Текст книги "Зимняя ночь"
Автор книги: Салам Кадыр-заде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Лалочка так и застыла на месте. Потом тоже повернулась и чуть ли ни бегом пустилась назад к дому с красной черепичной крышей, чтобы поскорее сообщить Дилефруз о загадочном разговоре с незнакомкой.
СЛАВНЫЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
Профессор в очках медленно прохаживался перед доской. Его ботинки легонько поскрипывали. Время от времени он останавливался и, неподвижно уставясь в одну точку, потирал подбородок. Казалось, этот жест помогал ему собраться с мыслями.
Шла лекция.
– ... Стоять на страже советских законов, соблюдать их святость – долг каждого юриста, – говорил профессор. – Юрист обязан, наказывая по заслугам преступника, в то же время воспитывать его. Именно поэтому наш суд называется судом справедливости, – профессор принялся снова потирать подбородок, обдумывая следующую мысль.
Воспользовавшись паузой, Борис толкнул Адиля локтем.
– У меня тетрадь кончилась. Дай лист бумаги. Быстро!
– То, что я сейчас буду говорить, можете не записывать, – профессор подошел к столу. – Недавно я прочел одну из последних книг по праву. Любопытная книга.
– Как называется? – с места спросил Адиль.
– Книга называется "Незаконные приговоры".
Не успел профессор сказать это, как Борис добавил:
– Автор книги кандидат юридических наук Константин Могилевский.
– Верно, – улыбнулся профессор. – Он приводит интересный случай, который имел место в одном из американских штатов. Некий мистер Эрнест Фултон, выйдя из ресторана в пьяном виде, свалился посреди улицы. Сердобольная негритянка по имени Джесси Бреккел, опасаясь, как бы мистера не раздавил автомобиль, подняла его и правела на тротуар. После ухода негритянки мистер Эрнест некоторое время ковылял по тротуару, держась руками за стену. Вскоре пьяный опять попал на середину улицы и был сбит грузовой машиной.
– Умер? – нетерпеливо спросил Адиль.
– Нет, получил легкое ранение в левое плечо. Шофер успел скрыться. Теперь слушайте, чем все это дело кончилось. Прежде всего, разыскали негритянку Джесси Бреккел, затем пригласили несколько свидетелей. Суд приговорил женщину к лишению свободы.
– Негритянку? – удивился Адиль. – За что же ее?
– Да, негритянку, – горько улыбнулся профессор. – Суд, выслушав мистера Фултона и допросив свидетелей, пришел к следующему выводу: если бы негритянка не потревожила Эрнеста Фултона и оставила спокойно лежать на дороге, возможно, с ним не произошло бы несчастья. А чтобы обосновать приговор, суд выдвинул версию, будто Джесси Бреккел издавна питает к Эрнесту Фултону вражду. В конечном счете, суд вынес решение о двойном наказании и приговорил негритянку Джесси Бреккел к десяти годам тюремного заключения.
– Бедняжка! – послышался чей-то девичий голос.
– Суд в капиталистических странах часто нарушает священные принципы справедливости, оправдывая представителей капитала...
Прозвенел звонок.
Вечерние сумерки опустились над Москвой. После ужина каждый студент в комнате, где жил Адиль, занимался своим делом. Один, разбросав по столу книги и тетради, писал конспекты, другой гладил брюки, третий собирался на свидание: брился, приводил себя в порядок.
Бориса не было.
В последнее время Адиль получал письма не только от учителя Салеха, но и от Мансуры. Он был рад, что двоюродная сестра приехала учиться в Баку. Одно волновало юношу: как она уживется с Дилефруз? Он осторожно, намеками, спрашивал об этом в письмах. Мансура отвечала, что в доме к ней относятся неплохо. Адиль не особенно верил.
Сейчас, сидя на подоконнике, он читал письмо, только что полученное от учителя Салеха.
Старик писал:
"Дорогой сынок Адиль!
Шлю тебе искренний привет и крепко целую. Сынок, вчера опять получил твое письмо и очень обрадовался. Ты ведь знаешь, я всегда любил тебя, как родного. Твои письма доставляют мне много радости.
Милый Адиль! В моей жизни произошло большое событие. За долголетнюю педагогическую деятельность правительство наградило меня орденом Ленина. Мне кажется, я помолодел на тридцать лет...".
Адиль был рад за старого учителя. Он вспомнил Баку, свой дом, виноградный навес во дворе. Вспомнил, как впервые увидел Джейран. Она стояла, облокотившись на перила балкона соседского дома. Он играл на таре. Девушка смотрела на него и улыбалась...
Адиль глубоко вздохнул, сунул письмо в карман, оделся и побежал на почту дать учителю Салеху поздравительную телеграмму. Через полчаса он снова был в общежитии.
В их комнате стояло шесть кроватей. Все, кроме одной, принадлежащей Борису, были аккуратно заправлены. Возле каждой стояла тумбочка. В углу красовался огромный, в рост человека, фикус. Над кроватью Адиля рядом с портретом матери висела тара.
Юноша опять подошел к окну.
В городе зажглись огни. Падал крупный пушистый снег. Казалось, большой двор общежития, деревья, забор покрыты толстым слоем ваты. Мороз причудливым узоpoм разрисовал окна. Луна, изредка проглядывающая сквозь серую мглу неба, походила на уличный фонарь, закутанный газовым шарфом. А снег все шел и шел...
Это была вторая встреча Адиля с русской зимой, В прошлом году, увидев однажды утром, что вся Москва лежит под снегом, Адиль испугался. Он слышал, что зимой в стужу можно легко отморозить нос и уши. Товарищи, видя, как Адиль старательно натягивает варежки, завязывает под подбородком концы ушанки, прячет нос в меховой воротник, подняли его на смех:
– Посмотрите, человек в футляре!
– Вот так кавказец, холода боится...
В довершение всего маленькая русская девушка, однокурсница Адиля, так залепила снежком между лопаток, что он чуть не заревел от злости. Ему хотелось догнать девушку, повалить на землю и натолкать за воротник снегу. У нее от мороза раскраснелись щеки, глаза озорно блестели, она весело смеялась и кричала на всю улицу: "Что, больно? Так тебе и надо!" Неожиданно Адиль сам расхохотался. Гнев как рукой сняло.
Со временем Адиль привык к московской зиме, полюбил прогулки на морозном воздухе и даже ходил с Борисом на каток. Правда, бакинец не сразу овладел этим увлекательным видом спорта, часто падал, вываливался в снегу, вызывая смех у окружающих. Но в конце концов он научился и стал кататься нe хуже Бориса.
Адиля вывел из задумчивости чернявый небольшого роста паренек, только что закончивший гладить брюки.
– А ну, красавец, может, ты нам сыграешь что-нибудь на таре? Скучища без Бориса Васильевича!
Другой парень, Володя, который только что брился, а сейчас старательно расчесывал обильно политые одеколоном волосы, поддержал его.
– Правильное предложение, – он снял со стены тару и протянул Адилю. Только прошу, настраивай не больше получаса. А то я опоздаю на свидание.
Адиль засмеялся, спрыгнул с подоконника и взял тару.
– Сыграть – сыграю, а вот с пением не приставайте.
– Нет уж, дудки! Тогда лучше пой, а не играй. Настроив тару, Адиль обернулся к товарищам:
– Ну, что же вам сыграть?
– Сыграй из "Аршин мал алана", а спой из "Мешади Ибада", – пошутил чернявый парень. – Он еще нас спрашивает! Играй что хочешь...
Наступила тишина. В комнате зазвучала живая, веселая мелодия, которая сразу захватила слушателей.
Сыграв вступление, Адиль вскинул голову и запел, несколько изменяя строчки стиха, некогда выученного наизусть:
Я не видел у красавиц глаз черней твоих,
Нет ни у кого на свете и кудрей таких.
Говорят, другая – ангел, хороша, стройна.
Я сравнил ее с тобою – блекнет и она.
Ты меня заворожила, сам хожу не свой,
Господи, какую силу взгляд скрывает твой!
Ты дотронешься рукою до цветов в саду,
И листочки у цветочков век не опадут.
Для Джейран пропел я песню, а она в ответ:
"Ах, Адиль, газели лучше в целом мире нет!"
Едва смолк Адиль, раздались одобрительные возгласы:
– Браво, бакинец! Молодец!
– Послушай, Адиль, умоляю, сыграй теперь какую-нибудь азербайджанскую песню.
– А, разве я сейчас исполнял не азербайджанскую? – серьезно спросил Адиль.
Володя хлопнул в ладоши и рассмеялся.
– Ты смотри, а я – то думал...
Открылась дверь. В комнату вошел Борис в желтом полушубке, валенках и шапке-ушанке, весь запорошенный снегом.
– Здравствуй, профессор Борис Васильевич! – Адиль, весело улыбаясь, подошел к дружку и, увидев, что тот держит в руках старый ботинок, добавил: – Кажется, ты немкого свихнулся от усердной учебы. Сдается мне, Борис Васильевич, прокурор из тебя не получится. Торгуешь старыми ботинками?
– Отдавал в ремонт. Только что из мастерской. Сейчас идем с Наташей гулять, – и он швырнул ботинок под кровать.
– Борис Васильевич, прошу тебя, будь мужчиной, скажи откровенно: когда вы ходите в кино, театр, за билеты платишь ты или Наташа?
– Когда в кино – я, а в театр – Наташа.
– Это почему же? – спросил кто-то. Борис лукаво усмехнулся и поскреб затылок:
– Вы, что, дети? Ведь билет в кино стоит дешевле!
– Если говорить научным языком, Борис Васильевич, исходя из условий студенческой жизни, проводит курс на экономию личного капитала... – Адиль хлопнул друга по плечу. – За счет отца москвички Наташи копит деньги на свадьбу.
– А после женитьбы сразу же переедет в их ванную комнату, – добавил чернявый паренек.
– Когда коту не удается стянуть мясо, плут утверждает, что оно с душком. – Борис стащил с ног валенки и начал надевать ботинки. – Кажется, мое появление вас обрадовало. Искали, над кем посмеяться?
– Ребята, Борис Васильевич прав. Будете приставать, он заберет свои книги и переедет к Наташе, – Володя скорчил такую гримасу, что присутствующие схватились за животы.
– Тоже мне, сказал! – вставил Адиль. – Борису Васильевичу надо взять отпуск минимум на десять дней, чтобы собрать все книги, разбросанные по общежитию.
Борис не обращал внимания на шутки товарищей. Он завязал ботинки и поднялся.
– Не знаю, где мой галстук. Надену сегодня твой... Слышишь, Адиль? – и, не дожидаясь согласия, взял со спинки кровати голубой шелковый галстук приятеля.
Володя спросил:
– Какого цвета твой галстук, Борис Васильевич? Не черный ли?
– Да, черный, – обрадовался Борис, не подозревав подвоха.
– Засаленный немного, да?
– Он самый! Где ты его видел?
– Я вчера был в бане, так он за мной в очереди стоял. Помыться пришел.
Володя отскочил в сторону, опасаясь, как бы Борис не учинил над ним расправу.
– Итак, один ноль! – воскликнул он.
Борис торопился. Адиль в дверях остановил его.
– Послушай, шутки в сторону... Ты, что, ботинки перепутал?
Борис глянул да ноги. Ботинок, принесенный из мастерской ярко блестел, как новый. Второй же выглядел совсем старым, казалось, был взят из другой пары. Действительно, идти на свидание в таком виде было неудобно. Борис на минуту задумался, потом воскликнул: "Сейчас!" – и выбежал из комнаты.
– Пошел чистить. Все комнаты обшарит в поисках крема, – Адиль повалился на кровать. – Хороший парень. Скучно было бы без него!
– Мало – хороший... Мировой! – добавил Володя. Через минуту Борис вернулся в комнату и, стоя в
дверях, самодовольно посмотрел на товарищей:
– Ну как, теперь хорошо?
Ребята глянули на его ноги. Раздался взрыв смеха. Не желая затруднять себя чисткой, Борис вывалял в пыли и второй ботинок.
Чувствуя по глазам Адиля, что тот не преминет прокомментировать это событие, Борис не стал ждать, толкнул дверь и выбежал из комнаты. Однако через минуту он опять вернулся.
– Нужны четыре билета на метро. У кого есть?
Адиль полез в карман пиджака.
– Дать-то дам, Борис Васильевич, но с одним условием. Сначала выскажу все, что думаю. Только потом уйдешь.
– Наташа ждет, я спешу.
– Тогда до свидания.
Борис поморщился:
– Ну, ладно, говори... Только быстро.
Адиль заложил руки за спину и зашагал взад и вперед по комнате, подражая старому профессору, читавшему лекцию перед большой аудиторией.
– Да будет вам известно, уважаемый Борис Васильевич, от усердных занятий умнее не станешь. Ньютон тоже был великим ученым, но и он иногда, как ты, совершал странные поступки.
– Интересно, какие же? – спросил Володя, стараясь подлить масла в огонь.
– Говорят, у Ньютона жили две кошки: одна большая, другая маленькая. Всякий раз, когда кошкам надо было выйти на улицу, Ньютон отрывался от работы и открывал им дверь. Он долго ломал голову и, наконец, придумал способ, который, как ему казалось, должен был избавить его от хлопот.
– Что же он сделал?
– Пробил в низу двери два отверстия, одно большое, другое поменьше.
– Зачем же два?
– Большое – для большой кошки, маленькое – для маленькой.
Все, кроме Бориса, засмеялись.
– Выходка Бориса Васильевича напомнила мне этот исторический пример. Все происходит от избытка ума, поэтому...
Адиль не заметил, как Борис подскочил сзади, выхатил у него из рук билеты и был таков.
Жизнь в общежитии протекала беззаботно и весело. У Адиля не было времени скучать. Прежде он был только зрителем шутливых проделок своих товарищей, а сейчас сделался чуть ли не их главным участником.
Друзья по университету не знали, как он еще в школе мечтал именно о такой жизни, но нам-то с вами это известно. Сейчас, когда Адиль весело смеется, уподобляясь счастливому ребенку, мое сердце радуется вместе с ним. Кто же не желает счастья своему герою?
Еще в жаркие летние месяцы Наташа начинала мечтать о той поре, когда можно будет надеть коньки и выйти на лед. И сейчас вместе со многими тысячами москвичей она радовалась наступлению зимы.
На катке Центрального парка имени Горького было оживленно и весело. Мощные репродукторы разносили удалые русские песни, от которых сразу поднималось настроение. Разноцветные лучи прожекторов освещали ледяные дорожки, придавали парку сказочную красоту.
На открытие катка пришло много народу. Все были одеты легко, в свитеры, джемперы. Но никому не было холодно. Кто же стоял на месте?! Казалось, у каждого за плечами крылья.
Борис потерял Наташу. Он метался по аллее из конца в конец, заглядывая в лица девушкам, но Наташа точно сквозь землю провалилась. Она нарочно убегала от Бориса. Когда он приближался, она делала круг и пряталась за покрытую снегом ель. Борис, пригнувшись, размахивая руками, проскакивал в самый конец аллеи, останавливался недалеко от девушки и, переводя дух, вертел во все стороны головой. Наконец, Наташа не выдержала, вышла из-за прикрытия и стрелой пронеслась мимо с криком: "Боря-а-а-а!".
Как Борис ни старался, он не мог поймать девушку, которая с детства увлекалась коньками.
Было уже довольно поздно. Чувствуя, что Борис устал, Наташа подъехала к нему и, описав коньками полукруг уцепилась за руку. Щеки ее пылали. Глаза сияли радостью. Изо рта вырывались клубы пара.
– Не пора ли нам домой, Боречка?
– – Торопишься?..
Палисадник перед домом Наташи утопал в сугробах. Молодые люди подходили к подъезду. Борис замедлил шаг.
– Ну, чего плетешься? – Наташа обернулась.
Юноша не ответил.
– Ты слышишь, Боря?
Борис взял Наташу за руку, посмотрел в глаза, затем кивнул головой на скамейку, заваленную снегом.
– Сядем, Наташа...
Девушка поежилась.
– С ума сошел! Там же снег.
– Не бойся, Наташенька. Я распахну полушубок, ты сядешь на него, и будет тепло.
– Что-нибудь очень важное?
– Очень...
– Лучше пойдем домой, Боря. Поздно... Ночь уже.
– И хорошо, что ночь. Днем этого не скажешь.
Девушка состроила гримаску.
– Господи, чего ты хочешь? Посмотри, какая на небе луна...
– Сядем, обьясню. Ты ничего не понимаешь.
Борис волновался. Стучало сердце. Волнение передалось и Наташе.
– Ты какой-то странный сегодня, Борис.
Борис сел на скамейку и распахнул полушубок.
– Ну, Наташа, я жду! – он тряхнул правой полой.
Девушка, потупясь, разгребала снег носком ботинка.
В палисаднике было светло, как днем. Кругом ни души. Снег на деревьях отливал голубоватым блеском.
– Если не сядешь, я обижусь... – голос Бориса, дрогнул.
Наташа медленно подошла. Послышался далекий бой кремлевских курантов. Мелодичный звон, казалось, шел откуда-то сверху, из самой глубины неба, и разливался по всему городу...
– Одиннадцать... – сосчитала девушка.
Пола полушубка приятно грела бок. Наташа совсем не чувствовала холода. Голова ее лежала на плече Бориса, сумочка валялась под скамейкой. Губы девушки машинально повторяли:
– Боря, Боречка, вставай, пойдем...
Они поднялись и медленно дошли до подъезда, освещенного яркой лампочкой. Наташа вынула из сумочки небольшое зеркальце и заглянула в него. Левая щека была бурачного цвета.
Девушка растеряно заморгала глазами.
– Как я пойду домой в таком виде?
– А что случилось?
– Не видишь разве?
– А ну-ка...
Борис схватил девушку за плечи. Наташа почти не сопротивлялась, только на этот раз подставила юноше, правую щеку.
ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ
Вот уже три года в доме с красной черепичной крышей не слышно тары Адиля. Три года никто не сидит в тени под виноградовым навесом, не читает книг. В жизни обитателей дома не произошло никаких перемен. Только Лалочка опять перестала здесь показываться. Девушка поняла, что напрасно тратит время и решила вторично объявить бойкот. Больше того, желая позлить Дилефруз, она пустила слух, будто сосватана за молодого парня, еще более умного и красивого, чем Адиль. Дилефруз не поверила, но пойти к ней лично, узнать не осмелилась – стеснялась матери девушки.
Несмотря на настоятельные требования жены, Рахман, встречаясь с сыном в Москве, не решался даже заикнуться о Лалочке. Именно поэтому Лалочка и ее мать – Бановша-ханум, обиделись на обитателей дома с красной черепичной крышей. "Пусть они нас умоляют! – заявила гордая мамаша. – Если ты еще хоть раз пойдешь к ним, скажу дяде, он тебе ноги переломает..."
Дилефруз еще больше забрала бразды правления в свои руки. Коммерческая деятельность Рахмана полностью перешла под ее контроль. Женщина сама оценивала вещи, сама принимала покупателей, сама с ними торговалась.
Прежде она, боясь Адиля, все, преднавначенное для продажи, прятала в подвале. Теперь это была опытная спекулянтка. Она понимала: если нагрянут с обыском, то найденное в подвале будет красноречивым доказательством их спекулятивной деятельности. Поэтому крупные вещи размещались по комнатам: электросамовар на подоконнике, радиоприемник – на письменном столе, чайный сервиз – в буфете, отрезы – в шкафу.
Но вещички, о которых можно сказать: "Мал золотник, да дорог", по-прежнему хранились в тайнике под домом.
Весь день звонок на воротах не знал покоя. Приходили клиенты, справлялись о заказах. Одних Дилефруз встречала приветливой улыбкой, приглашала в дом, другие уходили ни с чем.
– Дилефруз-баджи, я заказал Рахману золотые часы для жены. Привез?
– Привез, братец, проходи...
– Дилефруз, милая, ну, как моя сумочка?
– Не нашел какую ты просила. В следующий раз.
– Эй баджи, муж дома?
– Что вам? Говорите мне.
– Я просил у Рахмана драп на пальто...
– Есть только черный...
Дилефруз души не чаяла в своей новой профессии, которая приносила тысячные барыши. Все у нее выходило легко, ладно, словно она занималась этим делом с пеленок.
Что касается Рахмана, он жил в постоянном страхе: "А вдруг придут с обыском? Что тогда будет? Пропади все пропадом! Ведь шила в мешке не утаишь... Мало ли среди соседей завистников, недобрых людей? Эй, проводник, скажут, откуда у тебя столько добра? Кто поверит, если я начну рассказывать, что все это отцово наследство. Дилефруз все нипочем. От первого встречного принимает заказы. Эх, разве так можно дальше? Кусок в горло не лезет..."
Опасения Рахмана оправдались.
Однажды, открыв калитку, Дилефруз увидела перед собой незнакомого мужчину. Она сразу почувствовала недоброе. Растерялась.
– Извините, баджи, ваш супруг дома? – вежливо спросил незнакомец.
– Да, подождите, сейчас позову... – Дилефруз хотела броситься в дом, предупредить мужа.
– Не беспокойтесь, – мужчина опередил хозяйку и первый поднялся в галерею.
Дилефруз не ошиблась. Гость, хоть и был одет в штатское, был сотрудником милиции.
Это была одна из тех минут, когда Дилефруз нуждалась в термометре. Однако... Видя серьезность положения, она, едва мужчина закрыл за собой дверь, шмыгнула в подвал, быстро завернула в шаль спрятанные там драгоценности, выбралась через маленькое окно на улицу и – в мгновение ока исчезла за углом.
Сотруднику милиции показались подозрительными две вещи: новенький радиоприемник, к которому не была проведена антенна, и несколько отрезов в шкафу.
Он попросил у Paхманa паспорт радиоприемника!.
– На руках взял...– сказал Рахман. – Разве из-за этих сволочей-спекулянтов купишь такой приемник в магазине? Сами понимаете... Еще недели нет, как достал. Чтоб мне умереть на этом месте, – Рахман ударил себя рукой по лицу. – Вас неправильно информировали. Тоже мне, нашли, кого подозревать... А что касается отрезов, не скрываю, они мои. Три года я экономил, отрывая от себя, собирал по копейке... Купил сыну на свадьбу. Он в Москве учится... – Приемник и отрезы Рахмана не беспокоили. Он боялся, что работник милиции поинтересуется подвалом, и всячески старался его заговорить. – Не верите мне? Вот вам мои документы! – Он выложил из кармана на стол пачку потрепанных справок, старых потертых удостоверений. – Прошу вас, смотрите, читайте... Увидите, подозрительный я человек или нет...
Не обращая внимания на болтовню Рахмана, сотрудник милиции составил опись ценных вещей и попросил хозяина спуститься с ним во двор. Дилефруз как ни в чем ни бывало сидела, на ступеньках лестницы. Осмотрев подвал, оперативник попросил Рахмана пройти с ним в отделение милиции.
Рахман пожал плечами:
– Мне не трудно. С большим удовольствием.
Два дня назад учитель Салех сидел у себя в кабинете, углубившись в чтение. Первая смена отзанималась и ушла домой.
Раздался телефонный звонок. Учитель не отрывая глаз от книги, поднял трубку.
– Да, слушаю...
Звонили из отделения милиции.
Через минуту учитель Салех в пальто и шляпе выходил из школы. Последний раз он был в милиции девять лет назад, когда получал паспорт. Сегодня же его вызвали по делу одного из учеников восьмого класса.
– Прошу извинить за беспокойство, – встретил его дежурный отделения. Присаживайтесь. Родители мальчика сейчас на работе, поэтому я вызвал вас. Думаю, что Эмину Махмудову незачем пропускать занятия.
– Очень вам благодарен. Хорошо, что дали знать. А что натворил наш ученик?
Худощавый паренек, сидящий на скамейке у стены, покраснел и еще ниже опустил голову.
Дежурный рассказал, что мальчик на полном ходу спрыгнул с трамвая и чуть не попал под грузовик.
Учитель Салех и милиционер взяли с Эмина Махмудова слово, что он никогда больше не будет прыгать на ходу с трамвая.
Старый учитель поднялся, достал из кармана платок, вытер потное лицо, еще раз поблагодарил дежурного за заботу и обещал серьезно поговорить с родителями Эмина.
Когда они дошли до угла, учитель Салех остановился и, уставясъ глазами в землю, некоторое время размышлял. Потом сказал Эмину:
– Ступай на урок. Я приду, поговорим...
То ли из почтения, то ли от радости, ученик не стал ничего спрашивать и зашагал в школу. Учитель вернулся, дошел до отделения милиции, остановился у дверей, Затем, видимо, передумав, отошел. Но, не пройдя пяти шагов, опять повернул назад. На этот раз старик, не колеблясь, вошел в комнату дежурного.
– Прошу прощения, – сказал он, – у меня к вам маленькая просьба. Если не трудно, зайдите ко мне на днях. Хочу поговорить по очень важному делу.
– Хорошо, пожалуйста...
Учитель Салех оставил свой адрес и ушел.
В тот же вечер они встретились. Учитель Салех посоветовал сотруднику милиции заинтересоваться Рахманом.
Благодаря расторопности Дилефруз, Рахману удалось выйти сухим из воды. Надежно припрятав вещи, унесенные из подвала, женщина быстро вернулась во двор и принялась ждать. После того, как мужа увели в милицию, она решила, что теперь единственная надежда на Лалочку, вернее, на ее могущественного дядю которого она даже в глаза не видела, и начала действовать.
Не теряя ни минуты, женщина отправилась к Лалочке и заявила, что очень обеспокоена тем, что приятельница перестала к ней захаживать. Выпила стакан чаю. Завела беседу об Адиле. К основному вопросу она, перешла только после того, как разбередила старые сердечные раны Лалочки и восстановила прежнюю близость.
В конце концов, Лалочка и ее мать Бановша-ханум вместе с Дилефруз отправились в милицию и подтвердили, что в ближайшие месяцы действительно состоится свадьба и что описанные вещи принадлежат семье Рахмана. В тот же день Лалочкин дядя по просьбе жены брата позвонил в отделение милиции и сказал, что знает проводника Рахмана как честного, порядочного человека.
Вечером учитель Салех был немало удивлен, увидев., как в дом с красной черепичной крышей вслед за Рахманом и Дилефруз вошли Лалочка и еще какая-то женшина.
После этого происшествия у Рахмана и Дилефруз завязалась тесная дружба с семьей Лалочки.
Всемогущий дядя еще больше вырос в их глазах.
Учитель Салех сделался бельмом на глазу у Рахмана. "Вот наградил господь соседом. Как бы его выкурить из этого дома!" – ломал он голову.
Всегда, когда Рахмана одолевали мрачные мысли, он невольно вспоминал сына и успокаивал себя: "Ладно, немного осталось. Как-нибудь переживем эти два года, а там уж ничего не страшно... Кончит Адиль учебу, станет прокурором, тогда пусть хоть черт к нам заявится – плевать хотели..."
Рахман мечтал, чтобы сын приехал на каникулы. Дилефруз не возражала "Еще бы!.. Лалочка опять смотрела на нее, как на свою свекровь. Она снова стала частой гостьей в доме с красной черепичной крышей. Желая еще больше понравиться будущей родне, девушка могла часами говорить о богатстве их семьи в прошлом, высоком служебном положении дяди, состоятельных родственниках.
После того, как Рахман удачно выкрутился из неприятной истории, он тоже решил, что неплохо женить сына на Лалочке. Но в душе отец был уверен, что Адиль категорически отвергнет этот брак.
Несколько раз Лалочка приглашала Дилефруз к себе. Чем только ни потчевали гостью! Стол ломился от яств.
Во время одного из таких "приемов" Бановша-ханум после долгого предисловия решила перейти к делу, поговоритъ что называется начистоту:.
– Хорошо тому, кто замужем, а каково одиноким?
Скажи, до каких пор наши дети будут мучиться? Они уже взрослые, все понимают. Лалочке нравится парень, и парень давно любит Лалочку...
– Он тоже?.. Любит?
– А ты что, только сейчас узнала? Помнишь, вы как-то справляли Мамеду день рождения?.. В тот вечер они без вас обо всем договорились. Перед отъездом в Москву Адиль подарил Лалочке свою фотокарточку.
"Ах, вон как!.. – подумала Дилефруз, закусив нижнюю губу. – Теперь я начинаю понимать... Кажется, эта расторопная мамаша не ошибается. Ведь в ту ночь у Адиля на щеке была губная помада. Выходит, он целовался с Лалочкой на улице. Вот оно что! И карточку свою подарил?.. А она от меня все скрыла..."
– Про карточку я знала раньше тебя, – закивала головой Дилефруз, не желая казаться несведущей, – Но пусть сначала Адиль приедет. Лучше поговорить с ним лично. Теперешним парням верить нельзя. Сегодня он умирает от любви, клянётся не забыть до гроба, а через неделю, смотришь, уже остыл и даже не здоровается...
После обеда Бановша-ханум предложила Дилефруз сделать маникюр. Женщины сели за маленький столик у окна.
– Только не подумай, Дилефруз-ханум, будто моя Лалочка засиделась в девках и к ней никто не сватается! – Хозяйка дома, воспользовавшись случаем, принялась, как купец на базаре, расхваливать дочь. – Что ты?! Знаешь, сколько мужчин добиваются ее руки?.. Например, один работник продмага... Хорошая зарплата, место доходное, и сам неплохой человек. Но мы не отдали...
– Почему же?
– Лет многовато. Правда, Лалочка симпатизировала ухажеру...
– А сколько ему?
– По словам, сорок шесть. Лалочкин дядя воспротивился. "Жених, говорит, – шаха Надира на престоле видел, а шаха Аббаса – в пеленках. Не отдам за старого хрыча свою куколку!" Бедная Лалочка не посмела возразить. Бановша-ханум помолчала и добавила: – У Лалочки к тебе есть одна единственная просьба: прости Адиля и передай через отца приглашение приехать этим летом.
– Я не возражаю. Желание Лалочки для меня свято.
Пока хозяйка делала гостье маникюр, они обо всем договорились. Одним словом, в доме девушки свадьба, а в доме парня – знать ничего не знают. Лалочка сидела в соседней комнате и слушала весь разговор. Ей хотелось от радости прыгать до потолка.
В тот же вечер Дилефруз серьезно поговорила с мужем.
– Не верю, чтобы это дело выгорело! – откровенно признался Рахман. – Не женится Адиль на Лалочке.
Улыбка мигом слетела с лица Дилефруз. Казалось, в доме взорвалась бомба:
– Не женится? Почему?!
Рахман вместе со стулом подался назад.
– Твой сын должен плясать от радости! За него отдают такую красивую, такую умную девушку, как Лалочка! Парней мало, что ли? Лалочка может найти в тысячу раз лучше, чем Адиль. Это не девушка, а цветок! Шикарная квартира, обстановка, Лалочкин дядя плова не ест, боится усы замаслить. Он один из самых главных у вас на железной дороге. Забыл, как он спас тебя, вытащил из грязи? Завтра нам снова понадобится его помощь, Где твоя предусмотрительность? Ты только подумай, что это за человек! Солидная должность, персональная "Победа". А ты: "Адиль не женится". Ты-то на что? Подумай, кто хочет с нами породниться!
– Ну и дела! Милая, кто же возражает? Я ничего не говорю.
Супруги долго ломали голову, думали, как бы избежать новых визитов милиции.
Наконец был разработан план. Пригласили в гости учителя Салеха.
Уже много лет старый сосед не переступал порога дома с красной черепичной крышей. Поднявшись по лестнице, он приветливо поздоровался:
– Салам алейкум!
Дилефруз встретила старика в дверях:
– Добро пожаловать!..
– А, Салех, здравствуй, здравствуй! – Казалось, Рахман увидел дорогого, долгожданного гостя. – Как здоровье, как дела? Проходи, садись. Прошу за стол.
Дилефруз взяла Мансуру за локоть и отвела в сторону.
– Ступай в комнату, займись чем-нибудь. Девушке не пристало сидеть с мужчинами.
Женщина старалась создать обстановку для разговора "по душам".
Мансура вышла. Дилефруз удалилась на кухню. Рахман сел напротив гостя.
– И это называется добрые соседи? Хоть бы разок вспомнил, как там Рахман, жив или умер?.. Ну как жизнь? Как жена? Как сам?
– Спасибо. Живем неплохо.
– Дай Аллах, чтоб и впредь так было. Как работа? Как дела? Что-нибудь выходит?..
Учитель шутливо ответил:
– У нас не железная дорога, чтобы что-нибудь выходило. Весь "дашбаш"* учителя – это иногда опоздать на урок. Но я и того не делаю.
______________ * Дашбаш – легкая незаконная нажива, махинация.
Откровенный ответ пришелся Рахману по душе. Он еще ближе придвинулся к гостю.
– И напрасно. Разве от этого меньше станет тех, которые делают? Чем мы хуже других? Чем, например, ты хуже других? – Рахман чуть помолчал и добавил: – А у нас даже опаздывать нельзя. Сам знаешь, на железной дороге все работают с точностью до одной минуты.
