Текст книги "Любовник на все времена"
Автор книги: Сара Линдсей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Глава 10
«Вероятно, этот сезон нисколько не похож на все предыдущие. Но почему я узнаю последние новости не от тебя, а от других? Меня все поздравляют с тем, что моя сестра привлекала внимание Генри Уэстона. Как я рад за тебя, Диана, хотя меня снедает любопытство, и так и хочется обо всем расспросить. Здорова ли ты? Да, не могла бы ты узнать у Уэстона, как лучше всего крахмалить галстук?»
Из письма Александра Мерриуэзера своей сестре Диане Мерриуэзер.
Генри ошибся. Газетам понадобилось больше недели, очевидно, из боязни перед иском о клевете, чтобы проверить слух о ее новом поклоннике. Недели хватило, чтобы слух о почти невероятном ухаживании распространился по всему Лондону, захватив собой все социальные слои – от высшего света до лондонских низов. Поначалу все это казалось настолько неправдоподобным, что многие даже заключали пари. Хотя к концу второй недели у Дианы появилась целая свита обожателей, она совершенно не знала, что ей делать с ними.
Как ни странно, но в этом было мало приятного.
Все они собирались в гостиной их родового особняка, но, скорее, не ради ее прекрасных глаз. Хотя один из них точно приходил именно ради Дианы, и это был сэр Сэмюель Стикли. Решив все домашние дела, он быстро вернулся в Лондон и, не откладывая в долгий ящик обещание, данное им матери Дианы, нанес визит. Сэр Стикли был очень мил и любезен, и, увидав Диану, не побежал от нее прочь, как зло шутила она. Напротив, он стал частым гостем в особняке Лэнсдаунов.
Что касается остальных… По всей видимости, они составляли блестящую свиту первого принца светского общества. Куда бы Генри ни пошел, они неотвязно следовали за ним. Диана их презирала, ей даже хотелось закрыть перед ними двери, но проведя столько лет в тени лондонского общества, она все же обрадовалась, что и на нее в кои веки упал свет всеобщего интереса. Генри вел себя безукоризненно – подчеркнуто внимательно и дружелюбно, а также в меру легкомыслен. Но хотя иногда между ними случались размолвки.
Все из-за придирчивости Дианы.
– Почему прогулки верхом принято совершать так рано? – однажды шутливо пожаловался он, когда они ехали рядом по широкой аллее для верховой езды в Гайд-парке. – Неужели из-за страха задавить кого-нибудь?
– Разве это рано? – удивилась Диана. – Скоро ведь полдень.
– Увы, я слишком поздно вернулся домой, часов в пять утра. И все из-за этой Бесс, мы все играли, а она не отпускала меня домой. Мне следовало бы не забывать об отдыхе перед прогулкой верхом. В следующий раз вернусь домой пораньше…
Он продолжал что-то говорить, но Диана его уже не слушала. Уэстон провел ночь с женщиной и откровенно признался в этом. Гнев овладел Дианой: Генри обманул ее. Как бы ни называлось его ухаживание, притворным или настоящим, в нем были оговорены условия. И вот спустя всего две недели они нарушены, а он нисколько не переживает из-за этого. Ему, по-видимому, наплевать на нее.
Итак, она ему безразлична.
Почувствовав рассеянность всадницы, лошадь Дианы слегка взбрыкнула, мотнула головой, и поводья вылетели из ее рук.
– Диана, осторожней, – крикнул Генри, ловко нагнулся в седле и схватил поводья лошади Дианы. Она отвернулась, поскольку ей было противно глядеть на него.
– Вы сердитесь. Видимо, я чем-то вызвал ваше неудовольствие. В таком случае скажите мне, что случилось, чтобы побыстрее покончить с этим.
– Как вы могли? – сердито прошептала она.
– Что я мог? – удивился Генри. Он явно смутился. – Я только вижу, вы чем-то расстроены. В чем дело?
– Бесс. – Диана с трудом выдавила это имя. – Вы же обещали, что у вас не будет других женщин.
Генри чертыхнулся и наклонился к ней:
– Выслушайте меня внимательно. Вчера весь вечер я провел в обществе Ратленда и его жены Элизабет. Она моя кузина по материнской линии, а его светлость вроде бы не прочь частично профинансировать мой будущий конезавод. Бесс на сносях, вот-вот должна родить. Она неважно себя чувствовала, и чтобы ее развлечь мы решили сыграть в пикет. Отказаться я никак не мог.
– Я думала…
– Я знаю, о чем вы думали. Вы ошиблись. Ну, посмотрите же на меня, Диана!
Она подняла лицо и тут же утонула в его синих, бездонных глазах.
– Вы думали, я вас обманываю. Вы полагали, что все мужчины – обманщики и подлецы, у них нет ни капли порядочности. Но это далеко не так. Если я дал слово, то мне можно доверять. Поверьте, я хочу облегчить вашу ношу, а не взваливать лишнюю.
У Дианы сладко заныло сердце, все-таки как приятно сознавать себя слабой женщиной, находящейся под надежной защитой. Но она сразу мысленно одернула себя. Впрочем, Генри тут ни при чем. Ее отец, любивший и оберегавший ее, одним ударом разрушил тот счастливый мир, в котором она жила. Теперь она боялась доверить свое счастье другому человеку, какое бы впечатление силы и надежности он ни внушал.
– Я не принадлежу вам. – Она замотала головой.
– Нет, принадлежите. Во всяком случае, на то время, пока я ухаживаю за вами. – Взгляд Генри стал серьезным, но в уголках его глаз пряталась усмешка. – Когда я рядом с вами, мне бы хотелось, чтобы на это время вы забывали обо всех своих неприятностях и отдавались бы целиком и полностью удовольствиям. Каждый из нас ищет свою выгоду в той игре, которую мы затеяли, но и о развлечениях не стоит забывать. Что касается вас, уважаемая мисс Мерриуэзер, то вам просто необходимо отвлечься от ваших мрачных мыслей, так что начинаем веселиться. Вам повезло, я умею веселиться и развлекать.
Он сдержал слово.
Вместе они исходили и объездили Лондон, словно сельские провинциалы, впервые попавшие в столицу. В Британском музее они восхищались египетской мумией, в Сомерсет-Хаусе на выставке картин Королевской академии искусств спорили о достоинствах и недостатках того или иного полотна. Генри вместе с его младшим братом и племянником удалось затащить ее в естественно-научный музей. Смотреть на коллекции высушенных насекомых и муляжи исчезнувших животных было малоприятным занятием, и Диана больше наслаждалась той радостью и восхищением мальчиков, которые едва не прыгали от восторга.
Когда они ходили вдоль самых богатых лондонских улиц, Генри заводил ее в самые лучшие, самые модные магазины, а прогулки верхом они совершали в тот самый час, когда светское общество выезжало прокатиться в парке по свежему воздуху. Он приглашал ее в «Ковент-Гарден», где его брат снял ложу на весь сезон, они ездили в Воксхолл, причем в обществе сестер Генри и их мужей, где провели замечательный вечер. Более того, Генри сделал пожертвование в фонд кружка Олмак, куда входили избранные великосветские дамы, – и Диана получила право посещать еженедельные балы по средам и танцевать с Генри под пристальными и хмурыми взглядами дам-патронесс.
Генри пригласил ее в дом своих родителей на званый обед, который, к радости Дианы, прошел удивительно весело и непринужденно. В ответ Диана пригласила Генри на обед к себе домой, и хотя обед в обществе семейства Лэнсдаун трудно было назвать веселым, Генри выглядел весьма довольным. Как подозревала Диана, его удовольствие было вызвано искусством дедушкиного французского шеф-повара.
Своей обходительностью Генри покорил сердце бабушки. А дедушка Дианы заметил, что Генри весь в своего деда, который был замечательным человеком. В устах старого лорда это являлось настоящей похвалой, так как почтенный старец давно уже никого не хвалил. Одна лишь мать Дианы держалась с Генри холодно, поскольку ей была известна подлинная подоплека его ухаживания.
Леди Линнет нравился сэр Сэмюель, без преувеличения он стал ее любимчиком. Разумеется, он тоже присутствовал на том званом обеде. Баронет регулярно встречался с Дианой, гулял с ней, а также танцевал на балах. Диана предполагала, что в конце сезона сэр Сэмюель сделает ей предложение. Про себя она твердо решила: если он попросит ее руки, она даст согласие. Он нравился ей главным образом из-за ощущений надежности и безопасности, олицетворяемых им.
Рядом же с Генри она никогда не чувствовала себя в безопасности, вместе с тем с ним было настолько хорошо и приятно, как ни с кем другим, не исключая даже матери и брата. Хотя главным образом их связывала любовь к лошадям, им никогда не было скучно в обществе друг друга. Генри смешил ее своими рассказами об учебе в Итоне и Оксфорде, Диана, в свою очередь, делилась с ним забавными случаями из ее детства и юности в доме Лэнсдаунов. Они вместе мечтали о будущем конезаводе Генри, а он внимательно, держа ее руку в своей руке, выслушивал ее воспоминания. Он любил поддразнивать Диану за излишнее, по его мнению, преклонение перед приличиями. Тогда она, горячась, начинала упрекать его за чрезмерную свободу воззрений и напоминать ему о порядочности.
Но не всегда.
Когда он нарушал приличия, находясь с ней наедине, разумеется, не переходя известных границ, Диана забывала обо всем, в том числе и о своей нравственности, ради удовольствия побыть в его объятиях. Видя его ловкость и обходительность, она не сомневалась в его богатом жизненном опыте в подобных делах. Он соблазнял ее красиво – легко и непринужденно. После окончания танца они, смешавшись с другими парами, быстро исчезали из бальной залы и прятались в каком-нибудь укромном месте – на террасе, за мраморной колонной или за широкими листьями пальмы в большой кадке.
А потом наступала очередь поспешно сорванных поцелуев. В сочетании с его запахом, со вкусом его губ они вызывали внутри Дианы бурю переживаний. Эти поцелуи преследовали ее, волновали воображение, мешая спать по ночам.
Особенно тревожили ее воспоминания о поцелуях в укромных уголках, небольших комнатках, пустых альковах. Это был не человек, а дьявол, потому что только дьявол мог с такой легкостью находить подобные уединенные места. К примеру, такое место, как кладовая для белья.
– Генри, куда ты меня тащишь? – рассмеялась она, когда он, схватив ее за руку, увлек в кладовку.
Как только за ними закрылась дверь, и они очутились в полной темноте, он принялся целовать ее. Все страхи куда-то ушли, Диана раскрыла свои губы, как только ею овладела вспышка ничем не сдерживаемой страсти. Генри крепко обнял ее обеими руками, словно боясь, что она может отстраниться от него. Но в такой крошечной кладовке негде было укрыться. Она и не хотела от него ускользать, более того, подобная близость лишь радовала ее.
Диана нежно провела рукой по его щеке и горячо ответила на поцелуй. Стон, вырвавшийся из его груди, показал ей, что они оба в равной мере разделяют наслаждение. Диана чувствовала, как желание овладевает им, и тогда она игриво прикусила ему верхнюю губу.
Генри замер, потом тихо простонал и в ответ нежно обхватил ее нижнюю губу, своего рода возмездие. Он жадно пил ее дыхание, ее аромат, понемногу чувствуя, как теряет над собой контроль. Не думая ни о чем, он завел обе ее руки назад и ловко сжал их своей одной громадной ручищей. Теперь она оказалась целиком в его власти. Диана удивленно раскрыла глаза, но понять, что он намерен дальше делать в кромешной тьме, окружавшей их, было невозможно.
Она принадлежала ему.
Диана едва не задохнулась от острого и глубокого наслаждения, когда он свободной рукой принялся гладить ее грудь. Каждый раз, когда его ладонь ласково сжимала ей грудь, она едва не задыхалась от непонятного восторга. Ее груди отяжелели, поднялись, упершись сосками о стягивающий корсет. Сладострастный стон вырвался из ее горла, она невольно плотнее прижалась к нему, слегка потерлась о его тело, словно умоляя продолжить начатое.
Генри не надо было ни о чем просить, тем более умолять. Он ласкал ее грудь, и Диана погружалась в сладостное состояние. Затем пальцы Генри скользнули под корсет и принялись поглаживать сосок на груди круговыми движениями.
Сладостное томление сменилось всплеском наслаждения, Диана громко застонала, но Генри ловко закрыл ее рот страстным поцелуем. Он прижал ее всем своим телом к стене, продолжая ласкать ее груди. Внутри Дианы росло неутолимое желание, оно накатывало волнами, и особенно сильно этот прилив ощущался между бедрами. Ей хотелось чего-то большего, что должно было наполнить странную пустоту внутри нее.
Диана была девственницей, тем не менее она располагала кое-какими знаниями в плотских утехах. Во-первых, она воспитывалась в провинции, где разводили лошадей, а во-вторых, ее дедушка коллекционировал античные статуи, которые располагались в том числе и в столовой. Во время обеда и ужина Диане волей-неволей приходилось взирать на обнаженные торсы греческих богов. Однако между холодным мрамором и горячим телом Генри Уэстона была огромная разница. То, что упиралось в низ ее живота, наводило на соответствующие размышления, и при мысли об этом ее бедра, словно соглашаясь с ее мыслями, дернулись вперед и задрожали.
– Ты сводишь меня с ума, – прошептал он ей на ухо.
Окружавшая ее темнота только обостряла чувства Дианы. Она упивалась страстными нотками в его голосе, причем охрипшее тяжелое дыхание обоих звучало почти в унисон, что тоже пьянило и кружило голову. Сердце гулко и быстро колотилось в ее груди. Ее губы ощущали сладкий вкус съеденных им пирожных и еле уловимый аромат бренди, но главное это был его запах, мужской запах, запах Генри Уэстона. Каждый раз, когда они оставались наедине и так же близко, запах, окружавший Генри, сгущался, словно воздух в преддверии бури.
Буря все приближалась. Предчувствие не могло обмануть Диану: вскоре у нее не будет сил противиться.
Дыхание Дианы становилось все более глубоким и прерывистым, голова кружилась все сильнее под непрерывными ласками Генри.
«Ваза разлетелась на кучу синих и белых осколков. Один из них очутился возле ног спрятавшейся Дианы, и она еще ближе подтянула колени к груди.
– Томас, эта ваза свадебный подарок принца Уэльского!
– Да, она разбита точно так же, как моя вера, как наш брак…»
– Нет, – прошептала Диана и, упершись руками в грудь Генри, оттолкнула его.
– Что случилось? – В его голосе слышалось недоумение и разочарование.
– Я не могу. – Она запнулась, проглотила застрявший в горле комок. – Надо идти, меня, наверное, уже хватились.
– Конечно, разве можно заставлять ждать сэра Скуку, – буркнул Генри.
– Не надо так называть сэра Сэмюеля при мне.
– Сэр Стикли – это олицетворение скуки и косности, возьмите хотя бы его суждения о лошадях, сплошная безвкусица и банальность.
Тут Генри прав, с ним нельзя не согласиться. Диана с тоской вспомнила, как сэр Сэмюель с гордостью показывал ей недавно купленную пару серого цвета лошадей для выезда. Блеклый цвет, посредственные лошадки, не очень даже подходящие для пары – для человека со вкусом кошмар да и только.
– Мне не важно, хорошо или плохо он разбирается в лошадях. Еще неизвестно, выйду я за него замуж или нет, но пока он самый достойный претендент на мою руку. А то, чем мы с вами только что занимались, вряд ли поможет осуществлению как ваших, так и моих планов. Как бы нам не остаться у разбитого корыта. Конечно, сэр Сэмюель далеко не идеал, тем не менее это… – Она взмахнула руками, пытаясь найти убедительный довод.
– Наши планы важнее и ценнее глупых поцелуев. А ведь все могло бы погибнуть, если бы кто-то увидел, чем мы тут с вами занимаемся.
Диана осторожно выбралась наружу. К счастью, в коридоре никого не оказалось. Она быстро оглядела свой наряд, расправила складки на платье, вроде все в порядке. Внешне, да, все было в порядке, в отличие от того, что творилось в душе. А там бушевал вихрь чувств, которые никак нельзя было назвать пристойными. Диана потрогала ладонями пылающие щеки, пригладила волосы и принялась энергично обмахиваться веером, чтобы побыстрее прийти в себя и уничтожить следы возбуждения.
Вернувшись в бальный зал, она как ни в чем не бывало принялась кокетничать и болтать, хотя в то же самое время мысленно то и дело возвращалась в темную, полную страстей кладовку, к человеку, который, шутя, мог поколебать ее хваленое самообладание. Рядом с ним она всегда терялась. Понять, как это ему удается, она не могла. Но сегодня он заставил ее не только забыться, но и вспомнить свое прошлое. Еще одна причина держаться как можно ближе к сэру Сэмюелю и как можно дальше от Генри Уэстона.
Генри стоял в темноте – мрачный, злой и недовольный собой. Опять потерять над собой контроль. С той самой ночи в саду он неустанно напоминал себе, что надо вести себя благоразумнее, а сегодня позволил себе забыться. Какая неосторожность! Но сегодня он действовал в своем амплуа, смело, нагло, дерзко. Диана вовремя опомнилась, и слава богу, а то неизвестно, чем бы все это закончилось.
Чувство вины тяжко опустилось на его плечи, непривычно, тревожно и мучительно. Что бы там ни говорили, он не соблазнял невинных девушек, более того, Диана была внучкой герцога, черт побери, а он – джентльменом. А джентльмен не станет набрасываться на благовоспитанную юную леди, ласкать ее груди, какими бы восхитительными они ни казались. Тут Генри зажмурился, опять ощутив волнующую упругую тяжесть в своей руке.
Усилием воли он прогнал наваждение. Однако возбуждение не проходило. Он хотел ее, и всего лишь оттого, что трогал ее груди. Он представил их обнаженными и едва не задохнулся от вожделения, от того, что ему захотелось делать дальше.
Боже, он провел дрожащей рукой по лицу. Не стоит ли ему на время уехать из города и остановиться в какой-нибудь деревушке, в таверне подцепить местную проститутку и переспать с ней, чтобы удовлетворить похоть. Все будет шито-крыто, Диана ни о чем не узнает. Совесть мучила его, но лучше признать свое поражение, чем испытывать такие муки.
Если он продолжит вести себя подобным образом, то погубит ее, а заодно и себя. Если бы она не остановила его, то еще неизвестно, как далеко бы он зашел в своем нетерпении. Скорее всего взял бы сперва все, что она сама предложила бы, а потом еще больше.
Несмотря на то что Диана была опасно близка к тому возрасту, когда к девушке приклеивался ярлык старой девы, она оставалась невинной. Конечно, благодаря его усилиям Диана из совершенно невинного создания превратилась в довольно искушенную особу, однако она по-прежнему оставалась девственницей, и таковой должна была остаться до замужества. Ей надлежало выйти замуж, это являлось ее главной целью, только ради этого она согласилась на его план с ухаживанием. Ей нужен муж, какой-нибудь скучный, сельский джентльмен вроде чопорного сэра Сэмюеля. Если бы Генри погубил ее репутацию, или их застигли бы во время таковой попытки, в таком случае Диана тоже могла бы выйти замуж – за него. При мысли об этом Генри прошиб холодный пот.
Впрочем, не все так ужасно, как ему показалось на первый взгляд. Он мог бы попасть в худшее положение, чем это. Черт, да что это с ним?! Неужели он спятил?! Он всерьез думает о женитьбе на Диане?! Он не хочет на ней жениться, а страстное желание, охватившее его, это результат их частого и длительного общения. И полное отсутствие в его жизни других женщин. Воздержание сыграло с ним плохую шутку.
Хотя он готовился к худшему, прошедшие два месяца оказались более приятными, чем он предполагал. Частые встречи с инвесторами, подшучивание над Дианой, разработка будущих улучшений Рейвенсфилда, тайные поцелуи, подборка племенных лошадей для его будущего конезавода и притворное ухаживание за Дианой – за всеми этими заботами и развлечениями время пролетело быстро и незаметно. В глубине души он был готов признаться, что ему не стоило притворяться, будто он ухаживает за Дианой. Он на самом деле ухаживал, причем без всякого притворства. Она его удивляла и забавляла, она дразнила его и подшучивала над ним, она верила в него и будила в нем самые лучшие качества. С ней он держался внимательно и нежно, выказывая себя с самой лучшей стороны.
К Диане его влекло не только вожделение. Еще до того как они заключили между собой соглашение, она сумела так попросить его помочь ее близкой подруге, одной из желтофиолей, что он с удовольствием выполнил ее просьбу. Как звали ту подругу? Кажется, мисс Фитербилл? Впрочем, какое это имеет значение. Главное, за нее просила Диана, и ему почему-то захотелось выполнить ее просьбу. Каждую неделю он посылал в дом Лэнсдаунов букет лилейников, так как твердо знал, Диана обрадуется его цветам. А как часто он встречался с ней – ни одной из своих прежних женщин он не уделял столько времени, сколько Диане.
Генри вздохнул: нет, он все-таки должен найти ей мужа. Как только она выйдет замуж, так сразу сложность положения, которую он иногда ощущал особенно остро, сгладится, исчезнет и перестанет его смущать. Пусть он нахал, но у нахала есть свои собственные представления о приличиях и нравственности, среди которых был негласный запрет – никаких связей с замужними дамами. Нет, решено, надо как можно скорее подыскать Диане мужа.
Конечно, уже один кандидат имелся – безвольный, ни рыба ни мясо, сэр Сэмюель. Но почему-то сэр Сэмюель совсем не нравился Генри. Какой это мужчина?! Сэр Сэмюель, как справедливо полагал Генри, отнюдь не был возмутителем спокойствия ни светского общества, ни женских душ, ни даже порядка в гостиной. Генри вспомнил сломанный стол во время его ссоры с мужем Изабеллы. Такой девушке, как Диана, требовался не узколобый педант во взглядах, одежде, поведении, как Стикли. Слишком много в ней страсти, огня, сарказма, что совершенно не укладывалось в те рамки, в которых привык жить Стикли.
Стикли не мог даже рассмешить Диану. Конечно, она не относилась к смешливым девушкам, слишком много в ней было выдержки и самообладания, но Генри научился преодолевать эти искусственные преграды. Зато потом как она вознаграждала его за смелость! Ее искренний, заразительный смех, бравший за душу своими низкими грудными нотами, возбуждавший и согревавший кровь не хуже бренди, вызывал у него непреодолимое желание целовать и целовать Диану. Разве нужен Стикли такой смех? Да ведь этот жалкий трус, пожалуй, не знал бы, что дальше делать.
Кроме того, Диана слишком преклонялась перед приличиями. Брак со Стикли окончательно погасил бы горевший в ее сердце огонь, и она стала бы рабой светских условностей и приличий. Ей нужен кто-то другой, кто сумел бы заставить ее забыть о серьезности и приличиях, кто сумел бы пробудить в ней подавленную страстность и показать ей, сколько удовольствия может подарить открытое проявление чувств. Проще говоря, в качестве мужа ей нужен нахальный, дерзкий тип.
Наподобие его.
Нет, такой, как он.
А еще точнее, именно он.
Генри уперся спиной о деревянные полки, захваченный неожиданной мыслью и открывшимися перед ним возможностями. Гм-гм, жениться на Диане. Брак с Дианой. Эти слова летали в его душе легко, словно подхваченные ветром семена одуванчика. Генри сперва ожидал, что его сознание сразу воспротивится столь нелепой мысли, но, как ни странно, мысль не вызывала немедленного отторжения, напротив, ее отголоски упали ему в душу, моментально пустив корни.
Перед его мысленным взором возникали все новые и новые картины семейной жизни. Поддразнивания. Разговоры за чашкой чая. Смех и подшучивание, постепенно переходящие в любовные игры, теперь освященные брачными узами.
«Женитьба. Супружество». Генри произносил эти слова медленно и тихо, словно смакуя их на вкус. «Жениться на Диане. Мне жениться на ней». Эти обычные слова ласкали его слух. Для того чтобы проверить подлинность своих переживаний, Генри решил поставить на место Дианы какую-нибудь другую девушку. Он начал судорожно перебирать в голове одну светскую красавицу за другой, пока не остановился на мисс Сибилле Хилл, которая в этом сезоне считалась одной из самых красивых юных леди и самой завидной партией. Генри поморщился: мисс Хилл была глупа и всегда вызывала у него безотчетное раздражение. «Жениться на ней, – с ужасом пробормотал Генри, – да пусть меня лучше повесят. Или скорее я сам повешусь, если буду слушать ее неумолчное стрекотание день и ночь».
Внезапно он понял, что разговаривает сам с собой, причем в темной кладовке чужого дома. Это было неудобно во всех смыслах и явно не лезло ни в какие ворота. Решительно вздохнув, он открыл двери в надежде, что никто не заметит его, выходящим из столь неподобающего для джентльмена помещения. И ему не придется изворачиваться и придумывать какое-нибудь глупое объяснение.
Увы, сбылись его худшие опасения.
Та, о которой он думал с холодным ознобом вдоль спины, как раз выходила из дамской комнаты, расположенной едва ли не напротив бельевой. Не успел он закрыть дверь в бельевую, как попал на глаза мисс Хилл.
– Мистер Уэстон, – воскликнула она и хихикнула. – Боже мой, откуда вы появились. Что вы делали в…
Она нахмурилась:
– Вы находились в…
– Я…
Не успел он придумать какое-то правдоподобное объяснение, как мисс Хилл избавила его от этой тяжкой необходимости, смело взяв инициативу в собственные руки:
– Нет, нет, только не говорите об этом. Впрочем, я уже догадалась. Вы поджидали меня. О, это все ваши неприличные манеры… вы шалун. – Она игриво постучала сложенным веером по его руке. – Вы ловко выбрали самый неожиданный момент. Ради вас я пропустила танец, который предназначался вам. Вы заставили меня так переживать. О, мои бедные нервы! Но я нисколько не виню вас, а, напротив, прощаю. Я очень великодушна.
Мисс Хилл нарочно, словно удивляясь собственному великодушию, похлопала длинными ресницами и подошла к нему поближе.
– Мой дядя считает, что мужчины любят великодушных женщин. Вам нужна великодушная, все понимающая жена… – Не дожидаясь протянутой руки, она первая взяла его за руку, вульгарно улыбнувшись. – Очень великодушная жена.
Она прижалась к нему грудью и даже слегка потерлась о его плечо.
Генри немедленно остудил ее пыл:
– Мисс Хилл, мне кажется, вы затеяли очень опасную игру.
– Какой вы противный. – Она притворно надула губки. – Я лишь хотела…
– Проявить великодушие, – съязвил Генри.
Она закивала головой и вцепилась в него, словно пиявка.
Мисс Хилл нисколько не возбуждала Генри, более того, она была ему глубоко безразлична. Ему хотелось Диану, одну лишь Диану. Неужели это судьба? Он внезапно сосредоточился, погрузившись в размышления. Диана подходила ему. Она как нельзя лучше подходила ему. Она была создана для него.
Ну что ж, готовьтесь, дорогая мисс Мерриуэзер, он намерен изменить правила игры. Впрочем, Генри не обманывался: привести Диану к алтарю – задача не из простых. Познакомившись поближе с Дианой и узнав ее, он хорошо изучил ее представление о браке и будущем муже. Она была не высокого мнения о мужчинах, тем более о нахалах и наглецах.
Именно поэтому она отдавала предпочтение скучнейшему и благоразумному сэру Стикли. В ее глазах он выглядел не столько мужчиной, сколько светским мужем, который обеспечивал ей известные удобства и заодно исключал все возможные чувственные переживания и любовные встряски. Именно этого она, как ей казалось, и хотела. Однако тело Дианы, ее темперамент свидетельствовали как раз об обратном. Ей был нужен Генри Уэстон. Правда, он не мог обещать ей совершенной гармонии в их отношениях. Вместо этого он мог дать ей нечто большее – наслаждение и неуклонное стремление к этой гармонии.
Нельзя сказать, что Генри радовало то, что он собирался сейчас делать. Зато если Диана увидит мисс Хилл в его объятиях, то это вызовет у нее раздражение, конечно, несопоставимое с тем раздражением, которое вызывал у него мистер Стикли рядом с Дианой. Ради этой маленькой мести он готов выслушать бред мисс Хилл.
– Мисс Хилл, можно мне проводить вас в бальную залу? Вы на меня не сердитесь, как сами только что об этом сказали, поэтому хочу вас пригласить на следующий танец.
Его спутница улыбнулась в ответ, но Генри мог бы поклясться, что под этой улыбкой скрывалось раздражение, если не злость. Ну что ж, он платил ей тем же. Кроме того, у него не было ни времени, ни желания играть с мисс Хилл в ту игру, которую она ему предлагала. Опережать Диану на один шаг – вот какую цель он ставил перед собой. Пусть она не хочет выходить замуж за нахала, но если нахал рядом с ней, то поступать он должен нахально и дерзко с тем, чтобы не дать ей уйти от него.
Ну что ж, с его стороны игра будет не очень честной и порядочной… По губам Генри скользнула хитрая, даже ехидная улыбка. Он научит Диану новым правилам, и она поймет, как приятно иногда забывать о порядочности.
