отказалась почти сразу. Зная себя, не сомневалась, что либо напьется, либо просто натворит дел. К тому же у нее почти не осталось денег. Все сбережения она хранила под матрасом, не думая, что ей придется выпутываться из сетей Летиции так быстро. По дороге она уже несколько раз успела пожалеть о том, что сбежала, но тут же одергивала себя. Промедление могло сделать положение вещей только хуже.

«Куда уж хуже?» – с едкой заботой поинтересовался внутренний голос.

На вопрос Лоры Элль ответила только лишь скомканным:

– Прости, я не знала, куда еще пойти, – слова давались тяжело, будто впивались в горло, изо всех сил не желая соскакивать с языка.

Веселая улыбка Лоры тут же померкла. Девушка оторвалась от лежавшей на прилавке книги и выпрямилась, отшагнула назад, чтобы рассмотреть Элоизу как будто издалека. Элль даже на мгновение показалось, что только теперь Лора заметила истрепавшуюся юбку, покрытую пятнами блузку, вообще отсутствующую мантию, гнездо на голове.

– Что с тобой случилось? – спросила девушка и тут же обогнула прилавок, чтобы обнять Элль. – Тебя как будто автокэб переехал.

– Вроде того, – усмехнулась Элоиза. – Кажется, я решила уйти с работы. Можно у тебя…

– Коне-е-ечно, – замахала руками Лора. – Мой диван всегда к твоим услугам. А также раковина, ванна и плита, если у тебя будет время их отмыть.

– Я надолго не задержусь.

– Оставайся хоть навсегда, – улыбнулась Ло. – Я бы предложила тебе поработать в магазине, но тут прескверно платят, а начальство просто невыносимое.

– Ты же сама себе начальство?

– А я о чем?! – и снова рассмеялась, крепко обняла Элль, а потом отдала ей ключи от жилища.

Подняться в квартирку Лоры можно было прямиком из магазина. Достаточно было пройти мимо стеллажа со справочниками и книгами рецептов, чтобы оказаться в закутке, где на серой шторе висела от руки написанная табличка «только для персонала». За шторой-то как раз и скрывалась дверь, которую можно было открыть первым ключом.

После двух пинков и непродолжительных уговоров дверь все-таки поддалась и впустила Элль на узкую лестницу из ощетинившихся занозами досок, пружинивших под каждым шагом. Лесенка вела круто вверх, с двух сторон стиснутая полками, на которых Лора хранила утварь для магазина: коробки с ценниками, средства для уборки, даже гроссбухи.

Наверху была еще одна дверь, на этот раз добротно сделанная и даже покрытая старыми символами богов – для защиты, привлечения любви и денег. Лора пару раз водила Элль этим потайным ходом, но Элоизе, что ни говори, больше нравилось заходить в гости к хозяйке книжного по-старинке – через обычную входную дверь с лестницы. Для этого нужно было обойти магазин и протиснуться в подворотню, где царила повседневная жизнь – сушилось белье на веревках, дымили сигаретами выбравшиеся на балконы соседи, передавали друг другу через окно прочитанные страницы газеты.

В первый раз Элль даже дар речи потеряла, когда увидела обиталище Лоры. Квартирка была совсем маленькой, немногим больше комнаты Элоизы при храме, но миниатюрной Лоре жилище было как раз, будто ладно скроенное платье. Даже не верилось, что обладательнице такого скромного жилья принадлежит целый книжный магазин – на это намекали только высоченные шаткие колонны книг, стоявшие повсюду, кроме ванной и уборной. Лора тогда рассказала, что ее отец во времена Чисток по дешевке скупил множество запрещенных книг у беженцев из Темера, и когда ненаглядная дочка заявила, что хочет открыть книжный магазин в спокойное время, с радостью выделил ей деньги на аренду помещения и жилья над ним. Добродушный книголюб и не подозревал, что его бесценное чадо делало большую часть продаж благодаря эротическим романам. А он-то молился на старинные философские трактаты. Лора очень гордилась собой и своим захламленным жильем, а вот Элль чувствовала себя в этих стенах чужой.

Она всегда жила так, чтобы не оставить следов своего присутствия. Сперва, во время Чисток, они с родителями жили, как призраки, лишь бы их не нашли при очередном обходе или обыске. Потом, уже в Галстерре, Элль поняла, что не останется там навсегда и старалась не обживаться, чтобы потом не тратить силы на сбор вещей. Потом было возвращение в Темер и тесное общежитие – Элль не спешила загромождать пространство в надежде как-то ворваться в лучшую жизнь, а потом…

Она прервала поток мыслей и села на край дивана. Как только подушки мягко промялись под ней, тело стало ватным. Мышцы расслабились, но вместо блаженного спокойствия на нее нахлынула тревога. Что же она наделала? И что делать дальше?

Она погоняла эту мысль в голове, но так и не смогла придумать ничего стоящего. На задворках сознания замелькала мысль: «Надо сказать Ирвину». Сказать, чтобы не искал. Чтобы не ждал. Можно было отправить ему записку, расписать все, как есть, чтобы он сразу понял, что она с самого начала знала, кого они ищут. Просто использовала его полицейские подвязки, чтобы быстрее выйти на Доминика, но это никак не помогло в прошлый раз – Дом сам нашел ее и снова обвел вокруг пальца. Или она сама дала себя обвести? Да и какая разница, в конце-то концов!

Элль вцепилась себе в волосы и опустилась лбом на колени. Сделала бы это сильнее, но слишком боялась повредить и без того закипавший мозг. Хоть она и не могла испытать ответной влюбленности, такой же осоловелой, как у Ирвина, ей не хотелось разбивать ему сердце. Ирвин славный парень. Достаточно славный, чтобы не вышибать его пинком из мира иллюзий, где существуют любовь между детективом и преступницей.

Элль не знала, сколько просидела так. Возможно, в какой-то момент нервы перегорели, как провода, и девушка попросту провалилась в зыбкую дрему. Когда она подняла голову, за окном уже смешалась синева сумерек, с тесной кухни пахло тушеной капустой, а Лора трепала девушку по плечу, протягивая бокал вина.

– Ты как? – спрашивала хозяйка книжного. Она всучила Элль бокал, всеми своими чертами как бы говоря: «Что бы ни случилось – вино явно не будет лишним». Элоиза вздохнула и выдавила слабую улыбку. Выдохнула:

– Всё в порядке.

По меркам самой Элль, получилось довольно небрежно. Настолько, что на душе заскребся стыд. Если все «нормально», то стоило ли вообще приходить? Какая-то ее часть, зубодробительно честная, требовала рассказать о произошедшем, поделиться хотя бы с одной живой душой, но стоило Элль только подумать об этом, как по мыслям набатом прокатывалось несокрушимое: «Всё в порядке». Всё всегда должно быть в порядке, а если закрадываются подозрения, что это не так – подобное обстоятельство ни в коем случае не должно беспокоить остальных.

– Ага, я вижу, – цокнула языком Лора и чокнулась с Элль своим бокалом. Сделала глоток и внимательно проследила за тем, чтобы Элоиза тоже отпила. Как будто сама Лора была опытным целителем, а Элль – упрямой пациенткой, отказывавшейся принимать лекарство.

– Прости, что я так внезапно…

– О, дорогая, – отмахнулась девушка. – Даже не переживай, я всегда рада тебя видеть. По случаю твоего визита я решила приготовить кое-что особенное.

Она так и лучилась азартом, приятным веселым возбуждением, будто пила большими глотками не вино, а саму жизнь, и та ей ни разу не показалась горькой. Элль почувствовала укол зависти, но это чувство быстро рассеялось. Ло шутками и загадками выманила Элоизу на кухню, где на плите уже пыхтела огромная кастрюля. В клубах пара вился запах трав и чего-то копченого.

– Наконец-то довелось ее опробовать. У меня так редко бывают гости, а ради себя одной доставать как будто смысла нет.

– Не стоило так утруждаться, – Элль постаралась сказать это как можно громче, потому что от одной мысли о еде ее желудок свернулся в клубок и пополз куда-то вверх по позвоночнику, явно намереваясь самостоятельно проложить себе путь к пище.

– О, не переживай. Не я одна буду утруждаться, – сверкнула глазами Лора и сняла с крючка фартук. Накинула его на Элль и ловко повязала на талии. – Я, конечно, радушная хозяйка, но сегодня я слишком устала, так что ты встаешь на лепешки.

– Лепешки?

– Фасоль с мясом почти подошла, – кивнула Ло и подняла с кастрюли крышку. Внутри булькало месиво из черной фасоли, томатной пасты, в которой плавали кусочки мяса и острые перчики. Ло решила не тратить время зря и закинула их целиком. – Мы будем накладывать их в лепешки. Папа готовил нам такое, когда мы были маленькими. Говорят, что это еда для бедняков, но я все равно вспоминаю детство…

Она достала миску, смешала в ней муку и воду, добавила немного масла и соли, пока не получилось жидкое тесто. А сама пустилась в воспоминания. Рассказала, как ее родители взяли все пожитки и купили разваливающуюся усадьбу в пригороде Галстерры, в которой время от времени останавливались темерцы, бежавшие от Чисток. Отец Лоры был тогда небогатым, но уважаемым человеком, и его знали даже влиятельные заклинатели при Реджисе. Многие обращались к нему за небольшой услугой. В своем погребе, вместе с закатками, которые делала мать Лоры, он хранил все «запрещенное»: книги, трактаты, фамильные артефакты. Все, что могло обернуться проблемой для уважаемых людей, найди соглядатаи Реджиса это в их домах. Отцу Лоры неплохо платили за такую помощь, но он не спешил тратить деньги. Как знал, что рано или поздно правление Реджиса закончится, и тогда накопления пригодятся. Так и произошло. Когда власть сменилась, семья Лоры оказалась весьма зажиточной, отец смог открыть свой банк и небольшой музей прямо в центре Галстерры, отремонтировал усадьбу, но все равно привык питаться простой фасолевой похлебкой с лепешками и рисом, как дань временам, которые легли в основу их богатства.

Элль слушала и кивала. Трясущимися руками, боясь что-то испортить, зачерпывала тесто и наливала в сковороду, а затем смотрела, как белая клякса становится золотистой и надувается от тепла. Переворачивала, ждала еще немного, потом снимала получившуюся лепешку со сковороды и складывала на тарелку. Через несколько попыток она наловчилась, и работа пошла быстрее, даже начала приносить спокойствие.

– У тебя отлично получается, – заметила Лора. Ей пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть Элль поверх плеча.

– Спасибо.

– Я просто обожаю готовить. Это так успокаивает! Приходишь после тяжелого дня, хватаешь мясо и давай его кромсать, представляя лицо какого-нибудь идиота, который зашел в магазин просто чтобы сказать, что книги в мягкой обложке – это не книги вообще. И что не магазин у меня, а забегаловка для скудных умом. А потом посыпаешь это все специями и как швырнешь на огонь!

– Я редко готовлю, – беспомощно пожала плечами Элль. У нее действительно не было особого кулинарного таланта, да и чувство голода просыпалось так неожиданно и с такой силой, что ей проще было купить какую-нибудь лепешку с сыром в ближайшей лавке, быстро утолить голод и мчаться дальше. А при храме была своя трапезная, так что необходимости думать о пропитании не было.

– Ну, это ничего! – отмахнулась Лора. – У меня целая секция с кулинарными книгами, так что все быстро наверстаешь. Поверь мне, занятие такое же душеспасительное, как молитва. А когда начинаешь печь что-нибудь, чувствуешь себя, как будто мир сотворила.

– Даже если просто готовишь лепешки?

– Даже лепешки, – хихикнула Лора, доливая себе еще вина. – Ну, это у меня так. Возможно, тебе это покажется глупостью, ты же алхимик. Для тебя создавать что-то новое в порядке вещей. Кстати, ты пока не думала, что будешь делать дальше?

Элль шмыгнула носом. От пряного пара с нотками перца глаза слезились, и дышать становилось тяжело.

– Не знаю пока. Может, поищу какую-то подработку. Либо буду делать свечи, которые помогают засыпать.

Ло удивленно моргнула. Элль вопросительно подняла бровь.

– Я поражаюсь твоему оптимизму, – протянула хозяйка книжного, а затем взяла со стола газету. – Но тут новость была сегодня… Господин Лерой Шарп из Верховной Коллегии внес на рассмотрение целый пакет ограничений для алхимиков. Если его примут, вам нельзя будет владеть собственным бизнесом, осуществлять кустарное производство, а еще… Да, обязательная постановка на учет. Даже создадут специальное ведомство.

– Что?

– И теперь работодатели должны отчитываться, что не превышают квоту на рабочие места для алхимиков. А ее как раз снизят.

Элль застыла. От сковороды уже тянуло гарью, а она не могла пошевелиться. Она не застала этих ужасов в период первых Чисток, но читала о них. Папа и мама брали ее на встречи алхимиков-эмигрантов, где участники делились своими историями. Рассказывали, как у них отбирали дома, запрещали выходить на работу, душили налогами, отказывали в возврате денег с банковских счетов. А Лора все читала и читала: о предложении ввести дополнительные налоги, об обязательных уроках этики для детей-алхимиков и студентов, запрет на проживание в определенных районах. И, конечно, отдельные штрафы для тех, кто решит покрывать алхимиков, нарушающих закон.

По коже причудливым узором забегали мурашки, и все тело задергалось в мелкой дрожи. Дыхание сбилось, а сердце колотилось где-то под горлом, будто Элль с секунды на секунду должна была сорваться с места и бежать куда-то – как можно дальше, за горизонт, лишь бы только спасти свою жизнь.

– Э-э-эй, – Лора оторвалась от чтения, сняла с плиты сковороду. Для это ей пришлось разжимать пальцы Элоизы. Девушка стиснула их с такой силой, словно вся надежда была только на эту закоптелую сковородку. Лора сбросила угли в мусор, погасила огонь и мягко похлопала Элль по плечам.

– Элль, не бойся. Это просто предложение, его еще никто не принял. Они не примут. Не хотят же они, чтобы вернулись Чистки, ну? – Лора снова подлила в бокал Элль вина. – Я думаю, лепешек нам хватит.

Элль кивнула и рухнула на стул. Стянула перчатки и бросила их рядом. Есть было трудно. Желудок исходил спазмами, требуя пищи, а вот горло препятствовало. Элль ела с трудом, не различая вкуса. Только острота перцев отзывалась вспышками жжения на обкусанных губах. Лора вздыхала и смеялась, обмахивала рот и нахваливала свою стряпню, а Элль только рассеянно кивала. Новости из вечерней газеты захватили ее мысли.

Получается, Чистки действительно возвращаются. Даже раньше, чем боялись Летиция и Амаль. Не сбеги Элль утром, у нее был бы шанс… Летиция с протекцией Верховной Коллегии наверняка бы нашла способ сохранить свою лабораторию, а может, даже расширить. Теперь Темер заполонят свободные руки, и мало кто будет тратить время на разговоры с совестью. Под крылом Летиции Верс будет безопаснее всего, если только…

«Если только сама Верховная Коллегия не откроет на нее охоту», – подумала Элль и с силой потянула себя за прядь. Вспышка боли немного отвлекла ее от ныряния в закручивающийся водоворот отчаяния. Девушка потянулась к бокалу и сделала несколько больших глотков.