Текст книги "Разрушение в школе Прескотт (ЛП)"
Автор книги: С. М. Стунич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)
Я лишь закатила глаза и провела пальцами по волосам.
– Любого бы стошнило после ночи сладостей и дня фаст-фуда, – я посмотрела назад на Аарона, сидящего на кровати с повязкой на руке, мускулах мужчины, теле мальчика с его прежней жизнью. О чем я думала? Он уже давно не ребенок, и я тоже. – Я приготовлю что-нибудь. Мне только нужно, чтобы кто-то отвез меня в магазин.
– Ты приготовишь тако? – спросила Хизер, соединяя ладони вместе, как в молитве.
Золотистые блики в ее светло-каштановых волосах напоминают мне Пенелопу. Так сильно, что я едва могла дышать. Черт, блять, стерва. Это все вина Вика. И Аарона, как он мог почти умереть на моих руках. Это нечестно с его стороны так поступать, заставлять меня думать, что я могу потерять его, чтобы мои стены рухнули. А Каллум? Ради моего спасения, он рисковал оказаться в тюрьме.
К черту этих парней Хавок и все, что они защищают
Если бы я была умна, я бы взяла Хизер и сбежала.
Вместо этого, моя кровь пропитана местью, и чем сильнее парни давят, тем больше мои эмоциональные стены рушатся, тем жестче я хочу бороться. Тем сильнее мне больно. Ради себя, ради Пенелопы. Словно запертая кошка, я выпустила свои когти.
– Оскар может отвезти тебя на фургоне, – пробормотал Вик, удивляя меня.
Я посмотрела назад, но его черный, цвета ворона, глаза были закрыты. Я бы знала, если бы они были открыты и смотрели на меня. Я бы почувствовала их.
– Пре-крас-но, – прорычала я, выходя из комнаты и закрывая за собой дверь.
После у меня был короткий момент передышки. Виктора слишком много, у нас с Аароном есть прошлое. Мне лишь нужна минутка.
– Мне составить список? – спросил Оскар, смотря поверх своего iPad, чтобы уставиться на меня идеально чистыми линзами. Я никогда не видела на них ни пятнышка, ни кляксы, они почти слишком чистые. Он практически нечеловек. – Я не люблю тупо слоняться по супермаркету, особенно, когда мы посреди войны за территорию.
– Я не точно не из тех, кто делает списки, – сказала я в ответ, одаряя его взглядом.
В ответ он уставился на меня, смотря прямо через меня своим грифельно-серым взглядом, а потом его внимание переключилось на мои бедра. Рубашка не настолько длинная, чтобы прикрыть мою промежность, оставляя немного, чтобы пофантазировать.
– Что ж, тогда, я полагаю, я составлю список, пока ты ищешь что-то приличное из одежды.
– А насколько это подходящее? – я огрызаюсь в ответ, поднимая перед рубашки, быстро показав ему сиськи и волосы на лобке.
Девочки вышли во двор через заднюю дверь, поэтому они не увидели этого, но Оскар с точной вероятностью увидел. Выражение его лица стало нечитаемым, а потом он снова вернулся к своему iPad, составлять список, и видимо не впечатленный моим обнаженным телом. Псих. Я опускаю футболку и хватаю шорты, которые вчера вечером надела под юбку болельщицы. Натягиваю их, завязываю волосы в беспорядочный пучок, используя резинку для волос на моем запястье.
– Пошли, – я надеваю свои военные ботинки (обувь для тенниса покрыта кровью, и ее скорее всего надо сжечь), направилась к двери, резко вдыхая, как только я вышла в сырое, холодное ноябрьское утро.
Ноябрь.
Еще прошлой ночью была Урожайная луна, вечеринка в честь Хэллоуина… и убийство.
Кстати об этом, когда я закрыла за собой дверь и прислонилась с ней спиной, немного успокаиваясь, я увидела Каллума на краю тротуара в капюшоне его голубой толстовки, рукава закатаны до плеч, его мускулистые руки и шрамы выставлены на всеобщее обозрение.
– Эй, – сказала я, шагая по мокрой траве, чтобы встать позади него.
Холодная роса просачивается сквозь шнурки моих ботинок, пробирая меня до костей, но я не обращаю на это внимания, скрестив руки на груди, чтобы защититься от холодного воздуха. Мое дыхание пропадает в маленьких, белых облаках, когда я останавливаюсь рядом с Каллумом, наши плечи находились так близко, как было с Аароном пару минут назад.
Но между Каллумом и мной намного меньше багажа.
Я подвинулась немного ближе, чтобы мы могли соприкасаться.
– Доброе утро, – сказал он, одаривая меня одной из своих загадочных улыбок. Взгляд его голубых глаз – говорящий, своего рода мрачное принятие. «Иногда боль приятна тем, кто много ее ощущал». Каллум Парк уже принял то, что его жизнь никогда не будет такой, какой он хотел, что он никогда не воплотит свои мечты. Он понял, что некоторые из нас существуют только в кошмарах. – Уже уезжаешь?
Я задрожала при мысли от возвращения в дом матери, от того, что надо будет спать под одной крышей с Тингом. Я не уверена, что смогу сделать это, что смогу набраться мужества именно сейчас.
– Не совсем, скорее, я не могу кормить девочек фаст-фудом на ужин, не после того, как они весь день ели чипсы и кексы, – мой рот изогнулся в маленькой улыбке, когда я вспомнила наши с Пенелопой игры, бегая по дому, наряжаясь в роскошные платья мамы, смеясь и набивая рты закусками. Когда Памела вернулась домой и увидела, что мы делаем, она так сильно ударила Пен по щеке, что ее лицо было опухшим две недели. В школе мама сказала, что ее ужалила пчела, а у нее аллергия. – Мы едем в магазин за продуктами.
Моя улыбка исчезла также быстро, как появилась.
– Что ж, – сказал Кэл, издавая один из своих хриплых смешков, когда он достал пачку сигарет из кармана толстовки. – Если тебе нужно что-то сделать сегодня, остановись в студии, – он зажег сигарету, оранжевое свечение зажигалки отбрасывало тени на его лицо, согревая темноту внутри его капюшона. За всеми этими шрамами и дерьмом, Каллум выглядел уставшим и истощенным.
Я не думала, что увижу таким парня Хавок.
– Да? – съязвила я, когда открылась передняя дверь и мы оба обернулись назад, чтобы посмотреть на выходящего Оскара, серые блики неба разрезали линзы его очков пополам.
Я не могла видеть его глаз, и мне это не нравилось. Невозможно понять, что он собирается делать, если он не смотрит. Я уже забыла, что он сказал мне прошлой ночью («Я не могу противостоять тебе, иди беси кого-то другого»), значит он планирует что-то еще.
– Я веду занятия для начинающих, для взрослых. – закончил Кэл, потянувшись, чтобы убрать блондинистые волосы со лба, он натянуто улыбается и подмигивает мне, а затем уходит по тротуару, взвалив на плечо свою черную сумку.
Я подождала пока он исчезнет за углом, потом повернулась и пошла к дороге, останавливаясь, так как увидела Оскара внутри Камаро Хаэля вместо минивэна.
– Вполне уверена, что Вик четко проговорила фургон, – пробормотала я, сытая по горло дерьмом Оскара.
Этим утром, мне просто нечем крыть. Я залезла внутрь, когда Оскар изогнул край своего острого рта в улыбку, поворачивая ключ и прогревая двигателя до мягкого урчания. Сидя здесь, я могу понять откуда Хаэль. Я знаю, кто он. Дерзкий, маленький плейбой с золотым сердцем, с любовью к машинам, детям и… бывшей, которая тоже может опасна.
Я снова провела руками по лицу, когда Оскар повернул вниз по дороге, останавливаясь на следующей остановке, чтобы выбрать песню на его телефоне. Заиграла песня Logic ft. Eminem – Homicide, и я сильно нахмурилась.
Может, я лишь думала, что знала Хаэля Харбина? Черт, может, я не знаю никого из них?
Я не забыла то, что подслушала на вечеринке.
Парни кастрировали Дональда. Они вырезали слово «насильник» на его лбу.
Что они тогда блять сделают с Тингом?
Я также не забыла то, что слышала после вечеринки.
«У нас есть видео его с твоей сестрой».
Но мне нужно время переварить все это и все остальное. Некая часть меня задается вопросом: не страдаю ли я от некоего эмоционального шока?
– Я хочу поговорить о следующем имени в моем списке, – начала я, и Оскар посмеялся.
Это был не приятный звук. Нет, вообще-то, он послал мурашки по моему позвоночнику, я посмотрела в его сторону пытаясь соединить мальчика, который сделал мне платье принцессы из бумаги в начальной школе и умным и хитрым членом банды, сидящим рядом со мной. Между ними не было ничего общего.
– Конечно, ты хочешь, Бернадетт. Мы не можем позволить такому важному вопросу ускользнуть к чертям. Может быть, нам стоить сначала обсудить, как ты ненадолго показала мне свое тело?
– Ох, ты все еще думаешь об этом? – съязвила я, чувствуя, как теплое, сладкое и самодовольное удовольствие проникает в меня. – А я-то думала, что только мысль о голом члене Вика может тебя завести.
– Если выбирать между ним и тем ужасом, который ты называешь киской, то я всегда выберу его, – согласился Оскар, злодейски ухмыляясь мне. Он ведет себя так, словно ему все равно, но предельно ясно, что мое голое тело застряло в его голове. – Мне нужно записать тебя на эпиляцию воском на выходных? Таких кустов не было с семидесятых.
– Не изводи меня сегодня, – предупредила я, косо смотря на него и жалея, что не взяла с собой толстовку. Этим утром пиздец, как холодно. Подаваясь вперед, я включила обогреватель и села обратно, когда теплый воздух прошелся по моей замерзшей коже. – Однажды я уже держала твое горло в своих руках, не заставляй делать это снова.
– Думаешь, ты крутая, не так ли, Бернадетт? – спросил он меня, его голос был обманчиво мягким. Если он думал, что я не заметила, как его пальцы сжались на руле, то он сильно недооценивает меня.
– Нет, я ничего не думаю. Я доказала это. Я хочу пойти за своим куратором по делам несовершеннолетних Корали Винсент.
Глаза Оскара слегка расширились при упоминании этого имени, будто он ожидал, что я назову Тинга или Кали. Но даже я поняла, что он с ними немного сложнее, чем с некоторыми другими именами из моего списка. Что касается директора Ванна…я не знаю, что и думать.
– Я знаю все о мисс Винсент, – сказал Оскар, его улыбка стала испорченной. Теперь она практически неприлична, беспринципно нецивилизованна. – Знаешь, ее повысили с момента, когда ты видела ее в последний раз.
Моя челюсть сжимается, когда я думаю о Корали Винсент и ее фальшивой улыбке, словах утешения, обещаниях.
«Не волнуйся, Бернадетт. Здесь все будет по-другому. Ты сможешь начать новую жизнь».
Она передала меня в руки монстру, моему сводному брату Эрику Кушнеру.
Куратор по делам несовершеннолетних, которая за деньги доставляет миленьких девочек уродливым монстрам.
Она собственноручно отбирает их, девочек, похожих на жертв, у которых нет никаких ближайших родственников, способных позаботится о том, что с ними случилось, хорошеньких девочек.
Я всегда ненавидела быть хорошенькой.
Хотела бы я, чтобы шрамы моей души появились на моем лице. Прикоснувшись нежными пальцами к повязке на щеке, я задаюсь вопросом, не получаю ли это дерьмо.
– Повысили, да? – спросила я, размышляя о том, как женщина, которой платили за спасение детей от плохих обстоятельств, больше заботится о деньгах, чем о людях. Черт, она из кожи вон лезла, чтобы убедиться, что мне больно.
«Иди, сядь рядом со мной, Берни. В конце концов, я твой новый брат».
Мысли вращались в моей голове, словно темный шторм, снося эмоциональные плотины, которые я выстраивала годами. Мой защитный слой бесчувственности разваливался на части. Следующим именам в списке будет больно.
Отчим
Лучшая подруга
Куратор по делам несовершеннолетних
Бывший
Директор
Сводный барт
Мать
Один есть, осталось шесть… что, к сожалению, на одного больше по сравнению с тем, чем мы имели дело прошлой ночью.
– Теперь она директор новой программы благополучия детей DHS.
Я откинула голову назад, смеясь, как маньяк, на слова Оскара. Мысль, что Корали была ответственна за безопасность детей…бесценна.
Жизнь не справедлива.
Но если мне придется пожертвовать своей жизнь, дабы убедиться, что люди, причинившие мне боль, страдают, то так тому и быть.
Даже если это значит натравливать злодеев на злодеев, я сделаю это.
Даже если это значит, что придется им стать.
– Она живет в большом, роскошном доме в Оук-Парк с ее мужем Маркусом, – продолжил Оскар, его голос был ровным, как чешуя змеи. Я воспринимала его относительное спокойствие за послушание, потому что, подобно гадюке, он мог напасть в любой момент и я не смогу предвидеть это. – У них Феррари и домик для отдыха в Ньюпорте.
Я ударила по панели и тут же пожалела об этом, прижимая кулак к груди, когда в ушах начало звенеть, а сердце билось словно табун лошадей.
Оскар улыбнулся.
– Ты не настолько собрана, какой хочешь казаться миру, – сказал он, будто он знал о тьме, извращенных глубинах моей души лучше меня. Чего он не знает, так это то, что я однажды слышала, как он плачет в мужском туалете, когда ему было восемь. Один из мальчиков в классе снял с него очки и разбил их, и Оскар ничего не мог видеть. Мальчик и его друзья взяли его сумку, съели его обед.
Восемь лет спустя, я видела, как он ударил голову этого мальчика по бордюру за пределами школы Прескотт.
Я облизала свою нижнюю губу и помотала головой.
– Только безгрешные могут судит других, Оскар… – предупредила я, и он снова расмеялся. Может быть, он находил забавным то, что я использовала религию для критики. Мы оба знаем, что нам прямая дорога в ад.
– Твой отчим становится проблемой, – признал Оскар, когда мы въехали на парковку продуктового магазина. На другой стороне находится аптека, куда Хаэль отвез меня купить экстренное противозачаточное[4]. – Видеть его в доме Аарона прошлой ночью, конечно, было тревожно.
– Разве не поэтому у Хавок есть люди? – сухо спросила я, оглядываясь и замечая, что Оскар смотрит на меня проницательным взглядом. Кончиком среднего пальца он поправил очки наверх, быстро показав букву V из татуировки Хавок Господи, во что я ввязалась? – Не для того, чтобы предупреждать нас о таком дерьме? Как Тинг пробрался в дом? Да еще и с Кали и Скоттом?
– Это то, с чем разбирался Виктор прошлой ночью, – сказал Оскар, когда он открывал дверь машины. – Группа Митча оставила нескольких наших парней истекать кровью и с переломами, остальные сейчас истекают кровью и сломаны, потому что Вик не терпит никакого рода ошибок, – он вышел и закрыл за собой дверь, оставив меня догнать его.
Я воспользовалась моментом, отказываясь быть запуганной Оскаром Монтоком.
Когда я вошла, то обнаружила его, сидящим в кафе рядом с входной дверью, попивающего кофе с чертовым iPad.
«Ну что за королева драмы» – подумала я, сжимая челюсть, когда остановилась у столика. Оскар элегантной рукой, полностью покрытой чернилами, указал на пустое сиденье напротив него. Из всех парней он больше всех покрыт татуировками. Он, должно быть, очень старался, чтобы набить столько в таком юном возрасте. Не впервые мне интересна семья Оскара или есть ли она у него. Иногда быть одному – это благословение.
– Присаживайся. – второе сиденье ждало меня. Я опустилась на пластиковый стул, слушая непрекращающийся звук после сканирования продуктов. Люди с тележками проходили, пока я сидела в море обыденности, еще больше уверенна в том, что я не буду жить такой жизнью. Моим самым большим беспокойством никогда не будет вопрос: что будет на ужине. Вместо этого, мне всегда было интересно, является ли моей самой большой ошибкой то, что я позвала Хавок.
Ногти постукивают по поверхности стола, прежде чем я наконец дотягиваюсь до кофе. Оскар, как обычно, игнорирует меня, захваченный экраном своего планшета. Он просто-напросто приклеен к этой штуке. Полагаю, в ней всей секреты Хавок. Когда-нибудь, я возьму в руки эту вещи и раскопаю все темные истории, хранящиеся в ней.
Спустя время я достала свой телефон и включила его, тошнота охватила мой живот, пока я ждала, чтобы увидеть влияние шарад прошлой ночи на сплетни в школе Прескотт. В социальных сетях каждого ученика были фотки с вечеринки в честь Хэллоуина, сотни таких, и видео тоже. Но… ничего о клоунах и парнях с гримом скелетов на лице.
Ничего об убийстве.
Тем не менее, я получила несколько сообщений от самой Кали Роуз-Кеннеди.
Хах.
Кали Роуз.
Лгунья. Воровка. Трусиха.
А я и парни Хавок … мы собираемся убить ее. Я просто еще не знаю об этом.
«Ты психованная, где черт подери Дэнни?»
Это сообщение сопровождалось дюжиной других, обвиняя меня и парней в похищении Дэнни, угрожая вызвать копов. Не важно как хорошо мальчики похоронили Дэнни, эта проблема никуда не делась.
Я тяжело выдохнула, меня охватил страх, который я никогда раньше не испытывала.
По каким-то глупым причинам я была уверена, что мне нечего терять, что упаду так сильно, так далеко и так быстро насколько это возможно, что я действительно была на самом дне. Но я ошибалась. Нам всегда есть, что терять, больше, чем мы думаем, не так ли?
– Кали писала мне, – сказала я, толкая мой телефон по столу Оскару. Он ненадолго посмотрел на верх, его серые глаза поймали мои. Он не хотел, чтобы я была здесь. Он не хотел, чтобы я была частью Хавок. И каждый раз, когда что-то случается между мной и Виктором, я ловлю себя на чувстве, что нравлюсь ему все меньше и меньше. Почему? Я не знаю. То, как он смотрел на меня, когда поймал с работой, которую я украла из офиса заместителя директора Китинга, был таким, словно он отчаянно надеялся, что я провалюсь. Будто он цеплялся за любую предоставленную причину выкинуть меня из Хавок. – Я склоняюсь к тому, чтобы сказать ей отвалить, и заблокировать ее.
Оскар осторожно прочитал сообщения, ища суть между строк. Потом он передал телефон мне.
– Делай то, что обычно делаешь, – сказал он, попивая свой кофе, а потом поворачивая свой iPad ко мне, чтобы я могла видеть экран. Там целая ветка на фейсбуке Митча о Дэнни. Его никто не виде с прошлой ночи. Никто не знает.
По крайней мере, пока не знают.
– Вы, ребята, когда-нибудь… – я запнулась, выглядывая из-за экрана, чтобы увидеть стоическое лицо Оскара. Он непомерно красив, словно миллиардер родился не в той части города, настолько образованный и элегантный, настолько красив с этими высокими скулами и полной нижней губой. Татуировки на шее и руках почти добавляют к иллюзии, обеспечивая некий контраст его неземной красоты. – Ну, когда-нибудь делали что такое раньше.
Убивали ли кого-то Хавок раньше? Это мой вопрос, и он черт подери знает это.
Оскар лишь ухмыльнулся мне, его дьявольское беззаботное отношение выводило меня из себя.
– В отличии от Вика, ты не держишь мое сердце мертвой хваткой, Бернадетт. Я не обязан делиться с тобой всеми моими маленькими, шаловливыми секретами, – он поднялся, забирая с собой кофе и iPad. – Займемся покупками. У нас триста долларов, нам нужна еда на неделю, а не только на сегодня, – он открыл список на iPad, и я увидела, что это какой-то список базовых покупок.
– Боже, вы, ребята, странные, – пробормотала я, беря тележку, когда мы проходили мимо, и ведя ее по коридору. – Ты же знаешь, что члены банды обычно не ходят за покупками вместе, так ведь?
– Кто сказал, что мы – банда? – спросил Оскар, останавливаясь по середине коридора и одаривая меня взглядом, который говорил, что я ему противна. Серьезно, я не смогу победить с этим парнем. Флуоресцентный свет падал на мою голову, катящийся колесики тележки и плач маленьких детей рядом с кассой заставляли чувствовать меня в ловушке. Заставляли чесаться. Заставляли отчаянно хотеть сбежать. – Мы семья, Бернадетт. Я думал, ты это уже поняла.
Оскар взял тележки, направляясь по коридору в черных джинсах и белой футболке, в самом повседневном виде, в котором я его видела. Я позволила ему уйти, хватая маленькую вместо этого красную корзину и кладя в нее ингредиенты для сегодняшнего ужина. Попивая кофе в ожидании Оскара, я стояла у кассы самообслуживания, когда закончила.
Что касается утра, то это утро ужасно скучное.
Но у меня предчувствие, что это лишь затишье перед бурей.
Нельзя просто убить подростка и просто избежать последствий.
Немного позже Оскар снова присоединился ко мне, но мы не разговаривали.
Когда мы расплатились за покупки и погрузили их, я залезла обратно в машину Хаэля и сидела в тишине, пока Оскар не включил какую-то оркестровую пьесу, от которой у меня мурашки. Проверяя название музыки на его телефоне, я обнаруживаю, что это «The Maine – Heaven, We're Already Here», но только… инструментальная версия оригинала. От ее звучания у меня мурашки.
– У тебя есть видео? – спросила я, когда мы завернули в тихий и маленький пригород Аарона. Мне не нужно было уточнять, Оскар понимал, о чем я. Видео с… Пенелопой. И Тингом.
У них есть видео, у них есть доказательство. Все это они держали в своих когтях то, что мне было нужно. Когти Хавок не стесняются брать кровь у невинных.
Они использовали боль Пенелопы, чтобы держать полицию в узде.
Они использовали мою боль.
Оскар ничего не сказал, выезжая на дорогу и протягивая мне его iPad.
Я подождала, пока он вылезет, прежде, чем я воспроизведу видео, которое он достал.
В голове пусто, и все, что делало меня мной… все исчезло.
Мир жесток. Я всегда знала, что мир жесток.
Но это даже хуже, чем я могла себе представить.
Мои руки дрожали и большие слезы катились по лицу, когда я смотрела на известную мне правду через сияющий экран того, что лежало у меня на коленях. Вот она, самая невыносимая боль моей сестры, навсегда запечатанная в технологии.
Я заставила себя посмотреть целиком. Если Пенелопа страдала, то я, по крайней мере, могла смотреть. Я могу смотреть. Я блять могу смотреть.
Распахивая пассажирскую дверь, я упала на колени с iPad, прижатом к груди. Поднимаясь на ноги, я начала бежать. Я не знала, куда иду, но не могла тут оставаться. Хизер будет в безопасности с Хавок.
Несмотря на все то, что я о них знаю, я верю, что это правда.
Я бежала и не останавливалась, держа iPad, словно держу в своих руках сердце Пенелопы.
– Бернадетт! – зовет меня голос Оскара.
Но он не остановил меня, а я не замедлилась и толкая себя сильно, что не раз спотыкаюсь и падаю, ушибая голые колени о бетон до крови.
Онемение, онемение, онеменение.
Все, чего я хотела, – это оцепенеть.
Оцепенеть как, когда я была заперта в шкафу. Оцепенеть как, когда мой сводный брат проводил руками по моим выросшим грудям. Оцепенеть. Навсегда заглушить.
Как они могли? Все это время у них было видео. Все это время.
Тинг знал, он знал, что это разозлит меня, что это заставит меня подставить под сомнение все, что, как я думала, я знала о парнях Хавок. И он был прав. Большего всего я ненавижу, что он точно знал, как расстроить и разрушить меня.
Есть видео-доказательно того, что Найл Пенс изнасиловал мою старшую сестру.
И я держу его в своих руках.
Но если воспользуюсь им, он отправится в тюрьму и парни тоже…
Сначала, я не понимала, куда иду, пока не обнаружила себя у двери танцевальной компании «Южные мечты»[5]. Я заставила себя войти, мое лицо было мокрым от слез, мои ноги – от крови, а я направилась в студию С.
– Убирайтесь нахрен, – прорычала я, когда вошла внутрь, все еще сжимая iPad, моя кожа промокла от пота, мое сердце разбито на кусочки.
Каллум остановился посреди комнаты, обернувшись, чтобы посмотреть на меня глазами цвета меланхолии. Вот какими они были. Даже не голубые, не совсем. Голубые не выглядят, как озеро слез, как разрушенные мечты и отрывочная реальность.
– Простите? – спросила одна девушка из первых рядов, и я сверкнула на нее своими зелеными глазами.
Если бы я была увереннее, то я едва бы смогла сдержаться, чтобы не убить ее. Я бросилась туда и сорвать ее бледно-розовый купальник с тела геранорексички.
– Вон, – повторила я, а потом бросила iPad в одну из стен настолько сильно, как могла, разбивая экран и зеркало. Оно упало серебристыми осколками, сияя, как моя боль – искусство, выставленное на показ перед всеми в этой комнате.
– Все на выход, – подтвердил Каллум, полностью оборачиваясь, рукава его безрукавная голубая толстовка была расстегнута поверх черной майки и леггинсов. – Вам полностью возместят сегодняшнее занятие и предоставят бесплатный урок. Идите. – он подождал, пока его студенты выйдут, а потом прошел мимо меня, чтобы запереть дверь и задвинуть шторы.
– Как ты мог? – спросила я, когда он снова повернулся, чтобы посмотреть на меня, я отлично понимала, что снова плачу. Молчаливыми слезами. Моя боль всегда была безмолвной. Если я отпущу ее, монстр внутри меня начнет кричать и не перестанет, пока я не оглохну, пока мир вокруг меня не упадет и не оставит пространство для худших мыслей. – Все это время… – начала я, грубый смех вырвался из моих губ. Надо было накрасить их в тило-серый цвет, который я люблю, он напоминал мне о зомби и кладбищах. Милая маленькая девочка-мертвец – так назывался оттенок. Соответствовало моменту. – Как ты получил это? – слова вырывались как укус, словесный удар в живот. А потом самое худшее. – И если ты видел это, почему не остановил?
Каллум двинулся внутрь комнаты, включая проигрыватель с песней In This Moment – Sex Metal Barbie. Я сразу узнала призрачную темноту, когда он оборачивается, чтобы снова посмотреть на меня, он протягивает мне руку.
Мои шаги были громкими, пока я шла по потертому полу студии, помещая свою руку в его, а потом снимаю ботинки.
Кэл притягивает меня ближе и потом использует силу своего тела, чтобы снова направить меня в центр комнаты, кружа меня и позволяя падать в его объятия. Наши взгляды встретились, и ненависть проникла в меня идеальной и жестокой волной.
После всего, что они сделали мне, они все еще нравятся мне. Я все еще хочу быть частью их компании, больше всего на свете.
А теперь это?
Я чувствую будто жнец пришел и украл мою душу, оставляя меня абсолютно пустой, какой я никогда не была раньше. Нет, вместо этого, я всего лишь была загнана в ловушку. Как теперь я должна пережить этот эмоциональный удар? Потому что после всего, вопреки всему, у меня все еще были парни Хавок. Они все еще были у меня. Даже если это жизнь, прожитая во тьме, это, по крайней мере, жизнь.
Теперь у меня нет ничего.
Теперь я – ничто.
Каллум водил меня по кругу, моя рука в его, наши тела кружили друг друга, пока подошвы его тапочек щебетали по полу. Когда он притянул меня ближе, прижав нас друг к другу, музыка продолжает звучать отчаянно, низко и яростно.
Я, блять, потеряла голову.
Мои кулаки бьются о грудь Кэла, потом он хватает меня за запястья, сила его хватки удивляет, когда он пытается притянуть меня обратно. Тем временем Мария Бринк[6] продолжает позволять хриплому мурлыканью своих слов проникать в неподвижный воздух студии, создавая магию там, где ее не было.
Сегодня, прямо сейчас, это определенно ощущалась как черная магия.
– Подумай об этом, Бернадетт, – прошептал Кэл, его голос был едва слышен из-за музыки. Его глаза смотрели в мои, прося меня понять. Он не умолял, только просил. И все один взгядом. Отстраняясь от Каллума, я накрыла лицо руками, когда песня закончилась и началась другая, Big Bad Wolf, того же артиста. – Если бы мы видели это в момент, мы что-то да сделали бы с этим.
– Правда? – спросила я, опуская руки и оборачиваясь, чтобы посмотреть на него. Я не думала, что когда-нибудь могла соответствовать песне больше, чем в эту секунду. «Даже в этих цепях, ты не сможешь остановить меня[7]. – Потому что я этого не знаю. Вы ребята, больше всего осведомлены о том убогом дерьме, происходящем в этом городе. Вы знали о директоре Ванне, но ничего, блять, не сделали, пока я не попросила вас, – я бросила на Каллума, полностью осознавая, что выплескиваю на него всю ярость, которую я чувствовала к Хавок в целом. Может я чувствовала себя в безопасности, поступая так с ним, словно я получу от него лучшую реакцию от него, чем от других. Если так, это ложное чувство безопасности. – Вы знали о Медсестре-да-Скотт, и опять-таки ничего с ней не сделали. Так что не ври мне, говоря, что вы бы остановили это. Может быть только, если это бы помешало план Хавок.
Эти пухлые розовые губы изогнулись в улыбке, темнота в выражении не соответствовала с остальным обликом. Каллум выглядел, как сказочный принц, готовый оседлать белую лошадь и всех спасти. В реальности он злодей, тот, кого положено ненавидеть, но не можешь, потому что он чертовски привлекательный. Так он и получит тебя в самом конце, словно ядовитая бабочка, слишком красивая для ворон, чтобы ей сопротивляться.
– Я хочу сказать, Берни, что мы не были там, когда все случилось. Не мы это сняли.
Я вращаюсь по кругу, вышагивая на месте и стараясь держать руки при себе. Моя ответная реакция на все – насилие. Вопреки своему гневу сейчас, я на самом деле не хочу ранить Каллума. Если быть честной, я не уверена, что могла бы ранить Кэла, даже если бы захотела.
Он вполне способен победить меня.
Возможно.
– Даже если вы это не снимали, – огрызнулась я, останавливаясь и сжимая руки в кулаки по боками, – Вы знали об этом. Все это время, вы держали заряженный пистолет Найла Пенса в своих руках и вы выбрали не спускать курок.
Каллум осторожно смотрел на меня, его блондинистые волосы были освещены дорожками света над нашим головами, мускулистые изгибы его бицепсов были покрыты капельками пота.
Он уставился на меня, словно он… жалел меня.
Этот взгляд заставляет меня хотеть убить его.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал, Бернадетт? – спросил он, склонив голову в строну, словно милый щенок, смотрящий на своего хозяина. Только этот парень не щенок. Конечно, он милый, но под всем этим целое скопление уродства. – Я убил человека, чтобы защитить тебя прошлой ночью. Думаешь, я бы стал сейчас тебе врать?
Я стиснула зубы.
Я упряма, но даже не могла этого отрицать.
– Почему? – спросила я, складывая руки вместе в молитвенной позе и указывая на него, – Просто скажи мне, почему?
Каллум на мгновение замер, делая глубокий вдох, а потом протянул мне обе руки.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что он хочет снова станцевать со мной. Почему? Я не знаю, ведь я дерьмовый танцор. Может, потому что это единственный способ для него выговариваться?
Я кладу свои руки в его и позволяю притянуть себя, даже если это чертовски меня убивает. Трек сменился на I Prevail and Justin Stone – Rise Above It. Музыка начиналась медленно, поэтому мы с Каллумом тоже.
Он притянул меня ближе, прижимая нас лицом к лицу, его движения руководили моими, он превращал меня в приличного танцора, просто используя свою фигуру, чтобы диктовать мне, что делать с моей.
Я не стала менее злой.
Каждая моя клеточка вибрировала яростью, и я знаю, что он мог это чувствовать. Я знаю, он может. Его руки, мои бедра, было не возможно сказать, где заканчивается тело Кэла и начинается мое. Он водил меня назад, пока мы были в центре комнаты, выбивая ногой одну из моих ног из-под ног. Я откинулась назад, и он поймал меня, словно это пустяк, поднимая меня и потом притягивая в свои объятия. Мы вернулись в медленный круг, а потом Каллум снова усаживает меня на пол.
Его пальце скользят вниз по моему лицу, когда наши рты становятся достаточно близкими для поцелуя, но потом в песне происходит затишье, и Кэл отстраняется от меня, побуждая меня крутиться на месте. Он поднял меня, схватив за бедра, и мои ноги обвили его, музыка спала на медленный бит. Мои пальцы запустились в его блондинистые волосы, когда он снова закружил нас, мой взгляд был устремлен вниз на его.
