Текст книги "Зимняя ночь"
Автор книги: Салам Кадыр-заде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
В ту ночь, мне кажется, мы оба лишились сна. Я задремала на рассвете, когда запели петухи. Хорошо, что день был воскресный.
Вечером пошла на спектакль "Ромео и Джульетта". Надир играл Ромео. Видела бы ты, какой это был успех! Я сидела справа в самом последнем ряду. Когда Джульетта спросила: "Как ты пришел сюда, Ромео?", – Надир повернулся в мою сторону и громко сказал: "Меня принесли сюда крылья любви, Джульетта, Любовь!.."
Хорошо, что никто не знал о наших отношениях. Когда дали занавес, все аплодировали, кроме меня.
После спектакля я ждала Надира за клубом. Наконец, он пришел. Мы отправились в ивовую рощу, что-на краю деревни. Не знаю, как получилось, но вдруг руки Надира обвились вокруг моей талии, а я обняла его за шею... Ах, Джейран! Какой он сильный! И характер у него неплохой. Только, кажется, он, как и я, любит много говорить. Откровенно признаться, без Надира мне было бы здесь скучно..."
Джейран не ответила на это письмо. Переписка оборвалась.
Пролетели осень, зима, весна...
Жизнь в доме с красной черепичной крышей текла своим чередом.
Виноградные листья во дворе подрагивали от легкого ветерка. Окна галереи были распахнуты. Дилефруз сидела за столом и давала мужу новые поручения. Рахмав делал пометки в своей записной книжке.
– Наступает жара, – объясняла Дилефруз с дальновидностью опытного купца. – Через неделю все наденут летние платья, перейдут на босоножки. Учти это. Бери все, чего нет в Баку.
Муж слушал, кивал головой в знак согласия и записывал.
У ворот позвонили. Рахман сунул в карман записную книжку и выглянул в окно.
– Кто там?
С улицы донесся звонкий девичий голосок:
– Встречай гостя, дядя! Это я... Неужели не узнаешь!?
Рахман спустился вниз, открыл калитку. Во двор, улыбаясь, вошла девушка.
– Мансура! Здравствуй... Ты ли это, племянница? Мансура поставила на землю чемодан, положила на
него узелок, который держала под мышкой, и обняла дядю.
– Какими судьбами, доченька?
– Вот, приехала...
Лицо Мансуры светилось радостью. Рахман взял ее вещи.
– Проходи в дом, доченька, проходи. Рассказывай, как живете?
Перед глазами Рахмана мелькнула белая косынка Мансуры. Девушка, как птица, влетела по лестнице, но, увидев высокую полную женщину с нахмуренными бровями, застыла на месте.
Мансура слышала от матери, что дядя вторично женился. Но ей трудно было представить этот дом без Наргиз. Внезапная встреча с Дилефруз подействовала на девушку удручающе. Радость моментально погасла, глаза погрустнели.
Дилефруз была возмущена: как смеет эта чужая девчонка так бесцеремонно врываться в ее дом?
Рахман, желая вывести Мансуру из затруднительного положения, выступил вперед:
– Не стесняйся, проходи. Познакомься с Дилефруз-ханум, – и бросил на жену подобострастный взгляд.
Девушка нерешительно переступила порог и протянула Дилефруз руку.
– Моя племянница, Мансура, – представил Рахман девушку. – Большая шалунья.
За эти годы Мансура сильно изменилась. Ей уже исполнилось пятнадцать лет. Маленькая худенькая девочка с тоненькими косичками, похожими на крысиные хвостики, превратилась в миловидную девушку. Пестрое сатиновое платье плотно облегало стройную фигурку. На спине лежали две толстые, с руку, косы. Лицо смуглое, но в то же время нежное, приятное, с легким, румянцем на щеках.
Неожиданно для Рахмана и Мансуры Дилефруз приветливо улыбнулась, подошла к девочке, сняла с нее платок и сказала:
– Добро пожаловать, доченька. Разувайся, проходи в комнату.
– Да, да, переоденься, отдохни, ты ведь с дороги...– подхватил Рахман, воодушевленный неожиданным гостеприимством супруги.
Мансура вошла в комнату, осмотрелась.
– Ой, а чей это портрет? – она показала на стену. С фотографии улыбался мальчуган лет трех-четырех
с папиросой в зубах. Руки в карманах, живот выпячен вперед.
Дилефруз громко засмеялась.
– Это мой сын Мамед.
Мансура молча отошла от портрета.
– Скажите дядя, а где же Адиль?
Ни Рахман, ни Дилефруз на ее вопрос не ответили.
– Садись, Мансура, – Рахман пододвинул стул.
Странное поведение хозяев дома вселило в сердце девушки тревогу.
– Дядя, что с Адилем?
– Адиля мы, доченька, отправили учиться в Москву... – Рахман глубоко вздохнул и потер рукой подбородок: – Уже больше года его нет.
Лицо девушки просияло, но тут же погасло. Она представила, как ей будет скучно в Баку без Адиля.
Мансура села рядом с Рахманом. Дилефруз тяжело опустилась на тахту.
– Но ведь сейчас каникулы, дядя. Почему Адиль не приехал домой? девушка никак не могла успокоиться.
За Рахмана ответила Дилефруз:
– Он очень занят, потому и не приехал.
Это было сказано грубо, раздраженно. Мансура ничего больше не спросила, только грустно покачала головой.
Рахман решил переменить тему разговора:
– Хорошо, расскажи, как поживает мать? Что нового в деревне? Как ты надумала приехать?
– У нас все живы, здоровы. Мама передает большой привет. А это она прислала Адилю, – Мансура кивнула головой на узелок.
– И ей большое спасибо и тебе, – Рахман краем глаза взглянул на вещи Мансуры.
Развалившись на диване, уткнувшись подбородком в грудь, Дилефруз внимательно рассматривала девушку. Мансура вначале понравилась ей, но сейчас вдруг начала раздражать своими бойкими манерами.
Дверь с шумом распахнулась, на пороге появился Мамед, как всегда, босиком, оборванный, в грязи. Увидев незнакомую девушку, он на миг замер, затем кинулся к ней, толкнул руками в грудь и заорал:
– А ну, сукина дочь, слазь с нашего стула! Здесь моя мама сидит! Мальчуган схватил широкий ремень отца, висевший на кровати и изо всей силой ударил Майсуру по коленке.
Девушка сморщилась от боли, заохала и, прихрамывая, подошла к окну.
Дилефруз покатилась со смеху.
Рахман вырвал у сына ремень.
– Не балуйся, Мамед. Бесстыдник ты этакий!
– Иди ко мне, Мамуля. Шоколадку, дам...
От смеха на глазах у Дилефруз выступили слезы. Она чмокнула Мамеда в щеку:
– Один раз ударил, хватит. Гостей нельзя бить так много.
Мамеду не сиделось на месте. Он норовил вырваться из рук матери и снова напасть на Мансуру. Девушка стояла, прислонившись к подоконнику, и удивленно поглядывала то на мать, то на сына.
Заметив у дверей чемодан в красном чехле и небольшой узелок, Мамед в мгновенье ока вырвался из объятий матери, подскочил к узелку и начал его развязывать. По полу покатились деревенские коржи, яблоки, груши, банки с вареньем – все это предназначалось для Адиля. Мамед развязал одну из банок, обмакнул руку и, громко причмокивая, принялся облизывать пальцы.
– Мамед!.. Ты слышишь меня? Эй, Мамед! – Рахман сделал попытку обуздать сына.
Мальчуган даже не обернулся. Мансура не знала, что и думать.
Через минуту, оставив в покое банку с вареньем, Мамед набросился на чемодан. Девушка кинулась выручать свои пожитки, однако опоздала: крышка распахнулась и содержимое чемодана вывалилось на пол. Мансура покраснела и начала поспешно подбирать вещи.
– Ну что это за платья? – Дилефруз не успела ничего хорошо рассмотреть, а голос ее уже звучал иронически. Она подошла к чемодану и начала в нем копаться. – Жаль! Жаль материю! Сколько добра извела! Материальчик неплохой, а вот фасоны устарели... О чем ты только думала, когда шила эти платья?
Мансура готова была провалиться сквозь землю. Рядом стоял дядя, а Дилефруз как ни в чем не бывало доставала из чемодана ее нижнее белье, потряхивала, вертела во все стороны. Она перебрала все вплоть до-чулок и носовых платков, которые лежали на самом дне.
– Кто же шьет у первой попавшейся портнихи? – качала Дилефруз головой. – Слава богу, фигурка у тебя неплохая, рост – тоже. А как сшито? Мешок мешком. Приехала бы, я сводила вы тебя к своей портнихе, она такое бы сшила на твою фигуру – просто заглядение. Прохожие оборачивались бы.
– Все эти платья я шила сама, тетя, – щеки девушки продолжали пылать.
– Ты меня тетей не зови. Если еще хоть раз услышу – обижусь, – хозяйка дома поморщилась. -Меня звать Дилефруз-ханум.
Мамед, опустошив наполовину банку с вареньем, утерся рукавом и вышел в галерею.
Дилефруз потащила Мансуру в спальню, открыла большой зеркальный шкаф из орехового дерева.
– Смотри, вот как надо шить! – и принялась подробно излагать историю приобретения каждой вещи, будь то платье, шляпа или туфли. Во время этой длинной лекции она раза два упомянула имя Лалочки, отозвавшись о ней, как о девушке с большим вкусом.
Мансуре сделалось скучно.
– Не знаю, – вздохнула она, – я не гонюсь за нарядами... Люблю одеваться просто.
– Ах, не валяй дурака. Одеваться просто!.. – Дилефруз захлопнула шкаф и принялась вертеться перед зеркалом. – Человека узнают по одежде! Если у красоты десять признаков, то девять из них – одежда. Знаешь об этом?
– Слышала. Только мама, отправляя меня в Баку, говорила иначе. "По одежде встречают, по уму провожают".
– Э, брось ты! Что за вздор! Пусть у меня в голове будут собраны все науки мира, – какая польза? Клянусь своей дорогой жизнью, если ты плохо одета и карман пуст, кому ты нужна со своим умом? Не надо ходить далеко за примером, возьмем меня. Я училась четыре года, вернее шесть, но дошла только до четвертого класса. А если бы и вовсе не училась, было бы еще лучше. Плевала я на школу. Пение и дисциплина были "отлично", а по другим предметам больше тройка не получала. Ну, и ты думаешь, меня никто не уважает, никто не считается со мной?.. Дескать, у нее нет образования?.. Ошибаешься. Соседи, знакомые молятся на меня. А ты: "Наука!.." – Дилефруз шумно вздохнула и презрительно скривила губы.
Боясь, что разговор может затянуться, девушка решила не спорить.
Они вернулись в гостиную. Мансуру опять ждал сюрприз: все ее вещи грудой валялись посреди комнаты. Со двора доносились оживленные крики Мамеда. Девушка выглянула в окно и обомлела: мальчик бегал вокруг бассейна, волоча за собой на веревке ее чемодан.
... За обедом Мансура сказала дяде, что приехала в Баку учиться.
Дилефруз просияла:
– Добро пожаловать, чувствуй себя как в родном доме. Ты, конечно, у нас останешься, да?
Рахман не верил своим ушам.
Мансура молчала. Уезжая из деревни, она говорила: "Буду жить у Адиля". Мать советовала то же. Но в эту минуту она почему-то растерялась, не знала, что отвечать. Адиля в Баку не было. Дилефруз-ханум показалась ей женщиной деспотичной и несправедливой. Но больше всего девушку пугал Мамед.
– Я буду жить в общежитии, – смущенно ответила Мансура, накручивая на палец конец косы.
– Нет, шутки в сторону! – Дилефруз покачала головой. – А что скажут родные в деревне? Ты ведь нам не чужая! – Ты – племянница Рахмана, значит, моя родная дочь. Нечего тебе делать в общежитии. Будешь жить у нас.
– Дилефруз-ханум права. Ты должна остаться здесь, – поддержал Рахман жену. – Что, у тебя в Баку родных нет? Мы ведь еще не умерли...
Мансура не нашла, что возразить, и промолчала.
После обеда Мансура хотела прилечь отдохнуть. Из соседней комнаты раздался голос Дилефруз: – Мансура, доченька, я очень занята... Если не трудно, вымой посуду и поставь самовар.
Так началась жизнь Мансуры на новом месте.
В воскресные дни Адиль и Борис ходили в кино, театр, музеи, Третьяковскую галерею. А в солнечную, теплую погоду посещали парки. Часто к ним присоединялась Наташа. Как правило, в руках у нее была книга, которую она принималась читать при всяком удобном случае – в трамвае, троллейбусе и даже на эскалаторе метро.
Адиль и Борис любили пошутить, посмеяться. Иногда все трое затевали спор. Однако это не вредило их дружбе, а наоборот, она становилась крепче и прочнее.
Наташа обычно говорила тихо и вежливо. В ее голосе всегда чувствовалось уважение к собеседнику. Но когда на девушку нападал смех, успокоить ее было невозможно. А смеяться она могла по всякому поводу да так, что даже слезы брызгали из глаз.
Наташа была моложе Бориса всего лишь на год. Но когда они шли рядом, девушка казалась совсем ребенком. Даже на высоких каблуках она едва доставала до плеча Бориса. В противоположность ему Наташа всегда одевалась чисто и аккуратно. В ней было столько простоты, искренности, задушевности, что не симпатизировать ей после первого же знакомства было невозможно. Наблюдая отношения Бориса и Наташи, видя, как они обмениваются многозначительными взглядами, полными любви и нежности, Адиль вспоминал Джейран. Как он завидовал этим влюбленным!
Взякий раз, придя в общежитие, Наташа просила Адиля играть на таре. В комнату собирались не только студенты, живущие по соседству, но и работники общежития.
В первое время Адиль скучал по Баку, тосковал, но потом освоился, стал веселым, остроумным и при случае не прочь был даже пошутить с девушками.
Адиля любили на факультете за сметливость и живой ум. Москва, учеба в университете открыли ему на многое глаза.
Лекции по юриспруденции, читаемые известными профессорами, книги по правовым вопросам пробудили в нем большую любовь к избранной специальности. Адиль ясно представлял, кем он будет в недалеком будущем и что потребует от него профессия юриста. Найти преступника, отличить правду от лжи, виновного от невиновного – словом, справедливо защищать права человека!... Да, ему будет поручено это ответственное дело. Он будет стоять на страже священных советских законов. Для этого прежде всего сам юрист, его сердце, совесть, кровь, текущая в жилах, должны быть чистыми. Требуются глубокие знания, а для этого надо читать, читать и читать, не считаясь со временем, урывая часы у сна.
Юрист, охраняющий истину, обязан уметь не только по словам, но и по глазам, по лицу распознавать человека, читать его самые сокровенные мысли.
Университет, его преподаватели готовили из Адиля именно такого специалиста.
Адиль и Борис часто ходили на заседания суда. Они садились рядом, с интересом слушали речь прокурора, ответы подсудимого, выступление защитника. Сначала Адиль глубоко переживал драмы, которые разыгрывались перед его глазами, потом, видя, что судии защищают правду, справедливость, что обвиняемые получают по заслугам, он научился более трезво и объективно относиться к тому, что происходило на этих процессах. Выходя из зала суда, он даже испытывал какое-то облегчение.
– Так и надо! Ведь это расхититель народного добра! Это-вор! Я дал бы больше! – говорил Адиль.
Борис подхватывал:
– Верно, верно. Скоро нам самим придется воспитывать, исправлять людей. Знаешь поговорку: "В семье не без урода". Среди нас еще встречаются нечестные люди. Их не так много, но они пока еще есть.
В студенческой жизни было столько увлекательного, интересного! Адиль не замечал, как летит время. Проходили недели, месяцы...
После лекций Борис пошел к Наташе. Адилю стало скучно сидеть одному в общежитии. Он решил прогуляться.
Юноша не заметил, как очутился на площади Пушкина. Свернул за угол на Тверской бульвар. Смеркалось. В тени деревьев на скамейках сидели парочки (на каждой по одной). Скамейки же, освещенные светом фонарей были, как правило, пусты. Адиль шел посреди бульвара и говорил сам себе: "Вон сидят влюбленные. Посмотри, как им хорошо! Они счастливы. Парень обнял девушку за плечи. А этот так нежно держит руку подруги в своей... Вон еще... Видишь, как им весело! А ты идешь один... Так тебе и надо!"
Адиль вспомнил Джейран. Вспомнил ее родинку на левой щеке, тонкие брови, живые глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, алые, как мак, губы. Он многое отдал бы за то, чтобы увидеть ее сейчас. Сегодня впервые за все время Адиль почувствовал, что поступил с девушкой жестоко. "Ведь у меня были чистые помыслы. Я не собирался ее обманывать. Может, ее вовсе не заинтересовало бы, чем занимается моя семья. Будь я на месте Джейран, я продолжал бы к ней относиться по-прежнему. Кто знает, наверно, и мы с ней могли бы сейчас сидеть на набережной в Баку! Мы бы так же перешептывались. Я открыл бы ей свое сердце... Эх, Джейран, я не могу даже поделиться с тобой своим горем. Почему ты не была холодна со мной? Тогда разлука не принесла бы мне столько мучений..."
Адиль миновал Никитские ворота и подходил к Арбату. Вдруг навстречу из-за угла вышла девушка. Адиль остановился: знакомое лицо! "Азербайджанка", – подумал он и тут же узнал: Лалочка!
Лалочка тоже увидела Адиля. Подошла. Молодые люди поздоровались. Завязался обычный в подобных случаях разговор.
Узнав, что Адиль уехал в Москву, Лалочка перестала появляться в доме с красной черепичной крышей. Конечно, ей было досадно, что ее мечты не осуществились, но она быстро утешилась. "А ну его к черту! Мало в городе парней? Не Адиль, так Камиль или Фазиль! Может, мне еще больше повезет. Встречу человека, занимающего большой пост, с "Победой"!
Вынашивая подобные планы, разряженная Лалочка днем и вечером разгулив: ала по улицам Баку. Но ей не везло. Парни, которые нравились Лалочке, словно не замечали ее. А если и замечали, то равнодушно проходили мимо. Никто не говорил ей комплиментов, никто не восторгался изысканными туалетами, искусно закрученными локонами, рассыпанными по плечам.
Дни проходили однообразно. Лалочка заскучала. Тогда-то ей и пришло в голову попросить дядю (крупного начальника на железной дороге) дать ей бесплатный билет в какой-нибудь "интересный" город. Дядя, желая угодить племяннице, устроил поездку в Москву. Перед отъездом Лалочка зашла к Дилефруз и взяла на всякий случай адрес Адиля.
Вот уже вторую неделю девушка гостила в Москве. Целыми днями она ходила по универмагам, комиссионным, ювелирторгам... Музеи, исторические места, кино, театры ее не интересовали. Несколько дней назад она зашла в университет, но Адиля не застала.
Лалочка обрадовалась встрече. Только как жаль: на днях она уезжает!
Они спустились в метро, доехали до центра.
– Мне пересадка на Охотный ряд, – оказал Адиль.
– И мне туда же. Я еду в гостиницу... Молодые люди вышли из вагона.
Адиль видел, что Лалочка не хочет с ним расстаться. Он уловил в девушке какую-то перемену. Она по-другому говорила, по-другому держалась. Казалось, это не прежняя ветренная и легкомысленная Лалочка, которая грубо шутила и приставала к нему в Баку. Именно поэтому Адиль не мог бесцеремонно распрощаться с ней. "Как бы там ни было, надо уважать человека, – подумал он. – Девушка впервые в Москве, одна... Да и, кроме того, она ведь бакинка!.. Возможно, у нее нет больше в Москве знакомых". Адиль решил, что не проводить девушку до гостиницы – неудобно. Но он так проголодался! А тут куда-то тащиться...
– Простите, ваша гостиница далеко? Может, я провожу...
У Адиля был план: если девушка начнет возражать из вежливости, он сейчас же распрощается с ней.
Однако Лалочка не стала отказываться, а тихо, с наигранным смущением, сказала:
– Вас это не затруднит? – и, помолчав, добавила: – Я еще никогда так поздно не задерживалась на улице.
Тогда Адиль спросил:
– Вы хотите есть? У меня предложение: зайдем в ближайшее кафе и наскоро поужинаем.
Девушка с радостью согласилась:
– Вот хорошо. Я с утра ничего не ела.
Лалочка говорила правду. Сегодня она целый день, забыв обо всем на свете, искала по магазинам какую-то диковинную сумочку с длинным ремнем.
В вестибюле кафе-закусочной гостиницы "Москва" Лалочке показалось, будто она невестой входит в дом с красной черепичной крышей.
Ужин занял немного времени.
Адиль проводил девушку до гостиницы и, оставшись один, облегченно вздохнул: "Слава богу, отделался. Вот привязалась..."
Однако на следующий день Лалочка разыскала Адаля в университете и пригласила в кино.
Адиль сделал попытку отвертеться:
– Очень извиняюсь. У меня курсовая... Я не могу пойти.
Девушка настаивала:
– Если ты не пойдешь, я обижусь, – она вынула из сумочки два билета. Видишь, утром купила.
Волей-неволей пришлось согласиться.
В кинотеатре Лалочка почувствовала себя свободнее. Прозвенел звонок. Все сели на свои места. Свет погас. Лалочка сняла шляпу и отдала ее Адилю вместе с сумочкой.
– Подержи, пожалуйста, я причешусь. Адиль молча взял веши.
Девушка, не торопясь, расчесывала волосы и улыбалась, бросая в темноте на Адиля томные взгляды.
"Вот так влип! – подумал Адиль и заерзал на стуле. – О чем я с ней буду разговаривать?"
Покончив с туалетом, Лалочка пододвинулась к Адилю и зашептала:
– Тебе не скучно в Москве?
– Нет.
– А я до вчерашнего дня очень скучала.
На экране мелькали кадры. В зале становилось то светлее, то темнее.
– Когда вы уезжаете? – спросил Адиль.
Девушка обрадовалась.
– Почему ты спрашиваешь?
– Так просто...
Лалочка прижалась щекой к плечу Адиля и, словно застыдившись чего-то, немного помолчала. Затем повернула голову и, пристально глядя ему в лицо, сказала.
– Я еду завтра вечером... Должна.
Адиль промолчал.
– Придешь провожать?
– Почему же нет? Приду...
Пожилой мужчина, сидящий сзади, подался вперед и громким шепотом на весь зал попросил:
– Тише пожалуйста! Мешаете!
Адиль вытянул нory и задел лалочкину туфлю.
– Извините, – он отодвинулся в сторону.
Шел журнал. Показывали один из санаториев Сочи. Лалочка не выдержала и опять зашептала:
– Я там была.
Адиль боялся шевельнуться, так как не хотел, чтобы мужчина сзади снова сделал им замечание.
– Очень приятно, – ответил он, не меняя позы.
– Я тогда так поправилась!
– Вы и сейчас не худая...
Лалочка улыбнулась, взяла мизинец Адиля и сжала его.
– Смотри, сломаю... Зачем надо мной смеешься? – и она схватила его повыше, за кисть.
Стесняясь соседей, Адиль спрятал руку под лалочкину шляпу. Обернулся. Посмотрел на девушку. Глаза ее сузились, веки подрагивали. На губах блуждала растерянная улыбка, грудь часто вздымалась.
В течение всей картины Лалочка ни на секунду не отпускала руку Адиля. Больше того, раза два она клала ее себе на колени.
Только ночыю в общежитии, растянувшись в постели, юноша вспомнил Джейран, и ему стало стыдно за проведенный вечер.
На другой день Лалочка сама пришла в университет проститься с Адилем. Она дала ему свой адрес, попросила чаще писать и поскорее возвращаться в Баку.
МЕДАЛЬОН
Лалочка опять стала частым гостем в доме с красной черепичной крышей. Она почти не расставалась с Дилефруз. Приятельницы могли с утра до вечера болтать на различные темы, не зная усталости.
Каждый день Лалочка повторяла свой рассказ о встрече с Адилем в Москве, о том, как они ходили в кафе, в кино.
Вот и сегодня она завела об этом же разговор.
Дилефруз поморщилась:
– Э, тоже мне, нашла пару! Уж я – то его знаю, как облупленного. Разве такой может любить? Тебе нужен парень, понимающий толк в женщинах, который будет носить тебя на руках.
В ответ на эту нравоучительную тираду Лалочка решила открыть свои карты
– Ах, Дилушечка, ведь я хочу породниться с вашим домом, с тобой, дядей Рахманом. Хочу всегда бывать у вас, хочу, чтобы мы стали одной семьей. Летом мы отдыхали бы с тобой на курорте, вместе гуляли, одинаково одевались... И все о нас говорили бы: "Это невестка и свекровь".
Лалочку неудержимо влекло к дому с красной черепичной крышей, этой полной чаше, где жизнь была поставлена на широкую ногу. Еще во время первого посещения ее покорили роскошная обстановка комнат и богатые туалеты хозяйки. Мечта породниться с этой семьей причиняла ей много беспокойства, лишала сна по ночам. Конечно, Адиля нельзя было назвать лалочкиным идеалом. В отличие от парней, с которыми она привыкла проводить время, он был слишком прост и серьезен. Лалочка прекрасно понимала, что они никогда не найдут с ним общего языка, но на первых порах готова была на любые жертвы. Лишь бы породниться с Дилефруз! Тогда сбудутся ее давние мечты. Она будет утопать в шелках, бархате, носить меховые шубы, модные туфли, прекрасные, как у Дилефруз, шляпы. Все девушки и женщины Баку, умирая от зависти, станут показывать на нее пальцами.
На пути к осуществлению этих планов Лалочки стояла вражда между Адилем и Дилефруз. Но девушка решила добиться своего во что бы то ни стало. В день рождения Мамеда она зашла в комнату Адиля, выкрала из альбома его маленькую фотокарточку и вставила в свой медальон. Она хотела при встрече с Адилем открыть медальон, показать ему карточку и упрекнуть: "Ты на меня смотреть не хочешь, а я тебя ношу в сердце". Однако на другой день, когда Лалочка с этой целью пришла в дом с красной черепичной крышей, ей сообщили новость: "Адиль ушел из дому". А через неделю она услышала еще одно потрясающее известие: "Адиль в Москве!"
Это было давно. Вернувшись из Москвы, Лалочка опять зачастила к Дилефруз. Ее любовь к приятельнице вспыхнула с новой силой. Всякий раз, приходя в гости, она делала ей какой-нибудь подарок, старалась задобрить.
Поболтав с часок, Лалочка предложила:
– Дилушенька, пойдем, пройдемся, приглашаю тебя на пломбир.
– Что ты! Разве я могу в такую жару выйти на улицу? Хочешь прохладиться – угощу лимонадом. Еще утром велела опустить в колодец сетку с бутылками. Лучше твоего мороженого.
– Что же, я не против.
– Мансура! – крикнула Дилефруз.
Лалочка впервые слышала это имя.
– Кто такая? – удивилась она.
Дилефруз просияла:
– Наша новая домработница.
Мансура с утра прибирала в доме, мыла посуду, подметала пол, а сейчас сидела в гостиной, готовила уроки. Услышав, что ее зовут, она отложила книгу, вышла в галерею и вежливо поздоровалась с гостьей.
– Какая красивая девушка! – Лалочка оглядела Мансуру с головы до ног. Глаза, как у Дины Дурбин! Ты откуда, детка?
Мансура краем глаза, в котором нетрудно было прочесть иронию, посмотрела на Лалочку. Кажется, ей не понравилось, что ее сравнили с какой-то незнакомой женщиной, не понравился покровительственный тон.
– Я оттуда, откуда и мой дядя, – девушка повернулась к Дилефруз. – Вы меня звали?
Лалочка, ничего не поняв из ответа Мансуры, пожала плечами:
– Откуда нам знать твоего дядю?
Дилефруз поспешила объяснить:
– Ты задаешь ребенку странные вопросы. Это же племянница Рахмана... Приехала на деревни. Будет учиться в техникуме.
Лалочка хотела еще что-то спросить, но ее удержал многозначительный взгляд приятельницы.
– Доченька, достань из колодца бутылку лимонада, – обратилась Дилефруз к Мансуре. – Из тех, что ты утром спустила.
Девушка вышла во двор.
– Что ты, не понимаешь?.. – зашептала Дилефруз. – Я говорю, это племянница Рахмана. Будет жить у нас и работать прислугой.
– Ах, вот как! – Лалочка закивала головой, и ее серьги закачались, словно церковные колокола. – Что же ты мне раньше не сказала?
Бежали минуты, а Мансура не появлялась. Дилефруз, желая продемонстрировать свою власть, заворчала, высунулась из окна галереи и крикнула:
– Эй, Мансура! Куда пропала? Что с тобой? Мы умираем от жажды.
Мансура медленно поднялась по лестнице.
– Где же лимонад? – раздраженно спросила Дилефруз.
Мансура смущенно молчала.
– Тебя спрашивают!
– Мамед перерезал веревку... – пробормотала девушка. – Сетка с бутылками упала в колодец.
– Что?!
Даже Лалочка вздрогнула от этого возгласа.
– Что случилось, Дилуша?
– Как что?! – Дилефруз, размахивая руками, подскочила к Мансуре. – Так бывает всегда, когда за ребенком не смотрят. Ты слышишь, Лале? Мамуля перерезал веревку, и теперь лимонад вместе с сеткой лежат на дне колодца. Бедный ребенок ни при чем. Откуда ему знать, что на конец веревки привязан груз? Я еще не видела пользы ни от одной из этих домработниц!..
Слова Дилефруз кинжалом вонзились в сердце Мансуры. Глаза засверкали ненавистью.
– Благодарю за откровенность. Легче со змеей ужиться, чем с вами... Прошу вас...
Слезы душили девушку. Она закрыла лицо руками и, всхлипывая, кинулась во двор.
У ворот стоял почтальон с кожаной сумкой через плечо.
– Вам письмо! – он протянул девушке голубой конверт.
Мансура узнала почерк матери. Ее мокрые от слез глаза заулыбались. Она дрожащими руками распечатала письмо.
Мать писала:
"Моя дорогая дочь Мансура!
Шлю тебе привет. Я жива и здорова. Письмо твое получила. Как я рада, что Дилефруз-ханум хорошо тебя встретила..."
Взор Мансуры опять затуманился. Буквы расплылись. Хорошо встретила!.. К горлу подкатил комок... "Лучше б я совсем не появлялась в этом доме!.." подумала она.
Голос Дилефруз возвратил девушку к действительности.
– Эй, Мансура, сбегай, купи пару бутылок лимонада!
Из окна выпорхнула пятирублевая бумажка.
...Мансура просидела на каменных ступенях до тех пор, пока Лалочка не ушла.
Захлопнув калитку дома с красной черепичной крышей, Лалочка лицом к лицу столкнулась с девушкой, которая вышла из соседнего двора. Она не могла не отдать должного красоте девушки, особенно, обворожительной черной родинке на левой щеке. "Интересно, настоящая или искусственная? – подумала Лалочка. – Как бы мне пошло! Что, если подойти и спросить..."
– Послушай, девушка, можно тебя на минуточку?..
Девушка с родинкой обернулась.
– Салам алейкум... – Лалочка решила начать издалека. – Ты живешь в этом дворе? – и кивнула головой на дом учителя Салеха.
– Нет, а что?
– Да так просто... Извини, пожалуйста, эта родинка искусственная?
– Не понимаю вас...
Разглядывая родинку, Лалочка чуть ли не носом коснулась щеки девушки.
– Я думала, в самом деле искусственная;... – развязно засмеялась она. А сейчас вижу нет, твоя собственная...
Девушке с родинкой был неприятен весь этот глупый разговор. Да и Лалочке самой стало неловко. Она заговорила о другом.
– Значит, ты здесь не живешь?
– Нет, просто иногда бываю в этом доме.
– А-а-а-а... Я сама хожу сюда в гости. Видела откуда я вышла?
– Не обратила внимания. Из двора, где виноградный навес?
– Да, от Дилефруз-ханум.
Девушкам было по пути. Завязался разговор.
– Ах, если бы у меня тоже была такая родинка! Хи-хи-хи! – Лалочка ткнула пальцем себе в скулу. – Ты не обижаешься?
Девушка неопределенно пожала плечами.
– Разве все счастье, в родинке?
– Ну, конечно! Еще спрашиваешь! Ясно, ты счастливая. Будто сама не знаешь...
На углу они остановились.
– Извините, я тоже хочу вас спросить...– обратиласъ к Лалочке девушка и смущенно заморгала глазами:
– Кем вы приходитесь Адилю?..– голос ее дрогнул.
Лицо Лалочки выразило недоумение. Глаза округлились.
– А ты его откуда знаешь? Вы с ним учились? – Видя, что девушка не отвечает, Лалочка поспешно добавила: – Кто мне Адиль? Жених.
– Жених? – девушка нахмурилась. У рта залегла печальная складка.
– Да, жених. Только сейчас его здесь нет. Я послала его учиться в Москву. На прошлой неделе была там. Знаешь, что он мне сказал? Говорит: "Лалочка, я по тебе с ума схожу! Никакие занятия в голову не лезут..." Подарил мне свою карточку, чтобы я не скучала.
Лалочка открыла медальон. Действительно, на одной стороне была фотография Адиля, на другой – Лалочки.
Девушка с родинкой на мгновение закрыла глаза, сжала губы.
– Откуда ты его знаешь? – Лалочка настороженно посмотрела на незнакомку.
Но ее вопрос остался без ответа. Девушка с родинкой круто повернулась и зашагала вниз по улице.
