Текст книги "Самба"

Автор книги: Сара Хагерзак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Глава 14

Неожиданное предложение Дамблдора не выходило из головы у Снейпа всю следующую неделю, потянув за собой цепочку связанных с ним мыслей и воспоминаний. Хотя момент для рефлексии был самым неподходящим: близился конец учебного года с его неизбежными многочисленными контрольными, а от преподавания и обязанностей декана профессора никто не освобождал. Кроме того, он очень надеялся усовершенствовать придуманное им для Джинни зелье или найти какой‑то другой способ обезопасить мисс Уизли во время проведения ритуала. Но, как назло, никакие толковые идеи на ум не приходили. Напротив, в голове царил полнейший хаос.

В конце концов, поняв, что ему совершенно необходимо отвлечься, Снейп отправился в Запретный лес. Нашёлся даже веский повод, чтобы на целый вечер бросить все дела: именно сейчас из‑под сошедшего снега пробивались лесные анемоны, а их ещё не распустившиеся бутоны были нужны для приготовления зелья внимания, которое он всегда варил для слизеринцев перед экзаменами.

Эта вылазка благотворно повлияла на Снейпа. Пока он методично обрывал рыхлые зеленовато–белые верхушки цветов, мысли профессора улеглись и сами собой направились в нужное русло. Хаос постепенно сменялся порядком, и одно это уже можно было считать положительным результатом. Перестав метаться в поисках решения, профессор смог наконец трезво посмотреть на сложившуюся ситуацию.

Даже Дамблдор, всегда считавший людей чем‑то вроде шахматных фигур, должен был понимать, что Снейп не только не захочет, но и не сможет разыгрывать перед Джинни комедию под названием «влюбленный профессор» с тем, чтобы, когда занавес упадет и жизнь девушки будет спасена, откланяться и уйти со сцены. Возвращать её к жизни для того, чтобы поставить перед фактом очередного предательства, было бы слишком жестоко. Нет, старик подразумевал, что между ними могло возникнуть настоящее чувство. Чувство по заказу?.. Снейп усмехнулся. Даже если не принимать во внимание тот очевидный факт, что он – совсем не лучшая пара для молодой женщины, профессор совершенно не представлял, что ему нужно делать, чтобы влюбить в себя Джинни. Тонким искусством флирта и обольщения он никогда не владел, и брать уроки у кого‑то вроде того же Люциуса было уже, пожалуй, поздно.

Похоронив свою юношескую любовь, Снейп всю дальнейшую жизнь смотрел на женщин с недоверием и опаской. Это не значило, что он с ними не общался вовсе: среди Упивающихся и их знакомых было достаточное количество любительниц случайных удовольствий, чтобы их хватило и на долю Снейпа. Но он ограничивался лишь чисто физическими и ни к чему не обязывающими связями и предпочитал, чтобы дамы, с которыми он имел дело, разделяли его точку зрения.

Потом, став чуть старше и сменив лагерь, он счёл, что преподавателю Хогвартса не пристало болтаться по постелям сомнительных подружек, да и нужды в этом не было. Радости от общения с ними он не испытывал, а для удовлетворения телесных потребностей существовали зелья – не всегда легальные, зато дающие весь спектр ощущений без помощи посторонних людей. А начавшаяся Вторая война и вовсе заставила Снейпа забыть об этой стороне жизни: все его силы уходили на другое.

Мысль о том, что теперь он должен строить подобные отношения исходя из необходимости, вызывала глухое раздражение. Снова оказаться пешкой в чьей‑то игре, выполняющей возложенные на него функции без учета собственных желаний, было отвратительно. Вместе с тем, он уже догадывался, что всё равно будет делать то, что должен, и чувствовал обиду и разочарование от того, что у него отняли возможность самому принимать решения.

Разочарование… Снейп присел на большой, нагретый заходящим солнцем валун на пригорке и рассматривал копошащиеся внизу, в Хогсмите, фигурки волшебников, механически переводя взгляд с одной на другую… Именно пережитое в самой ранней юности разочарование заставило его наглухо закрыть свое сердце. Было гораздо проще любить оставшуюся в памяти и в воображении женщину, с годами наделяя её всеми возможными достоинствами и забывая о недостатках, чем пытаться строить какие‑то новые отношения с живыми, реальными людьми. Он не хотел снова становиться уязвимым, подпуская кого‑либо слишком близко. Он настолько привык к своему одиночеству, что оно казалось совершенно естественным состоянием. И он был не уверен, что теперь ему хочется что‑то менять.

Но самым неприятным был тот факт, что, начав думать об этом, он понял, что Джинни уже пробила его скорлупу, она уже вошла в его жизнь. Возможно, продлись их знакомство чуть дольше, он и сам захотел бы перевести его в другую плоскость. Теперь же принятие вполне определенного решения ему навязывали обстоятельства, и это злило.

Пока Снейп раздумывал об этих высоких материях, неожиданно ставших реалиями его будничного существования, его внимание привлекли голоса внизу. Он прищурился – смотреть против бьющих в глаза лучей заходящего солнца было неудобно – и разглядел на дороге, ведущей из Хогсмита, три фигуры. В одной из них Снейп без труда узнал предмет своих размышлений – мисс Уизли. Напротив неё оживленно размахивал руками долговязый рыжий парень, явно бывший одним из её братьев, скорее всего – Роном, судя по тому, что стоявшая чуть поодаль женщина с копной каштановых волос очень напоминала Гермиону. Слов с такого расстояния было не разобрать, но разговор брата с сестрой явно проходил на повышенных тонах. Снейп видел, что в ответ на очередное замечание Рона Джинни выхватила палочку, и тот отшатнулся, а потом примирительно положил руку ей на плечо. Но Джинни резко сбросила эту руку и, развернувшись, стремительно зашагала в сторону замка. Рон порывался было бежать за ней, но Гермиона остановила его, видимо, понимая, что ни к чему хорошему продолжение разговора не приведет.

Чета Уизли, постояв ещё немного на дороге, дезаппарировала, и Снейп поискал глазами Джинни. По его расчетам, девушка уже должна была подойти к воротам, но вместо этого он с удивлением увидел, что она сворачивает в лес.

Солнце ещё просвечивало сквозь окутанные легкой дымкой распускающейся листвы кроны, но в лесу сумерки наступали очень быстро, и профессор забеспокоился. Он и сам предпочитал не соваться в Запретный лес в темноте, а уж Джинни, не знающая об этом месте и его обитателях и половины того, что знал Снейп, сильно рисковала, совершая такой необдуманный поступок.

Умозрительные рассуждения на тему своих отношений с мисс Уизли – одно дело, а рискующая заблудиться в полной опасностей чаще девушка – совсем другое. Снейп поднял с земли сумку с собранными растениями и быстро пошел в ту сторону, куда, по его расчетам, направилась Джинни. В стороне от опушки сразу стало заметно темнее. Хотя густые кроны лиственных деревьев еще только–только раскрыли почки, в лесу было довольно много елей, четкими силуэтами черневших в сумерках, а ветки кустарников порой росли так густо, что сквозь них даже без листьев разглядеть что‑либо было трудно.

И все же профессор довольно быстро заметил среди стволов фигуру в светлой мантии. Джинни стояла спиной к нему, прислонившись к большому кряжистому дубу. Чтобы не испугать девушку внезапным появлением, Снейп тихонько окликнул её.

– Не стоит гулять здесь так поздно, – строго сказал он, подходя ближе.

– Профессор… – Джинни, обернулась. На виске у неё остался отпечаток рисунка коры, а в волосах застряла веточка. – Вы что, следили за мной?

Её тон был вызывающим, но голос слегка дрожал, как будто она с трудом сдерживала слезы.

– Вообще‑то я собирал травы для зелий, – ответил Снейп, кивнув на сумку, – но вы с вашим братом так кричали, что не услышать вас было просто невозможно. Удивительно, что сюда не сбежалась половина замка.

– Удивительно, что я его не пристукнула, – фыркнула Джинни.

Она медленно пошла по тропинке, на которую показал Снейп, и было заметно, что внутри неё все кипит.

– Почему‑то каждый рыжий дурак считает своим долгом указывать мне, как себя вести, что делать и с кем встречаться, – резко сказала она.

Снейп усмехнулся.

– Возможно, это от того, что все эти «рыжие дураки» – ваши братья? Я правильно понял, что мистер Рон Уизли не первый?

– На прошлой неделе Перси прислал письмо, – скривилась Джинни. – Хорошо хоть не вопиллер.

Джинни резко обернулась и оказалась стоящей прямо напротив профессора. Она подняла на него глаза, щеки её пылали от гнева.

– Почему‑то вся семья считает, что я до сих пор ребенок, «малышка Джинни», не способная думать самостоятельно. Кто дал им право вмешиваться в мою жизнь? – возмущенно спросила она.

– Никто… – быстро согласился Снейп.

В данный момент он понимал её как нельзя лучше. Он только что думал о том же самом, точно так же возмущался, что кто‑то планирует его жизнь за него, и вот ответ… Но сейчас, когда Джинни стояла рядом и делилась с ним своими проблемами, совет Дамблдора уже не казался таким уж невыполнимым.

– Пойдемте, – сказал он, осторожно кладя руку ей на плечо и разворачивая в сторону замка. – Скоро совсем стемнеет.

Глубоко убежденный в том, что сердечные привязанности возникают не по велению рассудка и даже не по совету Дамблдора, Снейп решил, что не будет играть с чувствами – и собственными, и мисс Уизли. Это казалось ему слишком недостойным делом. Он всё же надеялся помочь ей другим способом. Снова и снова думая над рецептом зелья, он пытался уловить какую‑то ускользающую от него мысль, очень простую и вместе с тем очень важную.

В конце концов профессор понял, что должен посоветоваться с кем‑то ещё: в разговоре с достойным собеседником эта неуловимая мысль вполне могла облечься в слова. Идти со своими сомнениями к Дамблдору очень не хотелось – это наверняка повлекло бы за собой ещё один неприятный разговор. Среди знакомых Снейпа, конечно, имелись зельевары высокого уровня, но далеко не со всеми можно было без опасений обсуждать тёмные зелья; кроме того, очень не хотелось посвящать кого‑то ещё в подробности своих проблем.

И тогда профессор вспомнил про Лукрецию. Его усопшая родственница прекрасно разбиралась в зельях и наверняка была сведуща в тёмной магии. В вечно пустующей библиотеке компанию ей составляли только безмолвные фолианты, и она наверняка будет рада воспользоваться возможностью пообщаться. С другой стороны, он был уверен, что Лукреция сохранит его тайну: в крайнем случае, он мог пригрозить ей, что расскажет Люциусу о том, что она выдала местонахождение тайника.

Снейпу повезло вдвойне: Малфой–старший во время его визита был в отъезде, а Нарцисса, зная, что муж позволял зельевару работать в фамильной библиотеке, не стала задавать лишних вопросов.

Едва войдя в полутемное помещение, профессор сразу же направился в дальний угол и поклонился портрету.

– Мадам Буржуа, мое почтение.

Лукреция взглянула на гостя и улыбнулась.

– Я уж думала, что больше не увижу тебя, – слегка кокетливо произнесла она. – Снова понадобились книги из тайника?

– На этот раз нет, – ответил Снейп и заметил промелькнувшее на нарисованном лице разочарование. – Мне бы хотелось посоветоваться с вами…

Разочарование сменилось нетерпением, и профессор понял, что Лукреция надеется получить очередную порцию его крови. Очевидно, совет тоже будет не бесплатным… Снейп вынул из кармана нож и глаза Лукреции загорелись.

– Умный мальчик, – одобрительно закивала она. – С тобой приятно иметь дело.

Она жадно смотрела на текущую по его руке темную струйку, явно предвкушая, как снова почувствует тепло чужой жизни. А сам Снейп, глядя как тяжелые капли медленно падают на раму и впитываются в холст, вдруг понял, что уже нашел решение. Действительно, простое и очевидное. Было даже странно, что оно сразу не пришло ему в голову… И цена, заплаченная за него, не показалась ему слишком высокой.

– И что же тебе нужно? – довольным голосом спросила Лукреция, когда Снейп наконец залечил заклинанием порез и опустил руку.

– Пожалуй, уже ничего… – произнес он. – Думаю, теперь я знаю ответ на свой вопрос.

Лукреция пожала плечами:

– Ну, раз так… Я рада, что ты навестил меня. А решать, за что проливать свою кровь, ты волен сам. Но знаешь, что я тебе скажу?

Снейп вопросительно взглянул на Лурецию. Та, слегка прищурившись, проницательно смотрела на него.

– Твоя кровь изменилась с того раза, как ты в первый раз пришел сюда. Женщина… Ты думаешь о ней. Это чувствуется. В тебе проснулся мужчина, – Лукреция подмигнула ему и добавила: – Только не трави её, как мой муж меня.

– Ну, вы тоже не остались в долгу… – фыркнул Снейп.

– И что в итоге? Я торчу здесь уже сто лет, а что с ним, и вовсе неизвестно, – вздохнула мадам Буржуа. Потом тон её сменился на деловой: – Так тебе точно ничего больше не нужно? – спросила она. – Ты заплатил…

– Будем считать это авансом, – усмехнулся Снейп.

В замок профессор вернулся в отличном расположении духа. Теперь он знал, как привязать Джинни к себе, не вступая на такой скользкий и непривычный для него путь, как романтические отношения. Последние слова Лукреции только подтвердили его догадку.

Он отдавал портрету свою кровь, и между ними образовалась своего рода связь. Во всяком случае, ведьма почувствовала перемену в его настроениях и мыслях. Очевидно, если его кровь добавить в зелье для Джинни, то между ними тоже установится магическая связь, не зависящая от силы и характера взаимного расположения. Снейп и так с самого начала рассчитывал на то, что это произойдет: любое зелье высшего порядка всегда забирало волшебную силу зельевара и несло отпечаток его личности. Иначе бы он ни за что не решился пытаться направить Аваду только в одну из двух находящихся в теле душ, слишком уж рискованной выглядела эта затея. Но его кровь на время действия зелья многократно увеличит связь между ним и Джинни. Настроиться при произнесении смертельного заклятья будет гораздо проще, и кто знает: возможно, именно зов его крови поможет Джинни вернуться обратно.

Глава 15

К началу мая рецепт разделяющего зелья был практически готов. Снейп потратил довольно много времени на то, чтобы, после ввода в число его компонентов своей крови, уравновесить все реакции таким образом, чтобы не изменился основной производимый зельем эффект. Но последние нумерологические расчеты, с помощью которых он прогнозировал результат – за неимением возможности проверить его на практике, – показывали, что всё должно сработать. И тем не менее, он до сих пор так и не поговорил об этом с Джинни.

Профессор был уверен, что девушка даст свое согласие на проведение обряда и не испугается неизбежного риска. Он хорошо знал, какое отвращение вызывает в ней сознание того, что в её душе нашла прибежище мрачная тень Волдеморта. Знал он и о том, как сильно она желает избавиться от этой тени. Проблема заключалась в том, что его самого терзал иррациональный страх, природу которого он так и не смог не мог окончательно уяснить.

За свою жизнь Снейп видел множество смертей, и ни одна из них его не пугала. Даже произнося смертельное проклятие, направленное на Дамблдора, он чувствовал что угодно – боль, горечь, даже ненависть к себе, да и к нему, настоявшему на своей «просьбе», – но только не страх.

Теперь же он боялся, что не справится со взятой на себя задачей и что Джинни всё же умрет. И что с её смертью и из его жизни уйдет нечто, чему он не знал, да и не пытался подобрать названия. Нечто неуловимое, что пряталось в складках пледа, в который она иногда закутывалась во время их разговоров у камина; что выскальзывало из очередного возвращенного ею сборника детективных рассказов вместе с вложенной между страниц карточкой от шоколадной лягушки, которые она использовала вместо закладок; что оставалось в его комнатах следом аромата её духов, когда дверь за ней закрывалась; нечто, к чему он успел привыкнуть за месяцы их общения и что теперь так боялся потерять.

Каким бы образом не завершился обряд, Снейп был почти уверен, что после его проведения образовавшаяся между ними связь, скорее всего, исчезнет. Даже если всё пройдет успешно и Джинни будет наконец свободна, вряд ли ей и дальше понадобится его помощь и его общество. Одинокая, брошенная и несчастная девушка тянулась к такому же одинокому и не очень‑то счастливому человеку. Чувствуя себя ущербной, проклятой и осквернённой гложущей её тёмной силой, Джинни искала поддержки у того, кто понимал её, у того, кто до сих пор носил на руке клеймо мрака. Но если всё вернется на свои места и чуждое влияние больше не будет отравлять её сознание, то скорее всего и свои сердечные раны она залечит гораздо быстрее. Снейп нисколько не сомневался в силе характера Джинни и вполне допускал, что её нынешнее угнетённое состояние в значительной мере навязано ей извне, и когда обстоятельства изменятся, девушка станет смотреть на мир по–другому.

Но даже понимая, что время играет против него, профессор не хотел совершать поспешных шагов. Чтобы выполнить стоящую перед ним задачу, ему нужно было, уже в который раз, подчинить свои желания, страхи и сомнения трезвому голосу рассудка. И он не знал, как скоро сможет побороть малодушные колебания и достичь нужного для проведения такого сложного и опасного ритуала состояния духа.

Впрочем, Снейп надеялся, что у него в запасе ещё есть некоторое время. Пока Лорд больше не предпринимал попыток заставить Джинни покончить с собой и тем самым положить конец мучительному существованию его искалеченной души. Даже эльфы, убиравшие по ночам комнату Джинни, перестали замечать у девушки явные признаки кошмаров.

Тем не менее, профессор всё же иногда проверял её сон, и заклинание эмоционального контакта говорило ему о том, что Лорд просто сменил тактику. Теперь Том воздействовал на свою жертву иначе: насылаемые им сновидения вызывали отчаяние и чувство безнадежности, наполняли сердце невыразимой тоской и убивали желание жить. Наяву Джинни ничего этого не помнила, но свет в её глазах постепенно тускнел, она становилась всё печальнее и почти перестала улыбаться.

Откладывать принятие решения дальше становилось уже опасным, и в один из вечеров профессор рассказал Джинни о том, что у неё есть шанс освободиться.

Она внимательно слушала, с ногами забравшись в большое кресло в его гостиной и время от времени поднимая глаза на стоявшего у камина Снейпа. Её слишком серьезный взгляд настолько контрастировал с детской позой, что это несоответствие резало глаз.

«Такие девочки не должны смотреть так,» – в какой‑то момент подумалось профессору. Потом он вспомнил, каким сам был в её возрасте, и в который раз поразился тому, как много у него оказалось общего с одной из клана Уизли.

Закончив свой рассказ, Снейп наконец сел в соседнее кресло, повернулся к своей собеседнице и предупредил:

– Всё, о чём я вам сейчас говорил, очень рискованно. Вы должны понимать: никто не даст вам гарантий, что обряд пройдет успешно. Не думаю, что ситуации, в точности подобные вашей, уже имели место в истории. Во всяком случае, мне о них не известно. Так что магическая процедура составлена мной из частей других ритуалов, которые я счёл подходящими. Но если рецепт зелья окажется неверным или что‑то ещё пойдет не так, вас ждет мгновенная смерть. Вы готовы на это?

Джинни быстро кивнула, и Снейп впервые за прошедшее с Рождества время увидел в её глазах искру надежды.

– Конечно готова, профессор. То, как я живу сейчас, – это уже не жизнь. – Девушка судорожно вздохнула и на мгновение устало прикрыла глаза. – Всё вокруг… Такое ощущение, что я всё время нахожусь внутри какого‑то душного, пыльного кокона, который гасит все звуки, сковывает движения и не дает дышать, пропуская лишь самую малость света и воздуха. Я хочу, чтобы это так или иначе закончилось. И я уже говорила, что готова отдать свою жизнь в ваши руки. Если вы не сможете помочь мне, то вряд ли это сделает кто‑то другой.

Снейп едва заметно склонил голову:

– Спасибо за доверие, мисс Уизли. Я не сомневался в вашей храбрости. Остается надеяться, что ваша уверенность в моих знаниях тоже не беспочвенна. Но в данном случае очень многое будет зависеть от вас самой.

Джинни недоуменно посмотрела на своего собеседника.

– Я должна буду помочь вам с варкой зелья?

– Нет, вы не должны, хотя и можете, – усмехнулся профессор. – Зелье варится не слишком долго, однако требует непрестанного внимания, так что напарник мне не помешает. Но я имел в виду не это. Я не буду посвящать вас в подробности процедуры – это сложный комплекс из зелья и чар разного уровня, – но в результате вы должны оказаться в преддверии мира мертвых, откуда Тому будет только одна дорога – вперед, а у вас останется шанс вернуться обратно. Если вы захотите.

Профессор замолчал и испытующе посмотрел на Джинни. Ей явно было неуютно под его тяжелым взглядом, и она нервно дернула плечом и поспешно сказала:

– Конечно, я захочу! Иначе я бы просто помогла ему убить меня и не мучалась столько времени. В этом ведь мало приятного – понимать, что внутри меня эта… гадость.

Неприязненно скривившись, она сжала в кулаке мантию на своей груди, словно хотела вырвать то лишнее и грязное, что нашло в ней приют. Но Снейп продолжал пристально смотреть в глаза девушке, а потом медленно сказал:

– Джинни, поймите, вы должны действительно захотеть вернуться в этот мир. В мир, где вам нужно будет рано или поздно разобраться со своими чувствами к мистеру Поттеру… Помолчите и послушайте меня внимательно! – прервал он её попытку вставить в разговор свое замечание – по–видимому, о том, что её чувства к Поттеру уже в прошлом. – В мир, где нужно будет так или иначе наладить отношения с семьей, которые теперь, быть может, не по вашей вине, но испорчены. У вас впереди целая жизнь, в которой наверняка будет много проблем и нет никаких гарантий, что вы всё же встретите своё счастье. И если у вас уже сейчас есть сомнения в том, что вы хотите её продолжения, – тогда лучше не затевать всю эту трудоемкую процедуру, потому что она всё равно вам не поможет. У вас должно быть искреннее, настоящее желание жить. И хорошо, если за этим желанием будет стоять какая‑то цель.

Профессор продолжал, не отрываясь, смотреть в глаза Джинни. Ему хотелось, чтобы она поняла всю серьезность принимаемого ей решения. И отчасти хотелось разделить с ней ответственность за происходящее, как делил всю прошедшую зиму свое одиночество.

В конце концов она отвела взгляд и тихо сказала:

– Я поняла. Не знаю, что я буду чувствовать, когда окажусь там, но сейчас я хочу… Правда, хочу начать все сначала. Мне кажется, это должно быть похоже на второе рождение…

Профессор легко прикоснулся к кончикам пальцев её лежащей на подлокотнике кресла руки. «Если она и в самом деле так считает, может быть, у неё действительно хватит сил выбраться из лап смерти?», – подумал он.

– А вы? – вдруг спросила Джинни, поймав его руку. – Что вы чувствовали, когда вернулись? Тогда, после Битвы?

Снейп удивленно посмотрел на неё.

– Это не то же самое, Джинни, – осторожно сказал он. – Для того чтобы вернуть меня к жизни, не понадобилось никаких сложных магических процедур, только усилия колдомедиков. И моё желание тут было ни при чем…

– Вы так полагаете? – серьезно спросила она. Ей явно очень нравилось думать, что профессор смог выжить потому что сам хотел этого; нравилось верить, что он уже делал что‑то подобное тому, что предстояло ей.

Сам Снейп редко вспоминал об этом, и уж подавно ни с кем не обсуждал пережитое им тогда. Но сейчас момент был как нельзя более подходящим. Будничный тон, которым они говорили о жизни и смерти, о возвращении из небытия – прошедшем и предполагаемом – казался сейчас очень уместным и превращал этот странный разговор в почти деловой. Только едва заметное дрожание пальцев Джинни, все ещё сжимавших его руку, выдавало её волнение.

– Не знаю, как насчет второго рождения, – задумчиво сказал Снейп. – но… Когда я пришел в себя после Битвы… когда выяснилось, что война окончена и на мне больше не лежит ответственность за чьи‑то жизни, кроме своей собственной… Тогда мне действительно казалось, что я не просто так вернулся с того света; что во всём этом есть какой‑то смысл. Мне была дана счастливая возможность попробовать просто жить, без какой‑то глобальной цели, вроде победы или расплаты за свои ошибки. По–моему, это достойный повод для возвращения – попробовать начать сначала, оставив в прошлом все сожаления и неудачи. Вряд ли у вас их успело накопиться столько же, сколько у меня на тот момент, но всё же… Может быть, в свете предстоящих событий вы по–другому посмотрите и на то, что произошло между вами и… Гарри, – предположил профессор.

Джинни слегка усмехнулась, заметив, сколько усилий потребовалось Снейпу, чтобы произнести это имя.

– Знаете, я всё же уступила настоятельным просьбам моей родни и встретилась с Гарри, – сказала она, кинув на профессора быстрый взгляд.

– И что? – похоже, он слегка перестарался, пытаясь изобразить безразличие, потому что перед тем, как ответить, Джинни заинтересованно взглянула на него, и ему показалось, что её ответ прозвучал немного кокетливо.

– Мы помирились.

«Так вот откуда такое желание выжить… – подумал профессор, подавив очередной приступ острой неприязни к Поттеру. – Что ж, очень кстати». Если Поттер станет ещё одной ниточкой, которая привяжет Джинни к этой жизни, – лишним это не будет, что бы сам профессор ни думал по этому поводу.

– Мы помирились, но только как старые приятели, – продолжила Джинни. – Я могу понять его как человека, может быть, даже простить, но он стал мне чужим… Когда я его увидела, то даже удивилась, насколько. Знаете, профессор, это так больно… – как‑то совершенно по–детски пожаловалась Джинни. – Гарри столько лет был частью моей жизни… Мне бы действительно хотелось простить его по–настоящему и вернуть всё назад, но я просто не могу. Глупое гриффиндорское упрямство… – едва заметно улыбнулась она.

Не зная, что сказать ей в ответ на такую откровенность, профессор с сожалением отпустил её руку, поднялся и принёс из бара бутылку белого вина и два бокала. Пока он вытаскивал пробку и наполнял бокалы, Джинни молча следила за его движениями, не пытаясь продолжить этот ставший слишком откровенным разговор. Видимо, ей тоже была нужна эта пауза.

– За ваше упрямство, – наконец сказал Снейп, протягивая ей наполненный золотистым вином бокал. – Пусть оно окажется сильнее смерти.

– Шанс есть, – копируя профессорский жест, Джинни подняла бровь. – Я ведь гриффиндорка в третьем поколении, а это что‑нибудь да значит.

Они ещё довольно долго сидели в гостиной профессора, по молчаливому соглашению больше не затрагивая в разговоре никаких серьезных тем. Когда вино закончилось и камин почти догорел, оказалось, что уже половина первого.

– Мадам Помфри наверняка спит, придётся будить её, чтобы она запечатала мою дверь… – слегка заплетающимся языком сказала Джинни.

– Давайте я сам наложу охранные чары, а утром зайду пораньше, открою дверь и верну вам палочку, – предложил Снейп, подумав, что мисс Уизли немного перебрала и ей не помешает провожатый.

– Спасибо, профессор, – с чувством произнесла Джинни. – У мадам Помфри сейчас и так много работы: перед экзаменами пятый и седьмой курс всегда впадают в нервную лихорадку, вдобавок на прошлом квиддичном матче двое охотников столкнулись и получили довольно сильные травмы… А тут ещё я со всеми этими «мерами предосторожности».

Она с благодарностью приняла протянутую им руку и поднимаясь из кресла.

Прогулки по ночному замку были обычным делом для Снейпа, привыкшего время от времени патрулировать коридоры. Но Джинни не часто доводилось бродить по погруженному в сон Хогвартсу. Она всё время оглядывалась по сторонам и наконец с тихим смешком сказала:

– Так странно идти здесь ночью и не бояться Филча или миссис Норрис. Или вас…

– Привилегия профессоров и прочих сотрудников, – в тон ей ответил Снейп. – Можете наслаждаться ситуацией. В лунные ночи здесь действительно красиво, – продолжил он более мягко. – Но лучше всего летом, когда студентов нет и кажется, что весь этот огромный замок в твоём распоряжении. Когда я только начинал работать в школе, мне очень нравилось бродить по пустынным коридорам.

– И ловить прячущиеся по углам парочки? – лукаво спросила Джинни.

– И ловить парочки, – усмехнувшись, подтвердил профессор.

Тогда, в молодости, это действительно доставляло ему своего рода мстительное удовольствие – снимать баллы с застуканных после отбоя студентов, отыгрываясь за собственные школьные обиды, за несбывшуюся любовь, за то, что ему самому так и не довелось попробовать, каково это – целоваться, прячась в скрытых гобеленами нишах. Потом подобные проверки вошли в привычку и стали просто частью его любви к порядку во всем: банки с препаратами в лаборатории должны стоять на своих полках, ведомости с оценками должны лежать в привычных ящиках, а в коридорах после отбоя должно быть пусто… Конечно, всегда приятно снять баллы со студентов факультета соперников, но истинное удовольствие в последние годы он мог бы получить, только если бы жертвой его ночных рейдов стал Поттер, а этому паршивцу так или иначе всегда удавалось выкручиваться.

Эти размышления прервал тихий возглас Джинни, которая тронула его за рукав и показала глазами на мирно сопящую на портрете ведьму.

– О, смотрите, профессор, Болтливая дама. Во времена вашей учебы студенты тоже пользовались её услугами?

Снейп окинул взглядом портрет пожилой волшебницы, облаченной в темный чепец и такое же темное, покрытое множеством оборок, платье, и нахмурился.

– Если мне не изменяет память, леди Кэтрин Моррингтон? Автор справочника «Волшебное акушерство». Интересно, какого рода услуги она оказывает студентам?

Джинни хихикнула и, чтобы заглушить смешок, уткнулась носом в плечо своего спутника.

– Вот уж не знала, чем она на самом деле знаменита. Нет, студенты прибегают к её помощи в других случаях. Смотрите: здесь, сразу за портретом, поворот и дверь на винтовую лестницу, ведущую в холл…

Профессор кивнул:

– Я знаю, но этой лестницей редко пользуются: она чересчур крутая.

– О, мы пользовались ей очень часто! – игриво сказала Джинни. – Только не для спуска, конечно. На её площадке очень удобно целоваться. А если попросить, то Болтливая дама будет предупреждать обо всех приближающихся к двери, особенно о преподавателях, заводя с ними громкий разговор.

Джинни ещё раз хихикнула, и профессор понял, что она уже практически висит у него на руке. Когда они поравнялись с поворотом, Джинни потянула его за собой в коридорчик и вдруг обхватила руками, прижавшись к его груди.

В темноте коридорчика лица девушки практически не было видно, но Снейп почему‑то подумал, что она покраснела. И ещё – что она гораздо более пьяна, чем ему показалось сначала. Двух бокалов крепкого эльфийского вина, которое на самого профессора практически не подействовало, оказалось достаточно для того, чтобы Джинни впала в расслабленно–романтическое настроение.