Текст книги "Новая наука о жизни"

Автор книги: Руперт Шелдрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

О гипотезе формативной причинности

Для удобства изложения наших соображений по существу концепции Шелдрейка повторим здесь некоторые положения гипотезы формативной причинности.

Насколько мы понимаем, главная задача автора состояла в том, чтобы предложить принципиально новое решение ряда биологических проблем в области образования, роста и развития форм живых организмов. Причем под формой здесь понимается не только внешний облик, но и внутренняя структура, а также организация (то есть способ взаимодействия элементов структуры). Это решение было найдено путем введения нового фактора – морфогенетических полей, – ответственного за «характерные форму и организацию систем на всех уровнях сложности не только в сфере биологии, но также в физике и химии». Относительно способа действия этих полей предполагается, что они «упорядочивают связанные с ними системы, оказывая влияние на события, которые с энергетической точки зрения кажутся неопределенными или вероятностными; эти поля накладывают определенные ограничения на энергетически возможные результаты физических процессов» (введение, с. 13). Таким образом, в дополнение к энергетической причинности, известной в физике, то есть «причинности, обусловленной структурами известных физических полей», вводится причинность нового типа (гл. 6, с. 154–155), ответственная за формы всех материальных образований (называемых автором «морфическими единицами») – от субатомных частиц до целостных организмов. Она не является энергетической и не сводима к причинности, обусловленной известными физическими полями. Каждая морфическая единица имеет свое, характерное морфогенетическое поле (М-поле). Характерная форма данной морфической единицы определяется формами прошлых подобных систем, которые воздействуют на нее через пространство и время с помощью процесса, называемого «морфическим резонансом». Морфический резонанс аналогичен энергетическому резонансу по своей специфичности, но не может быть выражен с помощью резонанса любого известного типа и не включает также передачу энергии. Происхождение М-полей не рассматривается. Гипотеза формативной причинности объясняет повторение форм, но не объясняет, каким образом появился первый экземпляр данной формы. Считается, что этот вопрос лежит за пределами гипотезы и может быть решен лишь с метафизических позиций.

Гипотеза формативной причинности может быть проверена экспериментально. Под экспериментальной проверкой подразумевается выбор между принятой (механистической) теорией и выдвинутой гипотезой. Этот выбор в принципе можно сделать, поскольку между упомянутыми концепциями имеется два важных отличия. Первое отличие касается возможности предсказания форм вновь образующихся химических или биологических систем. Согласно принятой теории, эти формы могут быть в принципе предсказаны на основе «теорий квантовой механики, электромагнетизма, энергетической причинности и т. д.». Согласно гипотезе формативной причинности, напротив, вновь образующиеся формы не могут быть предсказаны заранее, можно предсказать лишь набор возможных форм. Второе отличие касается кумулятивного «морфического влияния» прошлых форм. Согласно принятой теории, образование формы в каждом данном случае не зависит от того, появлялись ли подобные формы в прошлом, и если да, то в каком количестве. Согласно гипотезе формативной причинности, форма системы зависит от влияния прошлых подобных форм; «это влияние больше, если форма появляется в биллонный раз, чем в тысячный или в десятый».

Однако, как полагает автор, первое отличие не позволяет сделать однозначный выбор в пользу той или иной теории, так как на практике неспособность принятой теории предсказывать новую форму никогда не может быть строго доказана: защитники этой теории всегда могут утверждать, что форма все же может быть предсказана однозначно, например если будут проведены более точные вычисления. Таким образом, экспериментальные тесты могут быть основаны только на втором отличии.

Наши соображения касаются следующих вопросов и положений:

1. Постулата о неизвестной природе М-полей или о причинности нового типа.

2. Отказа от рассмотрения происхождения новых форм, отнесения этого вопроса к области метафизики.

3. Возможностей экспериментальной проверки и их (нам известных) результатов.

1. О природе М-полей

Итак, согласно рассматриваемой гипотезе, фактор, определяющий образование форм на всех уровнях организации материи, – это морфогенетические поля. Утверждается, что это поля нового типа, не известного физике; соответственно, они не могут быть измерены или рассчитаны какими-либо известными науке способами.

На наш взгляд, такая позиция автора имеет по крайней мере два явных недостатка. Во-первых, со стороны ученых-естествоиспытателей она может сразу вызывать сопротивление просто потому, что выходит за рамки известных представлений о силах, о физических полях, действующих в природе, о взаимодействиях между элементами вещества, о законных и во многих случаях оправдывающих себя методах теоретического и экспериментального исследования химических и биологических процессов и т. д. И дело не только в том, что психологически трудно допустить существование неизвестных науке полей. Дело еще и в том, что гипотеза Шелдрейка претендует на объяснение в числе прочих также и таких хорошо известных химических и биологических явлений, для которых уже сложились свои пути и методы исследования.

Когда речь идет о парапсихологических феноменах, которые пока встречаются сравнительно редко и представляют как бы особую область, к которой официальная наука отношения не имеет, тогда объяснение с помощью неизвестных полей для достаточно широко мыслящих ученых может быть допустимо. Но когда дело касается «нормальных» явлений, изучаемых в различных науках – таких, например, как фазовые переходы, в том числе кристаллизация (физическая химия), ферментативные реакции, превращение структуры белка (энзимология, биохимия), развитие эмбриона (эмбриология), реакции, изучаемые в физиологии растений (ботаника, биохимия растений), и многие другие, – то здесь, вполне отдавая себе отчет в существовании нерешенных вопросов и даже понимая ограниченность или явную несостоятельность механистического подхода, все же чрезвычайно трудно допустить правомерность объяснения с помощью неизвестных науке полей. Для человеческого сознания, как нам кажется, гораздо более естественно расширять границы познанного, делая шаг от известного и опираясь на какие-то осязаемые и измеряемые величины.

Во-вторых, остается непонятным, почему автор строит свою гипотезу на действии неизвестных науке полей, когда есть достаточно оснований полагать, что по крайней мере часть вопросов, которые не в состоянии разрешить механистическая теория, вполне могут быть решены, если принять во внимание существование тех биологических эффектов электромагнитных полей (ЭМП), которые механистическая наука до сих пор почти не учитывала. Уже к моменту выхода первого издания «Новой науки о жизни» были опубликованы (в том числе на английском языке) данные о существовании нетепловых эффектов ЭМП при их действии на живые организмы (в частности, об их влиянии на процесс онтогенеза индивидуального организма (развитие зародыша) и русским ученым А. С. Пресманом [911] было высказано предположение о существенной информационной роли ЭМП в живой природе, на разных уровнях организации биосистем. Такие исследования игнорировались или отвергались официальной наукой, поскольку механистическая теория допускала лишь энергетическое воздействие ЭМП на живые организмы, но считала невозможным, чтобы ЭМП являлись также переносчиками информации внутри живых организмов и между ними. В то же время для убежденного противника механистической биологии, каковым, несомненно, является Шелдрейк, как нам кажется, было бы естественным если не использовать сведения об информационной роли ЭМП в живой природе при построении своей гипотезы, то хотя бы обсудить такую роль ЭМП как возможную альтернативу своей концепции М-полей. Однако ничего подобного автор не делает, ограничиваясь лишь двумя короткими замечаниями (с. 102, 120), из которых создается впечатление, что он сам не допускает возможности влияния ЭМП на формообразование в биологических системах (в процессах морфогенеза).

За последние десятилетия круг исследований нетепловых эффектов ЭМП в живой природе значительно расширился. Появились новые, более чувствительные методы измерений излучений биологических объектов, были разработаны методики экспериментальных исследований передачи информации между биообъектами с помощью ЭМП, а также целенаправленного влияния слабых ЭМП (не вызывающих изменения энергии биосистемы) на различные реакции клеток, на рост и развитие эмбрионов, на процессы регенерации живых организмов, на рост тканей (в том числе костных), на поведение (обучение, инстинкты) животных и птиц, на обучаемость и поведенческие реакции человека. Сведения по этим вопросам можно найти в ряде монографий, обзоров сборников статей и трудов конференций (напр., [12–18]).

В целом к настоящему времени стало уже достаточно ясно, что ЭМП, несомненно, являются переносчиками не только энергии, но и информации; кроме того, есть основания полагать [19], что ЭМП можно рассматривать как весьма вероятный физический эквивалент морфогенетического поля А.Г. Гурвича, то есть как фактор, регулирующий движения биологических молекул в клетке. Таким образом, ЭМП могут быть вполне реальной альтернативой М-полям Шелдрейка, во всяком случае, при объяснении тех явлений образования и изменения форм, для которых продемонстрирована активная роль ЭМП. Это касается не только собственно морфогенеза, то есть образования и изменения вещественных форм живых существ, но и их поведения, регулируемого, согласно гипотезе Шелдрейка, моторными полями, действующими аналогично М-полям. Более того, в исследованиях биологических эффектов ЭМП имеются факты, вступающие в противоречие с некоторыми позициями Шелдрейка. Это относится, в частности, к процессам регенерации. Так, в исследованиях регенерации лапы у тритона было показано [18], что вид конечности, вырастающей после ампутации, равно как и скорость роста, существенно зависит от интенсивности и структуры магнитного поля, накладываемого на исследуемую конечность в области роста, причем энергетический эффект от ЭМП здесь полностью отсутствует. Отсюда следует, что действие М-поля лапы тритона (добавим, поля сильного, поскольку тритоны – это очень древний вид и форма лапы у них меняется мало) фактически полностью блокируется влиянием (физического!) электромагнитного поля. При этом вероятность той или другой формы с энергетической точки зрения совершенно одинакова, но конечный результат может сильно отличаться от нормальной формы.

Также из результатов исследования действия малых доз радиации на живые организмы вытекает весьма важный вывод [19], что природный радиоактивный фон необходим для нормального существования живых организмов. Если это так, то оказывается, что само образование и развитие живых организмов протекало бы совсем иначе в другой электромагнитной среде. В сочетании с вышеупомянутыми результатами биофизических исследований этот вывод позволяет заключить, что вообще все процессы в живой природе Земли, в том числе и процессы образования и изменения форм, протекают в определенной электромагнитной среде. Поэтому искать объяснения явлений, непонятных с точки зрения механистического подхода, сейчас следует непременно с учетом электромагнитных воздействий среды, а также взаимодействий во внутренней среде организмов и между ними на уровне электромагнитного поля.

Отсюда вытекает, что как автор гипотезы формативной причинности, так и его последователи уже не могут игнорировать электромагнитную составляющую среды, в которой существует и развивается все живое. Теперь они просто обязаны определить свое отношение к ней на языке научных терминов – сопоставить действие ЭМП и М-полей, предложить эксперименты для выбора между ними и т. д. – конечно, если они желают «вписать» гипотезу формативной причинности в складывающуюся сейчас более объемную научную картину мира.

Заметим, что и ортодоксально мыслящие биологи, для которых оказывается невозможным игнорировать информационную роль ЭМП, уже пытаются учитывать эти эффекты, главным образом в исследованиях биологических процессов на клеточном или мембранном уровне. Хотя при этом неизбежно возникают трудности, связанные прежде всего с тем, что слишком укоренилось в сознании убеждение в чисто энергетической роли ЭМП в биологических процессах. И кроме того, большим препятствием здесь является редукционистский стиль мышления, предполагающий поиск причин явлений «снизу», через взаимодействия элементов вещества. Тогда как принятие ЭМП как средства передачи информации на всех уровнях организации биосферы требует перехода к системному мышлению, к целостному восприятию изучаемых объектов, к осознанию руководящей роли высших уровней в иерархии биологических систем. Но такой переход нам представляется неизбежным; и со временем под давлением соответствующих фактов и все менее ортодоксальных теорий нетепловые биологические эффекты ЭМП, несомненно, будут вписаны в общую картину биологических явлений. Хотя здесь еще многое предстоит исследовать и объяснять, и, вероятно, много времени потребуется для того, чтобы определить законное место этих эффектов в биологической науке.

2. Вопрос о происхождении новых форм

Концепция Шелдрейка оставляет этот вопрос открытым. Как пишет автор: «Гипотеза формативной причинности есть проверяемая гипотеза об объективно (выделено нами Е. Е.) наблюдаемых закономерностях, существующих в природе. Она не может дать никаких ответов на вопросы, поставленные появлением новых форм и новых моделей поведения или фактом субъективного опыта. На такие вопросы могут ответить лишь теории реальности, идущие далее, нежели теории естественной науки, иными словами – метафизические теории» (с. 268). С этой точки зрения появление любой новой формы является «уникальным событием, которое следует приписать случаю, или творческой силе, присущей материи, или трансцендентному творческому принципу» (с. 157).

По существу это означает, что автор (как это ни удивительно!) в этом вопросе стоит на позиции, характерной для той самой механистической теории, альтернативу которой он предлагает. Поскольку одно из основополагающих утверждений механистической теории и состоит именно в том, что естественно-научное исследование в принципе рассматривает лишь объективно существующие закономерности (по отношению к которым исследователь занимает позицию стороннего наблюдателя) и не касается причин этих закономерностей. Согласно этой теории, основанием для выводов и, соответственно, для гипотез о законах природы являются опытные факты, а не умственные построения. Эти последние служат источником метафизических теорий. Наука же, в отличие от метафизики, стоит на прочном фундаменте объективных закономерностей, установленных опытным путем, которые могут быть проверены в ходе независимых экспериментов.

Такая позиция – построение научного знания путем индукции из объективно наблюдаемых закономерностей – берет начало, как все мы знаем, из трудов основоположников науки Нового времени. Хорошо известно знаменитое изречение Исаака Ньютона: «Гипотез не измышляю». Но известно также, что основы науки Нового времени, составляющие фундамент современной науки, складывались в нелегкой борьбе с невежественными построениями служителей церкви. И тогда такая позиция была необходима и оправдана как антитеза схоластическим нагромождениям Средневековья. Так утверждались мощь разума и достоинство человека, его способность не быть игрушкой стихий, но обрести власть над силами природы, направляя их действие в своих интересах, избавиться от болезней, научиться использовать природные богатства для улучшения своей жизни.

Но сейчас мы стоим перед другой проблемой. Утверждение науки как антитезы метафизики, вывод высших причин явлений за рамки научного исследования фактически привели к тому, что наука в лице большинства своих представителей вообще забыла о существовании высших причин и стала сводить и мир, и природу, и человека к чисто вещественным проявлениям. Соответственно, и само научное исследование стало отождествляться с поиском сугубо материальных причин, причем не выходящих за рамки известных видов физической материи. Поиск этих причин ведется «снизу», от элементов вещества, и сводится в конечном счете к нахождению энергетически выгодных состояний, то есть состояний с минимальной энергией.

Такая, как ее называет Шелдрейк, «энергетическая причинность» в принципе не позволяет увидеть в изучаемых явлениях следствия высших причин, действие духовных сил, тонких состояний материи, обладающих иными свойствами по сравнению с теми, которые приписывает наука известным ей состояниям материи. Соответственно, оказывается невозможным найти научно обоснованное решение многих известных проблем (проблем регуляции, регенерации, инстинкта, проблем теории эволюции и т. д.), не говоря уже о таких «особых», но вполне реальных феноменах, которые относятся к области парапсихологии.

Шелдрейк предложил альтернативу – «формативную причинность», которая представляет как бы сверхфизический уровень, на котором сосредоточен другой класс причин, дополнительный к «энергетическим». При этом действительно можно отчасти разрешить проблемы, возникающие при строгом следовании механистическому подходу. Однако поскольку происхождение новых форм остается вне рамок его гипотезы и считается, что сами М-поля (и следовательно, «формативные причины») имеют неизвестную, но определенно нефизическую природу, то оказывается, что все творческие силы природы и человека, проявления которых очевидны и играют огромную роль в создании новых форм, оторваны от физической реальности. Иначе говоря, возникает разрыв между творческой деятельностью человеческого сознания и превращениями в мире физических форм.

Понимая это, Шелдрейк вводит еще третий вид причинности – «сознательную причинность», однако и она не решает проблемы происхождения новых форм. Как отмечает он сам в последней главе, «хотя сознательное творчество достигает своего высшего развития у человека как биологического вида, возможно, что оно также играет важную роль в развитии новых типов поведения у высших животных… Но сознательная причинность имеет место только в уже установившихся рамках формативной причинности, задаваемой морфическим резонансом от прошлых животных; она не может объяснить главные моторные поля, в области которых она проявляется, и не может также рассматриваться как причина характерной формы вида. Еще менее она может помочь объяснить происхождение новых форм в растительном царстве. Так что проблема эволюционного творчества остается нерешенной» (с. 277).

Таким образом, оказывается, что гипотеза формативной причинности фактически сохраняет разрыв между сознанием и физической реальностью, существующий в рамках принятой механистической теории. И тогда утверждение реальности действия в физическом мире высших, тонкоматериальных сил и состояний сознания, реальности духа как движущей силы всего материального мира становится невозможным. И научное исследование феноменов жизни все равно оказывается замкнутым в мире узкоматериальных, известных физических причин. Между тем всякий, кто признает единство мира и всеобщую взаимосвязь объектов и явлений, понимает, что этот разрыв не соответствует действительности.

3. Об экспериментальной проверке гипотезы формативной причинности

Возможность предложить эксперименты для проверки гипотезы – безусловно, большое достоинство концепции Шелдрейка. И ряд экспериментов, которые предлагает автор в своей книге, могли бы дать вполне убедительный ответ. Таковыми являются, например, опыты с выращиванием кристаллов или растений одного вида. Правда, осуществить такие эксперименты достаточно чисто совсем непросто, как признает и сам автор. Пока, по крайней мере, сообщения о результатах таких (или им подобных) экспериментов нам неизвестны. Тесты гипотезы формативной причинности из области обучаемости животных (крыс, собак и т. д.), конечно, в принципе возможны. Но это также задача довольно сложная, как показывает, например, обсуждение результатов эксперимента с многими поколениями крыс, проводившегося в течение ряда десятилетий в разных странах. Возможно, автор прав, интерпретируя полученные здесь результаты в пользу своей гипотезы. Но ясно, что для убедительного ответа необходим новый подобный эксперимент, а таковой в силу, вероятно, объективных причин пока что либо поставлен не был, либо еще не дал однозначных результатов.

Впечатляют массовость и энтузиазм участников экспериментов по заучиванию стишков или отгадыванию картинок, поставленных на телевидении. Но результаты, приведенные в Приложении, все же представляются нам не вполне убедительными. Впрочем, возможно, что за более чем 20 лет, прошедших с тех пор, были проведены другие эксперименты, которые нам неизвестны, и получены результаты, которые можно считать достаточными для определенных выводов.

При всех условиях решить вопрос о применимости гипотезы формативной причинности можно лишь с помощью эксперимента. Это справедливо, как нам представляется, для любой гипотезы, предлагающей объяснения, альтернативные тем, которые даются принятой механистической теорией, или претендующие на объяснение явлений, которые принятая теория не признает как феномены, требующие научного исследования. На наш взгляд, именно убедительные эксперименты – главная проблема альтернативных теорий, концепций, интерпретаций явлений в сфере живого, появившихся за последнее время в биологической науке.

Однако, независимо от результатов экспериментов и будущей судьбы гипотезы Шелдрейка в нашей стране, широкий кругозор автора, свежая мысль и устремление к новому, более высокому качеству понимания явлений сыграют, как мы полагаем, безусловно, положительную роль, пробудят к жизни ценные идеи, полезные для построения основ новой науки.

Высказанные выше соображения ни в коей мере не умаляют ценности этой книги для российского читателя. Они лишь подчеркивают сложность задач, встающих перед теми исследователями биологических явлений, кто дерзает дать простор своей творческой мысли и стремится найти выход из тупика, созданного жесткими рамками действующей официальной научной идеологии. Это стремление заслуживает глубокого уважения; ведь это не что иное, как поиск истины, который и составляет сущность научной работы; а поиск истины и добывание знания для пользы людей есть долг и одновременно призвание тех, кто посвятил свою жизнь науке.

В поисках выхода из этого тупика можно идти разными путями, и каждый выбирает тот путь, который ему ближе. Для нас несомненно, что создание реальной альтернативы механистическому подходу в науке вообще и в биологии в частности должно опираться прежде всего на действительное знание основ мироздания, строения материи, строения и принципов организации форм (в том числе живых организмов), законов эволюции форм – то есть того, что дает нам Высшее Знание, представленное различными источниками. Среди известных нам источников наиболее близким для нас является Единое Учение, изложенное в теософии Е. П. Блаватской и Учении Живой Этики, или Агни Йоге, данном Е. И. и Н. К. Рерих.

Это Единое Учение дает цельную и прекрасную картину мира, в котором все взаимосвязано и каждая частица может восходить в своей эволюции от более грубого состояния к более тонкому, от более низкого сознания – к более высокому, от меньшей красоты – к большей красоте. В этой вселенной действуют незыблемые законы; эти законы едины для всего мироздания и каждой его части, в том числе для нашей планеты, ее живого мира, человечества и каждого человека. И только осознание этих законов может освободить человека от страха смерти, дать ему силы преодолевать трудности жизни, дать ему понимание смысла своего существования на Земле и необходимости непрестанной работы для блага других, для улучшения себя. Только осознание этих законов может пробудить в человеке чувство ответственности за свои мысли, слова и действия. Только осознание этих законов может дать равновесие и реально помочь человеку достойно встретить те великие и грозные испытания для всей жизни на нашей планете, которые давно были предсказаны. И теперь, как мы видим, предсказания начинают сбываться.

Но осознание законов жизни – процесс, который протекает в сфере нашего мышления и непременно включает осмысление результатов научного исследования. Ведь это наука добывает новое знание, которое затем начинает утверждаться в умах и применяться в других областях жизни. Это наука, явно или неявно питаемая из Высоких Источников, расширяет границы наших представлений о мире, о жизни, о самих себе и позволяет осознать то общее, что лежит в основе, казалось бы, разнородных процессов и явлений. И, на наш взгляд, именно наука, движимая свободной творческой мыслью, не скованной ни грубоматериалистическими, ни религиозными догмами и предрассудками, вдохновляемая благородной идеей помощи человечеству, устремленная к одухотворению жизни, способна выйти на новый уровень понимания явлений, дать возможность людям осознать свою высшую природу и себя как частицу Единой Жизни и увидеть цель своего пребывания на этой Земле.

Конечно, трудно не согласиться с тем, что современная наука мало соответствует выполнению этой высокой миссии. Слишком много сейчас препятствий для этого – и вне нас, и в нас самих, работающих в науке. Но время идет, сознание меняется, новые энергии пробуждаются к действию. И дух человеческий работает неустанно и постепенно пробивает изнутри множество преград в наших умах и душах, дает нам силы и терпение, позволяет услышать голос сердца и обрести новое понимание сущности явлений. И чем яснее и глубже в нас это новое понимание, тем больше мы можем сделать для выполнения своей главной задачи – создания Новой Науки о Жизни.