Текст книги "Любовники и лжецы"
Автор книги: Салли Стюард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)
Салли Стюард
Любовники и лжецы
Об авторе
Писательская деятельность Салли Стюард началась еще в средней школе.
Она принесла в класс свое сочинение, в котором были указаны вымышленный автор, издатель и дата публикации. Учительница сделала вид, что не заметила обмана, и поощрила юное дарование.
Чтобы иметь возможность заниматься любимым делом, Салли работала секретаршей, агентом по торговле недвижимостью, референтом.
В надежде рассчитаться с долгами, она продавала издательствам подлинные истории, рассказанные приятелями. Но ей пришлось оставить это занятие, и ее материальное положение значительно ухудшилось, когда друзья догадались, что происходит, и перестали делиться с ней своими секретами.
Сейчас Салли занимается исключительно писательской деятельностью. Она опубликовала несколько книг, в том числе и эту, вторую в серии «Скарлет». Салли замужем, живет в штате Миссури вместе с мужем Максом, огромным котом Лео и маленькой собачкой Крикет.
По словам Салли, кроме писательской деятельности, ей нравится «пить кока-колу, есть шоколад и читать журнал «MAD».
Пролог
Посвящается тебе, Бу
Она налила вино в два бокала и один протянула ему. Бокалы были простенькими, дешевыми, вероятно, купленными в магазине уцененных товаров. Несомненно, и вино в них было дешевым. Как и софа с броскими цветами, на которой они сидели. Как и сама эта женщина.
Он улыбнулся и поднял бокал, чокаясь с ней.
– За нас, – провозгласила она.
– За нас, – повторил он и, продолжая смотреть ей прямо в глаза, отхлебнул глоток тошнотворно-приторной жидкости.
Они выпили. Он забрал ее бокал и вместе со своим поставил на кофейный столик. Снова повернувшись к ней, положил ладонь на ее горло, поглаживая шею большим пальцем. Чувствовалось, как учащенно бьется ее пульс под сильными пальцами. При мысли о том, что в его власти остановить биение ее пульса, и его сердце забилось сильнее, а на лице появилась искренняя улыбка. Он мог распоряжаться не только собственной, но и ее жизнью. О, какое это опьяняющее и возбуждающее чувство!
Она подняла голову и закрыла глаза. Ресницы у нее были черные, чрезмерно накрашенные. Она никогда не знала меры в макияже: волосы слишком рыжие, ногти слишком длинные. Однако все это не имело значения.
Положив и другую ладонь ей на горло, он потянулся губами к ее рту. Помада у нее была тоже дешевая, и он подумал, что непременно перепачкается в ней, но с этим можно было смириться.
Она ответила на его поцелуй, и ему захотелось рассмеяться. Она предлагала ему страсть, но не ту, что была ему нужна, не ту, которая ждала его в развязке этой сцены.
Его большие пальцы сильнее сдавили ее горло, сердце забилось еще более учащенно, и он ощутил эрекцию.
Вдавив пальцы в кадык, он оторвал губы от ее рта и посмотрел на нее. Глаза ее широко распахнулись, он увидел в них сначала удивление, а затем недоумение и ужас. Теперь он уже со всей силой сжимал кадык, упиваясь наслаждением.
Она взмахнула руками, похожими на белых птиц с красными кончиками крыльев, и попыталась оттолкнуть его, но в руках ее не было силы. Сейчас он забирал всю ее энергию, высасывал из нее жизненные соки, сам становясь при этом сильнее.
Руки ее, перестав дергаться, обмякли. Две красные накладки слетели с ногтей. А его переполняли жизненные силы, радость и ощущение свободы. Он разжал руки, и она рухнула на софу.
Не желая больше дотрагиваться до нее, он стоял и оглядывался по сторонам, наслаждаясь остротой своих эмоций. Ощущение было потрясающим. Но он знал, что это только начало…
Уходя, он остановился в дверях и оглянулся. Ее неподвижное тело валялось на софе, на фоне броской обивки. Жизнь ушла из нее, тогда как он был полон сил и абсолютно свободен.
Глава 1
Элиот Кейн никогда не думал, что может докатиться до психушки. Но он узнал о смерти Кей Палмер после той самой ночи, когда ему приснилось, как он убивает ее, и у него просто не оставалось выбора.
Войдя в кабинет доктора Лианны Уорнер, расположенный на четвертом этаже клиники в Северном Далласе, Элиот с решительным видом, словно он по-прежнему оставался хозяином своих поступков, проследовал ей навстречу и протянул руку. Доктор поднялась из-за полированного деревянного стола и тоже протянула красивую тонкую руку. И в этот момент Элиоту захотелось все бросить и уйти из ее кабинета.
Ты не можешь доверять ей! Уходи немедленно.
Мысль была его собственной, хотя казалось, что исходит она откуда-то извне. И этот голос, нашептывавший в его сознании в моменты сильных стрессов, был еще одной причиной, по которой он решил довериться доктору, чтобы остановить то, что происходило с ним.
Элиот сосредоточился, пытаясь блокировать этот злобный голос и не обращать на него внимания. Он понимал, что изливать душу постороннему человеку будет совсем не просто, а уж тем более женщине. Элиот ни за что бы не выбрал врача-женщину, но он был в отчаянии, а она оказалась единственным психиатром, который согласился принять его немедленно, без предварительной записи.
Тем не менее он ожидал увидеть пожилую, солидную даму с седыми волосами и в очках, а перед ним предстала молодая и стройная женщина с ласковыми голубыми глазами и блестящими каштановыми волосами, ниспадавшими на изящную шею. Строгий темно-синий в полоску костюм оживляла шелковая блузка цвета персика. С такой женщиной хотелось скорее поужинать, чем поделиться тайнами своего безумия.
– Мистер Кейн, – спокойно сказала она, доброжелательно улыбаясь, – я Лианна Уорнер. Прошу вас, садитесь.
Здороваясь, Элиот почувствовал, что ладонь у нее гладкая и прохладная, рукопожатие крепкое, но не слишком напористое. Таким же оказался и голос – ровный и уверенный. Все это несколько помогло Элиоту думать о ней скорее как о враче, а не как о женщине.
Он протянул ей карту, которую секретарша потребовала заполнить, и, пытаясь сохранять спокойный вид, сел в указанное ею кожаное кресло с откидывающейся спинкой. Кабинет был просторным, что помогало расслабиться. Шторы закрывали всю стену вместе с окнами; напротив кресла, рядом с дверью, в которую он вошел, стоял темно-синий диван, а в дальнем конце кабинета имелась еще одна дверь, через которую, как догадался Элиот, пациенты покидали кабинет. Вся обстановка располагала к спокойной беседе, словом, в ней чувствовался профессионализм. Как раз то, что ему требовалось.
– В последний месяц у меня случаются провалы в памяти, – сообщил Элиот, переходя сразу к делу.
Доктор кивнула, изучая карту из трех страничек, где были указаны его имя, адрес, номер карточки социального страхования и прочие подобные сведения. Перевернув последнюю страницу, доктор отложила карту и, наклонившись вперед, включила стоявший на ее столе диктофон.
– Вы не возражаете? – спросила она.
Элиот замялся.
– Доступ к вашей истории болезни, как и к этим пленкам, буду иметь только я, – заверила Лианна.
Некоторое время Элиот молча внимательно смотрел на нее.
– Хорошо, – в конце концов согласился он.
– Если в какой-то момент вы захотите, чтобы я выключила диктофон, то дайте мне знать.
Элиот кивнул.
– А теперь не могли бы вы привести несколько примеров провалов в памяти?
Кейн выпрямился в кресле и скрестил руки на груди. Но тут он осознал, что доктор, прочитав язык его жестов, может, наверное, подумать, будто он не собирается допустить ее к своим самым сокровенным тайнам. Честно говоря, это он и намеревался сделать. Он откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники, приказав своим пальцам не вцепляться в кожу кресла, и пожал плечами… небрежно, как он надеялся.
– Происходят какие-то необъяснимые вещи, – начал он, стараясь тоном подчеркнуть, что забывчивость даже в самом малом может, с его точки зрения, считаться необъяснимым явлением. – Например, как-то раз я пришел в химчистку, чтобы забрать сданную туда одежду. А владелец химчистки, с которым я имею дело много лет, сказал мне, что я уже забрал ее. Я не поверил ему, но, вернувшись домой, обнаружил одежду в шкафу.
Лианна – доктор Уорнер – кивнула. Она молча ждала продолжения его рассказа. На лице ее были написаны озабоченность и сочувствие. Но Элиот напомнил себе, что это ее работа. Он уже продумал очередную фразу, но внезапно устыдился, что ради собственного спокойствия собирается поведать ей только часть своих проблем. А ведь ему требовалось от нее не сочувствие, а только знания, которые могли бы решить его проблемы.
– В холодильнике я нашел еду, которую не помню как покупал, – продолжал Элиот. – Мне казалось, что у меня еще половина флакона лосьона после бритья, но флакон оказался пустым. Утром я обнаружил свою машину на улице, хотя точно помнил, что оставил ее в подземном гараже своего дома, а после этого вообще не выходил.
Лианна молча слушала, и глаза ее уже больше не казались Элиоту ласковыми и слегка томными. Сейчас ее взгляд был напряженным и понимающим. У него возникло ощущение, что она может читать его мысли и догадывается, о чем он не говорит.
Ладони Элиота, лежавшие на кожаной поверхности подлокотников, стали влажными, но он даже не пошевелил ими, потому что она наверняка бы это заметила.
– А некоторые случаи имели и более серьезные последствия, – продолжал он, переводя взгляд с доктора на шторы, закрывавшие дальнюю стену кабинета. Элиот представил себе, как прячет свои мысли в складках и тени серо-голубых штор. – Я занимаюсь банковскими инвестициями, а эта профессия требует хорошей памяти. Недавно я позвонил клиенту и перенес нашу встречу, а потом забыл об этом. Поехал на встречу, как было запланировано первоначально, и, когда он не появился, стал названивать ему. Если я и дальше буду так вести себя, то лишусь всех клиентов.
Элиот снова перевел взгляд на доктора, воздвигая при этом в сознании мысленный барьер. Это все, что ей следует знать. Наверняка она сможет что-то посоветовать, основываясь и на этой информации. Ведь чужой голос, звучавший в его голове, не был настоящим. Все это плод его фантазий, поэтому нет смысла даже упоминать об этом.
А что касается остального… Но это практически то же самое – он просто не помнит своих действий. Временные провалы в памяти – с кем не бывает?
– Вы принимаете какие-нибудь лекарства? – поинтересовалась доктор.
– Нет, я не принимаю даже аспирин.
Доктор удивленно вскинула бровь.
– А чем же вы лечите головную боль?
– У меня никогда не болит голова. – Да, до прошлой недели у него никогда не болела голова. До того момента, когда ему стало страшно засыпать из боязни увидеть во сне, как он убивает еще одну женщину, а проснувшись, обнаружить фотографию убитой в утренней газете.
– А после такого провала в памяти – ну, скажем, когда вы нашли в своем шкафу одежду из химчистки – вы вспомнили, как забирали ее, или остались в полном неведении?
Элиот покачал головой.
– Остался в полном неведении.
– Понимаю.
Действительно ли она понимает? Хотелось бы надеяться. Хорошо, если бы все оказалось так просто, но Элиот сомневался в этом.
– Недавно я видел сон, – проговорил он. Его желание не выдать голосом свои эмоции оказалось настолько велико, что слова звучали жутко монотонно. – А на следующий день я обнаружил, что это событие произошло в действительности. – Элиот сказал так, потому что не мог заставить себя произнести: «Это сделал я». Ведь он не мог этого сделать. Он не был убийцей.
Он надеялся, что это так. И молился, чтобы надежда оказалась правдой.
– А что вы видели во сне? – спросила доктор.
Элиоту захотелось достать носовой платок и вытереть выступившую над верхней губой и на лбу испарину, но он понимал, что доктор совершенно верно истолкует это как признак нервозности.
– Само событие не столь важно. Но вся проблема в том, что оно произошло в действительности.
Несколько секунд Лианна молчала, она просто сидела и играла карандашом, изучающе глядя на пациента. У Элиота непроизвольно начал дергаться левый глаз. Он не сомневался, что нервный тик не ускользнет от ее внимательного, проницательного взгляда, но, как ни старался, не мог остановить его.
– Думаю, не следует напоминать вам, что все сказанное вами является конфиденциальной информацией, – вымолвила наконец Лианна. – И если вы хотите, чтобы я помогла вам, то должны полностью доверять мне. А если не желаете все рассказать начистоту, то мы оба напрасно теряем время.
Элиот понимал, что она права, и все же не решался быть с ней откровенным до конца.
– А как вы думаете, существует вероятность того, что во мне живет другая личность… ну, как в случае с доктором Джекилом и мистером Хайдом?
Доктор улыбнулась успокаивающе.
– Конечно, такая вероятность существует, но знаем мы об этом скорее из теле– и кинофильмов.
Теперь говорить должен был Элиот, и он понимал, что хочет услышать от него доктор. Черт побери, придется рассказать о своей проблеме, но все детали ей знать вовсе не обязательно. И вообще, возможно, идея прийти сюда была не из лучших.
Глаза Лианны слегка расширились, она почти незаметно вздрогнула, но взгляд ее тут же снова приобрел профессиональное выражение. Элиот поймал себя на том, что разглядывает ее. Он потупился, вздохнул и провел руками по волосам. Его вдруг охватила жуткая усталость, и Элиот решил, что надо откровенно все рассказать. Ужасно не хотелось, но доктор права. Он не может просить, чтобы она решила его проблему, если не расскажет все, до малейшей подробности.
Внезапно Элиоту показалось, что стены кабинета сомкнулись вокруг него, стало трудно дышать. Надо было сделать глубокий вдох, но ничего не получалось. Несмотря на решительные усилия, которые Элиот прилагал, чтобы контролировать свою клаустрофобию, во времена стрессов у него все же случались приступы.
– Вы не возражаете, если я открою шторы? – спросил он, указывая на затянутую шторами стену с окнами.
– Нет, конечно. – Доктор поднялась из-за стола. – Но я предпочитаю сама открывать их. – Подойдя к окну, она потянула за шнур и раздвинула шторы.
Элиоту это помогло, во всяком случае стало легче дышать.
– Вам лучше? – поинтересовалась доктор, возвращаясь на свое место.
– У меня отвращение к замкнутым пространствам, – сообщил Элиот. Приходилось признаваться и в том, что он страдает клаустрофобией. Доктор наверняка и сама уже заметила это. А ведь клаустрофобия – самая безобидная из его проблем.
– Как вы думаете, откуда у вас такое отвращение?
– Я не знаю и должен сказать, что в данный момент меня это абсолютно не волнует.
Доктор слегка нахмурилась, и Элиот осознал, что ответил грубо и повысил голос. Проклятие! Он и впрямь потерял контроль над собой.
– Простите, я совсем не то хотел сказать. Просто я страдаю клаустрофобией всю жизнь, но она меня особо не беспокоит. С ней я могу справляться. Но есть другая проблема, с которой я не знаю что делать.
– Понятно. Мы говорили, что у вас наблюдается раздвоение личности.
– Вы знаете, иногда… – Элиот помолчал, ему хотелось четко сформулировать фразу. – Иногда, в последние два месяца, у меня появляются чужие мысли, как будто у них какой-то другой источник, а не мой собственный мозг. Я могу быть в хорошем настроении, а потом вдруг внезапно впадаю в ярость. Или же мне кажется, что пришедшая в голову мысль исходит от кого-то другого, а не от меня. Как будто в моей голове есть кто-то еще.
– Что же вам говорит этот голос?
Элиоту показалось, что этот вопрос был задан уже с несколько другой интонацией. Неужели теперь, когда он решился откровенно во всем признаться, она посчитала его сумасшедшим?
– Да ничего особенного. Просто странные мысли, как, например… – Элиот замялся, но заставил себя продолжить: – Когда я вошел в этот кабинет, у меня появилась мысль, что я не должен доверять вам. И вообще, в большинстве случаев ничего конкретного, просто всплеск эмоций, обычно злости.
– И что вы делаете, когда такое происходит?
– Я отгоняю эти мысли.
Доктор медленно кивнула, внимательно глядя на Элиота.
– Что еще?
– Нельзя ли выключить этот чертов диктофон? – с раздражением бросил Элиот. Возможно, ему следовало рассказать ей… и, наверное, он расскажет, но ему не хотелось, чтобы его признание было записано на пленку.
Не изменив выражение лица, доктор выполнила его просьбу.
– Мне приснилось, что я убил женщину, – торопливо выпалил Элиот, стараясь побыстрее сбросить тяжесть с души.
– Это довольно обычный сон, особенно в тяжелый период жизни. А есть сейчас в вашей жизни что-нибудь такое, что вызывает чрезмерное количество стрессов?
Элиот вяло усмехнулся.
– Да. Эти проклятые провалы в памяти. – Он внимательно посмотрел на доктора. Сейчас, пожалуй, он уже больше не боялся, что она сочтет его сумасшедшим. – Знаете, несколько раз мне снилось, что я убиваю женщину. Первый раз все было очень смутно, туманно, как будто сон во сне. Затем с каждым разом картина становилась яснее, немного менялась, обрастала дополнительными деталями, а в последний раз все было так четко, словно я смотрел кинофильм.
– Вы знаете эту женщину?
– Нет. Во сне я ее знал, и когда проснулся, – Элиот покачал головой, – она казалась мне вроде бы знакомой. Вероятно, потому, что я видел ее в снах. Нет, – твердо заявил он, даже более твердо, чем хотел. – Я не знаю… не знал ее.
– А что вы чувствовали в этих снах? Сожалели об убийстве? Или радовались?
Элиоту не хотелось касаться самого неприятного момента.
– Возбуждение, – тихо признался он. – В этих снах одна часть меня испытывала экстаз, прилив сил… Казалось, я даже могу летать. Но в то же время другая часть моего существа, наблюдая за всем этим, испытывала боль. – Элиот взглянул в лицо Лианны, чтобы увидеть реакцию на его слова, но она ничем не выдала свои чувства.
– Вы были женаты?
Несколько секунд Элиот смотрел на нее, размышляя над подоплекой вопроса.
– Вы не туда клоните, – с раздражением заметил он. – Я никогда не был женат, потому что не располагал для этого временем, но поверьте мне, я не испытываю ненависти к женщинам. Я люблю свою мать, у меня есть несколько подружек, с которыми я встречаюсь, когда позволяет время, и сексуальная жизнь у меня в полном порядке. – Элиот глубоко вздохнул, пытаясь перебороть свое раздражение. Он сидит в кабинете врача, ему просто необходима помощь, а значит, не следует беспокоиться. – Понимаете, после того раза, когда я видел свой сон четко, как в кино, я обнаружил в газете фотографию этой женщины. Она была убита… задушена… точно так, как я видел во сне. Ее звали Кей Палмер.
– И вы уверены, что не знали эту женщину? – спросила доктор, не меняя выражения лица.
– Поверьте мне, я миллион раз рылся в своей памяти, но я не знаю никого с таким именем.
– Но вас тревожит, что другая личность знала ее, и та другая личность убила ее, да? – Доктор произнесла те страшные слова, которые сам Элиот не решался произнести даже мысленно.
– А такое возможно? – спросил Элиот и замер в ожидании ответа, словно доктор была судьей и присяжными, решавшими его судьбу.
– Разумеется, возможно, но существуют и другие, более вероятные объяснения.
Элиот уже не мог больше сидеть спокойно и вскочил с кресла.
– Какие, например? – вскричал он, наклоняясь над столом. – Как вы можете объяснить то, что я видел убийство? Как объяснить, что я видел, будто сам его совершаю?
Доктор сложила ладони домиком и спокойно, как бы принимая вызов, встретила пытливый взгляд Элиота.
– Возможно, вы уснули, не выключив телевизор, затем в какой-то момент проснулись, увидели в ночных новостях сюжет об убийстве, а потом этот сюжет приснился вам во сне.
– Телевизор был выключен и когда я засыпал, и когда проснулся.
– Но вы же только что рассказывали мне о провалах в памяти. Возможно, вы забыли, как включали и выключали телевизор.
– Но я уже не в первый раз видел во сне эту женщину.
– А может быть, и в первый. По вашим словам, предыдущие сны были туманными и расплывчатыми. Вполне вероятно, что в предыдущих снах вы видели женщину, схожую с убитой, а ваше подсознание довершило остальную картину. Это объясняет, почему она показалась вам знакомой. И кроме того, может быть, в первых снах вы видели кого-то, кого знаете.
Элиот почувствовал, что начинает расслабляться, впервые с того момента, как переступил порог этого кабинета… Впервые после того, как неделю назад взял в руки ту самую газету. Лучше уж считать себя маразматиком, чем убийцей.
– А что касается мыслей, которые, как вам кажется, исходят от кого-то другого, то это довольно распространенное явление во время стрессов. – Доктор принялась постукивать карандашом по столу, задумчиво глядя на Элиота. – Теперь давайте вернемся к вашему отвращению к замкнутым пространствам. Как вы думаете, в чем причина подобного чувства?
– Не знаю и знать не хочу, – буркнул Элиот, которого снова охватило раздражение. – Во время сильных стрессов я чувствую приступы клаустрофобии. Но приступы эти связаны с моей теперешней проблемой только тем, что провалы в памяти усиливают их.
Доктор кивнула, а Элиот подумал, что если она снова вернется к этой теме, то только зря потратит драгоценное время, пытаясь копать не в том направлении. Но он не сможет убедить ее, что приступы клаустрофобии не имеют никакого отношения к его теперешней болезни.
Таймер на столе доктора тихо прозвонил.
– На сегодня наше время закончилось, – сообщила Лианна. – Когда бы вы хотели прийти в следующий раз?
Прошел целый час, но, по мнению Элиота, они так ничего и не выяснили. Проклятие! Но бросать нельзя, надо довести дело до конца.
– А можно завтра?
– Конечно. Завтра, снова в пять часов.
– Спасибо, доктор. Я знаю, что вы принимаете меня уже в нерабочее время, и очень ценю это.
На лице доктора появилась ласковая, участливая улыбка, и Элиот почувствовал, словно мысленно отстраняется от нее. Он предпочитал видеть в ней беспристрастного врача, а не реальную личность. В данный момент он просто не мог иметь дело с реальной женщиной.
Направляясь на машине домой, Лианна опустила боковое стекло, чтобы теплый сентябрьский ветер освежал ее и восстанавливал силы после необычно длинного дня, проведенного в стенах кабинета. Час пик уже прошел, основной поток транспорта схлынул, и это было единственным преимуществом продолжительного рабочего дня…
Нет, не единственным, конечно. Лианна была довольна тем, что приняла Элиота Кейна в нерабочее время. Этот человек явно обладал большой силой воли, однако его проблемы, похоже, вырвались из-под контроля. Но несмотря на его тревогу, Лианна считала, что в данный момент ему волноваться особо не о чем. Просто его сознание заранее взывало к помощи, пока не случилось непоправимое.
Всегда приятно было ощущать себя тем человеком, который предлагает эту помощь. И хотя в случаях умственного расстройства нельзя было дать никаких гарантий, Элиота Кейна с большой долей вероятности следовало отнести к той категории пациентов, которым можно помочь.
Подъезжая к своему району в восточной части Далласа, Лианна ощутила умиротворенность, которую вызывали в ней оригинальные старинные дома и многочисленные огромные деревья. Этот квартал резко контрастировал с современным, но каким-то голым и бездушным районом, в котором располагалась клиника. Лианна свернула на свою улицу, и взгляд ее машинально устремился на дом, стоявший напротив ее собственного. Там, на крыльце, сидел седовласый мужчина небольшого роста, а рядом – огромный черный доберман.
Лианна высунула руку в окошко и помахала старику.
– Привет, Терман, привет, Дикси.
Терман Пауэрс улыбнулся и помахал в ответ, а Дикси только вскинула уши, потому что никогда не делала ни единого шага без разрешения хозяина.
Лианна свернула на свою подъездную дорожку, с помощью пульта дистанционного управления открыла двери гаража и завела туда машину. На губах ее играла довольная улыбка. Терман беспокоился за нее, а она – за него. Если плохая погода не позволяла ему и Дикси сидеть на крыльце в ожидании ее возвращения с работы, то они устраивались в доме, у окна.
Терман был для Лианны как родной отец. Жена Термана умерла десять лет назад, а детей у них не было. Лианна и Терман подружились с первого же дня знакомства, когда она – тогда еще совершенно неопытный, начинающий врач – переступила порог его кабинета. Они много лет проработали вместе, их дружба окрепла настолько, что Лианна купила дом напротив дома Термана. Сейчас Терман уже был на пенсии, его практика полностью перешла к Лианне, но они продолжали видеться ежедневно.
И отошедший от дел выдающийся психиатр вместе со своим грозным оружием – доберманом Дикси – ревностно заботился о ней, одинокой женщине, что значительно облегчало Лианне взаимную заботу о самом Термане. В тех редких случаях, когда он не сидел на крыльце или не смотрел в окно, она немедленно шла к нему. И обычно находила его наверху, где Терман, совершенно позабыв о времени, трудился над очередной статьей для медицинского журнала. Тогда Лианна с легким сердцем возвращалась к себе.
Проходя через двор от гаража к входной двери своего дома, построенного семьдесят лет назад, она заметила, как Терман и Дикси скрылись у себя.
Лианна отперла дверь, и на крыльцо с радостным визгом выскочила маленькая черная собачка, раз в десять меньше Дикси, на коротких ножках. Одно ухо у нее свисало, другое задорно торчало.
Лианна наклонилась и погладила ее.
– Привет, Грета. Ты проголодалась, малышка? Если тебя это утешит, то я задержалась по уважительной причине. Осталась на работе, чтобы помочь хорошему человеку.
Лианна выпрямилась и прошла в дом. Грета следовала за ней по пятам через весь дом, до задней двери. Лианна открыла ее и выпустила Грету во двор, обнесенный забором.
– Хороший, – пробормотала Лианна, размышляя над выбранным словом. Грета тем временем носилась по двору, старательно обнюхивая каждое дерево, каждый куст, каждое растение в поисках запаха непрошеных гостей: кошек, белок, мышей, кроликов.
И все же слово «хороший», пожалуй, не совсем верно характеризовало Элиота Кейна. Энергичный, умный, сильный – вот более точные определения, а хороший – неподходящее, просто неадекватное.
Скрестив руки на груди, Лианна прислонилась к дверному косяку и расслабилась, вдыхая вечерний осенний воздух и неторопливо размышляя о последнем сегодняшнем пациенте.
Ей удалось разглядеть в нем глубокую, сложную личность. Он был привлекательным мужчиной. Прекрасно сшитый костюм облегал мощное мускулистое тело. Русые волосы, поначалу аккуратно причесанные, позже растрепавшиеся из-за нервных жестов, великолепно сочетались с карими глазами. Квадратный подбородок, волевой и выступающий, тонкие и резко очерченные губы.
Лианна нагнулась, чтобы погладить подбежавшую Грету, и подумала, что внешние черты точно характеризуют Элиота Кейна. Он обладал почти сверхчеловеческой решительностью и вместе с тем вполне человеческой ранимостью. Энергичный, обаятельный, очень ответственный, но страдает расстройством, которое и привело его к ней за помощью. Весьма занятное сочетание.
Лианна почесала Грету за ухом и поднялась.
– Пойдем, девочка, я тебя покормлю.
Поздно вечером Лианна, уже переодевшись в старый удобный халат, поднялась на второй этаж, в спальню. Грета, похожая на лохматую заводную игрушку, шествовала рядом с ней по полированным деревянным ступенькам.
На площадке второго этажа Грета вырвалась вперед, забежала в спальню и юркнула в свою маленькую корзинку, стоявшую в углу. Лианна подошла к ней, нагнулась и почесала за ухом.
– Спокойной ночи, малышка.
Сама она направилась в ванную, чтобы надеть ночную рубашку. Шелк ночной рубашки ласково, словно пальцы любовника, скользнул по обнаженному телу, вызвав приятные, почти забытые ощущения. Как давно у нее не было мужчины? Лианна не смогла точно вспомнить, но явно слишком давно.
Она замерла, положив пальцы на выключатель, призывая себя к такой же откровенности, какую ожидала от своих пациентов.
Могла ли вызвать эти внезапные эротические ощущения ее сегодняшняя встреча с Элиотом Кейном? Да, она нашла его привлекательным, но ведь он был не первым пациентом, показавшимся ей сексуальным. Однако раньше ей не приходило в голову, что она может нарушить этику отношений между доктором и пациентом.
У Лианны никогда не возникало проблем, связанных с запретом вступать в близкие отношения с пациентами. И дело здесь было не в боязни лишиться лицензии, а в возможных последствиях таких отношений, особенно для пациента. Ведь это могло ему повредить.
Она могла восхищаться привлекательностью Элиота Кейна, его силой, настойчивостью, могла позволить себе сострадать растерянности и беспомощности, которые он явно испытал, внезапно потеряв контроль над собой. Можно было даже любоваться его широкими плечами и взъерошенными волосами, но только так, как восхищаются красивыми киноактерами. И не более того.
Лианна выключила свет и прошла по плюшевому дымчато-голубому ковру к окну, чтобы задернуть шторы.
На другой стороне улицы Элиот Кейн, по-прежнему одетый в строгий костюм, стоял, прислонившись к дереву, явно наблюдая за ее домом.