Текст книги "Мой варвар (ЛП)"

Автор книги: Руби Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Я накрываю ртом кончик его члена и, вобрав его головку в рот, легонько посасываю.

Все его тело содрогается, и мгновение спустя мой рот наполняется влажным, соленым теплом. Рух испускает дикий рев, тогда как его семя рассылает по всему моему телу противоречащие физиологическим законам острейшие ощущения. Мгновение спустя, прежде чем я успеваю по-настоящему оценить его реакцию, он, шатаясь, отступает назад, изумленно пялясь на меня.

Я поизящнее вытираю уголки своего рта.

– По-моему, тебе только что взорвали мозг.

Он задыхается, капли пота блестят на его покрытом наростами лбу. И он не перестает глазеть на меня, будто я – какой-то сказочный, членососущий единорог, возродившейся к жизни. У меня вырывается смешок. Ну, мне ведь хотелось отвлечь парня. Я определенно получила, чего добивалась.

– Ну, что, полегчало?

– Хар-лоу… – голос бедняги Руха звучит совсем запыхавшимся.

– Да?

Он прижимает ладонь к своей груди, затем, нахмурив лицо, жестом показывает направление наружу. Я понимаю его разочарование. Он хочет мне что-то сказать, но не хватает слов. Я встаю на ноги и, взяв его ладонь в свою, сжимаю ее.

– Знаю, здоровяк. Знаю.

РУХ

Хар-лоу в очередной раз вывернула меня наизнанку. Только мне стоит подумать, что я уже познал все удовольствие, которое только возможно, она показывает мне что-нибудь новенькое. Я приближаюсь к ее улыбающемуся личику в крапинку и прижимаю свой рот к ее в том жесте, что она показала мне раньше.

Она выглядит ошарашенной, а потом такой радостной. Я должен запомнить больше ее жестов. Хочу сделать ее счастливой.

Она дрожит и тянет шкуры поближе к своему телу, напоминая мне, что здесь, на берегу, мы находимся не ради простых удовольствий. Один из тех, плохих, был неподалеку. Новый приступ паники пронзает все мое тело. Он мог увидеть, как Хар-лоу берет меня в рот и… делала мне кое-что.

Он мог забрать ее у меня.

От одной этой мысли у меня сильно сжимается в груди. Никто никогда, никогда не отнимет у меня Хар-лоу. Я собственными клыками порву их на куски, если они попытаются. У меня сжимаются руки, и вся моя выдержка уходит на то, чтобы не притянуть Хар-лоу к себе.

У меня никогда не было кого-то, с кем общаться. У меня даже мыслей не было о том, чтобы заиметь хоть одного, а воспоминания о моем отце в давно забытом прошлом. Но сейчас то, что Хар-лоу здесь? Мне не выносима мысль о том, что она оставит меня. Мои руки сжимают в кулаках ее шкуры. Если тот, плохой, который где-то рядом, попытается забрать ее у меня…

– Рух? – ее маленькая ладошка похлопывает меня по руке, пытаясь привлечь мое внимание. – Успкйсявеликан. Йаздес, – она улыбается мне. – Всенрмльно. Всеправданрмльно.

При виде ее улыбки моя безудержная ярость немного рассеивается. Я позабочусь о нарушителе и вернусь к моей сладкой женщине. Я вытаскиваю нож своего отца.

Выражение ее лица встревожено.

– Нет, Рух. Убить, нет.

Она толкает нож вниз.

Она не хочет, чтобы я следовал за ними, защищая свою территорию. Неужели она знает, что они плохие? Я смотрю вдаль за горизонт, где исчез охотник. Я могу последовать за ним, выследить его и убить…, но тогда придется оставить мою Хар-лоу здесь, в опасности и в весьма уязвимом положении. Я не могу взять ее с собой, потому что он может не понимать, что она принадлежит мне.

А я не могу отказаться от своей Хар-лоу. Моя грудь вибрирует и мурлычет так же странно, как тогда, когда я нашел ее. Я оглядываюсь и смотрю на ее обеспокоенное лицо, и у меня болит сердце. Я не хочу уходить от нее.

Я не могу оставить ее.

Я вкладываю нож в ножны и хватаю ее за руку. Вместо того, чтобы возвращаться в нашу старую пещеру, я заберу ее в какое-нибудь новое место, в какое-нибудь более отдаленное. Есть места, где даже плохие не любят ходить. Я отведу ее туда, и она будет со мной в безопасности.

– Рух? – спрашивает она, когда я тащу ее вперед за собой. – Кудамыидом? – когда я не отвечаю ей, она останавливается, твердо упершись в землю пятками. – Рух? Ответмне!

Я оглядываюсь на нее. Почему она не идет? Взглянув вниз на ее маленькие ножки, вижу, что она не надела снегоступы, которые я для нее сделал. Я отпускаю ее руку, забираю у нее обувь и наклоняюсь, чтобы привязать их к ее ступням.

Она хлопает меня по плечу.

– Рух? Почмумыуходм?

Хар-лоу позволяет мне надеть обувь ей на ноги, но когда я жестом велю ей следовать за мной, она этого не делает. Вместо этого она скрещивает руки на груди и недовольно смотрит на меня. Я протираю рукой лицо и вынуждаю себя запастись терпением. Я понесу Хар-лоу на себе, если придется, но я должен забрать ее подальше отсюда. Один плохой, возможно, уже нашел наши следы или обнаружил пещеру, полную творений Хар-лоу. Все мои самые главные вещи – мои ножи, мой кожаный мешок с водой – у меня с собой. От всего остального можно отказаться и придется бросить, ради безопасности Хар-лоу.

Впереди есть больше пещер и даже лучше. Я беру ее за руку и указываю жестом, что нам следует идти. Не в том направлении, откуда мы пришли, а в другое.

Она хмурит брови в забавной манере на своем плоском лице.

– Неидемобратно?

Я тяну ее вперед.

Она же упрямо указывает мне за спину и повторяет.

– Неидемобратно?

– Нет, – я киваю вперед.

– Номоивещи! – она пытается вытащить свою руку из моей. – Моимехаишкуры. Онимненужны.

– Нет, – заявляю я категорически. Я туда не вернусь, и неважно, как ее это расстраивает. Я не могу рисковать тем, чтобы плохие забрали ее у меня. Страх гложет мою душу, и мутные вспышки воспоминаний всплывают на поверхность: усталое лицо моего отца. О другом мужчине – нет, мальчике – в доме вместе с нами. А потом – смерти и чувство огромных потерь.

Я крепко сжимаю руку Хар-лоу и тяну ее вперед. Она убедится, что в этом я был прав, со временем.

***

Мы идем, пока оба солнца не исчезают, и в небо поднимаются маленькие луны. Нигде нет никакого укрытия, не здесь. Если бы это касалось только меня, то я шел бы всю ночь напролет. Я знаю, где следующая пещера, и будь я один, я уже был бы там.

Но у Хар-лоу маленькие ножки и продвигается вперед она маленькими шагами. Она очень быстро устает. Она не в состоянии идти в ногу со мной, поэтому я должен замедляться и ждать ее.

Она не жалуется, но я вижу, как она измотана. Ее странное пятнистое личико такое бледное, а маленькие пальчики в моей руке на ощупь как сосульки. Ее шаги медленнее, чем обычно, и ее зубы подчас стучат от холода.

Моей женщине нужен отдых. Грохочущие звуки в моей груди это подтверждают, и я переполнен уже вовсю разбушевавшимся собственническим инстинктом. Я нахожу небольшое углубление в скалах, где можно укрыться от ветров, и веду ее туда.

– Спать, – это одно из слов, которому я у нее научился. – Хар-лоу Рух спать.

Я указываю на покрытую снегом землю.

Она потирает свое усталое лицо.

– Здес?

Такого слова я не знаю, но что-то мне подсказывает, что она спрашивает, где ее пещера. Я показываю на землю. Это то место, где мы переночуем.

Слегка сморщив лоб, она шмыгает носом. А потом она кивает головой.

Она выглядит такой грустной. При ее виде я, переполнившись отчаянием, прикасаюсь к ее щеке.

– Хар-лоу… огонь?

– Огонсечас? Ноничегонет… – она пристально оглядывает заснеженные насыпи и еще раз шмыгает носом.

Мне так стыдно, и я прижимаю ее маленькое личико к себе. Я плохо о ней забочусь.

– Всенрмльно, – говорит она мне и легонько похлопывает меня по щеке. – Йапростоустала.

Она замедленными движениями отвязывает свои снегоступы и пинает их в сторону, затем подходит к скалистой стене. В воздухе немного пощипывает морозом, но я не испытываю необходимости в шкурах, как она. Сначала я подумывал о том, чтобы спрятаться наверху горного хребта и следить за скрывающимися нарушителями, но я знаю, что должен сделать.

Я снимаю плащ с ее плеч, а затем сажусь на землю. Я тяну свою Хар-лоу к себе и устраиваю у себя на коленях, раскрываю ее одежду, чтобы она своей обнаженной кожей могла прижаться к моей, и затем я укутываюсь ее плащом. Я могу своей кожей создать для нее теплый кокон, чтобы ей не пришлось соприкасаться с чем-нибудь холодным.

Она перестает дрожать и, испустив тихий вздох удовольствия, сворачивается калачиком у меня на груди.

– Спaсoбодэтка.

У меня такое чувство, что хоть что-то я сделал правильно. Я держу ее в крепких объятиях и наблюдаю за горизонтом, а мой нож рядом со мной. Я буду бодрствовать всю ночь и охранять ее.

***

Следующим утром холодный ветер разносит снежинки. Не просто какие-то снежинки, а сильный снегопад, который покрывает землю сугробами и который, не ослабевая, длится многие месяцы.

И снова я должен поменять свои планы. Тут неподалеку есть пещера, но для Хар-лоу во время самых обильных снегопадов она не будет достаточно теплой. Я уведу ее далеко, в пещеру возле соленых вод, находящийся на расстоянии многих дней ходьбы и где воды никогда полностью не покрываются льдом. Я ухожу туда, когда снежные бури слишком жестоки даже для меня. Это может стать отличным местом, куда забрать мою Хар-лоу, если она сможет выдержать путешествие.

Пока мы идем, я охочусь на мелкую дичь, чтобы накормить нас, и к тому времени, когда оба солнца высоко в небе, уже можно разглядеть нашу следующую пещеру. Я разведываю обстановку внутри нее, чтобы убедиться, что, пока меня не было, ни один из мэтлаксов не сделал ее своим домом, после чего завожу внутрь свою женщину.

Хар-лоу окидывает пещеру сомнительным взглядом.

– Онамаленкая, – говорит она. – Меншечемпоследнайа.

Я беру ее ладони в свои руки и встаю перед ней на колени. Она выглядит ужасно уставшей, но как мне объяснить ей, что я вынужден просить ее продолжать идти? Сильно расстроившись, я думаю, после чего пытаюсь слепить вместе те несколько скудных слов, которые знаю.

– Хар-лоу, Рух… нет, – я указываю на пещеру. – Спать да. Огонь да. Хар-лоу, Рух нет.

Она наклоняет голову, переваривая мои попытки общения.

– Миостайомсйаздесапотомуходим? – она делает жест пальцами «ходить». – Харлоу Рух уходят?

Почувствовав облегчение, я киваю головой.

На ее лице появляется широкая улыбка.

– Тытолкопосмотри, дэтка. Мы совсемскоро сможемразговариват, – она наклоняется вперед и чмокает меня в губы. – Оченгоржустобои.

Часть 4

ХАРЛОУ

Я очень даже рада, что эта пещера является временным жильем, потому что она еще хуже предыдущей.

Хотелось бы сказать, что предыдущая была не намного лучше, но в этой едва хватает места, чтобы развернуться. Пожалуй, по одну сторону мы можем развести совсем крошечный костерок, да втиснуться самим, улегшись друг на друге, и на этом все. Но тут можно укрыться от ветров, поэтому я не жалуюсь, тем более что Рух на пару минут выходит наружу и возвращается, принося с собой немало кусков навоза, чтобы развести для меня огонь. Он знает, что мне холодно и я устала, а еще подозреваю, что был бы он один, то не стал бы здесь останавливаться.

Он готовит для меня костер, и я протягиваю ему свой металл для высечения искр, раз он хочет научиться это делать самостоятельно.

– Ну и куда мы направимся завтра? – спрашиваю я его. – Куда Харлоу и Рух идут?

Рух сосредотачивает свое внимание на костре, и как только у него получается крошечный уголек, он начинает понемногу в него подбрасывать ветки, при этом обдумывая мои слова.

– Во-ды, – говорит он через мгновение. А потом он жестом показывает на горизонт и вокруг нас. – Воды.

– Большие воды? Вроде озера? – я рисую в грязи на полу, надеясь, что будет похоже на водоем. – Маленькие воды?

Он трясет головой и пальцем удлиняет линию водного пространства на рисунке.

– Воды, – он снова показывает на горизонт. – Воды.

После этого он дотрагивается до своего языка, как если бы мог ощутить ее вкус и корчит лицо.

Это… не питьевая вода? И тут меня осеняет.

– Мы что, идем к океану?

Пантомимой я имитирую хлынувшие вперед, грохочущие волны. Скорее всего, я выгляжу как идиотка, издавая эти свистящие звуки, однако Рух с огромным энтузиазмом кивает головой.

Вот же срань господня! Я аж загораюсь желанием увидеть океан. Мне прямо не терпится. От радости я хлопаю в ладоши.

– Прям жду не дождусь.

Рух улыбается мне в ответ, выглядя умиротворенным впервые с тех пор, как мы видели того другого охотника. Он хочет сделать меня счастливой. Бедняжка. Он изо всех сил пытается, правда это не просто, и хотя я не понимаю всего, что он делает, одно ясно точно: я для него самое главное.

Так что я жестом показываю на костер.

– Сходишь, принесешь еще топливо?

***

Мы подготавливаем пещеру, чтобы этой ночью было уютно. Я ложусь вздремнуть, пока Рух охотится, и когда он возвращается, у меня вновь горит огонь, под рукой имеется большой запас кусков топлива на случай, если погода ночью ухудшится, а еще он принес дичь. Мне придется есть это мясо сырым, но я слишком устала, чтобы быть разборчивой.

Мое тело напевает и крайне возбуждено, напоминая мне, что мы до сих пор не поддались всей этой «резонанс-штуке». Я всеми силами стараюсь это игнорировать, правда, чувствую себя так, будто напилась сладкого лимонада перед тем, как ложиться спать. Я могу перевести дух, но совсем не могу расслабиться. Что-то постоянно сводит меня с ума, неестественно и совсем по чуть-чуть, поэтому я нервничаю и мне не по себе.

Чтобы отвлечься, я решаю осуществить над Рухом один замысел.

Я окидываю взглядом его спутанные, высохшие волосы. Они выглядят еще более свалявшимися, чем то гнездо, что было до этого. В задней части пещеры валяются миниатюрные, дочиста обглоданные белые реберные косточки от давней добычи, и всю вторую половину дня я дурачилась с ними. В итоге я додумываюсь связать их вместе сухожилиями из запасов, которые Рух носит с собой в своей вместительной сумке, и использую еще одну кость, приложив ее поперек, чтобы сделать ручку для моей допотопной расчески. Она умещается в моей ладони просто идеально, и я использую ее, чтобы расчесать свои запутанные волосы. Я остаюсь довольна достигнутым результатом. После того, как мы заканчиваем есть, я мило улыбаюсь Руху и похлопываю по полу напротив себя.

– Иди сюда, детка.

Тут я вдруг ловлю себя на том, что все чаще называю его «деткой». Хотя формально мы не «спарены», похоже, что мы уже на стадии «прочной парочки». Я уже почти готова сделать следующий шаг. Почти.

Каждый мускул в моем теле сводит судорогой от одной только мысли об этом, напоминая мне, что оно более готово, нежели мой рассудок.

Рух опускается на пол напротив, глядя на меня полными любопытства глазами. Я бросаю взгляд между его ног (ведь этот парень всегда голый. Ну, разумеется, глаза сразу бросаются именно туда), а у него там уже кое-что тверденькое пригодно для работы. Это, конечно же, стимулирует мою вошь, а это, в свою очередь, стимулирует его вошь, из чего следует, что ожидается та еще ночка, полная похотливых ласк. Но я слишком устала, чтобы даже думать о сексе, поэтому моему телу придется подождать.

– Я причешу твои волосы, – заявляю я Руху. Я провожу расческой сквозь свои распутанные от клубков волосы, демонстрируя, что я имею в виду, а после этого жестом показываю на его волосы.

Он настороженно зыркает на меня, а затем протягивает руку к расческе.

– Я сама займусь этим, – говорю я ему. Правда в том, что я хочу сама это сделать. Обожаю саму мысль о том, чтобы расчесывать его волосы, пока они не засияют и не заструятся мягким шелковым водопадом. Я хочу быть той единственной, кто заботится о нем, как бы странно это не звучало. Поэтому я складываю у себя на коленях свой плащ в своего рода подушку и указываю, что он должен опустить туда голову.

От проявленного интереса у него начинают блестеть глаза, и уже совершенно очевидно его нетерпение. Однако, вместо того, чтобы лечь на спину, он оказывается на животе и, раздвинув мои ноги, стремиться пальцами раскрыть мою киску.

Выражая протест, я испускаю визг и сжимаю вместе свои бедра.

– Пока этого нельзя! Нельзя! – моя вошь жужжит, и я слышу наш объединенный резонанс, который вторит друг другу и откликается, словно рой саранчи. – Этой ночью расчесывание волос, ладно?

Рух усаживается, хмуро глядя на меня, как будто я лишила его некого поистине чрезвычайного удовольствия.

– Ты сможешь залезть мне под юбку, скажем, завтра, когда я буду не такой уставшей.

Зашибись, теперь я упускаю возможность орального секса ради того, чтобы причесать волосы мужчины? Должно быть, я переутомилась. Или окончательно чокнулась. Что-то типа того.

В конечном счете, я заставляю его опустить голову, а он, глядя на меня снизу вверх, устраивается у меня на коленях поудобнее. Рога – это что-то вроде проблемы, над которой придется поработать, но я постараюсь. Его волосы настолько запутались, что я беру их небольшими частями и расчесываю, начиная от кончиков и в обратном направлении, постепенно поднимаюсь вверх. Ближе к коже головы – это один сплошной спутанный клубок, и мне приходится быть осторожной, насколько это вообще возможно, однако времени, затраченного на это дело, может потребоваться довольно много. Хотя Рух, кажется, ничего не имеет против этого. Он лежит, развалившись, у меня на коленях, и хотя его глаза превратились в узкие щели, у меня все равно складывается впечатление, что он наблюдает за моими движениями, когда я один за другим аккуратно распутываю бесконечное количество запутанных клубков.

Спустя довольно долгий промежуток времени, что мне кажется несколькими часами, я располагаю длинным, блестящим, свободным от клубков локоном его волос. Они мягкие, роскошно черные и весьма красивые, на которые приятно смотреть. Эти волосы вызывают у меня зависть – мои собственные тоненькие красновато-оранжевые волосы совсем не такие, тут даже сравнивать нечего.

– Когда все сделаем, ты станешь весьма красивым дьяволом, не так ли?

Рух одаривает меня грешной улыбкой. Он берет меня за руку и вместо того, чтобы сжать ее, как он всегда это делает, он притягивает ее к своим губам и прикусывает зубами мясистый холмик под моим большим пальцем. Это посылает через меня быстрые потоки желания.

– Шалун, – поддразниваю я его, затаив дыхание.

Завтра этому парню предстоит научиться, как целоваться… помимо прочего. Мне вспоминается минет, который я вчера ему сделала. Возможно, что у меня с моим личным Тарзаном все развивается слишком быстро. Этот мужчина может даже не знать, что такое резонанс, а я, и глазом не моргнув, опускаюсь на колени и ловлю его член.

– Боже, Харлоу. Самое время взять себя в руки.

– Хар-лоу, Рух, – произносит он сексуально. Мда, догадываюсь я, о чем он думает. Он снова прикусывает мою ладонь.

Я вытаскиваю свою руку из его хватки.

– Сначала, бесстыдник, я должна закончить распутывать твою шевелюру.

***

Вот только мне так и не удалось это сделать. Я засыпаю где-то посреди моей долгой, очень сложной задачи, и лишь смутно помню, как Рух вынимает из моей руки расческу и укутывает меня шкурами.

Тем не менее, когда я просыпаюсь утром, меня приветствует неожиданный сюрприз. Над вновь разведенным костром, шипя капающим на угли жиром, жариться свежее мясо, а мужчина, переворачивающий сейчас это мясо, чертовски великолепен и умопомрачительно красив.

Застыв и не веря своим глазам, я в полном шоке пялюсь на Руха, который перевоплотился в совсем другого мужчину. Пока я спала, он закончил расческой расчесывать свои волосы. На его голове больше нет буйно-лохматой дикости, его волосы гладким водопадом падают вниз по его спине, делая двойные гребни его рогов намного более вызывающими, поскольку они выгибаются дугой от его лба. Он очень похож на одного из племени Вэктала, и меня сразу же накрывает новое ощущение «дежа вю». Но на самом деле Рух не так уж и похож на кого-то, кого я помню. От него по-прежнему веет дикостью, поскольку, сидя на корточках возле костра, он абсолютно голый.

Любуясь этим зрелищем, я облизываю губы. Оно очень даже неплохое и красивое для девушки, которая, проснувшись утром, имеет удовольствие это лицезреть. Лежа под покрывалом, я потягиваюсь, чувствуя себя совершенно замечательно. Совершенно… взволнованной из-за того, что готовит нам будущее.

Потому что, есть ли вообще у нас с этим мужчиной какое-либо будущее? Только мы с ним, вдвоем, против всего остального мира?

Меня… это вроде устраивает. Очень, очень даже устраивает.

РУХ

Путешествие, когда рядом идет Хар-лоу, очень отличается от моих путешествий в одиночку. Мне, конечно же, приходиться идти более медленным темпом. Я не могу уходить и охотиться всякий раз, когда пожелаю. Я должен постоянно помнить о характере окружающей местности и существах, которые обязательно нападут, или местах, которые могут представлять угрозу для ее хрупких лодыжек.

Но… я им наслаждаюсь. Каждое мгновение бодрствования является огромным счастьем. Каждую ночь я притягиваю ее к себе и даю ей своим мягким телом крепко прижаться к моему более крупному. Каждый день преисполнен чувством огромного восторга, и рядом есть кто-то, с кем его разделить.

Я даже вообразить себе не могу возвращение к моей прежней жизни, где нет ее. Она – мое все. Постепенно я ловлю себя на том, что мне удается приспособиться угождать ей. Если она отдает предпочтение в мясе, я стремлюсь его отыскать. Я приканчиваю свою дичь с большой осторожностью, зная, что Хар-лоу захочет сохранить шкуры или мочевые пузыри для готовки. Я постоянно ношу с собой свою сумку и обеспечиваю тем, чтобы у нас было достаточно топлива для ночного костра.

Я абсолютно всегда слежу за тем, чтобы она была в тепле и безопасности.

После целого дня ходьбы пешком мы ужинаем, устроившись у костра, и она проводит штуковиной, которую называет «расческой», по моим волосам. Ей нравится их расчесывать и, когда она прикасается ко мне, то издает тихие урчащие в горле звуки. А что касается меня? Я лишь желаю быть рядом с ней. Ее маленькое личико – последнее, что я вижу перед тем, как заснуть, и первое, что я ищу, когда просыпаюсь.

Иногда то, что она здесь, рядом со мной, по-прежнему кажется мне сном, и, боясь проснуться, я прижимаю ее к себе еще крепче. Боюсь, что проснусь и снова окажусь совершенно одиноким.

По мере того, как мы идем, окружающий нас мир меняется. Поверхность земли становится более плоской, а сугробы все менее глубокими. Я начинаю ощущать в воздухе запах соли больших вод, хотя понятия не имею, заметила ли это Хар-лоу. Деревья меняются, становясь колосовидными и более высокими, а стада двисти, которые в горах в изобилии, сводятся к немногочисленным одиночкам. Здесь теплее, и даже Хар-лоу, кажется, дрожит все меньше. Я рад этому.

Я прилагаю все усилия, однако до моей пещеры этим вечером мы не добираемся. Шаги Хар-лоу все больше замедляются, а когда мы останавливаемся на отдых, от усталости она валиться на землю, и поэтому я решаю сделать здесь привал на эту ночь. Мы можем добраться туда следующим утром. Мы заползаем в шкуры, и я тут же протягиваю руку к ее маленьким складкам, ожидая обнаружить ее уже влажной и полной желания.

Вместо этого Хар-лоу отталкивает мою руку.

– Нет. Плохосебячувствую.

Я хмурю брови. Она устала? Ее лицо кажется напряженным, а обычно она приветствует мои прикосновения, и не важно, насколько она устала. Вместо этого она от меня отодвигается, ровно настолько, чтобы наша кожа не соприкасалась, и, свернувшись в своих шкурах калачиком, пытается уснуть.

Я чувствую себя… странно. Не могу подобрать слово. Все, что я знаю, так это то, что все это кажется… неправильным, и это делает меня несчастным. Я перебираюсь к костру и сажусь там, присматривая за ним в течение нескольких часов и наблюдая за ней, как она урывками дремлет. Она кажется такой же беспокойной, как и я. Моя грудь пульсирует и напевает, настолько громко, что кажется, будто она подобно землетрясению сотрясает мои внутренности.

Что-то не в порядке. Но что именно?

Следя за костром, я уже начинаю клевать носом, когда Хар-лоу начинает кричать. Это звук боли и тяжелых утрат, и я тут же вскакиваю на ноги, ужасно испугавшись за нее. Я не уследил? Что-то укусило ее? Она что, ранена?

Но когда я притягиваю ее к себе, ее веки трепещут, словно она потерялась во сне, а ее грудь дико поднимается и опускается в том же самом бешеном ритме, что и моя собственная.

– Нет, – издает она слабым голосом. Хар-лоу не смотрит на меня. Вместо этого она трясет головой, словно спорит с невидимым человеком. – Тыговорилонаневернется!

– Хар-лоу, – я похлопываю ее по щеке, потом провожу по ней пальцами. Что ж происходит?

ХАРЛОУ

Она вернулась.

Я знаю, что опухоль вернулась, потому что имеются все симптомы. Я сажусь и осматриваю лагерь, но все размыто и у меня двоится в глазах. Два костра, два Руха, два дерева, когда должно быть всего лишь по одному. Никаких красок; мир состоит из черного и белого. Это еще один признак. Голова у меня трещит, и все мое тело вибрирует.

Все точно так же, как было раньше.

Она не исчезла. Компьютер корабля солгал мне. Мой кхай не уничтожил опухоль мозга. Она пребывала в дремлющем состоянии, выжидая, когда моя защита ослабеет. Я поднимаю руку перед своим лицом. Та дрожит. Я осознаю – это еще один симптом опухоли, оказывающий давление на мой мозг.

– Нет, – кричу я, сжимая свою руку в кулак, пытаясь заставить ее перестать дрожать. – Ты говорил, она не вернется! Ты говорил, что опухоль уничтожена! Что ее там больше нет!

– Харлоу, – компьютер упрекает меня. – Существуют определенные правила, а ты их не соблюдаешь. Ты очень многое требуешь от своего кхай, но взамен ему ты не даешь ничего. Чего ты ожидала?

– Что ему нужно?

– Харлоу.

– Что?

– Харлоу, – голос компьютера окружает меня повсюду. Он в моей голове, рядом с опухолью, которая полна решимости убить меня. – Харлоу. Харлоу…

Испустив отчаянный крик, я резко просыпаюсь, словно мне плеснули водой в лицо. Пытаюсь заставить глаза сфокусироваться на лице – одном, четко очерченном лице – которое находится в считанных дюймах от моего. Нет никакой размытости. Никакого двоения в глазах. Я похлопываю языком по своему нёбу. Никакого приступа. А тряска, которую я ощущаю? Это – моя вошь, напоминающая мне, чтобы я спарилась с Рухом. Она вибрирует настолько сильно, что такое ощущение, будто внутри моей груди, как в ловушке, заперта моторная лодка.

У меня выворачивает живот, и я вырываюсь из рук Руха за секунду до того, как меня рвет.

«Это был всего лишь ночной кошмар», – убеждаю себя в то время, пока, закашливаясь, выблевываю ужин в снег перед собой. У меня всего лишь разыгралось подсознание. Интенсивные вибрации моей воши напугали мой погруженный в сон рассудок и ввели в заблуждение, что это припадок.

Вообще-то, я сама себя напугала.

Откинувшись назад, я сажусь на пятки и вытираю рукой со лба пот. После того, как меня вырвало, мне не особо полегчало. Отчего-то я чувствую себя еще хуже, если честно. Что-то мне не верится, что это был просто кошмар. Может быть, это что-то вроде предупреждения. Я избегаю резонанс с Рухом, потому что не хочу забеременеть. Неужели мое подсознание дает мне понять, что я должна принять меры и выполнить то, что требует мой кхай? За исключением того, чтобы страдать еще больше, понятия не имею, что произойдет, если буду и дальше продолжать игнорировать реальность. Кожа у меня уже настолько сверхчувствительна, что почти… неприятно прикасаться к Руху. Такое ощущение, что просто не перенесу этого.

И мой бедный Тарзан. Он ничего не понимает. Я оглядываюсь и смотрю на него, и меня пронзает чувство вины. Все, что нам нужно, так это кое-где всласть поваляться, одурманившись до чертиков, чтобы мы могли – я могла – потерять всякий контроль.

Рух подходит ко мне и убирает волосы с моего лица.

– Хар-лоу?

– Со мной все в порядке, – говорю я ему, пытаясь улыбнуться. – Серьезно.

Рух лезет в свою сумку и достает оттуда веточку со свернувшимися листьями. Я срывала их с кустов, пока мы шли, признав в нем растение из тех, что росли возле пещер. Из него получается очень хороший чай, а еще он оказывает успокаивающее действие на желудок. И, судя по всему, Руху тоже об этом известно. Я беру у него эти листья и, размышляя, пережевываю их.

Может быть, когда мы доберемся до нашей конечной цели, где-то там можно будет разыскать чего-нибудь спиртосодержащее. Или, может, мне стоит просто собраться с духом и наброситься на этого мужчину. Не то, чтобы с ним что-то не так физически. Он красив, он чистый, к тому же волосы у него больше не спутанный ужас. Он до глубины души мне предан, и совершенно очевидно, что в его глазах я – чудо из чудес.

Я просто… очень испугалась самой мысли о том, чтобы стать матерью. Мать, выживающая в дикой местности, да еще когда рядом со мной нет никого, кроме Руха. Мда, это именно та часть, которая пугает меня.

Пока я жую горькие листья, Рух берет мой плащ и, суетясь вокруг, укутывает его вокруг моих плеч. Он приводит меня обратно к тому месту, которое я провозгласила своей постелью, и я ложусь и притворяюсь, что заснула. Может, я и не хочу стать матерью, но разве у меня есть какой-то другой выбор?

РУХ

Ну вот, мы пришли.

Разволновавшись, я беру свою уставшую женщину за руку и веду ее вперед. Я хочу, чтобы она полюбила наш новый дом, куда я привел ее жить. Тут безопасно. Те, плохие, очень редко приходят к соленым водам. И потому что они так далеко отсюда, эти воды подходят нам просто отлично. Здесь неподалеку несколько больших пещер, и у меня на заметке есть одна, которая идеально подойдет для моей хрупкой женщины.

Я прикасаюсь к ее щеке, и она улыбается мне, хотя ее лицо все еще отражает беспокойство. Что бы там прошлой ночью ни случилось, пока она спала, сегодня это несколько потушило в ней ее внутреннюю искру. Ведет она себя очень тихо и менее общительна, чем обычно. Обычно я слушаю ее болтовню и стараюсь запоминать слова, но сегодня Хар-лоу молчит, и я обнаруживаю, что скучаю по нашим забавам. Я скучаю по жизнерадостному и веселому звучанию ее голоса.

Я хочу, чтобы все снова стало как раньше, но я не знаю, как попросить. Это бесконечно меня расстраивает.

Я указываю на скалы вдали. Перед нами долина, срезающая путь прямо к этим горам. Одна сторона испещрена многочисленными пещерами, огражденными высокими стенами от наиболее жестоких из ветров. В нескольких минутах ходьбы находятся бескрайние соленые воды, которые все дни напролет подкатывают и рябят на солнце. Здесь полно всякой еды. Большую часть этих вод пить нельзя, но есть ручьи, которые очень вкусные и чистые. Пещеры здесь больше.

Пещеры здесь безопасные.

Мне хочется, чтобы Хар-лоу была довольна. Так что я указываю на скалы, подыскивая в моей маленькой коллекции слов, обозначающее «дом».

– Сюда, – подбираю я. Вот это я знаю.

Хар-лоу хмурит свой плоский лоб.

– Сюда? К-куда? – она прикладывает ладонь ко лбу и пытается вглядеться в даль. – Куда?