Текст книги "Сексуальный студент по обмену (ЛП)"

Автор книги: С. И. Холл

Соавторы: Анджела Грехем
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Кингстон уже в постели, лежит на боку, подперев голову одной рукой, и наблюдает за мной. Он оценивает меня: каждый мой поверхностный вдох, покусывание губы и вопрос в моих глазах – всё под его пристальным взглядом.

Его стальной взгляд перемещается по моему телу, словно прикосновение медленно лаская каждую часть. И когда я содрогаюсь, его глаза сужаются, показывая, что он наслаждается своим влиянием на меня.

Свободной рукой Кингстон приподнимает одеяло, открывая обнажённую грудь.

– Иди сюда, любовь моя, – говорит он, низко и ласково.

– Кингстон, я...

– Должна выбраться из своей головы и забраться в эту кровать, – прерывает он рыком.

Ладошки потеют, каждый глоток даётся с трудом, а пульс громко отдаётся в ушах. Но мне как-то удаётся двигаться вперёд по одному крошечному, затяжному шагу за раз, пока я не оказываюсь возле кровати.

Запрыгиваю в неё, натягивая на себя одеяло, и поворачиваюсь на бок к нему спиной. Всего лишь как сорвать пластырь.

Он прижимается ко мне, обхватив меня за талию и уткнувшись лицом мне в шею.

– Мм-хмм, – мычит он в мою кожу. – Наконец-то ты и я в одной кровати, всю ночь. Этого, чёрт возьми, стоило ждать. Спи сладко, любовь моя.

Он целует меня в шею, затем сдвигает голову, чтобы разделить со мной подушку, и устраивается….

Спать? Не то, что я представляла, и он либо читает мои мысли, либо моё тело – или и то, и другое, – потому что я не только слышу, но и чувствую его слабый смешок.

– Что-то не так? – спрашивает он.

– Нет, спокойной ночи! – я не собиралась лепетать, и мысленно наказываю себя.

Пытаюсь успокоиться и просто поглотить такое долгожданное, так часто воображаемое чувство соприкосновения наших тел – тепло его голой груди на моей спине, его тяжёлое дыхание, звучащее в такт с моим, приветствующий вес его руки. Но я слишком напряжена от ожидания, чтобы суметь расслабиться.

И он не тот, кого можно обмануть наигранным «спокойной ночи». Я чувствую его накопленное ожидание, тяжёлое и нетерпеливое напротив моей задницы.

«Он серьёзно ждёт, что я сделаю первый шаг?» Он слишком хорошо меня знает. И что случилось с властным альфа-самцом, к которому я наконец готова?

Прежде чем мне удаётся полностью выпустить вздох разочарования, его жестокое требование поджигает меня:

– Перевернись и посмотри на меня.

Я начинаю поворачиваться, но он, не дожидаясь, переворачивает меня на спину, его тело теперь возвышается надо мной. Он вглядывается в моё лицо пылающим взглядом.

– Одно слово, и я возьму всё в свои руки, любовь моя. Ты сможешь раствориться в моменте и просто наслаждаться, не обременяясь мыслями, – он прикасается лбом к моему. – Всего одно слово.

Голосом, который мне не знаком, я даю нам то, что мы оба хотим.

– Да.

Его губы изгибаются от хищного удовлетворения, дымчато-серые глаза заполняются победой. Игра закончилась, жертва захвачена.

– Да, – повторяет он, ища в моих глазах последние крупицы сомнения.. которых не находит.

Глава 19

Как и обещал, Кингстон берёт весь контроль в свои руки, и я полностью впадаю в состояние чистого подчинения, молча следуя каждой его команде.

Он начинает с поцелуя настолько глубокого, медленного и благоговейного, что я уверена, может ощутить вкус моей капитуляции. Он скользит руками вниз по моим рукам и поднимает их над моей головой.

– Держи их там, – рычит он.

А затем Кингстон немного приподнимается, наблюдая за своими действиями: он мучительно медленно скользит топом вверх по моему животу, груди и, наконец, снимает его через голову.

Его одобрение выходит со стоном.

– Идеально красива.

Мои соски сжимаются, отчаянно пульсируя под его обожающим взглядом. Каждый инстинкт побуждает меня прикрыться, поскольку я более открыта и уязвима, чем когда-либо была в своей жизни, но он говорит мне именно то, что мне нужно услышать:

– Женщины думают, что понимают мужчин, – его взгляд прикован к рукам, скользящим по моему животу, который дрожит под его прикосновениями. – Вот почему ты сейчас думаешь о том, о чём думаю я. Ты ведь оцениваешь, сравниваешь... задаёшься вопросом, достаточно ли ты сексуальна?

Он продолжает изучать каждый дюйм моей обнажённой плоти, дразня лёгкими прикосновениями краешек моей груди, которая слегка вздымается от неровного дыхания.

– Но ты не учитываешь то, что мужчины – очень первобытные существа, они узнают свою пару, как только видят её... – он опускает голову и кончиком носа касается моей кожи. – Слышат её запах. И тогда они клеймят её, как свою, навсегда.

– Кингстон... – шепчу я в болезненной потребности, бесстыдно изгибая спину над кроватью и толкаясь к нему грудью.

– О, я знаю, любовь моя. Скоро, очень скоро, – он высовывает язык, касаясь моей плоти, и первое тёплое и влажностей прикосновение заставляет меня дёрнуться и издать крошечный визг. – Пока ты не поймёшь, что в моей голове, кроме тебя, никого нет и никогда не будет.

– Это и мой первый раз – первый раз, когда я займусь любовью, и единственный раз, когда я буду кого-то любить, – продолжает он. – И не потому, что мне приходилось ждать, или из-за всякой фигни о том, что это какой-то мнимый вызов, а потому, что это ты... всегда должна была быть ты. Я ясно выражаюсь?

– Да, теперь…

– Хорошо. С меня хватит разговоров.

Смысл его раздражённого предупреждения не успевает дойти до меня, когда он, наконец, втягивает один из моих сосков в рот, создавая потрясающий шквал ощущений, которых я никогда не ощущала.

Я не могу не извиваться от прилива жара, но он быстро хватает меня за бёдра и укладывает на место. Кингстон неумолимо посасывает, захватывая и вбирая больше плоти в рот. И всё это время его талантливый язык щёлкает по горошине, в которую превратился мой сосок.

– О мой... Кингстон... – стону я. Голова откинута назад, глаза закрыты. Я больше не могу терпеть, мне необходимо опустить руки вниз, чтобы схватить его за волосы.

Он рычит, но не останавливается, переключая своё внимание на второй сосок и начиная тот же восхитительный процесс. Я вожу руками по его плечам, предплечьям и спине, каждая напряжённая мышца содрогается под моим прикосновением.

– Больше... этого, – задыхаюсь я, умоляя его.

Его довольный смешок вибрацией отдаётся от моей груди, и он целует мою грудь и шею, двигаясь к уху.

– Сейчас я предпочту испытывать своё терпение, любовь моя, потому что я не планирую торопиться ни с одной частью твоего тела, – я дрожу от его предупреждения и чувствую его довольную усмешку. – Такие красивые груди, как твои – нетронутые, и полностью мои – заслуживают восхищения. Разве ты не согласна?

Я громко сглатываю и смело киваю, издавая стон, когда он надавливает на меня своей твёрдостью.

Больше ничего не говоря, он прокладывает дорожку из поцелуев по моему телу… а затем стягивает мои шёлковые шорты вместе с трусиками по моим дрожащим ногам. Я не имею ни малейшего понятия, как мне удаётся оставаться одновременно собранной, напряжённой, возбуждённой, и не дрожать. Но Кингстон, должно быть, чувствует моё беспокойство, потому что внезапно останавливается.

– Эхо, любовь моя, посмотри на меня, – говорит он мягко и грустно. Когда мой взгляд встречается с его, он проводит пальцем по моей щеке и добавляет: – Я люблю тебя. Безумно. Я никогда не оставлю тебя и не отпущу снова. Ты сомневаешься в этом? Или просто нервничаешь?

– Н-нервничаю, – заикаясь, произношу шёпотом.

– Не надо, – он грязно усмехается, плотское обещание заговорщицки плещется в его глазах. – В мои намерения входит лишь забота о тебе. Ты мне доверяешь?

– Да.

– Хорошая девочка.

Кингстон медленно проводит одним пальцем вниз, возвращая руку к другой руке. Он пытается удерживать мой взгляд, но разрывает зрительный контакт, не в силах противостоять соблазну понаблюдать.

– Господи, любовь моя, – стонет он, когда я остаюсь полностью обнажённой перед ним, и облизывает нижнюю губу. Он ласкает мои ноги и бёдра, а затем нежным движением разводит их.

Я зажмуриваю глаза, взволнованная тем, что, как знаю, он найдёт. Низкий рык вырывается из глубины его груди и, без прелюдий, он прикасается ко мне – там – легко скользя пальцем по моей влажности.

Но потом мои глаза распахиваются от шока, потому что я узнаю этот звук.

Боже мой, он...

Кингстон берёт палец в рот, в его глазах искрится блеск, когда он видит мой ответ.

– Ты даже примерно представить себе не можешь, что это со мной делает, – твоя невинность и чистота, которые будут только моими, – его тон настолько жёсткий, что это почти пугает.

Кингстон снова как можно шире разводит мои ноги, но на этот раз опускается на живот, набрасываясь на меня, словно умирает с голоду.

Я выгибаюсь над кроватью, пронзая воздух визгом. Святое дерьмо!

Он пирует мною, его обильное мычание наслаждения ласкает мои барабанные перепонки. Искры света загораются под веками, и постепенно нарастающее покалывание, – не похожее ни на что другое, с чем я сталкивалась прежде, – поднимается от пальчиков ног. Его опаляющий рот пирует моим лоном, – посасывая, покусывая и массируя, – пока язык то врывается, то покидает мой центр, иногда щёлкая по клитору. Он проделывает это снова и снова.

Я не могу остановить это, и не хочу. Вскоре я хнычу и тяну его за волосы, но в то же время удерживаю его голову прямо там. Начинаю уплывать, пульсируя изнутри от самого большого всплеска эйфорического освобождения, которое можно только вообразить.

И когда я думаю, что всё кончено, ещё одна – иная – волна ударяет по мне куда сильнее. На этот раз мой оргазм исходит из места гораздо более глубокого, с одинаковой силой охватывая как ноги, желудок, и даже волосяные фолликулы, так и ядро.

Несмотря на мою хватку в волосах, Кингстон поднимает голову. И к моему собственному изумлению я смотрю на него сверху вниз, не испытывая ни капли смущения. Вместо этого я чувствую себя ближе к нему, чем когда-либо считала возможным.

Понимание молча проходит между нами, и Кингстон поднимается, вставая рядом с кроватью.

Охваченная трансом, я смотрю, как он спускает с себя боксеры. Затем он замирает, позволяя мне удовлетворить своё любопытство, и наблюдает за моей реакцией.

Он… завораживающе красив. Я и ранее видела его грудь – широкую, искусно отточенную часть совершенства, – но всегда задавалась вопросом, куда ведёт эта линии тёмных волос, и теперь знаю – по загорелому животу, очерченным бугоркам…

К полностью эрегированному, выступающему в своём великолепии, угрожающе выглядящему члену. Мне не с чем сравнивать, но я знаю, как выглядит что-то длинное и толстое, поэтому чувствую, что моя устрашающая оценка точна.

Я всё ещё пялюсь на него, когда он открывает ящик тумбочки и вытаскивает пакетик из фольги. Зубами разрывает его и слегка поворачивается, предоставляя мне прекрасный вид, о котором я безмолвно молила, пока наблюдала, как он раскатывает презерватив по своей длине.

И вот теперь с обезоруживающим терпением и обожанием он наблюдает за мной, ожидая, когда я отвечу на его негласную просьбу.

Я развожу ноги и раскрываю руки, приглашая его к себе.

Одним гладким, хищным движением его тело накрывает моё, и я чувствую, как его набухший кончик надавливается на мой вход. Наше дыхание смешивается, в то время как взгляды не отрываются друг от друга, и связь, которую мы всегда разделяли, находится на грани того, чтобы стать явью.

Эмоции настолько сильные, что мне не удаётся сдержать их в своём хриплом шепоте:

– Я любила тебя тогда, – признаюсь я, – и никогда не прекращала... Сомневаюсь, что когда-нибудь смогла бы разлюбить. И я люблю тебя сейчас. И буду любить всегда.

– И я тебя люблю, любовь моя. Клянусь, это будет единственный раз, когда я снова причиню тебе боль.

Хмурю брови в замешательстве, и он улыбается с теплом и любовью.

– Вдохни поглубже, – мягко инструктирует он, и когда я вдыхаю, он вторгается в меня.

– Матерь…

Его рот заглушает мой крик томным поцелуем, который кажется бесконечным, но прекрасно отвлекает, пока колющая боль не стихает, и моё тело не расслабляется.

– Лучше? – спрашивает он, звуча обеспокоено, но выглядит самодовольно и уверенно… весьма противоречиво.

Несмело киваю головой, но слегка прищуриваю глаза.

– Не очень по-джентльменски получать удовольствие от моей боли.

– Я подлец, – говорит он, целуя мою шею. – Признаю это. Но я самый счастливый чёртов подлец в мире. Ты наконец-то по-настоящему полностью моя.

И он начинает двигаться, сначала медленно, нежно скользя в меня и из меня. Его дыхание опаляет, когда он шепчет мне на ухо ласковые слова.

Но когда я опускаю руки по его спине и хватаю его упругую, круглую задницу, побуждая двигаться глубже, его дикое рычание – единственное предупреждение, которое я получаю. Толчки Кингстона становятся безумными, требовательными и тяжёлыми, его рот прикипает к моей груди с острым укусом, несущим мучительное удовольствие.

– Ох, чёрт, любовь моя.

Кингстон откидывает голову и издаёт длинный стон, напрягаясь всем телом под моими руками, и его длина дёргается во мне. Затем он обрушивается на меня всем своим весом и зарывается лицом мне в шею, опаляя мою гиперчувствительную кожу горячими быстрыми выдохами. Мои руки продолжают блуждать и потирать, запоминая каждый дюйм его спины, задницы и рук, пока он переводит дыхание.

– Не двигайся, – ворчит Кингстон через несколько минут, покидая кровать и меня, и направляется в ванную. Но через мгновение он возвращается, протягивая мне маленький стакан воды и две таблетки.

– Выпей их. Иначе утром будет болеть.

Соглашаюсь без вопросов. Я уже её чувствую.

Когда я заканчиваю, он ставит стакан на тумбочку, выключает лампу и забирается обратно ко мне. Притягивая меня к своему телу, просовывает одну руку под мою голову в качестве подушки.

– Хм, Кингстон? – бормочу я.

– Мммм?

– Мы будем спать голыми?

– Ты правда думаешь, что я соглашусь на что-то другое? – он смеётся, сжимая рукой мою задницу. – Я не стану брать тебя снова сегодня, но я, чёрт возьми, буду прикасаться к тебе там, где захочу. Хочешь рискнуть возразить?

С усмешкой прикусываю губу.

– Нет.

– Хорошо. А теперь, – говорит он, целуя мою голову, – спи сладко, любовь моя.

И я сплю… даже не приняв таблетку снотворного.

Глава 20

Проснувшись на следующее утро, мне снова удаётся вспомнить, что мне снилось. Но на этот раз сны были не просто желанием моего сердца, ожившим во сне. Картинки, прокручивающиеся в моей голове всю ночь, были воспоминаниями, мой разум продлевал радость каждого прикосновения, поцелуя, прошептанного слова и властного движение его тела в моём.

– Доброе утро.

Сексуальные слова приветствия Кингстона утихают, когда он оставляет поцелуй на моей шее, и я чувствую, как его рука сжимается на моей талии.

– Как ты себя чувствуешь?

– Любимой, – счастливо вздыхаю я, ёрзая, дабы плотнее прижаться к нему. – А как ты себя чувствуешь? – наверное, тупой вопрос, учитывая, что это не первое его родео, но мне всё равно нужно услышать его ответ.

– Совершенным.

Я поглядываю на него через плечо, и осознание того, что я вижу, крадёт моё дыхание. Его утренний шёпот, эта сонная улыбка... Я хочу, чтобы всё это было только для меня, всю оставшуюся жизнь.

Знаю, что должна чувствовать себя глупо – слишком юная, влюблённая дурочка, – но всё из этого как никогда близко передаёт истину. Я никогда не стану стыдиться глубины моей любви к Кингстону, и никогда не стану бороться против неё снова. Любая моя битва будет заключаться лишь в том, чтобы защищать то, что мы имеем, перед всеми, кто осмелится преуменьшить значение или препятствовать ей... и да, больше всего я боюсь, что это будет мой отец.

Я влюблена в Кингстон, и это неизменно. И хотя мой папа сказал, что всё понял, и позволил мне остаться с Кингстоном на время его горя, я не знаю, насколько хватит его снисходительности. И хотя не могу предсказать, что будет в будущем, я уверена в одном: я больше не потеряю Кингстона.

Разве не печально, что жизнь, общество, да что угодно, побуждает нас думать? Когда что-то оказывается слишком хорошим, чтобы быть правдой, все тут же говорят: «Довольствуйся этим». Но когда что-то действительно вдохновляет и похоже на чудо, все в этом сомневаются или, в лучшем случае, не доверяют.

И всё же, слишком драматичные истории любви взрывают кассы каждые выходные. Вот и разберись.

Но я отказываюсь соответствовать этим предрассудкам. Я буду верить всем своим сердцем, доверять всей своей душой и с гордостью размахивать флагом.

Мы не спешим вставать – наслаждаемся новым статусом наших отношений посредством благоговейных поцелуев. Наши бесстыдные руки боготворят тела друг друга, и мы мягко обмениваемся обожающими словами против тёплой плоти.

Я знаю, что он сдерживается, опасаясь, что мне больно, – и мне правда больно, – но блаженный бред заставляет меня снова умолять его о том, чтобы он любил меня – медленно и чувственно, – когда в дверь требовательно стучат.

– Мистер Хоторн? – звучит через дверь незнакомый голос. – Простите меня, сэр, но вас требуют внизу сию минуту.

– Спасибо, Барклэй, – громко отвечает Кингстон, поднимаясь с кровати. – Это бабушка, – беспокойно говорит он, быстро одеваясь.

– Подожди меня.

Я хватаю одеяло и мчусь через коридор, мимо Барклэя. Скромность – самое последнее, о чём я сейчас думаю. Мне нужна одежда, которая всё ещё находится в моей комнате, а затем я спешу обратно к Кингстону.

Я почти молниеносно одеваюсь, завязываю волосы и брызгаю водой на лицо – несколько шагов, которые не «провозгласят» бесстыдно его семье, как мы провели прошлую ночь, потому что я почти уверена, что выгляжу абсолютно истощённой.

Встретившись в коридоре, мы сплетаем руки и спускаемся вниз в комнату, где находится Поппи.

Она проснулась, и её глаза открыты достаточно, чтобы источать счастье. Джерард стоит у её постели.

– Бабушка, – голос Кингстона дрожит, пока мы медленно приближаемся к ней, он устанавливает темп нашего шага. – Что случилось? Что я могу сделать?

Она улыбается, красивые морщины от возраста, любви и мудрости на её лице углубляются, когда она отвечает слабым голосом:

– Подойдите и посидите, оба.

Для нас уже стоят два стула. Я занимаю один из них, а Кингстон садится на кровать рядом с ней. Смотрю на Джерарда и, заметив его покрасневшие глаза, посылаю слабую улыбку, передающую, – я надеюсь, – понимание и сострадание.

– Мой дорогой мальчик, – она протягивает бледную, хрупкую руку. Кингстон берёт её обеими руками и наклоняется, проводя ею по своей щеке. – Ты всегда занимал самое особое место в моём сердце с того момента, как родился. И теперь ты занимаешь самое важное место в сердце кого-то другого – кого-то доброго и искреннего, кому я доверяю тебя.

– Бабушка... – умоляюще шепчет Кингстон.

– Теперь я могу уйти с миром, – удовлетворение в её словах соответствует выражению лица.

– Нет! – Кингстон в панике мотает головой. – Отец, сделай что-нибудь! Где врачи? Где лекарства? Кислород? Помоги ей!

Джерард, опустив голову, издаёт скорбный вздох, от которого у меня сжимается сердце.

– Я бы рад, но...

– Но я не приму их, – говорит Поппи, прилагая все оставшиеся силы. – Я пожила, любила и увидела здесь всё. Теперь я готова увидеть своего создателя и своего мужа. Я так скучаю по нему. Я не планирую сражаться, и не хочу побеждать. Так что посидите со мной и расскажите мне о своих планах – всех счастливых вещах, на которые я буду смотреть сверху.

Я слепо ищу руку Кингстона, которую он высвобождает из бабушкиной, и не отпускаю её весь день, пока мы сидим с Поппи и говорим обо всём, о чём только можем подумать. Даже когда персонал приносит обед и чай, я обхожусь одной рукой, отказываясь отпускать его.

И когда опускаются сумерки, я извиняюсь, удаляюсь в дамскую комнату... и не возвращаюсь. Назовите это интуицией или осознанием, основанным на том, насколько медленнее становились ответы Поппи – её шёпот становился хриплым, дыхание более поверхностным, – но я знаю, что время близко.

Иду в свою комнату и звоню домой, прося поговорить с мамой. Объясняю ей, что происходит, и она начинает плакать вместе со мной.

И затем я делаю то, что беспредельно подтверждает, насколько я изменилась. Я не только не прошу поговорить с отцом, но и вообще ничего не прошу.

– Мама, я остаюсь здесь... до тех пор, пока нужна. Я не оставлю его.

– Конечно, дорогая. Я ничего другого и не ожидала. Я люблю тебя, Эхо, и я так горжусь тобой. Всегда гордилась.

– Знаешь, – продолжает она, тихо смеясь, – иногда мне казалось, будто за эти годы я не достаточно тебя опекала. Но стоило чувству вины возникнуть, как оно тут же исчезало, потому что я вспоминала, что тебя никогда не нужна была опека. Ты всегда была мудрой не по годам, уверенной в себе и сильной в своём молчании. Ты любишь Кингстона, и это делает его счастливчиком. Потому что моя дочь никогда не полюбит просто так.

Я стараюсь не всхлипывать.

– Спасибо, мама, за то, что доверяешь мне. Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю. Будь сильной для него, Эхо, и дай нам знать, если вам что-нибудь понадобится.

– Дам. Люблю тебя, – снова говорю я, прежде чем повесить трубку.

Я стою, затем сажусь и повторяю то же самое, разрываясь между моим желанием быть с Кингстоном и его нуждой в общении с семьёй.

– Мисс Эхо?

Вскидываю голову и замечаю Барклэя в дверях.

– Вас просят спуститься вниз.

Вскакиваю и бегу мимо него, жаждая добраться вниз как можно скорее. Если он хочет, чтобы я была с ним, то там я и буду.

Я уже знаю, что всё кончено, когда вхожу. Кингстон сидит, зарывшись лицом в одеяло, и его содрогающиеся плечи сообщают мне, что он плачет. Джерард кажется онемевшим, пялясь в никуда, его губы крепко сжаты в тонкую линию, а лицо белое, словно у призрака.

Почувствовав моё присутствие, он смотрит в мою сторону и указывает головой на Кингстона, я киваю. Очевидно успокоившись, что теперь я здесь, он покидает комнату.

Я подхожу и кладу руку Кингстону на спину, поглаживая по ней вопреки его содроганиям. Он тянется через плечо и накрывает мою руку своей, и вскоре, кажется, немного успокаивается.

– Её больше нет, – хрипит он, его голос от отчаяния дрожит.

– Телом – да, но не духом. Она всё ещё с нами. Ищи настойчивее, малыш, и ты почувствуешь её.

Он поднимает голову и поворачивается ко мне, проблеск решимости виднеется в его опухших глазах.

– Ты права, любовь моя. Она присмотрит за нами, и ей, наверное, понравилось бы твоё «малыш», – улыбается он. Это героическая попытка пошутить обременена грустью. – Я так рад, что ты здесь.

– Я не могла бы быть где-то ещё. Здесь моё место.

~~~~~

Следующие несколько дней проходят мрачно, мы помогали с организацией, и теперь присутствуем на похоронах Поппи – любимой бабушки Кингстона. Я, может, и знала её совсем недолго, но её слова позволили заглянуть мне ей прямо в душу… и она оставила свой отпечаток в моей… навсегда.

Кингстон ведёт себя тихо, изо всех сил скрывая скорбь на протяжении церемонии и встреч с присутствующими. Он не позволяет мне покинуть его, – можно подумать, я бы ушла, – и с готовностью представляет меня всем как свою девушку.

Когда мы наконец лежим в постели в среду вечером, спустя три дня после похорон, – моя голова на его груди, его губы на моих волосах, – он мягко произносит в темноту:

– Любовь моя, ты сильно разочаруешься, если мы отложим поездку по Эбби-Роуд, которую я тебе обещал?

Я резко поднимаю голову.

– Что вообще подвигло тебя подумать о таком? Конечно же, нет. Я всё понимаю, и это должно быть последней из твоих забот.

Я нежно целую его в губы, затем опускаю голову обратно на грудь.

– Малыш, не переживай обо мне. Ты – всё, что мне нужно. И что-то, что облегчит твою боль. Это всё, что имеет значение.

– Я знал, что твоя любовь будет сокрушающей. Оказывается, это что-то большее, я даже не смел о таком мечтать, – произносит он. – Я восхищаюсь тобой, Эхо. Ты так добра была ко мне всё это время. Я не смог бы справиться без тебя.

Перекатываюсь на него и нежно целую в грудь, спускаясь пальцами по животу.

– Ты сам этого хотел, вот и получай, – усмехаюсь я. – Теперь ты застрял со мной, малыш.

– Я упоминал, как мне нравится твоё «малыш»?

– Я и сама догадалась, – лаская его грудь, признаюсь: – А я когда-нибудь упоминала, как мне нравится твоё «любовь моя»?

– Тебе и не нужно было. Твои большие голубые глаза говорили правду за тебя. Даже в самый первый раз.

Между нами возникает продолжительное молчание, и умиротворение естественным образом расслабляет нас обоих.

И затем, словно гром среди ясного неба, он абсолютно шокирует меня.

– Я говорил сегодня с твоим отцом… получил его разрешение, – Кингстон поднимает голову и смотрит на меня. – Эхо, я хочу взять тебя в Шотландию. В поместье моей бабушки.

Похоже, запас сочувствия моего отца ещё не иссяк. Или… может, он правда имел в виду то, что говорил, и на самом деле поминает, что я чувствую к Кингстону.

– Ты уверен? – я вскидываю голову. – Это не слишком рано?

– Наоборот. Я не могу дождаться, когда привезу тебя туда. Ты знаешь, что я проводил там каждое своё лето?

– Да.

– Это моё самое любимое место в мире, – выражение его лица смягчается. – Я очень хочу разделить его с тобой. И я надеюсь… ты полюбишь его так же сильно, как и люблю я.

– Уверена, что полюблю, – отвечаю я без сомнения. – И да, если это важно для тебя, я поеду. Только скажи когда.

– Завтра, – отвечает он непоколебимо.

– Значит, завтра.

Я смеюсь, когда он подрывается и перекатывает меня на спину, накрывая моё тело своим.

– Ты мне нужна, – стонет он в мою шею, лаская её своими полными губами и умелым языком.

Хватаю ртом воздух и раздвигаю ноги, давая ему возможность полностью соприкоснуться к каждой части моего тела.

– Тогда возьми меня.

Он занимается со мной любовью с всепоглощающей страстью, не оставляя ни единого не боготворённого места, и уделяя неумолимое внимание каждому дюйму моего тела, словно я его одержимость. Он легко стимулирует меня: своим ртом, руками, пальцами, и наконец, твёрдым, как стальной стержень, членом.

Я извиваюсь и ёрзаю под ним. Затем по его гулкой команде я оказываюсь на нём, его взгляд фокусируется на моей подпрыгивающей груди. Животный рык вибрирует в его груди, и он жадно обхватывает её, принимая сидячее положение, а затем берёт один из сосков в рот.

– Кингстон… – я издаю жалостливый всхлип и откидываю голову назад, чувствуя, как затуманивается разум от экстаза.

– Отпусти, любовь моя. Покажи мне, как хорошо я заставляю тебя себя чувствовать, – бурчит он, вколачиваясь в моё тело с дикой яростью.

Мои гортанные стоны и его громкое грудное рычание наполняют комнату. Покалывающее ощущение, которое теперь мне знакомо, поднимается по моему телу, пока я снова и снова выкрикиваю его имя, прежде чем, наконец, упасть ему на грудь.

Он гладит мои волосы и спину, используя удовлетворённый, но приглушённый усталостью голос, чтобы выразить, как сильно он любит меня, моё тело и наш секс со смешением сладких и грязных слов. Слишком быстро он скатывается с моего тела и несётся в ванную привести себя в порядок.

Это последнее, что я помню, прежде чем провалиться в сон. Но я всё ещё слышу его «спи сладко, любовь моя», и, несмотря на полусознательное состояние, на губах играет улыбка.

Глава 21

Ярким и ранним утром следующего дня, Кингстон, как дикарь, бегает и упаковывает наши сумки, а затем вытаскивает меня с кровати. Чувствую соблазн побороться за сон или спросить, где пожар, но у него невероятно весёлое настроение, чего я не видела у него уже несколько дней. Поэтому следую за ним с сонной улыбкой на лице.

Джерард ждёт у входной двери, чтобы проводить нас, заверяя, что он будет в порядке, и настаивая, чтобы мы хорошо провели время. Он обнимает нас, но моё объятье длится дольше, что даёт ему время прошептать мне на ухо:

– Добро пожаловать в семью, Эхо. Я бы не смог выбрать кого-то лучше тебя и быть более счастливым. Берегите друг друга.

Я целую его в щёку.

– Обещаю. И спасибо за всё.

Кингстон ведёт меня к ожидающему автомобилю, не теряя времени, и направляет водителя в аэропорт.

– Мы полетим? – удивляюсь я.

– Да. Всего лишь чуть больше часа пути по сравнению с семичасовой поездкой. Ты же не возражаешь, не так ли?

– Нет, – я подсаживаюсь к нему поближе. – Нисколечко.

~~~~~

Перелёт на частном самолёте короткий, и, прежде чем я понимаю, мы уже приземлились.

Другой автомобиль, конечно же, ждёт, чтобы отвезти нас в поместье за городом. Наши сумки чудесным образом загружены ещё до нашего спуска с трапа, и когда мы садимся на заднее сиденье машины, Кингстон ту же поднимает перегородку и затягивает меня к себе на колени.

– Волнуешься? – спрашивает он, убирая мои волосы с лица и заправляя их за ухо.

– Да, – отвечаю с искренним энтузиазмом, но включается чувство вины. Счастье от предстоящего посещения дома так недавно умершего человека чувствуется немного неправильно.

– Не надо, – он берёт мой подбородок большим и указательным пальцами. – Она просила, чтобы я привёз тебя сюда... посмотреть, надеясь, что тебе здесь понравится. Никакого глупого чувства вины, любовь моя. Это было её желанием, как и моим, – поделиться этим с тобой.

– Я так рада, что у меня была возможность познакомиться с ней. И я хочу увидеть твой столь отдалённый второй дом.

Дарю Кингстону слабую улыбку, а затем поворачиваюсь к окну, чтобы впитать красоту, мимо которой мы проезжаем. Чем дальше мы отъезжаем от города, тем спокойнее я себя чувствую. Вокруг простираются пышные, зелёные, волнистые холмы и, казалось бы, бесконечные деревья любого размера и цвета. Всё, кажется, было списано из моего воображения.

А потом мы останавливаемся, ожидая, когда откроются огромные железные ворота. Дыхание перехватывает, и я не могу ничего поделать, кроме как со страхом выдохнуть.

– Твоя бабушка была принцессой?

Кингстон усмехается.

– У моего дедушки были очень далёкие королевские корни, да, но ничего особенного.

«Ничего особенного?Да я же пялюсь на реальный замок!» Газон тянется бесконечно, у круглой подъездной дорожки посередине установлен огромный мраморный фонтан, а выложенная камнями тропинка ведёт к большому пруду, – с арочным мостиком и плавающими по воде лебедями.

– Тогда в школе ты сказал девочкам, что ты не из королевской семьи, – мой широко раскрытый взгляд приземляется на его лёгкую усмешку. – Ты соврал? И я уверена, ты встречался с королевой!

– Я не из королевской семьи. Единственный дед, которого я знал, – который, опять-таки, был в очень далёком родстве, – был вторым мужем моей бабушки, но её единственной настоящей любовью. И я никогда не встречался с Королевой, – Кингстон открывает дверь и вылезает из машины, протягивая мне руку. – А теперь мы зайдём внутрь?

– Наверное, – я выхожу в полном изумлении. – Но не оставляй меня, иначе я тут потеряюсь.