Текст книги "Злодей (ЛП)"

Автор книги: Саманта Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

– Надия…

– Я должна была извиниться, должна была чувствовать угрызения совести, но все, что я ощущала, это предательство и отчаяние. Позже он объяснил, что они расстались, но она узнала, что беременна, поэтому они пытались снова наладить отношения. Он казался таким разбитым. Сказал, что любит меня, но мы должны прекратить общение, так как у него есть обязательства перед ней. – Я заставила себя встретиться взглядом с Генри, но ничего не увидела в выражении его лица, все, что я видела это образы из прошлого. – Мне был двадцать один год, и я думала, что влюблена. Тому, что я сделала потом, нет оправдания. Я уже говорила тебе, Генри, что мой отец не был хорошим парнем. – Я вытерла слезы. – Он постоянно изменял маме, а я была для него практически невидимкой. Мама была так поглощена попытками сохранить брак, что едва замечала меня. Я была пухлым, неуклюжим ребенком, мальчики в старших классах также не обращали на меня внимания, а вскоре, когда они начали это делать, я обнаружила, что все они хотят только одного.

– Квентин был другим. Он заставил меня почувствовать себя особенной и нужной. Тогда я считала себя такой взрослой. Думала, что в итоге всем будет только хуже, если он останется с женой ради ребенка. Поэтому я решила поговорить с ней один на один. Разговор почти сразу перерос в спор. Я все еще слышу, как она кричит, чтобы я убиралась из её дома. – Я вздрогнула. – Но до этого она сказала, что они никогда не расставались, и что я уже третья студентка, с которой она застала его за последние два года. – Я задохнулась от рыдания. – Она смотрела на меня, словно я злобная шлюха, мне было так стыдно, так больно, я безумно сожалела. Она продолжала кричать, чтобы я ушла, а я не уходила, просто пыталась извиниться, сказать, что не знала, что они всё ещё вместе. В конце концов его жена пригрозила вызвать полицию, и это меня отрезвило. Я ушла. Но несколько дней спустя… – я в ужасе уставилась на Генри. – С ребенком случилась беда. Она потеряла его, – выдохнула я.

В ответ на мои откровения Генри плотно закрыл глаза и сжал губы.

Я отвела взгляд.

– Всё это дошло до моих одногруппников. И других преподавателей. Квентин свалил всё на меня. Обвинил в том, что его жена ушла и потеряла их ребенка. Сказал, что это я виновата, я расшатала ситуацию. Он потерял работу, и меня все возненавидели. Те последние несколько месяцев были худшими в моей жизни. Я отправилась домой, чтобы сбежать, но не знала, что в нашем городе живет двоюродный брат одного из моих одногруппников. Это был один шанс на миллион. Но все узнали, и моя мать едва могла смотреть в мою сторону, не говоря уже о том, чтобы позволить мне объясниться. Она решила, что я такая же, как мой отец.

 – Я нигде не могла найти работу, мне казалось, что каждый человек в проклятом Коннектикуте знает эту историю. И чем больше люди заставляют тебя чувствовать себя плохим человеком, Генри, тем больше ты в это веришь. В этом должна быть доля правды. Когда я смотрела в зеркало, я ненавидела свое отражение. Поэтому хотела сбежать от себя самой. Я сменила имя, перекрасила волосы и переехала в Нью-Йорк. Я работала на онлайн-метеорологическую телекомпанию, где мой старый босс из WCVB заметил меня и предложил работу. Затем переехала в Бостон.

Тишина окутала мою маленькую квартирку, пока я ждала, что любимый мужчина, простит меня, либо осудит.

Когда он промолчал, я посмотрела в его ничего не выражающие глаза и прошептала:

– Прости, что заставила тебя почувствовать, что ты не заслуживаешь шанса, тогда как на самом деле все было наоборот.

Маска безразличия уступила место гневу.

– Не надо. Это неправда. Я… я сижу и пытаюсь придумать, как сказать тебе... Я знаю, что Надия – твое второе имя, а настоящее – Сара Надия Реймонд.

Что?

– Что? Как?

Генри побледнел.

– Моя мать. Когда она узнала, что я веду тебя на благотворительный бал Делейни, поручила частному детективу заняться этим и выяснила все о Квентине и тебе. Только она преподала все так, будто ты знала, что связалась с женатым мужчиной. Однажды отец рассказывал мне, что, когда они с матерью были помолвлены, он по пьяни совершил неосмотрительный поступок с её подругой. Они на некоторое время расстались, но он убедил её принять его обратно. С тех пор он ей верен, но измена – больное место для моей матери.

– Это объясняет, почему она так меня ненавидит.

– Она тебя не знает, – сказал Генри. – Мама рассказала мне о Квентине и думала, что информация изменит мои чувства к тебе, но этого не произошло. Потому что, я догадывался, мы знаем не всё об этой истории. – Он встал и пересек комнату. Я ошеломленно уставилась на него, разрываясь между радостью и смущением, когда он опустился передо мной на корточки.

Генри взял меня за руки, и я с облегчением увидела, что в его глазах не было ничего, кроме любви.

– Мы все совершаем ошибки, ты была всего лишь девчонкой. Насколько знаю, я наверняка спал с чьей-то женой или подругой, потому что они лгали мне. Люди лгут, Надия, и могут предать, но мы учимся на этом... и я знаю тебя. Знаю, что ты многому научилась. В своей голове ты превратила всё это в нечто гораздо более ужасное, чем оно есть на самом деле. Ты никого не убивала.

– Но их ребенок, – прошептала я.

– Надия, – боль вспыхнула в его глазах, – Квентин Джеймс был патологическим изменщиком, который получал удовольствие, трахая невинных студенток, а ты была всего лишь одним из многих случаев, когда он причинил боль своей жене. Ты просто оказалась рядом, когда стресс от его предательства стал для нее слишком сильным. Он мудак, который свалил вину на тебя, тогда как все, что пошло не так в его жизни, было вызвано его собственным проклятым эгоистичным пренебрежением к окружающим.

– Ты правда так думаешь?

– Я уже знал все это, когда признался тебе в любви, – напомнил Генри.

– Почему не сказал мне, что знаешь?

– Потому что хотел, чтобы ты доверяла мне настолько, чтобы рассказать самой… и Боже, Солнышко, ты заставила меня ждать. Я думал, что буду ждать вечно.

– Люблю тебя, – выпалила я, скользя ладонями по его рукам к плечам и наклоняясь к нему. – Так сильно тебя люблю.

Внезапно я оказалась в его объятиях, Генри целовал меня, вкладывая каждую унцию своей любви в наше единение. Когда мы наконец оторвались друг от друга, переводя дыхание, Генри вопросительно уставился на меня, убирая волосы с моего лица.

Затем довольно резко нахмурился.

– Ты сказала, что встретила этого ублюдка на улице.

И тогда я выложила все. О том, что Квентин следил за нами уже несколько месяцев, а сейчас начал шантажировать.

Генри вдруг стал тихим, очень спокойным, и это беспокоило больше, чем любая вспышка гнева.

– Я убью его.

Его слова звучали так искренне, что я ахнула.

– Нет, ты не сделаешь этого.

– Сделаю.

– Нет.

– Я его выпотрошу.

– Это то же самое, что убить, Генри, только более красочно.

Он стрельнул в меня взглядом, а затем поднялся на ноги и начал мерить шагами маленькую гостиную.

– Я думал, предполагалось, что этот парень умен, – выплюнул Генри. – Он хоть понимает, с кем имеет дело? Я могу уничтожить его, даже не убивая.

Да, но Квентин рассчитывал на женщину, которой было так стыдно за свои поступки, что она сменила имя и внешность, намереваясь убежать от прошлого. Он полагал, что её чувство самосохранения развито также, как у него. Однако, я не такая как Квентин. В отличие от него, я никогда не предам человека, которого люблю больше всего на свете.

– Он рассчитывал, что я скрою все от тебя. Всеми силами буду желать держать это в тайне. Кроме того, он, вероятно, знает, что эта информация может разрушить мою карьеру. Мне не впервые этим угрожают.

Генри замер на полпути.

– Что это значит?

– Именно этим меня шантажировал Дик.

– Блядь, – прошипел он. А затем пересек комнату и притянул меня в свои объятия, сжимая очень крепко, почти до синяков.

– А это ещё зачем?

– Потому что чертово чудо, что ты вообще дала мне шанс, учитывая, со сколькими ублюдками тебе пришлось столкнуться.

Я растаяла в его объятиях, и он немного расслабился. Знакомый запах, смесь одеколона и чего-то, присущего только Генри, был таким же успокаивающим, как и его твердые, сильные руки. Я никогда не хотела ни на кого полагаться. Эта мысль пугала. Но я начинала понимать, что опереться на Генри больше не было выбором. Я нуждалась в нем. Жаждала его любви и поддержки. Тем более теперь, когда знала, что он любит меня, несмотря на все мои ошибки.

– Что мы будем делать? – прошептала я.

Генри немного помолчал, успокаивающе поглаживая меня по спине.

– Прямо сейчас я заберу тебя в постель, и ты будешь снова и снова повторять, что любишь меня, пока я буду внутри тебя. Затем мы будем есть банановый хлеб и булочки в постели и забудем обо всем остальном. А завтра я разберусь с Квентином. – Он почувствовал, как я напряглась, и поцеловал мои волосы. – Я не убью его, но, когда покончу с ним, он пожалеет об этом. Все, что тебе нужно знать – он ушел из твоей жизни навсегда, и ничто не встанет между тобой и твоей карьерой, или, что более важно, между нами.

Я подняла голову и посмотрела в его прекрасное лицо.

– Ты самый лучший человек, которого знаю. – Я потянулась к его губам и прижалась нежнейшим, сладчайшим поцелуем. – Так что, думаю, ты поймешь, почему я не могу позволить тебе позаботиться об этом.

– Что? – он прищурился.

Во мне вспыхнула решимость.

– Я должна сама разобраться с Квентином. Я достаточно честна, и, думаю, достаточно сильна, чтобы признать, ты мне нужен. Это так. Но я все еще пытаюсь стать лучше и для этого должна сама заткнуть Квентина. Я могу это сделать, зная, что у меня есть твоя поддержка. Он должен понять, что я больше не та наивная, изголодавшаяся по любви, беспомощная девушка. Я успешная карьеристка, – дерзко ухмыльнулась я. – И у меня есть друзья в высших кругах.

– Прекрасно, – выдавил Генри. – Можешь поговорить с ним, но я буду рядом и буду наблюдать. Не обсуждается. И если твой способ не сработает, мы сделаем все по-моему.

– Договорились.

Генри вдруг ухмыльнулся.

– У нас хорошо получается.

– У нас хорошо получается это. – Я схватила его за рубашку и потянула в спальню. – Но, надеюсь, не слишком хорошо. Мне очень нравится с тобой спорить. Особенно мне нравится часть примирения с поцелуями.

Совершенно неожиданно Генри подхватил меня на руки и ухмыльнулся.

– Солнышко, поцелуи – не часть примирения. – Он бросил меня, и я ахнула от удивления, подпрыгнув на кровати. В предвкушении, я наблюдала как Генри практически сорвал с себя рубашку, отшвырнул ее и забрался на кровать, поднимаясь вверх по моему телу. Его глаза горели.

– Вот это часть примирения.

– Но мы же не спорили. – поддразнила я.

– Это не имеет значения, – сказал Генри хриплым голосом, медленно расстегивая молнию на брюках. Искры удовольствия покалывали между моих ног.

– Я собираюсь как следует тебя трахнуть. – Он скользнул пальцами под пояс моих штанов для йоги и трусиков и потянул.

– А потом займемся любовью? – спросила я, задыхаясь, когда он снял с меня одежду.

– Кто-то сказал мне однажды, что трах может быть чем-то большим, чем просто трахом. Трахать, сосать, лизать, трогать, хватать, щупать… – он ласкал внутреннюю сторону моих бедер, направляясь к конечной цели своего исследования. – С тобой это всегда занятие любовью.

Я тихо рассмеялась, изумленно качая головой.

– Ты такой приятный собеседник.

Он одарил меня убийственной улыбкой, его глаза были настолько переполнены счастьем, что я задрожала от легкого приступа головокружения.

– Это тоже правда.

– Знаю, – я потянулась, чтобы обхватить его лицо ладонью, – и верю тебе.

 Эпилог

– Итак, сегодняшнее шоу подходит к завершению, – сказал Эндрю в камеру, – но нам нужно еще немного времени, чтобы как следует попрощаться с Барбарой.

Мы с Энджел по сигналу появились в кадре. Энджел несла огромный букет цветов, а я держала корзину с подарками от нас и съемочной группы. Барбара поцеловала меня в щеку, принимая подарки. Она даже приняла поцелуй от Эндрю.

– Я буду очень скучать по всем вам. Спасибо. И Надия, удачи тебе с этим, – сказала она, указывая на Эндрю.

Мой желудок слегка сжался, мы рассмеялись, а Эндрю закатил глаза. С понедельника я занимала место Барбары в качестве соведущей утреннего шоу. Не об этом я мечтала, но, когда Барбара сообщила всем, что согласилась на работу ведущей утреннего шоу в Лос-Анджелесе, и наш новый босс Келли предложила мне ее место… я обнаружила, что меня взволновала подобная перспектива.

Это не то, чего я хотела, когда только начинала здесь работать, и определенно не тогда, когда Дик пытался меня шантажировать, но сейчас поняла, что мне нужен новый вызов.

Но я чертовски нервничала.

Мы закончили шоу, Барбара поблагодарила зрителей, удивив всех, когда сказала, что будет скучать по Бостону, и её голос дрогнул. Но, как и мне, ей была нужна новая вершина, и, как сама она шутила, новый круг мужчин.

После шоу мы все вместе отправились на наш последний совместный ланч, и я расплакалась, когда пришло время прощаться. Мы с Барбарой могли быть абсолютно разными типажами женщин, но все равно были связаны.

Направляясь домой к Генри, теперь уже к нам домой, я проходила через Бостонский общественный сад и остановилась, чтобы, несмотря на холод, посидеть на скамейке. Я позвонила Джо, убедилась, что мы все еще обедаем завтра, и немного посидела, наслаждаясь покоем. Сегодня светило солнце, но оно едва пробивалось сквозь пронизывающий январь, стоящий на дворе. Теперь, когда жила так близко, я много времени проводила в саду. В этом месте было что-то умиротворяющее, независимо от времени года.

– Здесь холодно.

Я вздрогнула, оторвавшись от мыслей о новой работе, и широко распахнула глаза, когда Генри сел рядом. Он был закутан в шерстяное пальто и шарф, который я подарила на Рождество. Генри обнял меня и притянул ближе к себе. Я впитывала его тепло и запах.

– Что ты здесь делаешь?

Он с любовью посмотрел на меня.

– Ушел пораньше с работы, так как знал, что ты будешь здесь, оплакивать уход Барбары или переживать о новой работе.

– Сперва плакала. Теперь переживаю. – Я усмехнулась тому, как хорошо он меня знал.

– Ты прекрасно справишься, ты же знаешь. Этот город любит тебя.

Последнее он произнес с ворчанием, заставив меня рассмеяться. Генри часто колебался между гордостью за меня, самодовольством, что я его женщина, и собственничеством, а также раздражением, потому что моя местная популярность отчасти означала, что за мной нередко пытались приударить.

– Значит, ты пришёл меня встретить? Это очень мило с твоей стороны.

Он обнял крепче.

– Вообще-то, я пришел кое о чем тебя спросить.

– Да?

Меня обеспокоила нервозность и настороженность, послышавшаяся в его голосе. Последние четырнадцать месяцев мы с Генри на каждом шагу были честны друг с другом. После того, как моя попытка дать отпор Квентину мало помогла, Генри прямо заявил, что настал его черед. Хотя он и знал, что его вмешательство меня разозлит, ничего не делал за моей спиной. Мы поспорили об этом, но Генри считал, что Квентин явно женоненавистник и просто не видит во мне угрозы. Стало очевидно, что Квентин по-прежнему будет являться занозой в нашей заднице, поэтому я должна была позволить Генри разобраться с ним. Я не знала, что произошло между ними. Знала только, что Кейн прикрыл спину Генри, и Квентин никогда больше нас не беспокоил.

Несколько месяцев спустя, когда Алекса и Кейн поженились на маленькой частной церемонии, на которую были приглашены только мы и ещё несколько человек, Генри попросил меня переехать к нему. Это означало, что теперь у нас было гораздо больше возможностей спорить и мириться, чем мы и занимались, так как были предельно честны друг с другом.

Мы доверяли достаточно, чтобы быть искренними.

Поэтому неудивительно, что в последнее время меня беспокоила скрытность Генри. Если я заходила к нему, когда он разговаривал по телефону, он резко прерывал беседу и заканчивал звонок. Или, когда возвращалась домой, а он сидел за ноутбуком, то закрывал его и отодвигал, уходя от ответа, если я спрашивала, что он задумал.

Он был слегка отстраненным, часто погружен в свои мысли, я спросила, что его тревожит, он ответил, что ничего. Мы оба знали – это ложь, но вместо того, чтобы привычно разобраться во всем, я была так обеспокоена его поведением, что притворилась будто всё в порядке и оставила его в покое.

Стало ясно, что Генри, наконец, готов поговорить о том, что происходит.

– Что случилось?

Он одарил меня неуверенной, извиняющейся улыбкой.

– Знаю, в последнее время я был задумчив, прости, если заставил тебя волноваться.

– Генри…

– Знаешь, – он рассмеялся, но смех тоже прозвучал неуверенно, – когда я решил это сделать, то думал, будет легко, потому что это ты и я. Я знаю, что мы чувствуем друг к другу... но, думаю, в глубине нашего сознания всегда есть крошечный процент сомнения. И в конкретном случае это сомнение, этот страх парализует, потому что, если сейчас всё сложится не так, как я задумал, это может всё разрушить. То, что я привык считать всем в жизни. Ты, – он сжал меня крепче. – ты всё для меня.

Нет… не может быть...

– Генри?.. – я постаралась, чтобы в моем голосе не прозвучала надежда.

Он нервно облизал губы, я никогда раньше не видела, чтобы он так делал, и нашла этот жест прелестным. Он бы закатил глаза, если бы узнал, что думаю о нем, как о чем-то даже отдаленно прелестном.

– Я размышлял о том, где, как и когда... и всё, что приходило в голову, казалось слишком помпезным, тривиальным и таким сентиментальным, что теряло истинные чувства. Я думал о нашем первом свидании в пиццерии, – он ухмыльнулся, – и о втором, когда мы почти утонули под дождем во время экскурсии по городу. С того момента, как встретил тебя, я знал, ты единственная женщина, с которой я хочу быть настоящим, быть собой. И понимал, по какой-то причине, которую не могу объяснить, я мог быть таким. Мне не нужно было нанимать лимузин, возить тебя в оперу или на концерт, надевать смокинг и покупать бриллианты. Никаких игр, демонстрации денег и обольщения. Все может быть настоящим. Простым. И как оказалось, быть охренительно невероятным в своей простоте.

Сейчас его глаза сияли, по моим щекам потекли слезы, все эти месяцы, взлеты и падения, реальность нашей любви промелькнули передо мной. Потому что он был прав. Наша совместная жизнь ощущалась невероятной. Мне чертовски повезло, что он у меня есть.

Генри соскользнул со скамейки, опустился на одно колено, и мое сердце едва не выпрыгнуло из груди. Я смотрела, и счастье, о котором даже не подозревала, росло во мне, когда он полез в карман пальто и вытащил синюю бархатную коробочку. Он смотрел на меня, не отводя глаз, пока открывал её, демонстрируя помолвочное кольцо. Самое красивое из всех, что я когда-либо видела.

Украшение выглядело старинным. Крошечные бриллианты, выстроенные в линии, образовывали на металле изящные завитки узора, который закручивался к центру, где одиноко подмигивал яркий бриллиант.

– Оно принадлежало бабушке, – сказал Генри. – Мама подумала, что оно подойдет. Когда я его увидел, то сразу понял, что оно идеально.

Его мать?

– Пенелопа?

– Она изменила своё мнение, Солнышко. – Он ухмыльнулся. – И злится, что я делаю предложение не на вечеринке в саду, или в Париже, или на гондоле в гребаной Венеции... но мне показалось, что этот момент должен принадлежать только нам двоим. В правильном месте. Без широких жестов, массовки и фейерверков. Наша жизнь не заурядна, твоя и моя. Нас фотографируют, помещают снимки на первые полосы газет, и людям нравится думать, что они знают о нас всё. Широкие жесты и фейерверки это часть нашей жизни, для нас это не нечто невероятное. Но когда мы возвращаемся домой и закрываем за собой дверь, то остаемся только ты и я… в этом и есть наша невероятность, правда?

Я кивнула, плача так сильно, что с трудом могла разглядеть его лицо.

– Я родился в роскоши… но никогда не знал, что такое истинное богатство, пока не встретил тебя, Надия Рэй. Сделаешь ли ты меня самым богатым человеком на земле, оказав мне честь и выйдя за меня замуж?

– Да! – я рыдала, бросившись к Генри, чувствуя губами его смех, когда целовала его. Наверное, я выглядела нелепо, плача и смеясь, осыпая его лицо поцелуями, но мне было плевать.

В конце концов, Генри пришлось мягко оттолкнуть меня, чтобы надеть кольцо на палец.

– Оно идеально. Так идеально. – Я обхватила его лицо руками и поцеловала чуть сдержаннее.

Мы так улыбались, что казалось, наши лица вот-вот треснут. Генри крепко обнял меня, и я заметила, как его взгляд скользнул за моё плечо. Он печально улыбнулся мне.

– Нас фотографируют.

Я фыркнула.

– Полагаю, у меня не будет шанса первой рассказать Лекси.

Он усмехнулся и помог мне подняться. Наши пальто промокли насквозь, но мне было все равно.

– Она уже знает.

– Что? – мы свернули к тропинке, и я поняла, что Генри прав. Проходящие мимо люди, должно быть, видели, как он опустился на одно колено, и остановились полюбопытствовать.

Они хлопали и выкрикивали поздравления, когда мы проходили мимо.

– Лекси и Кейн уже знают, – продолжил Генри, когда мы пробрались через небольшую толпу и направились в сторону дома. – Я спрашивал у Лекси её мнение о кольце.

– Ты вроде сказал, будто точно знал, что оно идеально, – поддразнила я, подняв руку, чтобы взглянуть на потрясающее украшение.

– Как уже говорил, я испытывал раздражающее чувство сомнения по поводу всего.

– Не стоило. – Я обняла его крепче.

– Неужели? Потому что тебе, очевидно, и в голову не приходило, что моя скрытность связана с тем, что я собирался сделать предложение. – Он выгнул бровь, глядя на меня. – А что, по-твоему, я скрывал?

Я знала, что он предполагал.

– Я не думала, что ты изменял. – Я раздраженно пихнула его. – Мы правда будем спорить через несколько секунд после помолвки?

– Нет, если скажешь, что, по-твоему, я скрывал.

– Я не знала. Подумала, может быть, на работе что-то не так, и ты не хочешь меня беспокоить.

– О. – Он расслабился, но я все еще смотрела сердито.

– Доверие работает в обе стороны, знаешь ли.

– Нет. – Он покачал головой. – Мы не спорим. Нам не нужно спорить, чтобы сделать меня твердым, – достаточно громко пообещал он. – Удивительно, но твое «да» уже вызвало у меня эрекцию.

Я расхохоталась, откинув голову назад, когда он довольно улыбнулся.

– Боже, ты мне нравишься, – повторила я слова, которые он много раз говорил мне.

– Хорошо. – Генри остановился на выходе из сада и привлек меня к себе для поцелуя. – Потому что ты застряла со мной.

Мы целовались на тротуаре, пока какая-то ворчливая личность, явно не имеющая сексуальной жизни, не пихнула нас, сказав, чтобы мы сняли комнату. Оторвавшись друг от друга, мы тихо рассмеялись друг другу в губы.

И тут до меня дошло, что эти губы будут моими навсегда.

Что он мой навсегда.

– Кстати, – прошептала я, – это было действительно эпическое предложение.

– Да? – выражение его лица смягчилось.

– Ты начал с того, как мы будем жить дальше... не нуждаясь во всем том дерьме, которое, как говорят люди, нам необходимо. Потому что, если однажды что-то случится, и мы лишимся всех материальных ценностей, которые делают нас привилегированными, я знаю, у нас все будет в порядке. Пока у нас есть это, – я потянула его за лацканы пиджака, прижимая к себе, – мы справимся и с радостями, и с неудачами.

Генри кивнул, и я заметила озорной огонек в его глазах.

– Знаешь, мама хочет устроить самую огромную, самую дорогую светскую свадьбу, какую только можно представить.

Я пожала плечами.

– Тогда так и сделаем. Единственное, что имеет значение, это то, что мы с тобой поженимся, верно?

– Она сведет тебя с ума.

– Генри… я же получу тебя в конце?

– Да. – Улыбнулся он. – Ты получишь меня сейчас, во время и после.

Я покачала головой, услышав намёк в его голосе, но сказала:

– Значит, пусть сводит меня с ума. Все, что меня волнует, – это ты.

Генри обхватил руками мои руки и прижался лбом к моему.

Мы закрыли глаза, звуки города исчезали вокруг, мы просто дышали.

Вместе.

Навсегда.

КОНЕЦ