Текст книги "Скверные девчонки. Книга 2"
Автор книги: Рози Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Джулия сразу же позвонила в отель из дома Николо, так как в ее домике еще не было телефона. Она сказала Чине, что та должна остановиться в ее доме и что показать ей парк Джулия считает для себя особой честью.
Спустя два дня Джулия и Лили отправились в Неаполь встречать Чину. Чине было уже семьдесят лет, но она держалась по-прежнему прямо и ходила с высоко поднятой головой. Ее жизненное кредо также оставалось прежним. Несмотря на проделанный путь, она выглядела безукоризненно. Светло-пепельные волосы серебрились сединой, но были уложены в аккуратную прическу. На ней был кремовый костюм из немнущейся ткани и туфли из крокодиловой кожи. Тонкие щиколотки облегали изящные светлые чулки. Глядя на нее, Джулия почувствовала себя старомодной и неухоженной. Хотя, целуя ее, Чина тихонько шепнула:
– Ты выглядишь прелестно, Джулия.
Спальня Лили в деревенском домике была немногим более стенного шкафа, поэтому Джулия уступила Чине свою комнату, а сама решила спать внизу. Чина попыталась возражать, но была явно тронута гостеприимством хозяйки.
Джулия улыбнулась в ответ на возражения Чины.
– В Монтебелле нет подходящих отелей, – сказала она.
– Благодарение небесам, – вставила Лили. – В противном случае здесь было бы полным-полно туристов.
Все рассмеялись и сели к столу отведать приготовленные Джулией блюда. Потом, когда Лили убежала с Томазо и другими подростками, Чина и Джулия не спеша отправились в гору, к замку. Они медленно обошли парк. Джулия с гордостью показывала все Чине, которая являлась весьма компетентным наблюдателям. Она знала названия растений, историю их происхождения и структуру разбивки итальянских парков. Мост, налаженный между ними благодаря переписке и поддерживаемый гордостью Джулии своими достижениями и восхищением Чины, стал еще прочнее.
После обследования всей территории парка она остановились на верхней террасе, глядя на раскинувшуюся перед ними картину. Наконец Чина сказала:
– Неужели, когда ты приехала, здесь действительно было полное запустение?
– Основной костяк сохранился, только был покрыт дикой травой и засыпан землей. Я лишь расчистила его. Причем благодаря помощи многих людей. И твоей тоже, Чина.
Чина понимающе наклонила голову. «Мне нравится ее прямолинейность, – подумала Джулия. – Раньше я считала это холодностью, но это не так. Она просто бескомпромиссный человек, только и всего. Когда я впервые ее увидела, я даже не смогла понять ее независимый характер».
– Сколько времени ты здесь прожила? – спросила Чина.
– Четыре с половиной года.
Чина минуту подумала и слегка наклонила голову.
– Прими мои поздравления. Парк великолепен. Его облик необычайно благороден.
Джулия знала, что Чина говорит искренне, и почувствовала, как ее щеки вспыхнули от гордости.
– Спасибо.
Они прошли под арками, ведущими в зимний сад, и навстречу им пахнуло насыщенным ароматом цветов. Выйдя во внутренний двор, Джулия повела Чину, чтобы познакомить с детьми, за которыми она присматривала и которые до сих пор пользовались присланными Чиной подарками.
Николо Галли успешно развлекал их за обедом. На следующий день обедали в монастырской трапезной, где Чину посадили рядом с матерью-настоятельницей. Но Джулия и Лили не смогли уговорить ее остаться в Монтебелле дольше чем на три дня.
– Я выкурила тебя из твоей постели, – твердо заявила Чина. – Да и пора уже возвращаться к своему собственному саду.
Джулии было понятно такое стремление. На третий день вечером, после ужина в трапезной, Джулия и Чина уселись на одном из каменных сидений в зимнем саду. Последние цветы лета на розовых кустах свисали у них над головой. За спиной раздался звон церковного колокола. Как обычно, теплый воздух несколько приглушал его звук. Лили и Томазо ушли на побережье смотреть фильм в открытом кинотеатре.
– Ты счастлива здесь? – спросила Чина.
– Настолько, насколько мне это необходимо.
В словах Джулии звучал скрытый смысл, и Чина пристально посмотрела на нее.
– Это секрет?
Джулия засмеялась.
– Я не хотела говорить загадками. Просто потребность в личном счастье, как мне кажется, здесь ослабла. Наблюдая изо дня в день за монахинями и тем делом, которое они делают, за жизнью больных в лазарете и ухаживая за этим парком, я, возможно, стала менее эгоистичной, но лишь очень немного. – Она опять засмеялась, чтобы ее слова не прозвучали слишком серьезно.
– Когда же ты вернешься домой?
– Домой? Но у меня нет дома.
– А если бы был?
Джулия минуту помолчала.
– Не представляю даже, где бы он мог быть?
– Ну, скажем, с Александром.
Эти слова были сказаны легко, но Джулию внезапно осенила мысль, что весь визит Чины сводился именно к этому. Неужели она приехала из Рима, или даже из Парижа, чтобы предложить ей это? Ради чего проделала весь этот путь из своего прекрасного сада? Сердце Джулии тревожно забилось и в ушах застучала кровь.
– Мы с Александром развелись много лет назад.
– Я знаю. Но известно ли тебе, Джулия, что основной реалией старости является понимание того, что взгляды меняются? Проблемы других начинают казаться смешными только потому, что их у тебя уже нет. Начинаешь понимать, что их можно было решить. Все это пустая самонадеянность.
Слушая ее, Джулия пыталась вспомнить, что такое сказала Чина много лет назад в Леди-Хилле? В первый день рождения Лили. «Мой муж был тяжелым человеком. А твой – нет». Александр тоже не был подарком. «Непросто развязать ни один из тех узлов, которые мы с ним завязали», – с грустью подумала Джулия.
Она ждала, что Чина скажет дальше, но та не добавила ни слова. Чина, конечно же, не была самонадеянной. И не стала бы вмешиваться в чужие дела. Она не передала от Александра никакого сообщения. Он сам передал бы его, если бы захотел.
Они переключились на другие темы, а потом еще раз медленно обошли зимний сад. В арочном проеме Чина, оглянувшись, сказала:
– Мне кажется, прежде ты ревновала ко мне. Но теперь мы могли бы быть друзьями? Я получила искреннее удовольствие от встречи с тобой и Лили.
Джулия взяла и сжала ее руку.
– И я тоже. Я ревновала к тебе и к Александру. Ревновала ко всем и ко всему. Но теперь этого нет. Думаю, что я не ревную уже даже к Клэр.
Профиль Чины был неподвижен. Она сказала:
– Не думаю, чтобы тебе стоило ревновать к Клэр.
Когда они вернулись к маленькому домику Джулии, Чина призналась, что очень устала, и сразу легла в постель. Джулия же села с книгой в руках и стала ждать Лили. Веские слова Чины, на мгновение взволновавшие ее, отошли на задний план. Ей незачем было возвращаться домой. Ее дом здесь.
Так просидела она довольно долго и начала уже беспокоиться, когда услышала звук мопеда Томазо, затарахтевшего по булыжнику мостовой.
Лили следовала за Томазо, ступая по его следам, отпечатавшимся в песке, хотя знала дорогу не хуже его. Прямо у них за спиной простиралось море и луна серебряной полосой разделяла водную гладь.
Они направлялись к своему заветному местечку. Песок под ногами был мягок, и подростки скользили, взбираясь на гребень песчаной дюны, где росла колючая трава, цеплявшаяся за их голые лодыжки. Шатер из крон сосен сомкнулся у них над головой, и Лили вдохнула знакомый запах смолы. Впереди, в нескольких ярдах, была лощина, окруженная соснами. Томазо легко спрыгнул вниз и протянул руки Лили. Они огляделись: здесь они были одни. Их обуял радостный смех. Потом они медленно опустились на колени лицом друг к другу.
– Я люблю тебя, – сказал Томазо по-английски.
Лили ответила ему по-итальянски. Томазо снял свой пиджак и постелил на песке. Лили легла, перебирая пальцами песок. Вечерний воздух уже охладил землю, но здесь еще держалось тепло. Дальше, внизу, было прохладно и сыро. Она слегка повернула голову.
Они приходили сюда часто и раньше. Целовались на песке, слизывая со щек друг у друга соль, скопившуюся за время дневного купания.
Но в этот вечер все было иначе. Они так решили. Томазо захватил с собой пакет с кое-какими принадлежностями, лежавшими в кармане джинсов. Лили не спрашивала у него, где он их взял.
– Ты уверена, что хочешь этого? – спросил он. – Со мной? – Его лицо расплылось в недоверчивую восхищенную улыбку, которую так любила Лили.
– Да, – серьезно ответила она.
И это была правда. Лили любила Томазо, но она знала, что их встречи здесь не могут продолжаться вечно. Отчасти причина этого лежала в ней самой, в хрупкости ее первого чувства, непостоянстве характера, и поэтому ей хотелось закрепить эту связь между ними. Чтобы навсегда сохранить в памяти первую любовь.
Они пришли сюда по их общему молчаливому согласию. Романтическая натура Лили требовала, чтобы обстановка отвечала ее настроению, и в этом смысле лучшего места нельзя было найти: темные ветви сосен смыкались у них над головой, а шум моря как бы отрезал их от Монтебелле и всего остального мира.
Встреча ее матери с матерью отца пробудила в Лили острое осознание времени. Она вдруг поняла, что понятия «всегда» не существует. Даже в Леди-Хилле. И особенно в Леди-Хилле. За последние несколько месяцев произошли кое-какие перемены. Уходила, потом, через какое-то время, опять возвращалась Клэр. Лили стала понимать, что Клэр и ее отец не были счастливы вместе. Это понимание пришло вместе со зрелостью. Она никогда никому об этом не говорила. Здесь, в Монтебелле, деля скромное жилище с самыми близкими ей женщинами, Лили поняла, что отличает и что связывает ее с ними, почувствовала властную потребность приобрести свой собственный опыт и иметь свои воспоминания. Она чувствовала жажду, ликование и легкую грусть. Бабушка Блисс выглядела такой хрупкой, а Джулия, наоборот, стала олицетворением терпения, что очень опечалило Лили. И в то же время она ощущала новую безудержную силу и горячий пыл. Она горячо прошептала:
– Томазо, я люблю тебя.
Это длилось всего минуту. Томазо был еще неопытен и, когда овладел ею, вскрикнул от внезапного острого чувства, запрокинув назад голову. Лили крепко обхватила его, удерживая на себе и чувствуя, как из нее выскальзывает упругая плоть. После первого настойчивого вторжения и короткого взрыва боли она почти ничего не чувствовала. Но ей было все равно. Она гладила пальцами спину Томазо. У него вдоль позвоночника выступил пот, скопившийся в углублениях между упругими мышцами. Она вдруг вспомнила Томазо за работой в парке, его обнаженный торс, перекаты мускулов, когда он низко наклонялся и выпрямлялся. Джулия тоже была там, поля летней шляпы отбрасывали тень на ее лицо. Вспомнила, как они оторвались от работы и смотрели ей вслед, когда она спускалась вниз по каменным ступеням. Это почему-то особенно запомнилось ей. Закрыв глаза, Лили вновь и вновь вызывала в памяти эти образы, как бы предчувствуя, что именно это воспоминание будет одним из тех немногих, которые со временем возвращаются, в отличие от тех, которые были связаны с Томазо. Она будет вспоминать это, когда достигнет возраста Джулии, а потом – и возраста Чины. Лили показалось, что она может легко представить, как пройдут эти годы. Она утратила беззаботную детскую веру в вечность. «Я стала взрослой», – важно подумала она и слегка усмехнулась.
Открыв глаза, она увидела высоко в небе между ветвями елей мерцание бледных огоньков звезд. Ее охватил прилив радости. Хорошо, что это был Томазо. Хорошо, что все случилось именно так, как она представляла. Лили была романтической натурой, но в то же время она была дитя своего поколения. Она бы не стала тянуть время и вздыхать под звуки скрипок. Они с Томазо вместе пошли на это, скрепив свой союз навсегда. И только это имело значение.
Придут другие времена, другие чувства. И другие мужчины – Лили была уверена в этом. Но важен только этот первый шаг.
Томазо пошевелился, приподнимаясь. Очень медленно и бережно, глядя друг на друга, они разъединились. Томазо завязал «резинку» узлом и зарыл в песке.
– Нужно положить здесь камень, чтобы отметить место.
– Мы будем помнить это и так, – сказала Лили.
Томазо взял ее руку так бережно, как будто они только что познакомились и она была принцессой. Он подумал о том, что она похожа на «синьору». Томазо, думая о Джулии, всегда называл ее «синьорой».
– Спасибо тебе, Лили, – сказал он.
– Спасибо тебе, Томазо, – эхом откликнулась она.
И тут их серьезность лопнула как мыльный пузырь. Они начали безудержно хохотать, глядя на свои нагие тела с налипшим песком. Томазо смахнул его со щек и живота Лили.
– Ай, ой! – вскрикивала она. Перестав смеяться, Томазо схватил ее за талию и поставил на ноги.
– Поплаваем? – спросил он.
– Наперегонки, – ответила Лили.
Они вскарабкались на гребень лощины и побежали к берегу, увязая в песке. На темном покрове воды серебрилось кружево пены. Они бросились в воду, издавая ра-дост-ные крики; холодная вода перехватывала дыхание. Лили поплыла, делая быстрые, сильные гребки, затем перевернулась на спину, и мягкая соленая волна скользнула по ней. Она нырнула, быстрая как угорь, и достала рукой зыбкий песок. Вынырнув рядом с Томазо, она почувствовала себя бодрой, чистой и радостной.
Искупавшись, они вытерли друг друга тенниской Томазо. Затем медленно побрели к мопеду. Укрывшись за голой теплой спиной своего друга, Лили вдыхала горячие земные запахи южного края, когда они мчались в Монтебелле, где, как знала Лили, ее ждала Джулия.
– Ну, интересный был фильм? – спросила Джулия, откладывая в сторону книгу и подавляя зевок.
– Да, очень, – спокойно солгала Лили.
– А где Томазо?
– Поехал прямо домой. – Лили подошла к матери и обняла ее за шею. – Я люблю тебя, мама.
Джулия улыбнулась, заметив, как Лили робко опустила глаза.
– Это хорошо. Это очень важно. И я тоже люблю тебя. Ты славная девочка, Лили.
Лили смотрела поверх ее головы в темноту незавешенного окна.
Глава двадцать пятая
Год 1977.
Эти две женщины уже давно сидели за угловым столиком. Официанты многозначительно поглядывали на них. Когда вошла блондинка, один из них резким жестом указал на нее своим коллегам.
Она направилась к угловому столику, за которым сидела, ожидая ее, темноволосая дама. Они обнялись, а затем, слегка отстранившись, долго смотрели друг на друга, смеясь и плача одновременно. Когда блондинка подняла на лоб темные очки, один из официантов стал утверждать, что это кинозвезда, хотя и не мог вспомнить ее имени. Другие лишь пожимали плечами.
Это был лучший ресторан в Неаполе. Нечасто встретишь кинозвезду так близко… Эти две женщины представляли странную пару.
Блондинка вошла, кутаясь в длинный меховой жакет, так как было уже по-январски холодно. Сняв жакет, она оказалась в облегающем темном платье с низким вырезом, открывавшим ее пышные белые груди с голубоватой ложбинкой.
Когда официанты подносили им блюда, то наклонялись пониже, притягиваемые, как магнитом, этим соблазнительным зрелищем. Темноволосая же была совсем другого типа: высокая, худощавая, почти изможденная. Одежда на ней была аккуратная, хотя и слегка поношенная, как будто основным ее требованием было лишь соблюдение приличий. Не очень искусно, коротко стриженные волосы обрамляли ее загорелое, удивительно привлекательное лицо с высокими скулами и крупным подвижным ртом. Она сделала заказ на местном итальянском наречии, уверенно жестикулируя смуглыми руками. Пальцы носили следы въевшейся грязи, как это бывает у рабочих, что составляло резкий контраст с блестящим малиновым маникюром ее приятельницы. Между собой женщины говорили на прекрасном английском. Они заказали также и выпивку. Блондинка выпивала все, а темноволосая лишь слегка пригубила из своего бокала в самом начале. Но когда приятное тепло согрело ее, она стала пить наравне со своей приятельницей. За первой бутылкой вина последовала вторая, а потом и третья.
Они смеялись все громче, привлекая косые взгляды посетителей, сидевших за соседними столиками, но вскоре неаполитанский ланч-тайм закончился и ресторан постепенно опустел.
– О, Мэтт, – вздохнула Джулия, откидываясь на спинку стула и держа в руке полный стакан. – Сколько прошло времени!
Глядя через стол на Мэтти, с ее неопределенно манящей, загадочной улыбкой, и на ее волосы, которые светились пышным ореолом, Джулия решила, что Мэтти почти не изменилась с тех пор, как они впервые познакомились. В самом начале их «взрослой» жизни.
Их жизни странно переплелись, и в этом сплетении все еще были нераспутанные узлы. Пропасть между ними сгладилась.
Все это, казалось, было слишком давно и довольно примитивно, чтобы об этом вспоминать. Важно то, что сейчас они опять вместе.
– Пять лет, – ответила Мэтти. – Уйма времени! Но ведь мы переписывались?
– Это я писала тебе!
– Но если ты решила похоронить себя здесь и никогда не возвращаться домой…
– Дом, Мэтт, там, где мы находимся, – сентиментально произнесла Джулия.
Мэтти подняла стакан.
– Ну давай за дом, который дорог сердцу.
Они весело выпили. Им уже казалось, что не было никаких пяти лет разлуки.
Элегантное помещение ресторана опустело, когда официант положил перед ними кругленький счет.
– Плачу я, – твердо сказала Мэтти. Она развернула листок, пожала плечами и бросила сверху свою кредитную карточку. – Я плохо разбираюсь в счетах и прочей подобной чепухе. Обычно этим занимается Митч, или студия, или еще кто-нибудь.
– Я рада видеть тебя счастливой, – искренне призналась Джулия. Она сжала своими шершавыми руками гладкие и нежные ладони Мэтти.
– Поедем домой, – попросила Джулия.
– Я думала, ты дома.
На улице, вдохнув свежий воздух короткой южной зимы, Джулия, шатаясь, прислонилась к Мэтти.
– Знаешь, милочка, я не привыкла пить. – Мэтти и сама нетвердо держалась на ногах. – Я хорошо сделала, что не приехала сюда на автомобиле.
– Вот как? – с удивлением спросила Мэтти.
– У меня нет машины. Я привыкла иногда пользоваться автомобилем Николо, но он вышел из строя и вряд ли его можно будет починить. Но мы оба решили уже никогда не покидать Монтебелле.
Они помогли друг другу сесть в такси, сказали, на какой вокзал ехать, и развалились на сиденьях в дымном салоне машины.
– Джулия, как ты поступишь с деньгами?
Джулия улыбнулась.
– У меня их нет. Были, как ты знаешь, я получила их от продажи дома и своего дела. Но большая часть пошла на реконструкцию парка. Ты знаешь, сколько стоит здесь плодородная почва?
– Не имею ни малейшего представления, – сухо ответила Мэтти.
– Так вот, огромные деньги. А каменотесы, подрядчики и десятки сотен луковиц прекрасных цветов? Зато теперь парк выглядит восхитительно. Люди приезжают полюбоваться на него. За это платят деньги, что дает возможность содержать одного садовника. А кроме того, там работаю я и еще несколько мужчин из лазарета. Так что все в порядке. Парк теперь будет содержаться как надо, что бы ни случилось.
Очевидно, Джулия приложила немало усилий, если так беспокоится о нем. Мэтти опять посмотрела на нее. Ей вдруг показалось, что эти худоба и странная одежда – не результат утонченной эксцентричности, а недостаток средств.
– Господе Иисусе! Сколько тебе нужно, Джулия?
Джулия рассмеялась, смутив Мэтти своим искренним весельем.
– Мне ничего не нужно, – сказала она. – Совсем ничего. И это так облегчает жизнь. Я перевоспиталась, Мэтти. – Она держала себя так же победоносно и независимо, как и Мэтти, хотя и на свой лад.
Взявшись за руки, они смотрели друг на друга.
На вокзале они отыскали свой поезд и заняли места рядышком. Шумный, кишащий людьми Неаполь остался позади, когда подруги, склонившись друг к другу на плечо, погрузились в сон. В Агрополи Джулия проснулась и растолкала Мэтти. Они зевали и протирали глаза, ошеломленные и сонные.
– Ведем себя как две старушки, – пожаловалась Джулия.
– Что ж тут удивительного, мне скоро стукнет сорок, – мрачно заметила Мэтти.
– Ты уже чувствуешь возраст?
Они стояли на платформе, в окружении багажа Мэтти.
– Ну как тебе сказать, – на лице Мэтти появилась ее обычная улыбка. – В основном я чувствую себя так же, как на первой вечеринке в те далекие годы. – И вслед за тем, продвигаясь к выходу, они разом запели «Мама, он строит мне глазки».
В такси, по дороге в Монтебелле, Мэтти с любопытством смотрела сначала вверх, потом вниз, на залив, открывавшийся взору позади них. Море было окутано белым зимним туманом, сквозь который, как сквозь прекрасную вуаль, неясно виднелась земля.
– Он похож на какую-то сказочную крепость, – сказала Мэтти.
– Это моя крепость, – ответила Джулия. Теперь, когда Мэтти была здесь, она уже и сама не знала, проявление это силы или слабости.
В маленьком домике Мэтти оторопело смотрела на голые стены и два простых стула по обе стороны холодной печки. Она слегка дрожала даже в своем меховом жакете, должно быть, потому, что через голубые жалюзи в комнату с равнины вползал туман.
– Да, ты права, ты действительно перевоспиталась.
– Извини, – просто сказала Джулия. – Этот дом выглядит гораздо лучше летом. Ведь это летний дом. А комфорт больше меня не интересует. Подожди, я растоплю печь. Она согреется через какую-нибудь минуту. Ты голодна? Может, выпьешь стакан вина? Здесь есть немного вина местного изготовления, оно очень неплохое.
Они сели на стулья лицом друг к другу. Печка раскалилась докрасна, и скоро в комнате стало тепло. Мэтти сняла жакет и положила ноги на деревянную скамеечку. Беседуя, подруги распили бутылку вина. Казалось, они не могли наговориться. Вновь они оказались на дороге воспоминаний.
– Когда я была в Леди-Хилле с Александром, – сказала Мэтти, – я не пыталась сделать его своим, или оттолкнуть тебя, или выгадать что-нибудь за твой счет.
– Я знаю, Мэтти.
Мэтти сидела, уставясь в огонь.
– Мы с Александром всегда симпатизировали друг другу. И в том прекрасном уголке мы просто были вместе. Нам было хорошо, только и всего. – Она быстро подняла глаза на Джулию. – Я уже говорила тебе, что мы оба были так одиноки. Я не собиралась продолжать эти отношения, хотя мне было грустно, когда все закончилось. Главное, мы не хотели причинить этим кому-нибудь боль.
– Я понимаю, – сказала Джулия.
Мэтти продолжала, решив сейчас сказать все то, чего они всегда боялись касаться прежде.
– Я не знала, пойми. И мне бы не пришло в голову, если бы я не увидела тебя, когда ты наблюдала за нами из-за стеклянной двери, что ты все еще любишь Александра. Хотя мне казалось, что я хорошо тебя знаю.
Джулия попыталась урезонить ее:
– Все это уже давно прошло, Мэтти.
Но Мэтти не унималась:
– Скажи, ты и сейчас еще любишь его?
Джулия сделала широкий жест, указывая на свое жилище и скудные предметы своего быта, которыми она научилась теперь обходиться.
– Но мой дом теперь здесь.
– Ты не обязана здесь оставаться.
Джулия улыбнулась.
– Прожив в этих условиях пять лет, я уже не уверена, что смогла бы делать что-нибудь другое. – Она встала со своего скрипучего стула и перешла на ту сторону от печки, где сидела Мэтти. Обняв подругу за плечи, она прижалась щекой к ее непокорным душистым волосам. Их запах был так ей знаком.
– Как я рада, что ты здесь. Я так по тебе скучала. Мы друзья, как и прежде. – Это было утверждение, отнюдь не вопрос.
– Да. – Больше Мэтти не прибавила ни слова. Теперь им не надо было заполнять словами образовавшуюся между ними пропасть.
Через какое-то время Джулия небрежно сказала:
– Лили говорила мне, что Клэр уже больше не живет в Леди-Хилле. И что она собирается выйти за кого-то замуж.
Мэтти подняла брови. Она уставилась на Джулию проницательным взглядом, насколько это, конечно, возможно было после выпитой бутылки вина.
– И что же дальше? – спросила она. Но лицо Джулии оставалось невозмутимо спокойным.
– А то, что мы с Александром живем теперь в своих отдельных цитаделях. Я – в Монтебелле, а он, я полагаю, в Леди-Хилле. Так безопаснее, Мэтти. – Она взмахнула своим стаканом, указывая на толстые стены. – Мой образ жизни является идеальной защитой.
– Ну что ж, – разочарованно заметила Мэтти, – если это та защита, которая тебе нужна. Пожалуй, я пойду наверх и лягу в постель.
Джулия проводила ее наверх по узкой лестнице в свою спальню. Сама же она собиралась, ради Мэтти, ютиться в каморке Лили. Она показала подруге примитивную ванную, и Мэтти оглядела ее далеко без восторга. Джулия вспомнила сверкающие краны в виде дельфиньих голов и матовые резервуары в Коппинзе.
– Гм… неужели Феликс это одобряет? – нахмурилась Мэтти.
– Он принял это как должное.
Феликс время от времени посещал Монтебелле. Если не считать Лили, Феликс стал самым надежным связующим звеном с тем внешним миром, к которому когда-то относилась и Джулия.
– Да. В последнее время он стал минималистом.
– Но ты этим не страдаешь. Никто не смог бы обвинить тебя в минимализме, Мэтт.
Эта перепалка показалась им невероятно смешной, и они так расхохотались, стоя на площадке лестницы, что вынуждены были хвататься друг за друга, чтобы не упасть от смеха. Засыпая, Джулия все еще улыбалась, глядя на покоробившуюся фотографию Томазо, которую Лили приколола кнопками к стене у изголовья.
За короткое время пребывания Мэтти в Монтебелле, казалось, возвратились прежние времена их дружбы, и это ощущение было почти осязаемым и более реальным, чем замок, террасы и партеры.
Джулия повела подругу в парк. Стоя на верхней террасе, они смотрели вниз на обнаженную землю и оголенные ветви, на молодые побеги, только начинавшие появляться между холодными мраморными статуями. Мэтти с восхищением покачала головой.
– Я просто не в состоянии поверить, что все это дело твоих рук.
– Это что, ты не видела парк в лучшую его пору! – сказала Джулия.
– Зато могу представить эту красоту. Но ведь это труд всей жизни, Джулия.
– Расскажи мне теперь о своей работе, – попросила Джулия. Мэтти почти не о чем было спрашивать у нее, вся жизнь Джулии лежала перед ней как на ладони.
– Последнее время я не слишком много занята в спектаклях, – вздохнула Мэтти. – Митчу не нравится, когда я постоянно не бываю вечерами дома. Я тоже не люблю быть вдали от него. Месяц или два напряженной работы в кино и то лучше, так как в этом случае он может ездить со мной. Но приходится читать кучу сценариев. Я снималась с Джеймсом Бондом пару лет назад, это была крупная работа. У вас здесь не шел этот фильм?
Услышав название фильма, Джулия нахмурилась.
– Я уверена, что Лили и Томазо смотрели его. Но они почему-то не говорили, что ты там играешь.
– Может, они не узнали меня. Ты не представляешь, во что меня одели. Хуже проститутки. – Смеясь, они встали и еще раз обошли парк, а затем пересекли двор монастыря и спустились вниз по булыжной мостовой узкой улочки к дому Джулии.
И лишь незадолго до отъезда Мэтти, подбодрив себя вином, Джулия спросила ее о Митче. Она знала, что именно из-за Митча Мэтти так спешит покинуть Монтебелле, и у нее осталось какое-то неприятное чувство его незримого присутствия между ними. Джулии же не хотелось, чтобы их с Мэтти что-нибудь разделяло. Ни теперь, ни потом. В свою очередь, Мэтти сочувствовала полному уединению Джулии. И ей не хотелось распространяться о собственном счастье.
И она сказала только:
– Он очень хороший человек. Я не нахожу в нем никаких недостатков. Мне все в нем нравится. Не так уж много вокруг нас людей, о которых можно так сказать, верно?
– Почти нет, – тихо заметила Джулия.
– Он делает все, чтобы я была счастливой. Что бы ни случилось, он всегда такой уверенный и прочный, как скала. Она засмеялась. – Конечно, сейчас не так, как вначале, когда мы практически не вылезали из постели днями.
– Я помню.
Мэтти слегка смутилась.
– В этом плане кое-что изменилось. Но это даже к лучшему. Коппинз – подходящее место для нас. Если захочется, мы уезжаем, а потом возвращаемся обратно, чтобы побыть наедине. Митч занят домашними делами, вечно что-нибудь чинит. Это создает уютную обстановку. Когда все вокруг усложняется, эти вещи облегчают жизнь. Ты всегда, Джулия, знала, чего хочешь. А я, даже когда работала, вечно металась из стороны в сторону. Мужчины. Женщины. Политика. Пьянство.
– Я помню, – опять повторила Джулия.
– А с Митчем я чувствую себя стабильно. Он создает такую обстановку, когда хочется заниматься глупостями.
Глядя на Мэтти, на гладкую округлость ее икр и кольца на пальцах, которые подарил ей Митч, на завитые и убранные за уши роскошные волосы и блеск глаз, Джулия увидела во всем этом многочисленные подтверждения счастливой любви.
И теперь она подошла к той точке равновесия, когда не испытывала ни зависти, ни горечи. Неприятная тень, пробежавшая между ними, исчезла.
– Я рада за тебя, Мэтт, – сказала Джулия.
Они опять молча обнялись, как это сделали при встрече на глазах официантов в неапольском ресторане.
– Я бы не хотела, чтобы ты уезжала, – прошептала Джулия.
Мэтти схватила ее за руки.
– Поехали со мной! Почему бы тебе не вернуться домой?
Джулия помолчала, потом тихо покачала головой.
– Нет, Мэтти. Я останусь здесь.
«По крайне мере, я знаю, где я. Знаю, потому что больше некуда ехать».
В этот последний вечер они выпили очень много вина и, прежде чем разойтись по спальням, вышли на улицу подышать свежим воздухом. В окнах Николо горел свет, а этажом ниже слышались голоса и музыка, передаваемая по телевизору.
– Это место действительно кажется очень оживленным, – пробормотала Мэтти. – Блеск. Красота!
Они тихонько засмеялись, прислонясь к стене и прижав, как в детстве, пальцы к губам. Вдруг послышались направляющиеся в их сторону шаги. Джулия различила тихое звяканье четок еще до того, как смогла разглядеть серую с белым одежду монахини. Это была сестра Мария от Ангелов.
– А я хочу забрать у вас Джулию, сестра, – весело окликнула ее Мэтти. – Уговорите ее вернуться домой.
– Я уже сказала ей, что не поеду, – смущенно пробормотала Джулия. – Я собираюсь остаться здесь навсегда. – Она знала, что монахиня слышала их смех, и видела, что они нетвердо стоят на ногах, поддерживая друг друга. Спокойное лицо сестры Марии белело в темноте. «Ничто не может возмутить спокойствие сестер Святого Семейства, – подумала Джулия. – Ничто из того, что задевает ее и Мэтти».
– Навсегда? Только в одном-единственном случае можно быть уверенным, что это навсегда, – спокойно заметила сестра Мария.
Утром подруги поехали в Неаполь. Затем Джулия напряженно следила, как взлетает самолет, и не сводила с него глаз, пока он не скрылся в облаках. Мэтти улетела, а Джулия осталась. Она пыталась сосредоточить мысли на ожидавшем ее парке и спокойных надежных пейзажах Монтебелле.
Мэтти открыла глаза и увидела Митча. Он стоял возле кровати, держа в руках чашку чая.
– Привет, любовь моя, – улыбнулся он. – Твой чай.
Мэтти села в постели и взяла чашку чая. Митч подавал ей чай по утрам. Они сидели, попивая чай, и обсуждали дела на день. И сейчас Митч присел на край кровати. Он все еще был в пижаме и клетчатом халате, а его поредевшие волосы после сна торчали, как перья взъерошенной птицы. Мэтти пригладила их рукой.
