Текст книги "Насекомые и волшебники, или Фотосессия (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– А мой у вас, вероятно, есть.

– Конечно! Кто бы я был, если бы его у меня не было!

– Спасибо за вечер, Лоренцо, и доброй ночи, – сказала она.

Он открыл дверь, сверкнул глазами на прощание и исчез за углом.

И вправду, подумала Элоиза, если бы всё это случилось год назад, что было бы в итоге?

Ай, ну зачем думать о том, чего не было, и быть не могло! То чувство, что есть сейчас в её сердце, и того человека, который есть сейчас в её жизни, невозможно сравнивать ни с кем, и точка. Есть он – и есть все остальные люди, события и отношения. Кстати, что-то о нём нет никаких сведений, а не поинтересоваться ли? Вообще между ними это не было принято, но вдруг? Мало ли, что там?

Она написала сообщение, тут же получила ответ, что он еще не дома и будет еще нескоро. И ещё одно пожелание доброй ночи.

Раз все кавалеры хором желают доброй ночи, то следует, вероятно, пойти и лечь спать. Тем более, что опять скоро вставать, а ещё не ложилась.

6.18 И далее

Третья неделя. Среда

За завтраком из верхушки службы безопасности присутствовал только Гаэтано, остальные не показывались. Зато спустился сверху отец Варфоломей и сказал, что в десять – совещание по итогам всего-всего.

– Намекните хотя бы, что будет? – спросила София.

– О нет, пусть ваше любопытство терзает вас и дальше! – рассмеялся Варфоломей и отправился за какими-то вкусностями для Чезаре.

– Эла, а правда, что говорят слухи? – нахмурилась Анна.

– Мне – ничего, – пожала плечами Элоиза.

– Даже тебе ничего? Прямо удивительно. Тогда расскажи, как продвигается ремонт.

– Кажется, разобрали завал, вынесли всё из кабинета, а увечную люстру отдали реставраторам. Большинство подвесок, кстати, сохранилось.

– Значит, соберут заново, – резюмировала Анна.

* * *

В кабинете Шарля в кои веки не было никакого Сторчио. Зато был Себастьен. Он поднялся со своего обычного места, подошел к ней и осмотрел со всех сторон.

– Доброе утро, госпожа де Шатийон, – он улыбался, но фонил усталостью со страшной силой. – Как вы?

– Всё хорошо, – улыбнулась она. – Извините за неформальный вопрос, но – вы спали сегодня?

– Совсем немного. Это не страшно, правда, на некоторое время меня ещё хватит.

– Ещё же не начинаем? Давайте выйдем на минуту.

– Легко.

В приёмной в тот момент никого не было. Она быстро собралась, взяла его за руки, ладонь к ладони, и поделилась, чем смогла. Поцеловать было бы вернее, но не здесь и не сейчас. Или все же…

Она бросила быстрый взгляд на местную камеру, а потом облизнула губы и поцеловала его. Секунд десять, не более, но ему должно хватить.

Себастьен оживал прямо на глазах.

– Спасибо, сердце моё, – его взгляд сделался настолько заинтересованным, что она быстро опустила глаза. – Как вам это удаётся?

– Удаётся, – пожала она плечами. – Пойдемте обратно.

В этот момент вошел Бернар Дюран, и Себастьен тут же спросил его о чем-то. Элоиза улыбнулась про себя и пошла на своё обычное место за столом.

* * *

Шарль тоже был не слишком свеж, и обошелся без долгих предисловий. Он приветствовал всех, сказал, что проверка закончена, никаких нарушений не обнаружено, замечаний не высказано, более того – кардинал Сторчио принёс ему и в его лице всему штату сотрудников извинения за неподобающее поведение своей команды. Данные о неподобающем поведении переданы в соответствующие официальные структуры. Состав этих данных позволит не только задать названным господам вопросы, но и предъявить обвинения.

Заявление вызвало вздохи облегчения и нестройный радостный гул. Но это оказалось не всё.

Шарль продолжил. Сказал о том, что прекрасно понимает – две последние недели дались всем сотрудникам очень непросто. Поэтому сейчас надлежит завершить всю самую срочную работу, у кого таковая есть, а затем – с обеда сегодняшнего дня и до вечера воскресенья – выходные. Встретимся в понедельник.

Эта часть речи вызвала радостные возгласы и даже аплодисменты. Больше всех радовался Бернар, сообщил всем, что наконец-то напьётся и будет счастлив.

Шарль пожелал всем приятных выходных и отпустил. Элоиза уже было собиралась бежать к себе и радовать сотрудников, но её остановил Варфоломей.

– Скажите, госпожа де Шатийон, а где картина? – нахмурившись, спросил он.

– Какая картина? – не поняла она.

– Которую мы повесили в ваш кабинет. Под завалами мы её не обнаружили.

– Я забыла вам сказать, – рассмеялась она. – Она чудом спаслась, и я пока забрала её к себе в комнаты. После ремонта верну.

– Вам следует показать её специалистам. Если она не падала, это ещё ничего не значит, – строго сказал Варфоломей.

– Хорошо, я это сделаю, – кивнула она и вышла в приёмную.

На столе Варфоломея сидел Себастьен.

– Элоиза, можно вас спросить?

– Конечно, – она подошла к нему и не заметила сама, как уселась рядом.

– На самом деле есть даже две важные вещи, и я никак не могу решить, с чего начать.

– Начинайте с чего-нибудь, – улыбнулась она.

– Скажите, вы уже успели придумать себе планы на внезапный отдых?

– Спать, – тут же выдохнула она.

– Отличные планы. А что вы думаете о том, чтобы спать не здесь, я имею в виду – не во дворце и даже не в городе, а отправиться куда-нибудь, где теплое море, пляж и нет людей? И спать в каком-нибудь таком месте?

– И выключить телефон, – выдохнула она.

– Хорошая мысль, я её обдумаю. Так вы согласны?

– Получается, что да, – улыбнулась она.

– Отлично. Я сейчас пойду в свой кабинет и что-нибудь подыщу. Предлагаю вам отпустить сотрудников и прийти тоже, подумаем вместе.

– Хорошо, я так и сделаю. А вторая важная вещь?

Он внимательно посмотрел на неё.

– Скажите, Элоиза, а зачем вас навещал вчера господин Куарта?

– Хотел поблагодарить за лечение.

– Вы его ещё и лечили? – нахмурился он.

– Про визит насплетничали, а про это – нет? Прямо странно. Да, я считала себя некоторым образом виноватой в том, что он попал под ту люстру, поэтому я ему немного помогла.

– Не сердитесь, сердце моё, – тихо сказал он. – Пожалуйста.

– Хорошо, не стану. Но вы сами можете оценить скорость распространения сплетен в отдельно взятом пространстве дворца, – назидательно сказала она.

– Но вы придете?

– Поискать место для сна? Приду.

– Эй, вы уже совсем из берегов вышли, причем оба! – сварливо заметил вышедший из кабинета Варфоломей. – Не нашли стульев получше?

– Простите нас, – улыбнулась Элоиза. – Мы уже уходим.

6.19 О романтике

Третья неделя. Четверг, пятница, суббота

Спать оказалось очень правильным решением. А спать вдали от людей – вдвойне правильным. У Себастьена нашелся какой-то знакомец, который помог поискать безлюдное место для сна, и таковое нашлось в виде домика на гористом острове посреди моря. Единственное неудобство – лететь пришлось не днём в среду, а очень ранним утром в четверг.

Зато в среду вечером радостные сотрудники палаццо д’Эпиналь устроили грандиозное празднество в обеденной зале. Элоиза понимала, что не пойти нельзя, хотя никаких сил на веселье уже не оставалось. Но оказалось, что она не одна такая – почти все участники утреннего совещания у Шарля пришли, но в состоянии «уже даже пить не хочется». В итоге они сидели представительной компанией в углу, лениво ковырялись в тарелках, пили вино и изредка перебрасывались словами. Больше ничего не хотелось и не моглось. А шумная молодежь пела и танцевала, для этого столы отодвинули ближе к стенам, принесли звуковую аппаратуру, командовал всем этим безумием Гаэтано Манфреди, а помогал ему Карло. На самой большой колонке расставили Те-Самые фигурки насекомых и все с ними фотографировались. Кроме того, на больших листах бумаги распечатали некоторые перлы и демотиваторы из «Проверки без цензуры» и развесили по стенам. Варфоломей, оглядев это творческое буйство, сказал, что всё понимает, но почему у творцов в головах так мало вкуса и гармонии, неужели окружающие этих людей произведения искусства никак на них не повлияли?

В общем, посидели, помолчали и посмеялись наиболее удачным шуткам молодежи, а потом постепенно разошлись по комнатам. И когда Себастьен в половине пятого утра постучался к ней со словами, что уже пора, оказалось, что самые стойкие еще что-то отплясывали.

Они с Себастьеном тихо заглянули в залу, оставаясь незамеченными, восхитились человеческой стойкостью, а потом Алессандро, один из водителей службы безопасности, отвез их в аэропорт.

Самолет, затем катер, и к одиннадцати часам дня они разместились, наконец, в вожделенном домике. Спали почти до вечера, потом благодаря обнаружившейся вдруг в Себастьене некоторой энергии выбрались наружу и сходили в местную таверну. Морские гады в качестве ужина отлично сочетались с вином и закатом. Но, впрочем, долго сидеть не стали, потому что ещё пока не выспались.

В пятницу уже можно было проснуться к обеду, попросить хозяев домика принести кофе и пролениться в прохладе все самые жаркие часы. Это было само по себе удивительно – вообще, после, так сказать, окончания вечеринки мужчину следовало поцеловать и отправить восвояси, раньше Элоизе никогда не приходила в голову мысль о том, что можно валяться в постели, пить кофе и разговаривать обо всём на свете.

Давным-давно ей случалось пару раз поехать куда-нибудь с мужчиной. Но она всегда настаивала на отдельных комнатах – спать нужно с комфортом, а какой тут комфорт, когда приходится делить с кем-то постель?

Почему-то с Марни всё с самого начала оказалось иначе.

Да, это было удивительно. И очень-очень здорово.

Потом они встали и отправились гулять. Шли, куда глаза глядели, забрались на вершину небольшой горки. Сидели на траве, прислонившись к нагретому камню, а где-то внизу, под ногами, плескалось синее-синее море.

– Скажите, Элоиза, вы не жалеете, что не остались спать во дворце?

– Нет. Здесь такая романтика, как вообще можно жалеть о чем-то оставленном! Оно же совершенно не имеет значения, – ответила она.

– Романтика? Вы находите? – он посмотрел на неё как-то странно, она с ходу не прочитала смысл, а лезть вглубь не стала.

– Конечно. Горы, море, тепло, и наше с вами фантастическое уединение – это не романтика? А что тогда романтика?

– Сердце моё, я как раз с этим утверждением согласен, иначе не потащил бы вас сюда. А вот то, что именно вы его высказали – да здорово это, и всё тут. Мне долго рассказывали, что романтика – это обвешаться сердечками, утопить всё в розовом цвете и смотреть дурацкие фильмы про дурацкие отношения. Вот скажите, вы любите, когда вам дарят сердечки?

– Простите, какие сердечки? – рассмеялась она. – Из чего?

– Да не важно, из чего, – а вид у него такой, будто ему на плечо посадили того самого таракана.

– Я, с вашего позволения, подумаю… Например, пирожное имеет право быть любой формы, хоть бы и сердечком. Я, честно сказать, не фанат именно этой формы. Наверное, какое-нибудь украшение может быть такого вида. Только я вряд ли надену его на видное место.

– Запонка? – усмехнулся он.

– Золотая запонка сердечком? Что-то с ходу не могу представить такой вариант, который бы меня устроил. Я привередлива, знаете ли. Но я никогда не могла заподозрить вас в привязанности к сердечкам, честное слово, – она смотрела на него и силилась понять, что за этим стоит.

– И правильно не могли, – подтвердил он. – У меня, если угодно, академический интерес.

– Очень уж он… неожиданный, – она потрогала его лоб.

– Хотите понять, всё ли со мной в порядке? – он поймал её руку и не отпустил. – А я ведь еще одного странного вопроса вам пока не задал.

– Уже задавайте, заинтриговали.

– Скажите, что вы сделаете, если вам подарят плюшевого медведя с вас размером?

Она в изумлении распахнула глаза широко-широко.

– Честно говоря, я понятия не имею, что делают с таким, гм, предметом. А что с ним следует делать?

– Вам никогда не дарили плюшевых медведей? – смеялся он.

– Во взрослом возрасте – нет.

– А когда начался взрослый возраст?

– С окончанием школы точно, а может быть – и пораньше. Но… к чему вы спрашиваете?

– Говорю же – академический интерес. Так что бы вы сделали?

Она задумалась.

– Не представляю. Скорее всего – отправила бы каким-нибудь племянницам, у меня их достаточно.

– Той милой барышне, что однажды гостила у вас?

Элоиза рассмеялась.

– Анна, несмотря на свой юный возраст, еще более рациональна, чем я. Нет, у Линни два старших брата, у них дети, у Марго тоже два старших брата и у них дети. А теперь рассказывайте, кому вы хотите подарить такое диво?

– Уже никому, – кривовато усмехнулся он. – И да, наверное, вас бы намного больше обрадовала машина.

– Я сама выбираю себе машины, если что, – она добавила иронии во взгляд.

– Верю, Элоиза, верю.

– И… к чему эти вопросы? Не расскажете?

– Да к романтике, конечно же. Раз к слову пришлось, хотелось узнать, что вы о ней думаете.

– Нет, я не думаю, что романтика – это сердечки и плюшевые медведи. Мне намного больше нравится то, что мы делаем сейчас. Или что-то вроде той безумной фотосессии из прошлых выходных, со всем бэкстейджем, какой там был. Более того, мы можем ситуативно понять друг друга в какой-то момент времени практически без слов, и это, на мой взгляд, ближе к романтике, чем всё то, о чем вы говорили. Но это я, а любой другой человек вправе думать иначе, конечно же.

– Мне нравится так.

– Вот и хорошо.

* * *

– Скажите, Элоиза, вы согласны с утверждением, что в жизни всегда всё складывается к лучшему?

На этот раз они сидели на камнях на берегу моря. Болтали босыми ногами в воде, бросали мелкие камешки. Над волнами висела четвертинка луны, и лунная дорожка добегала прямо до них. Субботний вечер скатывался в ночь.

– Не знаю, Себастьен. В самом деле, не знаю. Думаю, что таких моментов хватает. Но вы о чём сейчас?

– Вот если бы мы с вами встретились лет десять назад, с вашей точки зрения, нам было бы, что делать вместе?

– Не исключаю. Но десять лет назад я была попроще. Не знаю, понравилось бы вам это, или нет.

– В каком плане попроще?

– В отношенческом. Я за пару лет до того пережила болезненное расставание. Из депрессии меня вытащила Линн, одной ей доступными методами. Но в итоге я сделалась, гм, несколько неразборчивой, – криво усмехнулась она.

– Вы? Неразборчивой? – не поверил он.

– Именно. А вы? Вы-то десять лет назад были женаты?

– Вот и я об этом. А если бы мы каким-нибудь чудом познакомились, я бы не стал на вас просто так смотреть, уж поверьте. Сердце моё, вы встречаетесь с женатыми?

– В то время я не каждый раз спрашивала у незнакомого мужчины, женат ли он.

– Ну вот. Пришлось бы бросать жену, был бы публичный скандал и вообще.

– Почему бросать? – не поняла она.

– Потому что она бы не выдержала конкуренции с вами. И я повторю – всё к лучшему. Мы оба свободны, и слава богу. Не согласны?

– Скажите, это она любила сердечки, мелодрамы и плюшевых медведей?

– Она.

– Но вас она тоже любила?

– Не знаю. Если бы я точно знал, что она мне изменяла… мне было бы проще. Скорее всего, так и было, но я не знаю подробностей и это тот случай, когда знать совершенно не хочу.

– Как так получилось, что вы оказались вместе?

– Я был глуп и поддался внешнему влиянию. Челия была очаровательной юной девушкой, год как школу окончила. Говорить с ней было решительно не о чем, но на физическом плане она меня просто сводила с ума. Мы не вылезали из постели часами, и когда моя мать нас однажды спросила – может быть, мы уже обвенчаемся, и она переедет к нам жить? – я не возражал. Кстати, именно мать и притащила её в наш дом. Челия была дочерью её школьной подруги, а потом ещё с моей сестрой водила дружбу. Послушайте, Элоиза, вы ведь говорили, что ваша тетушка знакома с моей матерью. Почему она меня с вами не познакомила? Или вас со мной?

– Наверное, потому, что я сама находила себе все свои знакомства. Семья никогда не была в курсе моей личной жизни.

– Мои тоже знали далеко не обо всём, но было бы лучше, если бы не знали ни о чем вовсе. И я не предполагал, что такая милая и симпатичная Челия в больших дозах окажется вовсе не такой милой и симпатичной. Лодовико мне сразу, как её увидел, сказал, что она дура и мне не пара вообще, а было это накануне свадьбы. Я был влюблён и не послушал его. Ей он, кстати, тоже не понравился. В итоге с Челией я общался дома, а с ним – на службе.

Моя семья вообще не одобряла ни занятия мои, ни образ жизни в целом, они все думали почему-то, что после женитьбы я оставлю службу, вернусь домой, займусь политикой, как отец, или просто осяду дома, как известный нам обоим материн приятель граф Барберини. Однако меня этот вариант не устроил совершенно, поэтому дома я бывал, прямо скажем, не каждый месяц. Я предлагал Челии поехать со мной и жить по возможности вместе, но ей очень нравилось наше фамильное поместье, толпа слуг, водитель в любое время и возможность тратить деньги без ограничения. Её семья была сильно проще, таких возможностей не было, у неё комнаты-то своей не было никогда, всё детство жила в одной с двумя сестрами.

А когда родился сын – то к её услугам было множество нянек и помощников. Ей, по сути, не приходилось уделять ребенку слишком много времени. Она и продолжала жить, как жила, и общаться с приятелями моей сестрицы Анджелины, которая, как оказалось, Корнелия.

А когда родилась дочь, то нам оказалось вместе совсем неуютно. Челия после школы никогда ничему не училась, считала, что красива, и этого достаточно. Нет, она в самом деле была красива, и много времени и сил тратила на поддержание своей красоты, но почему-то результат мне чем дальше, тем меньше нравился. Книг она не читала совсем, мнения о фильмах у нас никогда не совпадали, ходить с ней, скажем, в оперу мне бы и в голову не пришло. С путешествиями тоже не сложилось. События моей жизни ей были так же не интересны, как мне её беды и заботы, исключая вопросы, связанные с детьми. Но по поводу детей я общался главным образом с моей матерью, она знала о них и их нуждах намного больше, чем родная мать этих детей. А когда начались пьянки и наркотики, вообще говорить стало не о чем.

Оказалось, что она сначала пробовала подобным образом развлекаться в компании Анджелины, а потом нашла себе каких-то других друзей, на форуме в интернете. Я бы и не знал ничего, но однажды вернулся домой без предупреждения и дома супругу не обнаружил. Мать уже махнула на неё рукой – внешние приличия соблюдаются, и ладно. А тут уже не до внешних приличий – хозяин домой вернулся, а жены-то и нет, и оказалось, что даже Анджелина не в курсе, где она есть. Какое-то время они искали приключений вместе, но постепенно Челия стала уходить одна, и просила Анджелину говорить, что ночует у подруги. И это был тот самый случай ночевки у подруги, что за подруга – никто не знал, телефон не отвечал, дома отсутствовала вторые сутки. Нашли, конечно, мне пришлось подсуетиться. Поместили в клинику.

Я не собирался караулить её у дверей палаты, и уехал, и уже через неделю она сбежала из клиники. Я вернулся, мы общими усилиями её туда возвратили. Когда это случилось в третий раз, я махнул рукой. Я был зол на Челию, на мать, которая мне её сосватала, на детей, которые вообще не при чем, но которых теперь следовало принимать в расчет. Хотя, на самом деле, злиться нужно было только на меня самого – это было моё решение, вообще-то. Челия была вовсе не первой симпатичной приятельницей моей сестры, с которой у меня случился роман, остальные увлечения не закончились ничем, и это могло оставаться таким же. Но она реально нравилась моей матери, наверное, мать думала, что она будет скромна, послушна, не станет претендовать на её, матери, место, власть и светские обязанности. Так и было, конечно, но лучше бы ей оставаться в своём доме, в своей среде и замуж выходить за похожего на неё человека. Денег было бы поменьше, конечно, но возможно, она сейчас была бы жива.

То есть, я махнул рукой и отступился. Сказал, что понимаю – развод даст слишком много пищи для слухов и сплетен, да и детей делить нечего, поэтому пусть остаётся герцогиней Савелли, но я не желаю ничего знать о ней.

А потом вскоре всё закончилось.

Мне позвонила мать, она сказала, что Челии нет дома уже неделю, Анджелина от всего отпирается и говорит, что ничего не знает, детям они уже устали говорить, что мама уехала и вернется. Пусть я приеду и уже разберусь в том, что происходит. Мы приехали втроём.

– С Лодовико и Карло?

– Да. Моя интуиция не чета вашей, но предчувствие было отвратительное, игнорировать было никак нельзя. Принялись за поиски. Карло сел в сеть, Лодовико стал искать своими придонными путями. Нашли через сутки. Мертвую. Вскрытие установило передозировку всякой дряни, алкоголь, и необратимые уже изменения нервной системы.

Детям сказали – «уехала по делам, тяжело заболела в пути и умерла». Дочери было в тот момент два года, сыну шесть.

В общем, наш брак был большой ошибкой. Получается, я основательно испортил жизнь себе и детям, ну и ей, фактически, тоже.

– Постойте, а разве она не была взрослой самостоятельной женщиной? Нет, понимаю, что по факту не была, а что мешало ей таковой стать? Возможности ведь были!

– Были, да. Я не раз предлагал ей поучиться чему-нибудь, именно для того, чтобы её хоть чем-нибудь занять. Но ей не хотелось учиться. Я пытался предложить ей разное, чем можно заниматься, когда я в отъезде – ну хотя бы какой благотворительностью, как мать, или светиться на публичных светских мероприятиях, как сестра, но и это её не интересовало. И я осознал, что хорошо уже не будет, как раз десять лет назад, когда Джиневра была совсем крошкой. И если бы я вдруг стал встречаться с красавицей моего круга, во всех смыслах ослепительной – честно не знаю, что бы в итоге было. Тоже ничего хорошего, наверное. Поэтому хорошо, что всё идёт, как идёт. Я свободен, вы свободны… Простите меня за этот монолог, Элоиза. Не принимайте мои беды близко к сердцу, пожалуйста.

Она одной рукой обняла его за плечи, а второй взяла его руку.

– Себастьен, мы ведь с вами некоторым образом друзья?

– Надеюсь, что так, – улыбнулся он.

– Тогда о чем разговор вообще? Для чего нужны друзья, если не для того, чтобы время от времени выслушивать от нас подобные монологи?

– Вы хотите сказать, что тоже что-нибудь мне расскажете?

– Это не исключено, – улыбнулась она. – Вы думаете, мне не случалось совершать поступков, о которых я потом жалела?

– Да, я именно так и думаю, – кивнул он. – Вы представляетесь мне человеком рассудительным и упорядоченным, такие опасных глупостей и ошибок не совершают.

– На самом деле, было и одно, и другое, – пожала плечами она, глядя на воду.

– Да ладно, я не верю, – он смотрел так, что было видно – в самом деле не верит.

– Хорошо, давайте, расскажу про ошибку. Хотя, конечно, это нужно называть не ошибкой вовсе, потому что я знала – подобным образом поступать не следует, однако поступила.

– Вы нарушили закон? – удивился он.

– Нет, это нельзя называть нарушением закона в юридическом смысле слова. В моральном – можно. В том плане, что не делай людям зла, и оно к тебе не вернётся.

– Не представляю, о чём вы.

– Ещё бы вы представляли! Ладно, слушайте. Я училась на втором курсе в первый раз.

– И лет вам было немного? – усмехнулся он.

– Чуть больше, чем восемнадцать.

– У вас нет случайно вашего фото тех времен?

– Наверное, где-то есть. Нужно спросить Марго, это она собирала все фотографии.

– Покажете?

– В обмен, – она хитро глянула на него.

– На что? – не понял он.

– На аналогичное фото от вас, конечно, – рассмеялась она.

– У генерала где-нибудь могут быть мои формальные фото.

– Вы не поверите, но именно там же могут быть и мои.

– Знаете, я сейчас вспоминаю… На его рабочем столе всегда стояла фотография в рамке – вся ваша семья. Госпожа герцогиня, сыновья, и две девушки там тоже были, рыженькая и черненькая. Я теперь понимаю, что черненькая – это вы, но не помню никаких подробностей. Мы все видели эту фотографию, но никогда не рассматривали её подробно.

– У меня есть это фото в отсканированном виде.

– Рассмотрим, как вернёмся?

– Можно, – улыбнулась она.

– Вот и хорошо. А сейчас рассказывайте, пожалуйста, – он обхватил её за плечи и поцеловал в макушку.

Она задумалась на мгновение… Что ж, начала – придётся продолжить. Другое дело, что эту историю из всех живущих знала полностью только Линн… Марго – и то только отчасти. Ладно, если после этой истории Себастьен не разочаруется в ней, значит…

Да ничего это не значит.

Но ей с ним настолько хорошо, что…

Наверное, будет правильно рассказать. Пусть знает, какова она на самом деле.