Текст книги "Скверные девчонки. Книга 2"
Автор книги: Рози Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Глава двадцать седьмая
Стояли первые сентябрьские дни, но было жарко, как в середине лета. Казалось, будто от земли и от камней пышет жаром, как от раскаленной печи. Но световая гамма сильно изменилась, и рассеянные короткие тени напоминали об осени, за которой последует недолгая итальянская зима.
Джулия стояла на нижней террасе парка, облокотившись спиной о каменную балюстраду, отгораживающую пешеходную дорожку от крутого спуска к морю. Внизу плескались неугомонные волны, отороченные белой и золотистой бахромой пены, а прямо перед ней величественные террасы поднимались к самым стенам замка.
Джулия бездумно обводила взглядом их строгие контуры. Ей было знакомо каждое лимонное деревце в глиняных сосудах, каждая статуя и каждая ступенька. Она знала каждую беседку, увитую виноградной лозой и жасмином, и различала монотонное журчание фонтанов. Она знала и любила все это и гордилась, как своим детищем, но собиралась покинуть это место навсегда.
Вчера Николо Галли сказал ей, что она должна ехать домой, пока еще не поздно. И она вышла в парк в последний раз подышать его насыщенными ароматами и поразмышлять, но оказалось, что в этом не было никакой необходимости. Джулия уже знала, что ей делать. Она чувствовала, что после месяца горестных раздумий может снова думать о будущем.
Мэтти умерла. Она умерла в одиночестве в ту самую ночь, когда Александр и Джулия прекрасно провели время в кенсингтонской квартире. Нашла ее домоправительница и своим звонком разбудила Джулию, спавшую в объятиях Александра. Они тотчас помчались в Коппинз, но уже ничего не могли сделать, кроме организации похорон на кладбище в Уитби. Теперь над ней все время проносились ветры с Северного моря.
Им пришлось вскрыть могилу Митча, чтобы положить Мэтти рядом с ним. Небольшая тесная кучка друзей сгрудилась вокруг могилы: Джулия с Александром и Лили, Феликс и братья и сестры Мэтти. Лили рыдала взахлеб, как малое дитя. Джулия молча смотрела прямо перед собой широко открытыми и потемневшими от горя глазами.
Потом они медленно побрели прочь, не в состоянии поверить, что навсегда оставили яркую красоту Мэтти на этом уединенном пятачке земли.
Джулия съехала с квартиры в Кенсингтоне и, вернув ключи фирме «Трессидер и Лемойн», возвратилась в Коппинз. Она оставалась в этом большом безлюдном доме, бродя как некий дух по мрачным, печальным комнатам, пока все имущество Мэтти не было уложено и вывезено. Мебель и репродукции известных произведений живописи, а также лампы под абажурами с бахромой были частично проданы, частично розданы, после чего и сам дом был выставлен на продажу. Пока не закончились печальные ритуалы, в душе Джулии не было места для Александра, несмотря на возникшие надежды на их совместную счастливую жизнь.
Когда все это осталось позади, Джулия улетела обратно, в незатейливые будни Монтебелле.
Монахини приветливо встретили ее, но Томазо выразил удивление, а Николо просто оторопел. И впервые Монтебелле не оказало на Джулию своего целительного действия. Она бродила туда-сюда по своему удивительному парку и вверх-вниз по булыжным мостовым крутых улочек, не в силах избавиться от мыслей о Мэтти. Она видела ее во сне, разговаривала с ней и плакала, не находя ответов на свои вопросы. Она не смогла разгадать тайну смерти Мэтти. Никто так и не узнал, сознательно ли она ушла из жизни или это была роковая случайность.
Все лето Джулия прожила в Монтебелле, предаваясь воспоминаниям об их дружбе и как бы отдавая этим дань ушедшей подруге…
Она возвратилась домой спустя годы, чтобы связать порвавшуюся между ними нить, которая тянулась обратно, к ненавистной Блик-роуд. Она пыталась вспомнить, по возможности честно, каждый миг того страшного времени, потому что не хотела, чтобы тень вины тяжким бременем лежала у нее на душе. Бывали такие моменты, когда они пренебрегали друг другом, и такие, когда они бывали более чем щедры в своих чувствах. Джулия мысленно обозревала все это. Даже в самые тяжелые моменты ее жизни она не покинула Мэтти. Она сделала все возможное, но этого оказалось недостаточно, и Мэтти ушла…
После всего, что они пережили вместе, оставалась дружба, проверенная временем. Это была крепкая дружба, из которой они черпали жизненные силы. Они были друг для друга и матерью, и дочерью, и подругой. От этой утраты Джулия чувствовала себя более осиротевшей, чем при мыслях о потере Маргарет Холл или Бетти.
В первые после случившегося месяцы, когда прогулки по парку или в тени замка, казалось, были наполнены Мэтти, Джулия поняла, что их дружба остается. Мэтти все еще была с ней и навсегда с ней останется, пусть даже самой подруги уже нет.
Джулия почувствовала, как силы возвращаются к ней. Еще до того, как Николо предостерег ее, она поняла, что настало время покинуть этот приют и возвратиться в мир.
У Николо обнаружилась болезнь легких, которая не поддавалась лечению. Сестры-монахини сделали со своей стороны все возможное по уходу за ним, но в итоге его пришлось отвезти в большой госпиталь в Салерно. Всего несколько месяцев назад каждая клетка его организма оказывала сопротивление болезни, но он был уже стариком.
– Не смей хоронить себя здесь, – предостерег он Джулию. – Сейчас же поезжай домой, к Александру и Лили, иначе будет поздно.
Джулия присела у его постели.
– Я знаю, – сказала она. – И я уеду, мой старый добрый друг.
Ей нужно было возвращаться, чтобы заняться памятником для Мэтти. Это важно было сделать.
И теперь, стоя в парке под припекающим солнцем, Джулия поняла, что больше нечего обдумывать. Она достаточно занималась этим во время своего добровольного изгнания.
Она не осталась в долгу перед Мэтти. Мэтти и Митч умерли, но ее собственные возможности еще не были исчерпаны. Долги были связаны только с живыми, и в основном с Александром.
Если она до этого ничего не сделала лично для него, решила Джулия, то должна сделать это сейчас. Она оставит свой чудный парк монахиням и их пациентам на попечение Томазо.
Она покинет место, где чувствовала себя защищенной и жила простой примитивной жизнью, ограничивая свои потребности и довольствуясь малым. А сейчас она стала достаточно сильной, чтобы вернуться к Александру в Леди-Хилл. Если он все еще любит ее, она будет там жить ради него.
Джулия обошла всех и попрощалась. Это заняло совсем немного времени. Николо сжал ей руку своей худой высохшей рукой.
– Ты поступаешь правильно, – сказал он ей.
– Наконец-то, – улыбаясь добавила Джулия. Она поцеловала его в лоб и вышла из палаты не оглядываясь.
В последний вечер она побродила с Томазо по зимнему саду, а затем они вышли на верхнюю террасу. Воздух был так тих, что можно было услышать шепот моря, а аромат цветов еще больше сгущался в неподвижном воздухе. Джулия старалась вобрать в себя всю красоту и величие того, что она покидала.
– Мне кажется, вы будете скучать по своему парку, – заметил Томазо.
– Он не мой, – ответила Джулия. – И ты здесь для того, чтобы ухаживать за ним. Я всегда буду знать, что ты здесь.
«Как и память о Мэтти. Как и наша дружба с ней». Ведь они не перестанут существовать, как и парк, только потому, что здесь не будет Джулии.
Джулия и Томазо спустились по ступенькам и облокотились о нагретый каменный парапет, чтобы посмотреть на море, а затем опять поднялись к замку. Монахини собрались у ворот проводить ее. С ними прибежали дети и небольшая группа постояльцев. Мать-настоятельница поцеловала ее в обе щеки.
– Да пребудет с вами Господь!
– Спасибо, мать-настоятельница.
Уже сидя в такси и глядя в задние стекла, когда машина неслась с горы вниз, Джулия видела, как белые накрахмаленные чепцы монахинь мелькают по парку, словно большие бабочки.
Александр и Лили встречали Джулию в аэропорту. Она видела только их, как будто в зале ожидания, кроме них, никого не было. Лили радостно закричала:
– Мамочка! Мамочка! Добро пожаловать домой! Мы уже думали, что ты никогда не приедешь.
Александр стоял у нее за спиной. Он не изменился. Джулии даже показалось, что он выглядел точно так же, как в те времена, когда они впервые встретились. Даже старая, поношенная одежда, возможно, была еще из тех времен.
Он сделал несколько шагов вперед и взял ее рукой за подбородок, чтобы лучше видеть лицо. Их глаза встретились, и они улыбнулись друг другу.
Сидя в машине Александра, в знакомой обстановке пыльных улиц, Джулия спросила:
– Куда мы едем?
– Мы с Лили сняли квартиру в Фулеме, – ответил Александр. – Вполне приличную. Мы останавливаемся в ней, когда бываем в Лондоне.
– На нейтральной территории, – тихо сказала Джулия.
– Именно, – согласился он. Оба они все еще считали, что Леди-Хилл не является такой территорией.
Они достигли Чизвикской эстакады. Джулия смотрела на нагромождение зданий и поток машин, залитых солнечным светом. Монтебелле уже казалось где-то далеко позади, но она не сожалела об этом. Повернув голову, она взглянула на Александра, и сразу все ее существо наполнилось любовью к нему.
– Знаешь, о чем я думала в самолете?
– О чем же?
– Я думала о том, что мы должны устроить вечер в память Мэтти. Не мрачную церемонию типа поминальной службы, а как в прежние времена – шумное веселое сборище.
К ее удивлению, Александр с готовностью подхватил эту идею.
– Да. И я знаю даже, где это должно быть. Единственно возможное место – клуб «Ночная фиалка». Сейчас он переделан в бар, но там внизу есть маленький танцевальный зал.
Лили всунула голову между ними, обхватив руками спинки их сидений.
– Вечеринка, – нараспев сказала она. – Восхитительная вечеринка.
Позже они сидели в квартире втроем и Александр обнимал Джулию за плечи, ее голова покоилась у него на плече.
– Я не могла раньше прилететь домой, – говорила Джулия, – сразу после смерти Мэтти. Я не представляла, как мы могли начать свою жизнь, пока между нами были тени прошлого.
– Я знаю, – ответил Александр. – Я понял, почему ты уехала. Это было частью того, что тебя сдерживало. Мы не смогли бы быть счастливы после смерти Мэтти. Ведь ты так считала?
Наконец-то он понял это. Он понял внутреннее состояние Джулии.
– Ты ведь тоже потерял ее.
– Да, я тоже потерял ее. Я тоже любил ее.
С чувством облегчения Джулия поняла, что между ними не осталось никакого горького осадка из-за прежних привязанностей.
– Джулия, ты приехала, чтобы остаться?
– Если ты меня примешь.
В ответ он лишь крепче прижал ее к себе.
Феликс, в утреннем халате, стоял у одной высокой стены, выходящей на Итон-сквер. Уже несколько недель шли дожди, но сейчас появились приметы бабьего лета. Часть неба уже очистилась от туч, и лучи солнца просвечивали сквозь набрякшие листья деревьев, отбрасывавших длинные тени, столь характерные для осени.
Феликс вспоминал былые дни, проведенные с Джулией и Мэтти, и другую квартиру с видом из окна на лондонские платаны. Сначала тайна девушек отдаляла их от него, но все же они трое тянулись друг к другу, пока он не полюбил их обеих.
Все эти годы он хранил рисованные с них наброски. Но в апреле, после телефонного звонка Джулии, когда она сообщила ему эту невероятную новость, он подошел к столу и вытащил папку.
На первом рисунке подруги были изображены развалившимися на постели Мэтти. Мэтти читала журнал, а Джулия – толстенный роман. Первая лежала в свободной позе с оголенными бедрами, а рядом с ней – Джулия, темноволосая и с сердитым взглядом, с острыми выступающими из-под тонкой кожи костями. Глядя теперь на свою работу. Феликс понял, что неосознанно, по-мужски тянулся к ней. И он видел, что они были всего лишь детьми, старавшимися изображать испорченных девчонок.
Этот рисунок был сделал двадцать два года назад, но оказалось, что он все еще помнит их реакцию на него.
– Не очень-то красивыми ты нас изобразил, – обиделась тогда Джулия.
А он сказал им, что у них есть нечто большее, чем красота, – стиль. И этот стиль они сохранили обе, каждая свой собственный, независимо от тех перипетий, которые им преподнесла судьба.
Он вытащил второй рисунок и стал внимательно его рассматривать. На нем они были втроем: Мэтти, Джулия и Джош. Они слушали «Рок вокруг часов». Это было так давно, что даже эта мелодия уже казалась невинной чепухой. Феликсу нравился этот рисунок. Одно время он висел у него над каминной полкой.
С того мрачного апрельского дня он часто открывал папку и доставал эти рисунки. Но в это утро, в желтоватом свете начинающейся осени, он подошел к своему рабочему столу и лишь прикоснулся к папке, а затем вышел из комнаты. Он даже не повернул головы, чтобы взглянуть на хрусталь Джорджа или на современные картины и прочие стоявшие повсюду старые и новые вещи.
После прихода Вильяма исчезла старомодная опрятность, и в квартире теперь царил беспорядок. Он оставлял открытыми книги и журналы на мраморных консолях, а сам валялся, задрав ноги, на диванах, обтянутых бледным шелком. Он выгружал из своих карманов содержимое и запихивал его в драгоценные вазы, оставлял кофейные чашки, эскизы и сброшенные туфли где только мог.
Придя на кухню, Феликс приготовил чай, сервировал поднос и направился с ним в спальню. Вильям приоткрыл глаза и зевнул. Опустив поднос возле постели, Феликс отдернул занавеси, чтобы впустить солнечный свет. Приподнявшийся было Вильям опять откинулся на подушки. Он всегда был соней, и по утрам ему требовалось длительное время на пробуждение.
Обычно Феликс подавал чай в постель, и Вильям был благодарен ему за это. Выражение благодарности – одна из самых привлекательных черт характера Вильяма, он благодарил даже за самые пустячные мелочи, которые делались для него. В этом было его особое очарование. Они жили вместе уже полгода, и Феликс открывал в нем для себя все новые достоинства.
Налив чашку чая, Феликс подал ее Вильяму. Тот жадно выпил чай. Он лежал, закинув руки за голову. Густые темные волосы вились у него под мышками и на груди. Феликс положил ладонь на его теплую грудь, ощущая под пальцами упругие холмики мышц. Они дружески улыбались друг другу.
– В какое время нам нужно там быть? – спросил Вильям.
Лицо Феликса стало грустным.
– В одиннадцать часов. Я пойду приму душ.
Потом он вернулся, неся в руках темно-серый костюм на плечиках.
– Но ведь это торжество, – мягко напомнил ему Вильям, – а не похороны.
– Я знаю, что не похороны, – ответил Феликс.
В этот день служили поминальную мессу по Мэтти. А вечером в клубе «Ночная фиалка» устраивался вечер, посвященный ей.
Потрясение и отчаяние, которые друзья пережили на похоронах, уже притупились, так что можно было устроить этот праздник.
Феликс опять повесил темный костюм на вешалку и достал кремовый. Засунув голубой шелковый носовой платок в нагрудный карман, он надел голубую рубашку в тон. Рядом с ним Вильям, встряхивая плечами, надевал голубой с белым летний полосатый жакет.
Затем они вышли и, перейдя площадь в своих светлых, ярких одеждах, сели в белый автомобиль Феликса, припаркованный под деревьями напротив, и помчались по лондонским улицам.
Актерская церковь в Конвент Гарден была уже почти заполнена людьми. Феликс и Вильям на какой-то момент задержались при входе, привыкая к сумраку после яркого света улицы и вдыхая типичные церковные запахи. Затем они прошли к своим местам в переднем ряду.
Минуту спустя на место рядом с Феликсом легко скользнула Джулия. На ней была маленькая шляпка с вуалью, что напомнило ему почему-то, хотя и не к месту, Джесси. Они поцеловались, и Джулия протянула руку Вильяму. Ее пальцы и тонкая кисть руки были коричневыми от итальянского загара. Рядом с Джулией была Лили. За ней подошел Александр, улыбаясь Феликсу поверх голов женщин.
Все наклонили головы, чувствуя неловкость от непривычки стоять в строгом, чинном ряду со сложенными руками, так как не были постоянными посетителями церкви, за исключением Александра, который привык к подобным церемониям в ледихилльском пасторате. Джулия представила, как посмеивалась бы Мэтти и как бы перешептывалась с ней, прикрывшись молитвенником, а Джулия чувствовала бы привычный запах ее духов «Коти» с легкой примесью сигаретного дыма.
Она закрыла глаза, удерживая в себе это воспоминание. Служба проходила в форме чтений из тех книг, которые Мэтти больше всего любила. Рикки Бэннер, Крис Фредерикс и Тони Дрейк читали по очереди, а продюсер одного из фильмов, бывший на протяжении долгого времени неизменным поклонником Мэтти, сделал короткое обращение.
Затем пропели двадцать третий псалом, а потом гимн «Тот, кто будет достоин». Гимн выбрала сама Джулия. Они с Мэтти пели его когда-то вместе на Блик-роуд, две маленькие девочки, которые, прикрывшись листками с текстом, исподтишка толкали друг друга.
Потом, когда пели «Пилигрима», Джулия словно вновь увидела окружавших ее людей: Джона Дугласа и мерзкого старого Фрэнсиса Виллоубая, Джимми Проффита и другие лица, знакомые по фильмам и театру. Она вспомнила некоторых женщин из театральной студии Мэтти и среди прочих, с которыми она не была знакома. – Дорис и Аду и двух женщин среднего возраста, которые когда-то вместе с Мэтти работали в клубе Монти.
Все они пришли сюда, чтобы помянуть Мэтти, хотя в таких чинных ритуалах не было настоящих, живых воспоминаний о ней.
Джулия не могла вспомнить, чтобы Мэтти высказывала восхищение шекспировским сонетом, который так трогательно читала Крис Фредерикс. Все это было сделано лишь для того, чтобы собравшиеся здесь друзья Мэтти чувствовали, что они сделали для нее то, что было нужно, только ни один из них не мог сделать этого в нужный момент. Все они любили Мэтти. Она обладала особым даром внушать любовь, но этого оказалось недостаточно для ее собственного спасения.
С болью в сердце Джулия отвернулась, стараясь сбросить с себя тяжелые воспоминания. За прошедшее лето она поняла, что это чувство было бесполезным и разрушительным, но все же она не могла избавиться от мысли, что Мэтти любила ее больше всех этих людей, а она не смогла оказаться рядом с ней в критическую минуту.
Если бы только она поехала в Коппинз той ночью, вместо того, чтобы спать в объятиях Александра! Если бы… Но в этом слове не было ни утешения, ни смысла.
Стоя в переполненной церкви и слушая гимн их школьных лет, Джулия заново переживала утрату. Мэтти ушла, и какие бы почести ей ни воздавались, она ни единым звуком не откликнется на них.
Запели последний стих. Присутствовавшие уже подумывали о чашечке кофе, глотке спиртного и ланче и об оживленной суете за дверями церкви. Голоса зазвучали бодрее. Среди других голосов Джулия различала хорошо поставленный тенор Александра и сопрано Лили. По другую сторону от нее, низко опустив голову, стоял Феликс, а Вильям распевал, задрав вверх подбородок, с гордостью демонстрируя свою прекрасную память.
И вдруг, взглянув в противоположном направлении, куда через одно церковное окно падал свет, Джулия увидела белокурую голову Джоша.
Он пел, стоя среди группы людей из агентства, в которое приглашали Мэтти, чтобы рекламировать дезодоранты.
Джулия слегка покачала головой и перевела взгляд на листок с гимнами. Но она опять взглянула в том же направлении. Он все еще был там.
Удивившись, Джулия приняла неизбежность их встречи. Джош всегда появлялся и исчезал с почти театральной неожиданностью. Когда-то это причиняло ей острую боль.
Джош тоже по-своему любил Мэтти. Он появился здесь, чтобы почтить ее, ставшую воспоминанием. В этом не было ничего удивительного, но Джулия почувствовала, как ее сердце забилось в груди.
Проследив за взглядом матери, Лили тоже посмотрела в ту сторону. В этот момент поминальная служба закончилась. Все опустились на колени, шурша юбками, чтобы принять благословение священника. Под заключительные звуки органа все поднялись на ноги и столпились у выхода. Начались приветствия, рукопожатия, а на улице, освещенной солнечным светом, слышались звуки поцелуев и даже звонкий смех. Толпа была похожа на прихожан, которые собрались на мрачное венчание, но затем оживились, предвкушая возможность выпить шампанского и посплетничать. Каждый ощущал восхитительное чувство своего бытия и расправлял плечи, наслаждаясь ярким солнечным днем. Но Джулия даже после лета, проведенного в Монтебелле наедине со своими воспоминаниями, все еще оплакивала Мэтти. Она поняла, что боль утраты останется с ней навсегда. Но сейчас, выйдя из церкви тесной толпой, приятели и коллеги, подруги, Джулия – все почувствовали облегчение.
Да, Мэтти и Митч умерли, но жизнь продолжается, а ее собственные возможности еще не реализованы. По лицу Джулии блуждала неопределенная улыбка, а глаза загадочно блестели из-под вуалетки.
Вдруг кто-то преградил ей путь, отрезав от толпы. Она подняла глаза и увидела Джоша. Слегка приподняв вуалетку, она подставила ему лицо, и он поцеловал уголки ее губ коротким дружеским поцелуем.
– Джош, что ты здесь делаешь?
Он был таким же, как прежде, только в его волосах уже появились серебряные нити. Она вспомнила, что именно она любила в нем, и безнадежно.
– Я был в Англии. И конечно же, узнал о смерти Мэтти. Прими мои соболезнования. – Он весьма официально выразил свое сочувствие, и Джулия кивнула. – Я увидел в газете заметку о поминовении и захотел прийти. Гарри Гильберт, если ты его помнишь, тоже хотел прийти, но он сейчас в госпитале. С ним худо. Он смотрел все фильмы с участием Мэтти, хотя не думаю, чтобы он когда-нибудь признался мне, почему. Он даже приезжал раз или два посмотреть на нее в Вест-Энд.
Джулия опять кивнула, вспомнив об идее Гарри Гильберта писать с Мэтти икону. Но сегодня это не казалось странным или нелепым.
– Я не знал, где тебя найти, – сказал Джош, – но подумал, что сегодня утром ты будешь здесь.
Она подняла на него глаза.
– Неужели ты все еще хотел найти меня, после всего?
– Хотел.
Она вспомнила дух одиночества в его горной хижине, промелькнули фрагменты их встреч. Но ничего не изменилось за двадцать лет. Джош был все такой же притягательный. Джулия прикоснулась рукой к его локтю.
– Посмотри, – сказала она, – это Лили. Ты бы догадался, что это моя дочь?
Лили была восхитительна своей способностью перевоплощаться. В этот день ее волосы были собраны в массивный узел. Кайма бледно-малинового льняного платья прикрывала колени, и она впервые надела жемчужные серьги матери.
– Я бы не догадался, – ответил Джош. – Но теперь вижу сходство. – По-дружески разглядывая Лили, он протянул ей руку. Она подала свою, и они обменялись рукопожатием.
– Вы – летчик, – сказала она, глядя на него широко открытыми глазами.
– Ваша мать и Мэтти называли меня так много лет тому назад.
А Александр называл его «герой твоих бульварных романов».
– Джош, а вот и Феликс. А это его лучший друг, Вильям Паджет.
Последовали рукопожатия, сопровождаемые добродушными приветствиями друзей, молча сознающих свое счастье присутствия здесь и переживающих горькое сожаление о тех, кого уже нет.
Джулия заслонилась рукой от солнца, которое било ей прямо в глаза.
– А это Александр Блисс. Александр, это Джош Флад.
Александр посмотрел на стройного загорелого мужчину с открытым, добродушно-насмешливым лицом. Он казался симпатичным, но Александр никогда бы не выделил его из толпы как героя. «Все совсем не так, – подумал он, – когда легенда обретает реальные формы». И все же Джулия оставила его ради этого мужчины… Упорное стремление и цепкость ее любви к нему вызывали чувство неловкости.
Когда-то Александру так хотелось избить его. Но теперь у него к этому человеку не осталось ничего, кроме любопытства.
Джулия наблюдала за ними. Он почувствовал ее беспокойство, и это было трогательно. Он любил ее и был теперь почти уверен в ответном чувстве. Появление Джоша лишь убедило его в том, что сейчас наконец он может ей верить.
Он протянул руку Джошу.
– Привет, Джош.
Джош взял ее обеими руками и тепло потряс.
– Рад познакомиться с вами, Александр.
Так они стояли молча у церкви, а у их ног топтались и ворковали голуби. Они поговорили немного о церемонии, но ни звуком не обмолвились о Мэтти. Мало-помалу тема беседы иссякла, и все в нерешительности оглядывались, не зная, что делать дальше.
Первым нашелся Феликс.
– Не отправиться ли нам на ланч на Итон-сквер? Это будет маленькая вечеринка в тесном кругу друзей перед тем, как отправиться на общий вечер.
Джулия улыбнулась ему.
– Мэтти с удовольствием присоединилась бы к нам.
– Да, я знаю, – тихо сказал Феликс.
Джулия видела, что они оба вспомнили о том, что Мэтти любила прокуренные комнаты, наполненные стаканы, дружеский смех и маленькие тайны дружбы. Пальцы Александра коснулись Джулии.
Они расселись по машинам и поехали в квартиру Феликса. Там, в уютной гостиной, Вильям налил вино в бокалы, и Джулия первой подняла свой.
– За Мэтти, – решительно сказала она.
– За Мэтти, – эхом отозвались остальные.
Они пили вино и беседовали как старые друзья. Джош и Александр говорили о лыжных трассах и Конкорде. Джулия и Вильям – о живописи, а Феликс описывал Лили Париж – Лили осенью собиралась ехать в Париж, поработать там год и изучить французский язык. По ее настоянию Александр позволил ей бросить школу.
Среди утонченного изящества гостиной Лили сияла юностью и красотой. Она смеялась, заражая своим смехом всех. Джулия видела, как в глазах Джоша разгорался огонек восхищения. Заметила она и спокойную гордость Александра своей дочерью.
Солнце стало клониться к закату. Его длинные сверкающие лучи становились все уже и короче и вскоре исчезли во тьме совсем. Пора уже было отправляться в «Ночную фиалку».
Феликс встал и подошел к рабочему столу. Развязав тесемки синей папки, он раскрыл ее и, взяв в каждую руку по рисунку, протянул один, где были нарисованы Джулия и Мэтти, Джулии, а другой – Джошу.
Они приняли подарки, и Феликс сказал:
– Я хранил их долгие годы, а теперь хочу передать вам. Как память.
Джош протянул Лили свой рисунок, чтобы она посмотрела. Взглянув на него, она посмотрела на мать.
– Как давно это было… – пробормотал Джош и улыбнулся Феликсу. – Мне очень нравится. Я помню, мы слушали тогда Билла Хейли.
Джулия представила эту картинку приколотой к голой стене горной хижины или в казенной квартире в Вэйле. Она посмотрела на свой рисунок. Случись это несколько месяцев назад, она сложила бы этот лист и любовно упрятала в инкрустированную шкатулку Джорджа. Но теперь она старалась жить без помощи своего талисмана. Жизнь дана для того, чтобы жить, используя все ее возможности, а не покорно смиряться со случившимся, как это пыталась делать она. Она выбросила свидетельство о рождении Валери Холл, потому что оно уже было ни к чему, а книжку о Рапунцели поставила на полку в библиотеке замка. В шкатулке остались лишь два ее кольца. Если она права, если ей повезет, то она достанет их и наденет на пальцы.
А потом – она опять начала покупать украшения – она будет хранить в этой шкатулке свои новые ожерелья и серьги.
Она протянула рисунок Лили.
– Возьми, Лили, – сказала она. – Когда Феликс делал этот рисунок, нам с Мэтти было столько же лет, сколько тебе сейчас. Мы тогда считали себя такими умными, скверные девчонки.
– Зато вы стали достойными женщинами, – заметил Александр. – Обе.
Все вместе они отправились в винный погреб на вечер в честь Мэтти. Джулия отыскала своих и, проталкиваясь в толпе веселящихся людей, опять почувствовала себя в Лондоне как дома.
Рикки привел с собой новый состав «Одуванчиков», за ними следовала небольшая группа почитателей. Все они по возрасту были ближе к Лили, чем к Мэтти и Джулии. Среди них были дети Роззи. А группу Бэннеров возглавляла сама Роззи с Мэрилин и Сэмом. Фил уже была замужем и уехала жить в Канаду. Мэтти не оставила никакого завещания, но большая часть денег Митча и ее собственное значительное состояние были поделены между пятью ее братьями и сестрами.
Мэрилин бросилась на шею Джулии. Копна ее светлых волос так напоминала волосы Мэтти.
– Я бы все на свете отдала, чтобы вернуть ее, – сказала она сквозь рыдания.
– Знаю, – утешала ее Джулия, – как и каждый из нас.
Она оглядела набитый людьми бар. Вокруг раздавался шум голосов и смех, мелькали наполненные бокалы. Было уютно находиться здесь с друзьями Мэтти, которые развлекались так, как когда-то сама Мэтти. «Они также и мои друзья», – подумала Джулия, ощущая невидимые связующие их нити. Она видела Рикки, беседовавшего с группой мужчин, когда-то игравших традиционный джаз в этом же самом баре, где Мэтти пыталась танцевать под их музыку всю ночь напролет. Был здесь и Томас Три с женой, сидевший в уголке вместе с Мэрилин и ее мужем, а также двое парней, теперь уже ставших мужьями и отцами семейств, которые однажды привезли Джонни Фловера в Леди-Хилл в тот трагический вечер празднования нового десятилетия.
У одного из них, Джулия помнила это, были тогда длинные баки, она еще танцевала с ним конгу. Здесь был и Джимми Проффит, подпиравший стену и яростно споривший с Крис Фредерикс. Джимми недавно опубликовал свою автобиографию, где также описывалась история постановки пьесы «Еще один день» и блестящий успех в ней Мэтти. Джулия натолкнулась на эту книгу в каком-то книжном магазине и полистала ее, рассматривая фотографии. Там было фото Мэтти в последней сцене спектакля. Она смотрела со страницы книги как будто из вечности. Джулия положила книгу обратно в стопку глянцевых томиков и медленно побрела прочь.
Джулия заметила пробиравшегося сквозь толпу Феликса. В свитере, при сумрачном освещении он выглядел немногим старше, чем когда она увидела его в первый раз. Он сжал ее руку.
– Чудесная вечеринка, – сказал он. – Тебе не кажется, что Мэтти была бы счастлива?
– Не сомневаюсь в этом. Феликс, ты помнишь вечеринку, которую мы устроили после похорон Джесси?
Печальный день, но по какому-то чудесному стечению обстоятельств он оказался совсем не печальным.
– Да, помню, – ответил он.
Глядя на наклон его головы, ослепительно белые зубы и игру света и теней на его лице, Джулия поделилась с ним своими воспоминаниями. Он поднес к губам ее руку и поцеловал, а затем отправился на поиски Вильяма.
Феликс сам украшал ресторан для вечеринки. Всюду были поставлены свечи, а по стенам расклеены рекламы путешествий. Он привел «Ночную фиалку» в прежний вид. Теперь все расселись за столики, покрытые клетчатыми скатертями, чтобы поесть чили с французским хлебом – блюдо, похожее на то, которое обычно готовил Феликс в квартире, выходящей окнами на площадь.
В обшей толчее Джулия увидела веселую Лили, сидевшую рядом с Джошем, а в самом отдаленном углу – Александра.
Она взяла с собой Александра в бар, чтобы испытать его. И он успешно прошел испытание, как проходил и многие другие, за исключением одного – не смог перевоплотиться в Джоша Флада. При воспоминании об этом Джулия покраснела и почувствовала прилив нежности к мужу.
