Текст книги "Запретная страсть мажора (СИ)"

Автор книги: Саша Кей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 45. Кир

– Не-а, не затащишь, – зевает в трубку Рамзес.

Он вообще ночами спит? Все время сонный. Что у них там дома происходит?

– И какого хрена мне там одному болтаться? – мрачно спрашиваю этого типа друга.

– Так ты не один, – поъебывает меня он.

– Ха. Ха. Ха. Я уже жалею, что подписался на эту херню, – я с тоской пялюсь на двери подъезда дома Линки. Чего она там делает так долго?

Ник не испытывает ко мне никакого сочувствия:

– А не хер вестись на бабские манипуляции, – умничает он. Ой, кто бы говорил. – В следующий раз будешь голову включать. Лады. Я вечером за этой поеду, может, пересечемся.

Со зла отключаюсь. На хер он мне вечером. Вечером у меня Истомина. Пока он притащится за своей сводной, я там сдохну в окружении нудных чванливых старперов и их ушлепков.

И Лины.

Сижу в тачке и борюсь с желанием плюнуть на все и дать по газам до дома.

Наконец-то, идет.

Успевает. Еще минута, и я бы психанул.

С ее появлением салон тут же наполняется тяжелым сладким запахом ее духов. Пьет она их, что ли?

– Привет, – выдыхает она полушепотом и, распахнув плащ, закидывает ногу на ногу.

Ну, конечно. Длиннее ничего не нашлось. Она, что, брата собралась на трусы ловить? Да за эти годы он точно познакомился с их содержимым, и раз свалил, значит, больше оно его не интересует.

Линка тянется чмокнуть меня в щеку, но я уворачиваюсь.

– Давай расставим все точки над «и», – предупреждаю я. – Я тебя беру с собой только потому, что отец тебя на дух не выносит, и я хочу посмотреть, как его перекосит. Это ясно?

Театральным жестом откидывая локоны, Линка усмехается:

– Надо же, как тебя задело, что первенство я твоему брату отдала… Но у тебя все еще есть шансы.

Ой, бля… Начинается.

– Какие шансы? – охереваю я. – Ты едешь унижаться перед Диманом, чтобы его вернуть. Я ничего не путаю? Если у тебя чешется, могу присунуть тебе, но и брату я об этом расскажу. Так что?

Линка, скривившись, отворачивается ко окну и не разговаривает со мной всю дорогу, но на меня это уже не работает. Не она виновата в моем плохом настроении, но я все равно назло ей врубаю тяжелый металл на всю громкость.

Заебало.

Фак. Дышать нечем. Опускаю стекло. Олькины дебильные цветочки и то лучше. Коза мне сегодня позвонила всего один раз. Тянет набрать ее и дать ей за это втык, но жопой чую, что Линка влезет и что-нибудь отколет. Ладно, осталось потерпеть пару часов.

Подруливаю к дому Ахметовых. Вокруг кишит человейник.

Первым, кого выхватывает мой взгляд, становится отец. Они с матерью стоят на крыльце и переговариваются с каким-то пузаном.

Демонстративно подаю Линке руку, потому что отец тоже меня засек.

Есть.

Его корежит. Мама не одобряет, но сдерживается. Она в целом предпочитает не вмешиваться, полагая, что я перебешусь. Только я сомневаюсь, что наши терки с отцом закончатся с моим так ожидаемым ею взрослением. Я уже вырос, и мне нах не надо этого дерьма.

Линка тут же прижимается ко мне, потерплю. Будем надеяться, не задохнусь в ее парфюме. Почему он раньше меня не бесил? Лина тянет меня за рукав, чтобы что-то сказать, и когда я склоняюсь, она все-таки целует меня в щеку, я вынужден сдержаться, но предплечье ее стискиваю так, что, думаю, она наконец въехала, что такие фокусы не прокатят.

Мама вытирает с моей щеки жирный след помады, а отец естественно не выдерживает:

– Что за вид?

– У меня травма. Лучше было приехать в трениках и тапочках? – тут же включаюсь я перепалку.

– Зачем ты притащил это с собой? – отца нисколько не смущает, что Лина все слышит. Она, кстати, делает вид, что речь не о ней.

– Тебя позлить, – откровенно отвечаю я.

– Щенок…

– Костя, – тормозит его мама. – Пора подойти поздороваться.

Полоснув меня взглядом, словно бритвой, отец поставляет локоть маме, и мы всей своей фальшивой ячейкой общества идет лицемерно улыбаться Ахметову. Дочь его тоскливо стоит рядом. Как я ее понимаю. Сколько раз я был на ее месте. Она норм девка, только дерзкая. Не в моем вкусе.

Истомина тоже заноза, но по-другому.

Блядь, мне даже запах ее духов мерещится, и на секунду показалось, что я засек в толпе сивую макушку. Уже мерещится везде.

Если без пятнадцати восемь не позвонит, сам наберу. Я в этой клоаке не выдержу дольше. За десять минут рядом с отцом у меня уже онемело лицо и взгляд стал стеклянным, но греет душу, как дергается его щека каждый раз при попадании Линки в его поле зрения.

Она уже увидела Димана, и стоит на низком старте, чтобы рвануть трясти перед ним своим вымечком. На меня Лина, похоже, больше ставку не делает.

Слава богу, до нее дошло.

Рамзес мне сейчас бы не помешал, но я уже увидел среди присутствующих его сводную. Значит, да, хер Ник приедет. И так по какой-то удивительной причине, он будет ее забирать. В каком-то лесу что-то сдохло, но Рамзаев мне не расскажет.

Как только становится возможным, смываюсь от отца подальше. На втором этаже вроде бы гостей поменьше, поднимаюсь туда. Блядь, что за день? Захотелось покурить, а у сигарет мерзкий привкус духов Линки. Или это в руку въелось?

Иду отмываться.

В комнате отдыха только пара мужиков и один гаденыш. Я его хорошо помню. Один из тех, кто организовал мне в подарок Истомину. Он предусмотрительно не показывался все это время мне на глаза, а вломить ему хочется до сих пор.

Время почти семь.

Скоро можно будет свалить.

Меня все больше раздражает необходимость тратить время на нахождение здесь. Еще разок рисануться на глазах у отца и, забыв здесь Линку, укатить, не дожидаясь звонка Ольки. В конце концов, по городу покатаю, лишь бы тут не тухнуть.

У меня хотя бы есть возможность смыться. У именинницы такой опции нет.

Пойду поздравлю ее по-человечески.

Уже собираюсь выйти, но застреваю перед дверью, потому что слышу знакомый голос.

Мужики в комнате вдруг начинают ржать, и мне хочется на них прикрикнуть, чтоб заткнулись. Из-за них плохо слышно.

– … Мы можем вернуться? ...

– … Будь душкой… Надо очаровать партнера…

Глава 46. Кир

Не выдержав, распахиваю дверь и успеваю заметить, как смутно знакомый дядька, погладив плечо Истоминой, уходит к лестнице.

Я не ошибся.

Это действительно она, Ольга, стоит, прислонившись к стене с закрытыми глазами.

Почему мне так хуево?

Она сегодня другая. Выпендрилась в коротком платье, тонкая ткань которого не оставляет места для воображения. Намазалась.

Рабочий раскрас?

В висках стучит, льдом заливает затылок, кулаки сжимаются сами собой.

Фитиль уже подожжен, и я не знаю, насколько сильно рванет.

Сивая поднимает ресницы и смотрит прямо мне в глаза. Нагло. Спокойно.

А она не удивлена, увидев меня.

– Так ты к маме ездишь? – смериваю ее взглядом.

Почти скриплю зубами, аж челюсти сводит.

Чего мне стоит не тряхнуть ее, как следует, одному богу известно.

Истомина, ни капли не смутившись, выставляет подбородок.

– Не твое дело, – с вызовом отвечает она.

Ты посмотри на нее. Как мы заговорили!

Разглядываю эту незнакомку в шкурке от Истоминой и чувствую, что мне все паршивее. А еще я вспоминаю, откуда знаю этого мужика.

– Ты в курсе, что Федоровский женат? – выплевываю я. – Или ты не его обслуживаешь, а его партнеров?

Глаза Истоминой распахиваются. То, что я вижу в них, больше всего напоминает боль. Играет? А может, не знала? Или дело в чем-то другом?

Плевать.

Плевать на лживые синие глаза.

Плевать на закушенную губу…

– Не тебе меня упрекать, – высекает она и поворачивается уйти.

Нет, блядь! На хуй врать! Мне не плевать!

Я хватаю ее за руку и дергаю на себя.

Отравляющий цветочный запах обволакивает меня, забивает ноздри, дразнит, зля еще больше. Это унизительно – продолжать хотеть эту двуличную дрянь.

– Это он платит за учебу в универе, да? Да? Что молчишь? – я держу ее лицо так, чтоб не могла отвернуться.

– Да! – выкрикивает она. – Отвали!

– Что ж он тебе квартирку не оплатил? А? В чем дело? Или не тянула? Целочку берегла? Ты его ртом ублажала или задницей? – у меня отъезжает башня, еще немного, и я сорвусь на крик.

Притискиваю к себе все сильнее, чувствую, как под тканью двигается горячая упругая плоть.

Какого хрена, она даже не пытается врать? Ей срать на мои чувства?

– Ты что несешь? Убери руки! – Олька дергается, но что она может против меня?

– С чего бы это? Вчера тебя все устраивало…

Я зажимаю ее у стены. Она горячая. Скольких она обогрела… И ведь еще ломалась…

– Не прикасайся ко мне! – пухлые губы кривятся.

Издевательские ангельские локоны выводят меня из себя.

– У тебя нет права голоса, ты моя. Помнишь? – напоминаю я. – И ты будешь делать все, что я прикажу.

Тащу ее за руку к лестнице, но путь мне преграждает какой-то смертник.

– А ну отпусти!

Это он мне?

Ах вот это кто… Гандон-Сашенька. Утырок из френдзоны. И он тут.

Надеется за геройство получить доступ к телу? Или не такая уж там френдзона? Дружба с бонусами?

– Я тебе говорил, чтобы его рядом с тобой не было? – оборачиваюсь на Истомину.

– Да кто ты такой? Вали к своей Лине, и оставь меня в покое! – вырывается сивая, но я только сильнее сжимаю пальцы на ее запястье.

– Слышь, ты, – рявкает смертничек. – Руки убрал.

И встает на дороге. Толкаю его и получаю обратный тычок в грудину.

Истомина выдыхает:

– Сашка…

В глазах темнеет. Ах ты за него волнуешься?

Выпускаю Ольгу, чтобы освободить себе руки, и без предупреждения прописываю мудаку в челюсть. Сученыш устоял и двигает на меня.

Почему бы и нет, в конце концов. Надо бы ему преподать урок, чтоб не лез куда не надо. Недоумок замахивается, и понеслась.

Красная пелена перед глазами застилает рожу урода, но я въебываю ему без промаха.

Когда нас начинают растаскивать, повреждения у нас почти одинаковые. Расписные рожи. У него кровавая юшка под носом, у меня разбита губа.

Выдергиваюсь из рук охраны.

Истомина бросается к своему Сашеньке.

Пиздец.

Виснет на нем, в глаза заглядывает.

А гандон смотрит на меня, мы бессловесно договариваемся, что продолжим за пределами дома.

Слизываю солоноватую кровь, трогаю языком зубы. Вроде на месте.

И не могу отвести взгляда от Истоминой, утешающей, мать его, героя. Это зрелище выжигается на сетчатке. На меня она даже не смотрит.

Сука. Развлекся, спасибо отцу. Или, правда, спасибо. Остался бы дома, ни хера бы не знал.

– Кир! – мне на шею бросается взявшаяся не пойми откуда Лина.

На автомате прихватываю ее за талию, чтобы она меня не свалила. И так нога разболелась, еще эта кобылица повисла.

Спина Истоминой напрягается, а дальше я не вижу, потому что все загораживает лицо Линки.

Блядь, откуда такие нежности?

Выворачиваюсь из ее объятий и замечаю вдали коридора Димана. Ага, это для него спектакль.

Заебало.

Отталкиваю Линку и, бросив поверх макушки Истоминой многообещающий взгляд гаденышу, сваливаю с этой сраной вечеринки, по дороге чуть не сшибив бледную как мел именинницу, смотрящую на сладкую парочку.

Кажется, поздравления сейчас будут неуместны.

Как и я сам на этом празднике жизни.

Глава 47. Оля

Не понимаю девчонок, которым нравятся, когда из-за них дерутся. Обычно парни не выглядят, как актеры молодежных романтических фильмов и, как правило, драться толком не умеют, поэтому чаще всего это выглядит стремно и неловко.

Увы, и Сашка, и Кир дерутся профессионально, но от этого не легче. Последнее, о чем я думаю, это о зрелищности. Слишком страшно. Потасовка проходит слишком близко к лестнице и перилам. К тому же, ни о каком джентельменском поведении речи не идет.

Я только моргнуть успеваю, а они уже обменялись очередными ударами. Каждый раз, когда прилетает Киру, у меня сердце болезненно сжимается. А когда на парней наваливаются охранники Ахметова, первым порывом становится броситься к Киру, но я себя останавливаю.

Это не Кир, а Дикаев. Дикий.

Кир был лживым образом для доверчивой идиотки.

А сегодня он снова такой как есть.

Самодовольный высокомерный мерзавец.

Вспоминаю погань, которая лилась из его рта.

Меня опять ошпаривает.

Все, что только начинало разгораться в сердце, тухнет, как костерок, безжалостно залитый водой, когда он больше не нужен. И вокруг только дым, шипение и запах гари.

Цинизм, с которым Дикий растоптал мое доверие, жестокие обвинения в … даже не укладывается в голове!

И эта уверенность в том, что я и дальше буду делать, что он говорит…

Все было иллюзией. Дикаев именно такой, каким я впервые увидела его в ночном клубе, когда он сдернул с меня повязку.

И ему не нужна моя жалость.

А я не должна ее испытывать, но испытываю, когда Дикий, прихрамывая, уходит.

Вслед за ним растворяется охрана, а Сашка уходит умыться, пока кровь не попала на рубашку.

Это кошмар. Там внизу веселятся люди, как ни в чем не бывало, а тут происходит какая-то жесть.

И судя по всему, она еще не закончилась.

– Много думаешь о себе, – высказывает мне Лина, которой, видимо, не нравится, что Дикаев оставил ее на глазах у всех, как чемодан без ручки. – А на самом деле ты Киру не нужна. Уверена, что он уже получил от тебя, что хотел.

– А от тебя, видимо, не захотел ничего, – огрызаюсь я.

– Посмотри на себя, – кривится она. – Где ты и где я. Да даже парень твой со мной пойдет, стоит его поманить… Смотри.

Пока я соображаю, о каком парне идет речь, Лина, победно на меня глянув, направляется в сторону Сашки, который как раз выходит из той комнаты, откуда явился Кир.

Под моим изумленным взглядом эта овца делает вид, что подворачивает ногу и хватается за Сашу. Виснет на нем, в глаза заглядывает…

Это она его моим парнем посчитала?

Кто-то стучит меня сзади по плечу.

Вздрогнув от неожиданности, я поворачиваюсь и оказываюсь нос к носу со злющей, как гюрза, Ахметовой.

– А мы, значит, намеков не понимаем, – шипит она. – Совсем оборзела? Вали за Дикаевым, а от Беснова держись подальше!

О, боже!

Я так боялась подобных разборок из-за Кирилла, а они начинаются из-за Сашки. Капец.

– Это не ко мне претензии, – я указываю на Линку, которая все еще цепляется за друга.

Ахметова переводит взгляд на нее, и у кого-то срывает предохранитель.

– Вот сучка драная!

Э… Похоже, у них уже был раньше конфликт, потому что Зарина подлетает к Линке и вцепляется ей в волосы.

Кошмар!

Не зря я боялась наездов девчонок. Женская драка не менее устрашающая, чем мужская.

Как по мановению руки опять появляется охрана.

Интересно, они в стенах прячутся или все-таки по камерам отслеживают, что происходит.

Только и у охраны выходит заминка. Так просто растащить девчонок не получается. Одно дело обездвижить двух парней, а другой кошачий клубок, в котором хозяйская дочка.

Силу не применишь, а на окрики девки не реагируют.

Сашка по дурости, не иначе, хотел вписаться, но лишь заполучил несколько царапин от Линки, за что та тотчас огребла оплеуху от Ахметовой.

Когда уже слышен треск ткани, я набираю в грудь воздух и ору:

– Шухер! Отец!

Обе тут же отскакивают друг от друга. Смотрят друг на друга тяжело дыша. Выглядят, как две ведьмы после шабаша. Наша-то, конечно, посимпатичнее. Я естественно болела за Ахметову.

Наконец, переведя дух, Зарина поправляет похожий теперь на мочалку локон и, гордо вскинув голову, бросает охране:

– Набежали. Уже и с гостями поговорить нельзя.

И, демонстративно игнорируя Сашку, уходит покачивая местами драными кружевами на бедрах.

Линка тоже смывается приводить себя в порядок и зализывать раны.

– Она у тебя вообще нормальная? – спрашиваю я у Саши, отхватившего второй раз за день.

– Нет, – отвечает он честно, все еще устремив взгляд в ту сторону, куда ушла Зарина.

– Ну иди догони, – советую я.

– Я опять получу по роже, – фыркает он.

– Одним разом больше, одним меньше, – философски пожимаю я плечами. – Лучше иди. Это я тебе как девчонка говорю.

Сашка прищуривается на меня:

– Сами не знаете, чего хотите, – резюмирует он, но все-таки идет вслед за своей роковой женщиной.

А я остаюсь одна. Бросаю взгляд на наручные часики. Скоро восемь, но мне вроде как теперь нет необходимости торопиться. Пожалуй, я вообще останусь у мамы ночевать.

Только и без того скучное мероприятие становится для меня совсем тягостным.

Адреналин, который скакнул, когда сцепились Зарина и Лина, и немного отвлек меня от болезненных размышлений, успокаивается, и на откате становится еще паршивее.

К людям с такой кислой физиономией, как у меня сейчас, идти не стоит. Мама сразу раскусит, что что-то не так, а отвечать на ее вопросы я не хочу.

Как показывает практика, коридор второго этажа – место людное, ощущение, что постой я здесь еще десять минут и нарвусь на третью драку. Межвидовую, блин. Парни против девушек. И я убредаю наверх.

Я не настолько наглая, чтобы шарахаться по третьему этажу, куда мне официально не давали разрешения заходить, поэтому я выхожу на балкон.

Ледяной ветер сразу прохватывает меня так, что спирает дыхание.

Самое то, остудить голову.

Облокачиваюсь на кованые перила и подставляю лицо холодному осеннему воздуху.

Пьяный голос за спиной нарушает мои планы побыть в одиночестве:

– Ну, что, сучка? Всех обслуживаешь? Теперь моя очередь.

Глава 48. Оля

Голос смутно знакомый и ассоциирующийся у меня с чем-то неприятным.

Оглядываюсь на хама и понимаю, что я этого парня не знаю.

– Вы меня с кем-то перепутали, – бросаю я и хочу от него отвернуться, но он дергает меня на себя.

Чувак однозначно перебрал.

– Да ладно, – ухмыляясь, мерзко тянет он. – А что еще нищета могла тут забыть кроме спонсора?

И я его вспоминаю. Точнее, эту похабную интонацию.

Это один из тех, кто напал на меня в ночном клубе и подарил Дикаеву.

А с виду и не скажешь, что такая мразь. Его можно назвать симпатичным, если бы не выражение лица.

Разом всплывают в памяти все ужасные ощущения, что я тогда испытала: и страх, и неопределенность, и беспомощность.

Это выбивает меня из колеи, и я на секунду теряюсь, даже перестаю дрожать от холода на ветру.

Пьяный козел расценивает мой ступор как согласие и распускает руки.

– Ты больной, что ли? – сопротивляюсь я, оживая.

Серьезно, ему мозги еще в детстве, наверно, отшибло!

Где он так нажрался?

Пытается заломить мне руку, но я со всей дури наступаю ему на ногу и вырываюсь.

Пока этот хрен матерится, я успеваю толкнуть дверь и выскочить с балкона, но, похоже, своим сопротивлением я лишь еще больше его разозлила. Недоумок бросается за мной.

Жаль не додумалась запереть его на балконе, пока была такая возможность.

Умом я понимаю, что стоит закричать, и кто-нибудь придет на помощь, но скажите мне, где прямо сейчас вся доблестная охрана Ахметова?

Я ссыпаюсь по ступенькам на второй этаж, как назло, в коридоре пусто.

Надо вниз к гостям, там ублюдок от меня точно отстанет.

Увы, я не успеваю добежать до спуска на первый этаж, меня перехватывают и, зажав рот ладонью, втаскивают за первую попавшуюся дверь.

Брыкаюсь изо всех сил, но я слабее.

Навалившись, меня забрасывают животом на подлокотник кресла. Придавив меня весом тела, скот другой рукой шарит по мне, стараясь задрать платье.

Слезы брызгают от обиды и омерзения.

Изловчившись, кусаю за воняющую сигаретами руку, которая зажимает рот.

– Ах ты сучка! Сейчас я преподам тебе урок хороших манер, – отморозок больно дергает меня за волосы, от чего слезы катятся градом.

– Отвали от нее! – разносится по комнате незнакомый голос.

В надежде вскидываю глаза.

Это говорит кто-то, стоящий у окна, кого, видимо, не заметил мой мучитель, ввалившись сюда.

– Не лезь не в свое дело, – рявкает все еще удерживающий меня урод.

– Это ты мне? – изумляется тот, кто ему помешал.

И в одну секунду оказывается рядом с нами.

Я не вижу, что там происходит, но судя по звуку, скотине вломили. Мне становится легче дышать, мерзкая туша с меня слезает, и я отпрыгиваю в сторону, оставляя кресло между нами как барьер.

– Ты охуел? – ревет, держась за челюсть, несостоявшийся насильник. – Из-за какой-то прошманды…

– Конев, ты, блядь, с каждым годом все глубже пробиваешь дно, – с отвращением цедит мой спаситель. – Весь в папашу. Отцу скажу, что вас к нам в дом пускать нельзя. За сестер страшно.

– Ты ничего не попутал? – продолжает выеживаться тот, кого назвали Коневым.

– Ты забыл, где находишься? Давай проверим, что будет, если она сейчас тебя сдаст? – ледяной тон незнакомца немного остужает пыл Конева.

Тот бросает на меня взгляд, полной злобы, но местный Супермэн не дает ему пообещать мне расправу.

– Еще раз к ней сунешься, пожалеешь, что на свет родился, – предупреждает он.

Не уверена, что в голове идиота это отложится надолго, но сейчас побуравив взглядом парня, он выходит, громко хлопнув дверью.

– Ты почему орать не начала? – строго спрашивают меня.

– Он мне рот заткнул, – буркаю я и спохватываюсь: – Спасибо, что помог…

– Дима, – представляется он. – Дима Дикаев.

И вздрагиваю.

Моя реакция не укрывается от Димы, но он только приподнимает бровь.

– Кирилл – твой брат? – сглотнув спрашиваю я на всякий случай. Так-то фамилия не распространенная. Да и в чертах лица я выхватываю что-то общее. Явно родственники.

– Двоюродный, – морщится Дима.

– Все равно, спасибо, – выдавливаю я, вызывая у него смешок.

– Не за что. Но звать на помощь надо было сразу. Конев – отморозок, игры в Зою Космодемьянскую тебе только навредят.

– Мне в голову не могло прийти, что все зайдет далеко. Мы в гостях, кругом люди… Не знаю, чего он ко мне прицепился… – тру я лицо, с запозданием вспоминая, что накрашена.

– Судя по твоему вопросу, ты знакомая Кира. Конев ему завидует. В друзья набивался, но не прокатило. Даже Кир не хочет иметь с ним ничего общего.

Даже Кир.

Это многое объясняет.

Двоюродный брат о нем не очень высокого мнения. Только я, дурища, купилась на красивые зеленые глаза.

Дима собирается выйти из комнаты, и мне тут же становится страшно, что Конев вернется.

– Ты не мог бы… проводить меня к родителям? – прошу я.

Он кивает.

– Не хочешь привести себя в порядок?

– Да, пожалуй…

Дикаев сначала провожает меня к той комнате, где я отсиживалась до всех событий, терпеливо ждет за дверью, а когда я возвращаюсь, идет со мной вниз.

Кажется, светское общество не для меня. Ноги моей больше не будет на подобных сходках. И я вечером расскажу отчиму, что произошло. Молчать не стану.

А сейчас просто попрощаюсь и вызову такси. С меня хватит.

Не отцепляюсь от Димы, пока мы не доходим до моей мамы.

Я снова чувствую на себе пристальный взгляд. После столкновения с Коневым я уже не игнорирую собственные ощущения и оглядываюсь весьма внимательно.

Только вот поверх плеча Дикаева я вижу Ника, удивленно смотрящего прямо на меня. Он приподнимает брови, когда замечает мою руку, лежащую на предплечье Димы.

Ник же у нас сплетница, да?

Ну и пусть он передаст Киру, что я по нему не плачу.

Видеть не хочу Дикаева. Он меня тоже.

Проклятый универ.

Ну ничего, сегодня во мне как никогда полно решимости настоять на своем переводе.