Текст книги "Наш друг Димка"

Автор книги: Саша Тумп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Давайте после бани. А? – Димка ошарашенно смотрел на нас.

Мы с Вовкой – на них.

Но после бани, так после бани.

…– А евреи! Когда их жизнь погнала из Европы, из гетто, кто

их приютил? Да если б Гитлеру башку не открутили, и Израиля

бы не было! Какой второй язык в Израиле? То-то!

Юрка стал успокаиваться.

…– Нет, Дима! Тут как смотреть.

Азербайджан? Не было такого. Был покоренный народ,

который ходил под персами.

Армения и Грузия – христиане. Были на грани завоевания.

Сами попросились. Другие народы мусульманские потянулись.

Молдова! Не было такого. Персия была – Молдовы не было. А

молдаване были.

Эстония и Латвия – не было. Были покоренные народы,

которые ходили под Шведами и немецкими баронами. Чтоб

свободными стать, им пришлось через Россию и Союз пройти.

…Конечно, теперь-то всяко-разно говорить можно …

– Да ладно ты, Юрка! Ну, помогли и помогли… Вот Крым

жалко. Севастополь там наш … – Димка жалостливо смотрел на

Юрку.

Я знал, что всё, что про моряков, войдет в Димку намертво.

Посидели. Помолчали.

– Вы в баню-то пойдете? – я хотел перевести разговор на

другое.

– Юр! Пойдем, а? – Димка встал, таща за собой Юрку.

– 51 -

…– Вот, Юр, скажи мне, почему «включатель» называют

«выключателем»? Глупо ведь! Выключатель есть, а включателя –

нет! – услышали мы с Вовкой.

Димка и Новый год

Позвонил Димка.

…Кто-то на Новый год ходит в баню, кто-то дома ест «оливье»,

кто-то…

… Давно было. Наши были тогда уже не маленькие, но и не

взрослые. И стали они как-то перед Новым годом «тихой сапой»

узнавать, куда и где мы будем Новый год встречать.

Димка тогда с Вовкой пришли и говорят:

– Ты знаешь, баб стеречь, что волка розгами сечь. Давай, ты

нас пригласишь будто бы, а мы будто бы согласимся. А все поедем

на кордон. Жен возьмем, ну, чтоб у них была потом в жизни

отмазка – почему детей одних оставили. Соберемся тридцатого и в

обед поедем, а приедем числа второго. Ну, третьего… как

продышимся.

…Вот мы семьями с тех пор и стали ездить на Новый год в лес.

Дети повырастали, а мы все ездили. Потом как-то жены перестали

с нами ездить и опять мы остались втроем.

Мы по наивности считали, что наши поездки как-то плавно

перерастут в поездки с внуками, потом уже внуки нас с собой

будут брать… Но!..

В жизни бывает и по-другому, чем планируется.

А в этом году снега нет. Тайга, Новый год, и нет снега – это

вам… Это не хухры-мухры!

Грусть это для нас! С годами грусть поселится в доме, и не

заметишь как! Гони её или не гони, а приходится учиться жить с

ней. Хоть квартирантка и незваная, а своя. На улицу не выкинешь

– к другому прицепится, а с ней уже, вроде, как-то сжился,

приспособился к её уловкам.

А Новый год – это для Грусти самый что ни на есть праздник.

Их две таких подружки: Грусть и Радость. Вот для них и сделан

праздник Новый год. Это, значит, для того, чтоб они порознь

гуляли. Радость – с теми, кто мал и помоложе. А Грусть – с нами,

чтоб тем, кто молод, не мешала. Да и ей с нами попривычнее.

– 52 -

Вот так вот. Когда наступал Новый год, на нашей стороне, как

всегда, были: жены, снег, водка (а как без неё?), морозец, мысли о

том, что дети выросли, что скоро внуки будут.

А на её стороне: много не выпьешь, через костер не

попрыгаешь, в снегу не поборешься, по бутылкам не постреляешь,

жены о своих и о наших спинах «шу-шу-шу» ведут.

А в этом году на сторону Грусти и снег перешел, а, значит, и

все, что с ним связано…

Вот в такой дислокации и предстояло вести, похоже,

новогоднюю битву. Скажем прямо: ситуация на фронте не в нашу

пользу. Можно было бы, конечно, сдаться – пленных не обидят.

Но… это ведь как – если хоть раз был в плену, то уже был

пленным.

…Можно, конечно, найти оправдание какое-нибудь, но мысль

«а почему не застрелился» всегда у уха жужжит. А как

застрелиться? Здоровье не то! Не то! Раньше, если что, хоп!..

Литр!.. Как в ухо себе из «макарыча» – и спать. Утром делаешь

глазки вниз, носком ноги по полу водишь, молчишь… пока не

скажут: «Хоть чай попей, что ли?»

А сейчас уже не то… Не то! Страшновато становится, как об

утре подумаешь. Тут уже чаем не вылечишься. Дырка в голове…

кулак пролезет.

…Всё мы это прекрасно знали. Знали, что рано или поздно

придет такой Новый год, что… не застрелиться, одним словом.

Врага придется встречать с открытыми глазами.

Раньше Димка всё смеялся:

– Придет Грусть, скажет: «А где тут тот, кто с пипочкой вместо

хвоста и ушами длинными?», а я ушки бантиком под подбородком

завяжу, на пипочку сяду и скажу: «Вон туда пошел».

Мы смеялись тогда над тем, какая она, эта Грусть, глупая, а

мы умные. В этом году, похоже, пришла. На пипочках-то сидим, а

вот уши… А уши торчат, видимо!

…Вот об этом всём я успел подумать, когда смотрел на

телефон, на котором прыгала надпись «Димка».

…– Привет! Как там жизнь молодая? На Новый год какие

планы? – голос Димки был почему-то бодрый.

– Тебя хотел спросить. Только трубку взял, ты звонишь, –

бодро, в тон, отвечаю ему.

– А я вот Вовке сначала позвонил, а потом тебе – думаю, может,

что уже решили.

Что-то он был очень весёлым? …

– 53 -

– Что тут решишь? Сам видишь, снега-то нет. Ветер. Морозь

сырая! – говорю я, зная, что кто-то должен это сказать и отдавая

полный отчет в том, что меня теперь будут цитировать до самого

Нового года и потом до 23 февраля. Но что делать? Кто-то должен

взять это на себя – предложение, хоть и скрытое, остаться дома.

– Снега, говорю, нет, – повторяю я.

– Да и хрен с ним, с этим снегом. Мало мы его повидали да

потоптали?.. Нет его и не надо! – кричит Димка в трубку.

Становилось тревожно. Меж лопаток появился холодок. Такое

бывает… иногда.

– А Вовка что говорит? – спрашиваю я.

– А мы к тебе едем. Сам спросишь. Я ведь, что звоню-то…

может, что-то особенное по дороге купить? А?

– Купите палтуса копченого и хлеба черного, на всякий…

Лучше и лук… головку-две, дома может и есть, да где тут его

искать, – говорю я, поводя лопатками и мысленно погрозив

Грусти.

– … Один? – Димка с Вовкой, груженые сумками, ввалились в

дом, – Забирай своего палтуса. Тащи áтлас.

– Вот, – я принес а́тлас.

– Где там соседи наши?.. Тюмень открой, а то у меня руки

жирные, – Димка шинковал палтуса.

– Ищи Тобольск, а севернее что-то там… Мало… Мало…

какое-то. Неважно. В Тобольске Серёга встретит. Нашел? – Димка

уже накрыл на стол.

…Мы с Вовкой, конечно, Тобольск нашли. По Иртышу, мимо

не проскочишь. А вот Мало… там не было.

– Не видно там твоего Мало… – говорю ему.

– И Бог с ним! Серёга встретит. Ну! – Димка стоял с поднятой

рюмкой.

– Ну!.. – он, довольно, оглядел нас.

Я уже поставил рюмку на стол, когда Димка произнёс свое

сокровенное «Одной в желудке неуютно, двоим к утру там будет

…».

Выпили, холодок меж лопаток пропал.

…– Излагай! – Вовка облокотился на стол и придвинул ко мне

пиалку с нарезанным луком в растительном масле, – Давайте,

давайте, все ешьте. Иначе будете тут носом крутить!..

– А что излагать?

Позвонил Серега. Поздравил с наступающим. Спросил, где и

как. Я сказал: «Не знаю». Он сказал: «Приезжайте к нам,

– 54 -

встретим вас. Вместе Новый год встретим». Я сказал: «Нам надо

обсудить». Позвонил Вовке, он не «против». Поехали к тебе.

Димка хрустел луком.

– А что там Серёга делает? – спросил я.

– А кто его знает. Мне надо знать? Сказал, что будут до

десятого. Сказал, что приезжайте. Снег есть. Баня есть. Люди

новые есть.

– Люди – это да, – подумал я, – Димке бы надо!

– А как он там всё-таки оказался? – встрял Вовка.

– Да кто его знает.

Может, от выборов прячутся. Им же сейчас нос по ветру надо

держать. Выбор у них. Кого-то да обидишь. А значит, от кого-то

всё равно пендель получишь. Тут ведь надо… Тут ведь не

просто… Тут ведь – политика! Это у нас выборы – выбор! А у них

– жить или не жить! А ну, как не на ту лошадку поставят? Тут

ведь «ставка больше, чем жизнь», – засмеялся Димка. – И одному

не откажешь, и другому отказать – боязно. А это «бабки». А

«бабок» жалко. А в Париже разве спрячешься?

…И в Куршавелях-то, как голый перед баней, все видят. И кто

заходит, и кто выходит…

Во, жизнь себе люди придумали… Врагу не пожелаешь! –

Димка стал разливать третью.

– Ну! Как положено, – он встал. Встали и мы.

– Действительно, не пожелаешь, – сказал Вовка, а я кивнул.

…– Девчонкам скажем. Что поедем на одной машине – мест

нет. Скажем, что в Тюмень к Серёге. Спросят: «Зачем?» Скажем,

что попросил посоветовать, какой дом покупать. Они скажут:

«Дурак ваш Серега. С жиру бесится». А мы скажем: «Не откажешь

же человеку! Что он в домах понимает?» А они скажут: «Вот и

именно. Дурак-дураком, а в деньгах купается».

И всё! Поедем. А им тут без нас будет спокойнее. С глаз долой…

А? – Димка разглядывал нас.

Мы молчали. Хотя я уже в душе согласился и мысленно

показывал Грусти «фигу» под столом.

– Цепи на колеса возьмем. Хотите два комплекта. А?.. –

дожимал нас Димка.

…Решили, что поедем. Всё равно что-то делать в такой

ситуации надо.

– Это хорошо, что едем! – подвел итог Димка. – Было бы

неплохо, если б ещё дорогой в машине что-нибудь сломалось.

– 55 -

…Вот уж мы бы тогда точно отвернули голову ему, – мечтательно

сказал он.

– Кому? – почти одновременно спросили мы с Вовкой.

– Как кому? Новому году! …Чтоб ему, – недоуменно посмотрел

на нас Димка.

Димка и Чухпелек

Утром… какое, к черту, утром?.. Ночью позвонил Димка.

– Слушай, ты, смотрю, не спишь. Я зайду? Я около подъезда.

– Открыл, – сказал я и пошел к двери.

– Война? – спросил я, увидев его глаза, которые напоминали

два старых пятака.

– Какая? – он стал раздеваться. Я почувствовал запах. Свежий.

Я махнул рукой и пошел на кухню.

– Ты это… если спать хочешь, я один посижу, – Димка был

похож на идиота, только сгорбившегося.

Я пошел в комнату что-нибудь надеть.

– Ты дома-то был? – спросил я его, зайдя на кухню.

– Так я из дома. Мои все с утра разбежались на работу, а я сразу

к тебе, – он заговорщицки понизил голос.

– Говори громко – моих тоже нет. «Сразу…» А врезал когда?

– Это ещё ночью.

…Перепугал всех. Моя следом зашла, а я с бутылкой. «Идиот

старый, – только и сказала, – отморозил ум-то вчера!»

Я-то вчера в прорубь ходил. Холодная вода-то. Свистят, что

тепло. Вода как вода, холодная только. Пришел, «согрелся» и

спать лег. А потом… – Димка опять сделал глаза пятаками.

– Встал, врезал, напугал своих и пошел меня будить, –

продолжил я, вставая и беря чайник.

– Спал я. Понял? Спал. А может, и не спал. Был я у Чухпелека.

Вот! – он ждал моей реакции.

– Белая горячка! – сказал я.

…Чухпелек был шаман, который жил в тайге. Мы иногда

бывали у него, но последний раз были года два назад.

– К нему сейчас и не проехать, – почему-то сказал я.

– 56 -

– А я на БТРе был, – Димка смотрел на меня, и я все больше

убеждался, что у него, пусть не «белочка», но что-то в этом роде.

– Рассказывай, – я стал пить кофе.

– А это?.. Может?.. – он вопросительно смотрел на меня.

– Давай! Крещенье!.. Д-а-а!.. Семь утра, ведь!..

Мы когда последний раз пить начинали в семь утра? – спросил

я его.

– Это как считать? Если «когда продолжали», то недавно.

Осенью, – он повеселел.

Я что было вытащил на стол.

– Одной в желудке неуютно, двоим к утру там будет … – начал

Димка.

– К завтрашнему?.. – съязвил я, – это же вторая сегодня.

– Третья. Те две несчитово, – Димка повеселел.

– Ну и… – я ждал.

– Ну. Пришел домой. Рюмку. Поел. Рассказал своим, как было.

Крестик снял, повесил на трельяж – и спать. И сразу провалился.

…И вроде как сразу захожу я к нему в избушку, а он сидит за

столом. А перед ним сковорода чугунная стоит с водой, а за ней

две свечки. И он руки так ладонями в воду опускает, а потом ко

лбу их прикладывает. Не поворачивается и говорит: «Слышу,

собаки молчат, – кто-то из своих. Научил тебя мимо собак ходить –

не забыл, значит. Это как на велосипеде кататься».

И понимаю я, что это он тебе говорит. А я – не я, а ты. Понял?

Я смотрел на Димку. Просто сидел и смотрел, стараясь

вспомнить, – а что же мне снилось. Мне не снилось ничего.

«Ты, – говорит, – пока не разделся, принеси-ка мне снега с

крыльца. Только не смотри, откуда берешь. Просто зацепи – и

все».

Вышел я на крыльцо, собак нет, с перил зацепил снега. Зашел.

«Клади», – говорит, а сам руки от лба не отнимает.

«Кипит ум, – говорит, – а ум кипит, когда его мало, или

сковородка сильно горячая. Как масло на ней. Добавлять надо.

Снять сковородку – не получится. Все равно кипеть будет».

И опять руки ладонями в воду и ко лбу. В воду и ко лбу.

«Вода, – говорит, – мозг Земли, сам знаешь. Эо вроде он как

тебе говорит, – она людей породила, и людям больше просить

помощи не у кого».

А я сразу про прорубь вспомнил. Там батюшка тоже что-то

такое говорил. Про воду.

– 57 -

– Гадаешь? – я его спрашиваю и так на свечи кивком

показываю.

– Нет, – говорит, – струну настраиваю.

– Какую? – говорю.

– А, – говорит, – через человека струна проходит от земли к

солнцу. Через позвоночник. Вот её и настраиваю. Вот только, –

говорит, – Луна как смычок мешает. Туда-сюда. Туда-сюда ходит.

– Так луны-то, – говорю, – нет. Ехал, – говорю, – к тебе –

темнота в тайге-то.

– Нет, – говорит, – просто её не видно тебе. Двадцать шестой

день сегодня. Жаба – тотем мой. Болото. Опасный день, по

вашему, и для меня – тоже.

Сил с годами меньше, а отдавать больше приходится. Вот и

приходится «струну» подстраивать.

– А свечки? – я его опять спрашиваю.

– По пламени строю, – говорит. – На слух уже сложно стало.

Шею, – говорит, – вроде настроил. Все семь, – говорит, – частот,

для каждого позвонка вывел, вроде легче стало.

Шея – это почти самое главное. А семь тонов – что у человека,

что у воробья, что у жирафа.

– А что, – говорю, – главнее-то?

– Копчик. Корень это, – говорит, – с землёй связь. Через него

сила Земли входит. Как, – говорит, – устанешь, так сразу же в

землю его втыкаешь. Через него «струна» и входит.

– А выходит, – говорю, – откуда?

– Из темечка, – говорит, – бывает, из «родничка». Тяжелее, –

говорит, – эти настраивать, – и сам себе по груди похлопал.

– Почему? – говорю.

– Резонаторы-ребра каждый раз по-разному модулируют, –

говорит.

…– Не! Ты понял? «Модулируют», – говорит. – Димка смотрел

и ждал чего-то от меня.

Я пожал плечами, хотя понимал, о чем идет речь, но мне было

непонятно, причем здесь Димка.

Я похлопал себя по «щиту» под горлом – вроде «глухоты» не

было. Звук вниз не шел, выходил через плечи, как положено, – все

было нормально.

Димка посмотрел на меня и тоже похлопал себя по груди.

…– Вот и Чухпелек так же хлопал. Только он рот открывал, –

сказал Димка.

– … Сбил ты меня. Давай ещё, – он посмотрел на бутылку.

– 58 -

– Давай, – сказал я.

Мы выпили. Димка опять похлопал себя по груди,

прислушиваясь.

– Хэ-хэ, – выдавил он. Помолчал и добавил: – Батя у меня так

делал. А почему? Не знаешь?

– Знаю, – сказал я, – только давай об этом потом. Что старик

ещё сказал?

– Ну, вот! Я тогда подумал: – Раз уж там, спрошу, что да как.

Спрашиваю его: «А как вообще обстановка-то сейчас? Ну, у нас-

то?»

А он, представляешь, мне говорит: «Вихри враждебные веют

над нами». Не! Ты понял? Так и сказал: «Вихри враждебные веют

над нами!»

Я говорю: «Ну и чё?» А он говорит: «Тебе-то что. Ты под

кедром. Знаешь, за что схватиться».

А я-то понимаю, что это он тебе говорит, а не мне. И вдруг я-ты

понимаю, о чем он говорит, и спрашиваю: «А другие?» А он

говорит: «Кто другие? У других – другое. У тебя кедр есть, не

будешь за него держаться – ему не за кого будет. О себе думай!

Разрежет верхушка вихрь, а тот вниз к земле не пойдет. Нет у него

силы у земли-то».

Ты что-нибудь понял?

– Понял, – сказал я, потому что понял, что сказал старый

шаман. Только понять не мог, откуда и что было ждать. Всё,

вроде, было нормально. Да и у всех – тоже, вроде?..

..– Я говорю ему, вроде как от тебя: «Вихрь-то откуда? Зима.

Метель – куда ни шло, а вихрь-то откуда зимой? А он говорит:

«Белая ворона уже сидит – весны ждет».

Ну, я про весну-то вспомнил. Выборы, то, сё. «А как будет?» –

спрашиваю. Интересно всё-таки.

А он говорит: «Как будет – через месяц скажу. В день Гидры

скажу. Или после. Страшный день будет». Понял – «страшный

день будет». А когда день гидры-то, ты знаешь?

– Знаю, – говорю я Димке.

– Когда?

– Мы уже будем в «зюзю» в этот день. Начнем к двадцать

третьему готовиться. А то все праздники в один день не уложим.

Переживем. Все вместе будем-то! – сказал я.

– Ну, вот я ему и говорю: «И что это белая ворона-то?..»

А он говорит:

– 59 -

– Давно было, очень давно. Был я тогда на Кавказе, почти

рядом с Эльбрусом. По делам был, не просто так. Вот тогда мне

один старый алан Наурз и рассказал эту притчу.

…Оставил старый горец своим семи сыновьям отару да пса и

умер.

Пасли братья отару по склонам да лугам, пес знал свое дело –

помогал, с того и жили. Но время всему приходит. Стали братья то

один, то другой вниз бегать. То на невест посмотреть, то среди

людей побыть, то в празднике поучаствовать, в борьбе себя

показать, в скачках и других подвигах молодецких.

Любили все братьев, ладные да удачливые были они, да и не

бедные – отара-то была не самая маленькая. Каждый дом был рад

такого гостя принять да за стол усадить.

… Вот однажды накануне большого праздника внизу утром

встали братья, отару проверили, барана сварили, наелись, даже

часть мяса осталась, отпраздновали тоже и сели, на горы смотрят.

Пес отару сторожит. Как уж и что этот пес делал – не знаю, а

близко к отаре волки не подходили, а овцы его слушались.

Скучно братьям стало.

Встал старший брат и тихонько ушел вниз, где веселье и

праздник. За ним другой, за тем третий. Все ушли праздник

праздновать.

Остался только младший брат. Да и тот посидел, посидел,

видит – братьев рядом нет, подумал, что скоро должны подойти,

куда-то по делам отошли, посмотрел – пес службу справно несет,

собрался и тоже вниз ушел.

Весело внизу, сытно, кроме мяса там и фрукты, и вино.

…Под утро уже вернулся старший брат голодный. Видит, а

мяса-то, что оставляли, нет. Сидит белая ворона и теребит

косточки, что от него остались.

Отара в целости и сохранности, но проучил он пса так

легонько, где палкой, где пинком, да и вниз обратно пошел. Есть

хотелось, а самому готовить не хотелось.

За ним пришел другой брат. Видит – мяса нет, а пес лежит.

Проучил его – так легонько, чтоб неповадно было лежебоке, где

палкой, где пинком под ребра, да ушел вниз.

Пришел третий брат, видит, – братьев нет, мяса нет, пес лежит.

Проучил его, да и тоже вниз ушел.

… Днем уже пришел младший брат.

Видит – пес дохлый, весь израненный лежит. Белая ворона

теребит кости от остатков вареного мяса, что оставляли братья

– 60 -

перед уходом, а отара вся волками изрезана и ходят по битым

овцам вороны белые и черные, а волки сытые рядом лежат.

Бросился было на них с палкой младший брат, да те только

порычали, а с места не сдвинулись.

Пришел старший брат – видит, младший сидит рядом с псом,

плачет, волки да вороны белые и черные по овцам ходят.

Стал старший младшего ругать, а младший – старшего за то,

что отару покинул, одну оставил без присмотра. Тут и другие

братья подошли. Поругались братья да сошлись на том, что пес

отару-то не сберег.

Каждый из старших не признался, что уже был здесь, что отара

была жива и здорова, а про себя подумал: «Так тебе и надо, псина!

Нечего было наше мясо есть!»

Только младший, ничего не зная про то, как старшие братья

пса учили, думал, что братья во всем виноваты. Он-то ушел

последним, думал, что братья-то рядом где-то.

И стал он было братьев ругать, да не положено на старших

кричать, махнул рукой да и пошел вниз – праздник

допраздновать.

А старшие за ним потянулись, есть-то хочется. А вслед им

смотрели волки и вороны черные да белые – у них пир уже вовсю

шел. И одна белая ворона тоже им вслед смотрела и улыбалась.

…Только новости в горах – быстрее стрелы полета. Не

приняли их в праздник-то те, кто внизу был. Так со стола в пыль

еду им покидали, чтоб с голоду те не ослабли, да и выгнали со

словами – «Уходите от нас, нищета убогая, нечего здесь ходить да

детям нашим быть примером дурным».

…А куда идти? Велик Эльбрус, а горы – маленькие.

…– Не, ты понял? – Димка стоял и смотрел на меня, выпучив

глаза. – Я ему про выборы, а он мне про семерых дураков! Что за

белая ворона – знаешь?

– Знаю. Что дальше-то было?

– А тут я вспомнил, приехал-то зачем я к нему.

Я вроде как мёд от Сереги-то ему привез. Сашка-то родила.

Помнишь, мы тогда все у него жили. Вот вроде как Серёга-то ему

и передал мед-то. Вот что я к нему-то ехал. Понял? Вот я ему и

говорю: «Совсем забыл. Я ведь мед привез тебе. Сашка-то

родила».

И ему отдаю бидончик-то с медом.

– Не лавошный? – спрашивает. А сам взял его так меж ладоней

и говорит: « Не лавошный. От Раиля Сафарова. Из Башкирии».

– 61 -

Не!.. Ты понял, взял в ладони – и сразу… Мед-то действительно

от Раиля Серёга привез. Был у него там, – Димка посмотрел в окно

и махнул рукой в сторону запада.

– Вот это да! – говорю я ему, а сам на бубен на стене смотрю.

Помнишь бубен-то. Желтый такой. Он так там же и висит. А сам

думаю: «Во, дают старики! Как это у них получается?»

А он посмотрел тоже на коип и говорит: «Дурак ты! Правее

смотри». Я смотрю, а там «Моторола» в чехле висит, и «зарядка» в

розетку вставлена. Понял? «Моторола». Старинная такая, с

антенной.

– Раиль звонил, сказал, что мед послал мне, – говорит.

Димка рассмеялся.

…– Да помнишь ты. У нас такие сначала были. У меня ещё где-

то дома лежит! – Димка опять рассмеялся. – Да. Действительно –

дурак. Как я телефон-то сразу-то не заметил.

Он еще посмеялся и опять посмотрел на бутылку.

– Да-а-а! Я, – говорит, – изредка ему позваниваю. Если

«Абонент недоступен…» – все нормально, значит. Ходит где-то по

тайге. Ходит – значит, силы есть.

Вот старики дают!..

Димка опять засмеялся.

– Держит он этот бидончик-то и говорит так, как кому-то:

«Увидели, увидели. Ах, какие молодцы. Увидели, что созрел. В

самый раз взяли».

– Кто? – говорю ему.

– Малый народ – пчелы. Увидели зрелый нектар и успели

взять. Вот Раиль и прислал. Тоже увидел, что нектар зрелый.

– Как это, – говорю, – увидели? Пчелы-то ведь по нюху летают.

А он: «Это вы, мужики, по нюху летаете. А пчелы видят нектар.

Посмотрите – где у них нос-то? Глаза у них. Видят они то, что

мы не видим. Мог бы и сам догадаться. Темные вы все. «Медведь

меня увидел!» Да медведь дальше носа и не видит. Могли бы сами

догадаться. Посмотрите на глаза его – поймете.

Вот он, да, нюхом берет! Почему и на лапы встает на задние –

верховой нюх-то у него. И башкой поэтому крутит. Видел нос-то у

него? Как двустволка длиннючий. Он этим носом тебя выцелит,

как из пистолета. Как в обеих ноздрях одинаково – ты тут и есть.

А только потом фокус на тебя наводит глазами-то. А уж наведет

резкость – тут ты и есть. Ну, не ты, конечно, а тот, кто попал в

фокус».

– 62 -

…Чё, правда? А похоже. Помнишь, они, как радар – «Лира»,

башкой всегда крутят. Похоже. Вот. Потом ещё про что-то

говорили. А потом он и спрашивает: «Пацана-то как назвали?» А

я ведь ничего не говорил, что внук-то у Серёги. Ничего. «Тимофей

– Тимка», – говорю. А он так сидит и говорит: «Фы, фы, ры, ры,

ш, ш, ш». И так несколько раз и слушает, вроде.

А потом говорит: «Поблагодари Сергея за мед и скажи ему, что

бросит Тимофей мать, а мать через три года девку родит. Или

пусть Сашу перестанут звать «Сашей». «Александра» – куда ни

шло. В Сергея внук у него. Только он, дед, справится с ним. Боец.

Боец будет. Сами так захотели. Грустить не даст».

– А как это? – говорю.

– Доминирующая частота у него в имени.

Как не складывай – его верх будет. В два раза сильнее деда

будет. Но побег от корня. «Ф» к тому же, как две «Р». Ну, это-то

неважно. Хотя тоже… Надо два «ф» писать, чтоб нейтрализовать

силу-то. Подряд два «ф» – тогда как-то ещё уберечься можно.

Надо будет Сереге передать. Передать?

– Передай, – говорю.

…– А потом… А потом вообще… Не поверишь. Давай что-

нибудь пожуем, а? Потом просто крышу снесет.

Мы посидели, поболтали о том, о сем. Димка немного пообмяк.

…– А мне ведь интересно всё. Я его и спрашиваю: «А как это у

тебя получилось-то, что девка родила? Ведь врачи ничего понять

не смогли. Не могла, не могла, а тут сразу раз – и пацан. Ещё и

девка, говоришь, будет».

Он мне и говорит: «Это не я. Это вы сделали. Пока здесь у меня

жили, все и сделали».

– Как это? – говорю.

А он: «Девка, как все девки.

Они ведь почему родить не могут – нутро боится за дитя. Вот и

не рожается. Если только нутро безалаберное, наплевать на дите –

родит. А если нутро серьезное – ему уверенность нужна, что с

дитем все хорошо будет. Спокойствие, вера и уверенность. Вот она

тут с вами пожила, посмотрела на вас, подумала, что «есть же

мужики на свете», успокоилась, тайга силу дала, опять же вода

очистила. Силу-уверенность в себе девка почувствовала.

А в люди вышла – мужики-то сразу силу носом чуют. Они к

ней. А у неё еще больше уверенности. А мужики ещё сильнее к

ней. А у неё выбор уже. Вот так где-то дети и рождаются.

Белка даже не рожает, если урожая не будет».

– 63 -

– А как белка-то знает, что урожай будет? – я ему.

– Как? Кедр говорит. Говорит, что отдохнул, что рожать будет.

Он-то тоже заинтересован в детях своих. А белка и кедровка в

своих – первые помощники ему.

– Так значит, – я ему говорю, – у нас население падает из-за

того, что девки не уверены в завтрашнем дне, что ли?

– Девки не уверены в мужиках, а не в завтрашнем дне. Трỳсы

мужики. А от тру́сов рожать – нутро противится. Ей защитник по

жизни нужен, а не нахлебник. Понял?

– Понял, – говорю. – Ну, и где тут «крышу сносит»? –

спрашиваю я.

– А крышу-то?.. Мне же интересно – раз момент есть. Я его и

спрашиваю: «А вот в стране что и как будет?» А он и говорит:

«Ты что и где видел, чтоб со временем было лучше?

Вот телефон висит. Здесь ни один не принимает и не передает,

кроме старых. А почему? А потому, что его чувствительность в

десять раз выше новых. А почему? А потому, что тогда нужда

была – станций-ретрансляторов было мало. Стало много – нужда

отпала.

Вот паровоз! Думаешь, смогут сделать паровоз сейчас? Нет! А

почему? А потому, что нужда в простоте отпала. Сделают что-то,

но это не будет паровозом. Может, даже не поедет. В принципе,

знают все, как паровоз делать, а сделать не смогут. Что-нибудь

где-нибудь так намудрят, что не поедет. Без компьютера не поедет.

Так и с государством вашим. Лучше оно никак не будет.

Энтропия, брат.

…Так и сказал – «энтропия». Ты понял – Чухпелек сказал:

«Энтропия!»

Я промолчал.

– Я ему и говорю, – продолжал Димка, – я про государство! Вот

все вспоминают СССР. Помнишь?

А он мне: «Я как раньше картошку сажал, да от кабанов её

берег, так и сейчас сажаю. Как у меня раньше на скалах никто

краской ничего не писал, так и сейчас не пишут.

Только вот людишки паскуднее пошли. Но стали пропадать

иногда. Тайга. Вот недавно бутылок набили… пропали потом

куда-то. Искали – не нашли. Но тебе это неинтересно …»

Ты понял – «неинтересно». А сам так … – Димка боднул воздух.

–А я опять: «Так как будет-то? СССР все вспоминают». А он и

говорит: «Название – это оболочка. Суть в начинке. Вот я скажу –

«пироги с черникой». Ты же не пирог представляешь, а чернику.

– 64 -

И пироги все отличаются лишь начинкой. А начинка осталась

прежней, так что – как ни назови. Погнила немного начинка, а

суть-то не изменилась».

Не понял я ничего и опять: «Так как будет-то?»

А он так долго смотрит на меня, – Димка раздвинул уголки

глаз, – а потом и говорит. Вот слушай …

Говорит: «Как бы это тебе по-простому объяснить? Вот есть,

например, компьютер», – и смотрит в угол. А я смотрю, а там

стоит компьютер, только ящик выше в два раза, чем у тебя, и

толще, а экран, как телевизор у меня, в полстены. И на ящике

какие-то огоньки разноцветные, и понимаю я, что, вроде как, он

работает, а на экране-то нет ничего.

… «Вот компьютером управляет система, называется она ДОС.

Все программы, с которыми работает пользователь, работают с

железом ящика через неё. Идеальный случай – это когда «под

железо» своя ДОС и своя оболочка, но …

А оболочки – это для удобства обращения к той или иной

программе. Вот, – говорит, – у меня раньше стояла «СССР 1.0

билд 1980». Теперь непонятно что – «хР», а программы всё те же.

Ну, заменю я эту оболочку и поставлю «СССР 2.0 билд 2012»?

Программы останутся те же? Те же! Будут они работать под новой

оболочкой? Не знаю.

А вот то, что кодеков аудио и видео может не быть под неё – это

точно. Ну, и зачем вам компьютер тогда? А тем более – «оболочка»

в нем? Вам же только от него и надо, что видео и аудио. А если ещё

и «опе́ра» под ней не будет работать? О-о-о-о! Зачем тогда это

надо? Без Интернета как?»

И сморит в окно. Я туда глянул, а там «тарелка» на земле стоит

метра три в диаметре. Метра три – не меньше. А что такое кодек-

то?

– Давай дальше. Это… это кино по компьютеру смотреть и

музыку слушать, – говорю я.

– А телевизор тогда зачем? – Димка затормозил.

– Ну… тут, понимаешь, когда ты телевизор смотришь, то,

вроде, смотришь, что тебе показывают, а когда компьютер, то,

вроде, сам выбираешь.

…– Хрень какая-то! – Димка опешил, – …и что, кто-то думает,

что если он смотрит компьютер, то там никто для него уже не

выбрал, что смотреть? Не пережевал, что ли?

Он был в недоумении.

– 65 -

– Ну, считают так люди, пусть считают. Тебе-то что? Давай

дальше, – я ждал продолжения.

– … И всё! Ты меня сбил. …

…И правда, что есть люди, которые считают, что кем-то

представленная тебе информация ещё не жевалась другим кем-то?

– Димка потянулся к бутылке.

– Да, разные люди есть. Тебе-то что? «Держись за кедр, за

землю», – тебе же старик сказал.

– Это он тебе сказал, – обиделся Димка и поставил уже пустую

рюмку.

– Ну, и дальше что? – настаивал я, ставя свою пустую рюмку

рядом с его, явно намекая ему на то, что он не один здесь.

…– А что дальше? Дальше пошел он провожать меня. Мед я

отдал, ехать надо было, пока светло. С собаками он вышел.

…А я залез, завел, послушал – оба движка работают

нормально. Не «рычал» – собак пугать не хотелось.

Только вот когда подошел, смотрю – люк справа открыт.

Заглянул – снега нет. Кто его открывал? Закрыл. Собака какая-то

ещё выла. Эти три стояли – молчали. Огляделся – никого. Сел.

Подумал: «Наворочаю сейчас здесь!..» Задом сдал по колее до

сгорка, там назад, потом вперед, и домой.

Отъехал и думаю: «А откуда у Чухпелека свет?» Я же точно

помню, что розетка была, а в ней зарядка. И на компьютере

огоньки мигали. Разноцветные.

…Никому ничего не передавал. Ничего не сказал. Только вот

Сереге и с тобой, вишь, поговорил. Никому – ничего. Что-то,

правда, ещё говорили … Ты тут влез с этим кино на компьютерах.

Сбил меня.

…Слушай, давай, я в магазин схожу, а то тут это кофе… Скоро