Текст книги "Наш друг Димка"

Автор книги: Саша Тумп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

сердце вылетит от него.

А я возьму минералки, еще чего-нибудь. Хавнуть посмотрю

там, а? – Димка посмотрел на пустые рюмки.

– Давай! А я пока твою притчу запишу. Ты где её взял? Может,

слышал где? – спросил я.

– А где я мог слышать её без вас? Где я бываю-то? С вами да со

своими. Рюмку ночью выпил, так надулись все, ткни пальцем –

лопнут.

Вон Серега с внуком скоро будет за бабочками бегать. А тут…

Видел в Новый год рожу-то у Сереги? Довольная. Так и внук еще

ему.

– 66 -

…Какая еще им уверенность нужна? Тянули их, тянули… –

Димка похлопал себя по груди.

– Хэ-хэ. …Слушай, а как должно быть? Хэ-хэ, – он посмотрел

на меня.

– Нормально у тебя всё! В плечи и лопатки идет? Не в живот?

– Хэ-хэ, – Димка опять постучал. – Вроде где-то за ключицей

отдается.

– Нормально. За ключицей – это от ранения у тебя, – успокоил

я его.

– Так за правой же!

– Слушай, иди, а?

… А потом мы просто сидели. Думали о наших детях, говорили

о них. Ругали. Успокаивали друг друга, убеждая, что всё будет

хорошо.

Мой сосед Бендриков

Будь проклят свет этот!

Хотел сегодня поваляться подольше – не получилось.

С утра в дом ввалился Бендриков. У нас в деревне все соседи.

Бендрикова вообще-то зовут Александром, но он просит, чтоб его

звали Карл. Перед ним в комнату проскользнул Полкан. Полкан

мохнатым червяком протиснулся ко мне здороваться, требуя

внимания и высказывая глубокое почтение и радость от встречи

со мной.

Полкана описать невозможно, его надо видеть. Его фото я уже

не раз рассылал по просьбе Карла каким-то абонентам, но ни разу

не получил ответа.

Если представить таксу, только длиннее, а ноги – чуть

покороче, и все это покрыть шерстью, которая доходит до пола.

Представить два уха, за которые «это» постоянно запинается.

Убрав у «этого» хвост, то это будет примерно Полкан.

Надо еще представить цвет. Цвет был от белого до голубого с

переходом через серый и коричневый. Притом шерсть была

собрана в какие-то то ли сосульки, то ли косички, равномерно

покрывающие все тело и закрывающие глаза.

– 67 -

При всей нелепости этого создания следует отметить, что

деревенские собаки его боялись. А некоторые просто обегали

Полкана по другой стороне улицы, отвернув морду.

Из друзей у него были только сам Бендриков и я.

…– Ты сегодня как спал? – Карл сел напротив меня.

– Да, откровенно, никак. Еще не понял. Лег поздно, – я вылез

из-под одеяла и стал одеваться.

В доме было прохладно.

– Холодно? – я спросил Карла, накидывая на себя полушубок.

– А то! – Карл возился у плиты, ставя чайник.

На улице, действительно, было холодно. Набрав побольше

дров, я вернулся домой.

– Сейчас! Сейчас тепло будет… Да, Полкан? – я растопил

печку.

– А я вот плохо. Ужас как… Проснулся – состояние… знаешь,

как будто детский сад в тихий час гранатами забросал. И

страшно… Почему-то представилось мне, что я один на Земле

остался. Вот, понимаешь, один. Один – и больше никого. Хорошо,

что вот его увидел, – Карл кивнул на Полкана. – А то бы не знаю

как… Я сразу к тебе – проверить, если кто ещё живой в мире-то.

Даже чая не попил. Сразу к тебе. Ужас как плохо.

Карл налил кофе, подсел к столу.

– Понимаешь! Я ведь знаю, что такие сны неспроста. Плохие

сны. Очень. За такими снами жди «белочку». А белочка… Она раз

придет, два, а тут и друг её нагрянет… Плохие сны.

– Что за друг-то? – я спросил, понимая, про какую белочку

говорит Бендриков.

– … Друг её – писец. Ты обратил внимание, как они хвостами и

цветом похожи? Оба серо-голубые! Наглые! Особенно писец.

Глаза пустые. Ух!.. – Карл передернул плечами. Полкан перешел

поближе к печке.

– Так что приснилось-то? – я налил себе кофе и сел рядом.

– А я знаю? Говорю же тебе, что-то такое… что и не рассказать

и не вспомнить, – Карл покрутил ладонью, как будто вкручивал-

выкручивал лампочку.

Всё было ясно! Я встал и подошел к компьютеру. Спать уже не

придется.

– Стой, не включай! А? – Карл даже привстал.

– Я же тебе недорассказал, – он опять опустился на табуретку. –

Утром-то знаешь, что я вспомнил?

– 68 -

Года три не вспоминал, а тут – во всех подробностях. Как будто

вчера было. Помнишь, я к Галке – сеструхе года два назад ездил?

Ты тогда еще за Полканом и домом приглядывал. Так вот!

…Собрались мы по грибы тогда.

Генка – её мужик – «поедем и поедем». Вот мы от Шуи через

Дунилово и по лесу к Родникам, значит, и поехали. Грибов-то

набрали, да плутанули немного.

Выскочили на какое-то поле. А за полем – деревня. Стоим,

смотрим на деревню. Галка сразу по опушке пошла. Там белые,

как всегда, подосиновики… Мы с Генкой стоим.

Мне так вообще уже все надоело.

Смотрим – машина по деревне едет. Ну, раз машина, значит, и

дорога есть. «Давай, – говорю Генке, – туда. Там разберемся».

…А стоим мы на косогорчике. А поле так вниз к деревне

скатывается и не видно, что там внизу. Может, овраг, может,

ручей. Но поехали. И так мы бочком-бочком через поле к деревне

и выехали.

Подъехали к дому, к которому машина-то припылила. Вышли.

Собака тут на нас сразу глотку драть… Хозяин-то её приструнил.

Ну, мы с ним – то да сё… Оказалось, что дорога от деревни

нормальная прямо на Родники выходит.

Город у них там Родники. Прямо так и называется. Генка

говорит, прямо в городе родники бьют, поэтому и назвали. Не

знаю, большой – маленький. Мы в него не заезжали.

Ну вот. Пока мы разговаривали-то с хозяином, хозяйка вышла.

Плачет. Мы глазами-то на неё хозяину показываем. Вроде, может,

помощь нужна? Он головой так помотал и рукой махнул. Вроде –

«а, чё там…»

И рассказал нам.

…У них там, в Родниках, библиотеку закрыли. Помещение

вроде как под кафе кому-то понадобилось. Библиотеку-то

закрыли, людей-то выгнали, а книги куда?.. Вот их начальство-то

и решило – сжечь, значит, книги-то!..

Комиссию составили. А перед тем, как сжечь – обложки,

значит, отрывать бывших библиотекарей поставили. А те – в

никакую… Как там было, не знаю! Но им велели, чтоб, значит,

книг в помещении не было… Те – к людям… «Заберите», мол,

«книги к себе…»

А народу не надо… Ну, может, что и взяли себе, так это же

библиотека… Не одна-две книжки…

– 69 -

Ну вот, значит, хозяин-то со своей и решили их сюда в деревню

перевезти… А в доме-то их куда? Хозяин-то нам и говорит:

«Придем туда. Она сядет и ревет… Никак не может выбрать, кого

с собой взять, кого оставить… Я ей и сказал: «Забирай всех, кто на

тебя смотрит!»

Вот и ездят туда-сюда. Нам говорит: «Возьмите хоть вы

сколько-нибудь…» А мне куда? А Галке с Генкой? Они сами-то в

одной комнате, в другой Ольга с мужем и с малым… В большой у

них телевизор, там стол, сервант… Тоже куда?

Ну вот, мы постояли. Молчим. А что тут скажешь? Хозяин-то

понимает, головой качнул, вроде как – «понятно»! Тут хозяйка

вышла. Зареванная.

Знаешь, сил ведь нет, когда бабы плачут!.. Тоже все поняла и

громко так говорит: «Да скорее бы, что ли, конец этому свету

пришел!..» Хозяин ей: «Ты что, мать-то, говоришь?.. Да еще при

людях!»

А она: «Да я не про это …» – и рукой так по небу провела. –

«Я,» – говорит, – «про него, проклятого…» – и на столбы так

рукой. Знаешь, как вот в русских танцах. Вот так от сердца и

направо…

Жутко стало мне тогда.

…Вот ведь не вспоминал, а тут сегодня вспомнил. «Будьте, –

говорит, – вы прокляты!.. Эти компьютеры, телефоны,

телевизоры… Выхолостили, – говорит, – народ! Опустошили! Ведь

книжка – это ведь зеркало, родничок.

…Откроет человек, окунется в душу свою, поправит что-то

там, поглядит на себя… Руки вынет, посмотрит, как там, на руках,

капельки чистые?.. Вдохнет, чем пахнет. Лесом ли? Небом ли?

Или, – говорит, – ещё чем?.. Как же можно так, люди! – и опять

плакать.

…Во, брат, как! Во что утром-то вспомнил!

Карл замолк: «Страшное дело, брат! Ужас!»

…Я всё представил, и мне тоже стало не по себе.

Посидели. Помолчали.

– Ну, ладно! Пойду я! Полкана, опять же, кормить надо! – Карл

встал. Полкан тоже поднялся и подошел к нему.

– Может, денег надо?.. Там… – я смотрел на Карла.

– Не-е-е! Ну, её, водку эту! Водка, да еще телек на закуску…

Точно белка придет!

А ведь белка-то… Один раз, другой… А потом и… писец.

…Пойдем, Полкан. Попозже, может, зайду… Сам-то дома будешь?

– 70 -

– Буду. Работы много, – я посмотрел на компьютер.

– Ну, ну!.. – Карл посмотрел на него тоже.

– Пойдем, Полкан. Снег почистим. Да нам тоже печку топить

пора…

…Вроде не одни мы с тобой-то на белом свете, слава Богу…

Художнику было страшно

Вечером зашел Бендриков – Карл. Сосед. Зашел – сел. Карл

заходит в двух случаях: первый – занять денег, значит, уйдет

сразу, независимо от того, получил или нет. Второй – где-то занял

уже, израсходовал – значит, посидеть, поговорить.

Вариант был второй.

– Чё, дома? Снегу насыпало, а ты не чистишь? Ждешь, когда

лопату сломаешь, а потом её чинить будешь? Дорогу тоже сегодня

чистить не будут, поэтому никуда не поехал? А тебе это надо – в

город мотаться, бензин жечь? Подорожал бензин на сколько?

Карл до «этого» был психотерапевтом, но «хороший врач

любить людей не может …» поэтому он и уехал от них в деревню.

– Просто сижу, – стараюсь увести разговор от себя.

– Оно понятно.

…Строили им строили… Асуанскую плотину-то, а они вон

что… Вот удумали… – Карл пересел поближе. – Я говорю –

строили Насеру плотину-то, строили …

– Вот посмотри на картину – что скажешь? – я ткнул носом в

монитор.

Карл застыл, как спаниель, даже рука с сигаретой застыла у

плеча.

– Да… В чужом глазу – соринку легче сыскать…

– Расшифруй, – я тоже закурил.

Карл смотрел на картину, на которой были изображены глаза,

смотрящие сквозь кресты и свечи на тебя, а сам ты был в мире

весны и одуванчиков, но сверху уже падала осень, зима.

– Нормальный парень! – выдохнул Карл.

– Кто?.. – я не мог понять, про кого он говорит.

– Любой! Хоть тот, хоть этот, – Карл чуть не прожег монитор

сигаретой.

– А «тот» – это кто?

– 71 -

– Ну, тут сложно сказать. Понимаешь, там ведь еще и девица

есть. Длинноногая такая. Так что «тот» – это не только тот, кто

это рисовал, но и «эта», которая с волосами длинными.

– С какими волосами, – я смотрел на Карла, явно намекая ему

всем своим взглядом, что он перебрал, поскольку на картине

кроме чьих-то глаз никого не было.

– Ну, кто-то же рисовал? – Карл смотрел на меня.

– Автор.

– Вот … автор! А автор – это не только голова и руки, а еще и

окружающий его мир. То, что рядом, что волнует… А рядом с ним

девчонка красивая. Длинноногая, длинноволосая. И он живет как

бы в двух мирах. Они пересеклись, и вот… «этот»… – Карл опять

ткнул сигаретой в монитор.

…Мы сидели, оба глядя в монитор.

Я подумал: «А почему бы и не быть девчонке рядом с

художником?»

– Поженятся? – я посмотрел на Карла.

– Потом!

– Когда «потом»?

– Долго все рассказывать… – Карл посмотрел на меня и

добавил. – Дилетантам!

– Так картина «Страх» называется, – я обиделся.

– Да хоть как… Ты спросил: «Что скажешь?» Я сказал.

– Так – «Страх» же?

– Страх…

Ты сам-то его помнишь ведь! Как можно страх нарисовать?

Крест, что ли? Могилки что ли? Да сейчас у каждого второго

крест на груди. Страшно? Страх не рассказать… или сам не

захочешь.

Или не знаешь? Исподнее чё, не стирал никогда? А спросишь

тебя… – «Не знаю, как-то само так получилось…»

– Может, по рюмке? – я вспомнил первый бой под Кандагаром.

– Ты, брат, серьезный разговор затеял. А рюмку?.. Составлю

тебе компанию.

Ты видишь, как веки-то? «Этот» себе рот закрывает, чтоб не

кричать. Вот кожу и стянул. А раз закрывает, значит, соображает,

что кричать хочет. Значит, башка-то, работает! Башка-то

работает… Раз башка работает, то сообразит, что к чему…

Эта длинноногая поможет. Да вон слева светает уже…

Я посмотрел на картину. В дальнем углу справа действительно

ночь была посветлее.

– 72 -

Мы выпили. Сидели, смотрели на монитор.

…– Ты спросил – я сказал. В чужом глазу соринку-то… Вот

автор и гляделся, как в зеркало… Разглядывал… – Карл

выразительно посмотрел на пустые рюмки.

– Много будет.

– Да где тут много будет! Завел меня! Сам спрашивает, потом

сам спорит… Потом за всех решает, много им или мало… Да лей

ты по-человечески… Для чего края-то у рюмок?

Выпили. Я смотрел на «этого» и думал: «Правда не так уж у

него и плохи дела. Страшно, но головы-то не теряет. Оправится.

– А это… – я не знал, что сказать.

– Вот и молчи… дилетант.

Разлили остатки, я убрал бутылку под стол. Посидели.

…– У меня дед как-то клад копал. Ночью, – начал Карл. – А

клады-то всегда надо ночью копать, дня-то нет у людей. Днем-то

на работе. Мальчишкой дед-то был еще. В Сивой Балке копал.

Почти у воды. Утром хватились его – нет нигде. Стали искать.

Нашли. Стоит с лопатой, на воду смотрит. Глаза открыты.

Принесли домой, обмыли. Два дня с открытыми глазами лежал.

Пока прабабка, значит, моя на прапрадеда как не заорет: «Делай

что-нибудь, черт сивый, помрет пацан-то…». Дед от крика и

пришел в себя, – Карл замолк. – А может, от того, что прабабка

черта помянула?..

…Пойду я домой. Снег-то все идет. Или как?

– Да посиди. Навел тут страху …

– А чё так-то сидеть? Я вон тебе про Египет, а ты…

– Да ладно! – я достал еще бутылку. – А дед-то потом

нормально… Все нормально было-то?

– Я же есть на свете... Нормально.

– Так говоришь – поженятся? Давай за них.

Посидели.

…– А куда им деваться-то? Не сиротой же пацану расти?

– Какому пацану?

– Ихнему… – Карл махнул головой на монитор.

Я с удивлением смотрел на Карла.

– Да, за пацанов бояться надо… Дурные они, пока сами отцами

не станут… – добавил он, беря бутылку в руку.

За окном тарахтел трактор.

– Вот как завтра мне ехать?.. – подумал я, глядя то на стол, то

на Карла.

– 73 -

Видел я… инопланетян-то…

– Тут вы все про инопланетян. Про полеты от планеты к

планете. Про чудищ разных. Про ад космоса. Путешественники…

– стал наставлять меня, хитро прищурившись, уму-разуму

Бендриков, сосед по огороду, помнивший если не тысячи, то уж

сотни, точно, баек и анекдотов.

Полкан прилёг, приготовившись не в первый раз, видимо,

слушать эту историю.

– Видел я их. Помню я встречу-то с инопланетянином. В

шестидесятых годах дело было. Тогда много космонавтов летало.

Наши, американцы. О космосе много говорили.

…И вот сначала в сельсовете, а потом и председатель собрали

всех и предупредили, что мало ли что… Если вдруг увидите там

американца или инопланетянина, то не в дреколье, по голове не

бить, а попытайтесь контакт установить и будьте вежливыми.

…Я однажды пошел косить. Утро такое хорошее. Тепло. Туман

только в кустах да в низинках. Дошел. Кошу.

Вдруг вижу, из леса на опушку выходит… Метра три ростом…

Зеленый… Голова, как ведро. Н-е-е-ет! Куда там, – как полтора

ведра… Глаз нету. Рта, носа там, ушей – тоже нету. Увидел меня,

встал и переминается с ноги на ногу.

Я тоже встал. Он увидел, что я увидел его, а я увидел, что он

увидел меня. Стоим, молчим. Я косу-то поближе к себе и острием-

то в его сторону так медленно поворачиваю, а косу вроде как

наизготовку беру. Пальцами. Медленно так.

Молчим оба.

Я косу перехватил, он вроде как дёрнулся. Стоим. Тут ветерком

подуло, смотрю, а у него в руке… нож!

А сам стоит на взгорочке и сверху вниз на меня смотрит. Ну,

думаю: «Я у себя дома, мне и ответ держать».

Поправил косу поближе к себе и говорю ему, руками-то

показываю, а самого трясёт: «Я – косарь. Кошу траву. Вот – я. Вот

– коса… Коси коса, пока роса… Раззудись, плечо добра

молодца…»

Молчит. Я тоже молчу. Стоим.

Я опять: «Я – косарь, кошу траву. Это коса. Это – я. Это –

трава. Там корова. Молоко. Белое. Зима. Ав! Ав! Му! Му! Зима.

Снег. Холодно. Есть нечего».

Молчит.

– 74 -

Втолковываю ему: «Я – косарь, кошу траву. Это – я. Это – коса.

Там корова. Молоко. Всё бело. Зима холодно. Дым трубой. Есть

надо. Му! Му! Ав! Ав!»

Этот топтаться перестал. Пообмяк вроде и говорит: «А я –

грибник. Грибы резал. Ам! Ам! Живот. Плохо. Нужда. Там – лес.

Комаров много. Тут – поле. Комаров мало. Здесь накомарник.

Здесь нет, – показывает на штаны. Хотел… Да, теперь, – ладно

уж…».

Бендриков засмеялся, довольный собой.

Вроде как про лошадь Пржевальского!

– Я буду спать сегодня у тебя! – зашел Карл.

Ни тебе «здравствуй», ни «прощай». Сел около печки.

Полкан виновато прошелся по комнате и лег рядом со мной,

демонстрируя всем своим видом то, что он не поддерживает ни

поступок, ни намерения, ни слова Бендрикова. А также давая мне

понять, что к сегодняшним событиям он не имеет никакого

отношения.

– Где? – я развернулся к Карлу.

– В бане.

– Холодно, замерзнешь.

– Я с Полканом.

– Полкан, ты пойдёшь с ним?

Я посмотрел на Полкана. Полкан положил голову на лапы,

давая понять, что он пойдет с ним куда угодно.

– А что не дома? – не получив поддержки от Полкана, я

повернулся к Бендрикову.

– Надоели все!

– Кто?

– Все!

– Когда?

– Вчера. Вчера узнал, что лошадей Прж..ж..жвальского больше

нет нигде… уже!

– Ну, уж и нет?! Гоби – большая территория! Есть!

– Думаешь?

– А то!..

– Хорошо бы!

– 75 -

Полкан поднял голову и повернулся ко мне, желая проверить,

насколько я прав. Было видно, что по проблеме лошади

Пржевальского Полкан владел ситуацией лучше меня.

– А то!.. – подтвердил я и ему.

Полкан повернул голову в сторону Карла, ожидая теперь от

него каких-то аргументов.

Я тоже посмотрел туда же, ожидая хоть какого-то объяснения.

Бендриков смотрел на нас, наслаждаясь нашим вниманием и

приводя мысли в порядок.

– Китай! – он поднял палец. – В Китае сепаратисты съели всех

наших – лошадей Пр… Прж..ж..жвальского после войны! Вот!..

Мы переглянулись с Полканом и решили не мешать.

– В Джунгарии съели. Всех!

Мне надо было отстаивать нашу с Полканом точку зрения, и я

не выдержал.

– Такого не может быть!

И добавил аргумент Валерки Славнова – «Потому что не может

быть никогда!»

Аргумент – это кулак перед носом противника в споре,

подействовал.

– Думаешь?! – теперь Бендриков спрашивал Полкана, надеясь

на его честность и уверенный, как и я, в том, что уж кто-кто, а

Полкан не даст соврать.

Полкан сделал вид, что его не понял.

…– А ты знаешь, что собаки в войну уничтожили более трехсот

танков? Дивизия! Целую танковую дивизию!!! – Карл решил

подлизаться к Полкану.

Я видел, что говорил он, вроде, как мне, но явно ища

поддержки и вызывая на участие в разговоре Полкана.

– А в 43 году запретили использовать собак на фронте для

подрыва танков. Вот! Полегче стало на фронте-то!

А на параде Победы отдельным подразделением шли собаки с

кинологами.

Собаки-санитары,

собаки-минёры,

собаки-

подрывники, собаки-связисты… Ну, не одни, конечно, шли!

Людей с собою взяли!..

…Он все-таки решил, что с Полканом надо как-то

устанавливать дружеские связи, но почему-то против меня…

Полкан на провокацию не поддался. Голову не поднял.

…– А Сталин, возможно, сын Пржевальского! Вот!

Полкан поднял голову, поскольку эта тема, видимо, ему была

нова, он так же, как и я, не владел ею.

– 76 -

Бендриков! О!.. Он сразу понял, что мы не владеем ситуацией!

И сразу в атаку!

– Не знаете?! А туда же!.. Туда же!.. Только и горазды

рассуждать о других! «Почему картошку не сажаешь? Почему

картошку не сажаешь?»

Мы спокойно смотрели на него, размышляя – «сколько у нас

времени до прекращения обсуждения персоналий и возвращению

к теме лошади Пржевальского».

Это я виноват! Я посадил картошку раньше, поскольку

планировал уехать на две недели в город. Полкан об этом знал.

Знал об этом и Бендриков! Но…

…– А доказательства?.. – спросил он.

Карл замолчал, что-то вспоминая.

– Какие? – спросили мы.

Мы с Полканом давали возможность Карлу сформулировать

мысль.

– Что лошади живы!

– Давай посмотрим! – я потянулся, чтоб включить компьютер.

– Оно мне не указ! Ты покажи мне её!

– Кого?

– Лошадь!

Полкан с удивлением посмотрел на него. Я на Полкана. Потом

мы на Бендрикова. Потом на монитор.

– Вот видишь… Вот лошадь!.. Имеет 66 хромосом вместо 64-

х… – я развернул монитор в его сторону.

Карл сел ближе к монитору.

– Вот видишь! Живут в зоне отчуждения в Чернобыле. На

Украине! – продолжал я.

– Вот!.. Так и знал!.. Нашим лошадям уже и места нет на

родине!

– Да окстись! Откуда нашим? Откуда Россия – родина лошади

Пржевальского?!

– И ты туда же?! … Пржевальский наш! Может, он отец

Сталина?! А лошади его – не наши?!..

Карл смотрел на Полкана. Полкан был на его стороне!

– А ну посмотри, сколько у человека этих?.. – он опять

посмотрел на монитор.

– Вот пишут, что у человека 46 хромосом!.. Потом вроде 48…

потом опять 46! – я стал просматривать страничку.

– 77 -

…– Так и знал! Все хотят приблизиться к лошади

Пржевальского, а не могут! – Карл хлопнул ладонью по колену.

Полкан встал. – А у Полкана?

– У собак 78!

Бендриков уставился на Полкана.

Полкан выразительно смотрел на него, не мигая, чуть

наклонив голову.

Мы все молчали.

…– Говоришь – «домой пойдём?!» Пойдем!

Вон как! С хромосомами-то у тебя… Не подкачал… Тебе

оказывается виднее!

Бендриков встал, не отводя взгляда от Полкана. Встал и

Полкан.

– Домой пойдем! Ну, её, твою баню!

Полкан говорит, что домой нам надо!

…Эх! Расстроили вы меня! Не рассказать! Некому послушать!

Не-ко-му!.. Что за жизнь кругом?! Ни сочувствия! Ни поддержки!

Нет такого, чтоб, значит, посочувствовать!

Нет, чтоб человеку не на морозе спать, сказать ему: «Да ты чё?!

Оставайся, посидим!» Нет!

…Нет такого! Ни там! Ни среди соседей! Ничего им не

интересно! Ни человек, ни лошадь! Эх, люди! Да, Полкан?! Только

бы компьютеры им! Только бы с соседями не разговаривать…

– Да посидите вы! Куда собрались?! Рано ещё! Не за долами– то

дом, успеете! – мне стало стыдно!

– Колет правда-то глаза?! Да мы-то не враги! Попросят–

сделаем! Садись, Полкан! Просят – посидим!

Замолчали все.

…– Ты чё звал-то нас? Чё там давеча про праздник-то говорил?

Карл сидел у печки. Рядом сидел Полкан. Оба вопросительно

смотрели на меня.

Я виновато смотрел на них.

Как думаешь-то?

Утром, «не свет не заря», пришел Бендриков с Полканом.

– Смотрю – вчера весь день был на огороде! Выгляну – ходишь!

Делаешь что-то! А я вот решил вчера не делать ничего сегодня и

– 78 -

вчера! Луна! Луна, говорю, не так стоит! С утра открыл

календарь, смотрю, – делать в огороде ничего нельзя.

…Хорошая штука календарь-то! В аккурат, позволяет ничего

не делать половину дней летом-то!

Раньше, бывало, как весна, так и до осени мать не даст с

огорода вылезти. А сейчас! Вот он! Лунный календарик-то! Не

моги против природы!.. Так-то вот!..

Хорошая штука! И тут подгадал так хорошо! День хороший –

праздник, и делать ничего нельзя!.. Повезло!..

Полкан положив свою голову на лапы, привычно слушал,

молча, своего хозяина.

Мы с ним переглянулись, и я решил принять его совет и,

молча, сел к столу.

– Я помню, когда в институт поступил, нас на картошку

послать решили. Я думал, – чокнусь! Я из деревни, а меня в неё

же! Хоть руку руби себе, честно слово!

Полкан выразительно посмотрел на Карла.

– А я смотрю, – тебе нравится это дело! Весь день ходил ты по

огороду-то!

…Оно конечно, когда человеку совсем делать нечего, то и по

огороду походить можно!.. Не дома же сутками сидеть и ничего не

делать?!

Я промолчал. Эти «психоштучки» – так их называл он сам, на

меня не действовали, поскольку я знал итог их и «точку цели», –

он так это называл, и мне было просто интересно, – каким путем,

через какие «тернии» сегодня, его изворотливый ум приведет

Бендрикова к моему столу и буфету.

Как сегодня произойдёт то, что я сам достану его «точку»?

– Оно, конечно, свои продукты – свои и есть! Это вам не

картошка из Израиля по сотне за килограмм. Притом ещё не

известно на пользу ли она нам.

Или бананы!.. Вот скажи, – как могут быть полезны нам

бананы? Где бананы – где мы? У нас ведь с ними не может быть

ни одного звена в ДНК общего! Бананы! Они вон где! Там тигры!

Обезьяны! Мы вот где! Мороз и картошка!

…Вот через обезьян может что-то к нам в ДНК и проскочило?..

Всё равно!.. Картошка!..

Да!.. Рано картошку-то сажать, календарь правильно говорит!

Земля холодная ещё! Надо после дня Победы! Но не сразу! Дня три

надо отдохнуть после праздников!..

– 79 -

...Он замолк. Мы с Полканом смотрели на него, давая ему

собраться с мыслями.

Стало тихо. Я сидел, смотрел в окно и думал: «Зачем я вчера

посадил целую грядку редиски? Послушался советчиков – «Потом

редиску выдернешь, подкормишь, и 28 июня посадишь на этом

месте редьку. Редьку сажай редко! Редька – редко! Через 28

сантиметров друг от друга, «нито уйдёт она от тебя стрелой!»

А теперь! Что с этой редиской делать? А ну, как вырастет?!..

Чудна жизнь! Чуть задержишься – «редиска от тебя в стрелу

уйдет!» Чуть поспешишь – «редька убежит!»

– Ты, смотрю, сегодня уже на огород-то не пойдёшь?!.. Спина?

Да? – встрепенулся Бендриков, видя, что я «тихой сапой»

выбираюсь из-под его «песни сирен». – Оно может и правильно!

Но подвигаться немного надо! Кровушка по спине походить

должна? Должна! Походить надо! Я вот с утра решил, – похожу

немножко! Подумал, – к тебе зайду! Мне-то в магазин надо, думаю,

– «по дороге, если тебе, что надо захвачу и тебе!..»Мы с Полканом

молчим, как и не слышим!

Карл с огорчением проводил неудачно брошенный камень, от

которого не пошло ни одного круга в нашей с Полканом тишине.

–А если редька вырастет! Куда её столько? – думал я,

предварительно сделав лицо человека, который добровольно

подарил первому прохожему все свои сбережения и вспомнил об

этом когда «того и видели».

– А ты вчера ни на что не обратил внимание? – Бендриков

сделал паузу, а я вопросительно повернулся к нему. – Клещей на

огороде-то не нацеплял?

..Ты знаешь, у нас тут, давно дело было, жил дед Митрофан!

Старый был! В германском плену был в Первую мировую войну.

Ты представляешь, пока был в плену – выучил немецкий язык!

Да..! За этот язык его чуть в тридцатые не угнали «туда, куда

Макар телят не гонял». Но обошлось!

Так вот он говорил, что настанет такое время, когда весь

малый люд, он так называл всех, кто в его руке спрятаться мог,

вот этот люд встанет на защиту своего дома.

Одни, значит, лес будут охранять. Другие речки, озёра.

Ручейки там всякие.

А от кого охранять?! Вот!.. От человека!

..Лют он, человек-то, в своей тяге к убийству! Лют! А они,

значит, не дадут! А как не дадут?! А очень просто!

– 80 -

Сам человек в лес-то не пойдет! Сам в воду не залезет! Сам

полюшком не пойдёт! Сам! Страшно ему будет!

«И сгибнет он в трущобах каменных, на дне каменном,

каменного колодца» – кого-то процитировал Карл и замолк.

– А жить-то как человеку? – не выдержал я.

– А зачем человеку жить? По кой хрен он на Земле-то нужен?

Сам-то он знает? Чем он лучше других, которых убивает?

…Слушай, возьми у меня хрен в огороде, а? Весь угол зарос! А

ты своим городским отдашь! С мясом-то хрен – хорошо! Возьми!

У них-то там мяса в городе… о... завались!

Что у Матроскина гуталина!

Ведь весь огород заполонил, проклятый! А он под закусочку –

ой, как хорош! Или вот, – огурцы солить!

– Понадобится, – у тебя возьму! –сказал я и подумал: «Всё-таки,

разговорил он меня!»

– Лют человек-то! – Карл сидел, думая, чем это меня ещё

можно подвинуть на застолье.

–…А.. а… а! Я ведь чё пришел-то к тебе?! Вот голова садовая!

Ты же телек не смотришь!! – Бендриков подпрыгнул на месте.

– Американцы ликвидировали Осаму бен Ладена!.. Вот, чё я к

тебе шел-то!.. Вот!..

…Оно правильно, религия должна объединять, а не врагов

друг из друга делать! Но только, где же они все-то?

– Кто?

– Попы разных религий! Почему это опять всё должны делать,

кто-то, а не они!

…Ну, вот, выдернешь этот хрен! А корни останутся! И опять

весь огород зарастет! Тут копать глубоко надо! А если уж все

равно копать, то может, что другое лучше копать-то? Или в

другом месте-то? Не-е-е знаю! Может по рюмашке, а?

–…Всё-таки американцы больные на голову!.. Или у них уже

готова своя новая фигура с которой опять будут бороться, стреляя

по всему миру направо и налево. Сами взрастили – сами убили!

Дурдом! Кто теперь у них следующий? Где? Наверняка где-нибудь

на востоке или в Африке, – подумал я.

Бендриков замолк, глядя на меня. Полкан тоже смотрел на

меня!

Я встал и пошел к буфету.

– А всё-таки, как ты думаешь? Вот клещи! Они, ладно, в лесу

беспредельничать будут! А не двинутся ли они сюда к нам, – на

– 81 -

огороды? Ведь запросто могут! Придут и начнут здесь

хозяйничать, опять меня загонять в город!

Нет уж! Хоть руку себе руби тогда! Во… бардак-то настанет!

Ни там тебе, ни тут! Так и научат жить с ними как-то!

…Я тебе немного, раз не хочешь!.. Так за компанию!..

Как ты думаешь, научимся мы с ними жить-то?..

Друг с другом не можем, хотя поговорить можем! А с этими!.. С

ними же и не договоришься!

…Ведь такая маленькая пакость… А туда же!!! Считайся с

ней!

..А им! Им легче договориться с вирусами там всякими… А

тех-то – вообще никак к ногтю-то не сподобишь!..

...Сядут верхом на клещё-то, «шашки наголо» и вперёд! А если

ещё какой нито «пакт о ненападении» с городскими клопами

заключат?.. О!.. Им-то все эти танки Т-90, «Тополя» по... – Карл

обвёл газами потолок и, молча, махнул рукой. – Говорю, как

думаешь-то? Выживем?

Полкан вопросительно посмотрел на меня.

– Надо где-то семена картошки ещё искать! – подумал я. –

Карл! А у тебя картошечкой на семена разжиться можно?

Карл поставил бутылку под стол.

– А, и то!.. Давай я сейчас в магазин, а потом по пути зайду,

куда надо, и принесу тебе ведра два. Пусть греется! А свои два

ведра я тебе «за так» потом отдам! Потом отдам!

Ну, я пошёл?.. Это!.. Пусть Полкан тут у тебя побудет!

…Медленно стал он, понимаешь, ходить последнее время, почему-

то! Нигде не успевает за мной!

Ничего не понял!

Жарко, душно, тоскливо. Всё бесит.

На мониторе мысли, как зрители в зрительном зале

провинциального театра днём. Изредка то там, то тут появляются

и тут же исчезают в мареве жары.

Тихо открылась дверь. Зашли Полкан и Карл.

Полкан прошел к печке и лёг, прижавшись к ней.

– Неужели печка прохладная? – мысль лениво прошла поперек

головы. Этого хватило поднять меня со стула, подойти к печке и

приложить к ней ладони.

– 82 -

– Топил, что ли? – Карл от удивления забыл не только то, что

не поздоровался, но и забыл закрыть рот.

Я устало глядел на него, прижимаясь спиной к прохладной

печке, и чувствовал, что мои глаза, и я вместе с ними можем

позировать какому-нибудь молодому художнику в претворении

его замысла в какой-нибудь картине, где есть снулая рыба.

Я медленно перевёл взгляд на Полкана…

Но Полкан, верный принципам дружбы с Карлом, не выразил

ни удивления, ни порицания за подобный вопрос друга.

– Топил, – выдохнул я, вернулся и сел на стул.

Карл подошел к печке, к тому месту, где только что стоял я, и

приложил к ней ладони.

– Теплая! – констатировал он,

– А мы вот, думаю… жарко, пересидим у тебя, – добавил он.

Карл прошел, сел в «своё» кресло и почему-то посмотрел на

Полкана, как будто тот мог что-то добавить к сказанному.