Текст книги "Музыка ночи"
Автор книги: Рут Уинд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Глава 15
Впервые с тех пор, как они с Элли стали близки, Блю приснился его сон. Они ужинали с Лэни в городе, и Блю почувствовал какую-то отстраненность, легкий холодок со стороны Элли, который приписал тому, что они впервые все втроем появились на людях. Может, это ее немного смущало, ставило в неловкое положение. Но Лэни явно получала удовольствие, и вскоре Элли расслабилась за бифштексом и бокалом вина.
Правда, позже она все еще казалась невнимательной, и они впервые не занялись любовью. Блю принял душ и, когда вошел в комнату, увидел, что она крепко спит. Он осторожно лег рядом, чтобы не разбудить ее.
Блю проснулся от грома и завывания ветра в водосточных трубах. Подскочил с пересохшим ртом и тотчас подумал о торнадо. Было как раз подходящее время года. Элли продолжала спать, ничего не слыша. Она слала так же, как и ела, – как девочка десяти лет, весь день проигравшая на улице.
Он осторожно отодвинулся от нее, натянув простыню ей на плечо, чтобы она не замерзла. Подхватив джинсы, вышел в холл и там надел их. Собаки пошли за ним вниз, стуча когтями по половицам. Он включил телевизор на канале погоды, ожидая новостей, достал из посудного шкафа бурбон и хрустальный стакан. Налил себе, вслушиваясь в дождь и считая секунды между тем, как сверкала молния и раздавался удар грома. По телевидению – никаких предупреждений, и молния еще далеко. Достаточно безопасно.
Но он совсем проснулся. Включил стерео, тихо, как шепот, чтобы слышать музыку сквозь окно, выходящее на веранду, потом вынес бутылку и стакан, придержав дверь для собак. Саша сразу выскочила наружу, а Эйприл заколебалась, глядя через плечо на лестницу, потом снова на Блю.
– Она в безопасности, детка, – сказал он. – Можешь выйти с нами.
За верандой дождь стоял стеной. Зигзаг молнии расколол воздух, и тотчас грянул гром. Блю поднял брови. Это было не слишком далеко. Эйприл тихо заскулила, прижимаясь к его ногам.
– Не любишь грозу, детка?
Облизываясь, она наклонила голову, как будто чувствуя вину. Блю ощутил влажное дуновение, прохладное и душистое, и налил себе выпить. Трава сияла бледно-серым светом, и по краю земли лес подкрадывался к самой изгороди. Маленьким мальчиком он представлял себе, что деревья на цыпочках подходят ближе, когда никто не видит. Было далеко за полночь, и не слышалось ничего, кроме шума дождя. Во всем мире оставались только Блю, бурбон и эта дыра в его внутренностях, пустая черная дыра, которая иногда, казалось, готова была затянуть его целиком, если он не будет бдителен. Сегодня там разливалась боль, удивляя его своей свирепостью после нескольких недель затишья.
Он проглотил виски одним глотком, ощутил, как алкоголь прожигает себе дорогу, попав как раз в эту дыру и заставив ее сжаться. Он налил еще. Саша со вздохом растянулась на полу и заснула. Эйприл подняла нос, чуя что-то, чего Блю не мог определить, потом, как будто чувствуя его настроение, подошла и села, прижавшись к его ноге, глядя в ночь вместе с ним.
– Ах ты, славная псина.
Он положил руку на густую и мягкую шерсть, благодарный Эйприл за то, что она составила ему компанию. Он просто гладил ее, а она подняла голову и вежливо лизнула его в подбородок.
Сквозь шум дождя доносилась музыка, ускользающий блюз, который заставлял его вспомнить все свои печали. Он прихлебывал виски, и перед его глазами стояло смеющееся лицо его жены. Он старался никогда не думать об Энни. Никогда. Он отдал все ее вещи на следующий день после похорон, и люди сказали, что он поступил правильно, приняв ее смерть с такой спокойной печалью.
Но по правде говоря, он просто не мог вынести того, чтобы случайно наткнуться на ее вещи. Шарф, оставленный на кресле. Подушка с запахом ее волос. Пара туфель, сброшенных под столом. Он бы сошел с ума, если бы не убрал все это из дома.
Ее родители занялись и похоронами. Вскрытие показало многочисленные травмы головы и груди – водитель грузовика, заснув за рулем, врезался в ее машину, когда она возвращалась из Хьюстона, от кузины. По мнению Блю, все было ясно, и следователь согласился. И чтобы избежать мыслей об этом, не представлять себе снова и снова эту трагедию, Блю собрал все ее вещи, сложил в коробки и вынес наружу.
Когда это было сделано, он собрал все фотографии, какие мог найти, начиная с детских, и отнес их на чердак. Прошло почти два года, прежде чем он встретился с другой женщиной, и то только по физической необходимости.
Вот как обстояли дела до тех пор, пока не появилась Элли, маленькая, умная и сильная, и переворошила всю его жизнь, и вновь пробудила либидо, заставив его испытывать чувства, которые, как он считал, давно умерли и были похоронены. В первые головокружительные моменты не было места для этих предупреждающих знаков, точек давления, в которых может прорвать плотину, если он не будет начеку.
Он мог назвать их по цветам. Вот этот красный. Ярость, такая горячая, что невыносимо. Гнев, ведь после всего, чего он лишился, Господь еще и забрал у него жену. Ярость на себя самого, потому что он никогда не может удержать то, что любит. Сине-зеленая точка, расположившаяся где-то в области аппендикса, была печалью и страхом. Это был цвет освещения в коридоре из его сна, где, какую бы дверь он ни открыл, за ней обнаруживался кто-либо из умерших родственников.
Розово-желтый пугал его больше всего, его он и пытался утопить, когда пил. Потому что это была любовь, прорывавшаяся словно какой-то сорняк, заглушающий все остальное.
Он выругался и налил себе еще, но чем больше он пил, тем ярче становились точки, пока он не смешался и не испугался.
– Проклятие, – прошептал он и опустил голову на мягкую шерсть собаки, стоявшей рядом с ним как на страже.
Он понял, от чего защищали его стены.
* * *
Когда Элли проснулась, Блю рядом не было. Ничего необычного. Он действительно спал мало и часто вставал раньше ее. Но утро было дождливым и темным, и ей хотелось прижаться к нему. Она перевернулась и уткнулась лицом в подушку, пытаясь ощутить его запах. И испытала шок, представив, что так будет… в недалеком будущем. Снова просыпаться одной, только с воспоминаниями о нем, и на подушке даже не останется запаха его волос.
Элли медленно осмотрела комнату. Она была и простой, и необычной, и светлой, и заполненной странными, темными тенями, как и ее хозяин. Груда одежды громоздилась на стуле. Она заметила рубашку, которая нравилась ей больше всего – темно-синяя, подчеркивающая светлые пряди в его волосах и убийственно-голубой цвет глаз. Представляя себе Блю в этой рубашке, упирающегося локтями в колени, с порочным блеском в глазах, Элли испытала целую волну эмоций. Еще она подумала о том, каким становилось его лицо, когда он был в ней, как оно принимало это странное, серьезное выражение, загнанное и голодное. И все, что она могла сделать, – это прикоснуться к его голове, обхватить его сильнее, прижать к себе ближе, прошептать его имя.
Элли вспомнила, что просыпалась временами ночью и слышала звуки музыки, а его не было рядом.
С ней все-таки произошло это. Она влюбилась, и серьезно, в человека, который потерял столько частиц души, что никогда не станет прежним. А в это тихое дождливое утро ей дано испробовать, каково будет оставить его. Как будто услышав, что она пошевелилась, Блю внезапно появился в дверях. Несколько секунд он просто стоял, опустив руки, и она заметила, как осунулось его лицо. Элли смотрела на него, снова предоставляя ему право решать, что делать. Не говоря ни слова, он пошел к кровати, срывая с себя одежду и бросая ее на пол. Потом встал на колени над ее телом, покрытым простыней. У нее перехватило горло от того странного, исходящего от него потока энергии, в котором слились воедино гнев, жар и желание, и она не шевелилась.
Блю смотрел на нее, а потом наклонился и впился поцелуем, который она назвала бы свирепым у другого мужчины, крепко держа ее за голову, с требовательными движениями языка, почти с криком. На его губах остался вкус виски. Элли вспомнила о том, как впервые увидела его – сидящим на веранде, с темными щеками и опасными глазами, и она уже тогда знала, к чему это все приведет.
Она крепко взяла его за запястья, но не для того, чтобы вырваться, а чтобы обнять его, когда она села, и простыня соскользнула. Она обхватила его, отвечая любовью на его отчаяние. И тогда поняла, что они поступают именно так, как она предсказывала – она пытается спасти его от самого себя, а он держится за женщину, потому что не знает, как ему выбраться в одиночку.
Но даже это не могло ничего изменить, не могло изменить тот мир, куда они отправились вместе. Блю слегка задохнулся, когда она схватила его за волосы и, крепко держа, целовала его шею, веки, шершавые щеки, прижимаясь своим маленьким телом к его большому. Это она освобождала его, безмолвно приглашала взять ее так, как он хотел, и отвечала на его грубость своей силой. Она цеплялась за его плечи, когда он брал ее, с резкими вскриками прижимаясь ртом к ее горлу. И когда он наконец ослабел и успокоился, она ничего не сказала, а только гладила его по голове, по плечам, а он уткнулся лицом ей в волосы и крепко поцеловал в ухо.
Элли обнимала его, закрыв глаза, чтобы навсегда запомнить, и надеясь, что часть ее любви, просачиваясь сквозь поры ее кожи, излечит его разбитое сердце, которое он с такой яростью скрывает от всех.
Выведенная из равновесия утренней сценой и ощущением, что все каким-то образом распутывается, Элли не смогла остаться в домике и работать. Выбравшись в сильный дождь, она направилась в библиотеку и обнаружила, что там никого нет, кроме седой помощницы, сообщившей ей новость: миссис Нэнс на несколько дней уехала в Остин навестить свою племянницу.
Элли поблагодарила ее и пошла наверх, стряхивая капли дождя.
Сегодня утром она решила посвятить тайне исчезновения Мейбл еще неделю. Если к этому времени ей не удастся выяснить, что произошло, она напишет книгу без этих фактов, сделав тайну пикантным моментом материала. Надо сконцентрироваться и поставить перед собой цель.
Но вначале она взяла школьный ежегодник, чтобы взглянуть на мужа Конни Юинг, и начала с того, который уже был ей знаком, где в выпускном классе учились Маркус, Конни и Роузмэри. Никакого Юинга. Ни в старшем, ни в младшем классе. Но она обнаружила фото неуклюжей девчонки с дико торчащими кудрявыми волосами, по имени Тина Юинг. На ней были овальные очки, искажающие лицо, но Элли ощутила некоторое волнение, глядя на эти волосы.
Оставив книгу на столе, она пошла к полкам и взяла ежегодники за предыдущие годы. И обнаружила Юинга в выпуске 1966 года, в последнем классе, учившемся при сегрегации. Его волосы, подстриженные очень коротко, не могли ничего ей подсказать. Но у него были высокие скулы и прямой нос настоящего американца и какое-то напряженное выражение лица, что наталкивало на мысль о некоторой нестабильности его характера – черта, которую, похоже, любила ее мать. Он был явным кандидатом в отцы. Элли просмотрела страницы, посвященные внеклассной работе, и обнаружила, что он увлекался спортом – на одном из снимков она увидела его в футбольной форме со шлемом под мышкой. На втором он красовался в коротеньких баскетбольных шортах. Это заставило ее улыбнуться – по сравнению с теми длинными, мешковатыми шортами, что носят сегодня, его форма выглядела вызывающе. Но зато она давала возможность увидеть его тело – высокое, стройное и сильное. Худое.
Элли сделала ксерокопии всех снимков и поставила ежегодники обратно на полку, гадая, как бы выяснить кое-что еще. Она, конечно, могла открыться и просто спросить, но это привело бы к Конни и ее дочери Шоне. Как они к этому отнесутся? Элли знала, что в то время внимание Конни занимал Бобби Мейкпис. А Джордж уже умер, и ему не повредит, если окажется, что Элли его дочь.
И все же она не хотела открываться. Пока нет. Через пару дней будет новая встреча любительниц чтения. Она тогда расспросит Конни о ее муже и, может, сумеет выудить какую-нибудь информацию. "Займись делом, Коннор", – сказала она себе.
Думая вчера о Мейбл, Элли снова наткнулась на пробел в шесть недель, которые словно выпадали из жизни певицы. Казалось, тогда Мейбл испытывала очень сильное отчаяние и скрывалась где-то, чтобы залечить раны. Но чем это было вызвано? Крушением любовных отношений с Персиком Макколом? Это предположение пришло к Элли сегодня, когда она полудремала, прижавшись к Блю. Она должна прочитать материалы о смерти Персика. Газета посвятила этому всего несколько строк. Он был преступником и вдобавок черным. В 50-е годы газета не стала бы печатать большой материал о его смерти. Это описывалось как пьяная драка, закончившаяся фатально.
Элли нахмурилась. Разве Док не говорил, что Персика подстрелили возле бара? Запомнив имена, упомянутые в статье, она закрыла подшивку и под дождем отправилась в маленький полицейский участок. Дежурный сержант, высокий и подтянутый, со стального цвета волосами и темными глазами, выслушал ее со скептицизмом офицера по отношению к гражданскому лицу, но потом позволил уговорить себя и повел ее в архив.
– У нас тут происходит не так много убийств, – заявил он, открывая ящик. – И девяносто процентов из них – это ревнивые любовники, убирающие соперников, и тому подобное.
Элли кивнула.
– Думаю, это было убийство того же типа.
– Похоже, мэм. – Он перебрал папки и достал одну, очень тонкую. Открыл ее. – Да, – сказал офицер, проглядывая материалы, – тут немного. Убит возле клуба Хопкинса 11 июля 1952 года. Субботний вечер. Выстрел прямо в сердце. Умер еще до того, как упал.
– Оружие нашли? – спросила Элли.
Он пролистал рапорт, вынул одну страницу, цыкнул.
– Не похоже.
– Вы можете сказать, из какого оружия его застрелили?
– Маленький калибр. С близкого расстояния. – Он нахмурился. – Хм. Тогда, должно быть, это кто-то, кого он знал. Кто, как он считал, был рад его видеть.
Лицо Элли ничего не выражало.
– С ним кто-то был, когда это произошло? Какой-нибудь свидетель?
– Целая куча, но все молчали. Никто не был арестован.
Элли вышла на улицу, вставила ключ в замок зажигания и замерла, глядя на расплывающийся от дождя мир вокруг нее.
– А, Мейбл, – сказала она вслух, – что же мне делать, если его убила ты?
Сегодня уже ничего нельзя выяснить. Алиша пригласила их с Блю на ужин. Это заставило Элли испытать новый приступ неловкости, и она сидела, раздумывая над этим и не заводя машину.
Она чувствовала себя так, словно спала последние несколько недель и очнулась от колдовства только сегодня утром. Внезапно крайний срок сдачи материала приблизился вплотную, и она поняла, что совсем ничего не выяснила о своем отце. И потом, рано или поздно ей придется возвращаться к прежней жизни. К следующему проекту. Продолжать существование.
По дороге промчался грузовик, обдав ее машину водой, и Элли подумала, что не хочет никуда ехать. Это было как в ту ночь на веранде. Она хотела только сидеть там, пить бурбон и слушать его голос.
А сейчас ей хотелось оставаться здесь, в этом промежутке времени, когда она любит мужчину, которому нужна и который заставляет все ее существо петь.
Но, сидя в своем надежном маленьком "бьюике", она поняла, что дело не только в этом. Она не хотела покидать этот городок, в котором снова стала самой собой, где у нее, непонятно по какой причине, завязались более глубокие отношения. Она не хотела оставлять Пайн-Бенд с его невеселой историей или Роузмэри, Конни, Алишу и Маркуса? Если бы она не позволила себе связаться с Блю, то могла бы остаться, но, как обычно, продемонстрировала настоящий талант принимать неправильные решения.
Дождь барабанил по крыше, и она вспомнила, как Блю стоял утром в дверях и запах виски на его губах. Вот что лежало в основе ее сегодняшнего самокопания, и если бы она была честна сама с собой, то признала бы это.
Она со вздохом завела машину. Если через пару недель придется покинуть город – а она очень сильно сомневается в том, что задержится дольше, – то нужно наслаждаться тем, что осталось. Грешно тратить время на уныние.
Глава 16
Когда она вернулась домой, дождь сменился дружелюбной изморосью, отчего весь мир казался прохладным, а зелень посвежела. Элли выпустила Эйприл побегать, а сама стояла на крыльце, дожидаясь собаку.
На холме, на фоне светлых стен оранжереи, она увидела высокую темную фигуру Маркуса. Его машина была припаркована рядом, но место, где обычно стоял грузовичок Блю, пустовало. Она, не раздумывая, отправилась вверх по холму. Мокрая трава хлестала по щиколоткам, и ей приходилось пригибаться под дождиком. Она посвистела Эйприл, чтобы та бежала следом.
Маркус увидел ее, это она поняла по тому, как он на полсекунды задержал очередное движение, но не выпрямился, дожидаясь ее, а продолжал работать.
– Эй, Маркус, – позвала она.
Элли подумала, что он может притвориться, будто не заметил ее, и изобразить вежливое удивление. Но это было не в его стиле. Маркус остановился, чтобы кивнуть ей.
– Если ты ищешь Блю, то он отправился в хозяйственный магазин. Скоро вернется.
Элли думала, что, подойдя, она задаст Маркусу несколько вопросов о Мейбл, но сейчас решила только прояснить ситуацию с приглашением. Минуту она наблюдала за его равномерными движениями, за тем, как его ловкие руки обрывали траву у края стены.
– Что-то не так? – спросил он.
Она набрала в грудь побольше воздуха.
– Да. Думаю, да. Блю сказал, что сегодня мы приглашены к вам на ужин, и, ну… – Она сунула руки в карманы. – Я только хотела сказать, что это не обязательно. Я вижу, у тебя какая-то проблема. – Она боялась запутаться в словах, поэтому выпалила все сразу: – Из-за того, что мы с Блю встречаемся, и я не буду притворяться, будто не понимаю этого. Но до сих пор ты казался настроенным дружелюбно, значит, у тебя должны быть свои причины. Я хотела сказать тебе, вовсе не обязательно, – она сделала паузу, – изображать, что ты ко мне хорошо относишься. – Она сдунула с губ прядку волос.
Он выпрямился, слушая ее.
– Это все?
Она кивнула. Он вытер руки о красную тряпку.
– Я хорошо к тебе отношусь, Элли. И мне нравится, что ты привела в чувство Блю. – Он поднял бровь. – Полагаю, один из вас останется с разбитым сердцем, но так иногда случается в жизни. Хотя Алиша другого мнения. Когда ты уедешь, она, похоже, больше не пустит Блю в свой дом.
Элли насупилась.
– Тогда почему…
Он поднял руки, глядя на нее прямо и серьезно.
– Твоя мать Диана Коннор?
– Что? – Словно кулак сжал ей сердце.
Блю, конечно, не мог выдать ее. Нет! Как только появилась эта мысль, она уже знала, что это невозможно. Маркус изогнул бровь, ожидая ответа. Было невозможно лгать, глядя в его темные, серьезные глаза. Элли кивнула и поняла, когда ему стало известно об этом.
– В доме Роузмэри в ту ночь, верно?
– Да. Зачем ты говорила всем, что собираешься писать книгу о Мейбл?
– Это правда. Просто меня слишком искушала попытка выяснить, – она подняла плечо, испытывая унижение от того, что не знала даже имени своего отца, – что здесь тогда случилось.
– Случилось? Элли вздохнула.
– Она вернулась домой беременная и так и не сказала, кто отец ребенка. Мой отец.
В воздухе повисла напряженная тишина. Элли наконец подняла голову и заметила странное, сосредоточенное выражение лица Маркуса.
– Ты ищешь своего отца?
– Драматическая история, верно? – Намокшее кольцо волос упало ей на лоб, и она отвела его. – Ты знал ее?
– Немного. Почему ты просто не спросишь ее? – Элли поняла, что он не мог знать всей истории.
– Она умерла, когда мне было два года. Тогда это не обсуждалось.
– Умерла? – Элли кивнула.
– Извини.
На дороге послышался шум машины Блю.
– Маркус, ты, случайно, не знаешь, кто это может быть? – Он резко дернул головой.
– В этом я не смогу тебе помочь. Думаю, если тебе суждено узнать, то Господь найдет способ раскрыть все. – Он поджал губы, прикоснулся двумя пальцами к бородке. – Ты, наверное, гадаешь, почему твоя мама ничего не сказала? Наверное, потому что не хотела, чтобы ты знала.
Он знал, Элли была уверена в этом на все сто.
– Может, ты и прав, – проговорила она. – Спасибо. У всех есть свои секреты. Кажется, у Маркуса тоже. Но, торопясь вниз по холму, она подумала, что Маркус, возможно, оберегает Конни. Что придавало еще большую весомость предположению, будто Джордж Юинг и был ее отцом. Довольно любопытная история!
Блю проснулся в самый тихий час ночи и обнаружил, что он в кровати один. На мгновение, одурманенный виски, который он выпил у Маркуса, он решил, что Элли его уже бросила, и протянул руку. Ее место было теплым. Наверное, она вышла в ванную.
Пайкет на его подушке повертелась, ударившись мордочкой о его макушку, и он улыбнулся, убирая голову.
– Глупая кошка. – Он осторожно погладил ее по костлявой спинке.
Элли не вернулась ни через пять, ни через десять минут. Тогда Блю встал, надел джинсы и, подхватив кошку, отправился на поиски. Ее не было на кухне, хотя он заметил, что она наливала себе чаю. Он проверил веранду. Пусто. Выглянул из окна, но в ее домике было темно. Наконец, позволив кошке устроиться у него на шее и мурлыкать в ухо, он стал подниматься на чердак.
Элли не сразу услышала его. Блю стоял в дверях, ошеломленный тем, что увидел. На ней была только одна из его рубашек, задравшаяся с одного боку, открывавшая бедро, явно голое. Волосы она убрала в небрежный узел, и, как всегда, из него выбивались локоны, которые падали ей на лоб и шею, и эта картина тотчас вызвала в нем желание, потребность провести ладонью по этому голому бедру, прильнуть губами к шее над ухом, где вилась темная прядь. На ее лице было задумчивое, очень печальное выражение.
– Должно быть, углубилась в мысли, – проговорил он, усаживаясь на стул напротив нее.
Она слабо улыбнулась, повернув к нему голову, но все ее тело оставалось расслабленным, ноги закинуты на перила, руки свободны.
– Немного, – призналась она. – Здесь очень хорошее место для раздумий. Отсюда все кажется таким легковыполнимым.
Пайкет оставила Блю и, обойдя собак, запрыгнула к ней на колени.
– Ты подкармливаешь ее печенкой? – спросил он.
– Нет, конечно. – Элли прижалась лицом к шее Пай. – Ты моя милая.
Блю хотел спросить, что казалось ей таким невыполнимым, пока она не поднялась сюда, но потом решил, что если она захочет, то сама расскажет. Он поставил босую ногу на стул рядом с ее бедром, ощутив легкое, приятное электрическое покалывание, положил голову на перила и посмотрел на небо.
– Здесь так здорово. – М-м…
Они долго сидели молча в темноте. Блю думал о разном, глядя на звезды.
– Одна из этих звезд названа в честь моей жены, – сказал он. – Знаешь, ты посылаешь шестьдесят долларов, а они тебе – документ с изображением и местонахождением звезды.
– Правда? Какой славный памятник. А где она? – Он повернул голову.
– Сейчас не видно. Под линией горизонта. – Странно, было совсем не больно думать о ней, когда его нога прижималась к теплой ноге Элли, а вокруг царила ночная прохлада, и легкое возбуждение охватывало его.
Он вспомнил о том, как они ужинали у Маркуса и Алиши. Элли любит детей и очень шумно играла с ними, что заставило Алишу почувствовать к ней еще большую симпатию. Джеймс расплакался, когда его стали отправлять спать, и Элли пришлось пойти вместе с Алишей почитать ему книжку.
Но на протяжении всего ужина и приятного времени после, когда они все сидели на заднем дворе и слушали стрекотание кузнечиков и цикад, между Элли и Маркусом образовалась какая-то странная напряженность.
– Что у вас с Маркусом? – спросил Блю. – Что?
Он поднял голову, чтобы видеть ее лицо.
– Ты же слышала. Или у вас безудержный секс втайне от всех – в чем я, по гордыне своей, сомневаюсь, поскольку ты слишком устаешь после меня, или вы скрываете что-то еще.
– О чем ты говоришь?
Он тихо рассмеялся и положил руку ей на щиколотку.
– Да ну, Элли. Думаешь, я ослеп? Вы были так вежливы друг с другом, как в романе Джейн Остин. – Он заговорил фальцетом: – "Мистер Уильяме, не будете ли так любезны передать мне чашку чаю?" – "Конечно, мисс Коннор, почту за честь".
Элли рассмеялась.
– Ты сочиняешь.
– Врунишка. – Он поднял ногу повыше, заставив рубашку на ней задраться еще больше. – Вряд ли вы готовите какой-то сюрприз, поскольку день рождения у меня только в августе.
– А, все ясно. Август. Я должна была догадаться, что ты Лев.
Он усмехнулся:
– Не пытайся сменить тему. – Большим пальцем ноги он еще выше задрал рубашку, приоткрыв интригующую затемненность. – Мы говорим о какой-то тайне.
Элли крепко ухватила кромку рубашки и одернула ее вниз:
– Может быть. – Она нахмурилась. – Блю, как ты думаешь, Мейбл могла бы убить Персика?
Он наклонил голову.
– Вы такая простая и понятная, мисс Коннор. – Ему удалось как следует захватить край рубашки пальцами ног, и он быстро дернул ее вверх, открыв гораздо больше, чем бедро. – Мм-м. – Он поиграл бровями. – Что у тебя там еще?
– А вы думаете только об одном, доктор Рейнард, – ответила она, со смехом хватая его за ногу и сбрасывая ее со стула.
– Да?
– Да.
Она искоса взглянула на него, и от этого его бросило в жар, а еще от того, что в ее голосе прозвучало обещание. Она стремительно скрестила руки, взялась за края рубашки и сняла ее через голову. Потом распутным жестом, от которого он совсем ошалел, она швырнула рубашку через перила и откинулась назад.
– Так лучше?
Он не шевелился, позволяя огненной страсти захватить себя полностью. Лунный свет рисовал резкие тени на ее теле, темные туманные полукружья под каждой грудью, небольшое темное пятно под пупком, геометрически правильное в тени ее бедер.
– Это такой план, чтобы отвлечь меня? – спросил Блю, и его голос сорвался.
Ее веки медленно опустились, ноздри затрепетали, и он понял, что она умирает от желания ощутить на себе его руки.
Но ее голос звучал сдержанно, а руки были раскинуты в стороны.
– Не знаю. Он срабатывает?
В игравших бликах света ее шея казалась кремовой. Его взгляд привлекли соски, возбужденные и увеличенные тенью, и он облизнул губы, зная, что она смотрит на него. Легкая дрожь пробежала по ее коже, и он почувствовал это.
– Да, – сказал Блю. – Срабатывает.
Он раздвинул ее ноги, встав на колени между ними, прижимаясь к ней, а губами – к ее шее. Она засмеялась и обхватила его, притягивая к себе для поцелуя.
– С тобой так легко справиться, Блю Рейнард.
– Только со мной?
Он взялся за ее ягодицы, противясь поцелую, сжимая губы так, что их покалывало от предвосхищения, а его дыхание смешивалось с дыханием Элли. Ее груди терлись о его обнаженную грудь невыносимо приятными толчками, и даже сквозь джинсы он ощущал, как она пульсировала от желания.
Они не отрывали глаз друг от друга и, казалось, замерли на долгое-долгое время, крепко сжимая руки. Потом гул страсти заглушил все, и Блю лизнул ее пухлую нижнюю губу. Снова, на этот раз верхнюю. Она выгнулась, извиваясь, и он застонал. Потом наконец поцеловал ее открытый голодный рот, притянул к себе на колени, с наслаждением услышав ее вскрик. Она беспомощно всхлипнула и укусила его за губу. Стоя на коленях, прервала поцелуй, потянулась к его молнии, потом замерла.
– У меня в кармане. – Его голос звучал хрипло. – Как раз… в переднем.
– О, мне нравится, когда мужчина подготовлен. – Она сунула руку ему в карман, и теперь ее пальцы стали бродить повсюду. – Забавно, я не могу его найти.
– Тогда мне придется терпеть.
– А, вот он.
Она держала пакетик во рту, а сама продолжала начатое – стягивала с него джинсы. Он помог ей, и теперь они оба стояли обнаженные под звездным небом.
– Позволь мне. – Элли зубами разорвала пакетики взяла кондом ртом.
Когда она подняла голову и веки ее были тяжелы от желания, он удержал ее руки.
– Еще нет, сладкая. Мной так легко управлять.
Он сел, держа ее руки за спиной, и мягко усадил к себе на колени. Потом наклонил голову и сильно втянул ртом ее соски. Она сдавленно вскрикнула и, засмеявшись, выплюнула кондом.
– Хочешь, чтобы я задохнулась?
Он хмыкнул и стал ласкать ее медленно, долгими прикосновениями, как она любила, целовать, положив ее голову на сгиб руки, и когда почувствовал, что момент настал и она готова, ворвался в нее. Глубоко. Сильно. Держа ее так.
Теряя голову, но не желая останавливаться, он целовал и целовал ее, пил ее дыхание, касался ее волос, спины, грудей, пока мог сдерживаться. А потом она стала биться, прижимаясь к нему, и он потерял себя, но обрел ощущение целостности.
Когда все было кончено, он упал на спину, задыхающийся и ослабевший, а Элли сверху, безвольно склонив голову на его плечо.
– Можно умереть во время такого оргазма, – проговорила она.
Он провел рукой по ее волосам.
– С тобой так легко справиться, Элли Коннор. – Она рассмеялась.
Элли проспала дольше, чем намеревалась, и проснулась в пятне солнечного света, что заставило ее почувствовать липкий пот на собственных руках и шее. В старом доме была плохая вентиляция, и жара собиралась на верхних этажах.
Элли приняла прохладный душ, вымыла голову, потом связала волосы узлом на макушке – не самая красивая прическа, но наиболее подходящая в жару.
Когда она поднялась по лестнице, то услышала, как Лэни на кухне поет псалом вместе с радио. Элли остановилась, смущенная. Обычно она уходила до прихода Лэни и теперь не знала, как вести себя в этой ситуации. Она была рада, что приняла душ здесь, а не у себя в домике, как будто вода могла смыть всю дерзость ее поведения. И все-таки было очень неловко предстать перед глазами старой женщины после того, как она столь явно провела ночь здесь. "Никак не выпутаться!"
Набрав для храбрости побольше воздуха в легкие, она стала спускаться по лестнице, а Пайкет, Эйприл и Саша шли за ней. Элли позволила себе вспомнить кое-что, и дрожь пробежала у нее по спине. Фу! Ну и ночка! Внизу она обнаружила, что забыла часы на трюмо, и повернулась, чтобы снова подняться. Животные замерли, ожидая, что же она будет делать дальше.
– Прошу прощения, – сказала она, протискиваясь мимо Эйприл.
Саша, быстро дыша, не двигалась с места, и Элли проскользнула мимо нее тоже. Пайкет пошла вперед, задрав хвост и оглядываясь, чтобы убедиться, что правильно выбрала направление. Они все дошли до спальни, потом до кровати, потом услужливо проводили ее вниз по лестнице. Польщенная такой преданностью, она сказала:
– Честно, ребята, я бы справилась и сама.
– Садись, детка, – произнесла Лэни, когда Элли и ее эскорт вошли на кухню. – Неужели они не выводят тебя из себя?
Облегченно вздохнув при этом обычном приветствии, Элли только покачала головой, печально улыбнувшись. Пайкет вбежала на кухню и тотчас замяукала, глядя на Лэни. Это была просьба, кошка чего-то ожидала, и Элли уже открыла рот, чтобы запротестовать, когда худая и хрупкая седая старушка поставила на пол миску с тунцом для худой и хрупкой белой кошки.
