Текст книги "Паутина"

Автор книги: Сара Даймонд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

32

Узнать нужный телефонный номер оказалось просто. Секретарша сняла трубку на первом же звонке:

– «Эшвелл Юнит».

– Могу я поговорить с доктором Дональдом Харгривзом?

Я ждала очередных вопросов, но не услышала ни одного, – похоже, психиатры из госслужб защищены от народа хуже, чем чиновники. В трубке затренькало, и через некоторое время раздался мужской голос:

– Дон Харгривз.

– Добрый день. Не будете ли вы так любезны помочь? Меня зовут Анна Джеффриз… – Я произнесла уже заученную вступительную речь. Не услышав ответа, от замешательства продолжила: – Разумеется, я понимаю, что такого рода информация является конфиденциальной. Но если бы вы нашли возможнымхоть что-нибудь…

– Не волнуйтесь. Ситуация мисс Фишер – новое имя, биография – предполагает, что конфиденциальность этих сведений утратила силу. – Снова молчание, которое моего собеседника, похоже, нисколько не смущало. – Буду рад поговорить с вами об этом случае. Я смогу уделить вам примерно час. Когда вам удобно приехать в колонию?

Вообще-то я рассчитывала на телефонный разговор и уже было собралась сказать ему об этом, но что-то в последнюю секунду остановило меня. Инстинкт подсказал, что этот человек знает о Ребекке больше, чем все остальные свидетели, вместе взятые, а учитывая его склонность к затяжным паузам, общаться с ним по телефону будет трудно. Разговор лицом к лицу – совсем другое дело, он может привести к самым неожиданным открытиям.

– Чем скорее, тем лучше, – ответила я. – Вам удобно на следующей неделе?

– Разве что во вторник… Подойдет? Скажем, в два часа?

– Отлично. Заранее спасибо, – быстро согласилась я. – Не подскажете адрес?

Он продиктовал адрес, а я аккуратно записала его в блокнот.

– Ближайшая станция метро – «Бэлхем», если вы не на машине, – уточнил он. – Что ж, тогда до встречи.

Время тянулось медленно. Заканчивая уборку, я сгорала от нетерпения, а ведь до встречи ждать еще несколько дней. Образ Ребекки очень долго был туманным и расплывчатым, я уже начала думать, что таким он и останется, и вдруг туман стал рассеиваться и картинка меняться, причем с головокружительной скоростью. Подробности жизни Ребекки в «Саутфилд Юнит» оживили ее, сделав образ трехмерным, я впервые смогла ясно увидеть свою героиню в различных ситуациях. Напряженное молчание во время свиданий с приемным отцом, походы в кино с женой и старшей дочерью Тома, необъяснимая вспышка ярости, закончившаяся потасовкой в комнате отдыха. Представляя Ребекку в этих ситуациях, я с удивлением чувствовала, что она становится для меня такой же реальной, как любая из моих знакомых, какой и сама она была четыре месяца назад, когда показывала нам этот дом.

Мне не давала покоя мысль о том, что узнал о ней Дональд Харгривз, – или думал, что узнал. Как бы там ни было, но ведь он даже уволился из протеста, когда к его мнению не прислушались, – а за время нашей краткой беседы он не показался мне сверхмнительным истериком. Должно быть, психолог увидел совершенно другую личность, в отличие от девочки, которую описывали Мартин и Том, но что бы он ни увидел, психолога это встревожило настолько, что он счел Ребекку потенциально опасной.

Может, она рассказала что-то о своих отношениях с приемными родителями? Если образ Ребекки прояснялся, то эта сторона ее жизни выглядела все более запутанной. По рассказам Тома и Мартина у меня сложилось представление о Деннисе Фишере, но я понимала, что оно далеко от действительности, – человек, который существовал в моем воображении, вычеркнул бы из своей жизни Ребекку в ту самую секунду, когда ее арестовали и в воздухе запахло скандалом. Он сделал бы это задолго до того, как горожане всем скопом восстали против него; до того, как кто-то из ослепленных ненавистью местных попытался поджечь его фабрику. Человек, который существовал сейчас в моем воображении, просто-напросто не мог испытывать настоящей любви ни к кому на свете.

Даже к жене. Рита Фишер… Богатая наследница, на которой он, возможно, женился из-за денег, а возможно, и по иной причине. Каждая принадлежащая ей вещица свидетельствовала о стремлении к красоте, которой не наделила ее природа. Неуравновешенная и высокомерная, Рита была совершенно безразлична к чувствам других людей. И эта же самая женщина удочерила пятилетнюю девочку, а не грудного ребенка, проявив и самоотверженность, и бескорыстие, лишив себя даже иллюзии настоящего материнства. Эта же самая женщина изо всех сил старалась подарить Ребекке счастливое детство и любила приемную дочь так сильно, что покончила с собой через два дня после объявления приговора…

Нет, что-то здесь не то. Все неправильно. Я не могла избавиться от ощущения, что думаю о двух абсолютно разных супружеских парах; я будто пыталась сложить пазл, не догадываясь, что половина элементов высыпана из другой коробки. Но возможно, уже в следующий вторник, утешала я себя, у меня появятся ответы на все вопросы сразу. Истина забрезжила вдалеке и постепенно приближалась.

– Сегодня на ужин куриный салат! – объявила я Карлу, когда он вернулся с работы. – Неплохо для разнообразия.

– Отлично. День выдался безумный. Переоденусь во что-нибудь домашнее и через минуту спущусь.

Расположившись за столом на кухне, он рассказывал мне о коллегах и о событиях «безумного дня». А мне все это казалось химерой, словно Ребекка и окружавшие ее люди выкачивали из реальности все краски и всю глубину. Они выглядели персонажами цветного фильма, а Карл с сослуживцами – серыми, призрачными.

– Представляешь, Роджер собрался жаловаться финансовому директору, – говорил Карл. – Я с трудом его отговорил. Для него это было бы непростительной ошибкой, хуже и не придумать. Такие штуки не украшают служебную характеристику менеджера.

– Да… Здорово. – На Роджера мне плевать, но надо же как-то соответствовать образу внимательной жены. – Ты поступил совершенно правильно.

– Надеюсь, что да. Теперь вроде бы все в норме. Под конец дня Роджер сказал, что конфликт исчерпан. Я лично считаю…

Его прервал телефонный звонок. Думая о Томе Хартли и Люси Филдер, я постаралась не выдать своего волнения.

– Ответишь? – спросила я.

– Конечно. Я мигом.

Карл вышел из кухни.

– Алло? – донесся до меня его голос из гостиной. Потом снова, но уже с некоторым раздражением: – Алло? – Вернувшись в кухню, пожал плечами: – Ошиблись номером. И никаких тебе извинений – просто швырнули трубку, невежи чертовы.

Я задохнулась, как от тычка в грудь. Почему-то я была убеждена, что такое не может произойти вечером, когда Карл дома, – и точно так же убеждена, что именно это и произошло. Если бы к телефону подошла я, то услышала бы то самое злобное дыхание… И тут я почувствовала на себе подозрительный взгляд Карла.

– В чем, черт возьми,дело, Анна?!

Я мысленно отшатнулась, как от очередной опасности.

– Ты о чем?

– Хватит,Анни. Ты отлично знаешь, о чем я. – Судя по тону, его раздражение достигло точки кипения, за которой – только ярость. – Ты была совершенно другим человеком всю неделю, а может, и дольше. Я знаю тебя, я твой муж, я вижу, когда что-то не так. Я набрался терпения и ждал – ждал, что ты объяснишься, наконец! Теперь шутки в сторону. Ты упорно притворяешься, что все в порядке, но я по твоим глазам вижу, что все обстоит иначе. Ты и вправду надеешься обвести меня вокруг пальца?

С таким выражением лица только подчиненных пропесочивать – я и чувствовала себя так, будто в самый обычный рабочий день меня вызвали на ковер к шефу. Кошмарное ощущение невесть откуда свалившегося несчастья обожгло желудок. А я-то думала, что всю неделю ловко скрываю свой страх.

– Уверен, это все твое расследование, – продолжал Карл. – В последнее время ты молчишь как рыба о своей книге, но я-то не забыл! Учти, Анни, до добра это не доведет. Я думаю, пора подвести черту. Просто забудь – и все. Начинай писать книгу с тем, что у тебя уже есть, поверь, тебе же будет лучше.

Страдальческие нотки в его голосе напугали меня сильнее, чем молчание в телефонной трубке. Я вспомнила демонстративно-заботливое отношение его матери при наших редких встречах; свекровь относилась ко мне как к вещи, которую сломали, затем починили, но без гарантии, что не произойдет очередной поломки. Страх сделал меня агрессивной, готовой к отпору. Все, что ему известно о самых тяжелых временах в моей жизни, Карл узнал от меня. Он понятия не имеет, каковомне на самом деле было!

– Расследование тут ни при чем, – с жаром возразила я. – Повторяю в последний раз: я в порядке.Можешь ты просто поверить?

Моя категоричность привела к патовой ситуации, продолжать спор значило бы увязнуть в трясине бесконечных «А я говорю, я в порядке». – «А я говорю, ничего подобного!» Увидев по глазам Карла, что он тоже это понял, я ощутила его любовь, его беспомощность и заставила себя смягчить тон:

– Собственно, сбор материалов подходит к концу. Так что не волнуйся, Карл, прошу тебя.

Оставшаяся часть вечера прошла в атмосфере тихого взаимного неприятия. За ужином я вспомнила, что не сказала ему о намеченной на вторник поездке в Лондон для встречи с Дональдом Харгривзом. Разумеется, не могла сказать и сейчас, когда его настораживало все, что касалось Ребекки. Поеду в Лондон сразу после его отъезда на службу, решила я, и буду дома минимум за час до его возвращения. Вынужденная секретность не давала мне покоя. Мы сидели перед телевизором, и я воспринимала кадры, мелькающие на экране, как предзнаменования: дождевые потоки по ветровому стеклу машины, мертвенно-белая рука, торчащая из черной земли, грязно-желтая лента полицейского ограждения, трепещущая под сильным ветром.

Наше сомнительное перемирие длилось весь вечер и всю субботу. Я как могла старалась быть собой, но молчаливые телефонные звонки постоянно присутствовали в глубине моего сознания, и я невольно ждала третьего. Желание рассказать обо всем Петре усиливалось с каждой минутой; подруга была в курсе предыстории, а значит, могла связать звонки с прошлыми событиями и хоть что-то посоветовать. Но в субботу мне так и не выпал шанс уединиться, а звонить в присутствии Карла было рискованно – он мог услышать наш разговор.

Зато под вечер воскресенья Карл решил скосить траву. Как только в саду загудела газонокосилка, я бросилась в спальню, к телефону. В спальне гудение слышалось приглушенно, но отчетливо, и я была готова, быстренько извинившись, повесить трубку сразу же, как только Карл закончит косить. Я торопливо набрала номер мобильника Петры, молясь лишь о том, чтобы она была свободна.

Господь внял моим мольбам.

– Анна! Привет, рада тебя слышать! Я только что вернулась от родителей. Ну, рассказывай, как дела?

– Да так… – произнесла я неуверенно. – Что-то на душе неспокойно. По этой причине и звоню. Помнишь наш разговор о ветеринаре, о смерти соседского кота и прочем?

Ее мгновенную тревогу я ощутила даже по телефону.

– Что еще случилось? Говори!

Из сада по-прежнему доносился шмелиный гул газонокосилки. Только в этот момент я поняла, что не могу рассказать Петре о первом звонке, о дыхании в трубку и об ужасе, охватившем меня. Подруга, конечно же, возмутится, что я сразу не поделилась с ней… и, что еще хуже, с Карлом.

– Вчера вечером… был такой странный звонок, – промямлила я. – Трубку снял Карл. Никто не ответил – только гробовое молчание, а потом трубку бросили.

– И что? – через несколько секунд не выдержала Петра.

– И все. – Сообразив, что подруга разочарована, я столкнулась с неразрешимой проблемой – как заставить ее понять всю важность ситуации, не упомянув о первом звонке. – Карл решил, что кто-то просто ошибся номером, но я так не думаю. Он-то ничего не знает о мистере Уиллере и прочих… странностях. Короче, мне кажется, это ветеринар пытается запугать меня…

Когда Петра заговорила, я уловила леденящее эхо голоса Карла, настороженность, которую она пыталась – безуспешно – завуалировать доводами рассудка.

– Анна… Я не вижу причин для беспокойства. Скорее всего, кто-то ошибся номером.С какой стати мистеру Уиллеру заниматься подобным идиотизмом?

Черт возьми, еще в прошлую субботу она вещала как пророк, предсказывающий беду, – и вдруг превратилась в апологета логики и здравого смысла.

– А с какой стати ему издеваться над Соксом? – возразила я. – С какой стати ему убиватьСокса? Однако ты с готовностью поверила, что все это дело его рук.

– Ой, ну сморозила тогда глупость, признаю. Испугалась просто. Поджилки тряслись после твоего рассказа о Ребекке Фишер. Согласись, мысль о том, что до тебя в доме жил псих, здорово действует на нервы.

Вне себя от ее откровенного вранья, я все же чуть не бросилась поправлять ее: Ребекка была кем угодно, только не психом. Но Петра продолжила покаянно:

– Прости, если подлила масла в огонь и напугала тебя, Анна. На самом деле ты была права, а я ошибалась. Ты верно тогда сказала – он ветеринар, а раз так, не мог он поднять руку на животное.

Это уже смахивало на предательство. Похоже, Петра изящно вывернулась, оставив меня один на один с опасностью.

– Так что не волнуйся по этому поводу, – чирикала она успокаивающе. – В особенности из-за телефонного звонка. Господи, кто-то ошибся номером, этоне причина для бессонницы.

– Пожалуй. – Расстояние между нами неожиданно увеличилось в сотни раз, но я заставила себя продолжить. Мне необходимо было убедить Петру, словно она была психиатром, от которого зависел мой диагноз: помешательство или легкий невроз. – Если подумать, ты, несомненно, права – я слишком остро на все реагирую. Неудивительно: постоянно думаю о Ребекке Фишер, о том, что она жила здесь…

– Вполне понятно, и я тебя не виню. А дом все равно классный. Пусть там и жила Ребекка Фишер – зато вам повезло с покупкой. – Она засмеялась, а мне понадобилось усилие, чтобы поддержать ее веселье. – Кстати, как движется твоя работа?

– Неплохо. Медленно, но верно. – Гул газонокосилки внезапно сменился тишиной, и я быстро проговорила: – Слушай, надо бежать – кто-то стучится в дверь. Спасибо, что успокоила.

– Всегда рада помочь. Звони в любое время.

Я поспешила вниз. Через открытую заднюю дверь я увидела Карла, тащившего газонокосилку в сарай. Сладкий дурман от свежескошенной травы витал повсюду. Наблюдая за Карлом из кухонного окна, я вдруг похолодела, будто кто-то безжалостной рукой стиснул мое сердце. В первый раз за почти десять лет я почувствовала себя одинокой.

33

За удивительно короткое время я очень сблизилась с Лиз. Возможно, одной из причин было мое безвыходное на тот момент положение – ведь ничего из наиболее важного для меня ни с Карлом, ни с Петрой я обсуждать не могла. Но дело было не только в этом. В наших с ней отношениях возникло нечто новое, смутно похожее на связь между матерью и дочерью: я со стороны Лиз ощущала родительски-снисходительное покровительство, а сама относилась к ней с дочерним уважением, даже слегка почтительно. Уверена, что Лиз, как и я, ни за что не призналась бы в этом, и тем не менее так случилось. Мы как будто дарили друг другу то, чего каждой из нас не хватало в жизни.

Утром в понедельник, развешивая выстиранное белье, я через изгородь увидела Лиз, работавшую в саду.

– Доброе утро! – крикнула я. – Как дела?

– Здравствуйте, Анна. Вот и еще один прекрасный день. Вряд ли мои растения так же любят жару, как я, но я на них за это не в претензии. – Она улыбнулась, опуская лейку на траву. – Чем сегодня займетесь? Снова в поход, за новыми материалами?

– Не сегодня. А вот завтра еду в Лондон на встречу с психиатром, который наблюдал Ребекку в колонии для несовершеннолетних и, думаю, может мне многое рассказать. – Я спохватилась: а вдруг Лиз и Карл невзначай встретятся и моя тайна выплывет? – Только, пожалуйста, не говорите Карлу. Долго объяснять, но муж пока не в курсе. Он не одобряет, что я столько времени уделяю поискам материалов… Словом, лучше ему о моей поездке не знать.

– Понятно. Не волнуйтесь, я молчок. – Ее веселый голос создавал чудесную иллюзию беспечности; моя скрытность хоть на время превратилась в безобидное озорство: скорее комедийный сериал, чем фильм про шпионов. – Надеюсь, все пройдет успешно.

– Спасибо, Лиз! Скрестите пальцы.

– Уверена, он сообщит вам массу интересного. – Она замолчала, прислушиваясь. – У вас звонит телефон.

– И правда. Как некстати. Ну, побегу. Будете свободны – загляните попозже на чашку кофе.

После слепящего солнца все в доме казалось подернутым голубоватой пеленой. Я спешила к телефону, почти забыв про свои страхи благодаря присутствию Лиз – как будто любая грозящая мне опасность исключалась, пока Лиз поливала цветы. Снимая трубку, я испытала лишь секундное опасение.

– Алло?

– Это Анна Джеффриз?

Мужской голос, надтреснутый, прерывистый – я была почти уверена, что никогда прежде этого голоса не слышала.

– Да, это я. Чем могу быть вам полезной?

– Я… э-э-э… подумал, что могу быть полезным вам.Говорят, вы собираете материал для книги о Ребекке Фишер. Это правда?

«История Ребекки станет основой сюжета книги, но это не документальная проза…» – чуть не сказала я, но вовремя осеклась. Судя по голосу, мой собеседник так нервничал, словно к его затылку был приставлен пистолет. Я без труда представила себе его невнятное извинение в ответ на эту, к счастью, непроизнесенную мной фразу – и стук брошенной на рычаг трубки.

– Правда, – подтвердила я. – А вы знали Ребекку?

– Нет… Но я знал людей, которые ее удочерили… Риту и Денниса Фишер. – Он шумно вздохнул. – Я не могу назвать своего имени. Моя семья не должна знать о нашем с вами разговоре. Я никогда не рассказывал им о Фишерах.

Насторожившись, я вмиг обрела предельную осмотрительность ловца бабочек, заметившего на краешке листа редчайший экземпляр, собирающийся упорхнуть. Весь мир сжался до единственной необходимости: ни в коем случае не спугнуть, продвигаться медленно, вопреки желанию ринуться вперед.

– Никаких проблем, – негромко произнесла я. – Все останется между нами. На этот счет можете не беспокоиться.

В ответ – тишина. Крылья бабочки затрепетали, а с ними и мое сердце – от страха упустить удачу.

– А откуда вы знаете семейство Фишер?

– Я проработал у них садовником больше двух лет. До того, как они удочерили Ребекку. Ушел незадолго до ее появления в их доме.

Я все еще не понимала, зачем ему завеса секретности, и, чтобы справиться с любопытством, поспешила задать относительно невинный вопрос:

– Почему вы от них ушли?

– Это длинная история. – Снова вздох, тяжелый, покорный, словно он готовился сделать то, чего до смерти боялся. – Да… Целая история, поверьте мне… Однако начинать надо с самого начала. Когда я получил эту работу, мне было всего-то двадцать с небольшим. Вообще-то я не надеялся, что меня возьмут. На это место охотников много было, и поопытней меня, но я все равно рискнул. Я уже почти пять месяцев сидел без работы, жил с родителями… с деньгами и так туго, а без моего заработка совсем беда. А Фишеры, по слухам, и платили хорошо, и жилье давали – маленький садовый домик. Ничего из ряда вон, но в то время я убить готов был за эту работу – лишь бы только выбраться из-под родительской пяты. Ну, вы понимаете.

– Могу себе представить. – Уж я-то понимала его как никто. Я уже перестала опасаться, что он внезапно бросит трубку, и напряженные нотки исчезли из моего голоса. – Итак, вас приняли к Фишерам?

– В точку. Хотя вышло все довольно странно. Я думал, что всякими такими делами – ну, наймом новых работников – занимается экономка, но когда пришел в первый раз, то даже ее и не видел. Меня встретил лично Деннис Фишер. Провел в гостиную, сам обо всем расспрашивал. Их дом, кстати, тоже поразил меня… тогда я подумал, что попросту не знаю, как живут богачи. Но уж сколько лет прошло, а я и сейчас уверен, что дом чудной был. Снаружи простой как громадный ящик – не на чем остановить глаз. Зато уж внутри! Финтифлюшки разные кругом, оборочки, занавески кружевные, причем все светлое – розовенькое, голубенькое, кремовое. Короче, такое чувство, будто два совсем разных дома скатали в один. Мистер Фишер так долго меня расспрашивал, вроде не садовника нанимал, а директора своей фабрики. И вдобавок интересовался не тем, что я умею делать, а какой я человек. Один его вопрос мне особенно запомнился: «Как вы относитесь к конфиденциальности?» Без понятия, что я ответил, – уж больно волновался, – но, наверное, правильно, раз меня взяли.

– А вы до этого встречались с Деннисом Фишером?

– Что вы, нет! Все знали, кто такие Фишеры, но чтобы они с кем-нибудь из округи водились – такого не было. Жили как бы сами по себе. Мы все были уверены, что у них другая компания – богачи из соседних городов, потому как в Тисфорде им под стать никого не было. Да и дом их стоял в отдалении, так что мало кто видел, когда они приезжают, когда уезжают. Конечно, работники текстильной фабрики мистера Фишера – моя мама в том числе – иногда его видели, но он никогда не имел с ними никаких дел лично. Он был не из тех хозяев, кто относится к своим работникам как к членам семьи, хотя бизнес для него был очень важен.

– И как он вам показался в первую встречу? – спросила я, не сдержав любопытства.

– По правде сказать, у меня поджилки тряслись от страха. Ну еще бы – с таким человеком разговариваю, в такой дом попал! И даже если что-то меня удивляло, то я себе говорил, что я просто олух необразованный, потому и не знаю, как оно все бывает у настоящих богачей. А будь он всего-навсего сменщиком моего отца, то совсем мне не приглянулся бы. Почти не улыбался, а когда такое все-таки случалось, то явно через силу – вроде понимал, что улыбаться надо,чтобы подбодрить меня. И выглядел он совсем не так, как я ожидал. Лет примерно сорока, тощий, в очках с толстыми стеклами. Одет аккуратно, но не лучше какого-нибудь конторщика. Я слышал, что богатые люди заказывают одежду специально для себя, но только не мистер Фишер, уж вы мне поверьте. Хоть я и был полным профаном в нарядах, но сразу понял, что костюм мистера Фишера – из самого обычного магазина. У него не было громадных золотых часов или хотя бы золотых запонок – в общем, ничего, что говорило бы о его богатстве. Короче, самый обыкновенный человек.

Все это идеально вписывалось в уже слышанное мною о Деннисе Фишере, и его образ с каждой минутой формировался и твердел, как глина во время обжига.

– И все-таки работа мне нужна была позарез, – продолжал мужчина. – Хозяином он должен был быть хорошим: честным, порядочным, не из тех, кто заваливает дурацкими требованиями и всюду сует свой нос. Когда пришло письмо, что меня приняли, я был на седьмом небе. Думаю, и мои родители тоже. Вечером мы отпраздновали это событие, а на следующей неделе я перевез свои пожитки в садовый домик.

– Ну и как вы себя чувствовали у Фишеров?

– Как рыба в воде – в первое время, во всяком случае. Работа непыльная: траву покосить, кусты подстричь. Содержать в полном порядке сад – такой же безликий, как дом снаружи: ни одного цветка, кроме ромашек и одуванчиков, которые я должен был выпалывать. О такой работе можно только мечтать – и деньги хорошие, и собственный домик. К тому же экономкой оказалась милая дама, вдова примерно лет шестидесяти. У нее была собственная комната в доме, но я часто видел ее в саду, и мы болтали с ней – поначалу о погоде, о городских новостях и всяком таком. В общем, все было бы лучше некуда… если бы не миссис Фишер.

Я вздрогнула:

– Почему? Что она делала?

– Вот дел-то у нее как раз особо и не было. На второй день она пришла ко мне в домик – я б сказал, заглянула,но уж больно это смахивало на официальный визит. Вела она себя любезно, но холодно и смотрела на меня эдак свысока. Сейчас я счел бы ее поведение оскорбительным. Представьте, она заявила: «Для тебя все это, должно быть, в новинку!» Будто я раньше жил в хлеву и в глаза не видел прибранного жилья с водопроводом. Вела себя как викторианская леди, посетившая работный дом. А уж разряжена, вроде на какой-нибудь важный прием собралась, еще и пол-одиннадцатого не было, а она с головы до ног в драгоценностях и прическа наворочена – волосок к волоску.

Он ненадолго замолчал, видно вспоминая.

– Смешно. Она меня сразила – до того показалась шикарной. Хотя если б я увидел ее в обычной одежде где-нибудь в пабе, то решил бы, что она страшнее атомной войны. Но в двадцать лет многое кажется удивительным, особенно если прожил всю жизнь в захудалом тесном домишке. Представьте, я даже расстроился, когда она ушла. Еще подумал, что она настоящая леди. Впрочем, следующие несколько недель я о ней почти не вспоминал. Иногда видел, как она заходит в дом или выходит, – вот и все.

Но в один прекрасный день, подстригая кусты под самыми окнами, я услышал изнутри два голоса. Слов разобрать не мог, но понял, что эти двое здорово злятся. А вернее сказать, оба в бешенстве. Голос миссис Фишер я узнал, но голос того, с кем она ругалась, был мне незнаком. Судя по крикам, дело принимало опасный оборот. Я растерялся. Что делать? «Мало ли, что могло случиться, – подумал я. – Вдруг она, к примеру, спугнула вора?» Мистер Фишер на работе, а экономка где-то час назад ушла за покупками. Потом я услышал звон, вроде как что-то стеклянное разбилось, и понял, что нельзя притворяться, будто бы я этогоне слышал.

Голоса доносились из дальней комнаты. Обойдя дом, я подошел к задней двери. Она была приоткрыта. Я потихоньку проскользнул внутрь и на цыпочках пошел на голоса. Дверь гостиной тоже была открыта наполовину. Я вытянул шею, заглянул – да так и обмер. Прямо-таки оцепенел. Миссис Фишер, почти голая – ей-богу, в одной только юбке и чулках, – поливала бранью парня примерно моих лет, ну разве что самую малость постарше. А тот застегивал на себе рубашку с бешеной скоростью. Весь пол в осколках – видно, она метнула в него декоративной тарелкой, но промахнулась. А потом меня как током шибануло: я понял, что она вдрызг пьяная. Волосы всклокочены, на ногах еле держится… «Ну давай, говнюк, давай, – верещала она, – вали к этой сучке, своей жене!» Уж простите меня за грубость, но я слово в слово повторил, что она тогда орала. Парень что-то буркнул и попятился к двери.

Я со всех ног бросился вон. Они ничего не услышали – куда там, она ж вопила как резаная. Я снова обежал вокруг дома и принялся подрезать кусты с таким усердием, словно от этого зависела моя жизнь. Я был потрясен как никогда… По крайней мере, на тот момент – потому что впереди меня ждало новое испытание. И тоже из-за Фишеров. Наверное, я очень мало чего знал о жизни до тех пор… даже не подозревал, что люди могут позволять себе такое, – простые люди, не говоря уже о богатых.

Он замолчал. Потрясенная не меньше, чем мой собеседник в тот далекий день, я лихорадочно соображала, как бы подтолкнуть его к продолжению рассказа.

– Кошмар, – наконец сочувственно произнесла я. – И что вы сделали?

– А что я мог сделать? Конечно, я ни словом не обмолвился о том, что видел, ни ей, ни тем более ее мужу. Примерно с неделю держал увиденное при себе, а на выходной встречался с друзьями и чуть было не выложил им все, но вовремя прикусил язык. Я ведь запомнил вопрос мистера Фишера насчет конфиденциальности. Однако в следующую субботу экономка заглянула ко мне на чашку чая, ну и поболтать немного – как я справляюсь с работой и всякое такое. Я подумал, что уж с ней-то можно поделиться. А она нисколечко не удивилась. «Что ж… Рано или поздно ты все равно узнал бы. Лично я, – говорит, – давно знаю, что она за птица. И мистер Фишер тоже в курсе. Странная они парочка. Натуральный брак по расчету, любовь и рядом не стояла».

Экономку звали миссис Браун. Оказалось, что она с молодых лет работала у родителей миссис Фишер и знала почти все тайны этой семьи. Рита, по словам миссис Браун, с самого детства была неуправляемой, потому как могла привлечь к себе внимание только своими выходками. Ее отец, добившийся всего сам и богатый, как Крез, женился на первой красавице в округе. Дочка стала разочарованием для своих родителей: они-то ждали хорошенькую принцессу, а Рита, как я уже сказал, красотой не страдала. В деньгах она отказа не знала, в этом отец с матерью баловали ее донельзя, но внимания на нее не обращали, а как только подросла, отправили ее в пансион. Миссис Браун сказала, что Рита этот пансион до смерти ненавидела. Ну так вот… За мальчишками она начала охотиться лет с тринадцати. Может, просто очень одинокой была и ей хотелось внимания. Как бы там ни было, но проблем она уйму создавала. Родители просто не знали, что с ней делать… мало того что уродина, так еще и бесконечные скандалы. Вдобавок она и пить начала, еще подростком. Когда Рита встретила Денниса Фишера, ее отца уже не было в живых, а мать была без памяти рада сплавить ее замуж. Чтобы хоть какие-то приличия соблюсти.

– А о Деннисе Фишере она что-нибудь рассказывала? – спросила я. – Я имею в виду – миссис Браун?

– Я спрашивал ее, но она знала о нем не слишком много. Местный парень, жутко башковитый, кучу стипендий еще в школе получал, затем грант на учебу в Оксфорде. Работал бухгалтером в Лондоне, Риту встретил во время одного из своих редких приездов домой. Он из большой шахтерской семьи, бедной как стая церковных мышей, потому и не хотел иметь никаких дел ни с кем из родственников. Амбиций выше крыши. – Мой анонимный собеседник снова вздохнул. – По словам миссис Браун, брак принес ему изрядные барыши – через год после женитьбы он открыл в наших краях собственную фабрику, и в мгновение ока она стала процветающей. Но он по-прежнему был женат на ней и от этогоникуда не мог деться.

– Удивительно… – задумчиво произнесла я. – Почему он с ней не развелся? Ведь получил все, что хотел, – что же его останавливало?

– Ну-у-у, вот это как раз ясно, на этот вопрос даже я мог ответить. В то время развод означал громкий скандал, а скандалов мистер Фишер пуще всего боялся. Состоятельный, приличный человек – и вдруг про него в городе пошли бы сплетни. Оно ему надо? Волей-неволей приходилось сохранять брак. Миссис Фишер, правда, старалась держать свои любовные похождения и пьянство в секрете, но он явно опасался, что когда-нибудь все вылезет наружу. «Достаточно было увидеть их вместе, – говорила миссис Браун, – чтобы понять, в какой порочный круг они попали. Сперва он умасливал ее комплиментами и цветами, а как только надел кольцо ей на палец, все в момент изменилось. Чем холоднее он к ней относился, чем больше презирал за ее выходки, тем безобразнее она себя вела, чем хуже она себя вела – тем презрительнее он к ней относился. И тем больше времени проводил на работе». А он и правда почти не появлялся дома. Миссис Браун сказала, что это в порядке вещей. «Он женился на бизнесе, – объясняла она, – а жену получил в нагрузку».