Текст книги "«Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя"

Автор книги: Рудольф Баландин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Глава 6
ВОЙНА И МИР ПО СТАЛИНУ

Ему, кто вел нас в бой и ведал,

Какими быть грядущим дням,

Мы все обязаны победой,

Как ею он обязан нам.

Да, мир не знал подобной власти

Отца, любимого в семье.

Да, это было наше счастье,

Что с нами жил он на земле.

Александр Твардовский

В наше время появились политики и политологи, тележурналисты, историки, писатели, которые утверждают, будто Сталин был сторонником захвата чужих территорий, порабощения других народов, насильственного уничтожения капиталистических стран.

Подобные люди сознательно или по недоумию приписывают Сталину то, что было бы справедливо по отношению к Троцкому или Гитлеру, которые были его антиподами.

Однако нетрудно предугадать возражения. Разве не удостоили Сталина высшим чином генералиссимуса? Разве не под его руководством Советская армия освободила от фашизма Центральную Европу? Разве он не проводил индустриализацию и милитаризацию СССР, оснащение его атомным оружием? Разве не носил он после войны военный мундир? Разве не при нем был создан так называемый лагерь стран народной демократии, в котором оказались государства Восточной и частично Центральной Европы?

Отвечать на эти вопросы есть смысл, не только вспоминая события давних лет, но и обращаясь порой к современной ситуации в мире. Можно напомнить, что «поджигателем войны» еще в 1919 году назвали английские трудящиеся не кого иного, как Уинстона Черчилля. Если так и называл кто-то Сталина, то лишь в фашистской Германии, когда она вероломно напала на СССР.

Вспомним справедливое высказывание Иосифа Виссарионовича: «Мир будет сохранен и упрочен, если народы возьмут дело сохранения мира в свои руки и будут отстаивать его до конца. Война может стать неизбежной, если поджигателям войны удастся опутать ложью народные массы, обмануть их и вовлечь в войну».

Или это были слова, с которыми расходились его дела?

Вторая московская встреча двух лидеров

Как показывают документы и действия Советского правительства, Сталин старался укреплять сотрудничество стран капитализма и социализма. Он исходил из своего убеждения в преимуществах того строя, который, пусть и с огрехами, установился в России. Считал верным марксистское положение о неизбежном крушении империализма и переходе общественных формаций через социалистическую систему в коммунистическую.

В первой половине XX века в индустриально развитых странах рабочий класс играл еще значительную роль в жизни общества. Возможно, без поддержки трудящихся западных держав большевикам во главе с Лениным не удалось бы победить в Гражданской войне, где их противникам помогали богачи. Поэтому такое убеждение Сталина имело под собой серьезное основание.

В своей непримиримой вражде к народной демократии и коммунистическим идеалам Черчилль готов был оставаться в роли младшего партнера «большого брата» США. Советскому послу он сделал резкое заявление: «Одно из двух, или мы сможем договориться о дальнейшем сотрудничестве между тремя странами, или англо-американский единый союз будет противостоять советскому миру». Возникла необходимость в новой встрече «Большой тройки».

Прежде чем состоялась Ялтинская конференция (4–11 февраля 1945 года), Черчилль побывал в Москве, где его тепло встретил Сталин. Бывший переводчик вождя Бережков, не без выгод ставший антисталинистом, высказал в связи с этим удивительное суждение: «При каждой встрече с Черчиллем Сталин не упускал случая выказать ему свое расположение. Возможно, он полагал, что лидер английских тори готов наконец строить отношения с Советским Союзом на основе взаимного доверия, готов относиться к нему, Сталину, как к равному».

Последняя догадка поистине гадка. Да, Черчилль был бы рад стать ровней со Сталиным, но только мечтать об этом пришлось бы ему разве в бреду. Они во всем находились в разных категориях. И если в весовой и возрастной британский премьер имел явное превосходство, то во всех остальных столь же очевидно уступал Сталину. Уже само положение лидера одной из партий и временного главы правительства несопоставимо с тем постом, который тот же Бережков назвал диктаторским. А в 1944 году СССР веско заявил о себе как вторая в мире после США сверхдержава, чего тогда нельзя было отнести к Англии.

Сохранять хорошие отношения с Черчиллем Сталину требовалось прежде всего для того, чтобы избежать противостояния Советскому Союзу объединившихся США и Англии. А оно могло осуществиться уже потому, что Сталин совершенно определенно показал свое категорическое несогласие с планами Черчилля посадить в Польше правительство, находящееся в эмиграции. В этом вопросе Рузвельт не мог не поддерживать британскую позицию: перед президентскими выборами ему необходимо было сохранять хорошие отношения с американскими поляками.

Сталин не собирался пересматривать свое решение: правительство новой Польши должно быть дружественным к СССР. Никаких уступок своему британскому гостю в этом вопросе он делать не собирался. Потому старался подсластить столь горькую для премьер-министра пилюлю.

При встрече со Сталиным Черчилль поставил вопрос о масштабах влияния СССР и Британии в Европе. Он настаивал на предоставлении решающего слова своей страны в Греции. При этом предложил использовать, как он выразился, дипломатические выражения, избегая говорить о разделе сфер влияния, чтобы не раздражать американцев.

Сталин охотно поддержал это предложение, которое давало намек на сотрудничество СССР и Англии, противостоящих притязаниям США на мировое господство. Сталин подчеркнул это обстоятельство:

– Мне кажется, что Соединенные Штаты претендуют на слишком большие права для себя, оставляя Советскому Союзу и Великобритании ограниченные возможности. А ведь у нас с вами есть договор о взаимопомощи.

– Здесь у меня имеется один грязный документ, – сказал Черчилль, извлекая из нагрудного кармана листок бумаги, – содержащий соображения некоторых лиц в Лондоне.

На листке перечислялись Румыния, Греция, Югославия, Венгрия, Болгария и поставлены проценты влияния СССР и США с Англией – с другой стороны. Цифры показывали, что Румынию, например, предполагают ввести в сферу влияния Советского Союза, тогда как Грецию желают оставить западным союзникам (Польша в списке не фигурировала). Иначе как вмешательством во внутренние дела суверенных государств подобное мероприятие не назовешь, хотя Черчилль не уставал повторять по разным поводам о принципах демократии. Сталин прочел написанное, поставил в углу синим карандашом галочку и отодвинул листок.

После паузы Черчилль произнес:

– Не будет ли слишком циничным, что мы так запросто решили вопросы, затрагивающие судьбы миллионов людей? Давайте лучше сожжем эту бумагу…

– Нет, держите ее у себя.

«Грязная бумага» осталась у британского премьера. Сталин лишь отметил, что с ней ознакомился. Он, в общем, придерживался молчаливой договоренности. Например, не стал вмешиваться в острый конфликт английских оккупационных частей с греческими коммунистами и их союзниками, выступления которых жестоко подавлялись. Сталин признавал важное значение позиции Греции в Средиземноморском регионе для Британии.

В знак дружеского расположения Иосиф Виссарионович принял приглашение Черчилля поужинать в английском посольстве. За столом хозяин упоенно рассказывал Сталину о своем недавнем посещении Италии, где его восторженно приветствовал народ. И услышал в ответ: «Совсем недавно они так же восторженно славили Муссолини».

Британский премьер разглагольствовал, высказываясь о сотрудничестве «трех великих демократий» как на войне, так и в будущее мирное время. И перешел на тему о моральной ответственности Англии за духовные ценности польского народа. Мол, Польша – католическая страна, и нельзя допустить, чтобы ее развитие осложнило отношения с Ватиканом.

– А сколько дивизий у Папы Римского? – задумчиво спросил Сталин.

Черчилль осекся. Он явно зарапортовался. Ведь не швейцарская рота Папы Римского освобождала Польшу, а советские войска и воюющие вместе с ними поляки. Английская церковь давным-давно стала самостоятельной. Черчиллевская забота о мнении Папы Римского слишком явно отдавала политиканством.

Советский вождь пригласил гостя в Большой театр, где в первом отделении показывали балет «Жизель», а во втором выступал Ансамбль песни и пляски Красной Армии. Присутствующие бурно приветствовали Черчилля и Сталина, появившихся в ложе. Последний отступил в тень, чтобы аплодисменты достались премьеру, а тот, в свою очередь, пригласил хозяина выйти вперед.

Во время антракта за ужином в небольшой гостиной кто-то сравнил «Большую тройку» политиков со Святой Троицей. Сталин продолжил шутку:

– Господин Черчилль, конечно же, Святой дух, он летает повсюду.

Посмеявшись, Черчилль с Иденом попросили провести их в туалет помыть руки. Они не пришли даже с третьим звонком. Когда вернулись, Иден пояснил:

– У премьер-министра там возникли некоторые новые идеи касательно Польши. Мы заговорились и не услышали звонков.

На следующий день, когда эти два британских политика были на приеме у Сталина в кремлевской квартире, он, указав на одну из дверей, сказал:

– Здесь ванная комната, где вы можете помыть руки, когда вам захочется обсудить важные политические проблемы.

…Так Сталин подтрунивал над Черчиллем. Но как же отвечал будущий нобелевский лауреат по литературе? Сколько-нибудь вразумительных, а тем более остроумных реплик, как говорится, не запечатлено в анналах истории.

Несмотря на новые идеи, осенившие Черчилля в туалете, польский вопрос был решен так, как требовали интересы СССР. Сталин и на прощанье продемонстрировал британскому гостю дружеское расположение, приехав на аэродром раньше него. Шел дождь. Сталин не вошел в помещение, оставаясь на улице. Черчилль был приятно поражен таким знаком внимания, пригласив Сталина и Молотова осмотреть его апартаменты в самолете, которые были прекрасно оборудованы. «Теперь мне понятно, – улыбнулся Сталин, – почему премьер-министр так любит летать по белу свету».

Можно было бы объяснить необычайную благожелательность советского вождя к руководителю буржуазного правительства хитростью или даже коварством и лицемерием. Но последнее было, пожалуй, свойственно именно Черчиллю, который два года спустя в знаменитой и злобной фултонской речи объявил о закрытии «железного занавеса» и начале «холодной войны» против Советского Союза.

А Сталин доказал свое искреннее стремление к сотрудничеству уже вскоре, в конце 1944 года. Тогда англо-американские войска, столкнувшись с боеспособными дивизиями вермахта, попали в очень трудное положение. Части, которыми командовал Эйзенхауэр, оказались под угрозой разгрома. Он послал для консультации в Москву главного маршала авиации Теддера, но его прибытие задержалось. Тем временем положение Эйзенхауэра ухудшилось.

6 января 1945 года Черчилль передал Сталину: «Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января».

Ответ: «Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на Западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам».

Прошло 10 дней, и в своем послании Сталину Черчилль сообщил: «От имени Правительства его Величества и от всей души я хочу выразить Вам нашу благодарность и принести поздравления по случаю того гигантского наступления, которое Вы начали на восточном фронте». К февралю была взята Варшава и части Красной Армии вышли к Одеру. Положение Эйзенхауэра в Арденнах резко облегчилось.

20 декабря Черчилль поздравил «маршала Сталина» с днем рождения: «…Я убежден, что Ваша жизнь весьма ценна для будущности всего мира и для постоянного укрепления уз, соединяющих наши обе страны. Поэтому когда я выражаю Вам добрые пожелания в день рождения, то это не является риторической фразой».

…Нелишне вспомнить, что одним из любимых героев Черчилля был Наполеон, тогда как Сталину был близок Кутузов (и то и другое отвечало характерам и склонностям двух политических лидеров). И еще: все-таки британский премьер не был искренним и честным другом Сталина, а уж тем более – Советского Союза.

Раздел мира триумвиратом

Знаменательно, что встреча глав трех ведущих мировых держав состоялась в Крыму, на территории СССР, освобожденной от гитлеровцев. Победа была близка, и пора было позаботиться о будущем. Не было сомнений, что зоны влияния Советского Союза и США будут значительно расширены. Главным образом за счет британских владений. Задача Черчилля была очень трудна: воспрепятствовать, насколько это возможно, такому процессу.

Обширнейший Тихоокеанский регион, за исключением крайнего северо-запада, а также нефтеносный Ближний Восток отошли под эгиду США. Средиземноморье осталось областью интересов Англии, с чем был согласен Сталин. Однако Восточная Европа и Китай, по логике вещей, должны были войти в социалистическую систему.

Какая логика имеется в виду? Прежде всего, определяемая участием сторон во Второй мировой войне и связанными с этим потерями. Здесь Советский Союз оставался, что называется, вне конкуренции. Потери американцев были на втором месте (из трех великих держав). Английские летчики и моряки проявляли героизм в борьбе с врагами, а вот доблесть и успехи наземных сил были куда скромней.

Центральную и Восточную Европу освобождали от гитлеровцев в основном советские войска. Было бы очень странно, если бы после этого Сталин пошел на уступки Черчиллю в территориальных спорах. Антисоветская позиция, занятая польским правительством в изгнании, и убийства его сторонниками на освобожденной территории воинов Красной Армии могли только укрепить Сталина в решении содействовать установлению в Польше народной демократии. А на эту страну у Черчилля был особый расчет. Однако обстоятельства складывались так, что в послевоенном переустройстве мира первенство принадлежало США и СССР.

…Сталин не встречал Черчилля и Рузвельта в Ялте, хотя был там раньше их. Проволочки с открытием второго фронта, попытки сепаратного сговора с Германией наложили свой отпечаток на межсоюзнические отношения. Черчилль ставил своей основной задачей на Крымской конференции укрепление своего влияния в Европе, обеспечение «баланса сил», сохранение Британской империи.

В этом он надеялся на поддержку американской стороны. Но, как пишет современный автор А.И. Уткин: «С самого начала конференции Рузвельт пытался найти общий язык со Сталиным, в значительной мере выступая против Черчилля».

Выступая, Сталин затронул важную тему, остающуюся актуальной поныне: о праве не только высказываться по какому-либо поводу (в данном случае – касающемуся международных вопросов). «Такое право дешево стоит», – отметил он. Главное, иметь возможность добиться нужного решения. А буржуазная демократия имеет в виду именно право высказываться, причем в ограниченных масштабах, скажем, на определенной «парковой» площадке. При мощных электронных и печатных средствах массовой пропаганды – это очевидный обман относительно «свободы слова». Ведь нужна еще и свобода дела!

Когда перешли к польской проблеме, Сталин напомнил, что линию Керзона придумали и предложили не русские, а Керзон, Клемансо и американцы, участвовавшие в Парижской конференции 1919 года. Ленин не согласился с такой границей. «Что же, – риторически спросил Сталин, – вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо? Этак вы доведете нас до позора».

Черчилль отстаивал позицию лондонского эмигрантского правительства Польши. Сталин дал ироничный и сокрушительный ответ: «Черчилль предлагает создать польское правительство здесь, на конференции. Я думаю, что господин Черчилль оговорился: как можно создать польское правительство без участия поляков? Многие называют меня диктатором, недемократом, однако у меня достаточно демократического чувства для того, чтобы не пытаться создавать польское правительство без поляков. Польское правительство может быть создано только при участии поляков и с их согласия».

Он резко осудил подрывную деятельность польских подпольщиков, агентов лондонского правительства, которые, помимо всего прочего, убили 212 военнослужащих Красной Армии. «Покой и порядок в тылу – одно из условий наших успехов. Это понимают не только военные, но даже и невоенные. Так обстоит дело».

Черчилль возражал: нынешнее временное правительство Польши представляет менее одной трети польского народа (понимая, что такое заявление голословное, он дважды оговаривался: мол, возможны ошибки). Однако никаких серьезных доводов против сталинских аргументов так и не привел.

Говоря о послевоенной Германии, Черчилль обронил: «Если у нее вообще будет какое-либо будущее».

– Германия будет иметь будущее, – ответил Сталин.

По поводу предстоящих выборов в Польше Рузвельт высказал пожелание:

– Мне хотелось бы, чтобы польские выборы, подобно жене Цезаря, были выше подозрений.

– О жене Цезаря, – отозвался Сталин, – так только говорили. На самом деле у нее были кое-какие грешки.

Пожалуй, Сталин намекнул на так называемые демократические свободы в капиталистических странах, где многое остается на словах. Избирателям предлагается делать выбор между двумя (тремя) буржуазными партиями, выражающими интересы богатых, которые контролируют практически все финансовые и информационные ресурсы.

В Крыму на одном из обедов Черчилль произнес обстоятельный тост:

– Я не прибегаю ни к преувеличению, ни к цветистым комплиментам, когда говорю, что мы считаем жизнь маршала Сталина драгоценнейшим сокровищем для наших надежд и наших сердец. В истории было много завоевателей…

Прервем его монолог. Конечно, «завоеватель» – неподходящее определение для Сталина. Он отказался от политики захвата чужих территорий, концепции мировой революции. Здесь бы вполне подошло слово «полководец» (военачальник, главнокомандующий). Но Черчилль по привычке западных деятелей хотел бы употребить – «диктатор», но остерегся. Итак, продолжим:

– …Но немногие из них были государственными деятелями… Я шагаю по этому миру с большой смелостью и надеждой, когда сознаю, что нахожусь в дружеских и близких отношениях с этим великим человеком, слава которого прошла не только по всей России, но и по всему миру!

Был ли британский премьер искренним, или пытался польстить советскому вождю, сыграть на его честолюбии? Во всяком случае, Черчиллю было важно добиться расположения Сталина в вопросе о разделе сфер влияния.

В ответном слове глава СССР, в частности, сказал:

– В союзе союзники не должны обманывать друг друга. Быть может, это наивно? Опытные дипломаты могут сказать: «А почему бы мне не обмануть моего союзника?» Но я как наивный человек считаю, что лучше не обманывать своего союзника, даже если он дурак. Возможно, наш союз столь крепок именно потому, что мы не обманываем друг друга; или, быть может, потому, что не так уж легко обмануть друг друга?

Судя по всему, это высказывание было обращено преимущественно к Черчиллю, который не раз пытался обмануть Сталина. И даже был намек на то, что главная ошибка британского «опытного дипломата» состояла в недооценке интеллекта Сталина, его памяти и сообразительности. В любом единоборстве ложное представление о своем превосходстве грозит поражением.

Сталинская политика была ориентирована не только на текущий успех, но и на будущее своей страны, советского народа. Только этим можно объяснить, например, принятое им решение о мирном использовании атомной энергии и грандиозный план преобразования (восстановления) природы, рассчитанный на многие десятки лет.

В Ялте он сказал своим немолодым союзникам: «Пройдет 10 лет или, может быть, меньше, и мы исчезнем. Придет новое поколение, которое не прошло через все то, что мы пережили, которое на многие вопросы, вероятно, будет смотреть иначе, чем мы. Что будет тогда? Мы как будто бы задаемся целью обеспечить мир по крайней мере на 50 лет вперед. Или, может быть, я думаю так по своей наивности?»

Может показаться странным такое навязчивое повторение слов о его наивности. Однако в данном случае они подразумевают откровенность позиции советского лидера, в отличие от его союзников. У Сталина были сведения о том, что гитлеровцы готовы пойти на сговор с англо-американским руководством для сдачи им Германии или даже совместных военных действий против русских.

Сейчас мы имеем все основания считать верными сталинские подозрения относительно будущего мирного сосуществования трех великих держав. Военные столкновения ему удалось предотвратить прежде всего благодаря мощи советской армии и всей страны. Но было бы наивно надеяться на то, что буржуазные правительства будут равнодушно взирать на успехи Советского Союза, на укрепление власти коммунистов в странах народной демократии. Началась острая пропагандистская кампания против СССР и коммунистических идеалов. Удалось использовать при этом антисоветские силы внутри этих стран.

В пропагандистской войне выигрывает наиболее хитрый, циничный, беспринципный, умеющий использовать правдоподобную ложь. Тем более что мечта о буржуазных материальных ценностях чрезвычайно заманчива для слишком многих служащих, не говоря уже о торговцах или руководителях, регулирующих огромные финансовые потоки…

Черчилль писал в военных мемуарах, что его политическая стратегия в марте 1945 года (после Ялтинской конференции) состояла в следующем:

«Во-первых, Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира; во-вторых, надо незамедлительно создать новый фронт против ее стремительного продвижения; в-третьих, этот фронт в Европе должен уходить как можно дальше на восток; в-четвертых, главная и подлинная цель англо-американских армий – Берлин; в-пятых, освобождение Чехословакии и вступление американских войск в Прагу имеет важное значение; в-шестых, Вена и по существу вся Австрия должна управляться западными державами…; в-седьмых, необходимо обуздать агрессивные притязания маршала Тито… Наконец, – и это главное – урегулирование между Западом и Востоком но всем основным вопросам, касающимся Европы, должно быть достигнуто до того, как армии демократии уйдут».

Двуличность британского премьера выясняется со всей очевидностью. Да, слишком наивным оказался Сталин, который уговаривал прожженного политикана не хитрить, не обманывать, не подличать.

«Разумеется, официальная позиция Черчилля оставалась прежней, – писал его советский биограф В.Г. Труханов-ский, – от ялтинских решений он тогда еще не отказался, но в действительности, как он сам свидетельствует в мемуарах, его политика находилась в прямом противоречии с этими решениями».

Можно посчитать подобное лицемерие ловким дипломатическим маневром. Мол, что еще мог предпринять «маленький британский ослик» против громадного и свирепого «русского медведя»? Но ведь Сталин вовсе не использовал ни силу, ни обман в отношениях с союзниками. Он оставался верным своим обещаниям, не нарушал договоренностей, не предпринимал подленьких маневров за спиной своих партнеров. Так или иначе, его правда одержала победу.

Быть может, кому-то такое заключение покажется слишком предвзятым. В конце концов дипломатия вовсе не предполагает безупречной искренности и честности, а уж тем более наивности. Амброз Бирс назвал дипломатию «искусством лгать для блага родины».

Увы, слишком часто такое искусство направлено па вред одной или многим странам и на благо не столько своей родине, сколько определенным группам и социальным слоям. Это очень важное уточнение. Но дело еще и в другом. Вспомним, что Сталин не только на деле доказал свою верность союзническому долгу, но и добивался гарантий мирного сотрудничества на следующие десятилетия.

Но почему бы не предположить, что Сталин лицемерил, ведя двойную политику: на словах говорил одно, а исподтишка делал нечто прямо противоположное? Спору нет: предполагать можно многое. Обвинители Сталина и не то утверждают. Однако есть ли соответствующие факты? Нет.

А то, какие послания адресовал Черчилль Сталину в то самое время, когда писал, что «Советская Россия стала смертельной угрозой для свободного мира», демонстрирует следующий документ от 18 февраля 1945 года:

«От имени Правительства Его Величества выражаю Вам горячую благодарность за гостеприимство и дружеский прием, оказанные британской делегации на Крымской конференции… К этому я должен добавить личное выражение моей благодарности и признательности… Я исполнен решимости, так же как Президент и Вы, как я уверен, не допустить после победы ослабления столь прочно установившихся уз дружбы и сотрудничества. Я молюсь о даровании Вам долгой жизни, чтобы Вы могли направить судьбы Вашей страны, которая под Вашим руководством показала все свое величие, и шлю Вам свои наилучшие пожелания и искреннюю благодарность».

Конечно, политика – дело тонкое. Но есть же еще и простая порядочность.

Да, мы оцениваем ситуацию с русских позиций, а также – объективно, по нравственным критериям (что, признаться, весьма наивно). Ну а почему бы не защищать позицию британского премьера? Хотя, конечно же, нет никакого смысла защищать или обвинять давно почивших государственных деятелей. Слишком многие их поступки были вынужденными.

Черчилль, например, был обуян идеей сохранения Британской империи и защиты буржуазно-капиталистической системы. А если не для Рузвельта, то для сменившего его Трумена главной целью было воспользоваться тем, что война нанесла громадный урон СССР, Японии, Китаю и некоторым европейским странам, для установления мировой гегемонии США.

И все-таки приходится помнить о честности, о правде. А еще о том, что Сталин даже в нелегких политических ситуациях умел сохранять порядочность и чувство собственного достоинства. Правда была на его стороне.

Начало психологической войны

«Черчилль должен уйти». Под таким заголовком вышла в декабре 1944 года статья Герберта Уэллса. А 10 лет назад этот писатель и мыслитель беседовал со Сталиным. Тогда он говорил:

«В настоящее время во всем мире имеются только две личности, к мнению, к каждому слову которых прислушиваются миллионы: Вы и Рузвельт… Я еще не могу оценить то, что сделано в Вашей стране, в которую я прибыл только вчера. Но я видел уже счастливые лица здоровых людей и я знаю, что у Вас делается нечто очень значительное. Контраст по сравнению с 1920 годом поразительный».

(Сталин ответил: «Можно было бы сделать поумнее…»)

Итак, Уэллс писал: «Уинстон Черчилль, ныне являющийся будущим английским фюрером, представляет собой личность с набором авантюристических идей, ограниченных возможностями английской политической жизни. Он никогда не обнаруживал широты мышления или способности к научному подходу, равно как и данных в области литературного творчества.

Сейчас он, кажется, совсем потерял голову. Когда английский народ был сыт унижением в связи с неумной политикой находившейся у власти старой консервативной шайки, задиристость Уинстона выдвинула его на первый план. Страна хотела бороться, а он любил драку. Из-за отсутствия лучших оснований он стал символом нашей воли к борьбе. Эта роль уже изжила себя… Черчилль выполнил свою задачу, и уже давно пришло время для того, чтобы он ушел в отставку и почил на лаврах, пока мы не забыли, чем ему обязаны».

Это был очень тревожный звонок, к которому Черчилль не пожелал прислушаться. Да и не до этого ему было. Требовалось вести труднейшую борьбу за ускользающее ведущее место Англии в мировой политике, а значит, и за упрочение собственного авторитета. Но сохранить ни то, ни другое ему не удавалось.

Великая победа Красной Армии, советского народа показала всему миру колоссальную силу коллективизма, коммунистической идеологии, народовластия, политического курса Сталина. Хотя западные пропагандисты не уставали повторять о диктатуре советского вождя, здравый смысл подсказывал, что шла смертельная война с фашизмом, в которой восторжествовала правда, справедливость.

В предвыборную кампанию Черчилль обрушился на лейбористов, обвиняя их в стремлении к тирании, подавлению свобод, установлению социалистического строя. Договорился до полной чепухи, запугивая обывателя: «Если лейбористы победят на выборах, в Англии будет гестапо». Один из умных консерваторов дал верный прогноз: «Если он будет продолжать в том же духе, можно считать, что выборы проиграны».

15 июля он прибыл в Берлин на Потсдамскую конференцию глав держав-победительниц. Сталин предложил обсудить вопрос о разделе германского флота. СССР готовился стать великой морской державой, и Черчилль усматривал в этом угрозу британским интересам. Сталин спросил прямо:

– Почему господин Черчилль отказывает русским в получении германского флота?

– Я не против, – был ответ, -…этот флот должен быть потоплен или разделен.

– Вы за потопление или раздел?

– Все средства войны – ужасные вещи, – попытался схитрить Черчилль.

– Флот нужно разделить. Если господин Черчилль предпочитает потопить флот, – спокойно сказал Сталин, – он может потопить свою долю…

Попытки союзников разделить Германию на самостоятельные провинции вызвали возражение Сталина:

– Это предложение мы отвергаем, оно противоестественно: надо не расчленять Германию, а сделать ее демократическим, миролюбивым государством.

В стане западных союзников сохранялись немалые противоречия. Англия пыталась преумножить свои заморские владения за счет колоний побежденных стран, в частности итальянских. Трумэн хотел обсудить этот вопрос, а Черчилль категорически был против (мол, что мы захватили – все наше). Высказался и Сталин:

– Из печати, например, известно, что господин Иден, выступая в английском парламенте, заявил, что Италия потеряла навсегда свои колонии. Кто это решил? Если Италия потеряла, то кто их нашел? ( Смех в зале.) Это очень интересный вопрос.

– Я могу на это ответить, – отозвался Черчилль. – Постоянными усилиями, большими потерями и исключительными победами британская армия одна завоевала эти колонии!

Да, вместо того, чтобы сражаться с немцами в Европе, англичане предпочли несравненно более легкие, не сопряженные с большими потерями операции по захвату итальянских колоний. Сталин ответил:

– А Берлин взяла Красная Армия. ( Смех в зале.)

…Во время Потсдамской конференции далеко отсюда, в американской пустыне Нью-Мексико, произошло событие, внесшее коренные изменения в мировую политику. 17 июля Трумэн получил загадочную радиограмму: «Младенцы благополучно родились». Это означало, что прошли успешные испытания атомной бомбы.