Текст книги "Ай да Пушкин, ай да, с… сын! (СИ)"

Автор книги: Руслан Агишев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9
Бал удался, если так можно сказать

* * *

Санкт-Петербург, Зимний дворец

Высокий черный экипаж с небольшой баронской короной на дверце проехал ярко совещенную мраморную лестницу Зимнего дворца и остановился чуть дальше. Двое крупных лакеев, больше напоминавших грузчиков с порта, живо спрыгнули с запяток и встали рядом. Лица каменные, кулаки пудовые. Стояли так, чтобы ни у кого и мысли не было подслушать разговор своих господ в экипаже.

– … Удивительно, что ты промахнулся. До сих пор не могу понять, как это случилось, – качал головой пожилой господин, откинувшись на спинку кожаного кресла. Его взгляд был полон упрека, чего он и не думал скрывать.–Ты же отменный стрелок. В своем полку лучший был. Как же так вышло?

У мужчины напротив лицо было скрыто полумаской, оставлявшей открытым волевой чисто выбритый подбородок и небольшие усики.

– Это совершеннейшая случайность. Мой выстрел был точен, как и всегда, – его рука дернулась к поясу, где у офицера обычно располагалась кобура с пистолем. – Думаю, у него было что-то под сорочкой. Возможно, это тонкая кираса. Ведь, я попал в него. Точно по…

Прерывая его, старик повелительно махнул рукой. Мужчина сразу же замолчал и опустил голову.

– Хватит. Мне все равно, что и как произошло. Ты должен доделать дело, – взгляд у него стал тяжелым, давящим. – Или наполнить о твоих долговых векселях? Поведешь себя неправильно, и тебя не станет. Я раздавлю тебя, а заодно всю твою семейку. Не веришь? Забыл, что бывает за растрату полковой кассы? Тебя будет ждать офицерский суд чести, а потом пуля в висок. Сестра станет шлюхой, чтобы выплатить долги.

– Я понял, понял, – глухо пробормотал мужчина, скрипнув зубами. – Я все сделаю, как надо.

Старик самодовольно причмокнул. Хорошо видно было, привык, что все решалось по одному его слову.

– Пусть все будет, как в прошлый раз, но уже с другим результатом. Ссора у всех на глазах, затем дуэль. Все должно быть открыто, на виду. Рифмоплета нужно наказать. И…

Он было задумался, но сразу же продолжил:

– Передай ему, что он больше не рыцарь розы и креста.

* * *

Санкт-Петербург, Зимний дворец

Вот и наступил этот день, который принёс семейству Пушкиных столько забот. Четверг, стрелка часов перешагнула десять вечера. Большая часть гостей уже прибыла, и дефилировала в парадном зале в ожидании выхода императорской четы.

– Сашенька, ведь все уже началось, – с ужасом в глазах шептала Наталья, видя перед парадной лестницей дворца огромное число экипажей. – Мы никогда раньше не опаздывали, и теперь все будут смотреть на меня. Сашенька, миленький, скажи, что все будет хорошо. Ой…

Едва они пересекли порог и оказались в сверкающем холле, как на них устремились все взгляды. Если дамы и их кавалеры еще сдерживались, то слуги даже не пытались скрывать свой шок. Было очень занятно видеть, как у них отвисали челюсти при виде Натальи.

– Ташенька, дружочек, полноте, – шептал Александр, склоняюсь к её ушку. – Не обращай ни на кого внимания. Пусть завидуют…

А ей, и правда, завидовали, чего было не скрыть ни презрительными смешками, ни отстраненным видом, ни равнодушными ухмылками. Настоящее отношение все равно «лезло» наружу, как его не прячь и не маскируй.

– Забудь, их никого нет рядом. Они даже рядом не стоят с тобой. Никто из них…

Шептал, а сам никак не мог поверить своим глазам. Ведь, у него все получилось! Он, ни разу толком не державший корректирующий карандаш или кисточку для нанесения тона, сумел создать такое, что у людей глаза на лоб лезут. И лезут, следует сказать, самым натуральным образом.

Больше того у пары девиц на выданье, что явно переборщили с пудрой, закрашивая прыщи, вообще, истерика случилась при виде Натальи. Контраст [спасибо огромным ростовым зеркалам и яркому освещению в залах]между ними был столь разительным, что этого просто нельзя было не заметить. Молоденькие девицы по сравнению с Натальей, к этому времени, на минутку, матерью четверых детей, выглядели внезапно постаревшими бабехами в возрасте хорошо за сорок или того хуже, просто плохо намалеванными куклами.

Наталья же предстала совсем иной. Точеное лицо дышало свежестью. Едва намеченные тоном скулы и огромные глаза вкупе с длинными ресницами придавали лицу особую выразительность, которой так славятся девушки на юге. Еще больше усиливали эффект выделенные контуром губы, особенно притягивавшие взгляд.

– Сашенька… они же все на меня смотрят, – сдавленно шептала Наталья, еще сильнее цепляясь за локоть супруга.

Она, числясь одной из записных красавиц Петербурга, конечно же, привыкла к восхищенным взглядам и шквалу комплиментов, но к происходящему сейчас явно оказалась не готова. Бравый генералы при виде нее молодцевато втягивали животы и лихо подкручивали кончики усов, за что тут же получали тычки и упреки от своих жен. Блестящие кавалеры в возрасте и только что оперившиеся безусые юнцы норовили оказаться рядом, чтобы поймать ее взгляд и выразить свое безграничное восхищение ее красотой. Они толпились, мешая друг друга, сдавленно шипели, кидали в сторону соперников гневные взгляды.

– Мне душно, – у Натальи от такого внимания заалели щеки, что придало ее образу еще больший шарм и неотразимость. – Саша, давай выйдем на балкон.

– Давай.

Александр кивнул, сворачивая в сторону скрытого за роскошными портерами закутка. Там располагался выход на широкий балкон, где гости могли насладиться тишиной после шумного зала, немного освежиться. Стоявшие в ожидание, слуги сразу же предложили теплые меховые мантии, чтобы их не прихватил морозный ветер и стужа.

В этот момент торжественно взревели фанфары, предупреждавшие о выходе императорской четы. Конечно же, теперь ни о каком балконе речь и не шла. Как камер-юнкер, то есть придворный Свиты Его Императорского Величества, Пушкин обязан быть в этот момент в зале и приветствовать императора.

– Тогда позже, – слабо улыбнулась Наталья, кивая в сторону балкона.

Они вернулись в зал и заняли место рядом с другими придворными. Сейчас императорская чета по традиции должна была совершить небольшое дефиле по кругу, чтобы у всех гостей была возможность их поприветствовать.

– Многие лета, Ваше Величество! – по старинке приветствовал императора какой-то старик в мундире, увешанном орденами. Государь чуть задержался рядом, бросил в ответ несколько слов, чем сразу же привел в истовый восторг старого ветерана. – Многие лета…

– Мы просто восхищены, Ваше Величество! Такое великолепие кругом! – перед Николаем Первым склонился плешивый барон с большим пузом, проталкивавший вперед себя нескладного паренька в мундире Преображенского полка. – Ваше Величество, позвольте представить моего сына, Алешеньку, поручика Апшеронского пехотного полка, – этот самый Алешенька, отчаянно выпячивая цыплячью грудь, тянулась перед императором. – Служит, как и его батюшка во славу Отечества…

– Ваше Величество, как вас неимоверно стройнит этот белоснежный мундир! – доносился чей-то восхищенный голос с другой стороны. Императору пришлось чуть наклонить голову и туда, приветствуя очередного придворного.

Вскоре императорская чета оказалась и возле супругов Пушкиных, которые были едва видны за спинами других гостей. Они уже собрались было пройти мимо, как государыня, до этого хранившая полное молчание и не изъявлявшая ни к кому особого интереса, вдруг встрепенулась и дернула супруга за руку. Причем это оказалось столь заметно, что насторожились и остальные члены Свиты. Ведь, внимание императрицы, как известно стоило очень дорого. Вот свитские внимательно и вслушивались в разговор.

– Посмотри…

– Что же привлекло твое внимание…

– Это просто невероятно…

– Гончарова⁈

– Мне непременно нужен тот же самый мастер…

– Хорошо, хорошо, я разузнаю…

Пушкин, уже предчувствуя дальнейшее развитие событий, повел плечом и сделал шаг вперед. Внимание императора, учитывая его грандиозные планы, ему совсем бы не помешало.

– Ваши Величества, для нас большая честь, – Пушкин поклонился, супруга сделала книксен. – Присутствовать здесь.

Император же ответил не сразу, застыв рядом с ними. На его лице появилось довольно странное выражение – эдакая смесь восхищения, удивления и растерянности. Ясно чувствовалось, что он хотел что-то спросить, но не знал, как это сделать.

– Господин Пушкин? – неопределенно произнес Николай Первый, продолжая разглядывать Наталью. – Э-э-э… Наталья Николаевна, пусть простит меня супруга, но вы просто обворожительны!

Та смущенно опустила глаза. император, конечно, оказывал ей знаки внимания, но так явно и открыто еще не случалось.

– Надеюсь, вы откроете секрет, иначе вашему императору грозит настоящий бойкот, – шутил Николай Первый, явно намекая на неудовольствие супруги. – Неужели в наших пенатах объявился какой-нибудь гениальный мастер, о котором мы и слыхать не слыхивали? Француз? Или может вы выписали его из Испании?

Пушкина покачала головой, показывая на, стоящего рядом, Александра.

– Это полностью заслуга моего супруга, Александра Сергеевича. Он самолично помогал мне готовиться к сегодняшнему торжеству.

У императора едва только ступор не случился. На лице застыло выражение крайнего удивления, которое редко у кого увидишь. Видно было, что государь с трудов верил, что поэт мог такое сотворить.

Чуть кашлянув, Александр широко улыбнулся. Теперь, когда почва была подготовлена должным образом, пришел его черед выходить на сцену.

– Ваши Величества, – обращаясь разом к императорской чете, начал он. – Я полностью к вашим услугам. Увиденное вами, действительно, моих рук дело и, как это ни странно, связано с моими литературными изысканиями. Как вы знаете, я пишу историю Пугачевского бунта…

Александр даже не думал импровизировать. Пытаясь предстать перед императором в наилучшем свете, сейчас он выдавал довольно необычную историю, призванную все объяснить.

– В процессе исторических изысканий через мои руки прошло бесчисленное число старинных бумаг из запасов церквей, монастырей и частных архивов, где удалось наткнуться на весьма интересные записи индийских целителей…

Как говориться, чем невероятнее [в данном случае сказочнее] история, тем легче в нее поверить. Главное, не забыть ее густо сдобрить порцией правды, чем сейчас Пушкин и занимался.

– … Древние индийские мастера указывали на умеренность, как важнейшее правило в искусстве украшения. Косметические мази, предупреждали они, должны лишь помогать, но ни как не вредить…

Тут уж он, в свое время прочитавший уйму исторической литературы про Екатерининские, Петровские и более ранние времена, «оседлал своего любимого конька». Ошарашенным придворным во главе с императором, рассказал про то, как в XVII-XVII вв. в погоне за красотой девушки и женщины травили себя свинцовыми белилами, помадой из ядовитой сурьмы и настойками с мышьяком. Причем делал это в красках, с живыми примерами, чем буквально заставлял цепенеть, а то и ахать от ужаса, некоторых впечатлительных дам.

– … Вы только подумайте, некоторые дамы до сих пор для отбеливания кожи используют свинцовые белила, страшнейших яд, приводящий к болезням, а главное, бесплодию. Еще более страшна киноварь, которой подкрашивают губы. Это же ртуть, яда страшнее, вообще, сложно придумать…

Тут чуть в стороне раздался слабый вскрик, а затем глухой грохот. Похоже, кто-то не выдержал таких историй и потерял сознание.

– Однако я готово поделиться тем, как с пользой следить за своей красотой, – и в этот момент Пушкин показал на супругу. Мол, вот и доказательство моих слов. Если же нужно еще подтверждение, то можете посмотреть в зеркало. – Очень скоро я представлю на суд общественности мою особую книгу для милых дам и их кавалеров. Ваши Величества, конечно, же вашему внимаю моя книга будет представлена в самое скорейшее время.

Взгляды собравшихся тут же скрестились на императорской чете, отчего те почувствовали себя довольно неуютно. Ведь, смотрели на них отнюдь не с великой радостью, с острой, нескрываемой завистью. Так голодные псы смотрят на своего собрата, где-то урвавшего кость.

* * *

Санкт-Петербург, Зимний дворец

Время уже было за полночь. Кое-кто из гостей только-только начал подумывать об уходе. Седовласые придворные вздыхали, покряхтывая от усталости. Чей не молодые, чтобы полночи бодрыми козликами скакать.

Поднявшийся ажиотаж понемногу спал. Многие из дам успели добежать до особых туалетных комнат, где горничные им помогли смыть с лица разнообразные мази. Их примеру, как оказалось, последовали и некоторые из мужчин, которые тоже злоупотребляли такими средствами.

Пушкину к этому времени заметно подустал, и захотел немного освежиться. Морозный воздух сейчас точно бы оказался кстати.

– Ташенька, может прогуляемся? – он показал в сторону балкона, куда устремилось еще несколько пар. Получается, не одному ему стало душно. – На улице сейчас диво, как хорошо.

Их путь лежал рядом с группой шумной молодежи, что-то живо обсуждавшей. Значит, Наталье вновь стоило ожидать и восхищенных взглядов, и бросаемых комплиментов, и сальных улыбок.

– Таша, потерпи, – понимающе улыбнулся Александр, не отпуская ее руку. – Совсем немного осталось. Скоро все закончится, и мы поедем домой.

– Да, Сашенька. Что-то я сегодня особенно притомилась.

Так, беседуя в полголоса, они пересекли зал, оставили позади молодежь. Осталось повернуть, и окажешься перед дверьми на балкон.

Вдруг до уха Александра донесся чей-то презрительный голос. Причем говоривший и не думал шептать, а нарочно делал это довольно громко.

– … Господа, вы не думаете, что у некоторых карликов бывают просто божественной красоты дамы? Разве есть большая несправедливость на белом свете? Карлик и богиня…

Тут же раздался громкий издевательский хлопот.

– Браво, Жорж, браво! – кто-то даже захлопал. – Карлик и богиня…

Пушкин почувствовал, как у Натальи сбился шаг, а её рука с силой стала его локоть.

– Таша, ты че…

И тут до него неожиданно доходит, что это его только что оскорбили, и в этом не было никаких сомнений. Ведь, всем без исключения было известно, как болезненно поэт относился к своему невысокому росту. Он специально заказывал высокие цилиндры на голову, башмаки и туфли с внушительными каблуками, чтобы казаться выше. На балах же избегал стоять рядом с супругой, которая была почти на голову выше его.

– … Карлик, мнящий себя атлантом, что может быть нелепее? Так ведь, господа? – незнакомец и не думал прекращать, хотя и так уже балансировал на самой грани между злостной шуткой и открытым издевательством.

Совершенно очевидно, что Пушкина намеренно хотели оскорбить. И если фразу про карлика и богиню можно было еще пропустить мимо ушей, то остальное было уже никак нельзя не заметить. Только глупец не поймет, что именно Пушкина сравнивают с карликом и атлантом. И если это спустить без всяких последствий, то эта некрасивая история уже к вечеру будет известна всем, кто явился на балл. К завтрашнему утру об этом уже будет судачить весь Петербург. Как такое стерпеть?

Кровь бросилась Александру в лицо, заставляя то бледнеть, то краснеть.

– Сударь, вы не могли бы повторить это мне в лицо?

Пушкин медленно развернулся и нашел глазами говорившего, которым оказался молодой мужчина в зеленом мундире французского кавалергарда. Незнакомец был статен, роскошные эполеты прибавляли ширины в плечах, а тщательно завитым иссини черным волосам позавидовала бы иная модница. Известной мужественности ему прибавляли и небольшие усики, хранившие следы особой заботы. Словом, оскорбитель оказался франтом с довольно яркой мужской внешностью.

– Или отсутствие чести и совести вам не позволяет это сделать? – Александр говорил медленно, с ленцой, словно ему скучно и неинтересно даже рядом стоять. Хотя внутри него пылал даже не огонь, а самый настоящий пожар. Честно говоря, он и сам не ожидал от себя, что все это примет так близко к сердцу. Видно, взыграло что-то от «прежнего» Пушкина. – Итак…

Незнакомец тоже развернулся в его сторону, их взгляды скрестились. У Александра тут же холодок побежал по спине. Ощущение было, так сказать, совсем не из приятных.

– Повторю, почему не повторить? Барон Геккерн всегда готов отвечать за свои слова.

Теперь стало окончательно ясно, что здесь не было никакой случайности. Ведь, барон Геккерн – это никто иной, как Жорж Дантес, с которым они уже стрелялись полторы недели назад. И вот «на носу» новая дуэль, которая просто обязана была закончиться смертью одного из них. Естественно, это не случайность. Кто-то совершенно определенно пытается убить поэта.

– Я сказал, что карлик, который мнит себя атлантом, выглядит в высшей степени нелепо, – Дантес произнес это медленно, с издевкой смотря в глаза Пушкину. – Нужно ли мне это повторить еще раз, сударь, или вам все понятно с первого раза? Думал, что рыцарь розы и креста более понятлив.

За их спинами тем временем начала собираться толпа. Привлеченные громкими голосами на повышенных тонах, гости слетались со всех концов бального зала, словно пчелы на мед. В таких условиях игнорировать оскорбление было никак нельзя.

– Еще я говорил о противоестественной связи карлика и…

Дантес еще больше повысил голос, оглядывая собравших вокруг них. Явно привлекал внимание.

– Боги…

И тут Александра «накрыло»: в глазах «встала» кровавая пелена, заложило уши, изнутри стал подниматься звериный рык. Не помня себя от ярости, он рванул вперед и со всей силы ударил в челюсть Дантесу, прямо в его презрительную ухмылку.

Глава 10
Не поймешь: то ли явная, то ли скрытая угроза

* * *

Бал прошел и высший свет «загудел», напоминая потревоженный улей с пчелами. О случившемся происшествии с Пушкином заговорили в блестящих салонах аристократии Петербурга, на званных ужинах в дворянских поместьях, в офицерских кабаках, и даже в барских домах богом забытых сел и поселков. И все, как один, задавались лишь одним вопросом – что это такое было?

– Позор! Порушение самых основ священной традиции! – кричали горячие головы из офицеров, увидевшие в этом посягательство на освященные веками ритуал поединка, дуэли. – Нет никакого прощения!

– Нехорошо, право слово, – неодобрительно качали головами степенные мужи из чиновников, которых больше смутило не нарушение ритуала, а сам факт дуэли. Им гораздо ближе была бы судебная тяжба об оскорблении чести и достоинства. В таком случае они точно бы все одобрили. – Как-то это все по-мужицки выглядит, не благородно. Совсем не хорошо. Вот к стряпчему бы обратиться, да засудить французика за его мерзкие слова…

Старики же, особенно из заслуженных ветеранов Отечественной войны с Наполеоном, войн с турками, напротив, одобрительно посмеивались, когда речь заходила об этой стычке на балу. Подкручивая кончик уса, они воздавали должное хорошему удару, снова и снова разбирали, как далеко, как высоко и как быстро отлетел француз. Нынешняя молодежь, ворчали старики, уже и забыла, что иногда для офицера и аристократа не зазорно и кулаками поработать.

Дамы же, напротив, большей частью были в смятении, то вставая на сторону поэта, то на сторону его обидчика. Одни жалели статного красавца Дантеса, живое воплощение мужской стати и мужественности, охая и ахая при перечислении его увечий. Другие, правда, гораздо тише, восхищались Пушкиным, не испугавшимся встать на защиты чести своей супруги.

Словом, «бурление» с каждым днем лишь усиливалось, в скором времени грозя захлестнуть всю империю. Само собой напрашивалось продолжение этого происшествия, которое и должно было положить конец всей истории. Со дня на день высший свет ждал официального объявления о дуэли между Пушкиным и Дантесом, которого почему-то все не было и не было. А дело, как оказалось, было в следующем…

* * *

Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.

Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных

На следующее утро Александр уже в десять часов сидел в своем кабинете и медленно отхлебывал из чашки крепкий кофе. По-другому было никак не проснуться; поспал хорошо, если четыре часа, а скорее всего и того не было.

– Лев, ну, наконец-то! – с радостью воскликнул он, едва в дверях показался младший брат. Выглядел тот тоже не очень, напоминая скорее вурдалака из плохих французских книжонок, чем живого человека: глаза красные, воспаленные, лицо осунувшееся, протянувшиеся морщины по лбу. – Какие новости, не томи?

После вчерашней драки [настоящей драки, собственно, и не было, а был один хорошо поставленный удар прямо в лицо, после которого Дантес сразу же отправился в глубокий нокаут] вопрос о случившемся для него был едва ли не самый главный. Ведь, последствия его несдержанности могли быть очень и очень серьезные. По-хорошему, тут «пахло» серьезным преступлением, если учитывать нанесенные увечья и родство Дантеса с французским посланником.

– Чего кривишься? – Пушкин никак не мог понять, что за гримасы гуляли по лица брата. Если посмотреть так, то он улыбался, если эдак, то вроде и хмурился. – Понять толком не могу.

– Хорошая новость в том, что дуэли, похоже, не будет, – наконец, выдал Лев, заставив Александра с облегчением выдохнуть. Снова стреляться, памятуя о недавнем, никак не хотелось. – А причина этого есть и плохая новость. Своим ударом ты, милый братец, раздробил этому негодяю челюсть. Красавца Дантеса больше нет. По слухам, ему пол года, если ни больше, придется есть через трубочку. Ему крупно повезет, если челюсть удастся собрать. Такие увечья, как ты понимаешь, весьма и весьма дурно пахнут.

Вместе с братом потемнел лицом и Александр, прекрасно понимая, что ему может теперь грозить. Если попадешь в жернова государственной машины, то можно и не уцелеть. Не спасет ни известность, ни расположение друзей и знакомых. Все эти мысли в один момент промелькнули в его голове, резко стимулируя мыслительный процесс. Выражение «зашевелились мозги» вдруг наполнилось вполне понятным и реальным смыслом.

– Ничего, Левушка, понюхаем, что там и где пахнет, – кивнул Пушкин, решая «бить на опережение». Как говориться «поздно пить боржоми, когда почки отвалились». Теперь нужно лишь действовать, причем, как можно энергичнее и жестче. – Ты лучше послушай, что тебе сейчас нужно сделать.

Александр был дитя весьма непростого двадцатого века, который привнес в повседневную жизнь человека столько всего необычного, странного и страшного, что впору было за голову хвататься и объявлять это время проклятым. Неужели с помощью такого наследия он не справится с каким-то непонятным французом-бретером, совсем потерявшим берега?

– У тебя ведь на носу выход очередной газеты?

Пушкин-младший кивнул. Действительно, их небольшой бизнес постепенно набирал обороты, достигшие довольно приличных цифр. На серебре и золоте, конечно, не ели, но свои пять -шесть тысяч каждый месяц имели, не особо напрягаясь, что позволило начать выплату долгов.

– Вот и отлично. Лева, большая часть нового номера должна быть посвящена этому наглецу. Чего глазами хлопаешь, бери перо и записывай.

В лучших традициям «черного» пиара Александр решил погубить репутацию Дантеса, «опустив ее ниже травы». Ни у него, ни у его друзей и знакомых, даже мысли не должно возникнуть хоть как-то мстить Пушкину. И он, пережив «веселые» выборы девяностых и начала двухтысячных годов в своем время, прекрасно знал, как все это провернуть.

– Для начала остановись на его прошлом. Намекни читателям, что Дантес самый обычный искатель легкого заработка, которого выперли из Франции за разные «темные» делишки. Напиши, что по слухам на своей родине он промышлял заказными дуэлями за деньги. У нас это сильно не любят. После такого он точно, как уж на сковородке запляшет…

Грязновато, конечно, получалось. Пожалуй, даже немного душком от таких методов отдавало. Но сейчас Александру было совсем не до морализаторства. Ведь, было ясно, что Дантес не просто так второй раз пытался затеять ссору. Француз был просто «заряжен» на убийство, замаскированное под дуэль. И если в первый раз все обошлось, то во второй раз можно было и не спастись.

– А через пару дней в новом выпуске крупными буквами напечатаешь несколько весьма занимательных вопросов, – Лев замер в ожидании. – Первый вопрос: почему господин Дантес так отчаянно искал ссоры с господином Пушкином? И второй вопрос: а не тридцать ли серебряников заплатили ему? Записал? Хорошо. А теперь, в бой…

Когда младший брат закрыл за собой дверь кабинета, Пушкин начал писать письмо знакомому чиновнику в Министерство юстиции. В борьбе с Дантесом и теми, кто стоял за ним, он решил не ограничиваться нападками в газетах. Ведь, могло и не сработать. Ему же нужен был гарантированный результат, чтобы от него хотя бы на некоторое время отстали. А через год – полтора, когда он развернется как следует, пусть лезут.

– Нужно первым выдвинуть обвинение об оскорблении чести и достоинства. Пусть закопается в бумажках… Зная наши суды и их особую любовь к подаркам, наше дело можно рассматривать до морковного заговенья. Вот примерно так…

Письмо, составленное в лучших традициях крючкотворства и бюрократии, буквально пестрило красивыми фразами об особой ответственности аристократии перед императором и Богом, о необходимости соблюдения закона, об опасности неуважения и презрения к своему ближнему, об анархии в головах у некоторых господ. Начнешь читать, точно прослезишься сначала от умиления, а потом от гнева. Ведь, выходило, что на высочайшем бале при участии самой императорской фамилии какой-то иностранец позволил себя оскорбить камер-юнкера из свиты Его Величества. По всем неписанным законам оскорбление свитского [член императорской Свиты] трактовалось, как оскорбление самой высочайшей особы, за что можно было запросто получить обвинение по «политической статье».

– Ты у меня, граф Монте-Кристо недоделанный, еще ответишь за смерть нашего дорого Александра Сергеевича. Если тебе повезет, то как пробка из бутылки вылетишь из России. А если нет, то пеняй на себя.

Капнув несколько капель расплавленного сургуча на конверт с письмом, Пушкин вызвал слугу и отправил с ним послание, наказав беречь его, как зеницу ока. Письмо должно было попасть в руки именно того, кому адресовано, а то могли возникнуть дополнительные проблемы.

– А теперь перейдем к сладкому…

Он расположился в любимом кресле и подтянул к себе ближе толстую пачку листов, будущую книгу с очередной сказкой. Взял перо, макнул его в чернила и… задумался.

– Не рано ли я замахнулся на магию, фэнтези? Церковь ведь еще никто не отменял. Меня же поедом съедят.

Желание писать о юном волшебнике Гришке Поттере сразу же пропало. Не учитывать реальность было глупо, да и опасно. Можно было таких проблем огрести от церкви и власти заодно, что сам в петлю полезешь.

– Переделанный «Волшебник изумрудного города» должен проскочить. Как напечатают с рисунками, я его и запущу в продажу… Но следующей партией нужно что-то совсем другое, – в голове крутилась какая-то мысль, но он никак не мог ее сформулировать. Все время ускользала от него. – Это должно быть что-то очень красочное, яркое, близкое людям, желательно эпическое… как романы про пиратов, золото, приключения… Черт, да!

В голове, словно что-то щелкнуло. Нужная мысль, наконец-то, оформилась в очень даже симпатичную идею.

– А не подвинуть ли мне господина Дюма? Насколько я знаю, место короля авантюрно-приключенческого романа еще свободно. Почему бы этим не заняться мне? Реноме великого поэта, правда, немного пострадает. Но…

Его вновь стала грызть вина за такое сползание к откровенное «попсе» и предательство наследия великого поэта. Пришлось договариваться с самим собой.

– Часть заработанных денег пущу на народное образование. Школы для крестьян и ремесленников открою. Чем не благое дело? По крайней мере Пушкин на такое и не замахивался…

Червячок вины, что только что с чавканьем грыз его изнутри, затих. Похоже, идея со школами для простого люда оказалась весьма неплохой.

– Тогда решено, Александр Сергеевич Пушкин откроет эру русского авантюрно-приключенческого романа, – с пафосом провозгласил Пушкин, даже ради такого дела привстав с кресла. – Графа Монте-Кристо и мушкетеров трогать не будет. «Святое» же… А вот что-то эдакое пиратское, с сокровищами, с путешествиями по неведомым землям, с победами над страшными врагами придумать можно. Например, про Садко-морехода, отчаянного новгородского купца, возжелавшего посмотреть на неведомые земли и показать свою молодецкую удаль!

Прозвучало с одной стороны внушительно, а с другой стороны – очень свежо и оригинально. Единственное, его немного смущало имя главного героя.

– Нужно что-то русское что ли… – сморщился Александр, несколько раз просклоняв это старинное имя. – Может Иван⁈ Иван-Мореход?

Произнес и сразу же замер. Понял, что снова попал в самую точку. Кто может быть более русским, чем человек с именем Иван⁈

– И будет череда небольших историй про приключения Ивана-Морехода…

Ему тут же вспомнились романы, а потом и фильмы, про Синдбада-Морехода, которые так любил его младшенький внучок. Словом, это был самый подходящий образец, заготовка для его нового литературного детища.

– А эти истории, чтобы подогреть к ним интерес, можно на базарах читать. А что такого? Устроить эдакое общественное чтение самых ярких отрывков, чтобы у народа слюни потекли.

Не откладывая дела в долгий ящик, Пушкин с жадностью начал писать. В его голове, словно уже давно ждали этого, живо проносились сюжеты эпических приключений отчаянного храбреца, тверского купца Ивана по прозвищу Мореход. Герой оживал на глазах, представая перед поэтом в виде статного молодого мужчины с ясным орлиным взором, аккуратной русой бородками и вьющимися волосами. Стоял на носу юркого кораблика и с тревогой всматривался в даль, где из морской пучины поднимались берега далекой земли.

И все это было настолько ярким, осязаемым, что остро захотелось оказаться там, в этой картинке. На какое-то мгновение он даже почувствовал характерный запах соленого моря, пропитанных дегтем канатов. На зубах заскрипела соль.

– Вот же черт! Это у него всегда так? Сила визуализации просто невероятная. Понятно теперь, почему у него все таким живым выходило. Они же для него были настоящими… Ай да Пушкин, ай да с… сын, – чтобы избавиться от наваждения, ему даже пришлось хорошенько тряхнуть головой. – Ну, начали, с богом…

* * *

Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.

Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных

Время клонилось к ночи. Наталья в ниспадающем до самых пят белоснежном пеньюаре уже несколько раз заглядывала в его кабинет, при этом загадочно улыбаясь. Похоже, готовила что-то.