Текст книги "Двор шипов и роз (ЛП)"

Автор книги: Сара Дж. Маас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Мы ещё встретимся.

Он поцеловал меня и отстранился слишком быстро. Я судорожно сглотнула, борясь со жжением в глазах. «Я люблю тебя, Фейра».

Я отвернулась прежде, чем зрение затуманилось, но он незамедлительно оказался рядом, помогая мне забраться в богатый экипаж. Он смотрел, как я устраиваюсь на месте через открытую дверь, его лицо было маской спокойствия.

– Готова?

Нет, нет, я не готова, не после прошлой ночи, не после всех этих месяцев. Но я кивнула. Если вернётся Рисанд, если эта Амаранта действительно такая угроза, что я буду всего лишь ещё одним существом, которое Тамлину придётся защищать… Я должна уехать.

Он захлопнул дверь, закрывая меня внутри, и этот щелчок эхом отозвался в душе. Он наклонился в открытое окно, чтобы погладить меня по щеке – и я могу поклясться, что слышала как моё сердце раскалывается. Лакей щёлкнул кнутом.

Пальцы Тамлина коснулись моих губ. Экипаж, запряжённый шестью белыми лошадьми, двинулся с места. Я прикусила губу, чтобы они не дрожали.

Тамлин улыбнулся мне в последний раз.

– Я люблю тебя, – сказал он и отошел в сторону.

Я должна была сказать это – должна была сказать те слова, но они застряли в горле, из-за того… из-за того, с чем ему предстоит столкнуться, потому что, несмотря на его обещание, он может не вернутся за мной, потому что… потому что, помимо этого, он бессмертный, а я состарюсь и умру. Может быть, он как раз это сейчас и имел в виду, и, возможно, прошлая ночь изменила для него столько же, сколько и для меня, но… Я не стану обузой для него. Я не буду ещё одним свалившимся ему на плечи бременем.

Поэтому я ничего не сказала, когда экипаж тронулся. И я не оглядывалась, когда мы проехали ворота поместья и направились дальше в лес.

***

Едва только экипаж пересек границу леса, по обонянию ударила яркая вспышка аромата магии и я провалилась в глубокий сон. Резко проснувшись, я была в ярости и не понимала, зачем вообще это было нужно, но воздух уже был наполнен резвым цоканьем копыт по каменной брусчатке. Протирая глаза, я выглянула в окно и увидела конусообразные изгороди и ирисы, выстроившиеся вдоль покатой дороги. Прежде я никогда здесь не бывала.

Я разглядывала столько деталей, сколько могла, пока экипаж не остановился перед замком из белого мрамора с изумрудными крышами – почти такой же большой, как поместье Тамлина.

Приближающиеся слуги были мне неизвестны и, подавая руку лакею, поддержавшему меня, пока я выбиралась из экипажа, на лице я сохраняла бесстрастность.

Человек. Он полностью человек – с закруглёнными ушами, румяным лицом и этой одеждой.

Остальные слуги тоже были людьми – они все суетливы, совсем не обладают тем совершенным спокойствием, с которым держатся Высшие Фэ. Неотшлифованные, неуклюжие существа земли и крови.

Слуги глядели на меня, но не приближались – оставались на расстоянии. То есть, я выгляжу настолько величественно? Моё внимание привлекла суматоха движения и цвета, вырвавшаяся из парадных дверей.

Я узнала сестёр прежде, чем они увидели меня. Они подошли, приглаживая свои восхитительные платья, их брови приподнялись при виде позолоченного экипажа.

То чувство, будто у меня в груди что-то раскололось, усилилось. Тамлин говорил, что он позаботился о моей семье, но это…

Нэста заговорила первой, присев в низком реверансе. Элейн последовала её примеру.

– Добро пожаловать в наш дом, – Нэста говорила с лёгким холодком, не отрывая взгляда от земли. – Леди…

Я не выдержала и громко рассмеялась.

– Нэста, – произнесла я и она окаменела. Я засмеялась снова. – Нэста, неужели ты не узнаёшь собственную сестру?

Элейн ахнула.

– Фейра? – она потянулась ко мне, но остановилась. – А как же тогда тётя Рипли? Она… мертва?

Такой была история, я помнила – я будто бы уехала досматривать давно забытую, богатую тетушку. Я медленно кивнула. Нэста оценивала мою одежду и экипаж, вплетенные в её золотисто-каштановые волосы жемчужинки сверкали в лучах солнца.

– Она оставила тебе своё состояние, – без эмоций заявила Нэста. Это был не вопрос.

– Фейра, ты должна всё нам рассказать! – всё ещё ахая, сказала Элейн. – Ох, какой ужас – тебе пришлось справляться с её утратой в одиночестве, бедняжка. Отец будет огорчён, узнав, что не успел с ней проститься.

Такие… такие простые вещи: умирающие родственники, оставленные состояния и последняя дань уважения усопшим. И всё же – всё же… я всё ещё легко справлялась с тяжестью, которую ещё не осознала. Это было единственное, что их сейчас волновало.

– Почему ты притихла? – спросила Нэста, держась на расстоянии.

Я и забыла, какие хитрые у неё глаза, какие холодные. Она создана иначе, из чего-то гораздо более жесткого и сильного, чем кости и кровь. Она отличается от окружающих нас людей так же, как теперь отличаюсь я.

– Я… рада видеть, насколько улучшились ваши дела, – ответила я. – Что произошло?

Кучер – зачарованный под человека, со скрытой маской – начал разгружать мои чемоданы для прислуги. Я не знала, что Тамлин отправил меня вместе с какими-то вещами.

Элейн расплылась в лучезарной улыбке.

– Разве ты не получала наших писем?

Она не помнила – или, возможно, никогда и не знала, что, в любом случае, я не смогу их прочесть. Когда я отрицательно покачала головой, она пожаловалась на бесполезность почты, а затем сказала:

– Ох, ты не поверишь! Примерно спустя неделю, как ты уехала досматривать тётю Рипли, на нашем пороге возник незнакомец и попросил Отца инвестировать деньги! Отец сомневался, предложение было слишком заманчивым, но незнакомец настаивал и Отец согласился. Он дал нам сундук золота только за соглашение! В течение месяца, он удвоил инвестиции незнакомца, и тогда деньги посыпались проливным дождём. И знаешь что? Все те затерянные корабли нашлись в Бхарате вместе с прибылью Отца!

Тамлин – всё это для них сделал Тамлин. Я игнорировала растущее чувство зияющей дыры в груди.

– Фейра, ты выглядишь так же ошарашенно, как и мы тогда, – Элейн подцепила меня под локоть. – Пойдём. Мы покажем тебе дом! У нас нет комнаты, декорированной для тебя, потому что мы думали, что ты будешь с несчастной старенькой тётушкой Рипли ещё несколько месяцев, но у нас есть столько спален, что ты можешь спать каждую ночь в другой комнате, если пожелаешь!

Я оглянулась через плечо на Нэсту, она внимательно наблюдала за мной, не выказывая эмоций на лице. Стало быть, в конце концов, она не вышла замуж за Томаса Мандри.

– Отец, наверно, упадёт в обморок, увидев тебя, – лепетала Элейн, потрепав меня по руке, когда она вела меня к парадному входу. – О, возможно он даже устроит бал в твою честь!

Нэста тихо следовала за нами, держась на пару шагов позади. Я не хотела знать, о чём она думает. Я не была уверена, должна ли я чувствовать злость или облегчение из-за того, что они так хорошо зажили без меня – и, думаю, Нэста размышляла о том же.

Послышался цокот копыт, и экипаж тронулся вниз по дороге – прочь от меня, обратно в мой настоящий дом, обратно к Тамлину. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься вдогонку.

Он сказал, что любит меня, и, когда мы занимались любовью, я чувствовала – это правда, и он отослал меня для моей же безопасности; он освободил меня от Договора, лишь бы я была в безопасности. Потому что, какой бы шторм ни надвигался на Прифиан, он достаточно жестокий, раз даже Высший Лорд не может ему противостоять.

Я должна остаться; это мудро – оставаться здесь. Но я не могла отделаться от ощущения, сгущавшегося, словно мрачные тени в душе, что, уехав, я совершила огромную ошибку, и не важно, что велел Тамлин. «Оставайся с Высшим Лордом» – сказал Суриэль. Его единственный приказ.

Я выбросила эти мысли из головы, когда отец расплакался, увидев меня, и действительно распорядился устроить бал в мою честь. И хотя я знала, что данное однажды матери обещание выполнено – хотя я знала, что полностью от него свободна и что теперь о моей семье всегда позаботятся… та жуткая тень росла и плотно окутывала моё сердце.

Глава 29

Выдумывать истории о времени, проведённом с тётей Рипли, было легче лёгкого: ежедневно я читала ей, она, лёжа в кровати, учила меня манерам, и я ухаживала за ней, пока, две недели назад, она не умерла во сне, оставив мне своё состояние.

И каким огромным было это состояние: в сундуках, отправленных со мной, оказалась не только одежда – несколько из них были до верха набиты золотом и драгоценностями. Не отшлифованными драгоценными камнями, а огромными, необработанными драгоценностями, которыми можно оплатить тысячи усадьб.

Как раз сейчас отец проводил инвентаризацию этих камней; он заперся в кабинете, окна которого выходили в сад, где мы с Элейн сидели в траве. Я подглядывала в окно за отцом, склонившимся над столом, перед ним были небольшие весы, в которых он взвешивал необработанный рубин размером с утиное яйцо. У него снова ясный взгляд, и он двигается с чувством цели, с энергией, какой я в нём не видела со времён разорения. Даже его хромота уменьшилась – чудесным образом ему стало лучше после какого-то тоника и бальзама, которые ему бесплатно дал незнакомый целитель, проезжавший мимо. Только за эту доброту я буду благодарна Тамлину вечность.

Он больше не опускал плечи, исчез унылый и туманный взгляд. Отец легко улыбался, охотно смеялся и души не чаял в Элейн, а она, в свою очередь, обожала его. И только Нэста вела себя тихо и осторожно, наблюдая и односложно отвечая на вопросы Элейн.

– Эти луковицы, – рукой в перчатке Элейн указала на группу пурпурно-белых цветов. – Приехали с тюльпанных полей на континенте. Отец пообещал, что следующей весной возьмёт меня с собой посмотреть на них. Он уверяет, что там полно этих цветов – миля за милей только они и ничего больше.

Она похлопала богатую, тёмную почву. Маленький сад под окном принадлежит ей: каждый цветок и кустарник она выбирала лично и садила своими руками; никому другому она бы просто не позволила заботиться о них. Даже прополкой и поливом она занимается лично.

Хотя она призналась, что прислуга все же помогает переносить ей тяжёлые лейки. Она бы удивилась – возможно до слёз – увидев сады, к которым я привыкла, и вечноцветущие цветы в Весеннем Дворе.

– Ты должна поехать со мной, – продолжала Элейн. – Нэста не поедет, она говорит, что не хочет рисковать переправляясь через море, но ты и я… Ох, мы повеселимся, не так ли?

Я искоса взглянула на неё. Моя сестра сияла и была довольна – красивее, чем я когда-либо видела её, даже в простом муслиновом платье для садоводства. В тени её большой гибкой шляпы виднелся румянец на щеках.

– Думаю… думаю, мне бы очень хотелось увидеть континент, – сказала я.

И я поняла, что это правда. В мире так много мест, которые я не видела, а раньше и подумать не могла о поездках. Я даже не мечтала о путешествиях.

– Я удивлена, что ты так хочешь поехать следующей весной, – заговорила я. – Разве это не разгар сезона? – светский сезон, завершившийся пару недель назад, несомненно, наполненный вечеринками, балами, обедами и сплетнями, сплетнями, сплетнями. Вчера за ужином Элейн всё мне рассказала об этом, вряд ли заметив, с каким трудом я справилась с едой. Большая часть была такой же – мясо, хлеб, овощи, и всё же… в сравнении с едой в Прифиане эта казалась пеплом на языке. – И я удивлена, что у порога в дом нет очереди из ухажеров, просящих твоей руки.

Элейн вспыхнула, но погрузила маленькую лопатку в землю, чтобы выкопать сорняки.

– Да, ну – будут и другие сезоны. Нэста не расскажет тебе, но этот сезон был несколько… странным.

– В каком смысле?

Она пожала тонкими плечами.

– Люди вели себя так, словно мы просто болели в течение восьми лет или уезжали в какую-то далёкую страну – а не так, что мы были несколькими деревенскими жителями в том маленьком доме. Можно подумать, мы попросту нафантазировали то, что было с нами за эти годы. Никто и слова об этом не сказал.

– Неужели ты думала, что они будут обсуждать это? – если мы богаты так же, как предполагает этот дом, то, разумеется, многие семьи предпочтут закрыть глаза на пятно бедности в нашей жизни.

– Нет, но из-за этого… из-за этого я начала мечтать о тех годах снова, несмотря на голод и холод. Иногда этот дом кажется таким огромным, и отец всегда занят, а Нэста… – она оглянулась через плечо, на мою старшую сестру, застывшую под корявым тутовым деревом и вглядывающуюся в широкие равнины наших земель. Она едва ли говорила со мной вчера вечером, а за завтраком так вовсе и словом не обмолвилась. Я удивилась, когда она присоединилась к нам на улице, хоть она и простояла у того дерева всё время. – Нэста не закрыла сезон. Она не сказала мне почему. Она начала отклонять каждое приглашение. Она почти не разговаривает ни с кем, и, когда ко мне приходят друзья, я ужасно себя чувствую, потому что из-за неё им не комфортно, когда она смотрит на них этим своим взглядом… – Элейн вздохнула. – Может, у тебя получится с ней поговорить.

Я размышляла, как бы сказать Элейн, что мы с Нэстой годами вежливо не разговаривали, но затем Элейн добавила:

– Знаешь, она ездила навестить тебя.

Я моргнула, кровь в венах похолодела.

– Что?

– Ну, её не было лишь около недели, и она сказала, что её экипаж сломался на полпути и было проще вернуться обратно. Но ты бы и не узнала, ты ведь не получила ни одного нашего письма.

Я посмотрела на Нэсту, она всё так же стояла под искривленными ветвями, юбки её платья шелестели на лёгком летнем ветерке. Она отправилась увидеть меня, чтобы вернуться назад под магией чар, наложенных Тамлином?

Повернувшись обратно, я заметила, что Элейн пристально меня рассматривает.

– Что?

Элейн покачала головой и вернулась к прополке.

– Просто ты выглядишь так… по-другому. И говоришь тоже совсем иначе.

И вправду, вчера, проходя мимо зеркала в холле, я не поверила своим глазам. Моё лицо осталось прежним, но… вокруг меня было свечение, словно мерцающий, едва заметный свет. Я не сомневалась, что это из-за проведённого в Прифиане время, что это всё магия, каким-то образом отразившаяся на мне. Я ужасалась того дня, когда она исчезнет навеки.

– В доме тётушки Рипли что-то произошло? – спросила Элейн. – Ты… кого-то встретила?

Я пожала плечами и выдернула сорняк неподалёку.

– Только хорошая еда и отдых.

***

Шли дни. Тень внутри меня не исчезала и даже мысль о рисовании была отвратительна. Вместо этого большую часть своего времени я проводила с Элейн в её маленьком саду. Я была довольна, слушая её разговоры о каждом бутоне и цветении, о её планах создать ещё один сад за оранжереей, возможно, даже огород, если она сможет достаточно узнать о ведении огорода за ближайшие несколько месяцев.

Здесь она ожила и её радость была заразительной. Не было ни одного слуги или садовника, кто бы не улыбался ей, и даже шеф-повар находил различные предлоги, чтобы в течение дня приносить ей тарелки с печеньем и пирожными. На самом деле, я поражалась этому – годы бедности не отняли света Элейн. Возможно, немного его запрятали, но она щедрая, любящая и добрая – удивительная девушка, которой я горжусь и называю сестрой.

Отец закончил с подсчетами моего золота и драгоценностей; я оказалось необыкновенно богатой. Небольшой процент от этой суммы я вложила в его бизнес, а когда посмотрела на оставшуюся чудовищно огромную сумму, я попросила насыпать мне несколько мешочков денег и отправилась в путь.

Усадьба находилась всего в трёх милях от нашего старого захудалого дома, дорога была хорошо знакома. Я не обратила внимания на испачкавшийся в грязи с влажной дороги подол. Я наслаждалась шумом ветра в деревьях и тихим дыханием высокой травы. Если воспоминания унесут меня достаточно далеко, то я смогу представить себе прогулки с Тамлином в его лесах.

У меня не было никаких оснований полагать, что вскоре я его снова увижу, но каждую ночь, отправляясь в кровать, я молилась о том, чтобы проснуться и оказаться в его поместье, или о том, чтобы получить послание от него, где он позовёт меня обратно. Ещё хуже, чем разочарование из-за того, что ничего из желаемого не происходило, был крадущийся, ноющий страх, что Тамлин в опасности – что Амаранта, кем бы она ни была, каким-то образом причиняет ему боль.

«Я люблю тебя». Я почти слышала эти слова – почти слышала, как он их произносит, практически могла видеть сверкающий солнечный свет в его волосах и завораживающую зелень его глаз. Я почти ощущала его тело, прижатое к моему, его пальцы, скользящие по моей коже.

Я дошла до поворота дороги, который могла бы найти даже в кромешной темноте, и там было оно.

Столь маленький – дом был таким крошечным. Старый цветочный сад Элейн превратился в дикое переплетение сорняков и цветов, а на каменном пороге всё ещё были выгравированы защитные знаки. Входная дверь – повреждённая и сломанная, когда я видела её в последний раз – была заменена, но по одному из круглых оконных стекол пошли трещины. Здесь было темно, а земля нетронута.

По высокой траве я провела невидимый путь, по которому следовала каждое утро – от входных дверей, через дорогу, а затем через холмистое поле, весь путь до линии деревьев. До леса – моего леса.

Когда-то он казался столь пугающим – таким смертельным, голодным и жестоким. А сейчас он выглядел лишь… простым. Обыкновенным.

Я снова посмотрела на унылый, тёмный дом – место, бывшее тюрьмой. Элейн говорила, что скучает по нему, и я задумалась – что она видит, когда смотрит на этот дом. Может быть, она видела не тюрьму, а убежище – убежище от мира, в котором так мало хорошего, но она всё равно пыталась его найти, даже если для меня это казалось глупым и бесполезным.

Она смотрела на этот дом с надеждой; я смотрела на него исключительно с ненавистью. И я знала, кто из нас сильнее.

Глава 30

У меня осталось одно незавершенное дело, прежде чем вернуться в усадьбу отца. Деревенские жители, которые раньше глумились надо мной или игнорировали, теперь пялились на меня едва рты не разинув, некоторые из них снова и снова вырастали на моём пути с вопросами о тётушке и моём состоянии. Твёрдо, но вежливо, я отказывалась вступать с ними в диалог и давать им новую пищу для сплетен. Но путь к бедной части деревни у меня всё равно занял довольно много времени и, когда я постучала в первую полуразрушенную дверь, к тому времени я была полностью опустошена.

Я вручила беднякам нашей деревни маленькие мешочки золота и серебра и они не задавали вопросов, получая их. Одни пытались отказаться, другие меня не узнавали, но, в любом случае, я оставляла деньги. Это меньшее, что я могла сделать.

На обратной дороге к отцовской усадьбе, я прошла мимо Томаса Мандри и его приспешников, скрывающихся за деревенским фонтаном, они говорили о каком-то доме, на прошлой неделе сгоревшем дотла вместе с живущей в нём семьёй внутри, и о том, что грабить там нечего. Он окинул меня слишком долгим взглядом, пройдясь по фигуре и с усмешкой, которой он сотни раз одаривал деревенских девушек. Почему Нэста передумала? Я всего лишь пристально на него посмотрела и пошла дальше.

Я почти вышла из городка, когда над каменными стенами вспорхнул женский смех, а, повернув за угол, я лицом к лицу столкнулась с Айзеком Хейлом – и красивой, полненькой молодой женщиной, которая могла быть только его новой женой. Они шли под руку, оба улыбаясь – и оба словно светились изнутри.

Его улыбка дрогнула, едва он заметил меня.

Человек – он выглядел так по-человечески, долговязый и с простой красотой, но та улыбка, что была на его лице мгновение назад, превращала его в нечто большее.

Взгляд его жены метался между нами, возможно, немного нервно. Будто что бы она к нему не испытывала – любовь, сияние которой я уже заметила – было ей столь в новинку и неожиданно, что она всё ещё беспокоилась, что чувства исчезнут. Айзек осторожно склонил голову в знак приветствия. Он был мальчиком, когда я уходила, а сейчас этот человек передо мной… из-за чего бы ни расцвела его жена, что бы между ними ни было, это сделало из него мужчину.

Ничего – ничего не шевельнулось ни в груди, ни в душе, я испытывала к нему только расплывчатое чувство благодарности.

Ещё несколько шагов навстречу друг другу. Я широко улыбнулась ему, им обоим, и склонила голову, всем сердцем желая им добра.

***

Бал, организованный отцом в мою честь, должен был состояться через два дня, а дом уже был полон бурной деятельности. Огромные деньги выбрасывались на вещи, о которых мы никогда не мечтали снова, даже на мгновение. Я бы умоляла его не устраивать приём, но Элейн взяла на себя ответственность за всё планирование и найти для меня платье в последний момент и… это будет только на один вечер. Вечер, на протяжении которого придётся вытерпеть людей, избегавших нас и оставивших голодать годами.

Солнце клонилось к закату, когда я прервалась с работой на сегодняшний день: вскопала новый участок земли для следующего сада Элейн. Садовники немного испугались, что ещё одна из нас взялась за их работу – и будто скоро мы перестанем нуждаться в их услугах и избавимся от них. Я успокоила их, что у меня нет склонности к садовничеству, и я просто хочу чем-то занять свой день.

Но я так и не знала, чем занять неделю, месяц, или что я буду делать после. Если за стеной действительно вспышка болезни, если эта женщина Амаранта отправит своих существ воспользоваться этим… Было трудно не обращать внимания на тень в моём сердце, на тень, преследующую каждый мой шаг. Я не чувствовала тяги к рисованию с тех пор как приехала – и та часть внутри меня, откуда шли краски, формы и цвета, она замерла, затихла и потускнела. Скоро – говорила я себе. Скоро я куплю немного красок и начну снова.

Я воткнула лопату в землю и оперлась на неё ногой, чтобы отдохнуть минутку. Наверно, садовники были в ужасе от туники и брюк, которые я раздобыла. Один из них даже бросился принести мне одну из тех больших и гибких шляп, что носит Элейн. Я надела её только ради них; моя кожа давно загорела и покрылась веснушками за месяцы прогулок по землям Весеннего Двора.

Держась за черенок лопаты, я посмотрела на свои руки. Мозолистые, испещрённые царапинами и с дужками грязи под ногтями. Безусловно, все будут в ужасе, увидев меня ещё и заляпанной красками.

– Даже отмыв их, ты ничего не скроешь, – раздался за спиной голос Нэсты, она подошла ближе от того дерева, под которым любила сидеть. – Чтобы вписаться, тебе придётся надеть перчатки и никогда больше их не снимать.

Она была в простом нежно-лавандовом муслиновом платье, её наполовину подобранные вверх волосы сзади ниспадали золотисто-каштановыми волнами. Прекрасная и властная, она по-прежнему выглядела подобно одной из Высших Фэ.

– Может быть, я не хочу вписываться в твои социальные круги, – бросила я, повернувшись обратно к лопате.

– Тогда с чего ты всё ещё здесь? – резкий, холодный вопрос.

Я глубже вогнала лопату в землю, руки и спина напряглись, когда я вскопала груду тёмной почвы с травой.

– Здесь мой дом, разве не так?

– Нет, не так, – отрезала она. Я снова погрузила лопату в землю. – Думаю, твой дом находится где-то очень далеко отсюда.

Я замерла.

Оставив лопату в земле, я медленно повернулась лицом к сестре.

– Дом тётушки Рипли…

– Нет никакой тётушки Рипли, – Нэста вытянула что-то из кармана и бросила на вскопанную землю.

Это оказалась большая деревянная щепка, будто оторванная от чего-то. На гладкой поверхности было нарисовано довольно спутанное переплетение виноградных лоз и… наперстянок. Наперстянки неправильного оттенка синего.

У меня перехватило дыхание. Всё это время, все эти месяцы…

– Мелкие фокусы твоего зверя не подействовали на меня, – в её голосе звучала спокойная сталь. – По-видимому, железная воля – единственное, что необходимо для противостояния чарам. И я была вынуждена смотреть как истерические рыдания отца и Элейн мгновенно сходят на нет. Мне пришлось слушать их разговоры о том, как тебе повезло, что тебя забрали в дом какой-то выдуманной тётки, как невероятным образом зимний ветер разнёс нашу дверь в щепки. Я думала, я схожу с ума – но каждый раз так считая, я смотрела на разрисованную часть стола, затем на отметины когтей ниже, и я понимала, что это не только в моей голове.

Я никогда не слышала, что чары могут не сработать. Но разум Нэсты полностью и абсолютно принадлежал ей; она выстроила такие крепкие стены – из стали, железа и ясеня – что даже магия Высшего Лорда не смогла пробить их.

– Элейн сказала… но она сказала – ты ездила меня навестить. Что ты пыталась.

Нэста фыркнула, её мрачное лицо было полно накипевшего гнева, с которым она никогда не сможет справиться.

– Он выкрал тебя ночью, неся какую-то чушь о Договоре. А затем всё пошло так, будто этого никогда не было. Это было неправильно. Ничего из случившегося не было правильным.

Мои руки бессильно опустились.

– Ты пошла за мной, – выдохнула я. – Ты пошла за мной – в Прифиан.

– Я добралась до стены. Я не смогла найти способ пересечь её.

Я поднесла дрожащую руку к горлу.

– Ты два дня добиралась туда и два дня обратно – через зимний лес?

Она пожала плечами, глядя на щепку, которую она содрала со стола.

– Спустя неделю, как тебя забрали, я наняла наёмницу из города, чтобы она провела меня. За деньги с той шкуры. Казалось, только она мне поверит.

– Ты сделала это… ради меня?

Глаза Нэсты – мои глаза, глаза нашей матери – встретились с моими.

– Это было неправильно, – повторила она.

Тамлин ошибался, когда мы говорили о том, мог бы мой отец прийти за мной – в нём нет отваги, гнева. Если бы пришлось, он бы нанял кого-то другого сделать это за него. Но Нэста отправилась вместе с той наёмницей. У моей полной ненависти, равнодушной сестры хватило храбрости пойти в Прифиан ради моего спасения.

– Что случилось с Томасом Мандри? – выдавила я, слова душили.

– Я поняла, что он бы не пошёл со мной спасать тебя в Прифиан.

И для неё – с её бушующим, безжалостным сердцем, это был конец.

Я посмотрела на свою сестру, по-настоящему посмотрела на неё, на эту девушку, которая не выносила подхалимов, теперь её окружающих, которая и дня не провела в лесах, но решилась вступить на волчью территорию… Которая обратила потерю нашей матери, затем и наше банкротство, в ледяную ярость и горечь, потому что гнев был способом выжить, а жестокость – освобождением. Но ей было не всё равно – под этой бронёй, ей было не всё равно, и, вероятно, она любила гораздо отчаяннее и яростнее, чем я могла понять, гораздо глубже и преданнее.

– В любом случае, Томас никогда тебя не заслуживал, – негромко сказала я.

Моя сестра не улыбнулась, но в её серо-голубых глазах сверкал свет.

– Расскажи мне обо всём, что произошло, – не просьба, приказ.

И я рассказала.

Когда я закончила свой рассказ, некоторое время Нэста просто смотрела на меня, прежде чем она попросила меня научить её рисовать.

***

Обучение Нэсты рисованию оказалось примерно таким же приятным, как я и предполагала, но, в любом случае, для нас это был повод избегать более оживлённых и суматошных частей дома, который с приближением моего бала всё больше и больше превращался в хаос. Материалы нашлись достаточно легко, но объяснить как я рисовала, убедив Нэсту выражать её мысли и чувства… По крайней мере, она повторяла мои мазки кистью точной и уверенной рукой.

Мы вышли из тихой комнаты, оккупированной нами для рисования, обе забрызганные краской и перепачканные углём, а в усадьбе заканчивались последние приготовления. Вдоль дороги к дому выстроились цветные стеклянные фонарики, а внутри цветочные венки и гирлянды украшали все перила, любые поверхности и каждую арку. Восхитительно красиво. Элейн лично выбирала каждый цветок и инструктировала прислугу, где их следует разместить.

Мы с Нэстой проскользнули верх по лестнице, но когда мы поднялись на лестничную площадку, внизу показались отец и Элейн, идущие под руку.

Нэста напряглась. Отец шептал Элейн дифирамбы, а она лучезарно улыбалась, склонив голову на его плечо. И я была счастлива за них – за комфорт и лёгкость их образа жизни, за радость на их лицах. Да, и у отца, и у сестры были свои маленькие горести, но они оба выглядят такими… беззаботными.

Нэста пошла дальше по коридору и я последовала за ней.

– Бывают дни, – заговорила Нэста, остановившись около двери в свою комнату, расположенную напротив моей. – Когда я хочу спросить его, помнит ли он годы, когда он практически бросил нас умирать с голода.

– Ты тоже тратила каждый медяк, который я зарабатывала, – напомнила я.

– Я знала, что ты всегда сможешь достать ещё. А если бы ты не смогла, то я хотела увидеть, предпримет ли он хоть какую-то попытку заработать самому, вместо того, чтобы вырезать на тех огрызках дерева. Сможет ли он на самом деле выйти за порог и сражаться за нас. Я не могла позаботиться о нас, так, как заботилась ты. Я ненавидела тебя за это. Но ещё больше я ненавидела его. И до сих пор ненавижу.

– Он знает?

– Он всегда знал, что я его ненавижу, даже ещё до того, как мы обеднели. Он позволил умереть нашей матери – в его распоряжении был целый флот, который он мог отправить по всем свету на поиски лекарства, или он мог бы нанять человека и отправить его умолять о помощи в Прифиан. Но он позволил ей увядать.

– Он любил её – он скорбел за ней, – я не знала, что было правдой – возможно, и то, и другое.

– Он позволил ей умереть. Ты бы бросилась на край земли ради спасения своего Высшего Лорда.

В груди снова разлилось опустошение, но я спокойно сказала:

– Да, я бы так и сделала, – и я скользнула в свою комнату, чтобы подготовиться к балу.

Глава 31

Бал был вихрем из вальса и прихорашивания, из обвешанных драгоценностями аристократов, из вина и тостов в мою честь. Я держалась рядом с Нэстой, потому как она отлично отпугивала чрезмерно любопытных поклонников, желавших больше узнать о моём состоянии. Но я пыталась улыбаться, разве что только ради Элейн, порхающей по залу, лично приветствующей каждого гостя и танцующей со всеми их важничающими сыновьями.

Но я всё думала о том, что сказала Нэста – о спасении Тамлина.

Я знала, что-то не так. Я знала, что он в беде – не только из-за болезни в Прифиане, но и потому что силы, собирающиеся его уничтожить, были смертельно опасны, и всё же… и всё же я прекратила искать ответы, прекратила бороться, счастливая – так эгоистично счастливая – оградившаяся от той звериной, дикой части меня, вынужденной беспокоиться только о выживании час за часом. Я позволила ему отправить себя домой. Я не приложила никаких усилий, чтобы собрать воедино кусочки информации, собранной о болезни или Амаранте; я не пыталась его спасти. Я даже не сказала, что люблю его. А Люсьен… Люсьен тоже это знал – и показал это своими резкими словами в мой последний день в Прифиане, показал своё разочарование во мне.