Текст книги "Музыка ночи"

Автор книги: Рут Уинд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

Выключив компьютер и лампу, Элли надела шлепанцы, вышла на улицу. Дом на холме сиял огнями, кроме того, Блю включил и уличный свет. И все равно вокруг было очень темно. В траве трещали цикады, густой воздух, напоенный ароматами нагретой за день земли, мягко касался ее лица. Она глубоко вдохнула и остановилась, чтобы насладиться этим покоем.

Жизнь в деревне такая умиротворенная. Ведь людьми, как правило, управляют эмоции, где бы они ни жили, так, что всегда та или иная драма превращает все в хаос. Но здесь, в этой безмятежной обстановке, без рева машин и крика соседей сверху и без такой мелочи, как телевизор и радио, включенных постоянно, Элли чувствовала себя легко и свободно. Ей нравилось дышать воздухом, а не бензином и видеть небо над головой.

Какая-то тень испугала ее, и она от неожиданности вскрикнула, но тут Блю взял ее за руку.

– Это всего только я, – сказал он.

На долю секунды она позволила себе прочувствовать, какая это большая и сильная рука, загрубевшая от работы. Она инстинктивно сжала его пальцы и проговорила:

– У вас сексуальный голос, доктор Рейнард.

– Вы заигрываете со мной, мисс Коннор? – Она тихо рассмеялась:

– Может быть.

– Хорошо. Мне это нравится. – Он шел по тропинке, держа ее за руку. Элли не противилась. На веранде он отпустил ее и жестом указал на стул. – Я пью бурбон. А ты что пожелаешь? Не то же самое, конечно.

– Я не против бурбона, если ты доведешь меня назад.

– Осторожнее. Я могу принять это за приглашение.

– Ты удивительно нахальный, знаешь это?

– Да, знаю.

Она услышала позвякивание льда в стакане и тихое бульканье, потом он подал ей виски.

– Спасибо.

Он уселся на ступеньке.

– Не многие женщины в. наше время пьют неразбавленный бурбон.

– Я не часто.

– Но сегодня ты немного вышла из равновесия, верно? – Она взглянула на него:

– И ты тоже.

Он спокойно ответил:

– Да, это так. Кажется, у нас обоих есть свои шкафы со скелетами.

– Как у большинства людей.

– Ты так считаешь? Не знаю. Похоже, многие просто стараются не создавать себе лишних проблем. Я встречаю таких в городе. Ребята, которые со дня своего рождения делают только правильные шаги, которые живут спокойной жизнью без особых хлопот, и вообще… У них все в порядке. Они никогда не превышают свой кредит, не забывают подстричь траву на газоне и не оставляют работу недоделанной.

Элли прихлебывала из стакана холодный огонь и слушала.

– Ты никогда не замечала, – продолжал он, – что у этих людей, кажется, не бывает и большого горя? Вроде того что их дети никогда не разбиваются, а их дома не горят. Они как будто защищены каким-то большим облаком безмятежности.

– Это обманчивое внешнее впечатление, Блю. Никто не может прожить без печалей и потерь. Таковы правила игры.

Он повернулся к ней, и, хотя в темноте Элли не могла хорошо видеть его лицо, она почувствовала, что он весь внимание.

– Ты действительно в это веришь?

– Моя бабушка говорит, что бывают зеленые времена. – Она подогнула под себя ногу. – Времена, когда все идет как надо. У тебя достаточно денег, чтобы платить по счетам, и никто не умирает, и все происходит так, как и должно происходить. – Она замолчала, чтобы сделать еще один маленький глоток. – Но бывают и серые времена, когда все идет не так. Ты теряешь домашних животных и людей, и у тебя проблемы с деньгами.

– Не серые, – сказал он. – Синие времена… когда ломается вся сантехника.

Она засмеялась.

– И в машине отказывает топливный насос.

– Ты расшибаешь себе палец на ноге, а на руках образуются заусенцы.

– Все заканчивается, и начинают болеть зубы. – Его смех раскатился в ночи, низкий и звучный.

– Молния ударяет прямо в модем. У тебя когда-нибудь такое случалось?

– Нет. Я все выключаю, когда гроза.

– Я теперь тоже. Однажды у меня сгорел весь компьютер целиком.

– Это не серые времена, это глупость.

– Ну, я его не выключил, когда пошел спать. Может, я тогда немного выпил.

– У меня такое чувство, что ты частенько выпиваешь понемногу. Это так?

Он ответил не сразу, лениво покачивая стакан:

– Да, пожалуй, так.

– Почему?

– А что, нужна какая-то причина? – Элли пожала плечами:

– Я не знаю. Может, и нет. Ты просто… ну, ладно.

– Продолжай. Я что?

Темнота и тишина делали ее смелее.

– Ты – загадка, доктор Рейнард. Например, твоя ученая степень.

– Моя степень?

– Ну да. Как это – большой, сексуальный, избалованный южный мальчик и с научным званием в области ботаники?

– У меня хорошо получается со всем, что растет. Растения не разговаривают, и если погибают, то всегда можно вырастить другие. – Он замолчал и улыбнулся ей слегка печально. – Если заботиться об орхидее, то она переживет и тебя, и твоих внуков.

– Ты не любишь терять.

– Нет… хотя можно было бы подумать, что я к этому привык. Я слишком много уже потерял.

– А зеленые времена? Они у тебя были?

Он встал и наполнил свой стакан, перед тем как ответить:

– Да. – Это прозвучало резко. – Но я думаю, было бы лучше, если бы их у меня не было.

– Если бы ты на самом деле так считал, то не пил бы столько.

Он замер, не донеся стакан до рта. Искренне удивленный таким выводом, Блю спросил:

– Ну-ка, еще раз? Что ты имеешь в виду?

– Нет-нет. Это не мое дело. – Она посмотрела в темноту, прислушиваясь к стрекотанию цикад. – Тебе нужны зеленые времена, но ты боишься их, поэтому и прячешься за бурбоном.

Он коротко хохотнул и почти вызывающе опрокинул стакан.

– Ерунда. Не всех надо направлять в общество анонимных алкоголиков. Я пью, потому что мне это нравится.

– Ты спросил – я ответила.

– Да. И в твоих словах есть доля правды, как бы я этому ни противился. – Он посмотрел на стакан. – А может быть, выпивка становится привычкой, она действительно ограждает от многого.

Элли наклонила голову.

– И от чего же она оберегает? – Блю взглянул на нее.

– Кажется, теперь я в этом не уверен.

Элли, расслабившись от спиртного, почувствовала, что не хочет никуда идти. Она хотела сидеть здесь, на веранде, с этим мужчиной, пить и разговаривать в темноте так долго, как сможет.

– Расскажи мне о зеленом времени, – тихо попросила она.

Он повернул голову, и лунный свет омыл его высокие скулы, подбородок и рот.

– Вот эти сегодняшние фотографии и были отражением зеленого времени. Вся моя жизнь тогда была зеленой, с самого рождения. Моя мама всегда пела, и танцевала, и рассказывала глупые анекдоты. Папа очень часто уезжал по делам, но всегда привозил нам подарки. У нас были три кошки и две собаки и аквариум с золотыми рыбками. Приезжали мои дядюшки и брали меня на рыбалку. Мой брат, конечно, досаждал мне, выдумывая всякие прозвища, но Господи, я почитал даже землю, по которой он ходил.

Элли улыбнулась:

– Это нормально, я бы сказала.

– А потом была Энни. Моя жена, – произнес он с легкой хрипотцой. – Она все крутилась рядом и выводила меня из равновесия. У ее родителей был дом как раз на той стороне реки, – указал он. – Но мне даже нравилось быть для кого-то героем.

– Бедная Энни! – рассмеялась Элли. – Но она ведь победила в конце концов, верно? И привела тебя к алтарю.

Он смущенно кивнул:

– Да, привела. Но к тому времени уже я на этом настаивал. – Он добавил и встряхнул виски в стакане, немного отпил. Заговорил снова, уже широко улыбаясь: – Она не желала спать со мной, пока я не надену ей кольцо на палец. Можешь себе представить? В наше-то время!

– Она, наверное, слышала о вашей репутации, сэр. Похоже, она была умной женщиной.

– А кто говорит о моей репутации?

– Да все!

– Правда? – Это прозвучало обиженно. Элли засмеялась:

– Блю, все, кого я встречаю, говорят мне почти одно и то же: "Держись от него подальше. Он кобель. Он сумасшедший". – Она помолчала. – У тебя ужасная репутация!

Он оскорбленно прижал руку к сердцу.

– Ну это уж слишком! Я вовсе не такой плохой. – Он нахмурился. – Во всяком случае, этого не было до того, как она умерла. Ей я нравился.

– Ты же не хочешь сказать, что тебя это действительно задевает?

Блю пожал плечами, не желая признаваться. Разговор был для него болезненным, и по какой-то причине это немного расположило Элли к нему.

– Они все тебя любят, – сказала она и провела ступней по его ноге. – А я никогда не слушаю сплетни.

Он слегка улыбнулся:

– Лгунья!

Элли немного покачалась в кресле, вдыхая ночной воздух и размышляя о том, каково быть ребенком в таком доме.

– У тебя было прекрасное детство.

– Да, – тихо ответил он. – Теперь ты. Расскажи о своем зеленом времени, Элли.

Его завораживающий голос заставил ее представить себе, как бы он говорил это ей на ухо, если бы они занимались любовью. Она хотела отпить еще виски, но с удивлением обнаружила, что ее стакан пуст.

– Могу я налить еще?

– Давай я налью.

– Я могу и сама. – Она встала. – Я помню одно лето. Мне было тринадцать лет. Моя бабушка работала в булочной, но взяла отпуск на все лето, чтобы провести время со мной, пока я не стала слишком большой, чтобы радоваться ее компании. – Налив виски, она снова села. – В этот год мы вырастили огромный урожай. У нас всегда росли ревень, и горошек, и кукуруза, но тем летом мы посадили все, что только могли придумать. Арбузы и дыни, и георгины размером с суповую тарелку, о которых говорил весь город, я не шучу. Это была тяжелая работа, и бабушка заставляла меня полоть, даже когда я не хотела, но знаешь – это действительно было какое-то чудо. Местная газета даже напечатала фотографию нашего сада. – Она вздохнула. – Теперь я, когда ощущаю запах ревеня, всегда вспоминаю то лето. – Молчание, легкое, как влажный воздух, установилось между ними. Элли продолжила: – Следующим летом умер мой дедушка. Вот тогда начались синие времена.

– Как получилось, что ты жила с бабушкой? А где была твоя мама?

Элли насторожилась.

– Она была как бы неуравновешенной и умерла, когда мне было два года. Я ее совсем не помню.

– А твой отец?

– Я никогда его не знала, – осторожно проговорила она и, чтобы убедиться, что Блю ничего не заподозрил, добавила: – Не думаю, что она сама его знала. Ведь это поколение выступало за свободную любовь, помнишь?..

Он вытянул ногу и поставил босую ступню выше ее ступни.

– Бедняжка Элли, ты заставляешь меня чувствовать себя плохо.

– Каким образом?

– Я думаю, ты права, что по самой своей сути я трус. Вот почему я бы предпочел жить в бесцветном времени.

Его нога слегка подвинулась, и Элли захотелось сбросить шлепанцы и поставить ступню ему на щиколотку, просто чтобы касаться его. Она знала, что если сделает это, ее ожидает следующий шаг. И поэтому сказала:

– Но без этих плохих времен у нас не было бы блюзов.

– А они и не понадобились бы нам. Непонятно, согласился он с ней или нет.

– Но ведь это стало бы трагедией, – произнесла она.

– Знаешь, действительно стало бы.

Она вытянула ногу из-под его стопы и встала.

– Сегодня был длинный день. Мне надо отдохнуть.

– Хорошо. Я надену туфли и провожу тебя.

– Нет, спасибо, не беспокойся. Здесь же недалеко.

Он придвинулся ближе, и Элли ощутила запах его кожи, этот легкий экзотический аромат, присущий только ему.

– Я не собираюсь приставать к тебе, если ты боишься именно этого.

Она наклонила голову, сопротивляясь его голосу, чувствуя его, как прикосновение языка к спине. Просто нелепо, что она так на него реагирует. Она потрясла головой.

– Нет, об этом я не беспокоюсь. Просто не хочу доставлять тебе лишних хлопот.

– Вот уж напрасные церемонии. – Он нырнул в дом, потом снова высунул голову. – Серьезно, подожди меня, ладно? Слишком темно.

Она кивнула и, когда за ним захлопнулась дверь, в буквальном смысле взяла себя в руки, чтобы не допустить взрыва естественного сексуального желания, который мог вызвать Блю. Она должна сохранять ясную голову или закончит тем, что подпадет под очарование Рейнарда и окажется в его постели, а она знала по опыту, что не принадлежит к тем женщинам, которые могут спать с мужчиной, а потом просто взять и уйти.

Что он сказал сегодня утром? Что найти секс легко, а друзей – трудно. Он как раз такой мужчина, который может переспать и уйти и, наверное, постоянно так и делает. Как и большинство мужчин. У него это просто привычка – спать с женщинами, которые ему нравятся, привычка естественная, как дыхание, и он, похоже, постарается переспать и с Элли, – пока они не расстались. Именно ей придется позаботиться о том, чтобы этого не произошло.

В два часа ночи Блю окончательно понял, что не заснет, и встал. Он вышел на кухню за стаканом воды, а потом отправился наверх, на чердак. Это было второе его любимое место после оранжерей. Собачка Саша с готовностью присоединилась к нему. Здесь стояли пара кресел, телескоп и CD-плейер, от которого тянулся длиннющий провод к розетке. Лэни утверждала, что когда-нибудь Блю сожжет весь дом.

Появилась Пайкет, как маленькое белое привидение, и счастливо свернулась на спинке его кресла. Саша со вздохом расположилась справа от него, и он удобно закинул ноги повыше. Это была привычная картина: ночь, животные и звездное небо.

Он редко спал крепким сном. И это не было результатом потерь, которые он пережил на восьмом и девятом годах жизни, как считали его школьные психологи и учителя. И не было вызвано смертью жены во взрослом возрасте. Он не отрицал, что его психика, вероятно, пострадала от всего этого, но причина бессонницы крылась в чем-то совсем другом.

Блю часто просыпался среди ночи с горячей головой. В первый раз это случилось, когда ему было восемь. В тот день он ходил вместе с матерью в библиотеку. Поскольку в заливе формировался циклон, Блю захотел прочитать об этом побольше Он заказал книгу о торнадо, ураганах и смерчах и буквально проглотил ее. Мысль о том, что ветер движется по кругу, образуя высокие и низкие фронты, воспламенила его, и остаток дня он пытался вовлечь кого-нибудь в обсуждение этих явлений. Мать выслушала его, но, казалось, не поняла всего чуда происходящего. Отец был сердит. Лэни уделила ему массу внимания, но потом ей пришлось заняться ужином.

Разочарованный Блю вышел из дома и глазел на облака, потом пошел к реке посмотреть на течение, где спиральный цикл жизни повторялся, когда вода заходила в изогнутую бухточку и делала круг, прежде чем выйти наружу. В лесу он видел тот же цикл в годичных кольцах на пне срубленного дерева. А вечером, когда собрались тучи, он с живейшим интересом наблюдал, как ветер гонит их по небу.

Той ночью Блю в первый раз посетила бессонница. Он внезапно пробудился от крепкого сна с ощущением, что сможет сейчас увидеть все устройство вселенной – галактику и звезды, отраженные в воде реки, и цикличную структуру ураганов и торнадо. Взволнованный своим открытием и возбужденный, он сделал то, что будет потом повторять всю жизнь, – вышел и сел на крыльце, в пижамке с ковбоями. Он устроился, чтобы смотреть, как с неба льется дождь, и отпустил свои мысли бродить, где им вздумается.

Он быстро понял, что не стоит рассказывать о своих ночных раздумьях. Вопервых, ему никак не удавалось вразумительно объяснить и описать величие картины – ведь он мог видеть всю структуру целиком, – касалось дело погоды, экологии или математики. Во-вторых, он начал приобретать репутацию мальчика со странностями.

В девятом классе, через два года после того, как погибли его родители, Блю постоянно попадал в переделки и прямиком направлялся в колонию для несовершеннолетних. Но словно для того, чтобы уравновесить все неудачи, один раз ему крупно повезло: он получил в воспитатели Флоренс Грейс, сестру Роузмэри.

Она, казалось, поняла все с самой первой недели и начала действовать. Вместо того чтобы цыкать и укоризненно качать головой, она попыталась выяснить, что можно сделать. Флоренс учила его геометрии, потом тригонометрии, и за один год он усвоил все основы исчислений. Она выяснила, какие эксперименты по изучению погоды, биологии и ботаники он может проводить самостоятельно. Она приносила ему биографии великих ученых и мыслителей, которым, как и ему, не давал покоя собственный пытливый ум, и обеспечивала книгами о поэмах и мечтателях, философах и романистах всех времен. Флоренс говорила, что не имеет представления, куда заведут его собственные мозги, но единственным способом выяснить это было получение информации из всех областей знаний, пока что-то не щелкнет у него в голове.

Блю, изголодавшийся и по вниманию, и по знаниям, поглощал все, что она ему давала, и даже больше. В тот год он спал всего по три часа. Он читал, размышлял и экспериментировал. Флоренс научила его вести дневник, и он часто заполнял страницу за страницей своими наблюдениями и раздумьями. Она спасла его.

Последние четыре года ему не давала спать не жажда знаний. Он приходил сюда, скрываясь от демонов, которые терзали его ум, от привидений, которые преследовали его и выгоняли из дома, как предыдущей ночью. И пригнали сегодня. Те, которые пробудили в нем желание пойти в гостевой домик и лечь рядом с худой женщиной с непослушными волосами, позволив ее смеху окружить его, словно облаком. Какой у нее чудесный смех! Но он оставался здесь, с запрокинутой к небу головой, с кошкой на коленях и собакой под рукой. Он был умным человеком и знал, что мир иногда бывает жесток, но ему по всем меркам не везло с людьми просто катастрофически. Маркус иногда называл его Иовом – шутка, которая не смешила ни одного из них. Блю временами думал, что в прежней жизни он, должно быть, очень сильно насолил Господу или просто родился под несчастливой звездой.

Теперь Блю считал, что безопаснее жить легко и просто. Пока он не связывает себя слишком крепко с кем-нибудь, его жизнь вполне удачна. У него есть друзья и дом, работа и деньги, позволяющие заниматься всем, чем вздумается. Когда он начинает ощущать голод, то всегда находятся женщины, желающие согреть его постель на ночь или на неделю.

Но сейчас ему снова вспомнились слова Элли: от чего спасает стена? Он нахмурился. Последние несколько лет многие упрекали его за выпивку. Лэни прятала от него бутылку, когда считала, что он уж слишком злоупотребляет. Даже Маркус, который не отказывался от пива в субботу вечером и всегда любил пропустить стаканчик виски в конце рабочего дня, пару раз заметил, что, может быть, Блю пьет немного больше, чем надо. Но он никогда не обращал внимания на эти высказывания. Какая разница, что думает Элли? Она чужой человек, просто прохожая.

И все же его беспокоило, что она знала, когда он пьет во время их переписки по электронной почте, и считает, будто бы он прячется за этим. Но внезапная потеря Энни разбила его на части, разрушила его веру, его надежды, даже его способность во что-то верить. В такой боли жило безумие, которого Блю не пожелал бы никому, и он отчаянно с ним боролся.

Блю занялся экспериментами, вечными цветами, окунулся в строительство большой оранжереи, где смог бы точно, насколько это возможно, передать условия тропического леса в Центральной Америке. Он работал по десять, двенадцать, четырнадцать часов в сутки, наняв Маркуса в помощники и приглашая бригады для выполнения той работы, которую они не могли проделать вдвоем. Ночью он открывал бутылку бурбона и осушал ее, чтобы заснуть. Стена из работы и виски. Он возвел ее, чтобы выздороветь. Здесь скрывалась истинная правда. Он, оказывается, не в состоянии иметь дело с реальностью и пока не может повернуться лицом к жизни.

Неужели это так плохо? Ведь что-то вроде этого есть даже в Библии? Что вино надо давать горюющим или сохранять для бедных, чтобы они меньше сожалели о своей судьбе. Может быть. Он не помнит точно. Итак, сидя в темноте, он решил, что, наверное, цепляется за привычки, в которых уже не нуждается. Может, уже безопасно сломать стену и выйти навстречу настоящей жизни. Возможно, он попытается, просто чтобы увидеть. Пора. И даже приоткроет свое сердце, на чуть-чуть, чтобы понять, как это по-настоящему увлечься женщиной – не только сексуально, но полностью. Может, он поцелует ее и посмотрит, что получится.

Как будто читая его мысли, Пайкет ткнулась головой ему в подбородок, тихо мурлыча. Он улыбнулся и провел рукой по ее костлявой спине.

– Она тебе нравится, правда? – Блю взглянул на домик. – Мне тоже.

Что-то очень похожее на надежду шевельнулось в нем, освежающее и мягкое, как большой глоток холодной воды.

– И мне тоже, – повторил он.

Глава 8

Элли пару дней держала дистанцию, желая проявить твердость характера в отношении Блю Рейнарда и его шарма. Она водила старушку из салона красоты в чайную Тайлера, но интервью оказалось менее чем удовлетворительным. Миссис Портер в своих воспоминаниях только слегка коснулась Мейбл Бове, а потом заговорила о других событиях своего девичества. Но время Элли не было потрачено зря – она узнала массу деталей из жизни негритянки в 30-х, 40-х и 50-х годах и сможет потом использовать это, восстанавливая картину мира Мейбл. Элли с нетерпением ожидала возвращения Гвен Лейсер. А пока ее дни текли по установившемуся удобному руслу. Вечерами она писала. Раннее утро посвящалось исследованию, проводимому на чердаке Роузмэри, дневное время уделялось библиотеке. Часть его она посвящала тому, что делала заметки по материалу, которым снабдила ее миссис Нэнс, но в основном Элли разыскивала своего отца. То, что она обнаружила фото матери, придало этой задаче особую безотлагательность, и, проглядывая снимки из школьных ежегодников с 1966 по 1969 год, она ощущала нетерпеливое волнение.

В субботу вечером весь второй этаж библиотеки был в ее единоличном распоряжении и Элли с радостью зарылась в архивы. Чтобы не попасться, она брала с полки только по одному ежегоднику и тщательно маскировала его обложку различными бумагами, газетными подшивками и другими исследовательскими материалами.

Вначале ею руководили только два компаса: образ жизни ее матери в то время и ее собственная внешность, которую она наверняка унаследовала от отца. Диана была белокожей, с голубыми глазами и рыжими волосами. Элли имела темные волосы и зеленые глаза, а цвет ее кожи приближался к тому, что бабушка называла оливковым, хотя сама Элли думала о нем как о желтоватом. Дедушка с бабушкой тоже были светлокожими и голубоглазыми.

Так что вначале она внимательно рассмотрела всех троих парней на фото в старшем классе, где они были "прилизаны" и правильно усажены. Здесь они выглядели очень похожими друг на друга – аккуратно подстриженные волосы, темные костюмы с галстуками и почти одинаковые искусственные улыбки. Кандидаты в ФБР, не иначе.

Поскольку школа была маленькой, Элли смогла обнаружить по нескольку снимков "Короткостриженого" Денниса и "Живого" Бинкла. Деннис занимался борьбой и вызвал настоящий ажиотаж тем, что продал выращенного им бычка за самую высокую цену, когда-либо назначавшуюся на ярмарке штата. На фото он выглядел как типичный сельский паренек – джинсы на кривых ногах, худая шея с выдающимся кадыком. Элли прищурилась. Было трудно определить цвет его кожи из-за того, что снимок оказался черно-белым, но если бы Диане потребовался такой тип, она смогла бы познакомиться с десятками подобных парней в своем собственном городке.

Бинкл казался более подходящим. Даже на черно-белых фотографиях было видно, что он смуглый Его атлетическая фигура украшала групповые снимки футбольной и волейбольной команд. Он, решила Элли, симпатичный, но список видов его деятельности включал также должность вице-президента, члена партии молодых республиканцев, клуба "Будущие бизнесмены Америки", танцевального комитета и шахматного клуба. Карьерист с улыбкой политика.

Даже если Диану привлекла явно сексуальная внешность парня, Элли сомневалась, чтобы он уделил ей хоть минуту внимания. Она написала для себя заметку: "Бинкл женат? Блю его знает? Посмотреть в телефонной книге его адрес, узнать, чем он занимается".

Оставался Бобби Мейкпис. Кроме портрета, сделанного в старшем классе, имелся еще только один его снимок, и под его именем не значилось ни названия какого-нибудь клуба, ни какого-либо вида деятельности. На этом снимке он был в куртке с бахромой и улыбался в объектив поверх гитары. Прическа в слегка нелепом стиле "Битлз", который, вероятно, казался очень смелым для того времени в таком маленьком городке. Парень был вызывающе красив.

Элли могла себе представить, что ее матери очень понравился бы такой мальчик. И она должна была показаться глотком свежего воздуха революционно настроенному провинциалу. Элли наклонила голову, пытаясь в его лице или улыбке обнаружить что-нибудь свое. Она снова взяла групповой портрет. Бобби Мейкпис стоял между Конни и Роузмэри, обнимая обеих. Его волосы были явного ржавого оттенка между светлым и рыжим. Он казался вполне подходящим кандидатом, и если бы она не встретила Конни, Элли испытала бы искушение подробнее порасспросить жителей городка. Теперь это в некотором смысле было похоже на предательство. Лучше немного подождать.

Она еще раз перевернула страницу, чтобы взглянуть на Бинкла, и должна была признать, что здесь сходства гораздо больше. Его волосы, темные и немного кудрявые, обрамляли лицо с резкими чертами. Она улыбнулась, когда поняла, что отмечает различия. Ей не хотелось, чтобы этот парень оказался ее отцом. Забавно! Хотя люди меняются. Он мог пойти на войну и стать настоящим человеком.

От нечего делать она посмотрела на следующую страницу и тотчас обнаружила школьное фото Конни. Ее волосы были немилосердно начесаны, губы накрашены белой помадой, а вокруг шеи красовалось ожерелье в форме сердечек. Удивительно, до чего Конни мало изменилась. Она очень красиво стареет.

Рядом с ней было лицо, которое показалось ей знакомым, – светлокожий негр с озорной улыбкой. Взяв общий снимок, Элли обнаружила его рядом с Маркусом – другой погибший ветеран, Джеймс Гордон. Трое парней из одного класса – это слишком много. Неудивительно, что Маркус захотел поставить им памятник – все они были из одного выпускного класса.

Элли с любопытством нашла имя Маркуса в оглавлении и теперь рассматривала большую коллекцию фотографий: Маркус в спортивной форме с диском в руках, с лентой вокруг шеи. Подпись гласила, что он лучший в штате бегун на расстояние в милю. Он также был на групповом портрете членов школьного самоуправления, что ее немного удивило, может, из-за того, что о нем рассказывали как о хулигане. Последний снимок Маркуса находился на одной из последних страниц. Он стоял рядом с Джеймсом, и оба они хохотали во все горло.

Как раз под ними было фото Мейкписа с гитарой. Элли ощутила легкую меланхолию при виде этих двух мальчиков, Джеймса и Бобби, которые в самом начале жизни погибли где-то в далеких краях. И снова ее поразило, каким нереальным ей всегда казался Вьетнам. Не только нереальным, но и ужасно скучным – старым, пыльным, древним, окруженным странными, непонятными для нее конфликтами. Но тем вечером с Конни и Роузмэри прошлое ожило, и, вглядываясь в старые фотографии давно убитых мальчиков, она почти услышала их голоса, музыку и грохот войны. Как биограф, она часто испытывала подобные эмоции – когда мгновение истории переставало быть просто фактом, изложенным на бумаге. Вспомнив, что брат Блю тоже погиб во Вьетнаме, она обратилась к оглавлению и нашла там Рейнарда. Он был тогда в девятом классе. Младенец.

Услышав шаги на лестнице, Элли захлопнула ежегодник и спрятала его под своим блокнотом. Библиотекарь проплыла мимо, приветливо помахала ей, но не остановилась. Она явно спешила в дамскую комнату. Как только она исчезла, Элли поспешила поставить ежегодник на место. Достаточно для одного дня. Ей надо сконцентрироваться на книге, иначе она никогда ее не закончит.

Когда она готовила салат на ужин, в дверях показался Блю.

– Тук-тук, – сказал он. – Можно войти?

– Конечно. Хочешь колу или что-нибудь еще?

– Что угодно, только холодное и мокрое, – ответил он, входя. – Сегодня жарко как в аду. Я погибаю!

Элли достала банку "Доктора Пеппера" и налила в стакан со льдом. Он жадно пил, закрыв глаза. Даже в футболке, видавшей лучшие времена, и после целого дня работы в оранжерее ему удавалось выглядеть очаровательно.

– Что-то произошло?

– Я просто решил проверить, как ты. Как продвигается исследование?

Она кивнула, не глядя на него.

– Хорошо. Я думаю, что наконец кое-что начинает вырисовываться. Роузмэри обещала найти дневник.

– Это здорово! Я подумал, может, ты захочешь пойти с нами. Мы с Маркусом и Алишей собираемся сегодня вечером в один из музыкальных клубов. Там есть бармен, который помнит Мейбл. Она там пела раз или два, но главное, что он был в нее влюблен. Ты пойдешь?

– Да! – Она даже не попыталась скрыть восторг. И, улыбаясь, смотрела на него. – Знаешь, даже если это не было бы связано с Мейбл, я все равно пошла бы послушать блюзы.

Он выпрямился и подошел ближе, между ними осталось расстояние в ладонь шириной.

– Да? – Он поднял бровь. – А как начет Маркуса и Алиши? Надо ли мне привлекать их, или ты бы пошла только со мной?

Элли взглянула на него, зачарованно уставившись на загорелые скулы, на очертания его рта.

– Не знаю, – честно ответила она. – Наверное, лучше, если они пойдут.

– Тогда я сделал правильное предложение. – Он одним пальцем прикоснулся к ее плечу, потом отступил. – Я зайду за тобой около половины десятого. – У дверей он обернулся. – Это клуб для черных в основном, если ты собираешься нарядиться.

– Спасибо за предупреждение, – улыбнулась Элли. Она знала, что надеть.

Насвистывая, Блю доехал до дома Маркуса. Запах жареного мяса разносился в воздухе, и Блю пошел вокруг дома к затененному деревьями заднему дворику. Когда он остановился у калитки, выскочил толстый щенок и опасливо залаял на посетителя. Двухлетний мальчишка, такой же пухленький и круглый, подскочил к Блю с той же веселой готовностью.

– Эй, дядюшка!

Блю вошел и опустился на корточки, чтобы почесать щенку пузико, а потом зарычал и подхватил на руки мальчишку.

– Кто съел всю мою кашу? – воскликнул он. Джеймс завизжал:

– Это папа!

– Да, и я не боюсь никаких великанов – Маркус, приветствуя Блю, поднял подбородок. – Разве я тебе еще не надоел за неделю?

– Я унюхал эти бифштексы возле самого своего дома. – Блю поднял брови и поставил Джеймса на землю. – Скажи маме, что мне надо пива.

– И иди тихо, когда будешь его нести. А то, когда бежишь, оно сильно вспенивается.

Блю прислонился к дереву.

– Что вы делаете сегодня вечером?

– Пока никаких планов. А ты что предлагаешь?

– Я только что сказал Элли, что мы все… э-э… собираемся сегодня к Хопкинсу.

– Ну и хорошо.

Из дома вышла Алиша в ярко-желтом летнем платье, которое делало ее похожей на цветок. На бедре она несла младенца, Лину.

– Привет, Блю. – Она поцеловала его в щеку. – Прибыл на обед?

– Я прибыл, чтобы вытащить вас сегодня вечером из дома.