Текст книги "Разрушение в школе Прескотт (ЛП)"
Автор книги: С. М. Стунич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Перевод: @madlenabdel
Редактура: @rygrinn
Оформление: @aennaea
Эта книга посвящена моему самому коварному герою-вдохновителю. Если на западном фронте без перемен, это не значит, что я забыла тебя, милая.
Примечание автора
«Разрушение в школе Прескотт» – это обратный гарем, старшая школа, от врагов к влюбленным/любовь из ненависти/буллинг роман. Что это значит? Это значит, что наша главная героиня Бернадетт Блэкберд будет обладать, как минимум, тремя любовными интересами к концу серии. Это также значит, что в данной части книги любовные интересы полноценные придурки; также присутствуют флешбеки прошлых инцидентов, включая травлю. Эта книга не оправдывает травлю и не романтизирует ее. Если любовные интересы в истории хотят завоевать главную героиню, они должны ее заслужить.
Может быть тяжело, учитывая, что парни Хавок – мудаки.
Любые поцелуи/сексуальные сцены с участием Берни происходят по обоюдному согласию. Эта книга может быть о студентах старшей школы, но это не то, что подразумевается под Young adult. Персонажи – жестоки, эмоции – реальны, слово на букву «Т» часто употребляется. Присутствуют последствия суицида, упоминание абьюза в прошлом, ситуации сексуального характера и другие сценарии для взрослых.
Глава 1
Два месяца назад
Виктор Чаннинг
– Мы не можем так с ней поступить, – сказал Аарон, глядя мне прямо в лицо. Я пытался сдержать уродливую ухмылку от своих губ. Он не часто мне противостоит. Должно быть он правда любит Бернадетт.
Я почти усмехнулся, но сдержал эмоции в себе.
Конечно, он любит Бернадетт.
Мы все.
Но ни один из них не любит ее больше меня.
– Поступить так с ней? – эхом повторил Оскар, косо поглядывая на Аарона. Он сидел в первом ряду школьного театра, iPad в руке, как всегда проницательный и расчетливый. Чаще всего я позволяю ему придумать приз Хавок. Он понимает в цифрах и рискует так, как я никогда не буду. Я бы доверил ему свою жизнь.
Только… не сегодня.
Сегодня все будет немного по-другому.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказал Аарон, отталкиваясь от реквизита позади него, чтобы встать рядом с краем сцены. Я посмотрел вверх на него, но, несмотря на то что он ростом добрых шесть футов, я не испугался. Больше меня уже ничто и никогда не напугает. Черт, я не чувствовал реального страха с пяти лет. – Мы должны Берн так, как ни должны были кому-то другому.
– Давай дадим ей что-то полегче, немного отшлепаем по заднице и отправим ее восвояси, – сказал Хаэль, снимая черную кожаную маску дьявола с пальцем Каллума и надевая ему на лицо. – Черт, я бы заплатил, чтобы надрать задницу директору Ванн за нее.
Я засунул пальцы в карман джинсов и облокотился спиной на сцену, делая вид, что размышляю над их словами. Признаю, когда Бернадетт влетела в меня в коридоре в первый день школы, открывая эти накрашенные ядовитым оттенком губы, чтобы позвать Хавок, я удивился. Потом обрадовался. Потом отчаянно, невероятно загрустил.
Потому что если она позвала Хавок, то это значит, что ей нечего терять. Это значит, что у бабочки которую я пытался освободить, больше нет крыльев. Я могу оставить ее, но она больше никогда не полетит. Вместо этого, если она хочет править этим миром, она должна будет делать это, ползая на животе, как змея.
Из меня вырвался грубый смех, когда я зажег сигарету и сделал длинную затяжку, а в театре раздается вишневый треск.
Я знаю все о змеях. Я сам – одна из них, ядовитый ублюдок, который знает где и когда выстрелить, чтобы нанести максимальные разрушения. Это то, в чем я специализируюсь сейчас, разрушая и распределяя кошмары.
«Виктор, ты одинокий, отчаянный мудак», – думаю я, когда Оскар издает звук отращения.
– Она пришла к нам, – сказал он, но я знал, что он такой же как и все мы. Он не хотел ее рядом, не так как хотел я. Никто не хотел ее рядом так, как я. – Мы должны, по крайней мере, дать ей достойную цену или наша репутация разрушена.
– Разве она не заплатила более, чем положено, за наше дерьмо? – спросил Кэл, его убитый голос похож на разбитую звезду. Там когда-то был свет, но сейчас… ничего кроме черной дыры.
Я нахмурился и поднял голову вверх. Аарон все еще смотрел на меня, всегда блять смотрел на меня. Он винил меня в том, что я увел его девушку. По мне, он должен был бороться сильнее, если он так сильно хотел ее.
– Попроси ее надрать задницу Кали Роуз-Кеннеди для нас, – он мрачно улыбнулся, а потом натянул маску на лицо. Не такое уж и сильное различие между маской и мужчиной, ни для кого из нас.
Мы все монстры.
И ты собираешься сделать Бернадетт такой же, не так ли, Виктор?
– Мы должны извлечь пользу из нее, – размышлял Оскар, будто он и вправду рассматривал эту гребанную цену. – Но я бы предпочел это, если бы она была как можно дальше от нас. Давайте заставим ее перевести, скажем, пятьдесят тысяч в товар. Такой же милый, как она, это не должно быть так сложно сделать к концу года.
В этот раз, когда я засмеялся, звук был громким и сильным, так что отдавался эхом вокруг темной сцены театра школы Прескотт. Неужели? Драгоценное время моей Бернадетт потрачено на продажу травки? Ни за что, пока я дышу. У моей девочки есть потенциал.
– Нет, я так не думаю, – сказал я, изучая свою сигарету. Я мог чувствовать, как сузились глаза Аарона на меня, еще до того, как повернуться. Он знал, какой я эгоист, как сильно я хотел девушку, которая должна была быть его. – Если Бернадетт хочет помощи Хавок, она должна стать одной из нас.
– Что?! – прорычал Аарон, когда я медленно повернул голову, чтобы посмотреть на него.
Слабая улыбка расцвела на моем лице. Он смотрел на меня так, словно хотел убить. Может и хотел, я не знаю, но это Хавок. Убив, становишься членом банды, умерев, выходишь из банды (кровью вошел, кровью вышел)[1]. Кто знает, что может случится?
– Я хочу, чтобы Бернадетт Блэкберд стала… – я чуть не сказал «моей девушкой», но не сделал этого. Это ни для кого не честная цена. Все, что мы делаем, должно быть ради Хавок, выгодным Хавок. – Нашей девочкой, – Я потушил сигарету во встроенной пепельнице в одном из кресел театра. Настолько это место старо, что стулья не менялись с ранних девяностых. – Я хочу, чтобы она стала одной из нас.
– Ты, блять, спятил? – прорычал на меня Аарон, заметно трясясь. Он провел пальцами по своим каштановым волосам и посмотрел вниз на меня с жестокостью, переполнявшей его взгляд. – Ты не можешь желать ей такого, – Он шлепнул тыльной стороной одной руки по другой, чтобы подчеркнуть. – Ты не можешь хотеть для нее такого.
Я только покачал головой, поворачиваясь и ставя руки на край сцены. Без особых усилий, я поднимаю свое тело и переваливаюсь через борт, вставая на ноги перед ребенком, которого я защищал на детской площадке. Он прошел долгий путь с того времени, но для меня он навсегда останется Аароном-гребанным-Фадлером.
– Но я могу. И сделаю это, – Я улыбнулся. Признаться, это снисходительная улыбка, но я ничего не могу с собой поделать.
Когда дело касается Бернадетт Блэкберд, я не отличаюсь особой рациональностью. Однажды, в десятом классе, когда я делал вид, что ненавижу ее и лгал с каждым вздохом, Шелдон Эрнст пробормотал что-то о том, насколько сладкой на вкус должна быть ее киска.
Я бил его, пока он не мог стоять.
Потому что я ревновал.
И я влюблен.
Я всегда был влюблен в эту девушку.
Теперь, без какой-либо вины или сожаления, она может быть моей.
Я намерен довести дело до конца.
– Не делай этого, Виктор, – умолял Аарон, стиснув зубы, его руки были сжаты в кулаки по бокам. Я продолжал улыбаться ему. Если он хочет Бернадетт, ему придется сражаться сильнее этого. Неожиданно он опустился на колени и сложил руки вместе, будто при молитве. Это движение удовлетворило меня больше, чем должно было. Я должен был быть зол. – Пожалуйста. Не втягивай ее в этот бардак. Наши жизни никогда не были нормальным, а это все, чего она когда-либо хотела.
Я уставился вниз на него. Вероятно, он думает, что я холоден или безразличен. Но нет. Внутри начинает разрушаться то осторожное оцепенение, которое я поддерживал и разжигал годами. Я чувствую себя живым, как не чувствовал с момента, как запер эту девушку в своем шкафу.
Знает ли она, что раньше я прижимал руки к внешней стороне той двери, прислонялся ухом к дереву и закрывал свои глаза только, чтобы услышать ее? Когда она заплакала, я сломался. Когда она закричала, я разрушался.
– Ты же не собираешь вправду втягивать Бернадетт во все это? – спросил Каллум, но я не повернулся к нему. Вместо этого, мое внимание было на Аароне. Несмотря на его внешнюю привлекательность, он был тем, за кем мне надо было следить, из-за кого мне стоит беспокоиться.
Бернадетт любила его, возможно все еще любит. Держу пари, это уничтожит их обоих.
– Да ладно, босс, это заходит немного далеко, не находишь? – добавил Хаэль, но я и на него не смотрел. Он всегда действовал импульсивно, и даже если он может быть жестоким в драке, он слишком мягок к женщинам. В частности, к Бернадетт.
Я приседаю перед Аароном так, чтобы наши глаза были на одном уровне.
– Я думаю у Бернадетт есть шанс, – Рот Аарона открылся и закрылся в ответ на мое заявление, но на самом деле он ничего не сказал. Может дело в моих глазах? Иногда, когда я смотрюсь в зеркало, у меня нет ни одной гребанной догадки, кто этот мужчина, смотрящий на меня в ответ. Мои карие глаза стали черными, как отражение моего сердца. – Мы старались, но знаешь, как говорят: если любишь кого-то, отпусти, и если он вернется, это твое навсегда.
– Это такой бред, – усердно сказал Аарон, на грани злых слез. Он хотел надрать мне задницу прямо сейчас больше, чем что-либо еще. Прошлой ночью, когда сжимал свой член в руке и представлял суженные зеленые глаза Бернадетт и пухлые губы, я сам хотел надрать себе задницу.
Она истечет кровью ради этого, ей будет больно.
Хотя, несомненно, она будет там, где ей место.
– Я настаиваю против этого, – сказал Оскар, вставая на край сцены, чернильные пальцы крепко обхватывают края iPad, как будто если он сожмет его достаточно сильно, это сотрет все чувства, которые он держит в ловушке внутри. – Последнее, что нам нужно в Хавок это кусок проблем с сиськами.
Я упираюсь локтями в колени, пока Аарон опускает руки на свои. Он весь трясется, в его глазах считается убийство. Он никогда не простит меня за это, но какая разница? Он не простил меня за то, что я попросил его бросить Бернадетт в десятом классе. Так какая разница теперь? Она никогда не будет по-настоящему принадлежать ему, не для себя.
– Бернадетт будет наша, – сказал я, используя только слово «наша», потому что парни – моя семья. Моя банда. Мы были здесь раньше, но Бернадетт – наше предисловие. Очевидно, она достаточно отчаянна, чтобы стать еще нашим эпилогом. Только… надеюсь, не нашим надгробным текстом. – Бернадетт будет принадлежать мне. – подчеркнул я, глядя Аарону в глаза.
Снаружи я, как всегда, спокоен. Внутри я черт побери горю.
Бернадетт, Бернадетт, Бернадетт.
Ее имя повторялось в моей голове, будто его зациклили, а мой член в джинсах стал твердым. Я сжимаю руки в кулаки, что Аарон заметил.
– Ты никогда не сможешь принять, что она вправду любила меня, – прорычал он, и моя улыбка превратилась в ухмылку маньяка. Вероятно, я показываю слишком много своих зубов.
– Я ревнивый, эгоистичный человек, Аарон Фадлер. И у тебя больше нет оправдания в невинности. Твои руки также в крови, твоя душа такая же темная, – Я пожал плечами и поднялся на ноги, потом повернулся к Оскару. – Запиши. – Я кивнул подбородком в сторону iPad, но он не подчинился, не сразу.
Я едва понимаю, что они еще какое-то время спорят вокруг меня, но не слушаю.
Вместо этого, попадаю в ловушку кошмара, которым наслаждаюсь годами. Тем, где Бернадетт смотрит на меня с ненавистью.
Как она смотрела, когда сегодня прошла мимо меня по коридору.
Как она смотрела в первый день школы.
Как она смотрела, когда я запер ее в своем шкафу.
Некоторые мужчины видят сны, когда спят. Некоторые живут в кошмарах, вне зависимости спят они или нет.
И если я не могу заставить Бернадетт увидеть меня настоящего, тогда, боюсь, я никогда не проснусь.
Меня вдруг осеняет, что я только что сказал, и из горла вырывается смех.
– Босс? – спросил Хаэль, скептично смотря на меня. Я встряхнул головой в его сторону и потер подбородок в раздумьях.
– Дискуссия окончена, – сказал я, позволяя своему голосу опуститься до опасного низко, что-то между мурлыканием и рыком. Как я и сказал, я не чувствовал страха, реального страха, с пяти лет. Я блять уверен, чувствуя его сейчас. – Бернадетт моя, или никакой сделки.
Я спрыгнул со сцены и хлопнул рукой по iPad Оскара.
– Запиши это. Сейчас же. Я пошел искать нашу новую девочку, – Я поднял руку и продолжал идти, распахивая двери театра и влетая в коридор. Студенты разбегаются передом мной, как и должно быть.
Когда я собрал эту банду, другие пытались подражать мне. Черт, они все еще пытаются, посмотрите только на Митча Картера. Они могут притворяться, что все, что им нужно, это вдохновляться мной, но они ничто. Жалкие копии, в лучшем случае, пародисты – в худшем. Я довольствуюсь тем, что наблюдаю, как они, словно крысы, скребутся за моими крохами.
Потому что я Виктор Чаннинг. Это Хавок, мы настоящие гангстеры, а все остальные могут быть выебаны.
И Бернадетт Блэкберд…. Она станет моей гребанной женой, если это убьет меня.
Что, полагаю, вполне возможно.
* * *
Ночь Хэллоуина, настоящее время…
Бернадетт Блэкберд
У каждой моей истории есть две стороны, но как правило, только она из них правдива.
По словам моего отчима, моей сестре Пенелопе было грустно, одиноко, она была маленькой девочкой, отчаянно нуждавшаяся во внимании. Поэтому она врала, поэтому она покончила жизнь самоубийством.
Смотря в его темные глаза, я понимаю, что нам лучше знать.
– Присаживайтесь, – повторил Найл Пенс, одетый в свою униформу и улыбающийся так, как мог только он, словно аллигатор, который только что почуял свою следующую добычу на краю болота. Его каштановые волосы растрепаны, а вокруг толстых червеобразных губ – густая щетина. Я никогда не хотела видеть кого-то мертвым так сильно, как его. – Это настоящая кровь?
Он знал. Вопросительный знак в конце фразы был забавы ради. Видите ли, у моего отчима нет хобби, как у нормальных людей. Он процветает в боли, дискомфорте и репликах, граничащих с насилием. Мудак.
– Кровавый костюм, – сказала я, беспокоясь за Каллума, на самом деле за всех парней. Интересно, действительно ли Дэнни Энсбрук выстрелил бы мне в лицо, если бы представился шанс. Аарон стоял словно камень позади меня, поэтому я откинулась назад и сжала его руку. Меня немного убивает прикасаться к нему так, но есть вещи посерьезнее, чем наши дерьмовые чувства друг к другу. – Что ты делаешь в доме Аарона?
Я не признала ни свою бывшую лучшую подругу Кали Роуз-Кеннеди, ни нашего бесчестно директора Ванна, они не стоят моего времени.
В основном, меня сосредоточена на том, чтобы Аарон не сделал что-то жестокое.
Или… возможно я та, кто сделает что-то жестокое? Если я узнаю, что Тинг хоть пальцем прикоснулся к моей сестре, боже помоги ему. Я буду очень счастлива пойти на дно и потощать за собой Найла Пенса, охваченного пламенем и наслаждающегося сжиганием.
Что угодно, лишь бы он страдал.
Директор Ванн настороженно смотрел на нас, и могу заверить, что это из-за Хавок. Он их на самом боится их… нас.
Нас.
Девушка Хавок.
Кали ухмыльнулась мне, и я поймала себя на мысль, что не будь она беременна, я могла перепрыгнуть через этот стол и ударить ее по сиськам настолько сильно, насколько могла. Может я все еще смогу? Ее плоские сиськи сейчас не обхватывают плод, не так ли?
Самое худшее во всей этой ситуации то, как Найл смотрит на меня. Он уставился на меня, как обычно, будто я лошадь, которую надо приручить. Он еще и раздевал меня взглядом. Он делает это с каждой девушкой, даже с его родной дочерью. Мой рот наполняется желчью, а отчим ухмыляется, как крокодил. Он обожает каждую минуту этого взаимодействия.
– Где блять наши девочки? – спросил Аарон, все еще истекая кровью, все еще с чертовой пулей в руке. Он сопротивлялся, когда я толкнула его вниз на диван, но у него оставалось не так много сил, поэтому он наконец-то сдался. Этот диван в конце концов будет пропитан кровью… Аарон и я были покрыты ею. От запаха у меня уже кружилась голова.
– Твои девочки? – спросил Тинг, подняв бровь со шрамом. Хотите узнать, как это случилось? Супер милый золотистый ретривер нашего соседа однажды вырвался из ограды, набросился на Найл и вцепился ему в лицо. Очевидно, он знал что-то о Найле, чего, видимо, никто кроме меня не замечал.
Он еще больше монстр, чем все пять парней Хавок вместе взятые.
– Ты меня слышал, педофилский кусок говна, – огрызнулся Аарон, его руки тряслись, но его золотисто-зеленые глаза были сконцентрированы и яростны.
Я не сомневаюсь, что он бы истек кровью, чтобы пойти за Найлом, если бы ему пришлось. Он сделает что угодно ради своих девочек, даже затравит меня. Но разве я не захочу мужчину, который не сделает такое с детьми, которых он любит, как своих?
Нет. Нет, не захочу.
Я сжала руку Аарона немного сильнее. Иногда кажется, что видеть дальше собственной обиды почти невозможно, словно смотришь прямо на солнце. В этом вся прелость ослепления. Но если мы приблизим наш взгляд, то почувствуем тепло этих лучей на своей коже.
– Наши. Девочки, – Аарон поднял свой подбородок и изобразил милую ухмылку, которую когда-либо видела на его лице. Это маска. Теперь я это вижу, но мы оба игроки в куда более большой игре. Какой у нас выбор? Его отец мертв, его мать ушла. Это все, что у него осталось, ухмылка, как у мастера сцены. – Потому что ты утратил права, когда изнасиловал Пенелопу Блэкберд. На самом деле, ты потерял право жить.
– Я говорил, что это была плохая идея, – улыбнулся Ванн, и я устремила взгляд своих зеленых глаз на него, заставляя его вздрогнуть. – Они, вероятно, убили кого-то сегодня. Эта кровь… это вовсе не костюм, так ведь?
– Продолжай говорить и, может, сам найдешь отличия? – сказала я, мой голос был бесстрастный и холодный, что не соответствовало бешеному биению моего сердца.
– Ох, Пенелопа, – сказал Найл, когда Кали вздрагивает и смотрит на него сузившимися глазами, – Она, конечно, была маленькой жалкой засранкой, не так ли? – отчим повернулся к Кали, будто собирается объяснить печальную правду. – Не раз приводили ее в участок пьяную. Она была гребанной преступницей, но ничто по сравнению с этой сукой, – Найл указал на меня. – Эта сука ввязалась в банду.
– Когда-нибудь я убью тебя, – сказала я ему, дрожа от ярости, слова из дневника Пенелопы эхом разносились в моей голове. Он сказал, что убьет моих сестер, если я скажу, что он убил мою маму. Он говорит, что убивал раньше и справлялся с этим. Тот взгляд в его глазах, когда он сказал это… у меня не было сомнений, что он говорил правду. – И я буду лить слезы радости.
– Ты угрожаешь полицейскому? – спросил Найл, наклонив голову в сторону. В его глазах мерцает отвращение и развратная жадность, желание настолько сильное, что у меня голова идет кругом. Под этой личиной среднестатистического Джо его потребность разрушать и поглощать невинность сияет ярче всего. Если знать, что искать, то пропустить его невозможно. – Ты знаешь насколько это серьезное обвинение?
– Лучше бы у тебя был гребанный ордер, учитывая, что находишься в моем доме, – сказал Аарон, его рука сильно сжимала мою. – А теперь, где, блять, наши девочки?
– Сладко спят в своих кроватках, – сказал Найл раздражающе спокойным голосом. Тем не менее, то, как он сказал слово «кроватки» напугало меня до глубины души. Я не думаю, что он признался бы в своих темных поступках, при Ванне и Кали в качестве свидетелей, но этого никогда не узнать. Страх разрастался в моей груди, как птица со поломанными крыльями.
– Такие милый, красивые малыши. Правда, ангелочки. Я отправил ту няню домой несколько минут назад, шикарная и молоденькая штучка.
Я удивлена, что система безопасности Хавок не оповестила парней о том, что происходит, но потом… может было оповещение, а мы были слишком заняты, чтобы увидеть сообщения?
– Если ты их тронул, – начала я, потому что если так, я за себя не ручаюсь. Я сижу тут, в крови бывшего и в крови парня, который пытался убить меня этой ночью. Того, кто сейчас уже мертв. Все, что нужно сделать Найлу, – это забрать нас. Вопрос в том: почему он этого не делает?
– Послушай, Бернадетт, – перебил меня Найл с ухмылкой, наклоняясь вперед, в его глазах мерцает блеск, который говорит о том, что я у него в руках. – Если ты не хочешь, чтобы твоя маленькая банда отправилась за решетку, ты заткнешься на хрен и скажешь «да, сэр» на все, что я скажу.
Все мое тело стало холодным, как лед, до такой степени, что я просто не чувствую запах крови, я задыхаюсь от него.
– Еще раз так заговоришь с моей девушкой, и я разобью твое лицо, – сказал Аарон, и мой взгляд устремился на него.
Моей девушкой? Он сейчас похож на Вика. Я не… не ненавижу это.
– Послушай, ты, маленький урод, у тебя, блять, нет никакого выбора.
– Смотри на меня, – сказал Аарон, поднимаясь так быстро, что в конце концов споткнулся и упал на кофейный столик.
У него кружилась голова от потери крови. Я на полном серьезе беспокоилась за него. Я тоже встала, хватая его за плечо, потому как он держал обе ладони на столе, задыхаясь. Я должно принести ему немного воды, и быстро.
– Простите, если я не трясусь от страха, – сказал Найл, а эта маленькая крыса Кали хихикала рядом с ним.
– Крепкий парень, – говорит она, изображая, как ей кажется, свое место у власти рядом с Найлом. Но она не знает, что Хавок приберегли для нее. Черт, даже я не знаю. Все, что я знаю, так это, что если парни собирались кастрировать Дональда, то Кали будет страдать так же сильно.
Что там говорил Каллум? Ее лицо не беременно.
Директор Ванн не выглядел таким самодовольным, его глаза метались от входной двери к задней, будто он ждал неприятностей. Нет, нет, он ждал Хавок.
– Сядь, – повторил Найл, он посмотрел на меня жестким взглядом, – И скажи «да, сэр».
– Бернадетт, – сказал Аарон, смотря на меня и задыхаясь. – Не делай этого. Мы схватили Найла за яйца, он не сможет тронуть нас.
– Как? – спросила я, когда Ванн издал едва слышимый звук протеста, сжимая руки, пока он расхаживал перед камином.
Аарон посмотрел в мою сторону, встречаясь с моими глазами и слегка покачивая головой. Блять. Что бы у них не было на Найла, мне это не понравится.
– Ты сказал, что доведешь их до белого каления, – потребовала Кали, вставая с дивана и поворачиваясь к Найлу с надутым выражением на милом маленьком личике. Она носит ребенка Найла? – Я жду.
Найл поднялся на ноги в тот же самый момент, когда я заметила движение в тени рядом с лестницей и в маленьком коридоре около хозяйской спальни.
– Последний шанс, Бернадетт, – сказал Тинг, положив руку на рацию у бедра. – Скажи это, или я арестую тебя и твоего дружка Аарона прямо здесь, – Он достает рацию, но замирает, когда из-за его головы раздается щелчок. Это точно звук отвода курка пистолета.
– Не совершай свою последнюю ошибку здесь, Найл. Мне ненавистна идея отскребать твои мозги со стен гостиной Аарона.
Голос Вика был ледяным, его рот исказился в мрачном оскале. Его темно-фиолетовые волосы убраны назад, все еще мокрый после душа, косметика стерлась, а одежда свежая, без крови. Как только я увидела его, по мне прошел темный ужас, который ощущался как сладкий, сильный яд.
– А если ты думаешь, что я блефую, тогда дерзай и проверь.
Гнев, появившейся на лице моего отчима, напугал меня до чертиков. У него есть друзья и связи.
И зачем-то он пришел сюда.
– Я знал, что не должен был следовать за вами сюда, – пробормотал Ванн, все еще сжимая руки.
– Отличное наблюдение, – сказал Оскар, неожиданно появившийся за спиной директора.
Мурашки побежали по моей коже. Как черт возьми он оказался там, что я его не заметила? Его серые глаза сфокусированы на затылке Ванна, одной рукой он ровно держал револьвер. Он отвел курок и продолжал улыбаться.
Хаэль входит из кухни (я подумала, что он, по крайней мере, воспользовался задней дверью, которая ведет в прачечную), в то время как Каллум открывает раздвижение двери террасы. В руке у него бита, и хотя он все вымыл, оружие все еще в красных пятнах.
Энергия этой комнаты душит меня, забираясь в горло, как дым. Внезапно мне становится трудно дышать.
– Не переживай, Берни. Найл – просто безмозглая, кастрированная собака, – успокаивал меня Вик, холодный, непоколебимый. Но он затронул ту самую струну глубоко внутри меня, стряхнув льдинки, прилипшие к моей душе. Он разрушил мое оцепенение и оставил меня кровоточить. Кто может это остановить? Я? Должна ли я сама залечивать свои эмоциональные раны? – Его руки связаны, у нас есть грязь на него.
– И почему бы тебе, моя дорогая падчерица, не рассказать, что конкретно на меня есть? – спросил Найл, поворачиваясь лицом к Виктору и совсем не беспокоясь о пистолете, приставленному к его лицу. – Ты ведь не можешь, не так ли? Потому что боишься.
Проблема Найла в том, что он недооценил Виктора Ченнига.
– У нас есть видео его… – сказал Вик, подбородком кивая в сторону Найла, – с твоей сестрой Пенелопой.
Внешне я ничего не делаю. Я все еще стою тут, пытаясь помочь Аарону удержаться на ногу, кровь текла по моим рукам. Внутри, я разбивалась на части боли и ярости. Это свинцовое стекло, эта мозаика, а мой гнев – это железо, которое скрепляет все эти красивые кусочки вместе. Когда-нибудь я возьму один из этих осколков и зарежу Найла Пенса в пустую полость, где должно быть его сердце.
– Найл, какого черта тут происходит? – спросила Кали, прикрывая одной рукой свой все еще плоский живот и глядя на Виктора и Тинга с абсолютно пустым выражением. Никто никогда не говорил, что у этой маленькой идиотки есть работающие клетки мозга. Директор Ванн выглядел так, будто он обделался.
– Ты сказал, что мы придем сюда и положим всему конец.
– Чему? – невинно спросил Оскар, поправляя свои очки средним пальцем и все еще держа револьвер, нацеленный на Скотта. – Шумной ночи Хэллоуина? Вижу, Кали пришла в костюме. Довольно популярно среди девочек наряжаться шлюхами в канун Хэллоуина, не так ли?
– Да пошел ты, Монток, – прорычала она, скользя руками по бледно-розовой юбке.
Несмотря на сарказм Оскара, она не наряжалась, она не пришла на вечеринку Стейси. Она бросила жалкую команду клоунов Митча, но почему? Что она тут делает? Что тут делает Ванн? И почему трое из семи людей моего списка стоят в этой комнате?
– У вас минута, чтобы съебаться отсюда, пока мы не заставим вас троих исчезнуть, навсегда, – Виктор отступил назад и опускает пистолет. Его глаза похожи на два темных озера, готовые затянуть меня и утопить. Но его внимание по-прежнему зациклено на Аароне. Он беспокоится, как и я. Мой бывший сейчас не выглядит так горячо. – Я досчитаю до шестидесяти.
– Не хочешь узнать, почему я здесь? – дразнил Найл, щурясь, когда его худые губы изогнулись в ухмылке. – Что Скотт тут делает? Знаешь, он пришел ко мне, после того, как ты разгромила его домик и заставила его делать все эти гадости в Интернете.
– Шестьдесят, – Виктор кивнул, и Каллум с Хаэлем сделали шаг вперед, чтобы обойти его. Этой ночью никто не улыбается. Никто не упивается этим моментом, никак тогда, когда мы преследовали Дона. – Пятьдесят девять. Пятьдесят восемь.
– Давайте просто уйдем, пожалуйста, – сказал Ванн, трясясь. Его взгляд останавливается на мне, будто я единственная ответственная за это бардак. – С самого начала это была плохая идея. Ты не говорил мне, что у них есть видео.
– Пятьдесят семь, – по Вику даже не скажешь, что он дышит, он стоят так чертовски неподвижно.
Каллум надел капюшон поверх своих блондинистых волос, его лицо полностью в тени. Вероятно, я нужна ему также сильно, как и Аарону прямо сейчас, но в другом смысле. Ты себя слышишь, Бернадетт? Он нуждается в тебе? Хавок, черт подери, не нуждаются в тебе. И ты не обязана им своей эмоциональной энергией или поддержкой.
И все же я здесь, жду, чтобы поделиться этим. Моя рука обвила руку Аарона, когда он наваливается на меня, пытаясь сохранить хотя бы подобие власти и контроля.
– Мы на перепутье. Сделаешь шаг, и я тебя закопаю, – прорычал Найл, не сводя газ с Вика. – И не вмешивайте в это Кали.
– А меня? – вырвалось у директора Ванна, кладя одну руку на плащ, чтобы удержать себя. – Ты сказал, что поможешь мне выйти из этого бардака! Я помог тебе, когда ты просил.
– Этого обещания больше нет, – сказал Найл, фыркая и отступая на несколько футов. Моя кровь вскипела, потому что я знаю своего отчима. Он говорит нам лишь то, что он хочет, чтобы мы услышали. Видишь какой я могущественный? Видишь, что я могу? Никогда не забывай, что у меня много рычагов давления. Кали цепляется за его руку, а потом поворачивается ко мне с ядовитым взглядом, в кое-то веки не ведя себя как «горе мне». Здесь нет зрителей, кого можно одурачить, поэтому она не беспокоится. – Это все, что у меня есть. Скотт, ты теперь сам по себе.
Найл повернулся и ушел по направлению к двери, таща Кали за собой. Директор Ванн поплелся за ним, а парни позволили им уйти. Тогда я понимаю, что, возможно, мы слишком растянуты. Это сделала я. Я позвала Хавок, и это я начала весь это бардак.
Я скриплю зубами.
Что во всем этом самое дерьмовое? Я на самом деле чувствую себя виноватой в этом, словно я доставляю неудобства парням Хавок. Они разрушили мою жизнь на второй курсе. Разве важно, по каким извращенным причинам они это сделали, какую цену заплатила Кали? Они сделали это, и я страдала, и вот теперь я здесь, молясь тому маленькому количества добра, что осталось во Вселенной, чтобы Аарон Фадлер блять не умер на моих руках.
– Они все сели в машину и выезжают на шоссе, – сказал Оскар, смотря сквозь плотные шторы перед окном. – Они поехали по улице.
– Блять, – сказал Аарон, и затем он упал. Сильно. Так сильно, что я не могла даже его поднять, как бы не пыталась. Хаэль оказался рядом в ту же секунду, подхватывая своего друга за руку и помогая мне посадить его обратно на диван. Я села рядом с ним и стала снимать с него свитер, помогая Хаэлю раздевать его, чтобы мы могли достать до ран.
– Он продолжает истекать кровью, – пробормотала я, когда остальные парни окружили нас. – Пуля все еще в его руке, – мои пальцы лишь слегка касаются синяка на его груди, но он не так значителен, как рана на левом бицепсе. Или, как мертвый ребенок, которого мы оставили на вечеринке в честь Хэллоуина. Черт тебя дери, Дэнни Энсбрук, ублюдок. Ему ведь нужно было это сделать, да? Наставить этот пистолет на меня… – Ему нужно в больницу.
