Текст книги "Полицейская история"

Автор книги: Роже Борниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

28

8 июня загорелый и элегантный, в бежевом габардиновом костюме Полледри возвращается из Альби в Париж. Его страх исчез. Несколько дней, проведенных в обществе Анриетты, окончательно вылечили его. Накануне ему позвонил Эмиль:

– Как дела, старина? Отдыхаешь?

Приветливый тон Бюиссона окончательно успокоил Полледри, и он даже осмелился пошутить:

– Только с француженкой можно забыть о всех неприятностях.

– Хорошо, – сказал Бюиссон, – только не растрачивай в алькове всю свою энергию. Она еще пригодится. Есть интересное дело. Возвращайся.

– Когда? – спросил Полледри счастливым, но несколько недоверчивым тоном.

– Послезавтра я приглашаю тебя и Жанно на ужин в «Брестскую таверну»[12]12
  Брест – город на западе Франции.


[Закрыть]. Восемь часов тебя устраивает? Ты знаешь, где это?

– Да, знаю. Я буду в восемь. Чао.

Полледри прибывает на вокзал Аустерлиц в семь часов. Погода была великолепной, и на улицах было много загорелых девушек в летних платьях. Радуясь жизни, Итальянец решает отправиться на свидание пешком, но затем передумывает: в такую жару он быстро вспотеет и натрет себе ноги в новых туфлях. Он находит телефонную будку и звонит своей приятельнице, работающей на тротуаре возле Ла-Мадлен**, и предлагает ей закончить вечер вместе. Он зайдет за ней около полуночи. После этого Полледри останавливает такси и называет шоферу адрес ресторана, где его ждет Мсье Эмиль.

Он входит в зал на четверть часа раньше, но Бюиссон и Орсетти уже сидят там, за стойкой бара. Заметив его, мужчины спускаются с табуретов и идут к нему навстречу. Орсетти искренне рад возвращению друга и бывшего сокамерника. Он обнимает его и хлопает ладонью по спине с чисто корсиканским радушием, затем ему энергично пожимает руку улыбающийся Бюиссон.

– Рад видеть тебя, Итальянец, – говорит он, – ты в полном порядке.

Полледри готов прослезиться от счастья. До чего же он рад встрече с друзьями! Его тревога улетучилась, и сердце эткрыто для дружбы.

– Как Анриетта? – спрашивает Бюиссон, увлекая его к стойке бара.

– Прекрасно, не считая того, что ее очень расстроил мой внезапный отъезд, но что поделаешь? Работа есть работа. А ты как, Эмиль? Как у тебя на любовном фронте?

– О, у меня сейчас очень милая подружка из Бретани, – отвечает Бюиссон, который обычно бывает очень сдержан в отношении своей интимной жизни. – Я тебе ее как-нибудь представлю.

– Двадцатилетняя красотка, принесшая свою молодость в жертву старику, – шутит Орсетти.

Мужчины весело смеются, осушают фужеры с шампанским, заказывают следующие и непринужденно беседуют.

* * *

Перебравшись в укромный угол зала и заказав ужин, Бюиссон переходит к делу.

– У меня есть один план, – говорит он, – если он удастся, то можно будет спокойно отойти от дел и жить беззаботно до конца дней.

Он умолкает, так как к столу подходит официантка и подает курицу с рисом. Когда она удаляется, он продолжает:

– Нам потребуются люди, но пусть вас это не смущает: в накладе никто не останется. Я связался с Жирье и Жаком Верандо.

– Черт! – восклицает Полледри. – Речь идет о Банке Франции?

– Почти, – улыбаясь отвечает Эмиль. – Речь идет о Лионском кредитном банке, а точнее – о бронированном фургоне, в котором перевозится большая сумма денег. Жирье познакомился в кафе, неподалеку от банка, с двумя инкассаторами, расхваливавшими патрону систему безопасности нового фургона. Жирье сказал, что не верит им, и тогда они пригласили его к себе, чтобы продемонстрировать работу системы на месте. Пока нам не хватает еще нескольких деталей, но как только все будет уточнено, сразу переходим к действию. Я думаю, что это будет не позднее чем послезавтра.

– А полиция? – спрашивает Полледри.

– Можно не волноваться, – заверяет его Орсетти. – Вчера вечером я был в «Двух ступенях» и видел их там в полном сборе. Уверяю вас, что префектура полиции и Национальная безопасность потеряли оба следа: и Бюиссона, и Жирье.

Подошла официантка, и пока она убирала тарелки, мужчины молчали.

– Остается решить еще один вопрос, – говорит Бюиссон, заказав следующее блюдо. – Ты должен что-нибудь сделать для жены Пуассонье, как только получишь свою долю.

– Все что угодно, Эмиль! – поспешно заверяет Полледри, у которого при упоминании имени друга все внутри сжимается.

– Хорошо, Итальянец, – говорит Бюиссон, довольный произведенным эффектом. – Хорошо, ты возместишь этой несчастной женщине ущерб за свою… неловкость.

– Разумеется, Эмиль, разумеется. За глупость надо расплачиваться.

– Хорошо. У тебя есть немного денег при себе?

Полледри молча сует руку в карман пиджака, достает бумажник и вынимает из него банкноты.

– Сколько? – спрашивает Бюиссон.

– Почти двести тысяч.

– Хорошо, дай мне сто девяносто, я передам их завтра вдове. Оставь себе на вечер десять тысяч.

– Спасибо, Эмиль, – вздыхает Полледри, – но если понадобится еще, скажи мне.

Бюиссон отрицательно мотает головой:

– Нет, этого хватит, сумма вполне значительная. Глупость стоит дорого.

Они переходят к сыру. Осушив две бутылки бордо, они разомлели. Неожиданно Полледри спрашивает:

– А сколько мы можем заработать?

– Около тридцати миллионов каждый, причем в старых купюрах, одним словом, все преимущества. Правда, надо будет выделить долю Матье Нантийцу, но это немного.

– Тридцать миллионов! – мечтательно повторяет Полледри.

– Что ты с ними сделаешь? – спрашивает Орсетти.

– Не знаю, – говорит Полледри. – Может быть, мы с Анриеттой купим ферму, где-нибудь далеко… Стану крестьянином…

– И заведешь детей? – спрашивает Бюиссон.

– Нет, детей не надо. С ними слишком много хлопот.

* * *

Оплатив счет, Эмиль присоединяется на улице к друзьям.

– Куда идем? – спрашивает Орсетти, которому хочется продолжать кутить.

Бюиссон равнодушно пожимает плечами и смотрит на часы:

– Почти десять. Пройдемся немного пешком, а потом, если хотите, зайдем в бар на Елисейских Полях.

– У меня в полночь свидание, – предупреждает Полледри, – она работает на тротуаре, возле Ла-Мадлен.

– Стоящая?

– Еще бы! Профессионалка высшего класса.

– Но ты ведь можешь выпить с нами рюмочку? – спрашивает Орсетти, немного завидуя успехам приятеля.

– Хорошо, но я зайду только на пять минут.

Трое мужчин пересекают улицу Сен-Доминик и доходят до угла проезда Ландрье, в который сворачивает Бюиссон.

– Куда мы идем, Эмиль? – спрашивает удивленный Орсетти.

– На другом конце, на улице Юниверсите, один мой приятель содержит пикантное кабаре…

– Странно. В таком изысканном квартале?

– А почему бы и нет? Буржуа тоже люди: они пьют, танцуют, любят… Поскольку у Полледри мало времени, заглянем для начала туда, а затем продолжим без него…

Бюиссон спокойно ныряет в проезд; друзья следуют за ним.

* * *

Пройдя сто метров, они слышат позади автомобильный гудок, требующий освободить проезд. Орсетти поднимается на тротуар с правой стороны, Бюиссон хватает рукой Полледри и увлекает его на узкий тротуар слева. Машина уже почти поравнялась с ними.

Внезапно Бюиссон с чудовищной силой толкает Полледри вперед, и через секунду в его руке блестит кольт. Раздается выстрел. Тело Полледри тяжело оседает на тротуар. Стоя перед своей жертвой с вытянутой рукой, Бюиссон делает еще пять выстрелов. В обойме остается последняя пуля. Бюиссон не спеша наклоняется над трупом, переворачивает его на спину, нащупывает окровавленный рот, открывает его, вытягивает наружу язык Итальянца и снова стреляет.

– Мразь, – цедит Бюиссон сквозь зубы. – Больше ты не сможешь уже проворачивать дела на стороне без меня.

Он с яростью смотрит на кусок языка, прилипший к его пальцам, взмахивает рукой и стряхивает его на середину улицы. После этого он прячет оружие за пояс и садится в машину Жака Верандо, которая тотчас же отъезжает.

29

На следующий день, читая «Фигаро», Бюиссон с ужасом узнает, что Полледри с шестью пулями в теле был еще жив, когда дежурная полицейская машина перевезла его в госпиталь Бусико. Итальянцу оставалось жить еще два часа, показавшихся ему вечностью из-за неимоверных страданий. Перед смертью он открыл глаза и увидел перед собою лица двух полицейских, просивших его назвать имя убийцы. Но Полледри не мог говорить: его язык остался в проезде Ландрье.

На опознание его трупа у меня уходит не больше пяти минут. Протокол поручено вести Муссе, секретарю уголовной бригады. Он еще более тщеславен, чем я, и обожает видеть свое имя напечатанным в газетах. Я решаю воспользоваться его слабостью к дешевой популярности и звоню ему по телефону:

– Алло? Офицер полиции Муссе?

– Да.

– Это Робиш, репортер из «Вест-Франс».

– Очень приятно. Как ваши дела?

– Спасибо, прекрасно. Я звоню вам из Ренна. Я хотел бы уточнить кое-какие детали, относящиеся к сведению счетов в проезде Ландрье.

– Да, пожалуйста. Надеюсь, вы не забудете упомянуть обо мне…

– Разумеется.

– Очередной жертвой стал некий Полледри, Дезире Полледри, итальянец, бежавший с каторги, с острова Ре и разыскиваемый полицией за участие в вооруженном ограблении. Документы, обнаруженные при нем, оказались фальшивыми, выданными на имя Люсьена Сульти. Однако я моментально опознал его по отпечаткам пальцев.

Он выдерживает короткую паузу в ожидании моих поздравлений, и я не разочаровываю его:

– Браво! А кто его убил?

– Этого пока мы еще не знаем. Мой коллега инспектор Куршан только начал расследование. Очевидно, что речь идет о сведении счетов между бандитами, а значит, скорого результата ждать не приходится. Однако скажу между нами, что к этому вполне может быть причастен небезызвестный Эмиль Бюиссон. Надеюсь, вы помните об убийстве в автомобиле Мориса Ива? Я тогда долго допрашивал Шарме, и он сказал мне, что в тот день Бюиссон чуть не убил Полледри. Это все, что я могу вам сказать сегодня, но прошу ничего не писать о Бюиссоне, чтобы информацией не воспользовались наши конкуренты из Национальной безопасности.

– Хорошо, – лицемерно говорю я. – А это правда, что Бюиссоном занимается Борниш?

– Борниш! – с раздражением говорит мой собеседник. – Если он думает, что Бюиссона можно поймать на удочку, он ошибается. Бюиссон не станет размениваться по мелочам.

– Спасибо, господин инспектор!

Я вешаю трубку. По крайней мере теперь о двух вещах я знаю наверняка: об идентификации Полледри и оценке моих умственных способностей.

Мне остается только доказать коллегам из ПП, что я не такой дурак, как они думают.

* * *

Чем больше я на него смотрю, тем больше убеждаюсь в том, что он является стопроцентным двойником Пьера Дака. Тот же лысый череп, те же блестящие глаза, та же плотная комплекция. Дивизионный комиссар Поль Берлиа отвечает в Национальной безопасности за радиоэлектронную связь, а иначе говоря, за прослушивание телефонных переговоров.

В настоящий момент он читает вслух лаконичный запрос, составленный мной по приказанию Толстого:

«Ваш постоянный корреспондент просит вас подключить к абоненту Ришелье, 93… Прослушивание будет обеспечивать сотрудник моей службы. Подпись: Биже, директор судебной полиции».

Комиссар Берлиа переводит глаза на меня, потирая свой подбородок здоровой рукой.

– Это вы Борниш?

– Да, мсье. А может быть, Идуан или Пуаре…

– Гм… Пуаре?

– Он, разумеется, не гений, – говорю я, – но он вполне способен записать то, что слышит.

Берлиа демонстрирует свой скептицизм пожатием плеч, после чего поворачивается к стенным дощечкам, на которых установлены записывающие устройства.

– У него ничего не выйдет, если он будет слушать разговоры напрямую. Ваши сообщения, Борниш, будут записываться на магнитофонную ленту, я предоставлю в ваше распоряжение диктофон, чтобы вы могли спокойно прослушивать их в кабинете. Будете приходить за ними каждое утро. Вас это устраивает?

– Спасибо, господин дивизионный комиссар.

Берлиа протягивает мне ключ, благодаря которому я смогу пройти отсюда прямо в здание судебной полиции, чтобы не делать крюка по двору с кассетами в руках.

Я озираюсь по сторонам и вижу повсюду бесконечные электрические провода, измерительные приборы и прочую технику.

Инспектор в синем халате, которого я сначала принял за механика, предлагает мне сигарету и представляется:

– Дюран. Хочешь знать, как функционируют эти приборы?

– Право же…

Дюран объясняет мне, каким образом Национальная безопасность может подключиться к любой линии абонента, соединенной с центральной телефонной сетью. Благодаря простому ответвлению линии.

– Приходи завтра, – говорит он, – мы уже все подготовим.

* * *

На следующий день, надев на голову наушники, я смотрю на восковую бобину, вращающуюся под иглой диктофона, стоящего на моем столе. Идуан и особенно Пуаре, не веря своим глазам, поддерживают меня морально.

Прослушав множество бесполезной информации, поступающей по телефону в «Фаворит», я нападаю наконец на нечто стоящее.

– Матье? Привет, это Рене. Ты мне звонил?

От волнения я хватаю за руку Идуана, прильнувшего ухом к радионаушникам.

– Да. Нужно увидеться. Завтра сможешь?

– В котором часу?

– В семь тебя устроит? В баре «Терминус», у Венсеннских ворот, довольно спокойное место.

– Хорошо.

Я поворачиваюсь к Пуаре, почесывающему ногу:

– Послушай, приятель, окажи мне услугу. Вместо того чтобы чесать экзему, сбегай к своему дружку Тюйа, посиди в архиве и наведи справки о Матье Робийяре, а также о друзьях Жирье: Верандо и Жиральди. Узнай также имена осведомителей уголовной бригады.

– Понятно, Борниш.

– Встретимся завтра в семь часов вечера в «Терминусе». Возражения есть?

– Слушаюсь, шеф, – бросает с порога Идуан, уже переодевшийся в костюм соблазнителя.

За ужином я рассказываю Марлизе о планах на завтрашний вечер и надежде, которую возлагаю на это предприятие.

– Хорошо, – говорит она, – по велению долга я пойду с тобой. Это все-таки лучше, чем сидеть дома одной и слушать радио.

30

Я люблю мечтать. Это отвлекает меня от реальности и к тому же ничего не стоит. Сидя в машине Крокбуа между Марлизой и Идуаном, я мечтаю о том, что в скором времени возьму верх над Бюиссоном, над Жирье, над Кло и Куршаном.

У меня есть все преимущества перед моими коллегами из ПП. Пока они разыскивают Жирье, я арестую его, и это позволит мне наконец осуществить свою мечту и стать старшим инспектором. А если я не арестую его, а дам ему уйти и он выведет меня на Бюиссона, то у меня будет двойной успех и я смогу рассчитывать на звание комиссара.

Я продолжаю мечтать: кто знает, не направится ли Жирье после своего свидания в «Терминус» прямо к Бюиссону? Кто знает, может быть, Жирье придет в «Терминус» с Бюиссоном?

В салоне машины очень жарко. У сидящего впереди Пуаре капли пота стекают по розовым щекам. Он храпит.

Мы остановились на бульваре Суль, напротив Венсеннских ворот, что позволяет нам держать в поле зрения оба выхода из кафе «Терминус», расположенного на бульваре Даву. Сейчас шесть часов вечера; через час мы определимся.

У меня непостоянный характер и быстро сменяющееся настроение: от безудержного оптимизма до самого мрачного пессимизма.

Вот и сейчас моя безмятежная мечтательность сменяется сильной тревогой. В телефонном разговоре речь шла о Рене и Матье, но какие у меня есть доказательства, что это будут Рене Жирье и Матье Робийяр? Я бурчу себе под нос:

– Может быть, это и не они.

Идуан, любующийся своими новыми кожаными сапогами, поворачивает ко мне голову:

– Ты уже говоришь сам с собой?

Я делюсь с ним своими сомнениями, но Марлиза философски изрекает:

– Скоро сам увидишь.

Пуаре продолжает храпеть, опустив подбородок на грудь, абсолютно безучастный к состоянию моей души. На этот раз, чтобы не привлекать внимания и оставаться незамеченным, он вырядился в спецовку маляра. Он действительно превзошел самого себя, захватив даже ведро, из которого торчат две кисти. В таком виде он отправится в нужный момент в «Терминус» выпить стакан вина и, не привлекая внимания, выяснит, что там происходит, а потом сообщит нам. Что же касается меня и Марлизы, то больше всего мы должны избегать встречи с Матье Робийяром, владельцем бара «Фаворит».

* * *

Время тянется слишком медленно. Без двадцати семь Идуан толкает меня локтем:

– Смотри!

Марлиза, Крокбуа и я одновременно поворачиваем головы в сторону «Терминуса». Пуаре широко раскрывает глаза, бормоча нечленораздельные звуки и не понимая, где он находится.

– Не туда, – говорит Идуан, – налево, сзади нас! Только не поворачивайтесь все сразу.

Но любопытство одерживает верх над осторожностью. Я поворачиваю голову, и мое сердце начинает бешено колотиться в груди: в десяти метрах от нас Рене Жирье спокойно переходит улицу. Я вижу его профиль, светлые волнистые волосы и очки в тонкой оправе. Под синим элегантным костюмом угадывается крепкое мускулистое тело.

– Красивый парень, – с восторгом шепчет Марлиза, – он совсем не похож на гангстера: у него тонкое лицо, интеллигентное лицо. Я приняла бы его скорее за инженера.

– Будем брать? – спрашивает Пуаре, собираясь открыть дверцу.

Искушение действительно велико. Вот он, Жирье, один, беззащитный, остановившейся посередине шоссе в ожидании, когда проедут автомобили. Он достает из кармана портсигар, вынимает из него сигарету и прикуривает ее со спокойствием человека с чистой совестью.

– Так мы его берем или нет? – повторяет с нетерпением Пуаре.

– Нет. Сначала посмотрим, что он будет делать.

– А, черт! – возмущается Пуаре. – Вас не поймешь… То ночи напролет стережете их, а когда находите, даете уйти. Ну что ж, мой дорогой Борниш, скажу тебе откровенно: я человек небогатый, но я охотно отдал бы тысячу франков, чтобы ПП увело его у нас из-под носа.

Загорелся красный светофор, и движение замерло. Жирье небрежной походкой переходит улицу и входит в кафе «Терминус». Я вижу, как его высокий силуэт удаляется за стеклом и скрывается в зале с правой стороны. Я смотрю на часы: без пятнадцати семь.

* * *

По мере того как время приближается к семи, мое напряжение возрастает, и я начинаю сожалеть о том, что не поставил в известность Толстого. В случае удачи нам пришлось бы разделить успех, а для чиновника это единственный способ сделать карьеру.

Кроме того, я знаю образ мыслей Толстого. Он не отличается деликатностью и постоянно повторяет мне: «Лучше держать, чем бежать». Я держу Жирье, но я не держу Бюиссона. Если первый не встретится со вторым и вдобавок его арестует ПП, я буду опозорен навеки.

После побега красавца Рене Толстый почти не вспоминал о Бюиссоне. Ему достаточно было одного Жирье. Мне кажется, что я рискую надолго еще остаться простым инспектором полиции. Голос Марлизы выводит меня из раздумий:

– Дорогой, приехал Матье, и он не один.

Движение мешает мне разглядеть машину, но вскоре я вижу, как Матье в свою очередь входит в «Терминус», сопровождаемый невысоким брюнетом.

– Черт, а кто это с ним?

Я хватаю с колен Идуана бинокль, но, пока я его настраиваю, маленький человек скрывается в кафе.

– Клянусь, это Бюиссон, – говорит Пуаре. – На этот раз нельзя упустить его. Я войду в кафе с одной стороны, а вы – с другой. Я подойду к Бюиссону и опрокину ему на голову ведро с краской, а вы возьмете под прицел двух других. Идет?

– Минутку, – говорю я. – Сначала надо удостовериться, что это действительно Бюиссон и что их там только трое. На разведку пойдет Идуан, а потом доложит нам обстановку. Меня и Марлизу знает Матье, мы останемся здесь, ты тоже пока побудешь здесь в качестве подкрепления.

– Разумеется, я всегда на последних ролях. Если я вам не нужен, то зачем вы взяли меня с собой? Мне это надоело, я ухожу.

И не успел я ему ответить, как он уже открыл дверцу машины и зашагал в сторону площади Нации, держа в руке яедро с краской. Я прошу Крокбуа вернуть его. Идуан в этот момент входит в кафе «Терминус». Десять минут спустя он возвращается назад.

– Они втроем сидят за столиком в глубине зала, – сообщает он. – Но маленький брюнет не Бюиссон. Он говорит с сильным корсиканским акцентом, и, по-моему, это Жиральди.

– Почему ты так думаешь?

– Проходя мимо них в туалет, я услышал, как Жирье называет его Марком. А где Пуаре?

– Он ушел, идиот. Крокбуа выбежал за ним, чтобы вернуть его, но опоздал. Его след уже простыл. Должно быть, он зашел в какое-нибудь кафе.

– Только бы он не наделал глупостей, – говорит Крокбуа, причесываясь перед зеркалом машины.

* * *

В двадцать часов Жирье, Робийяр и Марк выходят из «Терминуса» и, продолжая разговаривать, не спеша подходят к «БМВ». Матье открывает правую дверцу. Марк садится на заднее сиденье, а Жирье – на переднее, рядом с Матье, садящимся за руль. «БМВ» трогается с места.

– Мы в нокауте, – говорит Крокбуа, – они едут в сторону Троянской колонны, и я не смогу их догнать.

В отчаянии он поворачивает налево, перерезая дорогу встречным автомобилям, и мы выруливаем к площади Нации, когда загорается красный свет.

– Жми! – кричу я.

«БМВ» мчится впереди нас. Проехав метров двести, она несется на красный свет. Когда мы подъезжаем в свою очередь к светофору, нам перерезают путь машины, едущие в поперечном направлении. Крокбуа пытается прорваться, но пронзительный свисток полицейского заставляет его остановиться. Полицейский с перекошенным от ярости лицом подходит к нам. Создается пробка.

Приспустив стекло, я протягиваю ему удостоверение.

– Мы сидим на хвосте, – кричит Крокбуа.

Регулировщик властным жестом останавливает правый поток, и Крокбуа жмет на газ. Мы берем направление на Венсеннский замок, однако нам снова преграждает путь красный свет светофора. Когда мы подъезжаем к замку, «БМВ» и след простыл.

Я чувствую себя сломленным. Почему я не послушал Пуаре? Порой глупцы дают очень мудрые советы, важно лишь понять, в какой момент нужно их слушать.

* * *

– Что будем делать? – спрашивает Крокбуа.

У меня даже нет сил ответить ему.

Марлиза молча гладит мою руку, пытаясь утешить. Слава Богу, что можно еще продолжать прослушивание. А если поехать туда сейчас?

– Едем в Дом, – говорю я Крокбуа.

– В такое время?

– А почему бы и нет?

– Высади меня у Венсеннских ворот, – просит Идуан. – Мне оттуда недалеко до дома. Я устал от твоих выкрутасов.

В кабинете меня ждало новое разочарование: ничего интересного в записях не оказалось, и я со вздохом кладу наушники на стол. Марлиза отрывает глаза от газеты и говорит:

– Роже, уже половина десятого, где мы теперь поедим: все уже закрыто?

– Мне все равно, я не голоден.

– Зато я голодна! – кричит она.

И в этот момент звонит телефон. Я снимаю трубку и узнаю голос Пуаре:

– Давай, старина, жми на всех парусах в Бри-сюр-Марн, они все здесь.

– Что?

– Да. Потом все расскажу. Я стою на набережной Адриана Мантьенна, на берегу Марны. Возьми деньги, так как мне нечем расплатиться с таксистом. Я жду тебя в кафе, у Потье, это номер двести десять.

Я лихорадочно набираю номер гаража, чтобы вызвать дежурную машину, но мне отвечает голос Крокбуа.

– Ты еще там? – спрашиваю я.

– Я ухожу.

– Теперь не выйдет, есть новости. Жду тебя у дома номер одиннадцать.

Быстро спустившись вниз на лифте, я запрыгиваю в машину Крокбуа, называя ему адрес. «Ситроен» пересекает Венсеннский лес, Ножан, Ле Перре, и вот мы в Бри-сюр-Марн. Проехав еще немного, мы выезжаем к набережной, и Крокбуа останавливается перед кафе. Пуаре сидит за столиком в обществе таксиста. Заметив меня, он встает и идет мне навстречу.

– Семьсот франков, – говорит он, – не считая аперитива.

Я расплачиваюсь с таксистом, и тот, допив стакан, выходит из кафе. Пуаре объясняет мне:

– Когда я ушел от вас, мне страшно захотелось справить нужду, а потом я решил вернуться назад. Я увидел, как тройка вышла из кафе и села в «БМВ». Я остановил такси и попросил шофера не упускать их из вида, сказав, что выслеживаю любовника жены. Шофер оказался парень не промах, и вот я здесь.

– А дальше?

– Дальше, старик, они остановились перед домом номер двести двадцать четыре и отправились ужинать в «Птичью харчевню». Неплохое название для кабака, где едят фазанов и рябчиков?

Я пожимаю плечами.

– И они все еще там?

– Десять минут назад они были там. Это рядом, пойдем.

Мы идем вдоль набережной и вскоре останавливаемся перед рестораном, огни которого освещают берег Марны. В окно я вижу Жирье и обоих его компаньонов. «БМВ» стоит на набережной. Я говорю Пуаре:

– Беги к машине и попроси Марлизу подойти сюда.

Около часа мы сидим с Марлизой на траве неподалеку от харчевни, свесив ноги над водой. Наконец около полуночи тройка выходит из ресторана на улицу. Я слышу, как Жирье прощается с друзьями, после чего снова исчезает в харчевне.

«БМВ» разворачивается и удаляется в направлении Парижа. Я пытаюсь угадать, на каком этаже живет Жирье. Несколько минут спустя в одном из окон второго этажа загорается свет, и я вижу мужской силуэт: это Жирье.

Завтра Толстый будет доволен.