Текст книги "Кое-что о Васюковых"

Автор книги: Самуил Шатров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Мертвых? – удивился я.

– Мертвых, живых, полумертвых – безразлично!

Папе дали отпуск. К нам начали приходить разные свидетели. Они были совсем старые. Они говорили с папой о графе Витте, Григории Распутине, Вере Холодной, Николае Втором и батьке Махно. Они помнили, наверное, все войны, какие только случались на земле. Они сами воевали, и один старичок, такой слабенький, что его, как маленького, привел внук, сказал, что он был начальником конной разведки и его тоже звали Петька. И папа сказал, что это правда. Он был отчаянным разведчиком, и сам Буденный вручил ему орден.

Вот какие к нам приходили свидетели. Они помнили папу и маму тети Мины, а один даже знал ее дедушку. Папа сказал, что с такими свидетелями любо-дорого знаться.? ними можно горы своротить. Судья заслушаемся, когда начнут рассказывать про старую жизнь, когда даже дети были законные и незаконные.

– А я законный? – спросил я. – : Законный, – рассмеялся папа.

А тетя добавила, что сейчас это не имеет значения. Государство радо всем детям, и все-мы до одного законные!. /

Свидетели не подвели папу. Судья сказал, что тетя была законным ребенком. И все начали ждать наследства.

Вы когда-нибудь видели, как привозят наследство? Я не видел. И все мои товарищи не видели. Вот бы поглядеть! Я думаю, что это бывает так. Во двор въезжает грузовик. Шофер нажимает на грушу и гудит на всю округу. И с улицы сбегаются дворники в белых фартуках и начинают сгружать всякую всячину.

Мне так и не довелось увидеть, как привозят наследство. Когда мы пришли к тете Мине, оно уже стояло на месте. Тетя, как всегда, сидела в кресле и читала книгу. И у нее был такой вид, будто ничего не случилось.

– Давай показывай, – сказал папа, – чем нас обрадовал капиталистический мир.

Тетя открыла комод и достала оттуда фотографию. На ней были изображены две девочки. Они стояли у мраморной колонны. Фотография была наклеена на картонку. Внизу я прочел:

Фотографы

его высочества князя черногорского Николая I

А. Рентче и Ф. Фрадерче.

С.-Петербург

– Это я, а это Эльза, – сказала тетя.

Папа повертел фотографию с желтыми пятнами у и спросил:

– Что имеется еще, кроме его высочества? Тетя показала тоненькое колечко и сказала:

– Мне еще причитается Двести марок.

– Двести марок по курсу, – сказал папа, – это – приблизительно четыреста карбованцев на наши деньги. Не густо! Стоило брать трехдневный отпуск за свой^ счет! Стоило беспокоить таких замечательных свидетелей!

– Я же говорила с самого начала…

– Говорила, – а кто знал? Ведь человек работал всю жизнь. И что после него осталось? Рыжая фотография? Колечко поддельной бирюзы? Вот их пресловутый образ жизни!

Папа передохнул немного и снова начал ругаться:

– «Вечёрка» тоже хороша! Бриллианты на каблуках! Вилла на взморье! Мраморный – памятник любимой собачке! Создается впечатление, будто у них артистам денег некуда девать. Что ни артист – то миллионер. А твоей Эльзе кушать было нечего… Вот тебе и образ жизни!

– Бедная Эльза, – сказала тетя. – Если бы она осталась у нас, жизнь ее сложилась бы совсем иначе. С ее голосом, талантом…

– Три дня отпуска за свой счет, – перебил папа. – Старый дурак! Заглотал крючок с фальши-, вой наживкой!

Папа ударил себя кулаком по лбу. Потом мы пошли домой. Мы больше не стали говорить о наследниках, думать о наследстве и решили жить своим образом жизни.

Светлячок тети Насти

Всю неделю мы ждали дядю Костю. Он живет у Черта на Куличках. Это где-то в Арктике, у самого Ледовитого океана. Каждый день я выбегал на дорогу посмотреть, не показался ли дядя. Дорога была пуста. На ней кружились волчки из пыли да еще шагали мачты высоковольтной передачи. Мачты были высокие и все на трех ногах. Настоящие великаны. Они шли и; гудели басом и несли на своих широких плечах провода шириной в руку.

Дядя не показывался. Папа сказал, что нужно набраться терпения. Кулички – это далеко. До них не доедешь на электричке. Сначала летишь туда на самолете, потом плывешь на пароходе и в конце концов пересаживаешься на собак.

Ах, как бы мне хотелось добираться до своего дома на собаках! Взял бы каюрскую палку, сел в саночки и… фьють! «Пошли, пошли, быстрей, эээ-й!»

Папа надо мной смеется. Нормальный человек, говорит он, не станет жить у Черта на Куличках. Не станет он добираться до своей постели на собзках. Чего хорошего – трястись в саночках, когда кругом зверский холод, и ветер дует со скоростью пятнадцать метров в секунду, и в небе полыхает Полярное сияние?

Полярное сияние лучше покупать в магазине. Двадцать пять рублей килограмм, в красивой упаковке. Прекрасные конфеты!

Нет, папу не соблазнишь сиянием. Не на того напали! Не нужны ему и собаки. Папа больше любит трамвай. Входишь с задней площадки, платишь тридцать копеек – и езжай на здоровье. Ниоткуда не дует, тепло. Едешь и читаешь газету. В газете интересные новости:…найден самородок золота весом в два килограмма… у носорога в зоопарке вырвали больной зуб… гардеробщик Алексей Плахов выиграл по футбольному билету в Лужниках пианино… Интересно!

Попробуйте почитать газету, сидя верхом на олене. Нет, папа не сядет ни на оленя, ни на тюленя, ни на моржа. Не будет он жить в яранге и в чум_е. Не станет он отапливать комнату рыбьим жиром. Все это для таких, людей, как дядя Костя. Он это любит. Он любит спать на моржовой шкуре, ездить в жестком вагоне и кушать галеты вместо сдобы. Он всегда стремится попасть в самое пекло. В самое жаркое или холодное место.

– Разве бывает холодное пекло? – спросил я.

– Бывает, сыночек, – ответил папа. – Арктическое пекло. Восемьдесят градусов холода. От этого может бросить в жар.

Мне не терпелось встретить дядю Костю. И сегодня я снова выбежал на дорогу и увидел… тетю Настю. Она шла с вокзала с маленьким чемоданчиком в руках.

– Мама! Тетя Настя приехала! – закричал я во все горло.

– Не надо шуметь, – попросила тетя. – Не кричи, пожалуйста. И так голова трещит.

Мама даже испугалась, когда мы показались на дорожке – Что-нибудь стряслось? – спросила мама.

– Ничего, – сказала тетя и приложила платочек к глазам. – Ничего страшного. Меня оставил Владя.

– Что ты мелешь! Как это может быть? Он ведь всю жизнь был безумно в тебя влюблен!

– Вот именно: был!

– Он взял вещи?

– Побросал все в чемодан, вызвал такси и уехал. Я даже не знаю куда.

– Чудовищно! – сказала мама, обняла тетю Настю за талию и повела на веранду.

Я шел сзади. Папа увидел нас, когда мы начали подниматься по ступенькам.

– Боевой подруге славного товарища Туровского – наш могучий родственный привет! – прокричал папа и – тим-тара-рам-там, тим-тара-рам-там – заиграл на губах веселый марш.

Мама начала делать за спиной тети Насти разные знаки.

Папа играл, отбивая ногами такт.

– Да оставь ты, ради бога, – сказала мама. – У тети Насти большое несчастье. Ее бросил Володя.

– Вы меня разыгрываете, – сказал папа.

– Тебе серьезно говорят.

– Нет, – сказал папа. – Не на того напали. Меня по дешевке не купишь.

Тетя Настя опять приложила платочек к глазам. Папа перестал лграть на губах.

– То есть как это – бросил? – спросил он.

На веранду вбежала серая курица, самая нахальная из всех хозяйских кур. Она одним глазом посмотрела на меня, взлетела на стол и начала клевать пирог. Никто на нее и внимания не обратил.

– С чего это началось? – спросил папа.

– С пустяков, с чепуховой размолвки.

– Тогда он придет, – сказал папа. – Вернется как миленький. Еще будет просить прощения.

– Он не вернется, – сказала тетя. – Это навсегда.

– Если это так, то он неблагодарная свинья, – сказала мама. – Ты вывела его в люди, сделала человеком. Ведь он был никем…

_ Я извлекла его из ямы, – сказала тетя.

_ Из какой ямы? – спросил папа.

_ Из оркестровой. Он был лабухом.

– Что такое лабух? – спросил папа.

– Лабух – это ничто, – сказала тетя и заплакала. – Это кличка рядовых музыкантов.

Весь вечер тетя рассказывала про дядю Володю и лабухов. Не дай бог с ними связаться. Просто ужас какой-то, а не люди. Целый день они сидят в своей оркестровой яме, дудят и пиликают на разных инструментах и знать ни о чем не хотят. Никаких запросов, никаких интересов. Ее Володя тоже был типичным лабухом, тихим и беспечным. Когда он переехал к тете, он привез с собой два белых бантика под манишку, парадный черный костюм и три пары трусов, на которых была вышита ласточка. Вот и весь его гардероб.

– В то время Владя ни к чему не стремился, ни о чем не мечтал. Как-то я спросила его:

«Есть ли у тебя возможность выдвинуться в своей оркестровой яме?»

«Нет», – ответил он.

«Можешь ли ты стать первой скрипкой?»

«Никогда».

«А второй?»

«Когда умрет Фанштейн, второй станет Гураль-ник».

«А вдруг умрет Гуральник?»

«Гуральник не умрет. Если он станет второй скрипкой, он будет жить вечно!»

«Это необычайно остроумно, – ответила я. – Но все же объясни: на что ты надеешься? К чему стремишься?»

«Я люблю музыку. Я играю на любимом инструменте, и мне… хорошо».

«Владя, – сказала я, – человек в жизни должен к чему-нибудь стремиться. Он должен иметь цель, мечту. Это же исторический факт, что каждый солдат хочет стать генералом. Тебя не назначат первой скрипкой, попробуй стать композитором. Все говорят, что ты прирожденный мелодист»,

– Чудная мысль, – сказал папа.-1. Лучше продавать свои мелодии, чем играть чужие.

– Правда. хорошая мысль? А с каким нечеловеческим трудом мне удалось ее вбить в его ленивую голову. Один бог знает, чего это мне стоило. Кончилось все это тем, что он начал сочинять и быстро пошел в гору…

– Он способный, – сказал папа. – Мне бы его способности, я бы тоже не растерялся.

– Он способный, и талантливый, и здоровый как буйвол. Поверите, он не знает, где помещается сердце. Он никогда не жаловался на повышенное давление, на сердечные спазмы, на камни в печени. Ни одна традиционная композиторская хвороба не приставала к нему. Он мог сочинять по шестнадцать часов в сутки. Он сочинял песни, марши, мазурки, фокстроты, музыку для фильмов о гнездовой посадке картофеля, об угольных комбайнах, охоте на енотов и многом другом. Мы прекрасно жили. Но я на этом не успокоилась. «Владя, – сказала я, – это же факт, что надо ковать железо, пока горячо».

«Что я еще должен отковать?» – спросил он,

«Муэыку для полнометражного фильма. Такой мастер, как ты, должен переходить на большие формы».

Вот тут-то он и взбунтовался. Тут-то все и началось. Он начал вопить, что он не музыкальная машина. Он не может ежеминутно выдавать новые мелодии. Ему надоела эта вечная суета, погоня за деньгами, за вещами, за славой. Он, видите ли, хочет обратно в яму. К своим скромным лабухам. Как было ему хорошо вечерами сидеть у пюпитра и слушать праздничный шум, доносящийся из переполненного зала, и играть «Раймонду», а не мелодичную труху, которую сочиняет сам…

– Это он выпендривается, – сказал папа. – Попомни мои слова: он не вернется в свою оркестровую яму. Так не бывает.

– Кто знает, – сказала мама. – А вдруг он вернется? Помнишь, у Толстого князь Сергий бросил все – квартиру, знакомых, друзей —. и поселился в келье.

«Князь был идиотом, – сказал папа. – К тому же его обманула невеста, А зачем, этому лезть в яму?

– Сама не могу понять, что с ним, – сказала тетя. – Й вот вчера мы поругались, и он побросал свои вещи в старый чемодан, взял такси и уехал.

«– Не горюй, – сказал папа. – Он прибежит к тебе без шапки. Он откроет лбом калитку. Он вернется к тебе и к своим вещам.

– Обязательно вернется, – сказала мама. – А пока останься у нас» Место найдется. Мы поставим в Петиной комнате раскладушку. Там хорошо. Перед самым окном цветет жасмин, И воздух такой чистый, будто на всем белом свете нет фабричных труб и автомобилей.

Тетя осталась у нас.

Я люблю тетю Настю. Она большая, красивая, и волосы у нее золотые, и на солнце хорошо видно, что золотой пушок растет у нее над губой.

Она ласковая, милая, никогда не ругает меня и не гонит за стол учить уроки. Как бы мне хотелось, чтобы она никогда не вздыхала, не плакала и не смотрела на дорогу – не приехал ли дядя Володя?

Папа и мама тоже жалели тетю Настю. Она такая образованная, остроумная, веселая, умеет красиво и дешево одеваться – просто клад, а не жена. И все же жизнь несчастливо сложилась для нее. Я-то раньше не, знал, что люди сами складывают для себя жизнь. Многие никак не могут толком ее сложить. Получается и вкривь и вкось. У тети Насти тоже что-то не сложилось. Мама никак не может понять, почему так вышло. Тетя была такой прекрасной женой всем своим мужьям, Двух мужей она вывела в люди. Дядю Володю она вытащила из оркестровой ямы. И все три мужа бросили ее.

– Есть ли после этого на свете справедливость? – спрашивала мама.

Из своих Куличек дядя Костя приехал неожиданно. Я даже не усйел его встретить. Вечером к нашим воротам подлетел синий мотоцикл с коляской. Мотоцикл – тат-та-та – обстрелял дачу, словно из пулемета. Папа подумал, что это приехал дядя Володя и что он сейчас откроет лбом калитку. Папа ошибся. С мотоцикла слез высокий мужчина с грудью широкой, как щит. Мужчина снял целлулоидный щиток, и все увидели, что это дядя Костя.

– Я так и знал, – сказал папа, – что ты не приедешь на электричке, как все люди.

Дядя вынул из коляски чемодан и начал раздавать подарки. Он прожил у нас целый день и уехал поздно вечером. Мама даже боялась, что в темноте он влетит со своим мотоциклом в какую-нибудь яму и так разобьется, что мы после костей его не соберем.

Но через два дня опять раздалось та-тат-та, и я побежал открывать ворота. Потом дядя приезжал еще несколько раз, и мама сказала, что это неспроста. Тут что-то есть! Дядя Костя никогда не инте-ресовалея нами, и вдруг у него прорезались родственные чувства. Откуда такая любовь?

– На что ты намекаешь? – спросил папа»

– А ты подумай, – сказала мама.

– Не знаю, – сказал папа.

– По-моему, нетрудно догадаться. Он приезжает сюда специально для одного человека.

– Для кого? – спросил папа.

– Для Пети. Он хочет научить его завязывать веревку морским узлом. '

– Теперь все понятно, – сказал папа ц рассмеялся.

Дядя Костя когда-то был моряком. Он знал двадцать четыре способа завязывания узлов. Он показал мне, как вяжется прямой узел, и рифовый, и шкотовый, и брам-шкотовый. Все мальчики и даже Гошка Пресняков с Восьмой просеки завидовали мне. Дядя обещал еще научить меня вязать вы-бленочный узел, восьмерку, беседочный двойной и рыбацкий штык!

Дядя Костя появился у нас и в воскресенье. Мы пошли в лес. Я взял с собой веревки. В лесу мы взялись за двойной беседочный.

– На такой петле, – сказал дядя, – подымают матросов, чтобы покрасить дымовую трубу. Как видишь, она не затягивается.

Тете Насте тоже почему-то захотелось научиться двойному беседочному.

– Тетя, зачем вам это знать? – сказал я. – Вам же ни один капитан не доверит красить миноносец или крейсер.

– Вы разве не разрешили бы мне покрасить дымовую трубу? – спросила она у дяди.

– И трубу, и мачту, и борт! Весь пароход!

Так тетя начала учиться. Она оказалась на редкость бестолковой. Двадцать раз дядя показывал ей, как вязать двойной беседочный, – она ничего не могла запомнить. Теперь я понимаю, почему женщин не берут в матросы. Дядя чуть не охрип от объяснений. Он даже взял тетины руки, и они вместе вязали. В четыре руки! Вы думаете, – помогло? Нистолечко! Как только дядя отнимал свои руки, тетя путалась и тишала конец веревки куда попало. На ее месте я бы сгорел со стыда. Мне было бы совестно смотреть дяде в глаза; она даже не покраснела.

– Боже ты мой! – сказала она весело. – Я, наверное, ужасна бестолковая.

– Ничего, – сказал дядя. – Не все еще потеряно.

– Давайте передохнем немного. Я очень устала.

Я покраснел За тетю. Мне стало неудобно.

– Тетя, вы не забыли, – сказал я, – что нам еще надо пройти сегодня рыбацкий штык.

– А что, если оставить штык на завтра? Для лучшей усвояемости?

– Можно и на завтра, – быстро согласился дядя.

– А Сегодня пусть дядя Костя расскажет нам, как он жил у Черта на Куличках. Вы там тоже вязали узлы?

– Железные! – рассмеялся дядя. – Вон видите этих трехногих великанов? – он показал на мачты. – Вот их-то мы и ставили на ноги и связывали друг с другом проводами.

– Это умопомрачительно, – сказала тетя.

– Мы тянули передачу через тайгу.

– Вы самый настоящий герой, – сказала тетя. – О таких снимают кинокартины.

– Не надо слишком громко восторгаться, – сказал дядя. – Этим достаточно старательно занимаются начинающие очеркисты.

– Нет, что ни говорите, а это – героизм. Пробиваться в холод, в пургу через льды и тундру, чтобы дать людям свет и тепло. А мы сидим в своих душных жилищах и стережем свои маленькие удобства. Скажите, разве так надо жить?

– Не знаю, – ответив дядя.

– Вы прекрасно знаете, только не хотите меня обижать.

– Вы решили что-то изменить в своей жизни? Да, тетя решила. Она твердо решила изменить,

Иначе сложить ее. Хватит с тети такой Жизни. Ах, как хорошо просыпаться утром в палатке и дышать свежим воздухом! И чтобы в воздухе пахло травой, и солнцем, и кедровой шишкой, и утренней росой. И еще пусть он пахнет сосновой стружкой, досками и, если надо, цементом. Тетя рассердится и плюнет на все. Она наденет комбинезон с карманами до колен.

Дядя смотрел на нее во все глаза.

Он уехал поздно вечером.

Он так и не показал мне, как вязать рыбацкий штык.

Дядя Володя приехал к нам, когда о нем и думать перестали. Правда, он не прибежал без шапки. Не открыл он и лбом калитку. Он не спеша шагал по дороге. Я увидел его и кинулся со всех ног ц тете Насте. Она сидела в комнате, красная как индеец. Лицо ее было вымазано клубничным соком: это для того, чтобы на нем никогда не появлялись морщины.

– Дядя Володя на дороге! Он идет мимо наших великанов!

Я думал, что тетя побежит встречать его и бросится ему на шею. Не тут-то было.

.– Глупый, – сказала она. – > Сок еще не пропитал кожу. Скажи дяде, что я скоро выйду.

И тетя легла на постель.

Я побежал к дяде и сказал:

– Тетя в соку.

– Ясно, – ответил дядя. – Дай мне что-нибудь почитать. Это надолго.

Дядя прочел «Вечёрку», журнал «Здоровье», и только когда он взялся за «Справочник садовода», вошла тетя. На ней было новое сиреневое платье, и волосы перевязаны бантиком, и с ушей свисали подвески – маленькие башни.

На лице ее не было ни одной морщинки.

– Ах, это ты, Владя, – сказала она.

– Как видишь, я.

– Ты легко нашел меня, мой мальчик?

– Да, моя девочка, – сердито ответил дядя.—

Тебя легче найти, чем потерять.

– Хам, – ласково сказала тетя. – Остроумный мой хамишкин, – и взяла дядю за кончики ушей и слегка потянула к себе.

– Прошу тебя, оставь эти штуки, – сказал Дядя.

– Какой ты, Владик, грубый! – вздохнула тетя.

Они помолчали. Дядя Володя вынул трубку с блестящей крышечкой и начал набивать ее табаком. Тетя опять подошла к нему, потрогала ворот рубахи и сказала:

– Она совсем мятая. Хочешь, я постираю?

– Сойдет и так, – сказал дядя.

– Нет, я должна обязательно ее выстирать! Не могу же я выпустить тебя в таком виде…

– Не будем ломать комедию, – сказал дядя. – Надоели мне эти комедии.

– Выйдем в сад, – сказала тетя. – Нам надо поговорить.

– Все уже говорено, оговорено и переговорено, – разозлился дядя. – Надоела мне эта говорильня. Я пришел за ключом от квартиры. Мне нужно взять партитуру «Раймонды».

– Больше тебе ничего от меня не нужно?

– Слава богу, ничего!

– Ты твердо решил залезть в свою яму?

. – Не будем жевать одну и ту же жвачку, – сказал дядя. – Дай ключ!

– С ума сойти! С ума можно сойти от этого человека! – застонала тетя Настя, и башни-подвески запрыгали у нее в ушах.

– Когда-нибудь я получу ключ? – спросил дядя.

– Я поеду с тобой в город, – сказала тетя.

– Не тревожься, вещей я не возьму. Мне нужны только ноты.

– Разве в такие минуты кто-то может думать о вещах?

– О. них ты только и думаешь.

– Вещи! Когда рушится жизнь!

– У тебя ничего не рухнет. На этот счет я спокоен.

Тетя надела плащ, и они пошли вместе на вокзал. Она приехала поздно вечером.

– Все, – сказала она. – Финита!

– Какая финита? – спросил папа.

– Это из «Паяцев», – объяснила мама. – Это конец по-итальянски.

– Никакая не финита, – сказал папа. – Попомни мое слово: он прискачет сюда галопом.

– Довольно твоих пророчеств, – сказала мама. – Настя не нуждается в утешениях. Все, что ей остается, – это забыть его.

Несколько дней тетя Настя лежала в комнате. На ее лице была такая грусть, что даже папа ходил мимо двери на цыпочках.

Она лежала и думала, как бы получше сложить свою жизнь. Она лежала до тех пор, пока не приехал дядя Костя. Они вышли в сад. Они долго ходили взад и вперед по дорожкам. Тетя тихонько напевала разные мотивы. Потом она закинула руки за голову и попросила у дяди светлячков.

– Хочу светляков, – сказала она.

Дядя шел на полшага сзади. Он осторожно опускал на землю свои длинные ноги, словно боялся наступить ей на пятки.

– Очень хочу светлячков, – повторила тетя. Дядя ничего не ответил. Тетя посмотрела на небо

и сказала:

– Хочу, чтобы всегда было лето, и было тепло, и еще хочу светлячков.

Интересно знать, подумал я, где дядя возьмет светляков? Я и то их никогда здесь не видел. Ежа в нашем лесу еще можно достать. Попадаются прекрасные ужи. Но светляка, – отрубите мне руку, если вы достанете хоть одного светляка. И зачем он ей? Я ожидал, что дядя рассердится, но он сказал:

– Вы милая! Вы поэтичная. Как хорошо, что я встретил вас!

Тетя обернулась к дяде и тихонько потянула его за кончики ушей.

– Это наказание, – ^сказала она. – Помолчите, льстец вы этакий.

И дядя сразу замолчал. Она опять сказала про светляков. Мне надоело слушать. К тому же у меня

– Мама, как бы вы потом не пожалели. Он ведь может умереть!

– Если это случится, – сказал папа, – она не наденет траурное платье.

– Но это же светляк не мой. Он тети Насти.

– Ну, это ты, брат, заливаешь, – сказал папа. – Тетя Настя в руки его не возьмет.

– Еще как возьмет! Она целый вечер просила у дяди Кости светляков.

– Так и просила?

Я рассказал, как она просила.

– Вот как! – обрадовалась мама. – Теперь все ясно.

– Ничего не ясно. Зачем ей вдруг понадобились светляки? – удивился папа.

– Ты бы побольше читал художественную литературу, – сказала мама, – если у тебя нет ни воображения, ни собственной лирической жилки.

– А у тебя есть? – спросил папа.

– Есть. Я все прекрасно понимаю. Раз дело дошло до светляков, все идет как нельзя лучше/

– Ну, дай бог, – сказал папа. – Я за нее рад.

– Она из него сделает человека.

– Ты так думаешь?

– Через год ты его не узнаешь. Он не будет больше мотаться по белу свету, и жить в ярангах, и в палатках, и черт знает где. Она возьмет его в свои шелково-железные рукавички, он и не пикнет!

– Посмотрим, как она его скрутит, – сказал папа.

– Все-таки чем же его кормить? – спросил я.

– Кого?

– Ну, светляка.

– Это теперь не суть важно, – сказал папа. – Светляк – уже пройденный этап.

– Как не важно? Вы посмотрите, как он похудел!

– Да, он осунулся, – сказал папа. – На нем просто лица нет!

Я пошел к тете Насте. Она обняла меня и сказа-. ла, что я потрясающий парень. Не нужно волноваться. Все идет хорошо. И светляку ничего не сделается – ему тоже хорошо.

– Хорошо-то хорошо, – сказал я. – Посмотрите, какой он стал!

Тетя посмотрела в коробочку.

– По-моему, – сказала она, – он прекрасно выглядит. Нормальный, здоровый, упитанный светляк! Чудесный светляк, да и только!

Дядя Костя не приезжал к нам целых два дня. Мама думала, что он заболел. Теперь тетя Настя выходила на дорогу, где гудели великаны. Подле них она казалась совсем маленькой.

Дядя приехал утром и сразу же побежал на второй этаж, перепрыгивая через три ступеньки. Он постучал в дверь.

– «Кто стучится в дверь ко мне с толстой сумкой на ремне?» – весело спросила тетя.

Она выглянула из комнаты. Дядя со страху отступил от двери.

– Не пугайтесь. Это наши дамские ухищрения, чтобы быть красивее, – сказала тетя и закрыла дверь.

– Вы и так красивая, – сказал дядя. За стеной забулькала вода.

– Сок смывает, – объяснил я дяде.

– Настенька! – крикнул дядя. – Вы читали сегодня газеты?

– Нам еще не принесли, – ответила тетя.

– Какие цифры опубликованы, – просто дух захватывает.

– Непременно прочту, – пообещала тетя.

– Будут строиться энергетические кольца. Нечто грандиозное! Они опояшут всю страну! Вы представляете себе могучий пояс…

Тетя появилась в дверях в своем красивом комбинезоне.

– Это в самом деле грандиозно, – сказала она.

– Нет, вы почитайте! Сибирь, Запад, Сёверо-запад, Казахстан – везде будут создаваться энергосистемы. Мы теперь на вес золота!

– Вы хвастунишка, – сказала тетя. – Так-то и на вес золота?

– Петька, она нам не верит!.. Да скажите только одно слово: куда?

– Что значит куда?

– Куда нам поехать? Не пройдет и недели, как мы будем в поезде или ракетном самолете!

Я позавидовал тете. Она будет жить где-то у больших гор. Рацним утром она будет выходить из палатки в своем комбинезоне. Она сядет в кабину подъемного крана. Она будет ставить с дядей железные мачты. Они будут поднимать их с земли…

– Ну, так куда? – повторил дядя.

– Не подгоняйте меня. Не могу я так быстро. Мы не на скачках.

– Понимаю. Простите. Я обожду, – : сказал дядя. – Поймите и меня: я очень соскучился по работе.

– Все мы соскучились, – сказала тетя.

Весь день тетя ходила задумчивая. Видно, не так-то легко выбрать место для своей палатки.

Прошла неделя, а может быть, и две. Тетя все еще ничего не могла решить. Дядя Костя приезжал каждый день. Я научился вязать рыбацкий штык. Я уже знал двадцать четыре способа завязывания морских узлов!

Однажды вместо дяди Кости к нам приехал дядя Владя.

Он привез корзину с яблоками и апельсинами. В ней еще лежали "конфеты и бутылка вина. Все это было перевязано красивым голубым бантом.

Дядя понес корзину в тетину комнату. Мы стояли внизу, ожидая что будет дальше.

– Я, кажется, был прав, – сказал папа шепотом. – Он открывает лбом калитку.

– Ты великий психолог, – тоже шепотом ответила мама.

Очень скоро на лестнице опять появился дядя Владя. Он нес на плече ту же корзину. За ним вышла тетя.

– Мы уезжаем, – сказала она.

– Зачем такая спешка? Поживи еще немного, – попросил папа.

– Нельзя, – сказала тетя. – Володя заключил договор на музыку для полнометражного фильма. У него уйма работы. Не могу же я оставить еуо одного.

– Я совершенно заброшен, – сказал дядя. – Живу без домашнего тепла, как на льдине.

– Бедный глупый,' несчастный мой поросячий композитор, – сказала тетя и дернула его за ухо. – Ну что мне с тобой делать?

– Любить, – сказал дядя.

– Как же тебя любить, если ты плохой? – спросила тетя, обнимая дядю.

– Я хороший. Я способный и талантливый…

– Человек о себе недурного мнения, – сказал папа.

– По-моему, я не только талантливый, я даже малость гениальный.

– Ух ты мой непризнанный гений, – сказала тетя и поцеловала его в лоб.

– Ну, скажите по совести, – спросила мама, – надо было поднимать всю эту кутерьму? Так себя мучить, столько страдать?

– Не будем возвращаться к этому вопросу, – замахал руками папа. – Тащи шампанское.

Дядя оторвал от корзины голубой букет, вынул бутылку и выстрелил пробкой в потолок. Все выпили.

– А как же с энергетическим кольцом? – подмигнул папа тете Насте.

– Обойдутся без меня, – ответила тетя.

– Это еще что за кольцо? – спросил дядя.

– Не на мой палец, – ответила тетя, v – А все же?

– Не будьте любопытны, – сказала мама.-.-Много узнаете – постареете!

– Ну, а если я любопытен?

– Все! Финита! – крикнул папа. – Допиваем шампанское, и дело с концом!

Мотоцикл дяди Кости так тарахтит, что его слышно, когда он едет за тридевять земель. Мы услышали, когда он был у вокзала.

– Он тут как тут, – сказала мама.

– Меня нет дома, – сказал' папа.

– А я сплю, – добавила мама. – Иди к нему, Петя.

Я пошел к дяде. Он слез с мотоцикла. Кожаная рубаха плотно облегала его широкую грудь. На шеб у него был повязан фестивальный платочек, который подарила ему тетя Настя. Лицо закрывал щиток из целлулоида.

– Тетя дома? – спросил он, протирая Щиток.

– Нет, – ответил я.

– Ушла в лес?

– Уехала.

– В город?

– С дядей Володей.

– Позволь, с каким Володей?

– Из ямы, – сказал я. – Он опять вылез из ямы и забрал с собой тетю.

Дядя Костя споткнулся, будто кто-то подставил ему ножку.

– Это ты точно знаешь?

– Точнее и быть не может. Он привез корзину яблок и апельсинов. Потом все пили шампанское.

Дядя сел на скамейку и обхватил голову руками. Он долго молчал.

– Она мне ничего не оставила? – спросил он.

– Ничего.

– Может быть, какой-нибудь клочок бумаги?-

– Она только оставила комбинезон.

– Мне?

– Нет, просто забыла его взять. Помните, красивый такой, с карманами до колен.

Дядя закрыл лицо. Он сидел согнувшись на скамейке. Мне стало его жалко, и я сказал:

– Она и палатки поставить бы не сумела. Дядя молчал.

– Если бы я был большим, я бы обязательно поехал с вами.

Дядя отнял руки от лица и прижал меня к своей негнущейся куртке. Потом он встал и сказал:

– Спасибо, Петя. До свидания..

– Постойте, одну минуточку…

Я подлез под веранду и вынул оттуда коробочку.

– Возьмите, пожалуйста, – сказал я.

Дядя открыл коробочку. В ней лежал светляк. Он лежал на спине. Он сильно усох за ночь.

– Он умер, – сказал дядя.

– Может, он спит?

– Нет, он уже не проснется.

– Найти вам другого светляка?

– Нет, Петя. Больше не нужно. И этого было вполне достаточно.

– Мы больше никогда не увидимся? – спросил я.

– Не горюй, парень. С тобой увидимся. Расти большой!

Он вышел за калитку. Он сел за руль, и мотоцикл – та-та-та – обстрелял нашу дачу.

Скоро мотоцикл вылетел на дорогу, туда, где железные великаны широко шагали на трех ногах до самой Волги.