Текст книги "Двор шипов и роз (ЛП)"

Автор книги: Сара Дж. Маас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

– Она забрала мои крылья, – снова сказал он, его дрожь понемногу утихала.

Я убрала в сторону длинные влажные волосы с повёрнутого вполоборота лица фэйри, открывая заострённый нос и полный острых зубов рот. Его тёмные глаза встретились с моими, умоляя и прося.

– Всё будет хорошо, – сказала я, надеясь, что он не может чувствовать ложь так же как Суриэль.

Я погладила его по волосам – они были словно жидкая ночь. Ещё одна текстура, которую я никогда не смогу передать красками, но буду пытаться, возможно, целую вечность.

– Всё будет хорошо.

Фэйри закрыл глаза, а я крепче сжала его руку.

Что-то мокрое коснулось моих ног, и мне не нужно было смотреть вниз, чтобы увидеть его кровь.

– Мои крылья, – прошептал фэйри.

– Ты получишь их обратно.

Фэйри с трудом открыл глаза.

– Ты клянёшься?

– Да, – тихо выдохнула я.

Фэйри сумел слабо улыбнуться и снова закрыл глаза. У меня дрожали губы. Я хотела бы сказать что-то ещё, что-то большее, чем мои пустые обещания. Моя первая фальшивая клятва. Но тут заговорил Тамлин и я увидела, как он берёт фэйри за другую руку.

– Да хранит тебя Котёл, – сказал он, произнося слова молитвы, которая, наверно, древнее мира смертных. – Мать проведёт тебя. Пройди сквозь врата и ощути изобилие бессмертных земель. Не опасайся зла. Не чувствуй боли, – голос Тамлина дрогнул, но он договорил. – Иди, и войди в вечность.

Фэйри в последний раз с трудом вздохнул, и его рука обмякла. Однако я не отпустила её, я продолжала гладить фэйри по волосам, даже когда Тамлин отпустил его и отошёл от стола в сторону на несколько шагов.

Я чувствовала взгляд Тамлина на себе, но не отпускала руку фэйри. Я не знаю, сколько душе требуется времени, чтобы отделиться от тела. Я стояла в луже крови до тех пор, пока она не стала холодной, я не отпускала тонкой руки, не прекращала гладить его по волосам. Я задавалась вопросом, знал ли он, что я солгала, поклявшись, что он вернёт свои крылья. Я гадала, получил ли он их обратно, где бы он сейчас ни был.

Где-то в доме пробили часы, и Тамлин опустил руку мне на плечо. Я не понимала, насколько замёрзла, пока не почувствовала тепло его руки сквозь ночную рубашку.

– Его больше нет. Отпусти его.

Я вглядывалась в лицо фэйри – такое неземное, такое нечеловеческое. Кто мог быть настолько жестоким, чтобы сотворить с ним такое?

– Фейра, – позвал Тамлин, сжимая моё плечо.

Я заправила волосы фэйри за его длинное заострённое ухо, жалея, что не знаю его имени, и отпустила его.

Тамлин провёл меня вверх по лестнице, и никто из нас не беспокоился ни о кровавых следах, которые я оставляла за собой, ни о ледяной крови, пропитавший мою ночную рубашку. Я остановилась на верхней ступеньке и, вывернувшись из его рук, уставилась на стол в холле.

– Мы не можем оставить его там, – сказала я, попытавшись шагнуть вниз. Тамлин поймал меня за локоть.

– Знаю, – сказал он, его голос звучал опустошённым и уставшим. – Я собирался сначала проводить тебя наверх.

Прежде, чем похоронить его.

– Я хочу пойти с тобой.

– Ночью для тебя слишком опасно…

– Я могу взять свой…

– Нет, – сказал он, его зелёные глаза вспыхнули.

Я выпрямилась, но он вздохнул и его плечи чуть опустились.

– Это должен сделать я. Один.

Он склонил голову. Ни клыков, ни когтей. С этим врагом, с этой участью ничего нельзя поделать. Ему не с кем сражаться. И потому я кивнула, потому что я тоже хотела бы сделать это в одиночестве. Я развернулась в сторону своей комнаты. Тамлин остался на верхней ступеньке лестницы.

– Фейра, – сказал он – достаточно мягко и тихо, чтобы я снова обернулась. – Почему? – он слегка склонил голову набок. – Ты ненавидела наш вид. И после Андрэса… – даже в полумраке коридора я видела, как его обычно светлые глаза потемнели. – Так почему?

Я шагнула ближе к нему, мои запачканные кровью ноги прилипали к ковру. Я взглянула вниз, где я всё ещё могла видеть распростёртого на столе фэйри, обрубки его крыльев.

– Я бы не хотела умирать в одиночестве, – сказала я, и мой голос дрогнул, когда я посмотрела на Тамлина, заставив себя встретиться с ним взглядом. – Я бы хотела, чтобы кто-то держал меня за руку до самого конца и немного после. Это то, чего заслуживает каждый – человек или фэйри, – я тяжело сглотнула, горло болезненно сдавило. – Я сожалею о том, что сделала с Андрэсом, – слова душили и звучали не громче шёпота. – Мне жаль… что в моём сердце было столько ненависти. Я бы хотела повернуть всё вспять и… Я сожалею. Мне действительно очень жаль.

Я не могла вспомнить последний раз, когда я говорила кому-то нечто подобное – если я вообще хоть когда-либо такое говорила. Но он лишь кивнул и отвернулся, а я думала, должна ли я сказать больше, должна ли упасть на колени и умолять его о прощении. Если он испытывает такое горе, такую вину по отношению к чужаку, то к Андрэсу… К тому времени, когда я открыла рот, он уже спустился вниз по ступенькам.

Я наблюдала за ним – следила за каждым его движением, за виднеющимися сквозь промокшую в крови тунику мускулами, следила за невидимой тяжестью, опустившейся на его плечи. Не глядя на меня, он подхватил искалеченное тело и понёс его к дверям в сад, которых мне не было видно. Подойдя к окну у верхней части лестницы, я смотрела, как Тамлин несёт фэйри через залитый лунным светом сад в сторону простирающихся дальше холмов и полей. Он ни разу не оглянулся назад.

Глава 18

На следующий день, к тому времени как я позавтракала, умылась и оделась, кровь фэйри уже прибрали. Утром я не торопилась, и потому, когда стояла наверху лестницы и вглядывалась в холл внизу, был уже почти полдень. Вглядывалась, просто чтобы убедиться, что всё исчезло.

Я настроилась найти Тамлина и объяснить – искренне объяснить – как я сожалею об Андрэсе. Если я должна остаться здесь, с ним, то я хотя бы попытаюсь исправить то, что разрушила. Я оглянулась на большое окно позади меня, вид столь обширный, что я могла разглядеть путь к зеркальному пруду за пределами сада.

В спокойной водной глади безукоризненно отражались красочное небо и большие пышные облака. Просить их после вчерашней ночи казалось кощунством, но возможно… возможно, если краски и кисти уже здесь, я могла бы сходить к пруду и запечатлеть его.

Я бы осталась любоваться переплетениями цветов, света и текстур, если бы из другого крыла поместья не показались Тамлин и Люсьен, обсуждающие приграничные патрули. Когда я спустилась по лестнице, они замолчали, а Люсьен сразу зашагал к парадным дверям, всего лишь махнув рукой в качестве «доброго утра». Жест не был злым, но он явно не собирался участвовать в намечающемся у нас с Тамлином разговоре.

В надежде обнаружить обещанные краски, я оглянулась вокруг, но Тэм указал на распахнутые парадные двери, за которыми скрылся Люсьен. За ними я разглядела оседланных и ждущих нас наших лошадей. Люсьен уже взобрался в седло третьей лошади. Я обернулась к Тамлину.

Оставаться с ним. Он убережёт меня от опасностей и всё наладится. Ладно. Я могу это сделать.

– Куда мы едем? – мои слова были едва ли не бормотанием.

– Всё, что тебе необходимо для рисования, прибудет только завтра, а в галерее убирают и моя… встреча перенеслась.

Он теряется в словах?

– Я подумал, мы могли бы прогуляться – без убийств. И без беспокойств о нагах.

Хоть он и говорил с полуулыбкой, но в его глазах промелькнула печаль. В самом деле, за последние два дня смертей было предостаточно. Хватит убийств фэйри. Убийств кого угодно. Ни на боку Тамлина, ни на перевязи оружия не было, но рукоять ножа поблёскивала из его сапога.

Где он похоронил того фэйри? Высший лорд, копающий могилу для незнакомца. Если бы мне такое рассказали, я бы, скорее всего, не поверила. Не поверила бы, если бы он не предложил мне убежище вместо смерти.

– Куда? – спросила я.

Он лишь улыбнулся.

***

Когда мы приехали, я не могла подобрать ни слова – и я знала, будь у меня возможность нарисовать это, никакими стараниями этого не передать. Это не просто самое прекрасное место, которое я когда-либо видела, и оно не просто наполняло меня тоской и радостью одновременно, но оно казалось таким… правильным. Словно цвета, свет и узоры всего мира сплелись воедино, чтобы создать одно идеальное место – один шедевр истинной красоты. После вчерашней ночи, это именно то место, куда мне было необходимо.

Мы сидели на вершине травянистого холма, откуда открывался удивительный вид на столь высокие и широкие дубы, что они могли бы быть столпами и шпилями древнего замка. Мимо проплывали мерцающие пушинки одуванчиков, а в низине поляну устилали покачивающиеся крокусы, подснежники и колокольчики. Ко времени, когда мы добрались, был час или два после полудня – свет был ярким, плотным и золотистым.

Хоть тут были только мы трое, я могла поклясться, что слышала пение. Обняв колени, я любовалась долиной.

– У нас есть одеяло, – сказал Тамлин, и я оглянулась через плечо, чтобы увидеть, как он кивает в сторону фиолетового одеяла, расстеленного в нескольких футах. Люсьен плюхнулся на него и вытянул ноги. Тамлин остался на ногах, ожидая моего ответа.

Я отрицательно покачала головой и посмотрела вперёд, запустив руку в мягкую, словно пёрышки, траву и запоминая её цвет и текстуру. Я никогда не прикасалась к такой траве, как эта, и, безусловно, я не собираюсь лишать себя этих ощущений, сидя на одеяле.

За моей спиной вспыхнули быстрые перешёптывания, но до того, как я обернулась разузнать, что происходит, рядом со мной опустился Тамлин. Его челюсти были достаточно сжаты, чтобы я предпочла смотреть вперёд.

– Что это за место? – спросила я, продолжая перебирать пальцами траву.

В боковом зрении Тамлин выглядел какой-нибудь сверкающей золотой фигурой.

– Просто долина.

За нашими спинами фыркнул Люсьен.

– Тебе здесь нравится? – быстро спросил Тамлин.

Зелень его глаз удивительно походила на траву в моих пальцах, а янтарные блики были словно лучи солнечного света, проникающие сквозь деревья. Даже его маска, странная и чужеродная, казалось, идеально вписывается в долину – так, словно это место было создано специально для него. Я легко могла представить его здесь в звериной форме – свернувшимся в полудреме на траве.

– Что? – опомнилась я. Я забыла, о чём он спрашивал.

– Тебе здесь нравится? – повторил он, его губы тронула улыбка.

Неровно вздохнув, я снова окинула взглядом долину.

– Да.

Он усмехнулся.

– И это всё? Одно только «да»?

– Хотите, чтобы я рассыпалась перед вами в благодарностях, что привезли меня сюда, Высший Лорд?

– А. Суриэль ведь не сказал тебе ничего стоящего, не так ли?

Эта его улыбка разожгла во мне нечто смелое.

– Он также сказал, что тебе нравится, когда тебя вычёсывают, и, если я умная девочка, я могла бы обучать тебя с лакомствами.

Тамлин запрокинул голову к небу и разразился смехом. Вопреки себе, я невольно мягко усмехнулась.

– Я мог бы умереть от неожиданности, – сказал Люсьен за спиной. – Фейра пошутила.

Я обернулась к нему с холодной улыбкой.

– Тебе бы не хотелось узнать, что Суриэль говорил о тебе, – я вздёрнула брови, а Люсьен поднял руки, признавая поражение.

– А я бы хорошо заплатил, чтобы послушать, что Суриэль думает о Люсьене, – сказал Тамлин.

Выскочила пробка, за ней последовали звуки, с которыми Люсьен выпил содержимое бутылки, а после, посмеиваясь, он пробормотал:

– Нравится, когда вычёсывают.

В глазах Тамлина по-прежнему сверкал смех, когда он взял меня за локоть и потянул встать на ноги.

– Пойдём, – сказал он, кивнув головой на пробегающий у основания холма маленький ручей, внизу склона. – Я хочу тебе кое-то показать.

Я поднялась на ноги, но Люсьен остался сидеть на одеяле, отсалютовав мне бутылкой вина. Глотнув из неё, он растянулся на спине и уставился на зелёный полог.

Каждое движение Тамлина было точным и решительным, его сильные мускулистые ноги словно поглощали землю, когда мы петляли между высокими деревьями, перепрыгивали крошечные ручейки и карабкались по крутым буграм. Мы остановились на вершине холма, и у меня руки ослабли. Там, на поляне, окружённый величественно возвышающимися деревьями, раскинулся искрящийся серебристый пруд. Даже на расстоянии я могу сказать, что там не вода, а что-то гораздо более редкое и бесконечно ценное.

Тамлин взял меня за запястье и потянул вниз по склону, его мозолистые пальцы нежно касались моей кожи. Он отпустил меня, одним движением перепрыгнул через корень дерева и спустился к кромке воды. Я могла только стиснуть зубы, оступившись, перебираясь через корни.

Он присел у пруда и зачерпнул воды рукой. Наклонив ладонь, он позволил воде выскользнуть.

– Взгляни.

Серебристая сверкающая вода, тоненькой струйкой сбегающая с его руки создавала танцующую рябь по всему пруду, каждая капелька сияла своим цветом и…

– Словно звёздный свет, – выдохнула я.

Он фыркнул от смеха и снова зачерпнул и выпустил воду обратно. Я изумлённо уставилась на сверкающие воды.

– Это и есть звёздный свет.

– Невозможно, – сказала я, борясь с желанием шагнуть к воде.

– Это Прифиан. Согласно вашим легендам, ничего невозможного нет.

– Как? – спросила я, не в силах отвести взгляд от пруда – не только серебристый, но и голубой, и красный, и розовый, и проглядывающий жёлтый, лёгкость которого…

– Я не знаю. Я никогда не спрашивал, и никто никогда не объяснял.

Когда я продолжила неотрывно глядеть на пруд, он засмеялся, отвлекая моё внимание – и я отвлеклась, только чтобы обнаружить, что он расстёгивает тунику.

– Прыгай в воду, – сказал он, в его глазах плясало приглашение.

Плавать – раздетыми, наедине. С Высшим Лордом. Я отрицательно покачала головой, отступив назад. Его пальцы замерли над второй застёжкой от воротника.

– Ты не хочешь узнать, каково это?

Не знаю, что он имел в виду: купание в звёздном свете или купание с ним.

– Я – нет.

– Ладно, – он оставил тунику расстёгнутой. Под ней была только обнажённая, мускулистая, золотистая кожа.

– Почему это место? – спросила я, отведя глаза от его груди.

– Здесь было моё любимое логово, когда я был мальчишкой.

– И когда это было? – я не смогла удержаться от вопроса.

Он бросил взгляд в мою сторону.

– Очень давно, – он сказал это так тихо, что это заставило меня перемяться с ноги на ногу. В самом деле, очень давно, если во времена Войны он был мальчиком.

Ну, раз уж я стала на эту дорожку, то рискнула спросить:

– С Люсьеном всё в порядке? В смысле, после вчерашнего, – кажется, он снова вернулся к своим ехидству и фривольности, но его вывернуло наизнанку при виде умирающего фэйри. – Он… не очень хорошо отреагировал.

Тамлин пожал плечами, но его слова были мягкими, когда он заговорил:

– Люсьен… Люсьен пережил события, из-за которых такие ситуации, как вчерашней ночью… становятся трудными. Не только шрам и глаз, хотя я уверен, вчера на него нашли и эти воспоминания тоже.

Тамлин потёр шею и встретился со мной взглядом. Столько древней тяжести в его глазах, в сжатых челюстях.

– Люсьен – младший сын Высшего Лорда Осеннего Двора.

Я выпрямилась.

– Младший из семи братьев. Осенний Двор… жестокий. Прекрасный. Но его братья видели друг в друге только конкурентов, так как титул должен унаследовать не старший, а сильнейший из них. Так же и во всём Прифиане, в каждом Дворе. Люсьен никогда не беспокоился об этом, никогда не думал занимать место Высшего Лорда, а потому всю свою юность он делал то, что, вероятно, сыну Высшего Лорда делать не следует: путешествовал по Дворам, заводил друзей среди сыновей других Высших Лордов, – при этих словах в глазах Тамлина мелькнул слабый блеск. – И проводил время с девушками, которые были далеки от знати Осеннего Двора.

Тамлин запнулся на мгновение и я уже почти ощутила печаль до того, как он заговорил снова:

– Люсьен влюбился в фэйри, которую его отец посчитал абсолютно неподходящей для кого-то с его родословной. Люсьен сказал, что для него не имеет значения, что она не из Высших Фэ, что он уверен, будто духовная связь установится в ближайшее время и что скоро он женится на ней и оставит Двор отца своим коварным братьям, – тяжёлый вздох. – Его отец убил её. Казнил на глазах у Люсьена, пока два его старших брата удерживали его, заставляя смотреть.

У меня желудок перевернулся и я прижала руку к груди. Я представить себе не могла, не могла постичь этой потери.

– Люсьен ушёл. Он проклял своего отца, отказался от своего титула и Осеннего Двора, и ушёл. А без защищающего его титула, его братья решили избавиться от ещё одного претендента на корону Высшего Лорда. Трое из них пошли следом, чтобы убить. Вернулся один.

– Люсьен… убил их?

– Он убил одного, – сказал Тамлин. – Другого убил я, так как они пересекли границу моих территорий, а я, как уже тогда Высший Лорд, мог делать что угодно с нарушителями, угрожающими миру на моих землях, – холодное, жестокое заявление. – Я объявил Люсьена своим – назначил его эмиссаром, поскольку у него уже было много друзей в разных Дворах и он всегда был хорош в общении, тогда как для меня… это было трудно. С тех пор он здесь.

– Как эмиссару, – начала я. – Ему приходилось иметь дело с отцом? Или с братьями?

– Да. Его отец никогда не извинялся, а его братья слишком боятся меня и не рискнут причинять ему вред, – ни капли высокомерия в словах, только леденящая правда. – Но он никогда не забывает, ни что они сделали с ней, ни того, что его братья пытались сделать с ним. Даже если он и делает вид, что забыл.

Это не совсем оправдывает всё то, что Люсьен говорил мне и как со мной поступал, но… теперь я понимаю. Я могу понять эти стены и барьеры, которыми он, без сомнений, оградил себя. У меня внутри всё сжалось, слишком тесно, чтобы вместить всю боль. Глядя на сверкающий звёздным светом пруд, я тяжело выдохнула. Мне необходимо сменить тему.

– Что произойдёт, если я выпью этой воды?

Тамлин немного выпрямился, а затем расслабился, словно рад отпустить старую печаль.

– Легенды гласят, ты будешь счастлив до последнего вздоха. Похоже, нам обоим не помешает по стакану, – добавил он.

– Не думаю, что мне хватит даже целого пруда, – сказала я, и он рассмеялся.

– Две шутки за один день – чудо, посланное Котлом, – сказал он.

Я криво улыбнулась. Он шагнул ближе, как если бы он силой оставлял позади тёмные, печальные события, произошедшие с Люсьеном. В его глазах кружил в танцах звёздный свет, когда он спросил:

– Чего будет достаточно, чтобы ты была счастлива?

Я покраснела от шеи до макушки.

– Я… я не знаю.

Это была правда – я никогда не думала о таких вещах, кроме мыслей о том, как удачно выдать сестёр замуж, после жить с отцом в достатке еды и учиться рисовать.

– Хм, – сказал он, не отступая. – Как насчёт звона колокольчиков? Или ленточки из солнечного света? Или венок из лунного сияния? – он озорно улыбнулся.

Действительно, Высший Лорд Прифиана. Больше похож на Высшего Лорда Глупостей. И он знал – знал, что я скажу «нет», что мне просто немного неловко наедине с ним.

Нет. Я не позволю ему радоваться из-за того, что он меня смущает. Хватит с меня этого, хватит… той девушки, закованной льдом и горечью. Поэтому я мило улыбнулась ему в ответ, делая всё возможное, чтобы скрыть, как у меня желудок сжимается.

– Купание звучит восхитительно.

Я не дала себе времени сомневаться. И я не приняла толики гордости в том, что мои пальцы не дрожали, пока я снимала сапоги, после расстёгивала тунику и брюки и бросила их на траву. Моё бельё было достаточно скромным, чтобы не открывать многое, но я всё ещё смотрела прямо на него, стоя на травянистом берегу. Воздух был мягким и тёплым, и нежный ветерок мягко коснулся моего голого живота.

Медленно, очень медленно его взгляд блуждал сверху донизу и обратно. Как если бы он изучал меня с головы до пят, каждый мой изгиб. И хотя на мне было бельё цвета слоновой кости, этот взгляд заставлял ощутить себя обнажённой.

Его глаза встретились с моими и он лениво улыбнулся, прежде чем избавился от своей одежды. Застёжка за застёжкой. Я могла бы поклясться, что блеск в его глазах стал голодным и диким – и этого хватило, чтобы я смотрела куда угодно, только не на его лицо.

До того, как зайти в пруд, я позволила себе увлечься и быстрым взглядом окинуть его широкую грудь, перевитые мускулами руки и длинные сильные ноги. Строение его тела не было похоже на Айзека, чьё тело застыло в том долговязом периоде перехода от мальчика к мужчине. Нет – великолепное тело Тамлина отточено веками борьбы и жестокости.

Жидкость в пруду оказалась удивительно тёплой, я шла вперёд, пока не зашла достаточно глубоко, чтобы немного проплыть и зависнуть на месте. Не вода, а что-то более однородное, плотное. Но и не масло, а что-то более чистое и тонкое. Словно ты завернулся в тёплый шёлк. Я настолько увлеклась перебиранием пальцами этой серебристой жидкости, что не замечала его, пока он не оказался рядом со мной.

– Кто научил тебя плавать? – спросил он и окунулся с головой. Вынырнув, он улыбался, а по контурам его маски сбегали сверкающие потоки звёздного сияния.

Я не ныряла, не была полностью уверена, шутил ли он о том, что я стану весёлой, если выпью воды.

– Когда мне было двенадцать, я наблюдала, как в водоёме плавали деревенские дети, и научилась сама.

Это были одни из моих самых страшных впечатлений в жизни. В процессе я проглотила половину водоёма, но я уловила основы, мне удалось победить слепую панику и ужас и довериться себе. Умение плавать казалось жизненно важным навыком, который однажды может оказаться разницей между жизнью и смертью. При этом я никогда не ожидала, что умение плавать приведёт меня к этому.

Он снова опустился под воду, а когда вынырнул, провёл рукой по золотистым волосам.

– Как твой отец потерял состояние?

– Как ты узнал об этом?

Тамлин фыркнул.

– Не думаю, что родившиеся крестьянами обладают такой дикцией.

Какая-то часть меня хотела высказать комментарий о снобизме, но… ну, он прав, и я не могу обвинять его в излишней наблюдательности.

– Моего отца называли Принцем Купцов, – коротко сказала я, плавая в этой шелковистой, странной воде. Мне даже не требовалось прилагать никаких усилий – вода была настолько тёплой и лёгкой, что я чувствовала, словно зависла в воздухе, вся боль в моём теле растворялась в никуда. – Но этот титул, который он унаследовал от своего отца, а тот от своего, был ложью. У нас всего лишь было доброе имя, маскирующее три поколения безнадёжных долгов. Мой отец годами пытался найти способ избавиться от этих многолетних долгов, и когда он нашёл возможность выплатить их, он сделал это, невзирая на риски, – я сглотнула. – Восемь лет назад он собрал всё наше богатство на трёх кораблях и отправил в Бхарат за бесценными специями и тканью.

Тамлин нахмурился.

– Действительно рискованно. Те воды – смертельная ловушка, только если не идёшь по длинному пути.

– Ну, он выбрал не длинный путь. Это заняло бы слишком много времени, а кредиторы уже дышали ему в спину. Вот он и рискнул отправить корабли непосредственно в Бхарат. И они никогда не достигли берегов Бхарата, – я отбросила волосы назад, в воду, отпуская воспоминания о том, каким было лицо отца в день, когда пришло сообщение о затонувших кораблях. – Когда корабли затонули, кредиторы окружили его словно волки. Они рвали его на части, пока от него не осталось ничего, кроме испорченного имени и нескольких золотых монет для покупки того дома. Мне было одиннадцать. Мой отец… он просто прекратил пытаться после этого.

Я не смогла заставить себя упомянуть о последнем, мерзком моменте, когда другие кредиторы со своими дружками пришли сломать ногу моему отцу.

– И тогда ты начала охотиться?

– Нет. Несмотря на то, что мы перебрались в тот дом, оставшихся денег нам хватило ещё на три года, – сказала я. – Я начала охотиться, когда мне было четырнадцать.

Его глаза блеснули – ни следа война, вынужденного принять ношу Высшего Лорда.

– И вот ты здесь. Чему ещё ты научилась сама?

Может быть, это был зачарованный пруд или, возможно, это была искренняя заинтересованность в вопросе, но я улыбнулась и рассказала ему о годах в лесу.

***

Уставшая, но удивительно довольная несколькими часами купания, еды и отдыха в долине, на Люсьена я взглянула, когда мы ехали обратно в поместье во второй половине дня. Мы проезжали широко раскинувшийся луг молодой весенней травы, когда он поймал мой взгляд в десятый раз, и я приготовилась, когда он отстал от Тамлина.

Его металлический взгляд сузился на мне, в то время как другой оставался настороженным, не выражающим восторга.

– Да?

Этого было достаточно, чтобы убедить меня ничего не говорить о его прошлом. Я бы тоже ненавидела жалость. И он не знает меня – не достаточно хорошо, чтобы гарантировать что-либо, кроме негодования, если я принесу ему соболезнования, даже если его горе гложет меня изнутри.

Я дождалась, пока Тамлин не отъехал достаточно далеко, чтобы даже его слух Высшего Фэ не уловил моих слов.

– Я никогда не скажу тебе «спасибо» за твой совет с Суриэлем.

Люсьен напрягся.

– Правда?

Я посмотрела вперёд, на то, как легко едет Тамлин, а лошадь совершенно не обременяет могучий всадник.

– Если ты всё ещё хочешь моей смерти, – сказала я. – Ты должен постараться немного сильнее.

Люсьен выдохнул:

– Это не то, на что я рассчитывал.

Я уставилась на него долгим взглядом.

– Я бы и слезинки не проронил, – поправился он, и я знала, что это правда. – Но то, что случилось с тобой…

– Я пошутила, – сказала я, слегка улыбнувшись ему.

– Ты, вероятно, не сможешь простить меня так просто за то, что отправил тебя в опасность.

– Нет. И часть меня только и хочет того, что задать тебе трёпку за то, что не всё сказал о Суриэле. Но я понимаю: я человек, убивший твоего друга, и который теперь живёт в твоём доме, а ты должен мириться с этим. Я понимаю, – сказала я снова.

Он молчал довольно долго, я уже подумала, что он не будет отвечать. Едва я собралась ехать дальше, он заговорил:

– Тэм сказал, твой первый крик был ради спасения жизни Суриэля. Не твоей собственной.

– Это казалось правильным решением.

Взгляд, которым он окинул меня, был более задумчивым, чем он когда-либо прежде смотрел на меня.

– Я знаю слишком много Высших Фэ и низших фэйри, которые бы так не посчитали – или вообще не стали бы задумываться.

Он потянулся за чем-то с другой стороны и бросил это мне. Я с трудом удержалась в седле, а после разглядела предмет – инкрустированный драгоценностями охотничий нож.

– Я слышал твой крик, – сказал он, пока я изучала в руках оружие.

У меня никогда не было такого мастерски сделанного ножа, так идеально сбалансированного.

– И я сомневался. Не долго, но я сомневался, прежде чем броситься бежать. Хоть Тэм и оказался там вовремя, я нарушил своё слово в те секунды, что колебался, – он кивнул подбородком на нож. – Он твой. Не всади его мне в спину, пожалуйста.

Глава 19

На следующее утро прибыли мои краски и материалы оттуда, где их раздобыл Тамлин или прислуга, но прежде чем Тамлин позволил мне увидеть их, он увёл меня по множеству коридоров, пока мы не оказались в крыле, куда я ни разу не доходила, даже в своих ночных разведках. Он не сказал, куда мы идём, но я и так это знала. Мраморные полы блестели так ярко, словно их только что вымыли, а из открытых окон ветер приносил ароматы роз. Всё это – он сделал это для меня. Будто бы мне было дело до паутины и пыли.

Он остановился перед двустворчатыми деревянными дверями и легко улыбнулся мне, и этого было достаточно, чтобы я выпалила:

– Зачем делать что-то – что-то в этом роде?

Улыбка дрогнула.

– Прошло много времени с тех пор, как здесь был кто-то способный оценить все эти вещи. Мне нравится видеть, что они снова нужны.

Особенно, когда во всех остальных частях моей жизни столько смерти и крови.

Он распахнул двери галереи, и у меня перехватило дыхание.

Бледные деревянные полы мерцали в чистом ярком свете, льющемся из окон. В помещении было пусто, за исключением нескольких больших кресел и лавочек для просмотра… просмотра…

Я едва осознавала, что иду по длинной галерее и рассеянно прижимаю одну руку к шее, глядя на картины.

Так много, такие разные, но настолько гармонично организованы вместе… Столь разные взгляды, фрагменты и уголки мира. Пасторали, портреты, натюрморты… в каждой история и переживание, в каждой голос кричит, шепчет или воспевает о том моменте, том чувстве, каждая из них кричала сквозь время о том, что они были здесь, существовали. Некоторые из них были нарисованы так, как и я вижу, художники видели цвета и формы такими, как их видела и понимала я. О некоторых представленных цветах я не думала; это была словно дорога, позволяющая мне увидеть мир другими глазами – глазами того, кто рисовал их. Портал в разум существа, так непохожего на меня, и всё же… и всё же я смотрела на эти работы и понимала, чувствовала, мне было интересно.

– Я никогда не думал, – сказал Тамлин позади меня. – Что люди способны…

Он замолчал, когда я обернулась, моя рука от шеи спустилась к груди, где неистово билось моё сердце в радости, печали и подавляющем смирении – смирении перед этим великолепным искусством.

Он стоял у дверей, по-звериному склонив голову набок, слова всё ещё не сорвались с его языка.

Я вытерла мокрые щёки.

– Это…

Превосходно, чудесно, за пределами моих самых безумных грез. Я держала руку на сердце.

– Спасибо, – сказала я.

Это было всё, как я только могла показать ему, что эти картины – разрешение увидеть эту галерею – значат для меня.

– Приходи сюда, когда пожелаешь.

Я улыбнулась ему, едва способная вместить свет и яркость в моём сердце. Его ответная улыбка была осторожной, но сияющей, а затем он оставил меня одну любоваться галереей.

Я оставалась там часами – оставалась, пока не опьянела от искусства, пока не закружилась голова от голода и пока я не отправилась на поиски пищи.

После обеда, Элис показала мне пустую комнату на первом этаже, где был стол, заваленный холстами различных размеров, кистями, чьи деревянные ручки сверкали в идеальном солнечном свете, и красками – так много, очень много красок, помимо тех основных четырёх, на которые я надеялась, что у меня снова перехватило дыхание.

А когда Элис ушла и комната погрузилась в тишину и ожидание, когда комната осталась полностью в моём распоряжении…

Тогда я начала рисовать.

***

Шли недели, дни таяли один за другим. Я рисовала и рисовала, большинство работ были ужасными и никуда не годными.

Я никому не позволяла увидеть их, не обращая внимания на подстрекания Тамлина и усмешки Люсьена, видевшего перепачканную красками одежду. Мои работы не соответствовали пылающим в воображении образам и я не чувствовала удовлетворения. Зачастую я рисовала от рассвета до заката – иногда в той комнате, иногда в саду. Изредка я делала перерывы на исследования Весенних земель с Тамлином, исполняющим роль моего гида, и возвращалась обратно со свежими идеями, заставляющими меня выпрыгивать из постели на следующее утро и делать эскизы или небрежные зарисовки увиденных сцен или красок.