Текст книги "Музыка ночи"
Автор книги: Рут Уинд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава 12
Блю чувствовал себя полупьяным и поглупевшим от страсти мальчишкой. Он и забыл, как это интересно. Рядом с ним в небольшой кабинке сидела Элли, от которой пахло шампунем и кофе. Ее бедро касалось его в идеальном сочетании невинности и соблазна. Когда они с Доком беседовали, Блю наблюдал, как с быстротой ртути менялось выражение ее лица. Он восхищался тем, какая гладкая у нее кожа, думал о том, как намотает черный локон на свой палец. Но в основном думал, как поцеловать ее.
Вся проблема в том, что ее тревожит его репутация. Он нахмурился, глядя в стакан с чаем. Как же это случилось? Ему придется поговорить кое с кем из местных женщин. А пока он просто докажет мисс Элли Коннор, что он вовсе не кобель. Он гордится собой, потому что в музыкальном клубе ограничился малым количеством выпивки, а вчера вообще не испытывал соблазна открывать бутылку. И пока что ничего ужасного не произошло.
Выйдя из ресторана и шагая бок о бок с Элли к грузовичку, он спросил:
– Значит, ты думаешь что Бинкл может быть именно тем парнем?
– Не знаю. И хуже того, не имею представления, как это выяснить, не расспрашивая людей, которые могли знать мою мать. – Казалось, ей стало неприятно от этой мысли. – Я пока не хочу этим заниматься.
Он остановился на тротуаре, чтобы посмотреть на нее.
– Знаешь, я уверен, что они все были бы счастливы тебе помочь. И не оченьто понимаю, почему ты так старательно все это скрываешь.
Она наклонила голову. Носком туфли поводила по разметке на тротуаре.
– Не знаю. – Посмотрела через плечо и отодвинулась, чтобы дать пройти какой-то женщине. – Это сложно объяснить.
Он взял ее за руку и повел к скамейке, которая стояла под ореховым деревом.
– Посидим здесь?
– Может, я не… – Она насупилась. – Позволь, я сделаю это через Интернет. Мне так будет легче.
Блю никогда не видел ее настолько смущенной. Она сидела на краю скамейки, положив сумочку на колени и отвернувшись. И из-за того, что он испытывал желание, из-за того, что на всей земле не было сейчас человека, с кем бы он предпочел здесь находиться, он сказал:
– Я бы хотел услышать это от тебя. По Интернету можно, но это не по-настоящему. верно?
Она взглянула на него, сморщившись.
– Ты жутко приставучий, Блю Рейнард, знаешь об этом? – Он рассмеялся:
– Да, мэм.
Сплетя пальцы, она вздохнула и сказала:
– У всех остальных детей в школе были мамы и папы. Я жила в маленьком городке, там никто не разводился. И вот я воспитывалась у дедушки с бабушкой, и все знали, что моя мать сбежала и вернулась домой беременная. Это было ужасно неловко.
– Ты в этом не виновата.
Она раздраженно помычала и посмотрела на него, как бы говоря: "Спустись на землю".
– Ты же сам живешь здесь всю жизнь. И все прекрасно понимаешь.
Он, признавая ее правоту, поднял плечо.
– Мое настоящее имя было Бархат, и каждый год кто-нибудь слышал об этом впервые, – проговорила она с многострадальным видом, но он расслышал в ее голосе и веселые нотки, – и несколько дней все вокруг дразнили меня "бархатным кондомом". – Она не улыбалась, но ее ноздри задрожали.
Блю захохотал.
– Ой, конечно. Смейся, смейся, – сказала она, но и сама не сдержала улыбки.
Он заставил себя остановиться. Положил ладони на ее руку.
– Бархат, да?
– Даже хуже. Бархатный Закат. Абсолютно хипповское имя.
Он расплылся в улыбке.
– Бедная Элли.
– Да, да. Дети это любят, и я не единственная, кого дразнили. Но некоторые мамаши и учителя меня жалели. – Ее глаза сузились. – Это я ненавидела. Как будто со мной было что-то не в порядке из-за того, что я не могла назвать своего отца.
Элли не смотрела на него, когда говорила, и Блю заметил на ее щеках пятна персикового цвета, внутренний жар сильных эмоций. Он понял, что ее сдержанность дорого ей достается, и для нее будет опасно открыть слишком многое и сразу.
– Хорошо, – сказал он. – Я все понял.
– Да?
На этот раз его улыбка была совсем не веселой.
– Это не так уж сильно отличается от моей ситуации, Элли. Мой отец застрелился, и я жил в этом большом старом доме с теткой, и все были уверены, что я прямой дорогой направляюсь в ад.
Теперь она посмотрела на него глубоким взглядом своих зеленовато-карих глаз. Тонкая, соединяющая ниточка понимания протянулась между ними, притягивая их ближе друг к другу, и Блю был рад этому. Он встал.
– Пошли. У нас обоих сегодня есть работа. Проходя мимо салона Конни Юинг, он увидел, что Конни, Роузмэри и Алиша перекусывают чем-то из бумажных пакетов, и помахал им. Конни прокричала:
– Блю, зайди сюда!
Он остановился на тротуаре и ухмыльнулся.
– А ты обещаешь, что мне не передастся перхоть от твоих клиенток?
– Не знаю, – протяжно проговорила Конни, оглядывая его с ног до головы. – Возможно, мне придется связать тебя и… э-э… ну скажем, подстричь.
– Нахальная какая! – Он схватил Элли и держал ее перед собой, как будто обороняясь. – У меня сегодня есть защита. Вы мне ничего не сделаете.
Элли покачала головой, и он подумал, что она, должно быть, закатила глаза, потому что Алиша улыбнулась. В самое ухо Элли, так, чтобы больше никто не услышал, он пробормотал:
– А у тебя прекрасный тыл, женщина.
– Отстань! – резко ответила она и отпихнула его, спасаясь в кресле Алиши.
Конни хихикнула и похлопала по стулу рядом с собой, игриво поведя плечами. Когда она погладила его по ноге, он поощрительно улыбнулся и она ответила самой хищной своей улыбкой, скосив глаза во всем их голубом великолепии.
– Мы говорили о тебе, сладкий. – Угу.
– Сегодня мы собираемся устроить междусобойчик, чтобы подобрать фотографии для выставки на Четвертое июля, – сказала Роузмэри. – Прежде всего я хочу, чтобы ты принес те снимки, что обещаешь мне уже две недели.
Он поморщился:
– Прости. Я все забываю. – Он посмотрел на Элли: – Ты мне напомнишь, когда мы вернемся домой?
Она кивнула, почему-то мрачно.
– Во-вторых, – продолжала Роузмэри, – я хочу, чтобы ты пожарил курицу и принес, и помог хоть таким образом.
Он снова взглянул на Элли. Ее глаза молчаливо умоляли его – желание девушки участвовать в этом собрании было очевидным.
– Хорошо, – сказал он, наконец отрываясь от ее глаз и поворачиваясь к Роузмэри. – Это я могу. Во сколько?
– Наверное, около семи. Может, уже станет попрохладнее.
– Я приду.
– Ты тоже придешь, правда, Элли?
– Конечно, если я не помешаю.
Блю не мог удержаться, чтобы не поддеть ее слегка: – А я думал, что по вечерам ты работаешь. Она медленно опустила ресницы, снова напомнив ему кошку.
– Иногда я делаю исключения.
– Ой, это мне напомнило, – сказала Роузмэри, кладя салфетку на стол, – что надо прямо сейчас позвонить Флоренс и спросить, не знает ли она, где может быть этот дневник.
– Было бы чудесно, – поддержала идею Элли.
Через несколько минут в автомобиле Блю вставил ключ в замок зажигания и остановился.
– Ты мне очень обязана, Коннор. – Она наклонила голову.
– Ты прав. И мой долг все время растет, верно?
В этот момент он мог сказать, что знает способы, как расплатиться с ним, как-то пошутить. Но утонул в ее больших, глубоких глазах и подумал о маленькой девочке в саду, выдергивающей сорняки.
– Просто правильно напиши мое имя в предисловии.
– Написать "Блю"?
– "Лоуренс", – ответил он и завел машину. Веселый мотив свинга заполнил кабину, и он потянулся, чтобы увеличить громкость.
– Странно, что ты так неравнодушен к свингу, – сказали Элли.
Он положил руку на спинку сиденья, готовясь дать задний ход, и посмотрел через плечо. Поток машин, направленный по этой дороге из-за возведения памятника, мчался мимо. Пропуская их, Блю сказал:
– Моя мама любила танцевать. Это был ее любимый танец, и она кружила меня по всему дому.
Улыбка искреннего удивления появилась на лице Элли, и он подумал, что это одна из тех черт, которые нравятся ему в ней больше всего. Она любит жизнь во всех ее проявлениях.
– Ты умеешь танцевать свинг?
– Немного, – признался он. – Но никому не говори, ладно?
Она хмыкнула.
– Клянусь, что буду молчать.
Его большой палец покоился на спинке рядом с ее шеей, где свисал локон, выбившийся из хвостика. Блю погладил ее кожу легко, задумчиво. Ее реакция поразила его. Она опустила глаза, ее подбородок и уши слегка порозовели, а соски под тонкой футболкой едва заметно напряглись. Это воспламенило его.
– А, Элли, черт побери!
Быстрым жестом он нажал на тормоз, обхватил ее за шею и поцеловал так, что она не успела возразить.
Но все-таки попыталась. Он услышал слабый, тихий вскрик и заглушил его поцелуем. Тридцать шесть часов непрестанных мыслей о том, как прикоснуться к ней, ударили ему в голову, обожгли губы, шею и бедра, когда их языки сплелись. За долю секунды они вернулись в тот волшебный мир, что возник при их первом поцелуе, в их собственный мир, который Блю не узнал, но захотел в нем остаться. И Элли не была застенчива. Она открыла рот и целовала его с той же глубокой страстью, которую испытывал он сам. Тяжело дыша, он поднял голову.
– Если ты действительно думаешь, что мы можем выбраться из этого, не разделив постель, то ты не та женщина, за которую я тебя принимаю.
Она закрыла глаза, но это не помогло.
– Не знаю что и ответить.
– Не говори ничего. Может, тебе просто надо довериться мне.
Она улыбнулась мягко, но печально.
– Если я так сделаю, то стану не той, за кого себя принимаю.
– Сдаюсь.
Он отпустил ее. Снова положил руки на руль. Он чувствовал ее всем телом, на губах, и в животе, и по всему позвоночнику. Боже, он и забыл, что это значит – так сильно хотеть кого-то.
– Элли, – начал он и замолчал, – Я не такой, как они говорят.
– Они меня не волнуют, Блю.
– Тогда что?
Она смотрела прямо перед собой. Покачала головой. Потом пожала плечами. Он не стал настаивать.
Роузмэри случайно видела в окно, как Блю поцеловал Элли в кабине своей машины. Как раз посередине жалюзи сверкал солнечный зайчик, и поэтому она наблюдала как бы отдельные эпизоды картины. Разговор, потом это резкое, неожиданное движение и поцелуй – Господи помилуй! – поцелуй, от которого сводит ноги.
За ее спиной Конни тихо проговорила:
– Похоже, они готовы съесть друг друга.
– Что? – подскочила Алиша, выглянула и выругалась. – Я его убью, если он будет плохо с ней обращаться.
Конни протяжно произнесла:
– Ой, я уверена, что он будет очень хорошо с ней обращаться. Ты не услышишь от нее жалоб.
– Конни, не все сводится к сексу, – раздраженно ответила Алиша. – Я говорю о том, что он разобьет ей сердце. Я уже предупреждала его один раз. И ее тоже, раз уж на то пошло.
– Не все сводится к сексу, – согласилась Конни, серьезно поджав рот и продолжая смотреть в окно. – Но к этому сводится все поведение Блю Рейнарда.
Роузмэри встретилась взглядом с Алишей и впервые увидела в ней не молодую и стройную захватчицу, а женщину в своем праве, со своими собственными планами и взглядами на жизнь.
– Он мне нравится, – спокойно сказала Алиша. – Я просто не считаю его таким уж подарком.
– Ты права, – отозвалась Роузмэри и легко прикоснулась к ее руке. – Но что ты можешь сделать, чтобы остановить несущийся поезд? А этот явно сошел с рельс. Нам придется только ожидать крушения, чтобы потом собирать обломки.
* * *
Элл и повела Эйприл на короткую прогулку к реке, надеясь встретить миссис Лейсер. Но послеполуденное солнце было еще горячим, угнетающим. Даже вода в реке казалась какой-то густой, и, конечно, никого вокруг не было. Элли позволила собаке немного побегать в траве, а сама стояла, прихлопывая комаров и мошек на потной коже и думая о Бинкле.
Там, в кафе, ей было странно разговаривать с живым, во плоти, человеком, так постаревшим по сравнению со своими школьными фотографиями. В его темных волосах, больших глазах и чересчур полных губах она видела отражение собственных черт Его волосы были подстрижены довольно коротко, и невозможно было понять, вьются ли они, но цвет явно повторял черный цвет ее кудрей.
Эйприл шлепала по воде. Элли облокотилась о дерево и уставилась на мохнатые лапы ели, блестевшие на солнце от влажного воздуха. Когда она впервые увидела фотографии в ежегоднике, то не могла себе представить, чтобы ее взбалмошная мать нашла что-то привлекательное в Бинкле. И все же сегодня, заметив, что при всем его богатстве он легок в общении и проявляет интерес к людям, который кажется искренним, Элли изменила свое мнение. Если он в юности обладал хоть половиной такой уверенности в себе, то наверняка казался привлекательным и мог нравиться.
И по правде говоря, ее набор возможных отцов был совсем невелик Может, сегодня вечером удастся выяснить больше. Вполне вероятно, что Диана влюбилась в кого-то, кто не хотел сниматься или в этот день работал. Да что угодно. И все же Бинкл представлялся наиболее вероятной кандидатурой, и она ощущала странную смесь надежды и тревоги. "Займись делом, Коннор", – приказала она себе. И не двинулась с места. Взглянув через плечо, увидела крышу большого дома и представила себе Блю с руками, обсыпанными мукой, пока он жарит куски курицы для сегодняшнего ужина. Она вспомнила о его просьбе.
Перед тем как высадить Элли, он взял ее за руку. "Сделай мне одолжение", – медленно проговорил он. "Какое?" – "Когда войдешь в дом, не начинай думать обо мне, или о нас, или о чем-то еще, ладно? – Он был серьезен. – Пусть все будет как будет".
Элли тогда кивнула, но как может женщина выбросить такое из головы? Как может хоть кто-то выбросить из головы Блю Рейнарда? Когда он потянулся через сиденье, то приоткрыл рот, и она увидела край его передних зубов и розоватую тень языка, а потом вдруг этот язык оказался у нее во рту, и его волосы касались ее лица, а его палец запутался у нее в кудрях – и все причины, по которым она не должна была его целовать, просто исчезли. Ух!
Целых три дня ее нервы были напряжены до предела и реагировали на все – на каплю воды, упавшую на запястье, на прикосновение травы к босой ступне. Ее сны были горячими и тяжелыми, полными видений сплетенных тел и слившихся губ.
"Прекрати!"
Жара все-таки заставила ее посвистеть Эйприл, и они лениво направились назад по тропинке. Стояла почти гнетущая тишина. Птицы не шевелились на деревьях и не пели. Не колыхалась листва. Даже насекомые затихли.
Это напомнило Элли детство, летние дни, которые, казалось, длились по тысяче лет, и долгие скучные послеполуденные часы в поисках какого-нибудь спасения от жары – у ручья или в глубокой тени деревьев Она подумала, что была ужасно одиноким ребенком и, наверное, Блю был таким же.
Обходя последнюю группу деревьев перед домиком, она заметила Маркуса и Блю, стоявших перед оранжереей. Элли замедлила шаг. Судя по их жестам, они обсуждали какую-то проблему, и Маркус взял лист бумаги, который протягивал ему Блю, потом вытащил из кармана ключи и лениво помахал другу. Блю поднял какую-то коробку и понес ее в оранжерею.
Элли представила себе прохладный, ароматный воздух внутри этого длинного строения, и ноги сами понесли ее прочь от душного домика к оранжерее. К Блю.
Подойдя к двери, она услышала музыку. Остановилась, прислушиваясь. Одно из самых красивых, правда, несколько заигранных музыкальных произведений. Если Элли и сомневалась, стоит ли входить, то эти звуки отмели прочь все ее сомнения. Она открыла дверь и переступила через порог. Музыка охватила ее, печальная и мучительная, удивительно сочетающаяся с этой атмосферой. "Тадж-Махал". Она прошла несколько шагов, но, не увидя Блю, остановилась, чтобы впитать в себя эту необыкновенную гармонию – нарастающие звуки музыки, ослепительную красоту розовых ветвей над головой, приносящую облегчение, прохладу и запах влажной земли и цветов.
Элли подошла поближе к стелющимся побегам розовых и белых орхидей того типа, которые можно увидеть в детских комнатах и за корсажами дам, и попыталась вдохнуть аромат. Они не пахли, но все равно были прекрасны, и она подняла руку, чтобы прикоснуться к одному из цветков.
Внезапно сверху донесся какой-то звук, шипение, которое она не смогла распознать, а потом – дождь посыпался на нее мелкими капельками, освежая раскаленную кожу, увлажняя волосы. Элли подняла лицо, тихо смеясь. Разве бывала она когда-нибудь в подобном месте? Она пошла по тропинке, ныряя под ветки и низкорастущие деревья, по вымощенной гравием дорожке мимо маленьких прудиков с водой медного цвета, окруженных орхидеями в форме пауков, в форме труб и странных, неземных существ. Некоторые были огромными, другие – крошечными, некоторые – красивыми, другие – нет. Наконец сквозь густую зелень она заметила обтянутую джинсами ногу, нагнулась под очередной лианой и уже открыла было рот, чтобы выразить свой восторг. В эту минуту канон закончился, и вокруг воцарилась тишина. Элли чувствовала каждое, свое движение, ясно ощущала, как сгибались ее локти и колени, слышала гул крови в ушах и тихий шум собственного дыхания.
Из колонок загремела музыка Баха, веселое и одновременно горестное произведение, лучший из его скрипичных концертов, праздник и плач – смесь радости и печали, которую можно найти в любом моменте любой жизни. Элли поднялась, отбрасывая волосы с лица, и увидела его. Она замерла, не смея произнести ни слова. Потому что Блю стоял на небольшой полянке на фоне стены из буйно разросшихся орхидей, раскинув руки и запрокинув голову, и дождь серебром омывал его лицо, шею и руки, мочил его рубашку, джинсы и волосы. На его лице застыло такое выражение, которое можно было принять и за глубочайшее горе, и за немыслимую радость. Или за благоговение. Даже можно было представить, что он плачет, растроганный музыкой до глубины души, как и Элли.
И в этот момент она поняла. На земле больше не было такого человека, как он! Никого с таким буйством радости, страсти и горя в душе, с такой смесью красоты и потери, с таким сердцем, полным музыки и цветов! "Подумай, – сказала она себе. – Подумай, каково тебе будет, когда он начнет отстраняться, когда ты поймешь, что не можешь спасти его от самого себя. Когда тебе придется сесть в машину и уехать и вернуться к прежней жизни…" Но это было то же самое, что представлять себе последний день каникул в их первый день. Ты знаешь, что он наступит, но до него еще так далеко! Блю был прекрасен, когда стоял вот так среди цветов!
Пораженная, она, наверное, издала какой-то звук, потому что он повернулся и опустил руки. Его лицо было мокрым и словно светилось. Он не улыбался, просто серьезно смотрел на нее из-под намокших ресниц. Потом скрестил руки, взялся за край рубашки и снял ее одним движением. Бросил на пол и протянул руку Элли. Ее взгляд скользнул по его тонкой талии, потом по груди, и – она захотела стоять рядом с ним обнаженной. Ее ноги пошли сами, и она, подхватив край собственной футболки, стащила ее и бросила. Дождь стекал по ее лицу и груди, собирался в волосах, а потом падал каплями на плечи.
Он сделал шаг, схватил ее, обнял, и Элли ощутила пожар в крови под кожей, когда подняла глаза, чтобы взглянуть на него, на Блю. Он взял ее за подбородок и поцеловал грубо, без изящества, с животной потребностью, и она открылась и впустила его, так же грубо впиваясь в его губы. Он плотно прижал ее к себе. Она положила руки на пояс его джинсов, обняв его и ощущая эластичную ткань его белья, и почему-то эта деталь возбудила ее до крайности. Ей захотелось сорвать с него все, касаться его тела своим телом, и она куснула его губы и опустила ладони на его ягодицы. Его руки тоже скользили по ее спине, по бокам, а его рот – о, его рот! Он целовал, впивался, прикасался и пробовал, и каждое мельчайшее движение выражало неудержимую страсть.
Блю хотел ее!
Это вызвало в ней какое-то неистовство, и она прервала поцелуй, чтобы, не вытирая воды, потоками льющейся по лицу, расстегнуть его джинсы. Он втянул живот, помогая ей, и его ладони скользнули по ее плечам и спине, пока он не нащупал застежку ее бюстгальтера и не расстегнул ее. Элли опустила руки, и он упал между ними. Она отбросила его ногой и притянула руки Блю себе на грудь. Его ладони были слегка загрубевшими, но его рот, когда он опустился на колени и прижался губами к ее соскам, оказался шелковистым и горячим, и она закрыла глаза, испытывая острое возбуждение и закинув голову назад, под струи воды. Ее руки обхватывали его мускулистые плечи, шею, запутались в его волосах.
Он поднял голову, положил руки ей на плечи. Элли посмотрела вниз, закончила расстегивать и начала сдвигать одежду, но, чувствуя его взгляд и не слыша никаких слов, смутилась на мгновение. Она остановилась и подняла глаза, внезапно подумав, что он, может быть, не хочет заниматься любовью здесь, ведь это, в конце концов, его святилище.
– Ты бы предпочел пойти в домик? – спросила она.
– Нет. – Он тихо рассмеялся. Его пальцы гладили ее шею, а глаза ласкали ее губы, волосы. – Я просто хочу посмотреть на тебя.
Его руки опустились ниже, обхватили ее груди. Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее ключицу, и слизнул воду, капельками собравшуюся там. Конечно, он не станет спешить. Он никогда не спешит. Он не торопился, исследуя, пробуя на вкус округлость ее плеча, тяжесть ее груди. Элли закрыла глаза, опустила руки на его влажные волосы и позволила своему желанию расти.
– Ты сложена как маленькая куколка, – сказал он и упал на колени, чтобы поцеловать ее живот.
Она слегка наклонилась над ним, прижимая к себе его голову и гладя его прекрасные плечи и волосы.
Внезапно он застонал, и его напряженные руки замерли на ее бедрах. Он опустил голову. Опьяненная, она спросила:
– Что случилось?
Он сел и потянул ее к себе на колени, так что она села на него верхом, и они прижались грудью друг к другу. Элли заметила, что дождь кончился.
– Я просто подумал, как мне удалось быть и таким счастливым, и таким невезучим одновременно.
– Невезучим? – Она захлопала глазами. Он вздохнул.
– У меня нет презерватива.
Она обмякла в его руках и, испытывая смущение, спрятала лицо у него на плече.
– Я чувствую себя глупо.
– Глупо? – Он покачал головой. – Пожалуйста, Элли, не надо. Я умирал от желания. Не передумай теперь. – Он неожиданно наклонился, поцеловал ее в шею открытым ртом, что свело ее с ума. – Пожалуйста, – хриплым голосом повторил он, – не передумай. Я так сильно тебя хочу. – Его руки напряглись. – Сегодня, ладно? Я распланировал все обольщение. Вино, музыка и свечи. – Синева его глаз сияла неотразимо. – Пожалуйста!
Она забыла о смущении, забыла о том, что худая и некрасивая, забыла, что он опасен, и позволила страсти победить. Поцеловала его, не закрывая глаз.
– Сегодня, – согласилась она. Волоски на его груди, упругие и мягкие, прижимались к ее груди, и она прильнула бедрами к его бедрам. – Не могу и сказать, как я разочарована. Если кто-то узнает, твоя репутация кобеля серьезно пострадает. Что ж ты за донжуан, если не имеешь под рукой презерватива в любой момент?
Он тихо рассмеялся, положил руки на ее грудь, нежно поглаживая.
– Обещаю, что оправдаюсь перед тобой.
Блю неохотно отпустил ее, и хотя он собирался отвернуться, чтобы позволить ей справиться с неловкостью, он, казалось, не мог отвести от нее глаз. Она двигалась легко и свободно, встала, наклонилась, чтобы поднять промокший и грязный маленький бюстгальтер. Взглянула на него, покачала головой и сунула его в карман шорт, потом подошла к своей рубашке, подхватила ее. Мягкая белая луна ее груди качнулась вместе с этим движением, и он захотел поцеловать, коснуться ее. Прижал руку к себе, чтобы пуговицы на джинсах не врезались в тело. И все равно продолжал наблюдать.
Ее спина была гладкой, кожа – такой же безупречной и прекрасной, как лепестки орхидей вокруг. Она подняла руки над головой, проскальзывая в рубашку, и мокрое тело блеснуло в тусклом свете.
Он закрыл глаза, считая от десяти до одного. Потом глубоко вздохнул и открыл глаза. Она надела рубашку. Ткань была влажной и обрисовывала соски. Блю не мог удержаться. Он схватил ее за запястья и припал ртом к этой острой вершинке, потому что слишком долго хотел этого, потому что это заставит ее помнить, и потому, что хотел услышать тихий вздох удивления и удовольствия, который она издала. Но это было еще не все. Она подняла руку и коснулась его, погладила сквозь джинсы.
– Сегодня, – прошептала она и поспешила прочь, почти побежала по оранжерее.
Он нашел в рабочей комнате сухую футболку, торопливо натянул ее и схватил ключи. Блю не станет смущать Элли тем, что поедет за необходимой покупкой в город, значит, придется катить в соседний, в двадцати милях отсюда городишко дыра дырой, но там должна быть по крайней мере аптека. Когда он платил за коробку "троянцев", то поймал на себе косой взгляд кассира и понял, что наверняка выглядит более чем странно: волосы мокрые и взъерошенные, джинсы мокрые, а рубашка сухая и единственная покупка – огромная коробка презервативов.
Он фыркнул, и взгляд кассира стал встревоженным. Блю взял сдачу, впрыгнул в кабину грузовика и помчался назад в Пайн-Бенд, к Элли, мысленно умоляя ее не передумать.
– Элли!
