Текст книги "«Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

« В Пленум ЦК РКП.

Полуторагодовая совместная работа в Политбюро с тт. Зиновьевым и Каменевым после ухода, а потом и смерти Ленина, сделала для меня совершенно ясной невозможность честной и искренней совместной политической работы с этими товарищами в рамках узкой коллегии. Ввиду этого прошу считать меня выбывшим из состава Пол. Бюро ЦК.

Ввиду того, что ген. секретарем не может быть не член Пол. Бюро, прошу считать меня выбывшим из состава Секретариата (и Оргбюро) ЦК.

Прошу дать отпуск для лечения месяца на два.

По истечении срока прошу считать меня распределенным либо в Туруханский край, либо в Якутскую область, либо куда-либо за границу на какую-либо невидную работу.

Все эти вопросы просил бы Пленум разрешить в моем отсутствии и без объяснений с моей стороны, ибо считаю вредным для дела дать объяснения, кроме тех замечаний, которые уже даны в первом абзаце этого письма.

Т-ща Куйбышева просил бы раздать членам ЦК копию этого письма.

С ком. прив. И. Сталин…»

Прежде всего обратим внимание на загадочный отказ сотрудничать с Зиновьевым и Каменевым. Почему? Всего лишь три месяца назад они на XIII съезде выступали вместе, критиковали Троцкого и вдруг… Что могло измениться за столь короткий срок?

Наиболее вероятное объяснение: ему стали известны некоторые новые сведения, возмутившие его до глубины души. Выяснилось, что они нечестны и неискренни. В чем? Или в том, что за это время они начали тайно налаживать контакты с Троцким. Или же ему стало известно, что именно эти двое подговорили Крупскую рассказать мужу о своей ссоре со Сталиным.

Не исключено, что произошло и то, и другое. Ведь Зиновьев был третьим по счету претендентом на ленинское наследство. Он пользовался беззаветной поддержкой влиятельной Ленинградской партийной организации. Ему было выгодно подорвать авторитет Сталина, не вступая с ним в явное противоборство.

Он и Каменев могли рассчитывать на то, что Ленин в гневе напрочь рассорится со Сталиным и предложит съезду снять его с поста Генерального секретаря. А на съезде они критиковали Троцкого, потому что он был, можно сказать, вторым по очереди на место «первого среди равных». Когда выяснилось, что претензии Ленина несущественны и съезд оставил Сталина на прежней должности, Зиновьев и Каменев вполне могли начать переговоры с Троцким для того, чтобы объединенными усилиями «свергнуть» Генсека.

Судя по стилю заявления об отставке, Сталин был сильно возмущен и раздражен, что с ним случалось нечасто. Двурушников и предателей он смертельно ненавидел. А тут, пожалуй, был такой случай.

В конце декабря 1926 года Сталин вновь повторил свое заявление:

« В Пленум ЦК (т. А.И. Рыкову).

Прошу освободить меня от поста генсека ЦК. Заявляю, что не могу больше работать на этом посту, не в силах больше работать на этом посту.

И. Сталин. 27. XII. 26 г.»

Можно предположить, что он хитрил, твердо зная, что его отставку не примут. Но, во-первых, знать это наверняка было невозможно: в руководстве партии не было единомыслия. Во-вторых, если он был так уверен, значит, его авторитет в то время был непоколебим. Хотя наиболее простое, понятное и логичное объяснение: в подобных критических ситуациях руководитель проверяет, насколько прочны его позиции, пользуется ли он поддержкой большинства. И если получается отрицательный результат, ему, если только он не глуп, действительно пора покинуть свое кресло.

Сталин в 1923 или в 1924 годах не мог быть уверенным, что его отставку отклонят. Его вполне могли снять (он ведь подтвердил вроде бы свою «капризность», о которой писал Ленин). Проблема была лишь в том, кого предложить взамен. Каменев и Зиновьев разругались с Троцким. Сталин занимал позицию «над схваткой», поддерживая первых двух, но и отчасти защищая от их нападок Троцкого. Положение Сталина было наиболее твердым. Да и Ленин не нашел у него серьезных недостатков, кроме грубости. Но ведь в партийных баталиях никто из них, включая Ильича, не отличался особой деликатностью.

Ситуацию прояснил сам Иосиф Виссарионович на Пленуме ЦК и ЦКК 23 октября 1927 года:

– Я на первом же заседании пленума после XIII съезда партии просил пленум ЦК освободить меня от обязанностей генерального секретаря. Съезд сам обсуждал этот вопрос. Каждая делегация обсуждала этот вопрос, и все делегации единогласно, в том числе Троцкий, Каменев, Зиновьев, обязали Сталина остаться на своем посту.

Так ли все было? Наверняка так. Если бы в действительности было иначе, Сталина тут же уличили в обмане. Никто ему не возразил, слова его не уточнил. Как известно, на XIV партийном съезде Каменев в своем выступлении критиковал политику Сталина и предложил сместить его с поста генерального секретаря. Его прервали гневные выкрики с мест. Он выдержал паузу и продолжил:

– Я должен договорить до конца. Именно потому, что я неоднократно говорил товарищу Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что товарищ Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба…

В поднявшемся шуме слышались голоса: «Неверно!», «Чепуха!», «Вот оно в чем дело!», «Раскрыли карты!». Почти вся ленинградская делегация аплодировала докладчику. Но зал встал, приветствуя Сталина. Его вновь избрали Генеральным секретарем.

Почему Сталин стал лидером?

Писатель-эмигрант первой волны Марк Алданов посвятил Сталину статью, опубликованную в 1927 году в парижской газете. За рубежом о руководителе Советского Союза отзывались преимущественно весьма нелестно. В отличие от Троцкого, его считали партийным функционером с ограниченным кругозором и невысоким интеллектуальным уровнем.

Действительно, новый вождь коммунистической партии не относился к числу «пламенных ораторов», возбуждающих эмоции толпы бурным темпераментом и броскими фразами. Да и ничем особенным вроде бы он тогда еще себя не проявил.

И все-таки Алданов предугадал в нем крупного государственного деятеля (как, между прочим, и в Гитлере – почти во всем антиподе Сталина, а уж тем более по национальному вопросу). Поэтому я буду ссылаться на упомянутую статью, полагая, что умный и честный противник способен точней и объективней характеризовать человека, чем восторженный почитатель или подлый враг.

«Мне крайне трудно, – признавался Алданов, – „объективно" писать о большевиках. Скажу, однако, тут же: это человек выдающийся, бесспорно самый выдающийся из всей ленинской гвардии. Сталин залит кровью так густо, как никто другой из ныне живущих людей, за исключением Троцкого и Зиновьева. Но свойств редкой силы воли и бесстрашия, по совести, отрицать в нем не могу. Для Сталина не только чужая жизнь – копейка, но и его собственная, – этим он резко отличается от многих других большевиков».

Но почему же Ленин, близко знавший Сталина, много общавшийся с ним и доверявший ему, не признал в нем человека выдающихся способностей, отдав в этом отношении предпочтение Троцкому? Пожалуй, сказался фактор времени. Алданов имел возможность дольше наблюдать за деятельностью Сталина, а потому и верней оценить его достоинства Кроме того, Владимир Ильич, судя по некоторым признакам, не без ревности следил, как Иосиф Виссарионович успешно справляется с обязанностями генерального секретаря партии.

Правда, есть мнение, будто Сталин приписал себе чужие заслуги в подпольной деятельности и во время революции, Гражданской войны. Откуда оно? Обратимся за ответом к Алданову, не скрывавшему свои антисоветские взгляды:

«В своих книгах, посвященных октябрю 1917 года, Троцкий отечески расхваливал самых серых революционеров… Но о Сталине Троцкий совершенно забыл упомянуть… Двухтомный труд Троцкого о 1917 годе украшен портретами Свердлова, Иоффе, Антонова-Овсеенко, Подвойского, Крыленко, – портрет Сталина так и не попал в книгу. Между тем роль нынешнего диктатора в Октябрьской революции была чрезвычайно велика: он входил и в «пятерку», ведавшую политической стороной восстания, и в «семерку», ведавшую стороной организационной».

Случайно ли Сталину доверили столь ответственные посты? Нет, конечно. Ведь он, помимо всего прочего, как отметил Алданов, «был верховным вождем так называемых боевиков Закавказья». Они устраивали налеты на банки и почты. Наиболее знаменитый и успешным оказалось «изъятие» в центре Тифлиса огромной суммы денег (около 300 тысяч золотых рублей) местного отделения государственного банка. Деньги везли в фаэтоне, сопровождаемом полицейским и казачьим конвоем. С помощью гранат и стрельбы террористы устроили панику, разогнали конвой (было убито и ранено полсотни человек) и скрылись. Следствие виновных и денег не нашло.

«Сталин занимал уже тогда, – отметил Алданов, – слишком высокое положение в партии для того, чтобы исполнять роль рядового террориста. По-видимому, ему принадлежало высшее руководство этим делом. Бомбы же для экспроприации были присланы из Финляндии самим Лениным. Ленину для нужд партии и были позднее отвезены похищенные деньги. Ни Сталин, ни Камо (Тер-Петросян, активный участник акции. – Р.Б.), в отличие от многих других экспроприаторов, не пользовались «эксами» для личного обогащения».

Приехав в Петербург после Февральской революции, Сталин «сразу оказался ближайшим помощником Ленина. Роль Сталина была, однако, не показной. Показную роль играли вначале Зиновьев, а потом Троцкий».

Для Сталина партийная работа была главным делом жизни. Его избрали в состав ЦК РСДРП, возглавляемый Лениным, в 1912 году. Через пять лет он стал членом Политбюро (в мае 1917 г.). Его, в отличие от Троцкого, с полным основанием можно было считать одним из наиболее старых и последовательных большевиков-ленинцев.

За последние 20 лет упорно навязывается мнение, будто своими победами в Октябрьском перевороте и в Гражданской войне большевики во многом обязаны Троцкому, а Сталин в этих событиях играл второстепенные роли, непомерно раздутые в период его культа.

Определенный резон в последнем утверждении есть. Преувеличения сталинских деяний порой действительно были большими. Однако недооценивать их еще более несправедливо.

Он очень много сделал для разгрома белых на Южном и Юго-Западном фронтах. Успешная оборона Царицына – его заслуга. Он организовал доставку огромного количества зерна в Центральную Россию, что позволило большевикам выстоять. По странной прихоти судьбы, в ходе Великой Отечественной войны оборона Сталинграда оказалась таким же ключевым эпизодом, что и оборона Царицына в Гражданскую.

…Спору нет, Иосиф Виссарионович вовсе не был «ангелом революции». Но ее «демоном» по праву считали Троцкого. А в наше время значительно преувеличены его заслуги в Гражданскую войну и замолчаны провалы, не говоря уже о том, что он, по-видимому, сознательно усугублял кровавую междоусобицу.

Не буду скрывать свое неприязненное отношение к этому деятелю. Оно объясняется просто: этот человек сделал слишком мало хорошего и очень много плохого для России и русского народа. Не случайно после Гражданской войны, где Троцкий выступал в бенефисной роли «главного героя», когда надо было воссоздавать Россию как великую державу, Лев Давидович как-то потускнел, заскучал, занялся внутрипартийными дрязгами, уклонялся от повседневной «черновой» работы.

Можно меня упрекнуть: так ведь в конце концов он стал жертвой, убит по злодейскому приказу Сталина. Значит, последний тем самым доказал свою склонность к преступлениям. Разве жертва не заслуживает сочувствия?

Но давайте примем во внимание два обстоятельства. Во-первых, Троцкий еще в середине 1930-х годов предлагал своим соратникам «убрать Сталина». И хотя кое-кто из них пытался позже представить дело так, будто речь шла о смещении Сталина с его постов, этому невозможно поверить, ибо сделать это можно было, только убив его.

Во-вторых, Сталин дал санкцию на этот теракт через пару лет после того, как Троцкий предложил «убрать» его. Как свидетельствовал один из исполнителей П. А. Судоплатов, Иосиф Виссарионович так обосновал задание: – Троцкий должен быть устранен в течение года, прежде чем разразится неминуемая война. Без устранения Троцкого, как показывает испанский опыт, мы не можем быть уверены, в случае нападения империалистов на Советский Союз, в поддержке наших союзников по международному коммунистическому движению…

Вспомним, какую лживую и клеветническую статью о Сталине опубликовал Троцкий во влиятельной американской газете («Сверх-Борджия в Кремле»). Вообще все его писания в то время были не просто антисталинскими, а, по сути дела, антисоветскими. Его убийство было не личной местью (для этого поводов было предостаточно начиная с 1929 г.), а политической акцией, призванной укрепить обороноспособность СССР.

Можно по этому поводу обвинить Сталина в организации убийства. Однако разве не в миллионы раз больше жертв на совести у тех руководителей западных государств, которые сознательно натравливали Гитлера на Советский Союз? А почему бы не осудить, скажем, Клинтона за приказ бомбить Сербию или Буша-младшего за убийства многих тысяч иракцев? Ведь эти деятели вовсе не имели в виду безопасность США.

…В заключение своего очерка Алданов, отметив, что «диктаторское ремесло» Сталин «знает недурно», выразил сомнения в успехе его дела: «Роль Сталина в большевистской революции в последнем счете почти наверняка окажется не слишком выигрышной… Что сделает Сталин в этом трудном экзамене на трудную историческую роль?» И выразил пожелание, чтобы лидеры компартии, которые тогда боролись за власть, уничтожили друг друга.

Как мы знаем, этому пожеланию не суждено было сбыться. Безоговорочно победил Сталин. Со временем он взял в свои руки все бразды правления страной и расправился с оппозицией: сначала использовал мягкие меры партийных взысканий, а в 1930-е годы перешел к репрессиям, нередко завершавшимися смертными приговорами…

Может показаться странным, что именно Троцкий стал одним из наиболее почитаемых деятелей советского периода в ту пору, когда началась так называемая «демократизация» СССР, а затем и его расчленение. Казалось бы, такой рьяный революционный глобалист, жесточайший каратель времен Гражданской войны, вносивший смуту и в действия Красной Армии, и в ряды большевиков, ничего не сделавший для укрепления и восстановления России, зато активнейше участвовавший в Октябрьском перевороте (который новоявленные демократы из партократов стали дружно проклинать)… Что привлекло современных идеологов антисоветского пути России в образе Троцкого?

Его стремятся противопоставить Сталину. Хотя между ними коренное различие: Троцкий ловко разжигал революционную смуту, губительную для России и русского народа; Сталин создал великий Советский Союз, руководил страной в тяжелейшие периоды социалистического строительства и Великой Отечественной войны.

Глава 3
КОНФЛИКТ С «ДЕМОНОМ РЕВОЛЮЦИИ»

А вслед героям и вождям

Крадется хищник стаей жадной,

Чтоб мощь России неоглядной

Размыкать и продать врагам!

Сгноить ее пшеницы груды,

Ее бесчестить небеса,

Пожрать богатства, сжечь леса

И высосать моря и руды.

Максимилиан Волошин

Итак, в начале 1920-х годов преемником Ленина оказался Сталин. Почему? Разве не рекомендовал Ленин поставить во главе партии кого-нибудь другого? Как получилось, что это ленинское «завещание» не было выполнено?

Для партии большевиков Владимир Ильич был, что называется, харизматическим лидером. Каким же образом удалось Сталину преодолеть его запрет? Почему не избрали Троцкого? Он ссылался на то, что не подходил он по «национальному признаку». Но ведь Джугашвили был ничуть не более генетическим русским, чем он. А в руководстве и активе партии евреев было многовато, и это никого не беспокоило.

Предположим, Марк Алданов отзывался о Сталине несравненно уважительней, чем о Троцком. Однако мнение писателя было высказано уже в период правления Сталина, и вдобавок оно отражало личное мнение одного из эмигрантов, не более того. А в Советской России во время Гражданской войны и сразу после нее гремело имя Троцкого, почти так же часто и громко, как Ленина. О Сталине знали сравнительно немногие, а сторонников у него и вовсе было мало.

И вдруг его выбирают Генеральным секретарем ВКП(б)! Не чудо ли это? Или сыграло роль какое-то поистине магнетическое, как выражались тогда, воздействие его личности? А может быть, сказалась и магия его имени? В критический период, теряя бесспорного лидера, под угрозой разброда и шатаний невольно отдашь предпочтение тому, кто зовется Сталин.

Стиль и личность

«Стиль – это человек», – сказал знаменитый французский естествоиспытатель XVIII века Бюффон, отличавшийся изящным стилем. Правда, он при этом не претендовал на психологическую премудрость, а просто отметил, что в стиле проявляются личные качества, тогда как идеи являются достоянием многих.

Тем не менее по стилю есть возможность судить о некоторых чертах характера человека и даже, отчасти, его эпохи.

Вот, к примеру, высказывание талантливого писателя, получившего европейское признание и считавшегося мастером художественного слова:

«Стиль большевистской эпохи – в мужестве, в сдержанности, он полон огня, страсти, силы, веселья. На чем можно учиться? Посмотрите, как Сталин кует свою речь, как кованы его немногочисленные слова, какой полны мускулатуры. Я не говорю, что всем нужно писать, как Сталин, но работать, как Сталин, со словом нам надо».

Так утверждал Исаак Бабель на Первом съезде советских писателей в 1934 году.

Не обязательно принимать его восхваления за чистую монету. Как там ни говори, а уже начинался культ Сталина. И все-таки вряд ли Бабель сильно или отчасти покривил душой. Зачем ему это надо было бы делать? В угодничестве и лицемерии никто его не уличал. А в его «Конармии» образы легендарных буденновцев так реалистичны, что их командарм потом от обиды и злости, говорят, ответил на вопрос, знает ли он, кто такой Бабель: «Это смотря какая бабель».

Можно ли согласиться с Исааком Эммануиловичем, или он просто был то ли запуган (хотя не был трусом), то ли поддался гипнозу культа личности Сталина (хотя обладал ясным умом)? Мне кажется, с ним нужно, хотя бы отчасти, согласиться. В то время как в революционном угаре некоторые партийные ораторы выражались многословно и с мишурным блеском, Сталин предпочитал деловой тон. Хотя при случае умел писать и в другом стиле.

Французский писатель Анри Барбюс так высказался о выступлениях Сталина: «Он никогда не старался превратить трибуну в пьедестал, не стремился стать «громовой глоткой» на манер Муссолини или Гитлера, или вести адвокатскую игру по типу Керенского, так хорошо умевшего действовать на хрусталики, барабанные перепонки и слезные железы слушателей; ему чуждо гипнотизирующее завывание Ганди».

Немецкий писатель Лион Фейхтвангер пояснял причины особенностей сталинского стиля: «Так говорит Сталин со своим народом… Его речи очень обстоятельны и несколько примитивны; но в Москве нужно говорить очень громко и отчетливо, если хотят, чтобы это было понятно даже во Владивостоке. Поэтому Сталин говорит громко и отчетливо, и каждый понимает его слова, каждый радуется им, и его речи создают чувство близости между народом, который их слушает, и человеком, который их произносит».

Тут стиль писателя подобен сталинскому (хороший литературный прием). Важно подмечено, хотя и не вполне определенно подчеркнуто, доверительное отношение Сталина к слушателям и читателям. Его стиль не был нарочитым. Его определяли особенности личности. Ведь Сталин всегда меньше всего думал о собственных интересах. Он был не столько «прирожденным атаманом», как считал Алданов, сколько борцом за идею, можно даже сказать, народным вождем. Именно народным, а не возвышающимся на трибуне над толпой, как «большой начальник».

Лев Давидович в этом отношении вел себя иначе. Он порой упивался собственным красноречием и стремился зажечь толпу пламенными лозунгами; как теперь говорят, «завести».

О литературном даровании Троцкого Алданов отозвался так: Троцкий вдобавок „блестящий писатель" – по твердому убеждению людей, но ничего общего с литературой». Он привел несколько «перлов» этого писателя. После покушения Каплан Троцкий воскликнул: «Мы и прежде знали, что у товарища Ленина в груди металл!» Или такое революционное восклицание, достойное героя Салтыкова-Щедрина: «Если буржуазия хочет взять для себя все место под солнцем, мы потушим солнце!» или образец сарказма: «империалистическое копыто г. Милюкова».

«Клише большевистской типографии, – пишет о Троцком Марк Алданов, – он умеет разнообразить стопудовой иронией: "В тех горних сферах, где ведутся приходно-расходные книги божественного промысла, решено было в известный момент перевести Николая на ответственный пост отставной козы барабанщика, а бразды правления вручить Родзянко, Милюкову и Керенскому"». (С такими ужимками политик описывает весьма непростое и чрезвычайно важное историческое событие – отречение царя и переход власти к Временному правительству!)

Можно добавить несколько из многих возможных подобных примеров. «Ленин безошибочно подслушал нарастающий напор истории на буржуазию», и в результате «ей неизбежно придется „лопаться по всем швам"». «На фронте политические отделы рука об руку с заградительными отрядами и трибуналами вправляли костяк в рыхлое тело молодой армии».

Писатель-эмигрант Марк Алданов презрительно назвал его: «Великий артист – для невзыскательной публики. Иванов-Козельский русской революции».

Безусловно, далеко не всегда Троцкий допускал такие ляпы. Писал он, в общем-то, неплохо. Оценка его литературного таланта зависит от принятого критерия качества. Кому-то могут понравиться и приведенные выше его высказывания.

Дело не в «отдельных недостатках». Сравнение стилей Сталина и Троцкого помогает понять, почему основная масса членов партии, не обладающая массовой психологией толпы, легко поддающейся эмоциям, а склонная к рассудительности и здравому смыслу, предпочитала видеть своим вождем после Ленина не Троцкого, а Сталина.

В конце 1927 года Алданов, ненавидящий большевиков, признался, что ему крайне трудно писать о них объективно; и дальше о Сталине: «Скажу, однако, тут же: это человек выдающийся, бесспорно, самый выдающийся из всей ленинской гвардии».

Правда, эта верная оценка дана уже после того, как Сталин, находясь на высоком посту, доказал на деле свой государственный ум. Но остается вопрос: почему все-таки еще при жизни Ленина и несмотря на его мнение на съездах партии Генеральным секретарем избирали Сталина?

Можно предположить, что это связано главным образом с тем, что основную массу делегатов представляли кадры, за подбор которых отвечал Сталин. Они могли быть ему благодарны или даже преданны. Им, вдобавок, нравился стиль выступлений его, а не Троцкого.

Однако Сталина поддержало в 1922 году большинство членов ЦК партии, Политбюро. Среди них преобладали старые большевики-ленинцы, а вовсе не ставленники Сталина. Чем объяснить их выбор? Ведь они должны были постараться выполнить завет Ленина о замене Генерального секретаря. Как можно было ослушаться прославляемого, хотя и тяжелобольного вождя?!

Лениниана Троцкого

Одна из загадок ленинской личной записки Сталину по поводу ссоры последнего с Крупской и закрытого письма съезду партии (так называемого «завещания Ленина») связана с тем, что эти документы, несмотря на запрет Ильича, сразу же стали известны некоторым членам Политбюро. Напомним, что Ленин из-за тяжелой болезни диктовал записку и письмо.

Мог ли Троцкий использовать упомянутое письмо к съезду и конфликт Крупской со Сталиным в своих интересах? Кому-то может показаться, что вопрос этот звучит кощунственно по отношению к прославленному деятелю Революции и Гражданской войны, павшему жертвой сталинских репрессий. Тем более что Лев Давидович посвятил Ленину немало своих работ, отзываясь о нем в самых возвышенных тонах.

Судя по всему, Троцкий знал о том, что Ленин в своем письме поставил его на второе место после Сталина и указал на его серьезные недостатки как руководителя. Не потому ли он утверждал в 1925 году: «Никакого „завещания" Владимир Ильич не оставлял, и сам характер его отношения к партии, как и характер самой партии, исключает возможность такого „завещания"». По его словам, «под видом „завещания" в эмигрантской и иностранной буржуазной и меньшевистской печати упоминается обычно (в искаженном до неузнаваемости виде) одно из писем Владимира Ильича, заключавшее в себе советы организационного порядка».

Да, юридически оформленного завещания не было и не могло быть, ибо власть в Советском государстве не передавалась по наследству. Ленин в этом письме не предлагал кого-то на свое место, но лишь кратко характеризовал некоторых партийных лидеров. Но обстоятельства сложились так, что тяжелая болезнь, а затем смерть прервали деятельность вождя. Его последние работы оказались, по сути, именно завещанием.

Почему же Троцкий не пожелал этого признавать? По-видимому, ему не понравился отзыв о нем Ленина. Лев Давидович искренне верил в свое призвание как единственного достойного преемника на роль вождя мирового пролетариата. Так думали и некоторые влиятельные большевистские лидеры.

На исходе Гражданской войны А.В. Луначарский с восторгом отозвался о талантах Троцкого и признал кое в чем его превосходство над Лениным: «Не надо думать, однако, что второй великий вождь русской революции во всем уступает своему коллеге; есть стороны, в которых Троцкий бесспорно превосходит его: он более блестящ, он более ярок, он более подвижен…

Когда происходит истинно великая революция, то великий народ всегда находит на всякую роль подходящего актера, и одним из признаков величия нашей революции является, что Коммунистическая партия выдвинула из своих недр или позаимствовала из других партий, крепко внедрив их в свое тело, столько выдающихся людей, как нельзя более подходящих к той или другой государственной функции.

Более же всего сливаются со своими ролями именно два сильнейших среди сильных – Ленин и Троцкий».

Тут фигуры расставлены как на шахматной доске. Две наиглавнейшие. Бесспорные лидеры. Хотя некоторые комплименты в адрес Троцкого могут вызвать улыбку: более блестящ, ярок, подвижен, да еще и подходящий актер для своей роли. Последнее, конечно же, сказано в переносном смысле, но в сочетании с первыми качествами выглядит как признание в человеке не столько политика и деятеля, сколько актера и демагога.

Луначарского восхищает его ораторский талант: «Эффектная наружность, красивая широкая жестикуляция, могучий ритм речи, громкий, совершенно не устающий голос, замечательная складность, литературность фразы, богатство образов, жгучая ирония, парящий пафос, совершенно исключительная, поистине железная по своей ясности логика – вот достоинства речи Троцкого».

Такое впечатление производил Лев Давидович на многих своих поклонников. В связи с этим интересно и полезно обратить внимание на реакцию других людей, представителей более или менее значительной части русского народа.

В декабре 1918 года А.Л. Ратиев пришел на объединенное собрание Курского партактива. Зал бывшего Дворянского собрания был переполнен. На сцене полукругом выстроились в два ряда люди. Вышли два военных стенографа. Каждый сел за свой стол, положив перед собой бумагу, карандаши и наган. Напряжение росло. Наконец в центре сцены появился Председатель Реввоенсовета Республики Троцкий: наглухо застегнутая тужурка, бриджи, хромовые сапоги, пенсне. Начал долгую речь. Говорил о международном положении. Перешел к внутреннему положению. И тут перешел на крик:

– Чем компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи, – только террором! Террором последовательным и беспощадным! Уступчивость, мягкотелость история никогда нам не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены стать на путь уничтожения, уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти…

Есть только одно возражение, заслуживающее внимания и требующее пояснения. Это то, что, уничтожая массово, и прежде всего интеллигенцию, мы уничтожаем и необходимых нам специалистов, ученых, инженеров, докторов. К счастью, товарищи, за границей таких специалистов избыток. Найти их легко. Если будем им хорошо платить, они охотно поедут работать к нам…

По заверению Ратиева, он предельно точно передал слова Троцкого. Но так или иначе, основной посыл революционного террориста был, безусловно, таким.

Еще одно свидетельство. В газете «Киевлянин» 13 сентября 1919 года был опубликован очерк «Так было», рассказавший о митинге в честь приехавшего летом в город Троцкого. Автор очерка Т. Глуховцева (псевдоним) высказала субъективное и, возможно, не во всем справедливое мнение.

«Грозно заворчал подъехавший автомобиль, и через минуту, в сопровождении свиты, быстро поднялся по ступенькам сутулившийся еврей с густой, черной бородой. Тип портного из маленького провинциального городка черты оседлости…

Громко и отчетливо заговорил он о вреде партизанщины, о необходимости создать регулярную армию, о Деникине – прискучившие фразы, примелькавшиеся уже на столбцах красных газет… Я уже собиралась уйти, как неожиданно новые интонации металлически зазвучали в его голосе и остановили меня. Троцкий заговорил о тыле, о необходимости борьбы с теми, кто «против нас». С каждой фразой крепчал голос и дошел до крика, временами хрипло гортанного. Бешено зажестикулировали угрожающие руки, и, как чудовищные птицы, заметались по залу призывы ненависти и бились в закрытые окна, за которыми в розовых лучах умирал день. Неузнаваемо изменилось лицо: хищно выдвинулась нижняя челюсть, горевшие глаза как-то вышли из орбит, точно повисли в воздухе. Не портной из маленького города черты оседлости, – перед толпой стоял фанатик-изувер, носитель веками накопившейся мести и ненависти, призванный осуществить двухтысячелетнюю мечту.

"Чиновники, лакеи старого режима, судейские, издевавшиеся в судах, педагоги, развращавшие в своих школах, помещики и их сынки-студенты, офицеры, крестьяне-кулаки и сочувствующие рабочие – все должны быть зажаты в кровавую рукавицу, все пригнуты к земле. Кого можно – уничтожить, а остальных прижать так, чтобы они мечтали о смерти, чтобы жизнь была хуже смерти…"

Не речь, – это были дикие конвульсии ненависти, и если бы он упал сейчас мертвым, я бы не удивилась…