Текст книги "Скверные девчонки. Книга 2"
Автор книги: Рози Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Мэтти пошарила в сумке в поисках ключа, затем отперла парадную дверь, над которой висели ромбообразные фонари. В холле пахло плесенью.
Следом вошел Митч с одним из чемоданов, и она слышала, как водитель мини-кэба принес остальные.
– Добро пожаловать домой, – сказала она Митчу.
– Ты чувствуешь здесь себя как дома?
– Конечно. – Мэтти провела месяц в Ницце. Съемки длились всего четыре недели, и Митч был с ней, но все равно казалось, что они отсутствовали слишком долго. Этот дом ждал их, и ей хотелось поскорее вернуться.
Дом купил Митч. Мэтти заявляла, что для нее это не имеет значения. С самого начала их супружеской жизни Мэтти неохотно оставляла свое гнездышко в Блумсбери, но затем вынуждена была согласиться, что оно слишком тесно. На первых порах они обосновались в Лондоне и снимали в течение года квартиру в каком-то близком особняке, а когда закончился контракт на пьесу Чичестера в Вест-Энде, последовали несколько месяцев работы в Голливуде, а затем съемки во Франции.
Митч настаивал на том, чтобы купить собственный дом недалеко от Лондона, но в то же время в таком месте, где можно было иметь настоящий сад, расположенный в сельской местности. После основательных поисков он нашел дом в Суррее. Это был типичный образец поздней английской готики с черной и белой опалубкой, высокими трубами и обширным садом, за которым на протяжении семнадцати лет ухаживал по два дня в неделю опытный садовник. В доме были деревянные панели, старинные камины и большие роскошные ванные комнаты, оборудованные уже последними владельцами. Эта усадьба называлась Коппинз.
Митч был в восторге от дома.
– Я бы купил тебе помещичий дом, Мэтти, но тогда тебе пришлось бы посвятить ему всю свою жизнь.
Мэтти вспомнила Александра и Джулию и внушительный особняк Леди-Хилла.
– Нет, такого я не хочу, – быстро сказала она. – Я не хочу ничего такого, что было бы более важным для тебя, чем я.
– Нам нужен добротный, прочный дом, простой, но удобный и не требующий особых забот. Коппинз отвечает как раз всем этим требованиям. А кроме того, он подходит нам и по цене.
Митч ко всему подходил по-деловому.
– В таком случае я хочу его посмотреть, и немедленно.
Когда Мэтти впервые увидела дом, она расхохоталась. Коппинз, утопающий в зелени окружавшего его парка, был похож на картинку в детской книжке про старые времена. Уж скорее ему подошло бы название «Вильям» или «Францисканец». Сюда так и просилась горничная в кружевной наколке, которая открывала бы парадную дверь. Казалось совершенно невероятным, чтобы Мэтти захотела быть хозяйкой подобного владения. Но когда они осмотрели дом снизу доверху, окликая друг друга из разных концов, она иначе восприняла его облик. Он был большой, но в то же время имел особенности кукольного домика. Ей сразу же захотелось поселиться здесь и играть в домашнее хозяйство, заведя китайский сервиз для чая и миниатюрную мебель.
Добравшись до кухни с каменными полками и обширной кладовой, Мэтти опять окликнула Митча:
– Мы покупаем его!
Митч оказался также превосходным коммерсантом: через три недели Коппинз был куплен за несколько более низкую цену. Пока они находились в Ницце, декораторы сделали свое дело, а затем была куплена самая необходимая мебель. И вот сейчас они вернулись домой.
Митч вошел, поставил на пол багаж и протянул жене руки. Мэтти тотчас бросилась к нему. Они поднялись по лестнице в огромную спальню, выходившую окнами в сад.
Позднее Мэтти сказала:
– Это был бы прекрасный дом для семьи с детьми.
Мэтти мечтала иметь ребенка. Митч приподнялся на локте и посмотрел на нее.
– У тебя будет много детей. Так и будут носиться вверх и вниз по лестницам и кувыркаться в саду. Уж лучше сразу начать с близнецов.
Она улыбнулась, обняв его одной рукой за шею.
– Только как нам это сделать?
Было несложно играть в хозяйство в Коппинзе, как это представляла Мэтти. Но у нее с этим получалось не лучше, чем в прежние времена, так что Митч быстро нашел одну местную женщину, которая согласилась приходить ежедневно, чтобы готовить еду и убирать. Мэтти вдруг обнаружила, что очень любит делать покупки, а затем складывать и перекладывать их на полках. В дом постоянно что-то привозили: то кресла, то столики для кофе, то занавески, то кухонную утварь. Мэтти прочесала все местные антикварные лавочки и с победоносным видом тащила домой всевозможные редкие вещи.
– У меня никогда не было настоящего дома, – сказала она. – Разве не чувствуешь себя в большей безопасности под удивительными одеялами и картинами с изображением заливных лугов?
– Ты в безопасности, – ответил Митч. – Я уже говорил тебе об этом.
– Я люблю тебя. Мне ничего не нужно, кроме тебя, но я также люблю и свой дом. Посмотри, Митч, не правда ли, этот маленький стул так прелестно смотрится в том углу?
Митч склонил голову набок, как бы приглядываясь к стулу, но на самом деле смотрел на светящееся радостью лицо Мэтти. Затем он кивнул.
– Кажется, да. Его место именно здесь. – Он обнял ее сзади за талию, а она откинула голову ему на плечо.
Они были счастливы. Сначала Мэтти боялась двигаться, чтобы не разрушить это счастье, боялась, что оно исчезнет так же быстро, как и появилось. Даже повседневный быт, который другие принимают как должное, казался чудом. Потом, благодаря убеждениям и твердости Митча, она начала привыкать к случившемуся. Мэтти вдруг обнаружила, что полюбила «рутинные» занятия, и в Коппинзе время неслышно скользило мимо них. Если бы еще полгода назад ей сказали, что она будет вести такой образ жизни, она отвергла бы такие предположения как нечто невероятное.
По утрам Митч работал. Он отводил себе это время, чтобы заниматься своими капиталовложениями, делать необходимые звонки и читать финансовую прессу. Пока он был занят, Мэтти ездила по магазинам или читала сценарии. Но отбрасывала все в сторону, чтобы позавтракать со своим агентом, хотя вынуждена была потом сломя голову мчаться на распродажу к «Филлипсу». В полдень Митч играл иногда в гольф, или они вдвоем отправлялись на легкую прогулку, или занимались вместе чем-нибудь в саду. Мэтти часто хохотала над тем, что не может отличить сорняков от культурных растений, росших в расщелинах запущенной террасы. По вечерам они по-семейному обедали дома. Иногда ездили в местный кинотеатр, реже – в театр в Вест-Энде. Они почти ни с кем не виделись, так как совершенно не нуждались ни в каком обществе, кроме общества друг друга. Покой и довольство казались Мэтти почти нереальными.
Одним из немногих, с которыми они встречались, был Феликс. Он приехал по приглашению Мэтти, чтобы дать кое-какие советы относительно дома. Она показала ему все сверху донизу, и Феликс вежливо выслушал ее планы. Но когда они опять уселись в кресла в гостиной, она посмотрела на его лицо и рассмеялась.
– Бедный Феликс! Тебе он противен, не правда ли?
– Конечно же нет. Дом превосходный.
– Но не в твоем вкусе.
– Ты сделала его… чем-то очень похожим на пьесу. Но этот стиль соответствует дому. Тебе совершенно не нужна моя помощь.
Мэтти продолжала смеяться.
– Надеюсь, что нет. Просто оказалось, что я люблю большие, громоздкие кресла, абажуры с бахромой и картины, которые можно увидеть издали. Думаю, у меня есть некоторое представление о том, каким должен быть хороший, добротный дом, еще с детских лет. Полная противоположность тому, каким был дом моих родителей. Мне нужно только твое полное одобрение, Феликс. Я, должно быть, хотела услышать его лишь потому, что очень ценю твое мнение.
Феликс подошел к креслу Мэтти и присел, чтобы лучше видеть ее лицо.
– Я одобряю. И дом, и все остальное. Я никогда не видел тебя такой красивой. Тебе идет быть счастливой.
Она улыбнулась ему в ответ.
– Правда? Ну-ка, спрячь свою записную книжку. Давай пойдем поищем Митча и чего-нибудь выпьем.
Феликс заметил, что когда эти двое оказывались порознь дольше нескольких минут, Мэтти начинала беспокойно оглядываться в поисках мужа. Он заметил также, что, налив себе вина, она забывала его выпить. Это хорошо, подумал он. Для всех, в том числе и для Коппинза.
Другим из немногих посетителей дома была Джулия. Однажды в воскресенье в начале сентября она приехала на ланч, подкатив к дому в своем красном автомобиле. Мэтти возилась на террасе возле грядки с розами в форме полумесяца, где она садовыми ножницами обрезала увядшие головки цветов. Ее лицо и руки были слегка усыпаны веснушками, выступившими под действием солнца, а волосы собраны и закручены в тяжелый узел на затылке. Она узнала автомобиль Джулии и быстро сбежала по ступенькам, чтобы встретить ее. Они обнялись, и через плечо Мэтти Джулия увидела Митча, выходящего из дома. На нем был легкий серый пуловер и брюки в клетку. Он помахал ей рукой.
После замужества Мэтти подруги часто встречались. Но между ними было как бы негласное табу: они никогда не говорили об Александре, и теперь это было еще неприятнее, чем прежде, так как в конце каждой беседы повисали предательские паузы.
В этот день Мэтти схватила Джулию за руку и повела показывать свой дом, а затем с гордостью председательствовала за обеденным столом, но это была уже другая Мэтти, почти незнакомка. Они болтали, и Митч тоже присоединился к ним, но прежнее взаимопонимание между подругами, когда не нужны были слова, казалось утраченным навсегда. Создавалось впечатление, как будто Мэтти с возрастом стала туговата на ухо, и Джулия опасалась, не случилось ли чего-то подобного и с ней. Трудно было осознать, что ее старинная подруга куда-то съездила и там ею увлекся Митч Говорт. От прежней Мэтти остался лишь отблеск.
Еда была очень хороша, за курицей с лимоном последовала яблочная шарлотка.
– Ты сама приготовила ее? – спросила Джулия.
Мэтти неопределенно пожала плечами.
– Это очень просто. – На какую-то секунду ее лицо застыло, затем опять оттаяло. – Нет, конечно же нет. Ее приготовила миссис Гоппер. Я знала, что ты мне не поверишь, даже если я притворюсь.
– Я могла бы и поверить, – тихо сказала Джулия. – Но, благодарение Богу, ты этого не сделала.
После обеда Митч заявил, что он на часок поднимется наверх почитать газеты.
– Конечно иди, дорогой. – Мэтти протянула руку и прикоснулась к нему, когда он проходил мимо. Она подмигнула Джулии. – Он имел в виду: «вздремнуть».
Джулии показалось, что Мэтти жаждет пойти с ним. Подруги вышли в сад и разлеглись на солнышке в шезлонгах. Кожа Мэтти прямо-таки светилась, а вся фигура была налитой и цветущей. Она со вздохом откинула назад голову, подставляя тело солнцу. Джулии была известна сладость физического удовлетворения. Она была рада за Мэтти, но благополучие подруги заставляло ее еще острее чувствовать свое одиночество.
Мэтти опять открыла глаза.
– Расскажи что-нибудь, какие-нибудь новости. Лили в Леди-Хилле?
Джулия осторожно ответила:
– Да, и она не вернется. Она сделала свой выбор и будет жить с Александром и Клэр.
Мэтти широко открыла глаза и воскликнула:
– Какой ужас, Джулия! Извини, я не знала.
Невозможно было говорить об этом, не касаясь Александра. Мэтти, конечно же, знала о Клэр, но лишь в самых общих чертах. И сейчас она спросила прямо:
– Что она собой представляет?
Джулия могла бы излить ей душу, сказать, что чувствует себя одинокой и что теперь у нее нет никакой цели в жизни. Но Мэтти казалась такой счастливой, что не хотелось раскрывать перед ней свое отчаяние. Впоследствии она пожалела об этой слабости.
– Она моего возраста или чуть-чуть моложе. По-своему хорошенькая, хотя и бесцветная, подходящая кандидатура для опекунства. Чуткая и надежная, не очень умная.
– Простофиля, – заметила Мэтти.
– Думаю, она сможет следить за школьной формой Лили. А Александр говорит, что для Лили лучше будет расти в Леди-Хилле. Ведь в ледихилльской деревне нет ни наркотиков, ни заменителей.
– Все равно жаль, – раздумчиво сказала Мэтти. – Тсс… Не надо, чтобы Митч слышал это. Что же ты будешь делать, Джулия?
– Думаю продать дом. Он слишком велик для меня, а за него дают хорошую цену. О Мэрилин не беспокойся. Я подыскала ей другую квартиру, а она такая прекрасная няня, что сможет быстро найти себе работу.
– Я не беспокоюсь о Мэрилин. Как не беспокоюсь ни о Рикки, ни о Сэме, ни о Фил. Ты помнишь ту ночь на дороге, когда мы с тобой, обнявшись, стояли в темноте и тревожились за их будущее? Нам следовало бы поберечь свои нервы для себя. И ты поступай так, Джулия.
Джулия улыбнулась, но почему-то в саду Коппинза воспоминание об их первых днях в Лондоне не сблизило как прежде.
– Как твой бизнес?
Джулия рассказала ей о Сьюки. Мэтти опять откинула голову на спинку шезлонга и засмеялась.
– А я люблю эти смешные чайники и пепельницы в виде унитаза. Я купила несколько штук тех и других.
– Мне кажется, я близка к тому, чтобы прекратить этим заниматься, – резко сказала Джулия.
Мэтти сделала круглые глаза.
– И что же ты будешь делать?
– Не знаю. Недавно Феликс спросил меня, не чувствую ли я себя слишком старой для «Чеснока и сапфиров». Я чувствую усталость. И больше всего я устала от себя.
– Это на тебя не похоже.
Они посмотрели друг на друга.
– Нет, – спокойно сказала Джулия. – Кажется, наступило время, когда я больше не могу быть сама собой.
Мэтти опять села, обхватив руками колени.
– Мы все еще друзья? – спросила она.
– Разумеется, – ответила Джулия.
Появился Митч и подтащил к ним свой рабочий стул. Они не могли уже говорить как прежде. Джулия поняла это. Ее подавляло чувство собственной незначительности.
Мэтти и Митч настаивали на том, чтобы она осталась на обед или, по крайней мере, выпила чаю перед отъездом, но Джулия отказалась. Перед тем как сесть в машину, она поцеловалась с четой Говортов, а затем они помахали ей руками, стоя рядышком на гравийной дорожке, пока она не скрылась из вида.
У Джулии не было причин спешить домой, но, оставшись одна, она испытала чувство облегчения.
«Наверно, я научилась быть независимой, – подумала она. – Проклятая свобода требует больших затрат. Или приходит тогда, когда понимаешь, что уже не хочешь ее». Ирония этого парадокса слишком болезненно действовала на душу, чтобы продолжать об этом думать.
На следующее утро Джулия занялась делами, связанными с продажей дома на канале. Через четыре дня у нее уже был покупатель, который предложил более высокую цену, чем назначил агент. Быстрота всех этих событий привела ее в замешательство, но инерция движения уже захватила ее. Очень быстро, едва удосужившись все осмотреть, Джулия сняла квартиру в Кэмден-Таун. Там было две спальни, на случай, если Лили захочет ее навестить. Джулия описала дочери ее спальню по телефону.
– Звучит заманчиво, – сказала Лили.
– У тебя все в порядке?
– Да, мама. Прекрасно. А как у тебя?
– Очень занята, вот и все.
Утрясти дела с бизнесом оказалось совсем не трудно. Джулия пригласила одну из самых опытных управляющих магазинами на обед и предложила ей попробовать взять на себя управление делом на какое-то время.
– Я возьмусь с удовольствием, – быстро согласилась эта дама. – Я уверена, что смогу справиться.
Джулия кивнула. Она уже полагалась на эту служащую и раньше, и всегда дела шли успешно.
Управляющая с любопытством посмотрела на Джулию.
– Но почему вы хотите передать это мне?
– Просто устала, – сказала Джулия.
В тот период, когда Джулия работала бок о бок со своей помощницей, передавая ей «Чеснок и сапфиры», ей пришлось окунуться в рутинные коммерческие дела, и она чувствовала себя так, как будто наблюдала за собой со стороны. Она сравнивала себя с заводной куклой.
Но в некоторые дни она выходила из состояния отрешенности. Это случилось, когда должна была приехать из Леди-Хилла Лили. И еще один раз, когда ей случилось побывать в новой школе, куда перешла ее дочь. Улица перед школой была запружена девочками в школьной форме зеленого цвета. Джулия сидела в машине, глядя, как они проходят мимо. Ей казалось, что дважды мелькнула среди них Лили. Потом она долго протирала глаза, чтобы убрать непрошеные слезы.
Покинуть дом на канале оказалось гораздо проще. Оставив себе большую часть мебели, чтобы обставить новую квартиру, остальную она распродала. Она даже собиралась продать свой турецкий ковер, но в последний момент свернула его и увезла с собой. Джулия закрыла дверь пустого дома в последний раз и ушла, не оглядываясь. Ей казалось, что так будет легче.
Белые стены в новой квартире были оставлены пустыми. Почему-то приятнее было смотреть на чистое свободное пространство.
К середине декабря, в преддверии рождественских праздников, Джулия уже знала, что магазины больше в ней не нуждаются и что она может заняться исключительно своим переездом. Однажды в конце дня она очистила свой рабочий стол и быстро со всеми попрощалась. Выйдя из офиса на морозный воздух, Джулия услышала звуки оркестра Армии Спасения, игравшего в конце улицы рождественский гимн. Она остановилась послушать, а затем высыпала содержимое своего кошелька в сумку сборов и направилась домой, в Кэмден-Таун, со все возрастающим чувством легкости. Глядя на себя со стороны, она подумала, какой она кажется маленькой в этой шумной толпе покупателей.
Она провела Рождество с Феликсом на Итон-сквер.
Он украсил свою высокую гостиную темным плющом и ветками голубой ели, напыленными серебром, как это обычно делал Джордж. Даже дерево, обвешанное серебряной мишурой и сверкавшее белым великолепием, было то же. Видя это, Джулия поняла, как сильно Феликс тоскует о своем партнере.
Они старались быть веселыми. Обменялись маленькими, тщательно выбранными подарками и выпили шампанского. Съели восхитительный рождественский обед, приготовленный Феликсом и поданный на китайском фарфоре. Вино наливали в хрустальные бокалы Джорджа. Уже давно Джулия не пила так много. Она сбросила туфли и уютно устроилась среди мягких диванных подушек, протянув стакан, чтобы Феликс наполнил ее бренди.
– Может, нам следовало бы пожениться, Феликс? Тебе не кажется, что мы могли бы быть счастливы вместе? – И хотя Джулия смеялась, говорила она вполне серьезно.
Он пересел поближе к ней и взял ее за руку. Джулия склонила голову ему на плечо, но от этого движения она расплескала бренди и вскрикнула.
– Ты считаешь, что мы могли бы сделать друг друга счастливыми? – повторил Феликс. – Не думаю. Во всяком случае, не так, как полагается.
Она засмеялась, а он поднял руку и погладил ее волосы, и эта неожиданная нежность глубоко тронула ее и смех неожиданно перешел в слезы.
– О, Феликс, дорогой, извини. Я плачу не от того, что ты не хочешь жениться на мне.
– Я знаю.
Он протянул ей носовой платок, слишком прекрасный, чтобы им можно было вытереть нос. Джулия фыркнула.
– Я собираюсь опять в Италию, – сказала она. – Ради общего блага, надеюсь. Я действительно не хочу здесь больше жить. Да и мне незачем это делать без Лили.
– Я буду очень скучать по тебе, – сказал Феликс.
Они прильнули друг к другу. Через несколько минут Джулия уснула. Спустя какое-то время она открыла глаза и заметила, что Феликс укрыл ее одеялом. Он привык ухаживать за ней, точно так же, как много лет назад, когда они с Мэтти потерпели крах после своих вылазок в Сохо.
– Я уже не могу пить так, как прежде, – простонала она, прикладывая руку ко лбу.
– Я рад слышать это, – отозвался Феликс, напуская на себя строгий вид.
Наконец приехала Лили на двухнедельные рождественские каникулы.
Казалось, она была в восторге от компактной квартирки в Кэмден-Таун.
– Она похожа на магазин, – заявила девочка. – А моя комната на каюту парохода.
Джулия очень нервничала перед ее приездом. Ей уже не надо было ходить на работу, и она не представляла, чем они буду вместе с Лили заполнять свое время. Она беспокоилась, что им не о чем будет говорить, что Лили еще больше отдалилась от нее, а возможно, даже стала похожей на Клэр.
Но Лили была все та же. Она распаковала свои вещи и разбросала их по всей квартире, включила магнитофон и обзвонила друзей. Джулии нравилась эта ее черта – принимать легко новые обстоятельства.
– Ты все еще моя дочь, – сказала Джулия.
Лили улыбнулась ей.
– А чего ты ожидала, мама?
Они проводили время вместе. Мысленно оглядываясь потом назад, Джулия считала, что это были самые счастливые дни, которые они когда-либо проводили вдвоем. Она брала Лили с собой за покупками, в театр и к Феликсу. Они навестили также Мэрилин на ее новой квартире и восхищались младенцем, за которым она присматривала.
– Ты была в точности такая, – сказала Джулия дочери. – Только теперь ты гораздо красивее.
Лили казалась удивленной и польщенной.
– В самом деле я стала лучше?
Джулия пригласила к себе друзей и приготовила праздничный обед. Она боялась, что уже утратила свои кулинарные навыки. И если Лили и удивилась, что друзья Джулии ни разу не были в Кэмден-Тауне, то благоразумно промолчала.
Но самым лучшим временем были дни, когда они оставались вдвоем. Казалось, что в эти моменты они лучше видят и понимают друг друга. Прежние сомнения оставили Джулию. В конце концов, она была матерью Лили. В самом этом факте заключалась великая истина. Возможно, она сможет воспользоваться ею, создавая фундамент новых отношений.
Лили стала терпеливой слушательницей. Джулия объяснила, почему она на время оставила «Чеснок и сапфиры» и продала их дом.
– Сейчас я не слишком забочусь о бизнесе. – При этом Лили кивнула с очень серьезным видом. – Он помог мне многое понять. Но я уделяла этому слишком много времени. Помнишь, ты как-то сказала мне об этом.
– Потому что я злилась. А вообще-то я гордилась этим, когда была маленькой. На тебя работало так много людей, а в магазинах продавались восхитительные вещи. Другие мамы просто пекут дома пироги.
Джулия подумала: «Наши перспективы все время меняются. В чем же истина? Не сбросить ли мне прямо сейчас груз своей вины, а тебе – твое чувство обиды?» Но вслух она сказала:
– А я никогда не умела хорошо печь. И теперь рада, что немного освободила руки от магазинных дел. – Она глубоко вздохнула. – Лили, я хочу кое о чем спросить тебя. Ты счастлива в Леди-Хилле с папой и Клэр?
Лили спокойно посмотрела на мать. Джулия сразу вспомнила ее прежний настороженный взгляд.
– Да, мама.
– Тогда почему ты возражаешь против того, чтобы я поехала жить в Италию?
– Туда, где ты была прежде?
– Да. В Монтебелле.
– Это очень далеко. Я буду скучать без тебя.
Джулия взяла ее руку, она была маленькая и теплая, с грязными ногтями. Ей так хотелось прижать ее к себе, но она сдержалась и выпустила руку дочери.
– Ты сможешь приезжать ко мне, когда только захочешь. Или я буду приезжать время от времени, когда буду нужна тебе. Я смогу добраться домой за один день. Но сейчас я хочу уехать.
– Ты была счастлива там?
– Да.
– Тогда поезжай, – сказала Лили. – Обо мне не беспокойся, все будет хорошо.
– Я знаю.
Таким образом они решили между собой этот вопрос. Джулия дала волю воображению и думала о замке с его железными койками, стоящими в тени крытой галереи, и старом заброшенном парке, спускающемся с горы вниз, к морю.
Когда каникулы Лили подошли к концу, Джулия, собрав все свое мужество, отвезла дочь обратно в Леди-Хилл. Дом казался застывшим в своем зимнем убранстве. Джулия почувствовала горячее учащенное дыхание Лили, девочка потянулась вперед, радостно улыбаясь при виде родного дома.
Александр и Клэр уже ждали их.
Все трое были очень вежливы друг с другом. Они выпили по стаканчику шерри, а потом вместе сидели за ланчем как дальние родственники, собравшиеся по случаю какого-нибудь семейного праздника и чувствующие себя не в своей тарелке. Внезапно Джулию все это стало раздражать. Ей захотелось немедленно уехать отсюда.
На Клэр был надет костюм для верховой езды, а волосы собраны сзади в хвост. Джулии она показались похожей на хомяка. Ей ужасно хотелось увидеть Мэтти, но она тут же вспомнила, что Мэтти в Коппинзе с Митчем. После ланча Клэр сказала, что ей нужно уйти. Джулия представила ее в цилиндре, рысью скачущей на лошади. Клэр пожала руку Джулии, не глядя на нее.
«Женщины, как спортсмены на скачках, – подумала Джулия с легким сарказмом. – Даже Мэтти и я. Разве что я больше не соревнуюсь. Я выбыла из соревнований». К ней опять вернулось приятное ощущение легкости. Она была свободна и готова к дальнему плаванию. Случайно она поймала взгляд Александра, наблюдавшего за ней.
Когда Клэр и Лили ушли, они взяли по чашке кофе и прошли в гостиную. На столике у окна стоял оловянный кувшин с ветками зимнего жасмина. Джулия представила, как Клэр идет в сад, чтобы нарезать цветов.
– Я собираюсь опять в Италию, – сказала она Александру.
Он ничего не ответил. Поставив чашку на стол, он стоял у окна, глядя в сад поверх золотистых шипов жасмина. Затем повернулся и подошел к Джулии. Он так близко стоял от нее, что она видела морщинки в уголках его глаз, особенно на скулах и возле ушей, и кое-где сверкнувшие в его светлых волосах серебряные нити. Края воротничка расстегнутой на груди рубашки обтрепались.
Джулия кивнула в ответ на свои мысли. Ее враждебность улетучилась. Александр положил руки ей на плечи, глядя в лицо. Их взгляды встретились, и она почувствовала легкость, которая распирала ее изнутри и обостряла зрение. Она вдруг увидела другого Александра и поняла, что все еще любит его. Гнев и горечь были ее дымовой завесой. Она надеялась, что достаточно прозрела, чтобы не позволить этим чувствам и дальше застилать ей глаза. По крайней мере, она разобралась в себе, и это уже было достижением. Сначала она покинула Александра из-за Леди-Хилла, потом из-за Клэр – не из-за Мэтти, потому что Мэтти никогда по-настоящему не предавала ее, хотя гнев и ревность терзали ее и тогда. И Джулия наконец смогла смириться с тем, что утратила, только бы Александр был счастлив.
– Мы остались друзьями? – спросил он ее. Вопрос был полуиронический, так как Александр всегда уснащал правду легкой иронией.
«Не менее чем друзья, – подумала она, – но и не более того. По крайней мере сейчас».
– Конечно.
Он обнял ее. Гладя волосы Джулии, он прижал ее голову к своему плечу, и она не сопротивлялась. Это было совсем другое объятие, чем с Феликсом.
Стоя так, неподвижно, с закрытыми глазами, она давала указания, как найти ее в Монтебелле, если Лили захочет навестить ее. А затем, так как у нее не было больше оснований задерживаться, она отстранилась от него.
– С Лили все будет в порядке, не беспокойся, – заверил ее Александр.
– Да. Спасибо тебе. Ей будет полезно приехать ко мне в Италию, – добавила она. – Она сможет выучить язык. – Они улыбнулись друг другу, разделяя общую гордость дочерью.
«Я ее мать, а Александр ее отец. Эта истина так проста».
А потом опять, в который раз, наступило время уезжать. Александр стоял, обняв Лили за плечи, но она рванулась и подбежала к матери. Джулия обняла ее и отпустила. Щемящая тоска болью отозвалась в ее груди. Она вспомнила собственную мать, и смутное намерение в этот момент вылилось в твердое решение.
– Когда ты уезжаешь? – спросил Александр.
– Почти сразу же. Заеду только к Бетти по одному делу.
И вот она опять в пути, уносится прочь от квадратного фасада Леди-Хилла.
– Будьте все счастливы, – пожелала она им на прощание.
– Я скоро приеду к тебе! – крикнула ей вслед Лили, затем по-итальянски добавила: – Счастливого пути!
Джулия улыбалась, заворачивая за угол под оголенными ветвями тисовых деревьев. «Счастливого пути». Должно быть, девочка вычитала это в какой-нибудь книге.
Александр и Лили стояли, глядя вслед уносящемуся автомобилю, пока он не скрылся из вида. А затем вернулись в дом через каменную арку.
– Ты будешь скучать по ней? – неожиданно спросила Лили.
– Я и прежде скучал по ней, – ответил Александр. – И кажется, буду скучать всегда. Я не встречал человека, похожего на твою мать, Лили. Второй такой нет.
Вернон сидел в своей обычной позе в кресле перед экраном телевизора. Он улыбнулся Джулии и тут же переключил внимание на любимую передачу. Ей показалось, что он даже не сообразил, кто она.
Единственным местом для беседы с Бетти была кухня. Джулия присела к столу, на который Бетти поставила для нее чашку чая. Бетти вытирала кухонную доску. Уже порядком стершаяся поверхность ярко блестела.
– И охота тебе жить с этими иностранцами? – спросила Бетти.
– Это я буду иностранкой, – поправила ее Джулия.
– Мне будет тоскливо без Лили.
Джулия почувствовала себя виноватой. За время каникул Лили они только один раз навестили Бетти и то мимоходом. Но в голосе Бетти не было обиды. Она продолжала методично вытирать доску, время от времени поглядывая поверх короткой оконной занавески на дома через дорогу.
– Я попрошу Александра привозить ее к тебе почаще.
– Но это смешно, чтобы мужчина воспитывал молоденькую девушку.
– Клэр будет помогать ему.
Но Бетти покачала головой с таким видом, как будто и не надеялась, что кто-нибудь может понять подобную странность.
– Я хочу кое о чем спросить тебя, – начала Джулия. – И уже давно собиралась сделать это. Я хочу попытаться найти мою мать.
Бетти даже не повернула головы. Джулия не была уверена, что она расслышала ее слова, так как продолжала в том же темпе тереть доску.
– Всякий раз, когда я расстаюсь с Лили, я думаю о ней, – продолжала Джулия, зная, что ей следует делать теперь, когда она уже начала говорить. – Я хотела бы знать, что чувствовала моя мать, когда бросила меня. Пытаюсь представить, что она чувствует сейчас. Я тебе уже говорила это, помнишь? Просто хочу знать. Особенно мне нужно знать это теперь… когда Лили уехала жить к своему отцу. Это не значит, что я не считаю тебя своей матерью. Ты моя мать и всегда ею останешься.
Она не упомянула о своих юношеских мечтах, которые одолевали ее, о случившейся трагедии, о праздновании Рождества в аристократическом семействе в атмосфере Викторианской эпохи, которое четко запечатлелось в памяти брошенной маленькой девочки. Все это прошло, но сильное инстинктивное притяжение, которое она чувствовала к незнакомой женщине, осталось. И с каждым днем становилась все сильнее.
Бетти не шевельнулась. Джулия поднялась, подошла к ней и обняла за талию.
– Ну пожалуйста, – тихо попросила она. – Ведь ты же должна что-нибудь знать.
Бетти резко повернулась и вышла из комнаты. Джулия в растерянности ждала. Из соседней комнаты неслись какофонические звуки программы Вернона. И тут она услышала шаги Бетти.
– Слишком громко, папочка, – сказала она. Звук слегка уменьшился. Бетти вернулась на кухню с плоской коробкой типа старомодных ящиков для бумаг. Джулия никогда не видела ее раньше. Вероятно, она много лет пролежала среди прочих семейных реликвий в буфете. Бетти отперла этот ящик и протянула Джулии тщательно сложенный лист бумаги.
