Текст книги "Мой варвар (ЛП)"

Автор книги: Руби Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Он молчит.

Ужасное беспокойство гложет меня изнутри, и мне на ум приходят слова, сказанные Джорджи.

– Ты ведь не собираешься оставаться, не так ли? – спрашиваю я шепотом.

Взгляд, которым Рух окидывает меня, полон муки.

– Одна мысль о том, чтобы оставить тебя и нашего сына, разрывает мне сердце.

– Но ты все ровно подумываешь об этом, – слова, которые произношу, горькие, полные обиды.

– Если буду знать, что вы оба в безопасности… тогда, может быть, смогу этого вынести. Все, что я знаю, так это то, что если я опять заберу тебя с собой, то погублю тебя.

– Сама мысль о том, что ты, Рух, уходишь, тоже меня погубит. Неужели эти люди такие уж плохие?

– Они не мои люди.

– И не мои! – я жестом указываю на свою бледную веснушчатую кожу и рыжие волосы. – По-твоему, я сама решила заявиться сюда? Нет! Но эти люди достойные, заботливые. Мы могли бы жить здесь и быть счастливы! Вместе!

Он опускает голову.

– Единственное, что осталось у меня в памяти об отце, это воспоминания о нем и его слова предостережения. Наказ мне избегать плохих. Что они уничтожат меня.

– Но он уже умер, и теперь здесь я, – я протягиваю ему нашего сына. – Теперь здесь наш малыш. Как ты можешь бросать нас?

– Я не хочу, – он сдвигается с места и берет ребенка на руки, и я вижу любовь на его суровом лице. Это снова разбивает мое сердце. Наша семья такая идеальная – почему он этого не видит? – Но если я останусь, не будет ли это означать, что смерть моего отца бессмысленна?

Я знаю, как он привязан к своему отцу. Я знаю, что его воспоминания о нем – это вообще единственные его воспоминания о ком-нибудь. Несомненно, он невероятно близко принимает их к сердцу. Но что насчет меня? Нашего ребенка? Мне хочется закричать, выражая свой протест. Очевидно, что Рух воюет со своими внутренними демонами.

Подойдя ко мне, он пристраивается в шкурах рядом со мной, и мы, обнявшись, наблюдаем, как спит наш ребенок.

– Все во мне, это все, что я есть, – шепчет Рух. – Это мне подсказывает, что я должен быть здесь, с тобой. Заботиться о тебе и своем ребенке. Но когда я закрываю глаза, я вижу сердитое лицо моего отца. И я задаюсь вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем кто-то разлучит нас, как моих отца с матерью. Жить здесь и не быть с тобой? Это уничтожит меня гораздо больше, чем оставив тебя.

С ноющим сердцем я устраиваю голову ему на плече. Он не доверяет этим людям, не причинявшим ему вреда, не губившим его хрупкое счастье. Все ясно.

Но рано или поздно ему придется довериться, потому что не знаю, что буду делать, если потеряю его.

Часть 11

ХАРЛОУ

На следующий день один из охотников возвращается с новостью о том, что он выследил маленькое стадо са-кoхчк, всего семь. Один из них – комплект. Именно он обеспечит кхай для моего крошечного малыша. Всякий раз, когда он засыпает, меня пробирает страх, потому что он не развивается. Все еще нет. Видимо это из-за яда, содержащиеся в воздухе, и я буквально впадаю в бешенство от желания заполучить для него кхай. Хочу услышать, как он орет во всеуслышание, а не слабым, немощным плачем.

Мне аж не по себе от мысли, что ему осталось не так много дней.

Поскольку я все еще восстанавливаюсь от родов, они загружают сани – обычно используемые для перевозки мяса – шкурами и подушками, и нас с ребенком размещают в них, как только отряд охотников готов отправляться. Стоя рядом со мной, Лиз чуть ли не подпрыгивает от предвкушения, пока мужчины в последнюю минуту принимаются проверять оружие.

Она тянет ко мне руки.

– Можно мне его подержать? Пожалуйста?

Несмотря на то, что каждой своей частичкой мне хочется вцепиться в малыша и в который раз засунуть ему в рот грудь в надежде, что он еще немного поест, скрепя сердцем я все же расстаюсь со своим свертком.

Она берет его на руки, и выражение ее лица смягчается от восторга.

– Боже мой, да он симпотяжка!

Услышав это, чувствую, как, переполненная материнской гордостью, я заливаюсь горячим румянцем.

– Да, так и есть.

– Ты только посмотри на эти крошечные рожки! И на эти крошечные наросты на лобике! – ее голос переходит в воркование. – Ты самый драгоценный, не так ли?

Малыш начинает плакать, слабо и уныло.

Я протягиваю руки, а мои груди сразу начинают протекать молоком, и раскрываю все то, во что я закутана, чтобы покормить его.

– Он не такой сильный, каким ему следует быть, – говорю я Лиз, когда она возвращает его. – Я ужасно боюсь.

– Вошь все уладит, – уверяет она меня, похлопывая по луку, перекинутому через плечо. – Вы уже определились с именем?

Я киваю головой, довольно вздохнув, когда ребенок присасывается к моей груди и начинает жадно есть. Каждое кормление дает ощущение бесспорного успеха.

– Мы взяли первые части обоих наших имен и придумали Рухар.

– О, мне нравятся!

– Мне тоже, – кажется, что для такого крошечного, тощего малютки это имя вроде великое, свирепое, но он вырастет.

– Хотелось бы знать, как мой будет выглядеть, – Лиз мечтательно поглаживает свой живот.

– Покрупнее, полагаю, – говорю я, пытаясь не завидовать, думая об этом. Не вина Рухара, что он родился рановато и таким крохотным. Моему телу было просто не под силу дальше обеспечить ему питание. В этом я чувствую себя своего рода неудачницей.

Но тут ко мне подходит Рух и касается моей щеки, и это уже неважно. Мы обязательно добудем для нашего ребенка кхай, и он ему поможет.

Так же, как он помог мне.

***

Мы передвигаемся большую часть дня. Рух тянет мои сани, а остальные охотники идут в ногу с нами, хотя я понимаю, что они могли бы идти намного быстрее. Лиз идет рядом со мной, беспрерывно жужжа мне в уши и беря на руки младенца каждый раз, когда я ей позволяю. В течение дня я передаю его все чаще, потому что просто ехать на санях очень утомительно, а «тетушка» Лиз преисполнена желания провести свою долю времени с ребенком. Я дремлю урывками, и мои сны просто ужасны, полны тревог и опасений.

Медленные удары с глухим стуком и последующие сотрясения земли – это именно то, что меня будит. Я усаживаюсь на санях прямо, когда очередной стук сотрясает мир, и тут я понимаю, что мы остановились. Уже настали сумерки, и солнца заходят за горизонт пурпурных небес.

– Их нашли, – шепчет Лиз.

Вдали, из-за деревьев, я вижу несколько гигантских голов са-кoхчк. Один из них щипает перообразную крону одного из розовых деревьев. Другой медленно бредет мимо, и глухие шаги его лап сотрясают землю. Они громадные, каждый из них размером с самолет, не меньше, и я снова начинаю беспокоиться. Я уже видела их раньше, но совсем забыла, до чего ж они огромны. Они травоядные, но сам их размер и сила делают их опасными.

Рáхош поворачивается к охотникам, и его взгляд резко направляется на Лиз.

– Мы разделимся и окружим их, чтобы добраться до самого маленького. Если нам удастся его ранить, то сможем отделить его от стада. Если нет, то можем попытаться направить его, загнав в угол, – он кивает Руху. – Ну что, готов?

Рух отпускает упряжку саней и смотрит на меня сверху вниз. Мне очень хочется возразить, мол, ему не обязательно идти, но он должен. Ради нашего малыша.

Лиз протягивает мне Рухара, и я прижимаю его к себе.

– Не хочешь, чтобы Рух остался со своей парой? – спрашивает Лиз.

– Рух сильный и быстрый. Он нам нужен, – отвечает Рáхош. Его взгляд сосредоточивается на Лиз. – Ты останешься с ней.

– Шутишь? Выводишь меня из игры из-за влагалища? – бушует Лиз. – Да что за херня, детка?

– Тебе нельзя бегать, моя пара, – он подходит к ней и гладит ее живот, даже несмотря на то, что она пытается убрать его руку. – Ты превосходный стрелок, но тебе нет нужды гоняться вместе с охотниками, чтобы стрелнуть из лука, – он целует ее в лоб. – Охраняй ее.

Лиз ворчит, но больше ничего не говорит. Я оглядываюсь на Руха, и он касается моей щеки, затем присоединяется к остальным. «Я люблю тебя, – думаю я безмолвно. – Береги себя».

Не могу не думать об охоте, которая убила его мать и искалечила его брата. Судя по напряженным выражениям лиц Руха и Рáхоша, я не единственная, кто об этом думает.

Несколько минут спустя мужчины исчезают среди деревьев, и тогда здесь остаемся только мы с Лиз, сидя в снегу. Рухар испускает слабый плачь, и я автоматически прячу его под свою тунику в стиле пончо и предлагаю ему свою грудь.

– Ну, – говорит Лиз, хватаясь за упряжку моих саней. – Дай-ка посмотрим, удастся ли нам занять места в сторонке, и, пожалуй, будем надеяться на отличное шоу.

Плевать мне на то, отличное ли будет шоу. Я лишь хочу спасти своего ребенка и чтобы моя пара вернулся в целости и сохранности.

РУХ

Рáхош уже раньше это делал, говорят мне остальные. Когда у Мэйлак родилась маленькая Эша, когда женщины получили кхай, и еще раньше, когда много, много сезонов назад на свет появилась Фарли. Но все охоты одинаково опасны, а кое-кто из охотников уже ушли в погоню за дичью, и мы не могли дожидаться их возвращения. Каждый проходящий день – это еще один день, который угрожает жизни Рухара, так что все должно произойти именно сейчас, и это должно быть именно это стадо.

Мы приближаемся. Шесть сильных мужчин. Я не знаю имена всех, и по какой-то причине мне из-за этого стыдно. Все они рискуют своими жизнями ради моего сына, чтобы дать ему шанс на жизнь. Осознание этого проносится в моей голове все снова и снова. Группу возглавляет мой собственный брат, в руке у него копье, а «лук» такой же, как тот, что у Лииз, перекинут через плечо.

Стадо са-кoхчк с близкого расстояния внушают ужас. У этих существ огромные пасти, которые широко разинуты, тогда как их головы качаются из стороны в сторону, рассекая воздух. Там несколько взрослых, и каждый из них настолько огромен, что одной ногой может раздавить взрослого мужчину. В центре стада рядом с матерью стоит комплект. Он в два раза меньше остальных, и именно он наша цель.

Рáхош останавливается, и когда остальные охотники подтягиваются, он жестом указывает на комплект.

– Я могу отсюда попасть в него точным выстрелом. Можем его ранить, ввергнув стадо в паническое бегство. Этот отстанет, – он жестом указывает мужчинам разделиться на пары. – Гонитесь за взрослыми. Устройте шумиху, но будьте осторожны и не рискуйте своими жизнями.

Мужчины кивают.

– Проследите, чтобы они не изменили направление. Позади нас остались женщины, и нам не нужно, чтобы са-кoхчк понеслись в их направлении.

Страх словно разряд молнии пробегает вверх-вниз по моему позвоночнику от этой мысли. Хар-лоу слаба, а Рухар такой маленький и беспомощный…, и на мой взгляд слишком уж близко они оба находятся. Однако они должны оставаться рядом, чтобы Рухар мог получить свой кхай. От тревоги у меня все нутро выворачивает при одной этой мысли. Опасностей слишком много.

Охотники готовят оружие. Имеются копья, пращи, у нескольких мужчин опасно острые костяные ножи вроде моего собственного. Один из са-кoхчк проходит мимо медленной, тяжелой поступью, не обращая на нас внимания, будто мы слабые и ничтожные мелочи, и я невольно думаю о своем отце и той охоте, чтобы заполучить для меня кхай. Чувствовал ли он такой же смертельный ужас, что и я? Сводило ли у него судорогами живот, когда он понял, что подвергает смертельной опасности своих старшего сына и пару? Или он был слишком уж безрассуден, чтобы беспокоится об этом?

Даже представить не могу, почему он не вернулся к племени, чтобы заручиться их помощью. Он должен был предвидеть грозящую опасность. Или может ему просто было плевать?

Рáхош снимает лук и аккуратно размещает стрелу. Он прицеливается, и я смотрю, как он выпускает стрелу. Мгновение спустя комплект са-кoхчк начинает выть от боли, а один из взрослых ревет от отчаяния. Их ноги передвигаются, и земля дрожит. Охота началась.

Разделившись, мужчины кричат и трясут копьями, резко бросаясь вперед, гоняясь за сбитыми с толку животными. Один из них, ускоряясь, переходит на рысь, и я чувствую, как земля начинает трястись, словно та вот-вот расколется. За ним следует еще один, и тогда срывается с места все стадо, побужденное тыканьем копьями и криками наших охотников. Мы ничтожно маленькие по сравнению с ними, однако все получается.

В центре стада шатается комплект. Мать подталкивает его мордой, пытаясь заставить его идти, но когда он падает на колени, она испускает рев, после чего, отвернувшись от него, бросает своего детеныша ради собственного самосохранения. Я вижу это со своей точки обзора возле Рáхоша, и я внезапно замираю. Мои воспоминания возвращаются обратно к моему отцу. Это именно тот выбор, который он сделал. Он пожертвовал своим собственным ребенком – своим первенцем, Рáхошем – когда он был слишком сильно изранен. На мгновение мне хочется, чтобы мать са-кoхчк вернулась обратно и подтолкнула свой комплект встать на ноги.

Вместо этого она издает жалобный вой и тяжелой поступью кидается от него прочь, бросив его нам.

Такое чувство, будто сердце у меня в груди разбивается вдребезги. Я думаю о Рáхоше, его покрытом шрамами лице и прихожу к опустошительному пониманию.

Мой отец был настолько сломлен, что, если бы меня ранили так же, как этот комплект са-кoхчка, который сейчас перед нами, я даже нисколько не сомневаюсь, что мой отец просто бросил меня так же, как это делает сейчас эта зверюга мать. Он бы отрекся от меня так же, как сделал это с Рáхошем, оставив с теми, которых он считал «плохими». Или еще хуже – когда-нибудь взял, да и бросил меня в снегу и сбежал от меня.

Я представляю, что поступаю так со своим собственным сыном – моим Рухаром – и меня уже тошнит.

Никогда в жизни.

Я никогда бы не бросил ни его, ни Хар-лоу. Никогда. Мой отец был неправ. Он поступил так, как по его мнению, должен был, чтобы выжить, но только сейчас я понимаю, что это было вовсе не выживание. Это был поступок, бездумно ведомый инстинктами. Мужчина, которого я так долго представлял своим отцом в обрывках воспоминаний? Мужчина, которого я так уважал? Он не тот, к которому я должен обращаться в поисках ответов. Это тот, который рядом со мной, мой брат. Мой брат, который неустанно охотился вместе со мной и составлял мне компанию, даже тогда, когда я этого не хотел. Кто привел свою беременную жену и посадил ее с моей, чтобы она не оставалась одна. Кто рискует своей семьей, чтобы помочь мне уберечь мою. Кто впустил меня в свой дом, не задавая вопросов, и никогда не ждал от меня благодарности.

Они не плохие.

– Пошевеливайся, Рух, – велит Рáхош, толкнув меня посильнее.

Споткнувшись, я падаю в сторону, и именно в этот момент, злобно ревя, мимо меня проносится один из са-кoхчк. Я стоял посреди охотничьего поля как обалдевший дурак. В то время, когда я откатываюсь подальше, другой охотник, встав между мной и животным, отгоняет его прочь. Защищает меня.

Все эти мужчины рискуют собой ради моего Рухара. Ради моей семьи. Я тронут.

Остальная часть охоты проходит как в тумане. Я присоединяюсь к охотникам, когда мы широким кругом окружаем блеющий от боли и гнева комплект. Несмотря на то, что это всего лишь звереныш, он все равно вдвое выше моего роста и с легкостью может раздавить мужчину. Когда мы его окружаем, даже хромая, он двигается быстрее, чем взрослые.

Одно мгновение и все кончено. Эта охота не благородная, а эффективная. Я безмолвно благодарю зверя, который умер, чтобы мой сын мог жить, и встаю на колени возле его груди. Своим ножом я разрезаю ребра и раздвигаю их в стороны, раскрыв пульсирующее сердце, полное подвижных светящихся синих нитей.

– Все чисто, можно выходить? – кричит Лиз издалека.

Рáхош машет ей рукой, указывая идти, а один из молодых охотников тянет сани Хар-лоу. Мой брат смотрит на меня и хмурится.

– Ну ты и идиот! Ты чуть не дал одному из стада растоптать себя.

Он злится на меня. Он взбесился так же, как взбесился бы я на Хар-лоу, сделай она нечто настолько глупое,… и все благодаря тому, что он моя семья и хочет, чтобы я был в безопасности. Как ни странно, я очень доволен этим, поэтому я протягиваю к нему руки и заключаю его в объятия.

Рáхош стоит одеревенелым, но в конечном счете неловко обнимает меня в ответ.

– Спасибо тебе, – говорю я ему.

– Ты же мой брат, – бормочет Рáхош вполголоса. – Я буду всегда тебе помогать.

– Боженьки, – Лиз выкрикивает. – А вы, ребята, можете поцеловать друг друга? Ну, ради меня? Это было бы так круто.

Хар-лоу начинает хихикать. Рáхош отпихивает меня от себя, и тогда я, улыбаясь во все лицо, подхожу к своей паре. Хар-лоу поднимается на ноги, после чего вручает мне ребенка.

– Уже пора?

Она, похоже, нервничает, поскольку разглаживает руками свою свободную одежду.

Я прижимаю своего сына к себе. Несмотря на то, что холодно и его крошечное личико сморщено от гнева, он не плачет. Меня это очень беспокоит. Я оглядываюсь на Рáхоша, потому что понятия не имею, как заполучить в него кхай.

– Сделай надрез на горле, – говорит Рáхош. – Хочешь, чтоб я его подержал?

– Я сама это сделаю, – заявляет Хар-лоу. – Он мой ребенок.

Она делает шаг вперед, ее движения медленные и усталые, тем не менее решительные.

Я неохотно возвращаю ей сына, после чего целую ее.

– Он даже не будет помнить эту боль, – говорю я ей, хотя это едва ли уверяет меня самого в этом.

– Знаю, – она улыбается мне насмешливой улыбкой. – Напомни мне рассказать тебе о том, что люди иногда называют «сэр-люди-чураются-выяснений».

Лиз хихикает, стоя позади нее.

Я касаюсь щечки моего сына еще разок, и его глаза открываются. Они не ликующе ярко синего цвета, который излучают глаза Хар-лоу и глаза любого другого, у кого кхай. «Не волнуйся, сынок, – уверяю я его безмолвно. – Скоро ты поправишься».

Я подхожу к убитому са-кохчку и вырезаю у него сердце. Внутри него дико извиваются синеватого цвета нити, словно пытаясь вырваться из умрешего органа. Оно медленно пульсирует еще разок, а потом останавливается раз и навсегда.

– Нужен всего один, – наставляет Рáхош, в то время как я пялюсь вниз на сердце.

Я киваю головой и поворачиваюсь к своей паре. Проявляя решимость, она оттягивает шкуры от маленькой груди Рухара, обнажив его верхнюю часть тела.

Прижимая сердце к своей груди, другой рукой я выхватываю свой костяной нож.

– Нужно сделать на шее маленький надрез, – Хар-лоу говорит мне.

У меня во рту пересыхает. Я держу нож над своим сыном… но я не в силах это сделать. Его большие темные глаза смотрят на меня, а его ручки, сжатые в крошечные кулачки, двигаются. Я не могу причинить ему боль.

– Я слабак, – признаюсь я своей паре хриплым голосом. – Рáхош…

– Я сделаю это, – заявляет Хар-лоу, и я тронут силой духа моей пары. Она забирает у меня нож и делает глубокий вдох, затем кивает головой. – Приготовь один кхай.

К тому времени, когда я вытаскиваю одну из этих извивающихся нитей, все готово. Плач ребенка слабый, скорее икота, нежели крик, а Хар-лоу вытирает кровь с его шеи, успокаивая его ласковым кудахтаньем. Я осторожно приставляю кхай к шее малыша…

Он извивается и скользит внутрь раны, прежде чем мой разум может этого постичь. Мгновение спустя комплект внезапно начинает вздрагивать и дергаться, а Хар-лоу крепко его обнимает, и от беспокойства ее тело напрягается.

– А он…

Я обхватываю ее за плечи, и мы оба пристально наблюдаем за нашим сыном. Проходят мгновения. Долгие, напряженные мгновения, в течении которых все задерживают дыхание. Смеющийся, шумный охотничий отряд совершенно безмолвен, даже Лииз.

И, вдруг, ребенок начинает кашлять. Мгновение спустя он взрывается громким воплем, протестующе вскидывая свои кулачки. Хар-лоу испускает счастливый вздох облегчения, но я не смею перевести дыхание, еще нет, пока он не открывает глаза, и я вижу их ярко-синее свечение.

И в этот момент я понимаю, что все будет хорошо. Почувствовав облегчение, я опускаюсь на колени.

Остальные ликующе кричат «ура!».

Хар-лоу встает на колени возле меня и предлагает мне гневающегося ребенка.

– Не хочешь подержать своего сына?

Я беру его на руки и смотрю на него сверху вниз. Рана на его шее уже заживает, и в такой холод он энергично размахивает своими кулачками. Я прижимаю его к себе. Своего сына. Я смотрю на Хар-лоу, и мое сердце замирает от любви, когда она улыбается мне.

Моя пара.

– Пора вернуться домой, – говорю я ей.

Она хмурит брови.

– Обратно в пещеру на берегу моря?

Я мотаю головой.

– Домой. К племени. Вместе.

Она прикусывает свою розовую губу.

– А ты останешься? – ее голос робок, полон надежд.

Я протягиваю руку и касаюсь ее щеки.

– Я никогда не смог бы вас бросить. Ни тебя, ни нашего сына. Мы – семья.

Ее лучезарная улыбка лучше тысячи воспоминаний о моем отце.

Эпилог

Один оборот луны спустя…

ХАРЛОУ

– Ай! – я вздрагиваю, когда маленькие десны Рухара изо всех сил прикусывают мой сосок. Его крошечный кулачок цепляется за мой палец, как будто он задумал драться со мной, стоит только мне взбрести в голову отнять у него свою грудь. – Твой сын любит кусаться.

– Мой сын – воин, – заявляет Рух, вальяжно растянувшись рядом со мной. Лежа в наших шкурах, он ухмыляется мне, играя с маленькой ножкой Рухара. – Он хочет то, что принадлежит ему.

Я фыркаю, но мне грех жаловаться, ведь, пока малыш ест, он смотрит на меня ярко-синими глазами. С тех пор, как он получил свой кхай, крошка Рухар не такой уж и маленький. Ребенок практически стал больше в два раза, и это просто поразительно. Теперь он пухлненький, счастливый и гораздо сильнее, чем я ожидала. Пока он ест, крошечный хвостик нетерпеливо метается взад-вперед, и я гадаю, не пойти ли мне снова повидаться с целительницей, чтоб увеличить у меня выработку молока. Я меняю груди, и та, что теперь свободна, капает молоком и по-прежнему ощущается тяжелой. Неа. Рухар просто маленький поросенок, которого только еда и интересует. Как ни странно, меня это устраивает. Он настолько здоров, что я аж трепещу от счастья, когда любуюсь им. Даже его крошечные рожки растут.

Рух проводит рукой по светлому пушку на голове ребенка, а потом гладит мою руку. Я тут же замираю, потому что ощущение-его-прикосновений – это именно то, чего мне очень не хватало во время всего прошедшего месяца. Мы оказались заняты новорожденным малышом и приспособлением к жизни в племени, а мое тело приспосабливалось к послеродовым изменениям. Возможности для секса оказалось не так уж много.

Ну ладно, возможности для секса вообще не оказалось. И я ужас как хочу, чтобы моя пара снова прикоснулся ко мне.

Пока Рух наблюдает, как я кормлю нашего сына, его пальцы прослеживают изгиб моей руки до плеча. Может, мне уложить малыша, и мы сможем…

Кто-то побрякивает шнурком с ракушками перед нашей «дверью». Там есть занавес, но так как в занавес постучать невозможно, я смастерила эту крутую штуку. Это позволяет Руху чувствовать, что у нас довольно уединенно. Я натягиваю на свое тело кожаное покрывало, поскольку кормлю грудью, а Рух принимает сидячее положение.

– Входи.

Входит Вэктал, и Рух поднимается на ноги. Вождь выглядит совершенно измотанным.

– Комплект Лииз на подходе. Рáхош… не в себе.

А это значит, что он уже впал в панику. И это неудивительно, учитывая, что за последние несколько недель, по мере того как живот Лиз расширялся, и все больше приближались роды, она от острой на язык нахалки превратилась в совершенно раздражительного нытика. Рáхош кружил над своей парой и словно одержимый вошел в раж относительно любой мелочи дабы обеспечить, чтобы его Лиз была довольна и счастлива. Следовательно, он сводил с ума всех членов племени. Вэктал с Рухом уже договорились забрать Рáхоша на охоту на то время, пока Лиз рожает, чтобы он не бесил бедную Мэйлак своими вопросами и придирками.

Рух тут же хватает свое копье и охотничью сумку. Он смотрит на меня, колеблется.

– Иди, – говорю я, махнув ему рукой. – Я возьму Рухара к Лиз и посмотрим, не сможем ли мы ее отвлечь. А ты позаботься о будущем папочке.

Моя пара подходит ко мне и гладит меня по щеке.

– Я принесу тебе твое любимое. С этим вторым рождением племя захочет сегодня устроить пир.

Я начинаю хихикать, прислонившись щекой к его ладони.

– Просто верни домой более спокойного Рáхоша, и одно только это уже будет стоить того, чтобы отпраздновать.

Он выглядит так, будто хочет добавить еще что-то, но впоследствии кивает головой и выходит наружу вслед за Вэкталом. Я заканчиваю кормить ребенка, даю ему срыгнуть, после чего меняю его кожаные пеленки на свежие. Забавно, что Вэктал, Рáхош, а теперь еще и Рух стали такими близкими друзьями. Они спорят и ругаются, как братья, но и поддерживают друг друга куда больше, чем я ожидала. Рух хорошо приспособился к жизни в племени, правда, когда он не в духе, то жалуется на шум. Но охота с Рáхошем и Вэкталом помогает, и ему, похоже, все больше нравится наслаждаться компанией вместо того, чтобы из-за нее раздражаться.

Когда Рухар переодет, я надеваю платье-тунику, которое носила до беременности, и я рада обнаружить, что оно мне подходит. Я снова в своей тарелке, и все же по-прежнему лишена ласк моей пары. У меня даже кровотечение прекратилось, а чувствовую я себя так, будто все вернулось в норму. Это значит, теперь все может вернуться к нормальной жизни, верно? Очень на это надеюсь.

Я так соскучилась по сексу. Я люблю Рухара, и мне нравится снова жить в племени,… но еще я хочу получить назад свою пару.

Подвернув Рухара под мышку, я направляюсь в пещеру Лиз.

Она с Рáхошем живут рядом с нами с Рухом, в конце просторной системы пещер, где располагается жилище племени. Я не удивлена, увидев там Джорджи, хотя нигде не видно целительницы.

– Где Мэйлак? – спрашиваю я, как только устраиваюсь, присоединившись к женщинам.

– Прилегла вздремнуть, – отвечает Джорджи. – Судя по тому, что она сказала, это займет еще некоторое время. У Лиз схватки даже толком и не начались.

Испустив вздох, она гладит свой огромный живот. Джорджи более, чем готова рожать, однако ребенок в ее чреве, похоже, никуда не торопится.

Лиз корчит Джорджи рожицу.

– Когда почувствуешь хоть что-то похожее на эти схватки, сама начнешь визжать как резаная, так что хватит нести всякую херню, – она поднимает руки. – А теперь дай-ка мне моего любимого племянничка.

Я передаю Рухара и устраиваюсь, чтобы ждать вместе с подружками. Я слегка раздражена, что здесь нет Мэйлак, потому что хочу спросить ее о сексе и все ли со мной в порядке, чтобы снова им заниматься. Она теперь что-то вроде семейного доктора у всех тут у нас, и я вся в нетерпении узнать кое-что важное.

Думаю, самое время.

***

День переходит в вечер, а вечер сменяется ночью, прежде чем ребенок Лиз появляется на свет. Ращель – пухлый, здоровый ребенок с копной темных волос своего отца и бледным цветом кожи своей матери… и без хвоста. В этом она отличается от Рухара, но в остальном она кажется идеальной, поэтому даже Мэйлак не беспокоится. Лиз счастливо рыдает, держа на руках своего ребенка так, словно он может сломаться. Когда входит Рáхош, чтобы увидеть свою пару и их ребенка, готова поклясться, этот мужчина выглядит так, словно он сейчас разрыдается слезами счастья. Мы с Джорджи и Мэйлак быстро выходим из пещеры, чтобы дать новой семье немного побыть наедине.

Снаружи, в главной пещере, кто-то открыл сах-сах и передает его по кругу. Это выброженный напиток, который нравится ша-кхай, но мне самой он не очень-то по душе. Кроме того, я кормлю грудью и уверена, что он вреден для малыша. Здесь уже полно расшумевшейся пьяных, и кто-то барабанит какую-то песню.

Зевнув, Джорджи корчит рожицу.

– Я счастлива за Лиз, но должна сказать, уж лучше бы это сейчас была я.

– Тебе уже недолго осталось, – сообщает Мэйлак, протягивая руку, чтобы коснуться огромного живота Джорджи. – Твой комплект уже сместился вниз.

Джорджи оживляется.

– Ты в самом деле так считаешь? Жду не дождусь, когда придет время рожать, – она потирает невероятно большой живот. – Мне казалось, я должна была быть первой, кто родит ребенка, но вы с Лиз меня опередили.

– По-моему, дети рождаются тогда, когда приходит их время, – говорю я, держа Рухара, который заснул, положив головку мне на плечо. Он только что снова закончил есть и теперь готов поспать. – У тебя еще куча свободного времени до того, как он появится. Или она.

Джорджи кивает головой и протягивает руки.

– Хочешь, чтобы я присмотрела за ним пару часов? Ну, дала тебе с твоей парой устроить небольшой романтик?

Она как будто читает мои мысли. Я теряюсь и краснею, глядя на лицо моего сладкого малыша. Какое-то время его не нужно будет кормить, а я бы не отказалась уединиться с Рухом. Я оглядываюсь на Мэйлак, как если бы спрашиваю одобрения.

Она кладет руку на мой теперь опять плоский живот, сильно удивив меня. На мгновение ее глаза испускают яркое сияние, после чего снова тускнеют. Она одобрительно кивает головой.

– Твое тело в полном порядке.

Джорджи помахивает руками, указывая, что мне следует передать ей ребенка.

– Вы, девочки, все это уже спланировали? – ворчу я, передавая ей Рухара.

– Это очевидно, что вам обоим нужно побыть вдвоем, – заявляет Джорджи, широко ухмыляясь, подворачивая моего сына против себя с выражением обожания на лице. Она обхватывает ладонью его маленькую головку, а потом смотрит на меня. – Вэктал говорит, что Рух не может оторвать от тебя взгляд всякий раз, когда видит, и очень рассеян во время охоты.

Я заливаюсь румянцем.

– Так не годится, да, надо это исправить?

Она подмигивает мне.

– Ну, и кроме того, это даст мне лишний повод не присоединяться к вечеринке помимо «с моим-то животом мне не хватило бы там места, к тому же я слишком устала».

Смешавшись с празднующей толпой, она возвращается обратно в свою пещеру. На мгновение у меня аж все тело зудит, и вся моя выдержка уходит на то, чтобы не кинуться вдогонку и не выхватить из ее рук своего малыша обратно. Парочка часов пойдут на пользу нам обоим, и сейчас Джорджи как никогда раньше готова получить кое-какую первую практику с малышом.

Увидев такое мое выражение лица, Мэйлак начинает хихикать и похлопывает меня по плечу.

– Со временем станет легче, поверь мне. Вскоре ты будешь с нетерпением ждать те дни, когда кто-то предложит забрать твоего ребенка к себе на пару часов. А пока наслаждайся сегодняшним вечером и приятно проведи время со своей парой, – она улыбается, маскируя зевок. – Я ухожу на поиски собственной пары и своей постельки.

Это не самая худшая идея, которую я слышала до этого момента. Я оглядываю пещеру в поисках знакомой пары рогов и мужчины, который держится несколько иначе, чем другие. Я легко его обнаруживаю – в стороне от центрального костра он помогает разделывать дичь и болтает с Вэкталом, пока занимается этим. Они разговаривают с Ошеном, одним из старейшин, пока тот насаживает на вертел куски мяса для людей. Несмотря на то, что прошел год и произошли некоторые изменения, не все смогли привыкнуть есть пищу в сыром виде, а добыча – соответственно входит в рацион питания. Я по-прежнему предпочитаю еду приготовленной, и сдается мне, именно поэтому Рух ждет неподалеку.