Текст книги "Заставь меня (ЛП)"
Автор книги: Саммер О'Тул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 8
Плач дяди
Нам с Бет семь или восемь лет. Ее шелковистые светлые волосы, которым я всегда так завидовала, собраны в косички с бантиками красного, белого и синего цвета. Звезды сверкают серебром. От свежескошенной травы в парке пахнет бензином. Посреди пруда причал. На нем команда мужчин устанавливает фейерверки для сегодняшнего шоу.
Я иду забрать наш мяч, но задерживаюсь, чтобы посмотреть на фейерверк. Вернувшись, вижу, как Бет разговаривает с соседскими мальчишками. Они выглядят сердитыми. А она грустной. Бет – самая маленькая в нашем классе. Поэтому она лучшая в гимнастике, но она падает, когда один из мальчиков толкает ее.
Это подстегивает меня к действию, инстинкт защитить лучшую подругу разгорается докрасна.
– Оставь ее в покое, Джек! – я подбегаю и толкаю его в ответ.
Мы с Джеком огрызаемся друг на друга. Я высокая для своего возраста, и ему приходится смотреть на меня снизу вверх. Мне нравится чувствовать себя сильной. Я хорошо играю в футбол. И знаю, если ударю его по яйцам, то ему будет больно.
– Ты чужачка, – слышу я шипение позади себя, Бет кричит, пока другой мальчик рвет на ней патриотические банты. Семья Бет из России. У ее родителей сильный акцент, который выделяет их, а у нее нет. Она приехала в Америку, когда была совсем маленькой. Они даже поменяли фамилию.
– Она такая же американка, как и мы с тобой, – я хватаю его за плечо и на этот раз без колебаний бью по яйцам.
Воспоминание врезается в меня с ностальгией и грустью. И чем-то еще, чему я не могу дать название, потому что понимаю, что никто не защищал меня.
До Кэша Фокса.
У меня в груди все колотится, пока я нахожусь в холле, зная, что по ту сторону двери, я думала, Кэш убьет человека. Ради меня.
Нет. Не ради меня, напоминаю я себе. Ради себя. Потому что он чертов психопат.
Как будто мои мысли призывают его, толстая дверь открывается и с щелчком закрывается, когда он входит.
– Привет, Кэш, – я говорю первой, чувствуя необходимость взять под контроль наше взаимодействие. По сути, он ничем не отличается от тех хулиганов, с которыми мы выросли. Они думают, что имею на тебя управу, но оттолкни немного, и хватка ослабнет.
– Привет, Аманда, – уголок его рта кривится. – Хотел убедиться, что с тобой все в порядке после небольшой потасовки прошлой ночью, – слова звучат как угроза, он оценивает, расскажу я кому-то или нет. Странно то, что он не говорит это как угрозу. Он говорит это так, будто искренне хочет убедиться, что со мной все в порядке.
Этот хитрый лис убедителен.
– Да, никаких проблем – я продолжаю раскладывать продукты, надеясь, что, если я проигнорирую его, он уйдет. Вместо этого он придвигает ящик из угла к середине холодильника и садится.
– Что ты делаешь? – это определенно не то, как я представляла себе это утро.
– Мне нравится узнавать своих сотрудников, – его взгляд скользит по моим обнаженным ногам, и я жалею, что надела сегодня юбку. Мало того, что в коридоре холодно, так теперь я еще и беспокоюсь, что он может заглянуть прямо под нее.
Я хмыкаю и поворачиваюсь к нему.
– Я не собираюсь никому говорить. Не волнуйся.
Он наклоняется вперед и опирается локтями на колени. Даже для меня это мощная позиция. А когда он вытирает нижнюю губу, глядя на меня сверху, мурашки бегут под теплом его взгляда.
– Если я причиняю тебе неудобства, могу уйти, – это не вопрос, а утверждение. Тест, насколько сильно он меня беспокоит.
– Мне все равно. Если хочешь провести утро, замерзая здесь, то помогай, – я бросаю ему пакет с зеленью. Он ловит его с забавной ухмылкой.
Думаю, я прошла этот тест.
Мы приступаем к работе по разгрузке продуктов. Проскальзывают моменты, когда мне комфортно в этой тишине. Но за этими моментами всегда следует осознание того, что я нахожусь в очень изолированном металлическом помещении с единственным выходом и серийным убийцей. Никто не услышит моего крика.
Именно поэтому, когда он слегка кладет ладонь на мою спину и наклоняется, кладя что-то на полку передо мной, мне приходится бороться с желанием прижаться к нему.
Его мужской запах сандалового дерева окутывает меня, а тепло от его ладони распространяется по моим ногам. Дрожь пробегает по всему телу, когда он шепчет мне на ухо, почти касаясь губами моей кожи.
– Извини.
Черт. Это не та реакция, которая должна быть у меня сейчас.
Я отшатываюсь назад, но он хватает меня за бедро и прижимает к стеллажу.
– Не бойся меня, – в его словах есть сладкая нотка, и, если бы я не была так чертовски шокирована, это было бы почти восхитительно.
Он наклоняется вперед, пока кончик его носа не касается моего, его дыхание трепещет на моей щеке.
– Хотя мне нравится, как пылают твои щеки, когда ты напугана, – медленным, осторожным движением он подает свои бедра вперед, пока я не чувствую его эрекцию через брюки, трение ткани о мои голые ноги посылает искры вверх. Кровь стучит у меня в ушах, а тело дрожит от желания тоже податься вперед.
Его руки скользят по моим бедрам и изгибу задницы. Одна рука задирает материал юбки, а другая движется вниз.
Если его рука опустится чуть ниже, он сможет…
Вместо этого я отталкиваю его и ухожу.
– Ну тогда не пихай меня к стенам в закрытых помещениях.
– Это была полка, а не стена! – кричит он мне вслед с дьявольским смехом.
Я сожалею, что не врезала ему по лицу, когда была возможность.
***
Я ненавижу свое тело.
Ненавижу за то, как оно предает меня.
В ночь, когда умерла Бет, оно отказалось слушать мои мольбы. Оно не кричало, не поднималось. Я не двигалась.
И сейчас я ненавижу свое тело, потому что мне придется провести остаток смены в промокших трусиках из-за предательской реакции на серийного убийцу.
Издевательские взгляды, которые Кэш бросает на меня весь день, заставляют думать, что он тоже это знает. Ходит вокруг, выглядя самодовольным и раздражающе хорошим в синем костюме. Я его ненавижу.
Входит высокий белый мужчина с причесанной головой, одетый в красный спортивный костюм Adidas, который сразу привлекает мое внимание. А когда я вижу его лицо, то останавливаюсь на месте.
Это дядя Бет, Иван. Я никогда с ним не встречалась, но узнала его по семейным фотографиям и по его сходству с ее отцом. Я не хочу с ним общаться, не могу пойти на этот риск. Если он узнает меня по какой-то причине – я ведь была в жизни Бет последние двадцать три года – и назовет меня Харлоу, все будет кончено.
Но наша администраторша заболела, поэтому обслуживающий персонал подменяет ее, и сейчас только я свободна. Я смирилась, нацепила на лицо дружелюбную улыбку и подошла к нему.
– Здравствуйте, сэр. Добро пожаловать, – говорю я, возившись с бейджиком, надеясь, что это привлечет его внимание. Если он узнает меня, возможно, подумает, что ошибся, увидев имя. – Столик на одного?
Он кивает и морщит нос, оглядываясь вокруг с усмешкой, как будто ему противно это место.
– Что ж, хорошо, идите за мной, – мой тон тошнотворно сладок, пытаясь скрыть нервозность.
Угловая кабинка свободна. Большой круглый стол с единственными в этом месте скамейками, обитыми той же красной кожей, что и в зоне ожидания. Я хочу пошутить насчет его спортивного костюма, подходящего к подушкам, но передумываю, когда он садится с таким видом, будто хочет пробить дыру в стене.
Когда я спрашиваю его, что он хочет выпить, он отвечает только ворчанием, его глаза прикованы к задней части ресторана.
– Хорошо, тогда я сейчас принесу воду.
Когда возвращаюсь, останавливаюсь на полпути, потому что Кэш ведет напряженный разговор с Иваном. Они говорят тихо, но, судя по их искаженным от ярости лицам, они хотят кричать.
Я робко подхожу, отчаянно желая услышать их разговор. Дядя Бет с ее убийцей. Знает ли он об этом? Поэтому он здесь?
Чем ближе я подхожу, тем слышнее становятся их голоса, голос Кэша прорезает воздух. Он наклоняется через стол, чтобы обвиняюще ткнуть пальцем в Ивана.
– … приходить сюда, в мой гребаный бизнес, и бросаться обвинениями……
Рука Ивана вырывается и хватает Кэша за запястье, тряся его татуированную руку.
– Думаешь, только у тебя есть источники информации в полиции, а? – его русский акцент резкий, смысл слов падает, как свинцовый груз в моем нутре.
Кэш вырывает руку и указывает ею на дверь.
– Убирайся отсюда, пока не начал войну, которую не сможешь выиграть, – он слегка поворачивается, и я замечаю, как его вторая рука скользит к карману пальто. Глаза Ивана тоже обращают внимание на это движение, и он встает со смертельным взглядом.
Только когда он уходит, я вижу, что за поясом кусок металла.
Я пытаюсь осмыслить хоть часть произошедшего.
Источники в полиции.
Обвинения.
Татуировка Кэша.
Скрытое оружие.
Кэш крутится вокруг и кричит:
– Ресторан закрыт. Убирайтесь. Если не заплатили, то все за счет заведения. А теперь уходите.
Смущенные посетители вскакивают со своих мест, накидывают на плечи сумочки и пиджаки и спешат уйти. Как только последний клиент уходит, он бросается прочь, проталкиваясь мимо, как будто меня там и не было.
– Эй, подожди, – я тяну его за руку. – Кто это был? – его потемневший взгляд скачет между моим лицом и рукой, как будто он недоумевает, почему я прикасаюсь к нему. Честно говоря, я тоже. Поэтому опускаю его руку.
– Русский мусор, – бормочет он и шагает прочь. Делает всего несколько шагов, но оглядывается и смотрит мне в лицо.
– Этот столик зарезервирован для нас, – он хлопает себя по груди. – Для меня и моих братьев. Больше. Никого. Да кем ты себя возомнила, черт побери? Приходишь сюда с упругой задницей и красивым лицом, думая, что правила на тебя не распространяются, – он издевается надо мной, в его словах нет настоящей злости, но все равно у меня горят щеки от того, что на меня кричат на глазах у всего персонала.
Я не могу удержаться, чтобы не осмотреть их лица, все они имеют различные выражения страха или секундного смущения.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – он откидывает мой подбородок вперед. – Ты просто гребаная хулиганка.
Мой рот открывается в шоке. Не знаю, испугана ли, возмущена или, черт возьми, возбуждена. Я тяжело сглатываю, а его глаза опускаются к горлу, и всякое влечение испаряется, когда я думаю, не представляет ли он, как перерезает мне горло. Я ведь знаю, как сильно он любит резать красивые вещи.
Его пальцы впиваются в мою челюсть, когда я говорю, мой голос становится каменно-холодным.
– Я понятия не имею, о каких правилах ты говоришь.
– Правило заключается в том, что за этот стол не садится никто без фамилии Фокс. И уж тем более не какой-нибудь ублюдок, любящий Путина.
О, так это что-то вроде соревнования, у кого больше член.
– Ну, а меня не предупреждали об этом, придурок. И убери от меня свои гребаные руки, – все переполняющие чувства гнева, страха и ненависти закипают, и я плюю ему в лицо.
Я готовлюсь к пощечине, черт, даже к гребаному ножу. Но вместо этого он вытирает плевок рукой, говоря глубоким монотонным голосом:
– Все. На выход.
Остальные сотрудники выбегают, не решаясь забрать свои вещи из шкафчиков.
– Что мне с тобой делать? – его голос холоден, он обхватывает рукой мое горло и толкает назад, пока я не ударяюсь о стол. Его стол.
Он сжимает руку – не настолько, чтобы ограничить поток воздуха, но давая понять, на что он способен: под его покрытой татуировками кожей проступают напряженные мышцы предплечья. Мой пульс бьется от его хватки, каждый нерв в теле в состоянии повышенной готовности. Только когда я замечаю его растущее возбуждение, понимаю, что он не собирается меня убивать. Ему слишком нравится играть со мной.
– Я должен перегнуть тебя через этот стол и преподать урок уважения, – его взгляд граничит с маниакальным, челюсть сжата так сильно, что я удивляюсь, как не слышу треск его зубов.
– Почему не делаешь этого? – и снова я не знаю, то ли невероятно храбрая, то ли невероятно глупая.
Он смеется. Это холодный, угрожающий звук, насыщенный и резкий, как виски.
– Потому что, куишле, когда я в первый раз отшлепаю твою сладкую задницу, ты должна будешь умолять об этом, – он отпускает мое горло и проводит тыльной стороной ладони по моей шее, по груди и вокруг выпуклости.
Я ненавижу жар, который накапливается в моей сердцевине, и мне приходится сжать бедра вместе, чтобы звучать более грубой.
– Этого никогда, блять, не случится.
Он снова смеется, и его глаза, завороженные путешествием своей руки, переходят на мои.
– Поужинай со мной, – моя голова откидывается назад от удивления.
Я не могу удержаться от смеха.
– Ты безумен, знаешь это?
– Меня называли гораздо хуже, детка, – я задыхаюсь, когда он хватает меня за бедра и поднимает на столешницу.
– Ты сумасшедший, – я задыхаюсь, когда его рука скользит по моему бедру к подолу юбки.
Я не могу оторвать взгляд от его глаз, плененная сырым голодом, который вижу в них. Его ладонь проскальзывает ниже, и от ощущения его кожи у меня перехватывает дыхание.
– Неуравновешенный, – говорю я, задыхаясь, и его рука ползет выше. Я не знаю, что делать со своими руками, кроме как вжимать ладонь в стол до побеления пальцев.
Он кладет другую руку на мое колено и слегка подталкивает его.
– Скажи мне остановиться, куишле.
Я не говорю. Не могу. Внутри меня жгучий зуд, который только усиливается, когда он проводит языком по зубам, раздвигая колени.
– Поехавший, – бормочу я, и даже не знаю, как вообще что-то говорю в этот момент. Все мои мысли поглощены ощущением его руки, проникающей все ближе и ближе к тонкому барьеру кружева между ним и моей киской.
– Псих.
Его пальцы проскальзывают под резинку, и я резко втягиваю воздух, когда он касается внешней стороны бедра. Он стонет, и я прикусываю губу, чтобы не сделать то же самое, когда он раздвигает складочки.
Он впервые прерывает взгляд, чтобы посмотреть на мой рот. Большой палец его другой руки медленно и мучительно проводит по моей нижней губе, пока она не выскальзывает из-под моих зубов.
Кончики его пальцев скользят в мою киску. Его глаза закрываются, из груди вырывается глубокий гул.
Я отворачиваюсь, понимая, что он чувствует. Мою мокрую, нуждающуюся, предательскую вагину. Мне никогда в жизни не было так стыдно. Слезы наворачиваются на глаза.
– О, детка, может, я и сумасшедший, но ты тоже. Твоя киска плачет по мне, – болезненное ликование победы в его голосе заставляет меня гореть. Он наклоняет голову, чтобы поцеловать меня.
Прямо перед тем, как его губы касаются моих, я отталкиваю его изо всех сил и спрыгиваю со стола. Ноги дрожат, но я отказываюсь колебаться и бегу к двери. Я не в состоянии выдержать еще одну секунду, разделяя воздух с этим… этим… монстром.
– Четверг в восемь тебя устроит? – я слышу веселье в его голосе.
– Пошел ты, Кэш, – я не смотрю через плечо, когда кричу в ответ.
Не хочу, чтобы он видел мои слезы.
***
Кэш
Козлов.
И за моим столом. Я в ярости подхожу к нему. Единственная причина, по которой я не пристрелил его на месте, заключается в том, что я не знаю, нет ли поблизости его дружков, и не хочу, чтобы она попала под прицел.
– Надеюсь, у тебя чертовски веская причина быть здесь, товарищ, – он выглядит так, будто хочет оторвать мне голову и помочиться на труп. Рычит низко и глубоко. – Лучше начинай говорить.
Мне искренне интересно, что он собирается сказать. Братва – чертова заноза в нашем боку, но большую часть времени они держатся подальше от нас, а мы, в свою очередь, позволяем им действовать на нашей территории. В любом случае, мы не занимаемся торговлей наркотиками, так что ссориться особо не из-за чего.
Пока кто-то не решает переступить черту.
Например, является в мой штаб без просьбы о встрече.
– Мы хотели вежливо предупредить вас, будьте настороже, потому что мы приближаемся, – он наклоняется вперед и рычит, в его голосе слышны нотки родного языка. – Вы убили нашу принцессу, а мы сожжем все ваше гребаное королевство.
– Ты сошел с ума, Козлов. Вы даже не стоите моего времени. Если только нет повода, – я ударяю ладонью по столу и тыкаю указательным пальцем ему в лицо. – Тебе лучше подумать дважды, прежде чем приходить сюда, в мой гребаный бизнес, и бросаться обвинениями…
Его рука вырывается и хватает меня за запястье, размахивая татуированной кожей у меня перед носом.
– Думаешь, только у тебя есть источники в полиции, а? – это из-за той стриптизерши? Его источники сказали, что у меня есть железное алиби?
Хватит с меня этого дерьма. Я показываю на дверь.
– Убирайся на хрен отсюда, пока не начал войну, которую не сможешь выиграть.
Пока я смотрю, как его гигантская, громоздкая фигура уходит, мой мозг переполняется мыслями. И вместо того, чтобы слушать мысли, летающие в голове, я слышу только несносную болтовню, скрежет столовых приборов о тарелки и негромкий звук музыки из динамиков.
– Ресторан закрыт. Убирайтесь. Если не заплатили, ужин за счет заведения. А теперь уходите, – я тру ладонями глаза, пытаясь разобраться в своем беспорядке.
Кто-то подставляет меня.
Кто-то убивает моих людей и пытается перекинуть вину на меня.
Стриптизерша из моего джентльменского кабака. Бармен из моего ночного клуба. Я не могу вспомнить двух других жертв, но уверен, что если немного покопаюсь, то найду связь. Ради себя.
Мне просто нужно время, чтобы подумать.
– Эй, подожди, – мягкая рука обхватывает мое запястье. – Кто это был? – она прикасается ко мне. Эти чертовы бабочки трепещут в моем животе, и кожа нагревается там, где она ее держит. О чем я вообще думал? Мой разум стирается при малейшем прикосновении. Ах да, о том, что меня подставили в серийных убийствах, а Братва хочет насадить мою голову на пику.
– Русский мусор, – она сбрасывает мою руку, и маленький покой, который давало ее прикосновение, исчезает.
Это ее гребаная вина. Это все из-за нее.
Не должно быть все вот так, но она заразила мой кровоток и все мои мысли, всю мою энергию. Она сводит меня с ума. Нельзя. Я не могу позволить ей сделать это. Я кручусь на месте.
– Этот столик зарезервирован для нас. Для меня и моих братьев. Больше. Никого. Да кем ты себя возомнила, черт побери? Приходишь сюда с упругой задницей и красивым лицом, думая, что правила на тебя не распространяются, – я знаю, что она тут не при чем. Это я виноват, что отвлекся. Но мне приятно выпустить ярость наружу, направить ее на кого-то, кроме себя. Знаю, это неправильно, но я никогда не утверждал, что поступаю правильно.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – я заставляю ее смотреть на меня. Жгучее желание сломать ее, заставить встать передо мной на колени, зажигает мои внутренности. – Ты просто гребаная хулиганка.
Ее челюсть отвисает, затем закрывается. В глазах разгорается огонь неизвестного мне топлива. Я хочу знать, что это такое. Какая великолепная искра только что загорелась? Я наблюдаю, как она сглатывает – вероятно, обдумывая ответ, который она собиралась сказать, – как красиво двигаются мышцы ее шеи. Интересно, если бы я обхватил ее рукой, она бы сопротивлялась?
– Я понятия не имею, о каких правилах ты говоришь, – стальная убежденность в ее тоне и боевой дух во взгляде заставляют мой член дернуться. Да. Разозлись, детка. Подтолкни меня. Посмотрим, что из этого выйдет.
– Правило заключается в том, что за этот стол не садится никто без фамилии Фокс. И уж тем более не какой-нибудь ублюдок, любящий Путина.
Она закатывает глаза. Интересно, закатила бы она глаза, давясь моим членом?
– Ну, а меня не предупреждали, придурок. И убери от меня свои гребаные руки.
Она плюет мне в лицо, и пока я вытираю плевок, мой мозг очищается от всех мыслей, кроме одной:
Кажется, я влюбляюсь в эту девушку.
ГЛАВА 9
Горячая, как карамель
Харлоу
Я подумываю не идти на работу на следующий день. По болезни. Семейные дела. Какая-нибудь другая дебильная отговорка. Потом вспоминаю, что говорила себе вчера: встать, дать отпор, не показывать слабость.
Вот только он видел, как я слабею. Хуже того, он видел, как я извиваюсь.
От одной мысли о прошлой ночи у меня горят щеки и сжимается горло. Я влипла по уши. Такое ощущение, что я сама вырыла себе могилу, а меня уже начинает засыпать землей.
Когда я вернулась домой вчера вечером, не знала, что делать. Не знала, с кем поговорить. Что вообще говорить? Привет, я Харлоу, и я позволила убийце-психопату подрочить мне пальцем. И мне понравилось. О, а моя лучшая подруга? Да, она одна из его жертв.
Я много чего чувствовала после смерти Бет, но это первый раз, когда я действительно ощущала себя наполовину убитой. Я была зла, грустна, потеряна, подавлена, напугана и испытывала все остальные эмоции. Но только вчера вечером, когда вошла в квартиру, я почувствовала отсутствие своей второй половины так же точно, как воздух в легких или кровь в венах. Она была частью меня, а теперь ее нет.
Она была единственным человеком, с которым я могла поговорить, которому могла полностью довериться и знала, что она всегда будет рядом. Пока ее не стало.
Желая почувствовать близость с ней, я взломала дверь в ее комнату и проскользнула внутрь. Мне казалось, что я должна ходить на цыпочках и не шуметь, как будто я вторглась в священное пространство.
Все разбросано и перетасовано с тех пор, как полиция проводила обыск, ища хоть что-то, что могло бы указать на убийцу. Семейный портрет, который она хранила на тумбочке, лежал на полу лицом вниз. Ящики опустошены, обысканы, а ранее аккуратно сложенная одежда кое-как запихнута обратно.
Мое сердце чуть не разорвалось, когда я увидела, что ее любимый с детства плюшевый зайчик разорван сзади, а наполнитель высыпался через шов. Я подавила всхлип, и взяла швейный набор, чтобы зашить его.
Хотела привести в порядок остальную часть ее комнаты, чтобы все было так, как до прихода полиции, но к тому времени, как я закончила с зайчиком, слишком устала.
Чертовски устала.
Я прихожу на смену с крашеными волосами, зачесанными назад в тугой пучок. Не могу смотреть на свой новый цвет. От него чувствую себя грязной и дешевой. Убеждаюсь, что каждая прядь волос надежно закреплена. Я не дам этому ублюдку возможности играть со мной, мягко заправляю упавшую прядь за ухо.
Прежде чем вернусь в логово льва, я хочу сделать одну вещь. Моя убежденность растет с каждым звонком телефона.
– Саксон.
– Привет, это Харлоу, – как только мое имя прозвучало, я хочу выстрелить себе в ногу. Оглядываюсь вокруг. Стою через дорогу от кафе, и повезло, что я не вижу никого, кто знает меня как Аманду.
– Мисс Харгрейв, – его тон смягчается, я слышу улыбку в его голосе.
– Поможет ли признание? Чтобы опровергнуть ложное алиби.
– Мисс Харгрейв… Харлоу, – когда он переходит на имя, я уже знаю, что мне не понравится то, что он собирается сказать. Жалею, что вообще позвонила ему. – Если ты что-то знаешь, приходи и расскажи полиции. А если ничего не знаешь, не делай глупостей, чтобы узнать. Пожалуйста, – это искренняя мольба, но он говорит медленно и спокойно, как будто думает, что я сошла с ума. И я не уверена, что он ошибается.
– Просто скажи, Лео. Признания будет достаточно?
– Позволь нам делать свою работу. Что бы ты ни придумала, ничем хорошим это не закончится. Это опасные люди, Харлоу, – я скрежещу зубами, сдерживая свой ответ. Я преподнесла им Кэша на блюдечке с голубой каемочкой, а они ни хрена не сделали. Я единственный человек, который видел убийцу и осталась в живых, и могу опознать Кэша как этого убийцу.
– Признание. Этого будет достаточно?
– Теоретически да, но… – это все, что мне нужно услышать. Я прерываю звонок и засовываю телефон в карман, переходя улицу с новым огнем в груди и целью.
Когда вхожу, все четыре брата Фокс сидят в угловой кабинке – их кабинке. Холодность, витающая вокруг них, когда те по одиночке, исчезает, когда они собираются вместе. Это странная вещь. Они смеются, прикалываются и оживленно разговаривают. Все эти выводы приходят в голову из-за сцены передо мной, когда один передает другому остатки бургера в обмен на оставшуюся картошку фри.
И это чертовски бесит.
Когда Кэш замечает меня, он замирает, но лишь на мгновение. Затем откидывается назад в кабинке, раскинув руки по спинке и оглядывая злобным взглядом мое тело. Не лучше, чем тот курьер с пивом. Его братья замолкают, дабы посмотреть, что вдруг привлекло внимание Кэша. Все их взгляды устремлены на меня – я физически ощущаю их тяжесть, и мне кажется, что я вот-вот расколюсь на две части.
Мне требуются все силы, чтобы отвести плечи назад и выпрямиться под их пристальным взглядом. Я знаю, чего он хочет. Чтобы я покраснела и струсила. Он хочет видеть, как я крепко сжимаюсь под его каблуком. Уже знаю, как твердеет его член при мысли, что он победил меня, сломал.
Чувствуя искру негодования, я пробираюсь к столу, покачивая бедрам чуть больше, чем обычно.
– Мальчики, – я стараюсь смотреть каждому из них в глаза. Всем, кроме Кэша. – Могу я предложить вам что-нибудь еще?
– Аманда… – я притворяюсь, что не слышу его. Он даже не знает моего настоящего имени, хоть что-то я оставила для себя.
– Десерт, пиво? – они все качают головами, ухмыляясь. Я не знаю, что Кэш рассказал им обо мне, и даже не знаю, что они знают о нем. Но судя по самодовольному выражению их лиц, когда Кэш снова произносит мое имя, а я игнорирую его, им нравится смотреть на то, как Кэш бесится, так же, как и мне.
– Знаешь, а я не против. Что посоветуешь? – спрашивает молодой блондин, бросая на Кэша взгляд «и что сделаешь с этим».
– Хм, я люблю все со взбитыми сливками и клубникой – я прикидываюсь и хлопаю ресницами. Один из братьев подавляет смех. Я чувствую напряжение, исходящее от Кэша, как пар. Оно сгущает воздух, образуя бисеринки пота на моей спине. – Так что я бы рекомендовала фруктовый пирог.
– Я больше по соленому, – говорит другой брат с игривым блеском в глазах. – А ты какой тип девушек?
– Я бы сказал, что она чертовски кислая, – ворчит Кэш.
– О, я обожаю мороженое с карамелью, которая капает. Невозможно удержаться, чтобы не слизать.
– Хватит, – рычит Кэш, выскакивая из кабинки и оттаскивая меня за руку.
Мое сердце колотится, но я изо всех сил стараюсь рассмеяться и отвечаю ребятам:
– Тогда фруктовый пирог, – хватка Кэша обхватывает мой бицепс до синяков, и я испытываю такой кайф от того, что наконец-то проникаю под его кожу.
Только когда он затаскивает меня в свой кабинет и захлопывает за нами дверь, я понимаю, что, возможно, здорово облажалась.
Он прижимает меня к стене. Его рука тянется к моему горлу, но останавливается, пальцы сгибаются, а затем крепко сжимаются в кулак.
– Блять, – рычит он и ударяет кулаком в стену рядом с моей головой. – Почему ты провоцируешь меня?
Я слишком ошеломлена, чтобы говорить, вжимаюсь в стену, не зная, был ли этот удар предназначен для меня. Он отталкивается от стены. Мое дыхание учащается, пока я смотрю, как он ходит по кабинету, запустив пальцы в волосы и дергая их за корни.
– Я лучше пойду, – шепчу я медленно, крадучись назад к двери, как будто разговариваю с диким зверем. Ведь он такой и есть, не так ли?
Он смотрит на меня, его насыщенные зеленые глаза похожи на широкие лужицы с мхом, брови сведены вместе.
– Хорошая идея. – произносит он сквозь стиснутые зубы.
***
Кэш
Я не добрый человек.
Я не нежный человек.
Никогда им не был и не хочу быть.
Поэтому меня чертовски смущает, когда я лежу без сна в постели с одной и той же мыслью, повторяющейся в голове: я переборщил?
Она не говорила мне остановиться. Но сказала, что я сумасшедший, ненормальный, и как там еще… ах да, поехавший. Она позволила продолжать, потому что хотела этого, как и ее мокрая киска? Или думала, что я причиню ей боль, если она не сделает этого? От непонятного ощущения внутри, я тру грудь.
Я делал ужасные вещи в своей жизни. И не боюсь, что она узнает об этом и сочтет меня чудовищем. Потому что я такой и есть, и она окажется права. Я с ужасом и восхищением понимаю, что боюсь этого.
Наконец, я засыпаю с обещанием, что завтра покажу ей, что со мной она всегда будет в безопасности.
Просыпаюсь с хорошим самочувствием, даже отдохнувшим. Во мне бурлит энергия «carpe diem8», и я готов сбить эту девушку с ног.
Но потом она приходит, когда я обедаю с братьями, и вытворяет такое дерьмо. И я теряю голову. Я просто, блять, теряю голову. Она устраивает это гребаное шоу дешевой шлюхи, пока запах ее киски все еще ощущается на моих пальцах?
Я не могу это контролировать. Мой кулак врезается в стену, и выражение страха на ее лице хуже, чем выстрел. Намного хуже.
Но она делает это со мной. Она делает меня чертовски сумасшедшим. Это ее вина.
– Я лучше пойду, – ее голос такой мягкий и робкий, что это разбивает мое гребаное сердце. Я погасил ее вспыльчивый огонь, горевший несколько минут назад, превратив в испуганного ангелочка.
– Хорошая идея, – звук закрывающейся за ней двери – как удар в живот.
Чтобы не провести следующие несколько часов в задумчивости, я отвлекаю себя, занимаясь делами, которыми пренебрегал из-за своей новой одержимости. Это продуктивно и напоминает, что я не какой-то там хандрящий, грустный мешок с дерьмом. Я – Лис, вершина гребаной пищевой цепочки. Король.
