Текст книги "Как стать переводчиком?"

Автор книги: Рюрик Миньяр-Белоручев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

22. ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ К ПЕРЕВОДЧЕСКОЙ СКОРОПИСИ

_Юноша, решивший изучить систему записей в последовательном переводе и сделать ее вспомогательным средством своей будущей деятельности, и не только переводческой, но и референтской, и коммерческой, и журналистской, да и просто познавательной, может уже сейчас приступить к ее практическому усвоению.

Начинать лучше всего со смыслового анализа. Для этого при каждом удобном случае старайтесь выделять в письменных или устных сообщениях смысловые опорные пункты. Так, предположим, вычитаете: «По статистическим данным, численность населения города на Неве упала ниже пятимиллионной отметки, хотя в начале нынешнего года в Санкт – Петербурге проживало свыше пяти миллионов человек». Сразу же записывайте: С. – Птрбрг I 5 < года Т 5 (подчеркивая цифры, мы избавляемся от нулей).

Так вы себя тренируете не только в выделении ключевых слов, но уже и в некоторых правилах скорописи (сокращенная буквенная запись, предикативные стрелки, подчеркивания). В этих записях показано, как при помощи двух подчеркиваний, т. е. использования символа качества, можно обозначить миллионы. Тысячи представлены одним подчеркиванием, а миллиарды – тремя. Вы заметили, наверное, и два предикативных символа (стрелки), обозначающие слова «ниже» и «выше».

Такие упражнения с текстами из газет делайте почаще, а потом переходите на выделение смысловых опорных пунктов из устных сообщений, прибегая к передачам радио или телевидения.

Для смыслового анализа важны и синонимические замены, т. е. нахождение эквивалентов к выражениям, а потом и к целым фразам во время чтения тех же газетных или журнальных текстов. Как правило, такие замены должны быть короче исходных, как, например: оказывать дружескую поддержку – помогать, широкий обмен мнениями – дискуссия, не скрывать своего намерения – открыто, взаимное стремление к сотрудничеству – взаимопонимание.

Если вы уже достаточно грамотно пишете по–русски, то можете по 5–10 минут переписывать небольшие тексты, выбрасывая гласные в середине слова. При этом более внимательное чтение слов, подлежащих сокращению, может даже улучшить вашу грамотность.

Текст в сокращенном буквенном выражении обязательно перечитывайте. Во–первых, нужно уметь читать записанные таким образом слова, а во–вторых – это дополнительная тренировка в расшифровке своих записей. Если у вас есть вредная привычка писать своеобразно или просто неразборчиво некоторые буквы, то такая тренировка может привести и еще к одному результату: вы начнете писать более четко и по правилам правописания. А это высоко ценит начальство, которое по долгу службы вынуждено иногда разбирать каракули своих подчиненных. Ну, а для начала попробуйте прочесть следующий текст:

«Мэр С. – Птрбрга издл рспржние првсти кнкрс пргрм по оздрвлнию эклгчской обстнвки в Неве и Нвскй губе. Нбхдмо ршть 2 прблмы. Обспчть длншее сущствние экосстмы Нвскй губы и встнвть спсбнсть ее к очщнию. А во–втрх, зщтть грд от нвднний».

В данной зашифровке текста есть одно нарушение правила сокращенной буквенной записи. Имя собственное Санкт – Петербург записано сокращенно. Имена собственные рекомендуется записывать полностью, иначе могут быть серьезные трудности при расшифровке записей. В данном случае специфика названия города Санкт – Петербург и контекст (река Нева) позволяют пойти на нарушение правила. Если же вы все же не знаете, что Санкт – Петербург стоит на Неве (вряд ли это возможно), то сокращенную запись не производите.

Начните подыскивать для себя символы, т. е. знаки, изображения, рисунки, которые возникают в вашем сознании в связи с тем или иным словом. Как мы уже говорили, символы должны отвечать особенностям мышления каждого индивидуума. Возникшее представление сразу же распространяйте на смежные понятия, имеющие тот же признак, что и ваше представление. Например, директор вашего учебного заведения – строгий и умный руководитель, который в вашем воображении на голову выше своих подчиненных. Так может возникнуть образ головы, которую можно изобразить через кружок на палочке /р». Не ограничивайтесь использованием этого символа для обозначения своего начальника, он несет признак любого начальника, руководителя, главы. В результате этот символ будет использоваться для обозначения главы государства, президента, премьер–министра, председателя парламента, министра, директора школы, и даже классной руководительницы, тренера команды, вождя племени, лидера партии, мэра города, руководителя делегации, Папы Римского, главы концерна, председателя собрания, вожатого, экскурсовода и т. п.

Широко используйте общепринятые знаки. Возьмем вопросительный знак. Он легко превращается в символ, если начинает обозначать такие понятия, как вопрос, задача, проблема, головоломка, азартная игра, состязание, конкурс, познание, загадка, шарада, трудность, препятствие и кое–что другое. Может возникнуть вопрос, а как при прочтении записей вспомнить, какое именно слово обозначает вопросительный знак? В той редкой ситуации, когда возможна ошибка или когда записи придется расшифровывать через продолжительный отрезок времени, к символу в помощь памяти может быть прибавлена буква, например, к символу «вопрос» прибавьте букву «к», и вам станет ясно, что речь идет о конкурсе.

Умейте шире использовать уже имеющиеся в вашем распоряжении символы, и не только за счет нахождения новых слов – носителей признака, закодированного в вашем символе.

Символы способны порождать новые символы. Часто используют, например, квадрат в его графическом изображении в качестве символа территории, страны, государства, республики, округа и т. п. Если переосмыслить обычный треугольник, то его можно рассматривать как часть квадрата, а значит – и как символ слов представитель, делегат, посол, консул, анклав, поместье, ферма, концессия и т. д. Идя по этому пути, временной символ – начальную скобку, обозначающую начало, открытие, первый день работы, новый год и т. п., легко переделать в восстановление, реконструкцию, воспроизведение, реставрацию, ремонт, прибавляя к ней еще одну скобку. И таких примеров много.

Есть еще одна возможность расширения зоны действия символа. Назовем её обобщением. Для обобщения символа его следует заключить в круг. Так, заключенный в круг квадрат обозначает уже не страну или ограниченную территорию, а земной шар, планету, мир, вселенную. Символ «кружок на палочке», напоминающий руководителя, главу, заключенный в круг, становится правительством, парламентом, правлением, президиумом, командованием. Думайте, как можно обобщить найденные вами символы, и у вас окажутся новые возможности сократить свои записи, сделать свой код более экономным.

Ваши символы смогут расширить ваш арсенал и благодаря конкретизации символа. Конкретизация символа достигается путем возведения его в квадрат. Так, если знак равенства заменял слова быть, являться, результат, то возведение его в квадрат превращает знак равенства в товары, различные виды продукции, итоги. Модальный символ «d» (долженствовать) в квадрате обозначает требования, претензии, запросы…

Символы обретают новое значение и антонимическим путем, т. е. через отрицание того признака, который они несут. Так, если символ в виде большой буквы «X» («скрещенные шпаги») обозначает вооружение, войну, а л а т и н с к а я буква «V» – победу, независимость, то перечеркнутые они начинают обозначать: первый – разоружение, отказ от применения оружия или силы, а второй – поражение, потерю независимости и др.

Не забудьте, что у вас есть возможность комбинировать символы. Так, если кружок – символ, обозначающий совещание, конгресс, встречу, – соединить со стрелкой, направленной вверх, то можно получить понятие «встреча на высшем уровне». Соединение стрелки, направленной слева направо, с буквой «Ж» будет обозначать «проводить в жизнь», а подчеркнутые одной чертой кавычки – «приказ», «постановление», «указ»…

Итак, займитесь изобразительным искусством. Выражайте рисунками, условными знаками свои представления, находите к ним синонимы, антонимы, расширяйте или конкретизируйте их значение, сочетайте символы в различных комбинациях – все эти умственные игры не только обогатят ваш собственный код для записей, но и разовьют логическое мышление, умение вычленять в окружающих предметах существенные и второстепенные признаки, анализировать поступающую информацию и выходить тем самым на более высокую ступень мышления.

Кроме смыслового анализа, сокращенной буквенной записи и различных манипуляций с символами, практикуйтесь в вертикальном расположении записей. Для этого выбирайте в тексте любые предложения и записывайте их в узком пространстве бумаги (ширина не более 10 см) по правилу прямого порядка слов. Вот самый простой пример.

Текст: «Выступление генерального секретаря ООН в связи с предстоящей сессией Генеральной Ассамблеи широко комментирует печать».

Запись: Пчать:

При вертикальной записи слов используйте и те дополнительные средства, которые показывают причинно–следственные, временные, сопоставительные и другие связи, существующие как внутри предложения, так и между предложениями. Скорее всего, вы найдете еще и другие возможности повышения эффективности своего личного кода, но в любом случае углубление в тайны синтаксиса, познание средств выражения своих и чужих мыслей ничего кроме пользы вам не принесут. Если же вы сумеете найти книгу «Записи в последовательном переводе» (М., 1997) того же автора, что и эта книга, то у вас появится самоучитель, который способен на протяжении 20 уроков заменять преподавателя и помочь познать прилежному ученику переводческую скоропись.

23. БЛЕСК И НИЩЕТА СИНХРОННОГО ПЕРЕВОДА

Hастало время подробно поговорить о поражающем воображение и, одновременно, в чем–то примитивном виде переводческой деятельности – синхронном переводе. О синхронном переводе слышали все. Все знают, что синхронным называется такой перевод, который осуществляют одновременно с речью оратора, что синхронный перевод – обязательный атрибут всех солидных международных конференций, что синхронно могут переводить только «избранные» переводчики и что они получают за свою работу солидные гонорары. Все это верно и в то же время не совсем так. Постараемся прояснить в юношеских головах эти и справедливые, и далекие от истины положения. Начнем с истории появления синхронного перевода.

В 1926 или 1927 году (различные источники сообщают разные даты) на имя бостонского радиоинженера Гордона Финли и президента фирмы «ИБМ» Томаса Уатсона был выдан патент на синхронный перевод. Им удалось создать установку, в которой была воплощена идея владельца магазина в Бостоне Эдуарда Филена об одновременном с речью оратора переводе. В 1928 году на VI конгрессе Коминтерна в Советском Союзе впервые переводчики переводили синхронно, используя только микрофон. Об этом пишет один из первых асов синхронного перевода в нашей стране Е. А. Гофман, ссылаясь на журнал «Красная нива». Вот его слова: «В журнале «Красная нива» за этот год можно увидеть переводчиков, сидящих в креслах перед трибуной. На шее у них громоздкое приспособление, поддерживающее микрофон. Телефонов (наушников) нет. Звук воспринимается непосредственно с трибуны»[10]10
  Гофман Е. А. К истории синхронного перевода // Тетради переводчика. – 1963. №. 1. – С. 20.


[Закрыть]. Рассматривая фотографии, понимаешь, что такая организация перевода не вызывала особого восторга ни у переводчиков, ни у их слушателей. Ловить содержание речи оратора или переводчика в котле постоянных помех (хождение и разговоры делегатов и членов президиума, шум проходящего транспорта и многое другое) слишком утомительное и малоэффективное занятие как для переводчиков, так и для присутствующих в зале. Поэтому синхронный перевод коснулся своим крылом нашей страны следующий раз только в 1933 году на XIII пленуме Исполкома Коминтерна, когда переводчикам были предложены наушники. Затем синхронный перевод использовался эпизодически: в 1935 году – на XV Международном физиологическом конгрессе в Ленинграде, в 1936 году – на заседаниях бельгийского парламента (в Бельгии два государственных языка), в 1938 году – в Голландии и т. д.

По–настоящему, как профессиональный вид деятельности, синхронный перевод заявил о себе на Нюрнбергском процессе во время суда над нацистскими военными преступниками. Именно там была предложена современная американская установка, которая впервые показала преимущества синхронного перевода в многоязычной аудитории, и именно там были представлены впервые две профессиональные команды синхронных переводчиков: одна – советская, другая – американская. Только после этого, несмотря на ожесточенное сопротивление переводчиков ООН, которые не хотели признавать преимущество синхронного перевода над последовательным, синхронный перевод с 1951 года прочно утвердился не только в ООН, но и на многочисленных международных форумах.

Почему же синхронный перевод вытеснил последовательный с наиболее важных международных конгрессов и конференции? Только по одной причине. Потому что после второй мировой войны возросло в несколько раз количество рабочих языков в залах встреч представителей различных стран. На авансцену международной жизни вышли и Советский Союз, и Китай, и Латинская Америка. Если до второй мировой войны международные организации в своей работе ограничивались двумя языками (французским и английским), то после победы союзников над фашистами рабочими я з ы к а м и стали и русский, и китайский, и испанский. Совершенно очевидно, что в таких условиях последовательный перевод потребовал бы в пять раз больше времени для заседаний (пять официальных рабочих языков), чем синхронный перевод. Что касается качества перевода, то, без всякого сомнения, при наличии квалифицированных переводчиков последовательный перевод даст значительно более высокие результаты с точки зрения точности, полноты, экспрессии выражения и нормативности текста перевода.

В нашей стране, бедной на международные контакты вплоть до хрущевской оттепели, знакомство с международными форумами и совещаниями совпало с приобщением их участников к синхронному переводу. Классического последовательного перевода с записями у нас многие так и не увидели. Абзацно–фразовый же перевод, при котором перебивают даже в середине высказывания, ломая и стилистику и экспрессию речи, ничего общего с работой переводчика–профессионала с большой буквы не имеет. Скорее всего, по этой причине устного переводчика высшей квалификации у нас называют синхронным переводчиком. Во французском и английском языках принято другое наименование – «переводчик конференций».

Остановимся еще на одном преимуществе синхронного перевода. Синхронного переводчика для его эффективной работы требовалось изолировать от шума зала заседаний, а его речь сделать доступной каждому реципиенту (слушающему). Так возникли кабины синхронистов и встроенные в кресла делегатов телефонные установки, позволяющие выбирать им тот язык, который они лучше всего понимают. Как правило, такие установки предусматривают 5–6 рабочих языков. Впрочем, и здесь мы оказались впереди планеты всей. Если на XX съезде в 1956 году зал Кремлевского Дворца съездов был оборудован с учетом семи рабочих языков, то уже к концу 60‑х годов он позволял использовать на конференциях и съездах тридцать(!) рабочих языков. Конечно, все 30 языков никогда не использовались, тем более что первые кабины синхронного перевода оборудовались полностью закрытыми из боязни террористических актов. Герметичность кабин угнетала переводчиков, которые были лишены возможности наблюдать за оратором, а следовательно, и лучше его понимать. Позже эти кабины были оснащены телевизорами, а нивые уже строились с застекленной стороной, которая позволяла переводчику наблюдать за тем, что делалось в зале, в президиуме и как произносит свою речь оратор. Именно через стекло кабины переводчика нашей команде синхронистов пришлось наблюдать и старческий плач одного из руководителей Советского государства К. Е. Ворошилова, когда Н. С. Хрущев поносил его за пособничество группе сталинистов в Политбюро, и триумф первого космонавта планеты Ю. Гагарина, и полуграмотное чтение написанных референтами речей Л. И. Брежнева. А до кабин Кремлевского Дворца съездов мы находились вообще далеко от зала заседаний, на другом этаже, в закупоренном пространстве под наблюдением работников госбезопасности и не имели доступа в зал.

Одновременно за рубежом был создан и радиовариант для синхронного перевода. Он функционировал следующим образом: при входе в зал все участники заседания получали небольшие радиоприемники, которые можно было повесить на шею; они имели свои собственные телефоны в виде пластмассовых пробочек, которые вставлялись в уши и которые были связаны с приемником проводом; на самом приемнике был переключатель, позволяющий выбрать один из рабочих языков. Такие радиоприемники ловили речь оратора не только в зале, но и в соседних помещениях. Это обстоятельство очень нравилось делегатам, особенно западным. Они предпочитали проводить большую часть времени не в зале заседаний, а в буфете, болтая со своими коллегами и появляясь на своих местах только тогда, когда объявляли о выступлении интересующего их оратора. Через стекла кабин синхронистов нередко можно было наблюдать странную картину: выступает оратор, в зале сидит пара делегатов и только места, отведенные для советской делегации, всегда оставались заполненными. Наши люди демонстрировали редкую для залов заседаний Парижа или Брюсселя дисциплину, прекрасно понимая, что иначе в делегацию советской общественности или профсоюзных активистов не попадешь. Но если в составе наших делегаций можно было часто встретить «лишних» людей, которых возили в качестве доказательства того, что государством у нас управляют простые люди (кухарки), то деловые представители «империализма» быстро оценили преимущества радиоварианта синхронного перевода и не теряли драгоценного времени на сидение в зале заседаний. Естественно, именно они и высказались за синхронный перевод.

Кроме того, синхронный перевод стал быстро «устраивать» и ораторов, и переводчиков. Ораторов, поскольку он выдворил с трибуны переводчика, который своим профессионализмом нередко подчеркивал неграмотность и косноязычие выступающего, отодвигая его на второй план и уязвляя его самолюбие. Переводчиков, поскольку их затворничество и речевое жонглирование двумя языками придавало им ореол исключительности и дарило известную независимость. К тому же, ляпнув какую–нибудь глупость, оратор мог свалить всю вину на переводчика, так как ошибки в сложных условиях одновременного слушания и говорения всегда более простительны.

К сказанному нельзя не присовокупить то действительно сложное, что существует в профессии синхронного переводчика.

Во–первых, работа переводчика в режиме синхронности требует постоянной мобилизации внимания и непрерывного говорения. А это приводит к тому, что через 20–30 минут перевода у синхрониста появляется усталость артикулярно–го аппарата, язык становится «ватным», снижается самоконтроль и в тексте перевода возникают серьезные ошибки. Именно по этой причине режим работы синхронных переводчиков предполагает, как минимум, сорокаминутный отдых после двадцати минут работы, а следовательно, и создание групп или команд в составе 3–4 человек для каждой кабины. К сожалению, эти условия работы часто нарушаются. Иногда по вине переводчиков, которые, стремясь больше заработать, предпочитают переводить вдвоем по очереди, а чаще по вине работодателей, стремящихся сэкономить валюту или послать в командировку вместо полного комплекта переводчиков комплект чиновников. Иногда это происходит и по другим причинам.

В 1959 году меня направляли в командировку в Стокгольм в качестве синхронного переводчика на очередную Конференцию сторонников мира. Мне было поручено вместе с Н. В. Алейниковой, опытной переводчицей, великолепно владеющей французским языком, обеспечить французскую кабину. Два человека на кабину – это уже работа на износ. Каково же было мое удивление, когда на аэродроме стало известно, что соответствующие органы не дали добро на ее поездку за рубеж. И это при том, что и до этого и после она не раз выезжала за границу. Конечно, пути ведомства госбезопасности неисповедимы, но факт остается фактом – в Стокгольме оказался только один синхронный переводчик с французским языком – языком, господствовавшим в то время в Движении сторонников мира. Это была, пожалуй, самая изнурительная международная конференция в моей жизни. С 10 часов утра и до 2 часов дня я сидел без подмены в кабине и переводил с французского на русский и наоборот. Во время обеда приходилось отвлекаться на перевод разговоров наших руководителей с франкофонами. С 4 часов дня до 6–7 часов вечера – снова работа конференции, а после ужина нескончаемые переговоры в номерах гостиницы, где решались основные спорные вопросы и редактировались резолюции. Только после полуночи измученный, не способный более открыть рот и шевельнуть языком, я возвращался в свой номер и погружался в беспокойный сон, наполненный натиском «происков империализма», «гонки вооружений», «поджигателей войны» и других штампов, ничего кроме набора звуков для меня более не значащих. Как я завидовал своим коллегам по английской будке, где О. Н. Быков, в будущем доктор наук и заместитель директора ведущего академического института, и А. В. Коллонтай, тоже будущий доктор наук и уже тогда внук знаменитой соратницы В. И. Ленина, блаженствовали, на мой взгляд, имея возможность постоянной подмены, хотя и им приходилось трудиться основательно. На фоне беспросветной усталости меркли интересные люди с их интересными судьбами, лишенные из–за отсутствия переводчиков контактов со своими знаменитыми коллегами из других стран. А их было много. Именно видные деятели литературы и искусства составляли «имидж» своих делегаций. В советскую делегацию, например, входили на этот раз и Дм. Шостакович, великий композитор XX века, и Григорий Александров, известный режиссер, автор лучших кинокомедий эпохи сталинизма, и поэт Н. Тихонов, возглавлявший в то время Советский комитет сторонников мира, и еще один поэт – бурный, политизированный А. Сурков, и уже упоминавшиеся мною А. Корнейчук и И. Эренбург. Эта командировка длилась 10 дней, но вернулся я в Москву выжатый как лимон, замученный и уже неспособный к словоизлияниям, которых ждали от меня мои приятели и сослуживцы после «интересной» командировки. Синхронный перевод своей непрерывностью и напряжением действительно в состоянии замучить даже опытного переводчика.

Вторая трудность синхронного перевода связана с реакцией переводчика, а точнее, с его реактивностью. Синхронист вынужден ежесекундно мгновенно реагировать на воспринимаемые на слух слова, а точнее, словосочетания. Именно поэтому синхронный перевод отпугивает медлительных людей, хотя и превосходно владеющих иностранным языком. Хорошее знание двух или нескольких языков не является непременным условием успехов синхронного переводчика. Таким условием, скорее, является наличие у него непременного запаса эквивалентных пар лексических единиц, связанных между собой знаковой связью, позволяющих переводить не через анализ и синтез, а в плане модели «стимул–реакция», т. е. не через мышление, а через условные рефлексы. Именно в этом направлении должна происходить и подготовка синхронных переводчиков, о чем мы будем еще говорить более подробно.

Перечисленные трудности синхронного перевода искупаются его невидимым преимуществом, о котором далеко не всегда любят говорить переводчики. Для работы в качестве синхронного переводчика не обязательно безукоризненно владеть узуальным, обычным набором разговорных стандартов иностранного языка. А именно эта сторона речи иностранца вместе с произношением выдает его «чужеродность» при общении с носителями я з ы к а. И если произношение при желании можно отработать в скучнейших фонетических упражнениях, то запомнить и правильно употребить род существительных, спряжение неправильных глаголов, а главное – бесконечное количество исключений из правил, для человека даже с выдающейся памятью в условиях оторванности от соответствующего языкового окружения, – задача чрезвычайной трудности. Где–нибудь он обязательно допустит ляпсус. Я уже говорил о потомке князей Андрониковых, личном переводчике французских президентов. Прекрасно владея русским языком, который он усвоил в детские годы, князь самоуверенно вещал в последовательном переводе: «Встречу руководителей Франции и Советского Союза следует рассматривать как происшествие (!) огромной важности…» Поправить князя его русские коллеги, в том числе и ваш покорный слуга, так и не решились. Так вот, в отношении ляпсусов в синхронном переводе: их допускают даже при переводе на родной язык, а не только в дебрях иноязычной грамматики. И это воспринимается, если только ляпсус не следует за ляпсусом, как закономерное явление в работе синхронистов, в которой решающим становится не оформление перевода, а четкое и быстрое понимание воспринимаемого устного текста, понимание, позволяющее в то же время прогнозировать появление последующих лексических единиц.

Правда, такое прогнозирование при работе с немецким языком способно преподносить сюрпризы из–за провокационных конструкций с глаголом–сказуемым на последнем месте. Вот как об этом рассказывает наш коллега из Германии: «Оратор… говорит с ударением, обстоятельно… и бесконечно наращивая цепочку придаточных конструкций. С чем–то они что–то сделали. Не могу понять, что они сделали: закончили, подготовили, отклонили или пересмотрели. Напряженно пытаюсь представить, что он хочет сказать, и безнадежно забываю все сказанное. Запоминать не имеет смысла – он уже влез в следующий придаточный оборот. Замолкаю. Оратор сбавляет темп и смотрит на меня. Молчу. Я мог бы сказать, что они осуществили, выполнили или реализовали, а потом сделать замысловатый боевой разворот и пристроить конкретизацию – завершение, подготовку, отклонение или пересмотр. Не могу. Молчу. Он смотрит выразительно. Набираюсь нахальства и сообщаю, что мне нужен глагол… Публика ехидно улыбается». (Б. Штайер. О механизме синхронного перевода // Тетради переводчика. – 1975. – № 12. – С. 10.)

Впрочем, в отношении решающего значения аудирования в синхронном переводе наши западные коллеги долго придерживались обратной точки зрения. Именно частое появление речевых ляпсусов в тексте перевода определило принятую ими систему синхронных установок, согласно кото–рым переводили только на родной язык и во все кабины поступала только речь выступавшего оратора. В результате переводчики французской кабины, а следовательно, предлагавшие исключительно французский вариант текста, должны были уметь переводить с английского, немецкого, испанского, русского и других рабочих языков, если таковые имеются. Переводчики английской кабины переводили только на английский, испанской – на испанский, и т. п. Такая система ставит в основу успеха в переводе не аудирование, а оформление перевода, что вполне удовлетворяет слушателей, которые, не зная языка исходного текста, реагируют лишь на неудачные выражения переводчика, а не на искажения речи оратора. Эти искажения они замечают позже, когда сталкиваются с документами или с информацией, которая противоречит полученной от переводчика.

При создании установок синхронного перевода в нашей стране исходили из другого постулата. В условиях Советского Союза, где на огромных просторах достаточно было знать один русский я з ы к, многоязычных переводчиков иметь было трудно. В наших учебных заведениях выпускали, главным образом, специалистов, знающих в совершенстве только один иностранный язык и весьма туманно – второй. Это обстоятельство и предопределило гораздо более, на наш взгляд, эффективную установку для синхронного перевода, предусматривающую поступление в кабину переводчика не только речи оратора, но и его перевода на другие языки, в том числе и на русский. Таким образом, каждая кабина предназначалась на выдачу текстов не одного, а – как минимум – двух языков (родного и иностранного). Та же французская кабина в наших условиях предлагала вариант перевода на русский язык, если выступающий говорил по–французски, и на французский – при использовании оратором других языков. Так довольно прочно утвердился двухступенчатый перевод: оратор говорит на английском языке, английская кабина переводит на русский, все остальные кабины переводят на свой, закрепленный за ними язык. Если же в этих кабинах есть переводчики, предпочитающие переводить непосредственно оратоpa, то они могут это сделать при помощи переключателя каналов поступающей к ним речи. Такая система позволяет использовать в синхронном переводе не только многоязычных, но и двуязычных переводчиков – во–первых, а во–вторых, она отдает приоритет аудированию. Синхронист, свободно принимающий и понимающий текст, предназначенный для перевода, способен избежать тех искажений, которые встречаются у переводчика, получающего в телефоны плохо понимаемую иностранную речь.

Итак, наступила пора подвести итоги с позиций общепринятых положений о синхронном переводе. Синхронный перевод действительно осуществляется одновременно с речью оратора, что дает значительный выигрыш времени и изгоняет из залов конференций минуты и часы нескончаемого томления, которое охватывало присутствующих, ожидающих перевода речи, произносимой на неизвестном им языке. Именно поэтому синхронный перевод стал обязательным атрибутом солидных международных конференций. В то же время синхронный перевод дает продукцию более низкого качества, чем последовательный перевод, и оставляет впечатление плохо дублированного кинофильма. Для работы в режиме синхронного перевода требуется известная выносливость и соответствующая подготовка, способная выработать речевую реактивность у переводчика. Синхронный перевод легче и лучше осуществляется при переводе с родного языка на иностранный, а не наоборот, как это многие считают. Учитывая все это, можно констатировать, что «избранность» синхронного переводчика заключается всего–навсего в соответствующей профессиональной подготовке, которая, как известно, необходима для любого специалиста. И последнее: оплата труда синхронных переводчиков на Западе действительно всегда была высокой. Что касается наших синхронистов, то об этом лучше – расскажет следующий эпизод из практики советского синхронного переводчика.

Где–то в начале 60‑х годов я попал в команду синхронных переводчиков во Дворце Наций в Женеве. Наша команда занимала русскую кабину, т. е. по западному варианту переводила все речи, независимо от языка, на котором они произносились, на русский язык. Мы и подобраны были соответственно: переводчик с английского, переводчик с испанского и я – переводчик с французского языка. Естественно, при таком раскладе кто–то сидел несколько смен подряд в кабине (если ораторы, сменявшие друг друга, говорили на одном языке), а кто–то в это время прохлаждался в коридорах Дворца Наций. Спасал нас от перегрузок точный регламент, при котором в заранее определенное время все синхронисты замолкали и выходили на перерыв, заставляя подчиняться установленному порядку и многоречивых делегатов из развивающихся стран. В перерывах или во время ожидания «своего» оратора мы с удовольствием общались с синхронными переводчиками ООН. И вот угораздило меня на вопрос западного коллеги, который поинтересовался, сколько нам платят за день работы, ляпнуть – 9 долларов. В действительности же нас привезли в Женеву, разместили в приличной гостинице, кормили и еще выдавали в день 9 долларов так называемых суточных. Нам эти условия казались хорошими, так как позволяли не только беззаботно путешествовать, но и привозить кое–какие сувениры домой. По–другому взглянул на наше положение мой собеседник. Такой ответ его возмутил. «Но вас же эксплуатируют! – воскликнул он. – На питание вполне достаточно 10 долларов в день, тем более что утренняя еда входит в счет гостиницы. Так что пусть они не ссылаются на расходы на питание! Вы просто не знаете, что гонорар синхронного переводчика составляет 48 долларов в день! Мы не потерпим дискриминации! Или вам платят по международным расценкам, или мы объявляем забастовку». Мне стоило немалых усилий погасить вспыхнувшее у него чувство солидарности, и то лишь после того, как удалось его убедить, что нам произведут доплату в рублях у себя дома. В начале 60‑х годов 48 долларов – это были большие деньги, в настоящее время гонорар рядовых синхронистов превышает 250 долларов в день, а если речь идет о признанных асах своего дела, то эту сумму можно удвоить или утроить.